Текст книги "Обрученная с Розой"

Майсгрейв слегка побледнел.

– Конечно, все мы редкостные трусы по сравнению с вами, сэр храбрец. Что ж, явите нам пример мужества – ступайте сейчас за дверь и проведите пару часов на страже. Насколько я припоминаю, вам еще не приходилось исполнять эту обязанность.

Анна заколебалась. По правде сказать, этот сумрачный замок внушал страх, и ей вовсе не улыбалось оказаться в полном одиночестве в его темных переходах. Однако отступать было поздно. Майсгрейв оставался непоколебим. Молчаливым кивком он указал ей на дверь. Под насмешливыми взглядами ратников девушка нехотя поплелась к выходу.

По темным коридорам гуляли пронизывающие сквозняки. Тьма стояла как в преисподней. В соседней башне глухо ухал филин, доносилось тихое попискивание мышей. Анна опустилась на корточки. Ей было холодно, страшно и хотелось вернуться в освещенную светом очага дымную комнату, где готовились ко сну ее спутники.

«Что, если появится привидение? – сложив пальцы крестом, холодела от страха девушка. – В таких старинных крепостях наверняка обитают целые полчища призраков. Однако лучше уж призрак, чем Шенли-младший. Будь у меня такой родственничек, я прятала бы его в самой дальней башне. Но сэр Мармадьюк явно гордится им. Выставляя напоказ его безумие и безобразие, он словно стремится бросить вызов здоровым и красивым людям, которых не терпит! И все оттого, что зло вошло в его плоть и кровь. Несчастная леди Шенли! Каково ей жить с таким супругом, если с ним вообще возможно жить?..»

Анна вспомнила долетевший из глубины замка женский крик, слепца на цепи, который как будто пытался предупредить их о чем-то. Что здесь происходит?

Девушка внимательно вглядывалась в плотный сумрак. Глаза ее свыклись с темнотой, и она отчетливо различала сводчатый проход. Порой до ее слуха доносились какие-то шорохи, и тогда она крепче сжимала рукоять кинжала. Чтобы немного приободриться, она несколько раз с воодушевлением прочла шепотом «Pater noster»[52]52
  «Отче наш» (лат.).


[Закрыть].

Филин все кричал в соседней башне. Анна только начала было успокаиваться, как в проеме бокового прохода мелькнул слабый свет. Девушка медленно поднялась. Свет приближался, послышались осторожные шаркающие шаги. Анна прижалась к стене и выхватила кинжал. Ее сердце билось тяжелыми толчками, и ей казалось, что его стук выдает ее. Вот свет уже стал виден у самой ниши двери, за которой находились люди Майсгрейва.

Наконец девушка различила крепкую фигуру и бородатое лицо Адама – прислужника, который присматривал за слабоумным братом барона. Он осторожно продвигался вперед, держа в руке масляную лампу, в которой трепетало слабое пламя. Дойдя до поворота, Адам оглянулся и помедлил минуту, словно желая удостовериться, что за ним никто не следует. Пламя слепило его, и он не видел притаившуюся в нише Анну. Когда он был уже совсем близко, девушка сделала стремительный шаг вперед.

– Еще одно движение, и тебе конец! – Прямо в лицо прислужнику смотрело длинное узкое лезвие.

Адам вздрогнул от неожиданности, а затем немного поднял лампу, осветив паренька.

– Не надо шуметь, господин, – глухо произнес он. – Никто не должен знать, что я здесь.

– Чего ты хочешь?

– Тише, тише… Мне нужно поговорить с сэром рыцарем.

Видя, что паж не двигается с места и взгляд его недоверчив, он пробормотал:

– Страшное преступление совершается в этих стенах. Барон задумал уморить свою жену голодом.

– Что?

Анна не поверила собственным ушам.

– Да-да, – закивал прислужник. – Леди Дебора должна умереть, и барон уже подыскивает себе новую супругу. Он распускает слухи, что леди тяжко больна, на самом же деле он изводит ее голодом. Никто не бывает в нашем замке, но теперь само небо послало вас, чтобы спасти баронессу. Ради Бога, добрый господин, позвольте мне переговорить с сэром Филипом, ведь я пришел сюда, рискуя жизнью.

