Текст книги "Грибы-инопланетяне"

Диета

Во мне пятнадцать килограммов лишнего веса. Когда я захожу в метро, то дети в ужасе уступают мне место. Одна женщина заметила это и дала мне диету Кима Протасова. Я должен был есть только овощи (но сколько хочешь), сыр (как душе угодно), пить пятипроцентный йогурт, чай или кофе без сахара. Еще не возбраняется три яблока в день, а в третью неделю можно позволить триста граммов вареного мяса. Эффект достигается через тридцать пять дней.

Я взялся с энтузиазмом. Весь первый и второй день грыз морковку. Даже на работе не отклонялся от выбранного пути. Пил из пакетов йогурт, ел адыгейский сыр и мечтал о прекрасном будущем. Ужас наступал по ночам. Я привык в два или три часа ночи в семейных трусах подкрасться к холодильнику и вытащить холодную котлету, положить ее на черный бородинский хлеб и запить двумя стаканами молока. Во время же диеты я первые три ночи держался, но в ночь четвертую навалил себе тарелку борща и всласть предался пагубной страсти. Я чавкал, урчал, сопел, хрипел и радовался жизни.

В таком виде меня и застала жена. Встала она за спиной и заплакала. Я выронил ложку и огорчился. «Не плачь», – говорю – «я как-нибудь по-другому похудею. Говорят, есть мясная диета и диета на молоке со свиным салом». Жена криво улыбнулась и отвечает: «Зато одежду перешивать не надо. А то похудел бы на пятнадцать килограммов и что делать со всеми этими болтающимися штанами и гигантскими пиджаками. Снова покупать вещи сорок восьмого размера вместо шестидесятого?»

Стихи

До тридцати лет я не понимал и не чувствовал стихов. Прекрасное называл истоптанным и пошлым, авторскую манеру – желанием выпендриться, циничное и проникнутое ненавистью – новаторством, а отказ от рифмы и ритма – не деструкцией, а новым словом. Это происходило не потому, что я так хотел, а шло из моей сути. Я даже не замечал, как изрыгаю чушь и топчу все самое чудесное.

А потом я влюбился, женился, завел семью, растолстел и мой взор очистился. Сейчас я знаю, где хорошо, а где плохо, чувствую фальшь и говорю правду лишь тогда, когда меня просят. Все бы хорошо, но когда я шел с зажмуренными глазами и отравленным языком, то писал пусть плохонькие, но стихи. А сейчас я ничего не пишу.

Неудавшийся Новый год

Я давно не ел сало, лет десять, с тех пор как переехал из Херсона в Москву. Поначалу мне бабушка высылала его по почте, но потом прекратила. Сказала, что с моими столичными деньгами можно купить сало и на рынке. Но с рук я его брать боялся. Мало ли кто там его солил и каким методом.

Но в канун 2009 года я очень захотел вспомнить вкус настоящего украинского сала. Я поехал на Дорогомиловский рынок, расположенный возле Киевского вокзала. На него съезжаются c Украины продавцы сала. Я шел вдоль рядов и пробовал сало с ножа. Мне понравился шмат с мясными прожилками, с чесноком и укропом, с мягонькой шкуркой. Я купил килограмм, поехал домой в Люблино и положил сало в морозилку, представляя, как закусываю им шампанское в двенадцать часов в последний удар курантов.

А потом я забегался. С женой готовил салаты, варил холодец, жарил телятину, резал семгу и открывал красную икру. Только четырнадцатого числа в старый Новый год я нащупал какой-то сверток в морозилке и опознал в нем сало. Горю моему не было предела. Еще один Новый год прошел зря.

Подарки в Новый год

Сидоровы пригласили нас на празднование 2008-го Нового года, а мы Сидоровых позвали на 2009. Когда в 2008 году мы пришли к ним в гости, то подарили расписанные витражными красками чешские фужеры. Жена трудилась над росписью целый месяц.

Сидоров же за две недели до Нового 2009 года позвонил ко мне и спросил, хотим ли мы получить от них подарок. Если скажешь: «Хочу», – то будешь выглядеть бедным. А если скажешь: «Не хочу», – то останешься без подарка. Я выбрал второе.

Долго еще пилила меня жена. Говорила: «Это все твоя гордыня».

