Текст книги "Король демонов"

К нему пробился Гаван Байяр.

– Что случилось? – потребовал он объяснений. – Почему мы стоим?

Бирн отступил в сторону, позволяя чародею посмотреть самому. Несколько мгновений лорд изумленно взирал на неистовое пламя. Развернувшись, он воскликнул:

– Мика! Аркеда и Мифис! Сюда!

Трое парней поковыляли к Байяру. Они тряслись как в лихорадке, а их зубы выбивали барабанную дробь. Лорд стянул роскошные кожаные перчатки и спрятал их в карман, предварительно вынув оттуда витую серебряную цепь. Один ее конец чародей повязал на кисть своей руки, а другой – на запястье сына.

– Аркеда, возьмись здесь, а Мифис – тут, – Байяр указал братьям, где нужно держаться.

Юноши ухватились за цепь, встав между лордом и Микой. Можно было подумать, что они усмиряли ядовитую змею.

– Не отпускайте… или пожалеете, – пригрозил им чародей. – Ничего, это не продлится долго.

Байяр повернулся лицом к выходу, обхватил амулет пальцами свободной руки и принялся нараспев читать заклинание.

Чародей стоял, выпрямившись во весь рост, юноши же шатались из стороны в сторону. Они задыхались и вскрикивали, как от сильнейших ударов. Рыжеволосые кузены отчаянно старались удержать цепь. Лица троих парней становились бледнее с каждой секундой, будто из них выжимали последние соки.

Капли пота выступали на висках лорда Байяра и тотчас испарялись от невыносимого жара. Заклинающий голос чародея перекрывал рев пламени, возгласы парней и сухой треск полыхающих деревьев.

Наконец пожар приутих. Всполохи, мерцая, угасали – и пламя откатилось от устья ущелья, как морская волна, оставив после себя дымящуюся пустыню. Байяр не сдавался и осыпал огонь магическими заклинаниями до тех пор, пока пламя не потухло совсем.

Прежде зеленые склоны горы обуглились, будто здесь уже наступил конец света.

Лорд замолчал, стянул с запястья цепь, взмахнул рукой, и проливной дождь обрушился с неба на окрестности. Раздалось шипение: это остывала земля.

Все с облегчением вздохнули и боязливо зааплодировали. Мика и его кузены рухнули, словно подкошенные, и лежали без движения, как марионетки, брошенные кукловодом.

Раиса упала на колени рядом с Микой и дотронулась ладонью до его мокрого лба. Юноша приоткрыл глаза и посмотрел на девушку бессмысленным взором.

– Что с ними? Они в порядке? – спросила принцесса у чародея.

Лорд Байяр окинул парней равнодушным взором.

– Они поправятся, – холодно произнес он. – Хотя осмелюсь заявить кое-что еще. Этот урок они не забудут никогда.

Раиса попыталась представить, чтобы ее собственный отец принудил ее участвовать в чародейском обряде, без подготовки и каких-либо объяснений, и не смогла. Но ведь он и не был чародеем.

Бирн выбрался из ущелья и прошел вперед. Стоя под проливным дождем, капитан отшвыривал направо и налево дотлевающие угольки.

– Удивительно, – заговорил капитан. – Я никогда не видел, чтобы пламя так быстро разгоралось, когда вокруг столько влаги.

– Лорд Байяр, – королева Марианна тоже выбежала из ущелья и стиснула руку чародея. – Вы совершили настоящий подвиг. Вы спасли наши жизни. Благодарю вас!

– Для меня честь служить вам, ваше величество, – ответил тот, стараясь выдавить улыбку, которая больше походила на судорогу.

Раиса наблюдала за Бирном. Капитан смотрел на королеву и чародея, потирая щетинистый подбородок. По его хмурому лицу было понятно, что он чем-то сильно озадачен.

Глава 3
Засада

Всю дорогу до поселения Марисских Сосен Танцующий с Огнем брел, сгорбив всегда расправленные плечи. Лицо юноши было необычайно хмурым. Вид Танцующего явно свидетельствовал о нежелании горца что-либо обсуждать. После пары неудачных попыток начать разговор Хан сдался и принялся размышлять над мучительными вопросами.