Анна колебалась, не зная, верить ли этому человеку. Наконец она решилась и, осторожно приоткрыв дверь, впустила его, затем растолкала спавшего ближе всех Малого Тома и велела ему занять ее место. Майсгрейв проснулся с трудом.

– Выслушайте этого человека, сэр, – сказала Анна.

Прислужник поклонился.

– Мое имя Адам. Сколько помню себя, я служу этому дому, и вот уже семь лет в мои обязанности входит смотреть за полоумным братом барона. Вы скажете, что слуга должен быть предан своему хозяину? Однако так вышло, что предан я не ему, а хозяйке. Она бесконечно добра. Как-то барон разгневался на меня, но леди Дебора заступилась, и его неукротимый гнев обрушился на жену. Меня никто никогда не жалел, и с той поры я готов жизнь за нее положить. И то, что барон готовит ей страшную участь… Мне это невыносимо.

– В чем причина жестокого отношения барона к жене? – спросил Майсгрейв.

– Барон ненавидит женщин. Он хороший господин для собственных слуг и дружинников, которых подбирает по своему вкусу, но женщин готов живьем съесть. Леди Дебора его вторая супруга, но и с первой госпожой… Не вдаваясь в подробности, скажу, что и она не прожила долго.

Адам сокрушенно вздохнул.

– Прошу вас, сэр рыцарь, верьте мне! Ибо за каждое слово, что вы сейчас услышали, барон Шенли залил бы мне глотку жидким свинцом. Но мне нестерпимо жаль эту почти девочку, нашу нынешнюю госпожу.

Филип и Анна переглянулись.

– Не кроется ли здесь ловушка? – засомневался рыцарь.

Адам осенил себя крестным знамением.

– Пусть мой ангел-хранитель покинет меня в день Страшного суда, если я кривлю душой!

Филип встал и неторопливо застегнул пояс с мечом.

– Что ж… В замке сейчас все спят, и ты проводишь нас к леди Шенли. Если твои слова подтвердятся… Кстати, где сейчас твой подопечный?

– Джозеф в своих покоях. Когда мне необходимо отлучиться, я пою его маковым отваром, и он засыпает сном младенца.

При упоминании о брате барона Анна невольно поежилась. Филип же только кивнул и принялся будить Фрэнка Баттса. Коротко объяснив суть дела, он велел ему вооружиться и сопровождать их. Анна настояла, чтобы взяли и ее.

– Чем же не угодила барону его новая супруга? – спросила девушка у Адама, пока Фрэнк облачался.

– Сэр Мармадьюк поначалу был даже почтителен с ней – настолько, насколько он может быть почтителен с дамой. А потом… Словом, леди Дебора слишком хороша собой, и барона обуяла ревность. Потому-то он и заточил ее в Фарнеме, но и здесь ей не было покоя – беспрерывная слежка и подозрения. Она находила утешение лишь в беседах с капелланом замка отцом Бонифацием. Разумеется, сэр Мармадьюк решил, что у них какие-то шашни. Как-то их застали наедине, и с тех пор хозяин словно с цепи сорвался. Он приказал вырвать у отца Бонифация язык, ослепить и искалечить его. Вы, наверное, видели его – на цепи перед въездом в третий двор. А леди Дебора с тех пор обречена. Она томится в одном из каменных мешков замка, ее никогда оттуда не выпускают и почти не кормят. Она настолько слаба, что тает прямо на глазах. В случае ее смерти всех оповестят, что она скончалась от тяжкого недуга.

Они вышли в коридор. Было тихо. Держа лампу, Адам уверенно продвигался по извилистым переходам. Время от времени он замирал, прислушиваясь, а затем продолжал свой путь. За ним, всматриваясь в сумрак, следовал Майсгрейв; его рука лежала на рукояти меча, он был готов к любым неожиданностям.

Анна понимала, какой опасности они подвергаются, пробираясь ночью по этому зловещему лабиринту, и что их ждет, если барон поймет, что его преступление раскрыто. Вряд ли сэр Мармадьюк пожелает просто посадить их в подземелье и потребовать выкуп. Нет, без крови не обойдется. Она оглянулась на шедшего позади Фрэнка. Тот был, как обычно, невозмутим. Его кольчуга негромко позвякивала при каждом шаге, но Анне казалось, что этот звук проникает во все закоулки замка.

Они поднялись по узкой винтовой лестнице, вырубленной в толще стены.