Новогодняя ахинея

В этот Новый год нехаризматический президент выступал с поздравительной речью. Это был первый нехаризматический президент, начиная с Горбачева. Еще бы десять лет назад я бы сильно возмущался и требовал сатисфакции, но годы ушедшей стабилизации сильно расшатали мое здоровье. Я научился ничего не замечать. Я сидел, облокотившись на стуле, а рядом суетилась жена и прыгали коты. Серый британский и рыжий, похожий на сфинкса. Они видели, как я слушаю речь, и, помня меня молодого, хотели вызвать скорую помощь, но никто по 03 не отвечал на телефонные звонки и не поднимал трубку. Наверное, врачи тоже слушали нехаризматического президента, ждали премий и льгот и никак не могли подумать, что где-то рядом требуется помощь.

Нехаризматичный президент перестал говорить перед боем курантов. Тогда я очнулся, и мне стало грустно. Захотелось вернуть юность, чтобы стать задорным и глупым: ходить на демонстрации, слушать рок и читать хором стихи.

С первым боем курантов в квартиру вошел Дед Мороз со снегурочкой. Они выпили коньяку, снегурочка сплясала зажигательную жигу, дедушка рядом со мной положил коробку в подарок. Я открыл ее и увидел куклу нехаризматичного президента. Даже дома он не давал мне покоя.

Премия

В конце каждого года перечитываю лонг-листы национальных литературных премий, абсолютно понимая, что шансов на попадание в них нету. Однако все равно внимательно слежу за ходом событий и перипетиями борьбы, а вдруг что-то произойдет.

Но кроме национальных премий могут еще наградить толстые журналы. Вдруг в каком-нибудь журнале найдут в кладовке мою пыльную рукопись, поймут, что были не правы, и отметят ее ценность для читающей публики. И вот уже все закружится, забегают литературные работники, засуетятся спонсоры, заскрипит перо председателя и мой скромный, короткий, но бойкий рассказ займет свое необходимое место в торжественном ряду избранников.

Еще могут увековечить премией без приза. Это когда занимаешь первое место, а вместо денежного поощрения выдается стакан коньяку и лимон. Все окружающие выпивают напиток, закусывают цитрусовым и идут стройными рядами в историю под хоровое пение сподвижников.

Еще могут собраться друзья и близкие и сказать, что огорчаться не стоит, что надо радоваться жизни и верить в лучшее. В конце концов, цель не в премии, а в процессе творческой самоотдачи. Пусть даже читают тебя пара друзей, жена и два серых ученых кота.

Образование

Хотя я учился в трех институтах и одной аспирантуре в разных областях науки, но знания не приобрел. Это произошло потому, что я быстро усваиваю материал, но так же стремительно его забываю. Чтобы не утратить информацию, мне надо постоянно ее повторять, а я работаю в другой сфере – пишу всяческую техническую белиберду. Однако меня своим считают математики, лесники, филологи и футболисты. Когда я с ними встречаюсь, то вспоминаю былое, пью водку и закусываю салом. Потом мне рассказывают всяческие профессиональные тайны или ведут узкоспециализированные разговоры. Я ничего не понимаю и только качаю в такт головой, как китайский болванчик. Меня целуют и отпускают домой, долго провожая и вызвав бесплатное такси. Я еду в авто и думаю: «Господи, как стыдно!»

Отстаю от прогресса

Я не покупаю новые книги. Они слишком дороги. Рублей пятьсот за штуку, а у меня обычно бывает тысяча на пять книг. Если купить две новых книги, то будешь ездить в метро, их читая, всего две недели. А если купишь пять книг по двести рублей, то мало того, что будешь ездить месяц, то еще одна книга останется в подарок деду, тоже яростному книгочею.

Когда дед берет от меня книгу, то спрашивает, когда она написана. Если автор сочинил книгу после восемьдесят пятого года, то дед книгу не берет. Говорит, что в ней много секса и насилия. От этого у него портится настроение и он не спит на дежурствах, ворочается, а потом получает взашей от начальника смены.

Я тоже не люблю последние книги. Они дорогие. Обычно я новые книги покупаю через два года, когда цена на них упадет. Поэтому я отстаю от прогресса на два года.

Из иных миров

Ночные приборы

В моем доме много ночных приборов. Когда я ложусь спать, то они работают. Увлажнитель воздуха пыхтит и орошает водой карликовую финиковую пальму. Очиститель гудит и забирает пыль из пространства. Распылитель ароматического масла создает запах по всей спальне. Вентилятор распространяет во все стороны полосы воздуха. Компьютер считает важную задачу. Еще по ночам мяукают коты.