Предостережения матери – вот и все, что Хан знал о мире чародеев. Проявляется ли магический дар с самого детства или человек узнает о нем гораздо позже? Обязательно ли для чародея наличие амулета, вроде того, что сейчас оттягивал заплечную суму Хана? Должны ли чародеи учиться в школе магов или врожденная колдовская премудрость не подчиняется никаким земным законам?

И самое главное: справедливо ли то, что некоторые люди обладали странным даром, заставляющим других подчиняться. Вдобавок они могли создавать пламя, которое невозможно потушить, или, допустим, превращать кошек в ястребов? Да и вообще, можно ли верить тем жутким историям, которые рассказывали о чародеях?

Племя тоже использовало магию, но иную. Ива, мать Танцующего с Огнем, была Старейшиной поселения Марисских Сосен и слыла умелым целителем. Ива могла заставить сухую ветку зацвести и вырастить что угодно на своих садовых угодьях, а еще исцеляла при помощи рук и голоса. За ее лечебными снадобьями съезжались все, от самого Ардена.

Кроме того, племя Марисских Сосен было знаменито своими мастерами. Они изготавливали самые разнообразные вещи из кожи и металла, а также создавали магические амулеты.

А ведь этот заклинатель Мика Байяр придавал огромное значение тому, что у Танцующего не было отца. Но откуда он это узнал и почему так разволновался? По мнению Хана, другу жилось прекрасно и без отца.

Танцующий с Огнем был членом племени. Многочисленные тетки и дядья обожали его и заботились о Танцующем с первых дней жизни. А когда он подрос, двоюродные братья ходили вместе с ним на охоту. Да, племя всегда скреплялось кровными связями и давними традициями. Даже если Ива уезжала, парню всегда было где пригреться, вдоволь поесть и выспаться.

По сравнению с другом Хан мог показаться сиротой. У него были только мать и сестра: отец погиб на Арденских войнах. Они жили на Тряпичном рынке – злачном районе Феллсмарча – и делили на троих тесную комнатушку, которая располагалась прямо над конюшней.

Когда Хан думал об этом, то ему становилось ужасно жаль себя. Вот каков он – бездарь, выросший без отца, не наделенный никакими магическими способностями и безо всякой надежды на лучшее будущее. Мать частенько повторяла Хану, что он ничего не сможет достичь.

Друзья уже почти добрались до поселения, когда Хан внезапно почувствовал себя неуютно. Похоже, кто-то крался за ними по пятам. Алистер удивился: заклинатели не могли их преследовать, благоразумно покинув чужую территорию.

Хан повернулся, чтобы рассмотреть высохшие стручки с семенами, лежавшие у края тропы, и услышал чью-то поступь у себя за спиной. Спустя мгновение шаги стихли. Юноша выпрямился и двинулся дальше. Белка, сидящая на сосне, принялась цокать и цокала еще долгое время после того, как парни скрылись из виду.

Через несколько минут Хан обернулся, и ему показалось, что он различил в кустах чей-то силуэт.

Ханом овладел страх. Наверное, он ошибся, и теперь чародеи выслеживали их. По слухам, заклинатели могли превращаться в невидимок или оборачиваться в птиц, чтобы нападать на врагов с воздуха. Одинокий охотник втянул голову в плечи и покосился на друга. Танцующий, казалось, целиком погрузился в свои мрачные мысли.

Хан был не настолько глуп, чтобы позволять противнику дожидаться удобного случая. Как только приятели обогнули пологий склон холма, Хан потянул горца за рукав и оттащил прочь с тропы, увлекая за широкий ствол могучего дуба.

Танцующий выдернул руку.

– Что еще за?..

– Тс‑с‑с, – прошипел Хан, приложив указательный палец к губам, и жестом дал другу понять, чтобы тот не двигался.

Затем выглянул из-за дерева и осторожно шагнул на тропу. Юноша начал подкрадываться к роще: он чуял, что преследователи затаились именно там. Так и есть! Солнечные лучи озарили худощавую фигурку, облаченную в зеленую – под стать листве – одежду. Хан сделал еще один шаг вперед и, в конце концов, побежал. К счастью, сырая земля подавляла практически все звуки.

