Текст книги "История Мишеля Боннара. Куранго"

Когда Белла уходила из дома, пьесу играли каждую неделю, а выкупленная на все сезоны ложа всегда ждала свою хозяйку. Мишель охапками скупал цветы и усыпал ими дом Беллы, который арендовал для нее на те месяцы, когда она решала, что им нужно сделать перерыв в семейной жизни. Ежедневно в особняке трудились лучшие повара и лучшие модистки города. Он засыпал ее записками, ночами приводил музыкантов под ее окна и под романтический аккомпанемент зачитывал перед пустым балконом серенады, написанные накануне. Первые недели любовного сумасшествия Белла игнорировала страдающего мужа, затем ее сердце оттаивало, и она начинала принимать знаки внимания. Она прекращала надевать на бедные головы кулинаров сковороды и прогонять из дома многочисленных посыльных с подарками и цветами.

Ближе к окончанию любовного помешательства ее всё чаще замечали возле окна, а в последние дни она и вовсе выходила на балкон. Вокруг парочки толпились зеваки и журналисты. Шоу, устраиваемое семейством Боннар, каждый раз находило отклик в сердцах парижан. К концу представления за писателем выстраивалась огромная толпа, скандировавшая имя жены и умолявшая о прощении. Белла наслаждалась триумфом и принимала извинения. Следующий месяц ознаменовывался тишиной. Воссоединенная пара покидала пределы Парижа, уезжая на побережье, где предавалась любви и гармонии. Затем они триумфально возвращались и веселились до следующей ссоры, чтобы через год читатели могли насладиться новым приключением от Мишеля Боннара. Что было поводом к их расставанию, никто не знал, но то, что Белла умело руководила гением мужа, ни у кого не вызывало сомнений. Многие историки полагали, что благодаря ей Боннар стал тем, кем стал, именно она правила и редактировала его рукописи, а затем относила их в издательство. Без Беллы Мишель не мыслил своего существования, точно так же как Поль без маленькой Эммы. Тяжелая ноющая боль пульсировала внутри, разъедая сознание и вынуждая творить.

– Ааааааа, – закричал Боннар и со злостью ударил кулаками о стол.

Пальцы быстро перебирали клавиши, записывая историю волшебного цветка Куранго.

* * *

– Аааааа, – донеслось из соседней комнаты.

Крик, а затем глухой стук вырвали Адама из задумчивости. Он дернулся, посмотрел в темноту, но не вскочил. Он трижды прослушал запись беседы жены и Бенджамина и ощутил пустую беспомощность. Обычно мужественный и стойкий, он впервые за долгое время растерялся. Вся история походила на дурной сон. Что это? Невероятное совпадение или, как любят говорить просветлённые умы его поколения, «кармический узел».

– Мне нужен совет, – пробубнил Адам. – Всё это – полнейшее… Боннар сойдет с ума, если узнает. Вики не в себе, ее лучше не трогать, Люка странный и несерьезный, он не советчик.

Историю придется рассказывать с самого начала, иначе не передать всей драматичности.

– Папа! – вскричал мужчина и бросился вон.

Он отыскал свой телефон, быстро добрался до машины и набрал номер.

– Отец, мне надо с тобой поговорить. Дело крайне важное и очень срочное, я прилечу сегодня ночью, самолет через два часа. Встреть меня в 4–30 утра. Мне придется улететь этим же утром обратно, но несколько часов у нас будет.

Выслушав ответ отца, Виагард выехал из ворот дома.

* * *

Отец Адама отпраздновал в прошлом году семидесятилетний юбилей. Но распознать по его спортивной фигуре, улыбчивому лицу и темным бровям над слегка печальными глазами человека преклонного возраста было невозможно. Стройный и подтянутый, он отличался от ровесников не свойственной столь почтенным летам активностью. Живость, широкий кругозор, прекрасное чувство юмора, хорошее здоровье и жизнерадостность смело определяли его в разряд пятидесятилетних, хотя полностью седая голова и немного сутулые плечи могли выдать истину.

Он не любил жаловаться и ныть, всегда находил повод для радости и отчаянно веселился, посещая разнообразные танцевальные сборища при любом удобном случае.