В конце концов, я вскакиваю из постели и кричу: «Я так больше не могу жить!» На это приходит жена и бережно выключает увлажнитель, очиститель, распылитель, вентилятор, компьютер и забирает котов.

Натюрморт

Я пришел домой с букетом в одиннадцать роз и веткой зелени и подарил его жене, но розы оказались вялые. Стоять не желали, и клонили бутоны к земле, а жена захотела нарисовать на стекле витражными красками натюрморт. Но оказалось, что в шестнадцатом веке натюрморт состоял из символов и эмблем, которые что-то обозначали. Роза – это и рассвет и весна, наслаждение и человеческая плоть, Мария и Христос. Роза с шипами – страсти Христовы и страдания мучеников. Красные венчики роз – пролитая кровь. Розы с осыпающимися лепестками – символ краткости жизни и мимолетности земных удовольствий.

Я сказал жене: «Ты выбери, что ты будешь рисовать: рассвет, страдания, кровь или мимолетность земных удовольствий». Но жена молчала в ответ и писала обычные алые бутоны в фарфоровой китайской вазе. Вот так и в более поздние века (в восемнадцатом и девятнадцатом) забыли все символы и эмблемы, потому что рисовали, что хотели, и ничего не придерживались.

Ссора

Я очень люблю людей. Бывало, понравится человек, или собака, или кошка и кропаешь рассказ. Так у меня написаны истории про всех друзей, знакомых, приятелей, их жен, подруг, собак, кошек, волнистых попугайчиков, белых мышей и морских свинок. У меня даже есть эссе про шиншиллу.

Но однажды я поссорился с поэтом Ю. и из мести решил выкинуть из сочинений рассказ про его такса Т. Затем я поругался с прозаиком К. и исключил историю о его жене Н. Далее у меня было плохое настроение, не сложился год и я перессорился с А., В., Е., Ж, С., Э и П. В гневе я порвал рукописи, содержащие рассказы о них, сжег страницы во фритюрнице, а пепел развеял на нижних полях фильтрации в Люблино. Далее я продолжал ссориться не только с людьми, но и с животными. Уничтожал эссе про собак, кошек, овечек и коней. Таким образом, из моих тысячестраничных трудов формата А4 исчезло девятьсот страниц. В конце концов, я закричал: «Хватит», – и вернул все на место. Не нужна нам месть, если существуют литературные потери!

Банк

В понедельник в Банке устроили всеобщее собрание. Президент Елена Сергеевна Дюбель сказала, что несмотря на кризис, все будет идти своим чередом. Зарплату не урежут, сокращений не будет. Все обрадовались, а старый-престарый программист Матвеич сказал, что вот теперь-то надо готовиться к худшему.

Мы на него внимания не обратили, ходили в эйфории, но в среду Начальника кадровой службы Смирнова попросили распечатать организационную диаграмму Банка с указанием всех отделов, всех должностей и всех сотрудников. Стало не по себе. Потом у Главного бухгалтера Михеевой затребовали сведения о размере фонда заработной платы. Мы стали поглядывать друг на друг, как на врагов народа. Потом у руководителей подразделений попросили отчеты о производственной нагрузке подчиненных. Мы стали писать руководству друг на друга анонимки.

В четверг по коридорам Банка слонялась толпа в пятьдесят человек, которая заходила в помещения и подписывала обходные листы. Каждый из оставшихся был рад, что не попал в нее, сочувственно жал руки уволенным и радовался про себя. Уволенные вели себя по-разному. Испуганно, горестно, агрессивно, развязано, встречались подшофе. Они наперебой рассказывали, какие все кругом суки. Некоторых было жаль, а над некоторыми окружающие злорадствовали. В уволенные попали студенты, молодняк и те, у кого небольшой стаж работы.

В понедельник в Банке устроили всеобщее собрание. Президент Дюбель говорила о плановой очистке наших рядов от тунеядцев и разгильдяев. Старый программист Матвеич вздыхал в сторонке.

ЖЭК

В наш подмосковный ЖЭК позвонили из Москвы и сказали, что грядет кризис и надо тридцать процентов сократить. Мы с главным инженером посидели и поняли, что сокращать некого. В первую очередь мы решили не трогать себя. Во вторую очередь нельзя увольнять диспетчеров. Их всего две. Одна работает ночью, а вторая днем. Можно уволить секретаршу, но кто тогда будет варить кофе. Мы не умеем. Оставались электрики и сантехники. Из четырех электриков и пяти сантехников на двадцать пять домов не запойные только Петрович и Серега. Петрович может пить вечером после работы, а утром приходит на службу как огурчик. Серега подшит.