Алистер почти достиг цели, но незнакомец тоже заподозрил что-то неладное и кинулся вправо. Хан не намеревался ждать, пока чародей прочитает заклинание, и набросился на злоумышленника. Оба покатились по склону и упали в Старушечий ручей.

– Ай! – Хан ударился локтем о валун, лежавший в устье, и на миг ослабил хватку.

Противник отчаянно сопротивлялся, был скользким на ощупь… и с округлостями в совершенно неожиданных местах. Юноша замешкался, и заклинатель сумел вырваться на волю. Сам же Хан поскользнулся: вода тотчас попала ему в рот, и парень отчаянно закашлялся. Выпрямившись, Алистер протер глаза и в панике смахнул мокрые волосы со лба. Он боялся, что будет заколдован быстрее, чем успеет сделать вдох.

И тут он услышал смех. Кто-то задыхался от хохота и едва мог говорить.

– Оди-но-кий Охотник! Еще слишком холодно, чтобы плавать!

Хан обернулся. На отмели сидела двоюродная сестра Танцующего в Огне – Любопытная Птаха. Темные волосы свисали вдоль щек девушки. Намокшая льняная рубаха плотно облегала тело, тонкая ткань сильно просвечивала. Птаха без тени смущения улыбалась Хану, в ответ беззастенчиво разглядывая юношу с ног до головы.

Алистер с трудом справлялся с желанием нырнуть обратно в ледяной ручей. Он чувствовал, как пылает его лицо, и даже шея стала пунцовой. Прошла минута, прежде чем он смог заговорить.

– Птаха? – тихо вымолвил Хан.

Он сгорал от стыда. Несомненно, сейчас для Птахи начнется потеха.

– Может, тебе стоит сменить имя на Охотник за Птицами? – поддразнила его Птаха.

– О нет, – промямлил Хан, поднимая руки, будто пытался укрыться от заклинания.

– Прыгающий в Ручей? Краснощекий? – настаивала девушка.

Только этого ему не хватало! Имена тех, кто вырос в племени, постоянно менялись до того момента, пока они не достигали зрелости. Ты мог быть Плаксой в младенчестве, Бельчонком в детстве, а позже стать Метателем Камней.

Жители Долины не могли этого понять.

– Нет! – умолял Хан. – Ну, прекрати, Птаха…

– Я буду называть тебя так, как захочу, – фыркнула кузина Танцующего с Огнем.

Она поднялась и замотала головой.

– Мне по душе Охотник за Птицами. Пусть это будет нашим маленьким секретом.

Хан чувствовал себя беспомощным. И он все еще стоял в воде по пояс.

Глядя на Птаху, он подумал о том, что ей тоже бы не помешало сменить имя.

Она и Танцующий с Огнем были его друзьями сколько Хан себя помнил. Мать каждое лето отправляла его в поселение Марисских Сосен.

Хан сразу сдружился с Танцующим и Птахой. Они вместе играли: бегали по каменистым тропам Призрачных гор и сражались в бесконечных боях против воображаемых врагов.

Однажды в поселении Охотников они встретились со старым мастером и хранителем древних знаний, который настоял на том, чтобы друзья сами смастерили себе луки, а уж потом учились из них стрелять. Хан был с Птахой, когда та подстрелила своего первого оленя, и сгорал от зависти, пока не убил своего.

Именно Птаха показала ему, как надо коптить мясо, чтобы оно хранилось целую зиму и не испортилось.

В ту пору им уже исполнилось двенадцать.

Тогда они целыми днями играли в «зайцев и волка». «Зайцы» отправлялись в лес и отчаянно пытались оторваться друг от друга. Они могли прятаться в скалистых ущельях, преодолевать большие расстояния, шагая вдоль ручьев, или пробираться окольными путями через какое-нибудь высокогорное поселение, ну а «волк» должен был по очереди собрать всех «зайцев».

С Птахой оказалось приятно путешествовать. Она находила лучшие места для привалов: они защищали от непогоды и служили оборонительным укреплением. Девушка умела разжигать костер, несмотря на ветер и грозу. И она всегда знала, во что поиграть.

Много ночей они проспали рядом, деля одно одеяло на двоих.