По паспорту Давид, отец Адама последние сорок лет представлялся на англоязычный манер. С тех самых пор, как он вместе с семьей обосновался в прекрасной стране, его имя звучало не иначе как Дэвид. Его жена, мать Адама, скончалась десять лет назад, после продолжительной болезни. Погоревав два года, вдовец наконец смирился со смертью возлюбленной, однако решение о продолжении семейной жизни принял не сразу. Лишь спустя пять лет, после кончины супруги, он связал себя новыми узами. Избранницей отца стала сорокалетняя красавица Николетт – бывшая ученица, защитившая десятком лет ранее диссертацию у профессора Виагарда. Мадам Море была приглашена на праздник в Университет Дофин, где и произошла встреча с профессором после долгой разлуки. Дэвид сперва не узнал своей ученицы, но когда та представилась, назвав свою прежнюю фамилию, поразился, расцеловал её руки и признался, что был глух и слеп, раз не разглядел девушку в их «прошлой жизни». Порывистое красноречие мужчины польстило мадам Море, она трогательно обняла профессора и призналась, что в годы обучения таила скромную надежду.

Пикантности их теплой встречи добавило известие о браке мадам Море, в котором Николетт успела обзавестись близняшками. Обретя в кудрявой женщине с пышными формами утешение, Дэвид с острым чувством смирения попытался принять новость о её несвободе.

Месяцев десять Виагард надеялся на то, что провидение будет на его стороне, однако у прочих участников классического треугольника были свои взгляды, и действия месье Виагарда столкнулись с противодействиями месье Море. Дэвид начал добиваться расположения Николетт и убеждать ее в их совместном будущем счастье, мягко подталкивая к решительному шагу.

Николетт металась и плакала, пока окончательно не отправила обоих мужчин куда подальше: она забрала детей и уехала в Рим. И если хладнокровный Море лишь пожал плечами, посчитав порыв супруги временной мерой, то влюбленный и горячий Дэвид пошел на абордаж и примчался к любимой в тот же день. Он встал перед ней на колени и простоял так несколько часов, пока старая травма ноги не дала о себе знать острой болью. Николетт захлопотала вокруг героя, уложила будущего мужа на кровать, сделала повязку и красноречиво объяснила, что его чувства взаимны. Из Рима они вернулись парой, твердо решив больше не расставаться.

Развод будущей миссис Виагард с первым мужем превратился в годовалый душераздирающий стресс для всех участников сего действа, однако нет ничего невозможного для нашедших друг друга влюбленных, идущих путем создания новой семьи. Завершив волнительные процессы, Дэвид купил дом на побережье и переехал туда вместе с Николетт и дочками наслаждаться бликами солнца на средиземноморских волнах.

Так Адам стал любимым братом близняшек – очаровательных Адель и Валери.

Когда Ви привез свою будущую жену, чтобы познакомить с отцом и его новой семьей, к всеобщему удивлению, капризная двойня, не знавшая покоя и порядка, присмирела. Таращась на красавицу Вики, девочки копировали каждый её аристократический жест.

Немного мальчишеская внешность невесты не придавала Виктории мужских черт. Напротив, короткая белокурая стрижка подчеркивала девичью хрупкость. А активный характер избранницы не мешал ей в нужные минуты демонстрировать плавную манерность хорошего воспитания.

Вики слегка прикрывала веки, мило улыбалась и кивала, произнося при этом минимум слов. Всё в ней твердило о благородном происхождении и умении произвести самое приятное впечатление. Мягкие жесты, профиль приподнятого подбородка и серьезный глубокий взгляд голубых глаз сперва смутили Дэвида и Николетт, заставив тут же принять харизматичную избранницу сына и перестроить своё поведение под стать ее аристократичным манерам.

Но гостья, польщённая таким приёмом, помнила о своём хорошем воспитании только первые сутки. А на следующий день, услышав предложение двойняшек поиграть во дворе в крокет, не сдержалась и, скинув неудобные туфли, бросилась за ними.

