Текст книги "Обрученная с Розой"

– Энн, ты разве не слышишь меня? – окликнул ее Эдуард, придержав девушке стремя. – Да что с тобой? Поторопись, все уже ушли.

Анна взглянула на него едва ли не с неприязнью, однако появился Уорвик, и Эдуарду пришлось посторониться.

– Странные вещи происходят, – задумчиво поглаживая крутую шею иноходца дочери, заметил граф. – Еще утром король сторонился меня, избегая разговора о наемном войске. Теперь же он сам коснулся этой темы, причем столь серьезно, что, надеюсь, уже в этом году мы переправимся через Ла-Манш и разгромим Йорков. Король даже пригласил меня отужинать с ним, сказав, что за трапезой мы и обсудим все детали. Более того, он расспрашивал меня о твоей свадьбе и даже обещал присутствовать на ней. Гордись, дитя мое!

Анна внезапно словно наяву увидела, как ветвисторогий олень подмял короля Франции. Не окажись ее там – и судьба целого королевства могла круто измениться. Она поглядела на отца. Когда-нибудь она расскажет ему об этом. Но не сейчас.

Они поднялись по каменным ступеням на крыльцо, и Анна остановилась. Где же Фил? Его не было на охоте, его нет в Венсене. Он не оправился от ран, и ему могло стать хуже во время охоты.

– В чем дело, Энни?

Все еще блуждая взглядом по толпе, она спросила:

– Отец, а где сэр Майсгрейв? Мне казалось, я видела его с тобой.

– Зачем он понадобился тебе?

Уорвик не глядел на дочь, но лицо его стало пасмурным. Анна постаралась невозмутимо ответить:

– Ты же знаешь, что охота могла потребовать от него чрезмерного напряжения сил.

– Не беспокойся. Он уже достаточно окреп, чтобы держаться в седле. Филип Майсгрейв сегодня утром отбыл.

Сердце Анны замерло. Ей показалось, что в течение нескольких секунд она вовсе не жила. Голоса, гомон птиц, цоканье подков по плитам двора – все куда-то исчезло. Она стояла, облокотясь о парапет и глядя прямо перед собой.

– Уехал… – Она судорожно глотнула. – Странно. Он никогда не позволил бы себе уехать, не простившись со мной.

Огромным усилием воли она взяла себя в руки и взглянула в глаза отцу. Неведомо, что прочел на лице дочери Уорвик, но взгляд его смягчился.

– Так лучше, дитя мое. Он и сам это знал. Будь тверда и постарайся забыть обо всем. Через три дня ты станешь принцессой Уэльской…

– Нет!

– Что значит – нет?

Уорвик сделал стремительный шаг и сжал ее руку.

– Очнись! – негромко, но с силой произнес он, приблизив к ней лицо. – Ты из рода Невилей, никогда не забывай этого!

– Нет!

– Ради самого неба, опомнись!

Анна вырвала у него руку и, прежде чем граф успел вымолвить слово, опрометью кинулась вниз по ступеням. Она не думала ни о чем. То, что владело ею, было сильнее ее, и она хотела лишь одного: увидеть Филипа, обнять его, забыть обо всем на свете у него на груди!..

«Он не мог отъехать далеко! Он еще слаб, и я догоню его. Неужели Фил не понимает, что без него я никогда не узнаю счастья?»

Расталкивая слуг, она вырвала у грума повод иноходца и взвилась в седло. От неожиданности конь поднялся на дыбы, но Анна удилами и шпорами заставила его повиноваться и направила к воротам. Лишь мельком она увидела отца. Граф торопливо спускался по лестнице, отдавая какие-то распоряжения гвардейцам. В следующий миг Анна была уже во втором дворе и, преодолев мост, понеслась прочь.

Девушка лихорадочно прикидывала, по какой дороге мог направиться Филип и куда. Скорее всего, его путь лежал в Кале. Англичанину легче всего оттуда попасть на родину.