На Осенней ярмарке Хан, Птаха и Танцующий впервые попробовали крепкий сидр. Птаху тогда стошнило, и Хану пришлось ее умывать…

Но сейчас, находясь рядом с Птахой, он чувствовал себя неловко. Девушка сильно изменилась. Когда Хан приходил в поселение Марисских Сосен, она обычно болтала с подружками. Девицы окидывали парня нахальными взглядами и перешептывались. Если Хан пытался подойти к Птахе, ее приятельницы начинали хихикать и толкаться локтями.

Некогда он держал в страхе улицы Тряпичного рынка, и местные жители старались не попадаться ему на глаза. У Хана водились и «девушки» – монеты с изображением принцессы – в общем, у главаря банды была свобода. Но по какой-то причине возле Птахи его голова всегда шла кругом. Вероятно, потому, что девушка была так чертовски хороша во всем.

Когда они были младше, борьба в ручье не подразумевала ровным счетом ничего неприличного. Теперь же каждое сказанное слово обретало множество смыслов, а каждое действие имело непредвиденные последствия.

– Птаха! Одинокий Охотник! Что случилось? Вы что, упали в ручей? – Танцующий смотрел на них с вершины склона.

Птаха стряхнула капли воды со штанин.

– Одинокий Охотник сбросил меня туда, – самодовольно ответила она брату.

– Я принял тебя за другого, – пробормотал Хан.

Птаха развернулась к нему и насупилась.

– За кого? – настойчиво поинтересовалась она. – За кого ты меня принял?

Хан пожал плечами и поплелся к берегу. Все и впрямь изменилось. Раньше, когда один из них начинал говорить, другой мог продолжить фразу друга и не ошибиться. Они могли общаться без слов. А теперь поведение Птахи стало абсолютно непредсказуемым, учитывая ее странные приступы гнева.

– За кого? – повторила девушка и нагнала Хана, явно намереваясь вытянуть из парня признание. – Ты подумал, что я – другая девушка?

– Нет, не девушка. – Хан стянул сапоги и вылил из них воду. По крайней мере, они немного отмылись от липкой грязи. – Мы встретили заклинателей на Выжженном лугу. Они спугнули оленей, вот мы и немного повздорили с чародеями. Когда я услышал твои шаги, то подумал, что за нами вслед увязался один из них.

Птаха изумленно захлопала ресницами.

– Заклинатели? – недоумевала она. – Что они здесь делают? И неужели я так похожа на чародея?

– Нет, конечно! – оправдывался Хан. – Я просто перепутал…

Он поднял голову, и их взгляды встретились. Хан громко сглотнул. Щеки Птахи стали малиновыми, и она посмотрела на брата.

– И о чем ты разговаривал с проклинателями, братец? – спросила девушка.

– Ни о чем, – буркнул Танцующий, покосившись на Хана.

– Если бы не они, каждый из нас подстрелил бы по оленю, – пришлось вмешаться Хану.

И сразу пожалел о сказанном, потому что Птаха тут же уставилась на него, подняв брови. Она часто твердила, что один олень в коптильне стоил целого стада на свободе.

– Так что произошло? – воскликнула Птаха, наклонившись к юноше. – Что-то загорелось? Я чувствовала запах дыма.

Хан и Танцующий переглянулись. Каждый из них надеялся, что друг заговорит первым.

– Заклинатели запалили лес на Ханалее, – наконец решился Хан.

– Ясно. И вы начали с ними спорить, – требовала продолжения Любопытная Птаха, переводя взгляд с Хана на брата. – Ну а потом?

– Ничего особенного не случилось. Проклинатели ушли, то есть ускакали на лошадях, – ответил Танцующий.

– Ладно! – разгневалась Птаха. – Можешь молчать, если хочешь! Мне все равно. Но тебе надо рассказать об этом Иве. Проклинатели не должны появляться на наших землях, бродить по Призрачным горам, а уж тем более – устраивать пожары.

Хан трясся от холода. Солнце спряталось, и его руки и спина покрылись гусиной кожей. Раньше в подобной ситуации он бы снял мокрую одежду и разложил ее на земле, чтобы высушить. Алистер глянул на Птаху и понял, что подобный вариант даже не рассматривается.

