Текст книги "История Мишеля Боннара. Куранго"

Куранго

Глава I

«Что может быть прекраснее юной белокурой красавицы, впервые примерившей белоснежный наряд невесты. Пожалуй, только ее сияющий взгляд, ведь обручальное кольцо на безымянном пальце порождает восторг и умиротворение в самом гармоничном для любой девушки сочетании, потому как с этого момента исполняется уготованное природой женское предназначение, будто стиснутый металлом безымянный палец высвобождает уникальный мир, где любовь и забота выбирают убежищем сильные руки единственного.

Тем временем до предстоящего празднества оставался месяц, и наибольшее удовольствие жениху с невестой дарила предпраздничная суета. Подготовка к торжеству занимала все их мысли, во всяком случае, все мысли молодой женщины.

Перебирая наряды, она мечтательно закрывала глаза, представляя себя в роли невесты и фантазируя, как именно произойдет венчание с любимым мужчиной.

Белокурая красавица, в сопровождении подруги и приятеля, одаренного превосходным вкусом, проводили совместный досуг в бесконечных рядах подвенечных платьев. Они с упоением перебирали модели всевозможных светлых оттенков, останавливая выбор то на воздушном одеянии, расшитом серебристыми нитями ришелье, то на строгом футляре, с легкомысленной шляпой-фатой. Невеста настаивала на классической модели в пол, причем замысловатая вышивка на всех доступных взгляду шелковых метрах была непременным условием. В её мечтах венчаться полагалось только в таком платье, все иные модели девушка отвергала, но дабы оправдать присутствие помощников, снисходительно примеряла всё предложенное.

Её подруга советовала обратить внимание на новинки свадебной моды, например, на строгий и простой наряд, который подчеркнет изысканное отсутствие пышных форм молодой, а милый, но слишком настойчивый приятель, тот самый, что обладал безукоризненным вкусом, безостановочно убеждал взять любое от Wang и перейти к долгожданному и намного более важному согласованию блюд, а также заняться украшением зала и составлением списка приглашенных гостей.

Спор длился не первую неделю, но истина все ещё не родилась. Дамы, понимая друг друга куда лучше, оставляли приятеля без должного внимания.

– Нельзя уставать, – авторитетно заявляла подруга, прошедшая два года назад все круги предсвадебного сумасшествия, – надо непременно нанять агентство! Иначе со свадебных фотографий на нас будет смотреть не влюбленная счастливая прелестница, а утомленная женщина, пробежавшая за несколько предшествующих месяцев кругосветный марафон.

– Я хочу сама, – возражала невеста, – мне это приносит удовольствие, кроме того, это раз в жизни!

– Ну, зная твоего суженого, уверенным быть нельзя, – хохотнул приятель.

– Что ты хочешь сказать? – губы девушки задрожали.

– Милая, только то, что твой жених – порядочный фантазер, и скучно вам точно не будет, – остановила подруга назревающие слезы, гневно взглянув на приятеля.

– А я что? – воскликнул тот, – хоть бы он нам помог! Но нет, его не допросишься!»

Поль перечитал отредактированный перевод с английского и остался доволен. Он мечтательно растянулся в кресле, в очередной раз представив на месте главной героини девушку, занимавшую все его мысли.

Совсем скоро его избранница вместе с Вики и Люкой, как героиня романа – прекрасная Изабелл, станет примерять платья и готовиться к церемонии бракосочетания. Вот уже два месяца, как Поль Боннар, после длительных скитаний и поисков, получил долгожданную свободу от заклятья перстня Антуана. Внук прославленного фантазера Франции обрел человеческое тело.

Лишенный радости полноценной жизни, Поль невыносимо страдал. Мучения он сопровождал жалобами, нытьём и пьянством, чем порядочно утомил семью любимого «племянника». Однако искренние и отзывчивые друзья ни разу не упрекнули «родственника», наоборот, они исполняли любой его каприз и поддерживали любую его затею. В конце концов справедливость восторжествовала и Поль, вопреки всему, выжил и стал человеком. Ликование длилось так долго, что следующий за финальным аккордом месяц вошел в историю жизни всех действующих лиц как самый весёлый и беззаботный.

Компания победоносно праздновала на чужом континенте порядка двух недель, а вернувшись на родину, еще несколько.

Но, печальной правдой было то, что, ощутив человеческую радость, Поль так и не вернул себе радость мужскую. И как ни настаивали его друзья, не раз подталкивая Поля совершить порочную пробу, он решительно сохранял верность женщине, безраздельно властвующей над его сердцем. Однако Эмма, хоть и была отдаленно знакома с погибающим от её красоты и обаяния человеком, о его чувствах даже не догадывалась.

Следующие два месяца прошли в бумажной волоките, итогом которой стало восстановление статуса человека и родства с прославленным дедом.