– Это здесь, – шепнул старый слуга, останавливаясь перед глубокой дверной нишей.

Взяв у него лампу, Филип подошел к двери. Трехдюймовые доски из мореного дуба, к тому же обитые коваными железными полосами. Дверь запиралась тремя крепкими засовами, которые выдвигались из стены и входили в специальные гнезда на противоположной стене.

«За такой дверью можно держать дракона, а не слабую, измученную женщину», – подумалось Филипу.

– И давно она находится здесь? – спросил он.

– С праздника Богоявления. Месяца три, не меньше. Прежде два раза в день ей приносили хлеб и воду, потом – только раз. Ну а сегодня ее лишили и этого. Несчастная леди Дебора! Такой холод, а у нее нет огня!

Он подошел к двери и негромко окликнул:

– Миледи! Леди Дебора! Это я, старый Адам. Ответьте ради Христа!

Тишина. Тонко подвывал ветер в трубе, да филин по-прежнему неистовствовал в башне. Слуга растерянно взглянул на рыцаря. Тогда Филип наклонился к двери и воззвал:

– Леди Дебора! Вы слышите нас? Отзовитесь!

Ни звука.

– Силы небесные, неужели она умерла? – воскликнула Анна.

Тогда Филип стал отодвигать один засов за другим.

– О, ради Бога, осторожно! – встрепенулся старый слуга. – Дверь скрипит…

В тот же миг раздался пронзительный визг петель, и этот звук показался оглушительным. Подняв выше лампу, Филип осветил узкую сырую келью, в которой стоял пронизывающий холод. Посреди кельи на полу без движения была распростерта женщина с разметавшимися светлыми волосами.

– Иисусе!

Анна невольно рванулась к ней.

– Она дышит, сэр, она жива!

Девушка приподняла голову несчастной и положила ее к себе на колени. При этом раздался негромкий металлический лязг. Адам наклонился и скорбно покачал головой.

– Взгляните, сэр.

От кольца в стене тянулась цепь, оканчивавшаяся у лодыжки женщины. Железный, отполированный до блеска браслет протер чулок, и под ним виднелась багровая кровоточащая полоса.

– Неужели он приковал ее потому, что боялся, как бы она не сбежала? – возмутилась Анна.

Филип покачал головой:

– Увы, это только жестокость.

Он повернулся к Фрэнку:

– Твоя фляга с тобой?

– Она всегда со мной, – ответил Фрэнк, вытаскивая из-за пояса небольшую кожаную бутыль с вином.

Разомкнув губы узницы, Майсгрейв стал по капле лить ей в рот вино. Поначалу она не подавала никаких признаков жизни, но затем с ее уст сорвался слабый стон и она стала жадно глотать жидкость. Анна придерживала ее голову, с жалостью разглядывая леди Шенли. Хотя баронесса была крайне истощена, Анна нашла ее красивой. У нее были длинные ресницы, высокий лоб, мертвенно бледный профиль светился, словно изваянный из мрамора.

Леди Шенли вздохнула и открыла прозрачные глаза. Анна встретилась с ней взглядом.

– Кто ты, девочка? – слабо проговорила несчастная женщина.

Анна вздрогнула.

– Я не девочка. Мое имя Алан Деббич. Я состою в свите сэра Филипа Майсгрейва.

Дебора Шенли повернула голову и взглянула на мужчин:

– Я услышала звуки рога у замка и стала звать на помощь. Кричала до тех пор, пока не лишилась сознания.

– Да, миледи, мы услышали ваш зов. А этот достойный человек указал нам путь.

Только теперь баронесса заметила Адама и слабо улыбнулась ему.

– Молю Бога и Пречистую Матерь наградить вас, храбрые мужи, за то, что вы откликнулись…

Она вздрогнула и приподнялась на локтях.

– А где барон? – Глаза ее расширились. – Он хочет моей гибели. Он медленно, мучительно убивает меня. Барон приревновал меня к достойному отцу Бонифацию, хотя наш капеллан годится мне в отцы. Отец Бонифаций имел неосторожность с добротой относиться ко мне. Где он? Что с ним сталось? Я ничего не знаю о нем с тех пор, как Мармадьюк Шенли заточил меня здесь.

– Он жив, – коротко ответил Майсгрейв. – Но должен заметить, миледи, что вы избрали себе довольно странного мужа.