Она не сразу напала на его след и металась от заставы к заставе. Ей и в голову не приходило, что еще недавно так же разыскивал ее и Филип, когда она тайно покинула его в Бордо. Близ Сен-Дени Анна узнала, что рыцарь свернул на Клермонскую дорогу. Пришпорив коня, девушка галопом пустилась следом.

Вокруг мягко зеленели холмы Иль-де-Франса с белеющими поодаль колокольнями и покатыми соломенными крышами сельских домов. Прохожие с удивлением глядели на несущуюся во весь опор одинокую всадницу на белом коне. Ни свиты, ни охраны, а между тем вид у нее как у знатной дамы, несмотря на то что от скачки плащ ее сбился в сторону, а волосы растрепались.

Анна скакала, захлебываясь ветром, нещадно нахлестывая коня. За час она преодолела больше десяти лье. Ноги иноходца стали дрожать, он взмылился, с него хлопьями летела пена.

Девушка приходила в отчаяние: Филип был неуловим, хотя дважды прохожие утверждали, что видели такого всадника. Как она жалела теперь, что не решилась говорить с ним, когда Филип был в Нельском отеле! О, есть ли такая мука в аду, чтобы достойно покарать ее за гордыню! Он лежал изрубленный, обескровленный, а она ни разу не пришла к нему, хотя и находилась под одной с ним крышей… Чудовищно! Она не имела права так поступать, хотя бы из благодарности за то, что он сделал для нее. Чего же она хотела тогда? Почему так ликовала, узнав о своей скорой свадьбе? Она до крови закусила губу. Да, снова эта неистребимая гордыня!

Она стремилась наказать Филипа, но в результате причинила боль лишь себе. Как жить без него? Даже отец с его честолюбивыми устремлениями, видящий в браке дочери лишь поруку успешной сделки с Ланкастерами, не мог сделать ее счастливой, пусть даже и возведя на трон. Ах, она не создана для власти, величие не опьяняет ее, и она уже предчувствует одиночество, которое неотвратимо ожидает ее, когда она станет женой Ланкастера. Ее настоящее место – рядом с Майсгрейвом, ведь только с ним она может оставаться самой собой.

Девушка вихрем взлетела на холм и резко осадила иноходца. Конь захрапел, взбрыкнул передними ногами и попятился. Он был весь в мыле, ноздри его рдели, а подол платья Анны облепили клочья пены. Замерев, девушка смотрела вперед. В лучах послеполуденного солнца она видела красно-коричневые стены замка Клермон и сверкавшие среди плакучих ив излучины тихой Уазы. Через реку был перекинут арочный мост, у которого толпилось несколько проезжих, уплачивающих пошлину. Анна едва не разрыдалась: среди них был и Филип.

Она хотела крикнуть, но что-то удержало ее. Позднее она часто размышляла о том, что же случилось с ней на холме близ Клермона. Скорее всего, после бурного отчаяния и накала всех чувств наступил упадок душевных сил. Анна с испугом подумала: что же она сейчас скажет Филипу? Что любит его, что ей никто не нужен, кроме него, и пусть он возьмет ее с собой? Что ж, Филип еще раз напомнит ей о долге, о том, что он женат, что их связь греховна перед Богом и беззаконна в глазах людей.

Да и бежать им не удастся. Их найдут, схватят рано или поздно, и имя Невилей будет покрыто позором. Нет, побег немыслим. Тогда куда же она так мчалась, что за сила несла ее?..

Анна вдруг заметила, что плачет. Непокорная прядь волос упала ей на глаза. Ее волосы… Скоро они отрастут, и тогда окончательно исчезнет образ веселого Алана Деббича, скакавшего бок о бок с рыцарем Майсгрейвом по опасным дорогам Англии.