– Пойдемте в Марисские Сосны, – произнес Танцующий, будто прочитав мысли Хана. – Там вы и согреетесь.

На небо набежали тучи, а вершины деревьев принялись раскачиваться: подул сильный ветер. Друзья ускорили шаг, и кровь Хана быстрее потекла по венам. Он посматривал на посиневшие губы Птахи и думал о том, чтобы обнять и согреть девушку. Но это бы выглядело странно на узкой скалистой тропе. И Птаха могла снова на него разозлиться.

Когда они добрались до Марисских Сосен, местные собаки встретили их громким лаем. Стая была разномастной – короткошерстные и длинношерстные пастушьи собаки уживались с волкодавами и пятнистыми равнинными гончими, купленными на ярмарке. Следом примчались дети, привлеченные собачьим лаем. Среди них были как круглолицые малыши с правильными чертами лица, так неуклюжие подростки.

Большинство детей могло похвастать длинными темными волосами, карими глазами и медной кожей. Но среди них попадались и голубоглазые, как Танцующий с Огнем, и кудрявые, как Птаха. Жители Долины вступали в смешанные браки, а иногда заключали союзы и с золотоволосыми чародеями-захватчиками с Северных островов. Но они никогда не роднились с местными чародеями. Заклинателям уже тысячу лет было запрещено заходить на территорию Призрачных гор.

Троих друзей тотчас засыпали вопросами: изъяснялись дети на смеси общего языка и языка племени.

– Где вы были?

– Почему вы мокрые с ног до головы?

– Хан, ты к нам надолго?

– Одинокий Охотник, ты останешься на ночь в нашем доме? – несмотря на то что Хан часто бывал в Марисских Соснах, смуглые девочки на год-два младше него каждый раз осмеливались подбегать к нему и дотрагиваться до светлых волос юноши, которые так отличались от их собственных.

Птаха всегда старалась их отогнать. Вот и теперь какая-то настойчивая девочка умудрилась вырвать у Хана клок волос. Он сердито затопал ногами, притворившись, что пытается ее догнать. Девочка кинулась к подругам, и они всем скопом бросились наутек. Их смех звенел в воздухе и эхом разносился среди сосен.

– Что у тебя в сумке? У тебя есть сладости? – малышка с длинной косой вцепилась в заплечную суму Хана.

– Сегодня сладостей нет, – сердито проворчал парень. – И не трогай сумку. В ней полно огневицы.

Мысль о магическом амулете заставляла Хана прикрывать сумку рукой. Можно было подумать, что там находилась огромная ядовитая змея или хрупкий кубок.

В конце концов Хан, Птаха и Танцующий с Огнем двинулись дальше, сопровождаемые шумной толпой.

Поселение Марисских Сосен служило заставой на пути от Призрачных гор до равнинных земель. Оно было довольно крупным – здесь уже построили около ста домов. Они располагались друг от друга на изрядном расстоянии: если чья-то семья разрасталась и надо было построить новое жилье, места хватало всем.

В центре поселения возвышался Общинный дом, где проводили церемонии и устраивали шумные празднества.

Неподалеку был Дом Старейшины. Танцующий и Птаха жили там с Ивой – старейшиной поселения Марисских Сосен. У Ивы всегда гостил кто-нибудь из друзей, близких родственников и детей из соседних поселений: родители отправляли их в Сосны на воспитание.

Марисские Сосны издавна процветали за счет торговли. Удобное местоположение ценилось всеми, в том числе и жителями Долины.

Вещи, изготовленные мастерами других племен, перекочевывали именно сюда. Торговцы скупали их на ярмарках и переправляли ниже в Долину – в Арден, на юг, в Тамрон и в Феллсмарч.

С некоторых пор отношения между племенами и королевой стали напряженными, но это не уменьшило любви жителей Долины к приобретению изделий горцев. А те шили сапоги, выковывали золотые и серебряные украшения с вкраплениями самоцветов, ткали покрывала, вышивали одежду и мастерили магические предметы. Вещи, сделанные в племени, никогда не изнашивались. Они приносили удачу владельцу, и поговаривали, что их чары могли растопить самые холодные сердца.