Остальные работают полгода, а другие полгода пьют. Существуют зимние запойные и летние запойные. У зимних запойных запои короче, но глубже. Похмелье снимается в психушках. У летних запойных запои длиннее, но короче. Запои снимаются на природе на шашлыках красным сухим вином – Каберне, Мукузани, Шардоне.

Их тоже трогать нельзя. Когда зимние запойные работают, то летние запойные пьют и наоборот. Если уволить зимних запойных, то кто же будет подменять летних запойных, когда они уйдут в запой.

Мы долго с главным инженером думали, кого уволить и решили сократить Петровича и Серегу. Их-то подменять не надо.

Из иных миров

У Ирины, технического директора компании, нашли рак, а на ней все висит. И база данных, и электронный обмен и автоматизированная система. Ничего не описано. Наняли писателя. Он ходит за Ириной и все кладет на диктофон, а потом расшифровывает в техническую документацию, чтобы и чайнику было понятно. Ирина мотается с писателем и глотает таблетки, снимающие боль. За два месяца такого описания системы удалось восстановить все данные. Теперь программисты без Ирины смогут сами кодировать программы. Но иногда работа замирает. Эта Ирина лежит на курсах химиотерапии. Когда Ирине стало совсем плохо, она улетела к родителям в Соликамск. Там есть онкологический центр.

Сейчас через семь лет после ее смерти я иногда встречаю в машинном коде самые необходимые Ирины комментарии и вздрагиваю. Словно из иных миров тебе передают добрый и нежный привет. Словно смерти нет.

Стасик

Возле Киевского вокзала у киоска с чаем и булочками собираются безногие и безрукие бомжи. Они горланят, шумят, смеются, матерятся. Пьют где-то добытую водку и жуют недоеденные булки пассажиров. Громче всех разговаривает бомжиха Света. На вид ей лет сорок пять, а сколько на самом деле, непонятно. Обращается к проходящим: «Дай денег, не допивай пиво, кинь пирожок». Обнимается с одноногим афганцем-Стасиком.

Сейчас осенние дни стоят теплые, но ночью всего плюс три. Если уснешь на улице, то можно замерзнуть. Стасик выпил вечером водки-чеченовки и прикорнул на воздухе, а утром вороватые дворники-таджики обшаривали карманы джинсов Стасика и грубо переворачивали холодное фиолетовое тело. Все говорили: «Туда ему и дорога», – и только бомжиха Света тихонько скулила, опустившись на бордюр. Кто-то ей кинул сладкую булку, и она жевала белую, сдобную мякоть и пускала слезу на черные, закопченные с грязными ногтями пальцы. К Стасику пришел наряд милиции и вызвал скорую помощь. Врачи приехали и констатировали смерть. Все это время вокруг шли на работу люди, суетились грузчики и торговцы цветами, и только бомжиха Света тихонько скулила. Когда Стасика увозили, то она вцепилась в его пиджак, никак не хотела отпускать. Пришлось наряду огреть её дубинкой. После смерти Стасика Света перестала приходить к Киевскому вокзалу. Бомжи сядут напротив киоска, разложат дневную добычу и скажут: «Где же Светка?». Потом помянут Стасика и выпьют, если есть чего.

Освящение машины

Перечитывая ЖЖ

Очень люблю перечитывать свой ЖЖ двухлетней или трехлетней давности. Особенно поздравления с Новым Годом и с днем рождения. Или хвалебные подписи под рассказами. Или сообщения из Коктебеля. Или отзывы о публикациях.

Не люблю перечитывать посты, под которыми мало ответов, в которых меня ругают и информацию о том, что у меня что-то болит (зубы, спина, большой палец на правой ноге, ухо) или, что хочется курить. Не люблю, когда под моими записями кто-нибудь дразнится. Например, жена. Так и хочется написать что-нибудь суровое, а поезд уже ушел.

Раз в полгода я удаляю свой дневник. Потом неделю страдаю. Родственники и друзья, видя мои страдания, в течение недели уговаривают меня восстановить дневник. Когда я его восстанавливаю, то они говорят, что ЖЖ заменил мне реальный мир, что я провожу в нем все свободное время и забыл жену, детей, братьев, маму и папу. Так они твердят полгода, пока я снова не удаляю свой дневник.