– Женись, сынок, теперь я спокоен, – улыбнулся отец, глядя, как, завязав в районе бедер длинное нарядное платье, невеста носится по лужайке, обгоняя детвору, как приземляется на траву и, хохоча, обнимает двойняшек, как неумело, но весело учит дочек делать акробатическое колесо.

Адам, не догадывающийся о скрытых способностях своей будущей жены, смотрел на нее словно впервые. Вечером того же дня он увёз ее в Париж, где они расписались следующим утром без праздничных нарядов и фотосессий. Из белого на невесте была футболка, а в петлицу спортивной куртки жениха была вдета сорванная перед мэрией фиалка.

– Мензони никогда мне этого не простит, – пробубнила молодая, отправляя другу селфи с мужем, – он ждал этого события долгие годы.

– Кто это? – еще не знакомый с будущим другом семьи, спросил новоиспеченный муж.

– Даже не знаю, как тебе его представить, – честно призналась Вики, раздумывая о будущей встрече.

К удивлению, знакомство прошло легко и непринуждённо, и Мензони, полностью одобрив выбор подруги, принял Адама в «семью» со всей свойственной его артистичной натуре любовью.

– Вот так, – закончил Адам часовой монолог и взглянул на отца. Дэвид хмурился в открытое окно машины, за которым приближалась к рассвету средиземноморская ночь.

– Я не успел познакомиться с Полем и не понимаю, что он за человек, – начал Дэвид, – всё настолько невероятно и не укладывается в голове. Я слишком хорошо знаю тебя, сынок, и понимаю, что это не фантазия. И я слишком сильно уважаю творчество великого Боннара, культурное наследие, оставленное им для Франции и мира. Его фантазия порождала самые невероятные истории, и то, что рассказываешь ты, даже скучновато, – улыбнулся Дэвид.

– Пап, что делать? – с надеждой спросил Адам.

– Я не детектив, сынок. И не люблю шарад и ребусов, вся моя жизнь предельно проста и понятна. Самое главное, не отчаиваться. То, что вы помогаете Полю, заслуживает уважения, я бы поступил точно так же, горжусь и тобой, и Вики, и этим вашим дружком в лосинах.

– А делать что? – вновь повторил Адам.

Дэвид молчал.

– Ты понимаешь, Эмма тебе не поверит. Даже если ты покажешь сотню фотографий из дома Бенджамина. Сочтет тебя лгуном или завистником, или, того хуже, расскажет обо всём жениху, чем выдаст ваше незаконное вторжение.

– Допускаю это, – кивнул младший Виагард.

– И если Мензони прав и Бенджамин добивается внимания Эммы запрещенными методами, то, разрушив всё, ты ничего не добьёшься. Вероятно, она еще долго не придет в себя. Я не большой знаток хиромантии, или как это называется, но знаю фразу «подобное – подобным».

– Это что значит? – растерялся Виагард.

– Нам необходим специалист по таким делам, он скажет, что делать, чтобы – Дэвид задумался, – снять чары, наверное, тьфу, чертовщина.

– Справедливо. Нужен. Ведь Бенджамину ничего не стоит в любой момент вновь сделать из Эммы зомби. Я боюсь, Боннар не выдержит, если она будет уходить раз в год, как знаменитая Белла.

Глаза отца вспыхнули:

– О, Адам, а ты видел новую постановку «Прекрасной Беллы»? – воскликнул он, – оригинальное прочтение! Лучше классического варианта! Обязательно сходите. Труппа приезжала к нам на прошлой неделе, мы с Николетт получили огромное удовольствие.

– Непременно, пап. А где взять шамана? Где взять доктора?

Отец пожал плечами:

– Разреши, я посвящу в эту историю Николетт?

– Зачем?

– Знаешь, женщины иначе мыслят, вероятно, она придумает нечто элегантное и простое, что нас обоих несказанно удивит и обрадует. Поедем на завтрак? Прилетишь в Париж к обеду, сегодня суббота, ничего не случится! Ты не видел девчонок с Рождества!

Адам кивнул и посмотрел на стрелки наручных часов, показывающих начало шестого утра.

Отец вырулил на дорогу и спустя пятнадцать минут въехал во двор своего дома, чья терраса нависала над зеленым холмистым спуском к морю.