Племя Марисских Сосен славилось лечебными снадобьями, целительством, красящими отварами и роскошными тканями. В поселении Демонаи жили воины и умельцы, делающие магические амулеты. Племя Охотников знало толк в мехах, копченостях, кожаной обуви и немагическом оружии.

В остальных поселениях изготавливали обычные немагические украшения и домашнюю утварь.

Хан сожалел, что сегодня не было ярмарки. Тогда бы никто не обратил на них внимания, и ему было бы гораздо спокойнее. Он устал объяснять, почему промок насквозь. Переступив порог Дома Старейшины, парень почувствовал облегчение: здесь он мог спрятаться от болтающих без умолку языков.

В центре горел очаг: горячий дым выходил в трубу. В воздухе витали ароматы падуба, сосны и корицы. К дому почти вплотную примыкала пристройка, служившая кухней. Хан втянул ноздрями воздух и уловил аппетитный запах тушеного мяса. У парня потекли слюнки.

У Ивы всегда было хорошо.

Дом Старейшины сам смахивал на ярмарку. Пучки сухих трав свисали с потолка. У стены выстроились бочонки, корзины и глиняные горшочки с красками, шкатулки с бусинами и перьями, а также с запасами лекарств – мазями и дюжинами горьких снадобий.

Ива использовала для своих целебных отваров растения, которые отыскивал для нее Хан.

На стенах висели шкуры животных. На некоторых были выбиты искусные узоры. Три девушки – ровесницы Хана – сгрудились возле большой шкуры какого-то зверя. Они наносили на нее краску, их головы с гладко причесанными волосами практически соприкасались.

Соседние комнатушки были отделены от главного помещения занавесями. Хан услышал приглушенные голоса. Больные и их семьи иногда оставались у Ивы ночевать, и старейшине не приходилось покидать свое жилище, чтобы ухаживать за ними.

Ива сидела в углу за ткацким станком. Валик издавал глухие звуки, когда женщина пропускала его через ряды будущего половика. Широко натянутая основа была зимней – темного цвета: такие изделия ткали всегда заранее. Половики у Ивы получались прочными и красивыми. Люди верили, что они защищали пороги их жилищ от врагов.

Птаха дрожала от холода. Девушка проскользнула в одну из комнаток, чтобы переодеться в сухую одежду.

Ива отложила челнок ткацкого станка, поднялась со скамьи и направилась к парням. Подол ее юбки подметал ковры на полу. Каким-то образом недовольство и усталость Хана улетучились, и неудачный день показался самым лучшим днем в его жизни.

Все бы подтвердили, что старейшина Марисских Сосен – красавица. Однако дело было не только во внешности. Кто-то отмечал, что кисти ее рук во время бесед порхали, как птицы. Кто-то восхищался ее голосом и сравнивал его с пением вод реки Дирн. Волосы Ивы, украшенные лентами и бусинами, спускались до пояса. Говорили, что звери выходили на опушку леса, чтобы посмотреть, как она танцует. Пение Ивы понимали животные. Ее прикосновения излечивали недуги, облегчали страдания, подбадривали павших духом и превращали трусов в храбрецов.

Но когда Хана допытывали расспросами о старейшине Марисских Сосен, ему было сложно описать ее облик. Он считал, что другой такой нет. Ива была подобна лесной нимфе…

И всегда видела в людях лучшее. Хан не мог не сравнивать ее с собственной матерью, которая вечно выискивала в сыне самое худшее.

– Здравствуй, Одинокий Охотник, – произнесла Ива. – Прошу к нашему костру, – это было ритуальным приветствием для гостя.

Она посмотрела на юношу и удивленно выгнула брови.

– Что с тобой, Хан? Ты упал в реку Дирн?

Тот замотал головой:

– Нет. В ручей.

Нахмурившись, Ива окинула юношу пристальным взглядом с головы до пят.

– Если я не ошибаюсь, в грязевом котле ты тоже побывал.

– Да, побывал, – Хан потупился, смущенный, что настолько небрежно обошелся с сапогами, подаренными ему Ивой.

– Хан может надеть мои штаны, в которых я спускаюсь в Долину, – предложил Танцующий с Огнем и уставился на длинные ноги друга. – Хотя его лодыжки будут торчать.