Анна видела, как Филип бросил стражнику монету, как неторопливо сел в седло, и у нее сжалось сердце. Он еще слишком слаб, но спешит уехать, чтобы не оказаться свидетелем ее бракосочетания. Ох, как она заставляла себя поверить в то, что хочет соединить свою судьбу с Эдуардом Уэльским! Теперь-то она понимала, что ею двигали лишь уязвленная гордость да чувство дочернего долга. Что делать, если сердце ее без остатка отдано этому одинокому всаднику на высоком, сером в яблоках коне, который мерной рысью движется через мост?

Анна всхлипнула. Она не могла оторвать глаз от его плавно покачивающегося в седле торса, от сверкающего на солнце шлема. Воспоминания захлестнули ее. Давным-давно незнакомый рыцарь с кудрями до плеч ласково потрепал ее по щеке в покоях епископа Йоркского… Именно тогда что-то случилось в ее душе, она поняла, что значит оказаться под его покровительством. И вот все это минуло. Так зачем же она неслась следом? Почему теперь не бросится к нему, не скажет прощальных слов, не припадет, замирая, к его груди?

– Оглянись! – шептала Анна. – Оглянись, и я все брошу и последую за тобой. Если я нужна тебе – мы будем счастливы, несмотря ни на что!

Безумные, слепые слова! Ее рассудок, отчаянно споря с сердцем, твердил, что она погубит и себя, и Филипа, но сердце не желало отказываться от надежды. Анна словно наяву слышала собственный голос, повторяющий: «У нас есть любовь, Фил. Это могучая сила, и она нам поможет».

Дорога, круто изгибаясь, исчезала в зарослях. Филип продолжал путь. Анна сжала поводья в кулаке и рванула так, что конь вскинул голову и попятился. Но она не заметила этого. Рыцарь достиг опушки и на мгновение замешкался. Анна едва не вонзила шпоры в бока скакуна. «Оглянись!»

Майсгрейв повернул Кумира и спустя минуту скрылся среди стволов дубравы. Все было кончено. Надежда погасла. Упав на холку коня, Анна разрыдалась, как осиротевшее дитя.

Она плакала, не видя ничего вокруг, и, лишь когда рядом раздались топот копыт и бряцание железа, заставила себя смахнуть слезы и выпрямиться. Несколько королевских гвардейцев на взмыленных лошадях окружили ее. Один из них с недоумением взглянул в опухшее от слез лицо девушки и сказал:

– Мы давно скачем за вами, сударыня. Граф Уорвик приказал догнать вас и вернуть в Венсен.

Анна бессильно кивнула, машинально поправила плащ и стала прятать под эннен выбившиеся пряди. Потом на мгновение замерла, глядя туда, где скрылся рыцарь.

«Так куда же я рвалась? И на что было надеяться? У нас разные судьбы, и как с этим спорить…»

Причудливый поворот ее судьбы остался позади, все вернулось на круги своя. Анна бросила небрежный взгляд на почтительно поджидавших ее всадников и, гордо откинув голову, поскакала назад. Сейчас она думала только о предстоящем венчании с Эдуардом Уэльским и о том, что сделает все, чтобы полюбить этого человека и стать ему доброй супругой.

Ей было пятнадцать лет, но в эпоху, когда в двадцать пять человек достигал зрелости, Анна могла считаться взрослой женщиной. Выражение ее ярких глаз было куда более серьезным и умудренным, чем у большинства ее сверстниц, и о будущем она думала трезво и холодно. Прошлое мертво, и о нем не стоит вспоминать. Она ехала легкой рысью, и ветер сушил следы слез на ее щеках…

* * *

…Пути Господни неисповедимы. И Анна Невиль в эту минуту не могла представить себе, насколько сложным и извилистым окажется ее жизненный путь. Она будет терять и обретать, верить лжи и лгать сама, томиться в заточении и совершать побеги, с неистовым пылом молиться и так же неистово хулить небеса.

Горько плачущая о потерянной любви девочка тогда еще не знала своей судьбы. Не знала, что однажды она преклонит колена у алтаря Вестминстера и ее чело увенчает корона Англии…