– Дорогой мой, – Николетт расцеловала пасынка.

Кудрявые длинные волосы женщины, собранные в высокий хвост, и простое светлое платье подчеркивали округлившийся живот, судя по размерам которого весьма скоро ожидалось прибавление в семействе.

– Папа? – растерялся Адам.

– Что?

– И молчали?

– Ну а что ты предлагаешь, отправить вам телеграмму? Приехали бы осенью, на мой день рождения, сами бы всё увидели.

– И вам давно пора, – закивала Николетт, – Вики следующая.

– О, я думаю, той чудесной поры мы не дождемся, дорогая мачеха. Вот кто, а Вики точно не желает подобных забот.

– Вам надо отдохнуть у нас месяц, и вот увидишь, общение с маленьким ребенком навсегда ее изменит, – убедительно сказала женщина, рассматривая недоверчивое лицо Адама.

– Дорогая, нам нужен твой совет, – Дэвид взял жену за руки и заставил взглянуть на себя. Мы тут попали в весьма затруднительное положение. Без твоей помощи нам не справиться, – мужчина привлек жену и усадил на стул. Николетт, придерживая объёмный живот, устроилась на высокой подушке, взяла со стола блюдце с орешками и с аппетитом начала жевать.

– Я не люблю, когда ты так начинаешь, Виагард, – встревоженно заметила супруга, – что стряслось?

Дэвид нахмурился:

– Милая, ты читала «Кольцо всевластия»?

– Боннара? Конечно, читала, – кивнула она.

– А «Отречение от прошлого»?

– Новая? И её читала.

– Я сэкономлю нам время, – Дэвид пристально посмотрел на жену, – то, что написал Мишель Боннар 200 лет назад, – правда, и его внук Поль живет у моего сына уже почти год. Сейчас он попал в беду, влюбившись в невесту некого Бенджамина, праправнука психопата-доктора, на которого работал десять лет Николя.

– А, ну ясно, – протянула женщина, – налить тебе кофе, дорогой?

Мужчины переглянулись. Не дожидаясь ответа, она начала хлопотливо разливать кофе по чашкам и, неаккуратно капнув на скатерть, быстро схватила салфетку и промокнула пятно.

– Дорогая, ты читала «Кольцо всевластия»? – повторил попытку Виагард-старший.

– Боннара?

– Ты помнишь, кто такой Николя?

– Николя – несчастный подросток, угодивший в услужение к психопату-доктору, который создал кольцо власти и погубил чуть ли не половину красоток Парижа, – кивнула Николетт.

– Так вот, Николя живет у моего сына дома и вознамерился жениться на девушке, которая через два месяца станет женой правнука психопата-доктора.

– А зачем ты приехал, Адам? – как ни в чем не бывало спросила мачеха, – ты не подумай, мы всегда рады тебе.

Женщина спокойно и благодушно улыбалась. Однако руки поглаживали живот, успокаивая разбушевавшегося малыша, который расслышал слова отца куда лучше матери.

– Совета попросить, маман, – ответил пасынок, – но почему-то мне кажется, в этом доме мне не помогут.

Дэвид внимательно посмотрел на жену:

– Николетт, что из того, что я сказал, не понятно? – нежным голосом спросил он.

– Всё понятно, – пожала плечами будущая мать, – всё чудесно и понятно.

– Плохая идея, – согласился отец и поцеловал жену в лоб, – может быть, еще немного поспишь?

– Хорошо, – кивнула она и встала, – а к чему ты спросил про Боннара? Обожаю его. И что там с его правнуком?

– Живет у меня дома, Николетт. Кстати, выпил неделю назад бутылку Бордо 1975 года, помните, вы дарили нам на помолвку?

Николетт остановилась:

– Ах он поганец!!! – разгневалась женщина, – а еще внук такого уважаемого человека. Сколько ему лет? Должно быть, почтенный возраст! Мог бы научиться хорошим манерам! – громко возмущалась Николетт.

– Ему двести, Николетт, – спокойно ответил Адам.