Как и у большинства членов племени, у Танцующего было минимум вещей: две пары штанов из лосиной кожи и еще одни «городские» – для выхода в свет. Танцующий мечтал избавиться от последних. По его словам, они были жутко неудобными.

– Думаю, у меня есть кое-что для тебя, Хан. – Ива подошла к ряду сундуков и корзин и принялась рыться в отрезах хлопковых тканей. То, что она искала, лежало на дне короба. Ива извлекла оттуда поношенные штаны и встряхнула их. Посмотрела на Хана, затем снова на штаны и опять склонилась над коробом.

– Эти подойдут, – объявила старейшина и протянула брюки Хану вместе с выцветшей льняной рубахой, которая стала мягкой после многочисленных стирок. – Дай мне сапоги, – строго добавила она.

На миг Хан испугался, что Ива собирается забрать сапоги насовсем. Должно быть, Ива заметила тревогу на его лице, потому что произнесла:

– Не волнуйся. Я просто хочу их почистить.

Хан стянул грязные сапоги и нырнул за занавеску, которая прикрывала дверной проем одной из комнатушек. Очутившись в маленькой спальне, парень снял мокрую одежду и надел сухие штаны. И подумал о том, что было бы неплохо помыться и самому.

Внезапно занавеска заколыхалась, и в комнатку заглянула Птаха. Девушка держала в руках лохань с горячей водой и лоскут ткани. Наверное, невысказанное желание Хана долетело до ушей Создательницы.

– Эй! – воскликнул Хан. Он обрадовался, что успел натянуть штаны. – Могла бы и постучать, – это прозвучало глупо, ведь тут даже двери не имелось.

Птаха сменила свое одеяние на длинную вышитую рубаху. Влажные, но уже заново заплетенные волосы завораживали. Хан до сих пор не надел рубашку, и Птаха, как зачарованная, смотрела на грудь и плечи юноши. Хан глянул вниз – может, грязь попала к нему под рубашку. Нет, кожа оставалась чистой.

Птаха поставила лохань на пол и уселась на спальную скамью.

– Держи, – она протянула юноше кусок ароматного горного мыла и лоскут.

Хан закатал штанины до колен и опустил ноги в таз, намылил ткань и начал смывать грязь с босых стоп и голеней. Потом принялся оттирать ладони и руки. Хан старался отмыть серебряные браслеты, но они лишь прокручивались на запястьях.

– Позволь мне. – Птаха ухватила браслет на левом запястье Хана и принялась чистить серебро щеткой из щетины кабана.

Подруга наклонилась, и на ее лице появилось знакомое Хану выражение, говорившее о крайней сосредоточенности. От Птахи пахло чем-то приятным: кажется, ванилью и свежими цветами.

– Тебе лучше снимать их, прежде чем лезть в грязь, – проворчала девушка.

– Спасибо за совет, – ответил Хан, закатывая глаза. – Попробуй сними их, – для наглядности он попытался стянуть один из браслетов.

Это были литые серебряные полосы шириной в ладонь. Хан никогда не мог стянуть их с запястий. Браслеты были на нем с самого детства.

– Между прочим, они наделены магической силой. В противном случае уже давно стали мне малы.

Птаха подковырнула ногтем грязь, впечатавшуюся в узор.

– Твоя мама купила их у уличного торговца?

Парень кивнул. Должно быть, тогда все было вполне благополучно, раз мать имела лишние монеты, которые могла потратить на серебряные браслеты для младенца. Тогда они еще не жили, с трудом сводя концы с концами, – как говаривала его мать.

– Она должна что-нибудь вспомнить, – настаивала девушка. Птаха никогда не понимала, в какой момент нужно остановиться. – Вдруг ты сможешь найти уличного торговца, который продал твоей маме эти украшения?

Хан пожал плечами. Они обсуждали это и раньше, и тогда парень только и делал, что пожимал плечами. Птаха не знала его мать – она никогда не гостила у горцев, не пела песен у ночного костра и не слушала древних легенд. Она не любила вспоминать прошлое. Хан уже уяснил, что не стоит задавать слишком много вопросов: мать запросто могла ударить его хлыстом или отправить спать без ужина.