– Избрала!.. Я осталась сиротой, и мои опекуны сами решили, кому меня отдать. Но лучше бы я умерла в день свадьбы, чем пережить все, что выпало на мою долю.

Она попыталась еще что-то сказать, но внезапно отчаянно вскрикнула и лишилась чувств. Дверь распахнулась – на пороге стоял барон Мармадьюк Шенли. В его руке, потрескивая, пылал факел, а за стеной толпились вооруженные до зубов ратники. Блеснул волчий оскал улыбки барона.

– Клянусь когтями дьявола, я вижу, что гости распоряжаются в Фарнеме как полноправные хозяева!

Майсгрейв поднялся на ноги.

– Вы ответите за это злодеяние, милорд!

– Вы полагаете? – усмехнулся барон. – Я так не считаю. Мой замок умеет хранить тайны и служит отличным склепом для тех, кто мне не по нраву. Так уже бывало, так случится и теперь. Никто из вас не выйдет отсюда. Я велю замуровать эту дверь, и ни одна живая душа не узнает, куда подевались благородный сэр Майсгрейв и его спутники.

Он поднял факел, чтобы осветить сжавшегося в дальнем углу прислужника. Тот был бледен, как труп. Улыбка сползла с лица барона, и черты его исказились звериной злобой.

– Значит, это ты, старый пес, столько лет евший мой хлеб, ты, которому я так доверял?..

Тот медленно осел на колени.

– Молю о милосердии, милорд! Пощадите!

Он дрожал точно в лихорадке, не сводя глаз с лица хозяина. Но сэр Мармадьюк лишь ощерился. И, прежде чем кто-либо успел опомниться, он выхватил кинжал и молниеносным движением перерезал слуге горло. Кровь потоком хлынула из страшной раны, и несчастный, хрипя, выкатив глаза, ничком рухнул на пол. В тот же миг Филип оказался рядом с Шенли, неуловимо точным движением заломил ему руку с кинжалом за спину и, когда барон от боли и неожиданности разжал пальцы, перехватил еще дымящийся от крови кинжал и приставил его к шее барона.

Все это произошло в мгновение ока. Люди сэра Мармадьюка рванулись было на помощь хозяину, но Фрэнк, обнажив меч, загородил проход.

– Ни с места, грязные скоты! – вскричал Майсгрейв. – Ни с места, или я отрежу голову вашему господину.

Барон Шенли окаменело стоял, бешено вращая глазами. Он не мог выдавить ни слова.

– Теперь здесь приказываю я, – сказал Филип. – Прежде всего унесите леди Дебору. Она слаба и не может оставаться в этом склепе. Живее!

Никто не шелохнулся. Тогда Майсгрейв нагнулся к уху барона:

– Вам пойдет на пользу, если они подчинятся.

– Делайте, что он приказывает! – прошипел сэр Мармадьюк.

От его надменности не осталось и следа. Он опасливо косился на Филипа.

Ратники барона повиновались. Двое из них подошли ближе к лежавшей без чувств баронессе и нерешительно затоптались на месте.

– Сэр, только наш господин знает, где находится ключ от замка на цепи.

Филип задумался. Освободить Шенли хоть на миг было опасно. Он взглянул на Фрэнка Баттса.

– Фрэнк, ну-ка попробуй.

Ратник вложил меч в ножны и склонился над цепью. Какое-то время он рассматривал ее, а затем, набрав побольше воздуху, с силой рванул. Цепь не поддалась. Фрэнк виновато покосился на Майсгрейва и, сцепив зубы, стал еще и еще раз пытаться разорвать цепь.

Анна и ратники барона с удивлением наблюдали за ним. Наконец звенья с лязгом разъединились. По лбу Фрэнка струился пот, руки дрожали от напряжения. Люди сэра Мармадьюка невольно отступили, пораженные такой силой, двое из них подхватили леди Дебору и мигом унесли.

– А теперь убирайтесь, дайте нам с бароном пройти! – приказал Майсгрейв. – И помните: никаких лишних движений, ибо в противном случае я не пощажу ни его жизни, ни своей, ни ваших грешных душонок.

Солдаты отступили к выходу. За ними двинулся Майсгрейв, все так же удерживая руку барона и щекоча его горло лезвием кинжала. За ним последовали Анна и Фрэнк.