Скоро диплом

Моя жена Наташа ходит по дому и возмущается, что у нее через полгода диплом, а она не написала ни одного стиха, ни одного рассказа, ни одной повести и ни одного романа. Когда ей стало совсем плохо, она купила витражные краски и три пары китайских бокалов. На первых бокалах Наташа нарисовала красных бабочек на зеленом лугу. Когда в бокал наливаешь сухое белое вино, то бабочки подмигивают окружающим и кажется, что вино не так сильно бьет в голову.

На второй паре бокалов жена нарисовала резвящихся в синей луже бегемотиков в полосатых тельняшках. Если бокал подбросить к потолку, то голубая вода так переливается, что кажется ты попал в Коктебель на побережье Черного моря.

На третьей паре бокалов Наташа нарисовала дельтапланеристов, летящих над Хибинским хребтом, усыпанным белыми полосками хрупкого снега. Если по бокалу провести указательным пальцем, то кажется, что наконец-то в наш дождливый декабрь пришла зима.

Я не знаю, улучшилось ли у жены положение с дипломом, но настроение наше явно поднялось. Когда поставишь разрисованные стаканы вдоль зеркального трюмо, приходит карнавал. Шуты и шутихи в разукрашенных масках веселятся для удовольствия человека.

Замена

У нас в семье зарабатываю только я. Когда я заболел, то моя жена трудилась на моей работе вместо меня. Оказалось, что моя работа не такая уж сложная и ее при желании может освоить каждая домохозяйка. Когда я вернулся из больницы, то жена оставила мою должность, а сама пошла в директоры. В директорах она говорила владельцу предприятия правду, поэтому больше месяца не удержалась, став опять домохозяйкой.

Когда мне плохо, грустно, скучно, все надоедает, мир кажется серым и унылым, я говорю жене, что заболел, в надежде на замену. Но жена не реагирует. Наверное, за время моей пятилетней здоровой жизни она напрочь разучилась замещать меня на работе.

Костюм

Я девять лет хожу в одном и том же костюме. В том числе и на Новогодние корпоративные вечеринки. В последний раз заместитель президента банка по культуре и этикету подошел ко мне и сказал: «Володя, надо тщательнее относится к одежде. Менять её. Поди зарплата у тебя не грошовая». Я стал за год до следующего корпоратива подыскивать солидную одежку.

Ходил по бутикам и салонам, но там все костюмы очень дорогие. Жена говорила: «Ты что? На что мы будем жить!». Заходил на рынки Измайловский, Черкизовский, Дорогомиловский, Москва, но там товар китайский, а мне хотелось приобрести немецкий костюм за умеренную плату. Купил путевку туристическую в Берлин, но в последний момент все деньги ушли на ремонт попавшего в аварию Хюндая. Как не старался, не удавалось мне найти в Москве добротный костюм без переплаты. Даже теща приезжала с предложениями, но все не то.

Когда стал надвигаться текущий Новый год, я пришел в панику, потому что ничего не купил. Сидел на диване и думал, что опять на меня укажут пальцем, скажут, что я нищий, что я безродный бомж, что не достоин имени банковского клерка. Даже решил прикинуться больным и не ходить на празднество.

Но 25 декабря 2008 года президент банка сказала, что из-за кризиса корпоратива не будет, отменяются подарки и денежные премии. Я обрадовался, покрепче замотался в серый в полоску костюм фабрики «Большевичка» и поехал домой.

Ночью мне снился немецкий костюм по цене китайского. Он летал по комнате, прицепленный к швабре и не давал уснуть. Все казалось, если закрыть глаза, то чудо швейной промышленности Германии навсегда растворится в розовой дымке сна, и я навеки останусь в своем девятилетнем костюме.

Быть первым

В детстве мне всегда хотелось быть первым. Я ходил в различные кружки и пытался чего-нибудь добиться. Стать юным техником, юным рыболовом, математиком, певцом в хоре, мойщиком окон, конструктором моделей самолетов, физиком-ядерщиком, химиком, лесником и грибником, сдатчиком макулатуры, ветеринаром, вязальщиком в технике макраме, строителем коровников и сборщиком яблок. Хотелось идти впереди всех, чтобы яркие знамена алели на моем пути, чтобы восторженные крики красивых девушек раздавались повсюду, чтобы люди выказывали почет и уважение на каждом шагу и несли мои портреты. Везде я стремился к высотам, но каждый раз чего-то не хватало. Усидчивости, настырности, везения, знаний, таланта, ума. Со временем я нисколько не расстроился, а только стал настойчивее и кое-чего добился. Я первым иду на обед, первым ухожу с работы и первым вбегаю в парилку.