Взгляд прояснился. Всё сказанное ранее стало очевидным. Николетт немного побледнела, еще крепче прижала руку к животу и села.

– Как это? Что всё это значит? – она перевела взгляд на мужа.

– Дорогая, ты читала «Кольцо всевластия»?

– Да что ты со мной как с дурой? – по щекам женщины покатились слезы.

– Плохая идея, – отец обнял жену и погладил по голове.

– Расскажи еще раз, – женщина отстранилась и серьезно посмотрела на пасынка.

Адам спокойно и кратко изложил суть и закончил рассказ живописным описанием пентаграмм. Пояснив, чем промышляет бабуля жениха возлюбленной бедного друга, он вновь повторил свою просьбу:

– И я прилетел, потому что не знаю, как помочь Боннару. Он пока ни о чем не догадывается.

Николетт на секунду задумалась, а затем смущенно заулыбалась:

– Пусть бабуле её духи надиктуют, что у внучка должна быть другая невеста и непременно нужно ее найти, – Николетт обняла Адама и развернулась к выходу, – посплю еще часик.

– Понял? – отец важно поднял указательный палец вверх, – вот это называется: женский мозг. Пошли, – он похлопал сына по плечу, – отвезу тебя в аэропорт, езжай к своей Вики и знаменитому потомку. Да, кстати, а твой приятель до сих пор хочет, чтобы я усыновил его? Я и так уже почти многодетный отец! – засмеялся Виагард.

Глава IV

Чем ближе Адам подъезжал к дому, тем становился тревожнее. Гнетущее предчувствие неизбежных неприятностей завладело его мыслями. Он ощутил сильнейший упадок. Разум спокойно и размеренно диктовал привычные мысли, однако подсознание пульсировало неведомым беспокойством. Объяснить словами, что происходило, он не мог, однако на душе было тяжело и безрадостно. Казалось, придуманное Николетт решение заведомо предрекало победу. Но отчего-то Адама покинули силы и желание заниматься этим делом.

Вероятно, сказалась бессонная ночь. Однако у Адама физическое измождение никогда не становилось причиной расстройства, благодушие не покидало его, даже при самой сильной усталости. Сейчас же по телу пробегала неприятная дрожь, похожая на приближающуюся простуду. Виагардом завладели уныние и печаль. Вопреки всем его стараниям прогнать накатившее отчаяние, плохое настроение не желало отступать.

Ни с чем подобным ему сталкиваться еще не приходилось, и от этого было не по себе. Обычно происходящее имело вполне логичное объяснение. Плохое настроение, посещающее изредка, всегда имело причину и исчезало, как только Адам находил решение. Физическое недомогание никогда не портило его настроения, а выходки любимой давно стали поводом для веселья и источником вдохновения. Адам прокрутил в голове события последних суток, и плохое предчувствие стало нестерпимым.

Имея дело с физическим миром, можно предугадать действия участников, однако в слоях непознанного и неосязаемого это сделать затруднительно.

Мир, который нельзя увидеть и понять, повелевал судьбами и заставлял людей принимать на себя несвойственные им амплуа. Виагард подумал, что человек, пребывающий в заблуждении относительно реальности подобных влияний, никогда не признается себе или не почувствует, что находится под чьим-то контролем. Кто угодно может угодить в западню магических действий, но точно не он сам.

Экономист по образованию, он неплохо знал законы физики и всегда пытался объяснить не поддающиеся пониманию события обычным способом. И всё же, порой он не находил ответов на свои вопросы. Множество явлений так и оставались за пределами его познания в области таинственного.

Адам добрался до своего городка, заехал на главный проспект и остановился на светофоре. Впереди переходил дорогу подросток, ведущий за поводок маленького шпица. Собака сопротивлялась и не желала повиноваться. Что-то более интересное, чем скорое возвращение домой, увлекало пса. Он упирался всеми лапами и вырывался. Однако парень подергивал шнурок и тащил упрямую собаку домой, не обращая внимания на сопротивление.