В таком порядке они и двигались. Филип ни на миг не ослаблял бдительности и, когда Шенли сделал попытку вырваться, так крепко прижал острие к его горлу, что кожа лопнула и тонкой струйкой брызнула кровь.

Стук собственного сердца отдавался у Анны в ушах. Она следила за мельчайшими движениями окружавших их ратников барона и смогла чуть расслабиться, только когда они, миновав ошалевшего Малого Тома, оказались у себя в башне. Фрэнк Баттс и Малый Том перекрыли двери.

– Эй, парни, а ну-ка свяжите покрепче нашего гостеприимного хозяина, – негромко распорядился рыцарь, и вскочившие с постелей ратники с изумлением уставились на Мармадьюка Шенли.

– Я, наверное, еще сплю! – воскликнул Гарри. – Неужели гордый барон удостоил нас визитом?

– Шутки в сторону! Вяжите его. Да не слишком туго: от жизни этого животного зависит наша собственная. Теперь же, сэр Мармадьюк, распорядитесь, чтобы ваши люди оседлали наших коней и поставили их у крыльца.

– Рано или поздно я все равно отомщу, клянусь преисподней! – проскрежетал барон.

– О мести поговорим позднее, а теперь повинуйтесь, ибо, клянусь крестом, в который верю, если вы станете упрямиться, я прикажу своим людям изжарить вас в камине, хотя потом мне, возможно, и придется умереть в стенах вашего замка-мышеловки.

Барон невольно покосился на гудящее в камине пламя и приказал седлать лошадей для опасных гостей.

– Алан, – обратился затем Филип к девушке, – возьми в сумке Малого Тома коробку с письменными принадлежностями.

Он начал диктовать. Письмо было адресовано королю Эдуарду. Рыцарь сообщал о том, как барон Мармадьюк Шенли зверски обошелся со своим капелланом и как собирался погубить жену.

– По закону я не имею права вмешиваться в семейные дела сеньориального владетеля, – диктовал Филип, – но, как христианин, я взываю к вам, государь: спасите несчастную даму и покарайте злодея.

Письмо было окончено. Анна накапала воску, и Майсгрейв приложил к нему свою печать.

– Сэр Патрик! Письмо везти тебе. Ты дворянин, и тебе будет легче добиться аудиенции у короля.

Мармадьюк Шенли все это время сидел неподвижно, не сводя пылающих глаз с лица Майсгрейва. Но рыцарь словно не замечал его. Раздался стук в дверь: люди барона пришли сообщить, что лошади приготовлены.

– С Богом, – напутствовал Филип, надев шлем и обнажив меч. – Фрэнк, Гарри! Вы поведете это животное. И помните: если кто-либо попытается освободить барона, немедленно зарежьте его, как взбесившегося борова.

Они отправились – небольшая, ощетинившаяся мечами кучка людей, в центре которой со скрученными за спиной руками шел сам хозяин замка. Вдоль стен дымно горели факелы, освещая эту странную процессию. За ними так же медленно продвигались ратники сэра Мармадьюка. Они были вооружены и ожидали только знака своего господина. Но Шенли все время чувствовал два острия: одно у самого горла, другое – под ребрами. Он смирился, ибо очень дорожил своей жизнью.

Наконец они оказались во дворе. Дождь закончился, но ветер все еще бушевал, и под его порывами жалобно скрипели флюгера на башнях. В темноте воины различали лишь смутные силуэты противников, и это было им на руку, ибо, не будь ветра и такой тьмы, люди барона могли бы перестрелять их из арбалетов.

В считаные секунды воины оказались в седлах. По приказу Майсгрейва Фрэнк перекинул через седло связанного барона. Тот забеспокоился:

– Куда вы меня везете? Мне плевать, где вы меня прирежете – здесь или в поле… Слуги, эй, слуги!

Фрэнк успел зажать ему рот. Филип обернулся.

– Слово рыцаря, что, когда мы окажемся вне досягаемости, я отпущу вас хоть к дьяволу в преисподнюю. Слышите меня, сэр Мармадьюк? Я отпущу вас, хотя, клянусь Пречистой Девой, с наслаждением выпустил бы вам кишки.

Барон умолк.

Вооруженный отряд на рысях вылетел из замка. Когда они проезжали под аркой, где был прикован изувеченный священник, Анна не удержалась и крикнула на ходу:

– Святой отец, мы спасем и вас, и леди Дебору!