А в племени все было связано с легендами. Старейшины рассказывали о том, что случилось тысячи лет тому назад, а Хан не уставал слушать их снова и снова.

Слушать знакомую легенду о племени было все равно что ложиться в собственную кровать холодной ночью с сытым желудком и знать, что проснешься там же, целым и невредимым.

Птаха отпустила его руку и взяла другую. Ее теплые пальцы были скользкими от мыла.

– Думаю, эти узоры что-то обозначают, – и она ткнула указательным пальцем в орнамент на браслете. – Может, если бы ты понимал, как ими пользоваться, то мог бы… ну, хотя бы стрелять огнем прямо из ладоней.

Хан решил, что скорее он начнет стрелять огнем из пятой точки.

– Как по мне, они смахивают на украшения, изготовленные племенем. Странно, что Иве про них толком ничего неизвестно, – произнес Хан. – А раз не знает она, не знает никто.

Наконец Птаха оставила эту тему. Ополоснула руки Хана и вытерла их подолом своей рубахи. Затем достала из кармана баночку, открыла крышку и начала втирать что-то вязкое и тягучее в серебряную поверхность браслетов.

Хан попытался отстраниться, но Птаха крепко держала его запястье.

– Что ты делаешь? – с подозрением спросил он.

– Эта штука чистит серебро, – ответила девушка.

Птаха протерла серебро рукавом рубахи, и оно ярко заблестело, а девушка нанесла средство на другой браслет. Хан перестал сопротивляться, хотя и продолжал нервничать.

– Ты придешь на мой день Именования? – осведомилась Птаха, не отрываясь от своего занятия.

Хан удивился.

– Конечно, раз уж ты приглашаешь.

Но разве он мог ответить по-другому? Как-никак Птаха была племянницей старейшины поселения Марисских Сосен, и потому родня девушки пользовалась большим уважением в племени. В честь ее совершеннолетия наверняка устроят праздник, и Хан с нетерпением его ждал.

Птаха быстро кивнула.

– Замечательно!

– Он будет через месяц, правильно? – Месяц был вечностью для Хана.

За это время может произойти все что угодно. Хан никогда не планировал больше, чем на день или два вперед.

Птаха снова кивнула.

– Мой шестнадцатый день Именования.

Она выпустила руки Хана и положила ладони себе на колени. Вытянула ноги, пошевелила пальцами и начала их разглядывать. На мизинце правой ноги сверкнуло серебряное колечко.

– Ты определилась с призванием? – спросил Хан.

Предполагалось, что до шестнадцатилетнего возраста юноши и девушки племени успевали обучиться различным навыкам – от выслеживания диких зверей и охоты на них до ткачества, работы с металлом, целительства и пения.

В шестнадцать они будто рождались заново – уже с призванием. Вот тогда и начиналась серьезная учеба. Каждый выбирал себе определенное занятие. Некоторые призвания могли озадачить жителей Долины, в особенности горожан. К примеру, сказитель, рассказывающий легенды, тоже должен был пройти долгое обучение.

Когда Хан осознал, что Птаха молчит, он повторил свой вопрос.

– Так ты определилась с призванием?

Птаха вскинула глаза на друга.

– Я собираюсь стать воином, – произнесла она и с вызовом посмотрела на Хана.

– Воином? – недоуменно повторил юноша и вдруг выпалил: – Что говорит по этому поводу Ива?

– Она не знает, – ответила Птаха, потирая пальцы ног о половик. – Ничего не говори ей, ладно?

Хан подумал, что Ива, конечно, расстроится. У нее не было дочери, и, вероятно, она хотела, чтобы Птаха пошла по ее стопам и стала старейшиной и целительницей. Но ведь Птаха никогда не отличалась состраданием.

– И сколько воинов необходимо Марисским Соснам? – ехидно спросил парень.

– Я собираюсь уйти в Демонаи, – ответила Птаха.

– Правда? – поразился Хан.

Значит, Птаха не шутит. Воинам Демонаи не было равных. Говорили, что они могли выживать в лесу неделями – на ветру, под дождем или палящим солнцем. Один воин Демонаи стоил ста солдат.