Адам замер. Нечаянно увиденная картинка наглядно показала, как работает магия. Так или иначе, человек делает именно то, что повелевает другой, использующий таинственную связь, которая поддерживается вещью или знаком. Точно так же, как маленький шпиц, Эмма следовала по предназначенному ей пути и, вопреки сопротивлению, стремилась в объятия Бенджамина. Догадка порадовала, он понял принцип действия магии, но настроение оставалось отчаянно плохим.

– А если и я нахожусь под чарами бабули или ее больного внучка? – содрогнулся Адам, – и что делать? Куда и к кому бежать? Нужно всё рассказать Полю, один раз он эту тварь уже победил, значит, сможет еще, – вслух сказал Виагард и повернул во двор своего дома. Машины жены не было, а на все попытки дозвониться до нее автоответчик сообщал, что телефон абонента выключен.

– Вики? Поль? – закричал Адам, перешагнув порог дома.

– Я тут, любимый, – веселым, напоминающим женский голосом отозвался Боннар, – уже сготовила тебе завтрак и жду, когда мой милый вернется домой после ночного отсутствия.

– А Вики?

– Тут такая история, – начал Поль и замолчал.

Адам ожидал подобного и старательно держал себя в руках, он дал слово, что сохранит хладнокровие во что бы то ни стало.

– Спустилась с двумя чемоданами час назад, сказала, что ей требуется отдых, и уехала. Больше ничего, – поведал Поль и положил руку на плечо друга, – иногда у женщин такое бывает, уверяю тебя, она отойдет. Я не знаю, что у вас произошло, и, конечно, ты вправе хранить молчание, но я желаю тебе сил во всём разобраться и вернуть ее.

Приземляясь в аэропорту часом ранее, Адам почувствовал, случится что-то, чего он не сможет избежать, что-то, чего он не предусмотрел. Тревога вызвала тоску и нехорошую дрожь. Но когда он услышал новости, ему отчего-то сделалось легче. Он ухмыльнулся и повеселел. Осознание, что жена покинула его под гнетом воздействия больного правнука Брута, всё объяснило. Как бы там ни было, но ее поведению есть причина, а значит, он сделает всё, чтобы вернуть Виктории волю и разум.

– Друг, не сдерживай эмоций, со мной ты можешь быть самим собой, – успокаивал «дядюшка», внимательно наблюдая за реакцией Ви, – хочешь, ори или ударь меня. Знаешь, в древности вестников плохих новостей казнили. Не то чтобы призываю к расправе, я только недавно обрел себя и не желаю прощаться с жизнью еще лет 80, но, если тебе станет легче, ты можешь меня ударить, – Поль трагически закрыл глаза, отвернулся и подставил Адаму плечо, – не по лицу, пожалуйста, мне еще идти на свидание с Эммой. Ты сейчас в ярости, и твой тяжелый кулак может надолго испортить мой приятный облик, придав коже фиолетовый оттенок.

Веселые рассуждения заставили Адама расхохотаться, от прежнего напряжения и печали не осталось и следа. Всё стало простым и понятным. Как ни в чем не бывало он подошел к кофеварке и задал программу. Дождавшись порцию кофе, он развернулся к «дядюшке», который, судя по лицу, отказывался понимать происходящие в нём метаморфозы.

– Не хочешь ли ты сказать, что рад решению Виктории? – удивился Боннар, – если это так, то я уже ничего не понимаю! – он развел руками и сделал попытку встать.

– Сядь, – приказал Адам, – мне надо во многое тебя посвятить, тогда и подумаем, как нам действовать дальше. Ты очень нужен мне, Боннар.

Боннар сделал шаг в сторону и, тщательно подбирая слова, сказал:

– Адам, я крайне признателен тебе за заботу и помощь и всё такое и тоже очень тепло к тебе отношусь, мой дорогой, но я совершенно не гожусь для повелительницы твоего сердца и хозяйки этого дома, я, знаешь ли, еще надеюсь, – он присмотрелся к реакции Адама и продолжил, – еще надеюсь на семейную жизнь в ее классическом варианте, хотя, конечно, не утверждаю ничего. И если Эмма разобьет мне сердце, как это сделала тебе Виктория, вероятно, и меня посетят шальные мысли и мы сможем как-то стать ближе. Хотя, прости меня, сейчас я не могу ничего обещать, и всё это кажется мне дикой нелепостью.