На миг ей послышался звон цепей, затем – лишь стук копыт и посвист ветра, когда они пустили коней в галоп.

16. Схватка на болоте

Близ селения с покосившейся каменной церковью Филип осадил коня и обратился к Патрику Лейдену.

– Здесь мы расстанемся, дружище. Мы продолжим наш путь, а ты возвращайся ко двору. Бери письмо и не мешкай. И да хранит тебя Господь!

Патрик коротко поклонился, затем повернул коня и, пустив его рысью, исчез в темноте. Расставание прошло быстро и сухо, и у Анны невольно сжалось сердце, когда она подумала о том, что Патрику в одиночку придется проделать весь тот опасный путь, который им довелось одолеть вместе.

Между тем небольшой отряд рысью удалялся от страшного замка Мармадьюка Шенли. Время от времени Анна поглядывала на барона, которого по-прежнему вез Фрэнк, перекинув через седло коня, тяжело ступавшего под двойной тяжестью. Путники проехали осиновую рощу, потом дорога неожиданно кончилась, и перед ними открылось обширное голое пространство. В предрассветных сумерках тускло мерцала вода. Ветер раскачивал камыш. Вперед уходила бескрайняя заболоченная равнина, сплошь покрытая мхом и осокой, где озера перемежались с гиблыми торфяными трясинами.

– Проклятье! – пробормотал Филип.

Он повернул коня вдоль края болот, надеясь отыскать какую-нибудь тропу через топи.

Коней не торопили – всадники приглядывались к дороге. Стало светать. Куда ни глянь, везде простирались серовато-коричневые пустоши с зыбкими зелеными лужайками. Кое-где темными пятнами выделялись купы деревьев. Обнаружив, что его враги оказались в затруднительном положении, Мармадьюк Шенли не мог скрыть своей радости. Заметив это, Майсгрейв подъехал к барону.

– Не рано ли праздновать, барон? Я дал слово, что отпущу тебя, и я так и сделаю, но при условии, что ты укажешь нам путь через болота.

– А если мне неведом этот путь?

– Не лги, сэр Мармадьюк. Эти болота находятся на твоей земле, и ты должен знать здесь каждую пядь.

– Вы дали слово, Майсгрейв, что, как только окажетесь в безопасности, вернете мне свободу. Вы клялись рыцарской честью, милорд!

– Да, но пока я не чувствую, что нахожусь в безопасности.

– А если я укажу путь через трясины, тогда вы отпустите меня?

– Да.

Мармадьюк Шенли кивнул:

– Продолжайте ехать в том же направлении. Скоро вы наткнетесь на тропу через болота.

Действительно, меньше чем через милю они увидели петляющую среди темных кочек заброшенную дорогу. Она была очень древней. Когда-то широкая и надежная, теперь она представляла собой узкую, поросшую травой тропу, во многих местах залитую темной болотной водой.

– Это и есть тот путь, о котором вы говорили? – спросил Майсгрейв.

– Как видите. Другого нет. Местные жители нередко пользуются этой дорогой, чтобы не пускаться на десятки миль в объезд.

Филип покачал головой. Не нравились ему эти заводи на дороге.

– Вы дали слово! – требовал сэр Мармадьюк.

Филип согласно кивнул.

– Фрэнк, отпусти его, но веревок не режь. Эта тропа не так уж и надежна, поэтому и слово я сдержу лишь наполовину.

Фрэнк, не долго думая, схватил барона за бархатные штаны и рывком сбросил с лошади. Мармадьюк Шенли упал на землю и тут же стал извиваться, пытаясь встать, но его руки были туго скручены за спиной, а ноги спутаны в лодыжках.

– Гром и молния! Вы не можете так бросить меня, сэр!

Филип криво усмехнулся.

– Может, вам портшез предоставить, милорд? – Помрачнев, он добавил: – Вы останетесь связанным, ибо иначе тотчас поспешите за подмогой. А насколько я могу судить, мы не сможем передвигаться по этой дороге так, чтобы уйти от погони. Не думаю, чтобы вы, сэр, умерли с голоду. Крестьяне, собирающие хворост, или ребятишки, охотящиеся за выдрами, вскоре наткнутся на вас.

И, развернув Кумира, он повел свой маленький отряд по тропе. Анна ехала последней. Через некоторое время она оглянулась и увидела, что Мармадьюку Шенли удалось подняться и он короткими скачками продвигается в сторону замка.