– Сядь, – приказал Виагард, – садись и слушай.

Поль повиновался.

– Бенджамин, жених твоей Эммы, – потомок Антуана Брута, – это первое. Его бабка, праправнучка Брута – демонолог, а сам малыш Бенджи промышляет оккультизмом в подвале своего дома, – сказав это, Адам протянул Боннару телефон.

На экране многочисленные фотографии возлюбленной Поля сменялись пентаграммой на столе и латинскими надписями на плакатах. Боннар молча и внимательно листал снимки. Несколько длинных минут прошли в тишине. А затем Поль улыбнулся и расхохотался.

– Значит, она не любит его! – закричал он, – значит, она его… не любит!

Он выбежал в центр гостиной и расставил в стороны руки.

– Она его не любит, Виагард. Моя Эмма его не любит!

– Ну, выходит так. Она его не любит, но нам нужно придумать, как отрезвить их обоих.

– Что ты имеешь в виду? Кого обоих?

– Мою настоящую жену и твою будущую, – пояснил Адам.

– Я не понимаю, при чем тут Виктория?

Следующий час Поль слушал запись диктофона, перебиваемую пояснениями Виагарда. Веселье сменялось грустью, задумчивостью, злостью и яростью. Он сжимал кулаки, несколько раз подходил к винному холодильнику, но возвращался ни с чем, понимая, что для будущих военных действий ему потребуется трезвый рассудок.

– Где Мензони? – голосом, не предвещающим ничего хорошего, прошипел Боннар, – немедленно его сюда, объявляю мобилизацию!

Адам набрал номер архитектора и кратко изложил суть случившегося. Просьбе бросить всё и всех и приехать как можно скорее Люка не удивился. Он сказал краткое «Мчусь» и отключил телефон, а спустя тридцать минут вошел в незапертые двери.

Боннар оглядел хмурых друзей и, важно заложив руки за спину, гордо произнес:

– У меня для вас новость! Несмотря на то, что наше положение не располагает к радости, я не могу не поделиться произошедшими со мной переменами. Сперва я не хотел превращать новость в достояние, но сегодня ночью ясно ощутил: дарованное не может и не должно принадлежать только мне. Не я источник, я лишь инструмент.

– Про что ты толкуешь, Боннар? Что случилось? Какой инструмент? Я не вынесу больше загадок! – выкрикнул Люка и, сев на диван, заложил ногу на ногу.

– Друзья, вот уже несколько дней, как я пишу!

Друзья переглянулись.

– Вы не поняли, я пишу сам, я не правлю и не корректирую, я пишу! Я… я… – Боннар предательски прослезился, – свершилось, понимаете?

– О, мой друг! – Мензони кинулся к нему – как же я рад! Небеса услышали тебя! Уверяю, ты станешь знаменит так же как твой дед, или больше! Мы гордимся тобой, рассчитывай на нас, мы твои ярые поклонники, группа поддержки и самые преданные фанаты. Да, Виагард?

– Теперь-то я понял, о чем ты толковал вчера и почему чувствуешь всепоглощающее счастье. Вот о каких переменах ты говорил. Я рассчитываю, что мы первыми сможем насладиться твоими творениями. Или даже послушать их в твоем исполнении. Про что, кстати, ты пишешь?

Боннар смущенно отвернулся.

– Это история про украшение, – ответил он уклончиво и присел, – а в общем, про деда!

– Ты пишешь про Мишеля, так же как он написал когда-то про тебя? – Догадка поразила Мензони.

– Значит ли это, что всё так и было? А что, если всё, что я пишу, – правда? – оторопел Поль и ошеломлённо схватился за голову.

– Отчего нет, узнать мы это уже не сможем!

– Но я только начал, всего 30 страниц, пока я рассказываю про… – Поль замолчал, стиснул руками лоб и замер, – а если?

– Что?

– А если всё это правда! Значит, я могу повернуть все последующие события вспять?

– Они уже свершились, Боннар, как бы ты этого ни желал. И потом, у твоей истории счастливый финал, а вот новую историю ты вправе написать так, как захочешь, ты сам ее создаешь, а не проживаешь предначертанное!

Боннар задумался и не ответил.

– Друзья, я требую вернуться к нашей насущной проблеме! Мне крайне неприятно думать, что грязные руки Бенджи могут коснуться моей Вики. А если он решит сделать замену игрока?! Он отчаянный! Мы не можем этого исключать, – Адам эмоционально ходил по гостиной, – утром я был у отца, и его жене пришла в голову замечательная мысль, но это требует нашей подготовки! У меня есть план!

Сев в кружок, троица заговорщицки зашепталась, словно вражеские уши способны были сквозь пространство услышать или прочитать по губам тайный замысел будущей схватки. Люка схватил блокнот, раскрыл и начал записывать. Боннар безостановочно кивал. Адам водил руками по столу, смахивая ладонями невидимые преграды и передвигая перечницу и солонку вдоль выложенных салфетками квадратов.

Все эти телодвижения сопровождались самыми решительными выражениями на лицах заговорщиков. Время от времени кто-то из них вносил коррективы в военно-захватнические планы. Бой предстоял нешуточный.

* * *

«Зимняя пора в окрестностях Ракамадура наступила позже обычного. Все предшествовавшие зиме месяцы сохранялось летнее тепло. Ворвавшиеся в долину горные ветры погрузили её в мягкое облако прохлады. Уставшие от жары и пекла, жители окрестных селений молили Всевышнего о свежести и снеге. И в самом начале декабря небеса щедро вознаградили обитателей земель белыми холодными хлопьями, укрывшими истерзанную землю.

Близ домика волшебницы Анны, как теперь называли женщину, трое работяг возводили из широких досок новую постройку.

Строители начали трудиться еще в начале лета и к наступлению холодов завершили возведение стен и кровли. Анна улыбалась и не вмешивалась в мужские дела, поручив сыновьям распоряжаться заработанным. Рачительный Антуан настоял на строительстве флигеля, где бы он мог заниматься врачеванием. Мальчик был убежден в своём призвании и гордился выбранным делом. Его названого брата всё чаще можно было застать за написанием рассказов. Антуан поделился с ним еще недостроенной мансардой своего нового убежища, чтобы тот не мешался под ногами матери. Так сыновья обосновались отдельно, отдав дом в распоряжение Анны. Антуан здраво и рассудительно убеждал всех, что со временем Анне понадобится больше помощников. Дела шли в гору, и каждый день приносил новые заказы.

В доме появились еще две вышивальщицы, они заготавливали полотна с вышивкой и возили модисткам в город, где те предлагали их клиенткам. Известность рукодельницы Анны давно покинула сельскую местность. Жители всех окрестностей от Мерона до Ракамадура знали про волшебницу и ее удивительные наряды и обращались к ней за расшитыми шедеврами каждый раз, когда хотели принарядиться к празднику.

Необычные платья, украшенные диковинными цветами, ничуть не уступали изысканным столичным туалетам.

Об Анне ходили невероятные слухи. Местные шептались, что, если невеста выйдет замуж в платье, к которому прикасалась волшебница из Мерона, замужество обязательно будет удачным и очень счастливым. Жизнь с девушкой, прошедшей обряд венчания в таком платье, сулит будущему мужу успех, удачу и богатство. Слухи быстро разнеслись по Франции и достигли столицы.

Как-то вечером, когда день близился к закату, в мастерскую заглянул знатный вельможа. Он оглядел простое убранство маленького дома, внимательно осмотрел Анну, хмыкнул и передал ей записку. Анна подозвала Мишеля и попросила зачитать. Записка была анонимной, но её содержание говорило само за себя.

Неизвестная женщина передавала крупную сумму и требовала расшить самым искусным образом три платья. Анна с Беллой трудились над заказом неделю и к исходу срока передали изысканные наряды помощнику неизвестной заказчицы. С того самого момента жизнь Анны и ее детей окончательно переменилась. Каждый день в мастерскую приносили шелковые юбки, лифы, платки и накидки. Многие барышни прикладывали рисунки желаемой вышивки, но большинство просили придумать узор.