«Далеко он, конечно, не ускачет. Но на месте Майсгрейва я бы не торопилась отпускать его».

День вступал в свои права. В воздухе плясали тучи насекомых. С болот поднимался сероватый туман. Легкий ветерок морщил воду. В некоторых местах дорога была вполне сносной, но иногда они могли передвигаться только пешком, ведя лошадей на поводу, потому что обширный участок дороги был покрыт темной водой и приходилось двигаться по илистому зыбкому дну, чувствуя, как под ногами колышется почва. Лошади прижимали уши, приседали и беспокойно ржали. Временами то один, то другой всадник тревожно оглядывался.

Анна с трудом взобралась на лошадь, и то время, которое она провела в седле, казалось ей блаженным покоем по сравнению с тем, когда приходилось брести по колено в болотной жиже, таща за собой испуганно рвущееся и упирающееся животное. Девушку шатало от усталости, в конце концов она оступилась и по грудь провалилась в болото. По счастью, рядом оказался Гарри, который схватил ее за шиворот и вытащил на гать.

– Ну и хорош же ты, мастер Алан! Нипочем бы не узнал в тебе того щеголя, который так лихо въехал на наш двор в Йорке.

Он еще мог шутить. И Анна нашла в себе силы улыбнуться, хотя больше всего сейчас ей хотелось плакать. Она была утомлена и чувствовала себя несчастной, ее одежда насквозь промокла, в сапогах хлюпала холодная вода.

Гарри придержал ей стремя, и она тяжело плюхнулась в седло. Лошадь, напуганная вынырнувшей водяной крысой, заупрямилась. Анна едва сдержала ее. Породистая андалузка не привыкла блуждать по топким болотам, и девушке приходилось прилагать все силы, чтобы укротить ее и благополучно провести по узкой тропе. От напряжения у нее ныли спина и руки, повод сделался горячим и влажным.

Впереди возвышался небольшой, заросший лозняком островок. Тропа вела прямо к нему. Внезапно Майсгрейв зло чертыхнулся. В тот же миг Анна увидела, что к островку ведет еще одна дорога – новая, построенная из крепких бревен гать, лишь кое-где притопленная весенним паводком.

Путники выехали на твердый берег и остановились. Филип не сводил глаз с другой тропы.

– Дьявол! Барон намеренно направил нас окружным путем. И я не удивлюсь, если его люди окажутся здесь с минуты на минуту.

Малый Том, продравшись сквозь кустарник, выбрался на дальний конец островка и крикнул:

– Милорд! Дальше тоже ведет довольно хорошая гать. Может, нам стоит поторопиться?

Филип промолчал, вслушиваясь в тишину. Вскоре и его спутники отчетливо различили плеск воды, лязг металла, голоса. Из зарослей камыша показался большой вооруженный отряд. Впереди на великолепной пегой лошади ехал рыцарь в тяжелых доспехах. На его щите виднелась бычья голова. Мармадьюк Шенли!

– Господи, над нами десница Твоя!

У Анны похолодело сердце. Их была всего горстка на этом клочке суши среди болот, вокруг же – ни души. Анна беспомощно взглянула на Майсгрейва.

– Нам следует поспешить, сэр.

Филип покачал головой.

– Поздно. Они быстро нагонят нас или перестреляют из арбалетов. Здесь же мы под прикрытием кустов, стрелы нам не страшны. Все, что мы можем сделать, это вынудить их вступить в бой, причем удерживая за собой твердую почву и не давая им сойти с гати.

Он повернулся и приказал Анне отойти в тыл, держа арбалет наготове на случай, если их попробуют окружить.

Воины замерли, приготовив оружие.

Отряд барона Шенли приблизился. Сэр Мармадьюк поднял руку, приказывая своим людям остановиться.

– О, я вижу, эти безумцы собираются сражаться! Неужто они еще на что-то надеются?

– На все воля Божья, – спокойно ответил Филип.

– Аминь! Однако Всевышний сегодня явно на моей стороне. Как иначе объяснить то, что меня так скоро отыскали мои люди и я сумел быстро организовать погоню? Но еще ранее…

Барон повернулся к одному из своих ратников, и тот с усмешкой протянул ему какой-то мешок. Шенли запустил в него руку и извлек страшный предмет. Это была отрубленная голова Патрика Лейдена.

Среди спутников Майсгрейва произошло какое-то движение, но сам рыцарь остался недвижим. Он не отрываясь глядел на голову Патрика, на его остекленевшие глаза, на кровоподтеки вокруг рта и глаз. Ветер шевелил длинные, со следами крови светлые волосы.

Барон Шенли захохотал и с размаху швырнул голову в трясину.

– Вас ждет та же судьба. Я изрублю вас, порежу на куски, я уничтожу вас. Я велю…

– Довольно! – перебил его Филип. – Мы будем сражаться или барон желает извести нас угрозами?

Улыбка сошла с лица Мармадьюка. Он опустил забрало и, выхватив меч, бросился на Майсгрейва. Следом на островок хлынули его воины.

Лязг мечей, яростные крики, ржание коней – все это оглушило Анну. Сжимая в руках арбалет, она следила, чтобы никто не обошел отряд с фланга.

Однако зыбкая почва под людьми барона сыграла свою роль. Майсгрейв и его воины стояли несокрушимой стеной, а вот ратники барона то и дело сваливались с тропы, оказываясь в жидкой трясине, и с воплями тонули в ней.

Анна уже сделала несколько выстрелов, однако все еще оставалась под прикрытием людей Майсгрейва. Она невольно дивилась веселой удали Гарри Баттса, сокрушительной мощи силача Фрэнка, изумительному мастерству боя юного Оливера. Но центром боя все же оставался поединок между Майсгрейвом и Мармадьюком Шенли. Барон нападал с яростью, Майсгрейв держался спокойно, ловко прикрываясь щитом и делая ответные стремительные выпады. Их кони кружили на месте, кусая и лягая друг друга.

В этот миг Анна увидела, что под оказавшимся с самого края островка Большим Томом убили лошадь. Падая, животное оказалось в трясине, стало тонуть, увлекая за собой седока. Большой Том с трудом вылез из-под бьющегося животного, но очутился в трясине, увязнув почти по пояс.

– Держись, Томми! – крикнул Малый Том и, соскочив с коня, кинулся вытаскивать побратима. Однако возле него тут же оказался один из ратников барона, замахнулся и опустил тесак. Страшный удар снес голову Малому Тому. Голова его покатилась под копыта коней, а из перерубленных артерий ударил фонтан крови. Маленькое тело с шумом упало в воду.

– Том! – закричал Большой Том, барахтаясь в трясине.

Зыбкая почва поддалась, и он погрузился в болото почти по плечи.

Анна выстрелила, и тяжелая стрела пронзила убийцу Малого Тома. Девушка тотчас спрыгнула с лошади и, на ходу срывая с себя пояс, кинулась выручать тонувшего.

– Держи, Том!

Ратник протянул руку, но не достал до брошенного ему пояса. Анна зашла в воду и, повиснув на кустах, снова бросила ему конец. Том рванулся, но только глубже ушел в трясину.

– Спокойно, спокойно, – твердила Анна, в то время как над ее головой рубился с противником Шепелявый Джек.

– Господи Иисусе! – вдруг завопил Большой Том. – Смилуйся надо мной! Иисусе!..

В ту же секунду его поглотила трясина. Анна видела, как голова Тома исчезла с поверхности, как заколыхалась ряска над ней. Взвизгнув, девушка кинулась обратно. Сапоги увязли, чье-то тело рухнуло сверху, и Анна совсем близко увидела незнакомое бородатое лицо, искаженное предсмертной судорогой. Девушка поспешно отползла, только теперь обнаружив, что воины барона уже не рвутся в бой, а на узком перешейке сражаются лишь сэр Мармадьюк и Филип.

Удары и выпады следовали один за другим. Внезапно лезвие Филипа скользнуло, и меч барона обрушился ему на голову. Стальной шлем выдержал, однако на миг все поплыло в глазах у рыцаря. Барон снова замахнулся, и Майсгрейв лишь чудом парировал этот удар.

Он вонзил шпоры в бока Кумира, и тот от неожиданности сделал резкий скачок. Меч барона с шумом рассек воздух. Шенли повернулся, но Филип, собрав последние силы, привстал на стременах и обрушил на противника такой сокрушительный удар, что его меч перерубил поднятую руку барона, раскроил шлем и глубоко вошел в череп.