Теперь величайший писатель стал по документам на два колена дальше и значился как прапрадед. Поль сделался своим же сыном, рожденным в Париже 28 лет назад, ровно за семь лет до трагического исчезновения «отца» и признания его пропавшим без вести, а затем и умершим. Вслед за удостоверением личности он заменил пропуск в издательство, где трудился последние полгода. В графе «фамилия» отныне значилась вожделенная запись – Боннар. Поль гордо раскрывал документ каждый раз, когда это требовалось, получая удовольствие от поразительных изменений в лицах тех, кто успевал прочесть известную на весь мир фамилию.

Редакторская деятельность, приносящая ему удовольствие и достойное жалованье, отвлекала всё внимание Поля, но вскоре его чрезмерная замкнутость начала беспокоить его окружение. Некогда веселый и жизнерадостный, он превратился в угрюмого, погруженного в себя, молчаливого человека. «Дядя» пропадал в кабинете сутками, чем вынудил хозяина оборудовать под свои интеллектуальные занятия мансарду.

Особняк, в котором проживала семейная чета Ви, когда-то принадлежал Полю, однако был продан со значительной скидкой его женой Катериной молодоженам Виктории и Адаму. Виктория не упускала возможности в шутку упрекнуть любимого супруга, который единолично принял окончательное решение о покупке дома. Он сэкономил на недвижимости, но значительно увеличил затраты на проживание в связи с пополнением состава.

Прекрасный дом был собственностью новых владельцев почти два года, но Боннар, обретший возможность полноправной жизни и, казалось, способный обзавестись собственным жилищем, заявил, что никуда из своего дома съезжать не собирается.

– Нравится вам это или нет, но жить я буду с вами! – гордо возвестил Поль, отвечая на корректный вопрос Виктории, когда же наконец они приступят к декорированию будущего гнездышка для Поля и его семьи.

Роль «дядюшки» сроднила с друзьями, и отсутствие документального родства этого не меняло. Любимые люди доказали: на них можно положиться в самых затруднительных и дрянных ситуациях. Вики и Адам обожали Боннара, и он отвечал им тем же. Их трепетное отношение к другу оставалось неизменным с самого первого дня знакомства. Даже постоянные намёки Ви на то, что Полю пора бы начать самостоятельную жизнь и снять где-нибудь неподалёку уютный домик, делались из благих побуждений, но продолжительные и эмоциональные разговоры о предстоящем союзе с Эммой и о том, что семейная жизнь непременно требует уединения, каждый раз заканчивались одинаково – Поль обижался и делал попытки уйти. Убедить его в том, что Эмма думает точно так же, как и хозяева особняка, не получалось.

Адам и Вики только переглядывались и старательно доказывали Полю, что тот давно принят в члены семьи Виагард: всё пережитое за последние месяцы навсегда их соединило. И даже если «молодая» предпочтет «свить гнездо» на другом континенте, это ровным счетом ничего не будет значить, ибо он останется для них важным человеком и самым близким другом, братом, компаньоном. Но красноречие хозяев разбивалось о колючий взгляд непонимания и становилось бесполезным, как только Поль разворачивался, чтобы уйти, даже своей спиной показывая, насколько сильно он оскорблен.

Адам терпеливо объяснял ему потребность уединения с Вики. Долго и пространно он втолковывал Полю о специфичности союза с женщиной, надеясь донести мысль о том, что третий становится лишним там, где жизнь делится на двоих.

– Боннар, – как можно более серьёзно начал Адам в очередной раз, – мы молодожены, и иногда нам хочется побыть дома только вдвоём, ощутить свободу, предаться порывам или просто поспать. Я требую твоего понимания!

– Хотите предаться разгулу? – вопросительно вскинул брови Боннар, будто слышал подобное впервые, – сколько угодно, вы мне не помешаете! Вы видели мой скелет! Неужели ты думаешь, Ад, что голый вид твоей жены, который может лицезреть каждый, побывавший в вашей ванной и обративший внимание на эти маленькие плиточки на стенах, в точности воспроизводящие ее изгибы, может меня удивить или испугать, или…

– Не продолжай, – остановил его Адам, – тебя, вероятно, нет, но её?

– Твою жену? – уточнил Поль.

– Мою жену!

– Вики, которая самолично, – Поль возмущенно вскинул подбородок – брала интервью у этой змеи – моей бывшей жены? Которая не побоялась, – он снова замолчал, – которая вообще ничего не боится, и уж смутить её невозможно!

– Поль! Она моя жена, я хочу быть только с ней, и не отвлекаться на то, что ты в гостиной смотришь баскетбол!

– Адам, я не смотрю баскетбол! В округе полно отелей, все в вашем распоряжении, – услужливо напомнил Боннар.

– Поль, вероятно, проведя многие годы в заточении, ты забыл, что семья подразумевает уединенность!

Поль подошел ближе и, оглядевшись вокруг, зашептал:

– Я не могу.

– О чем ты?

– Ну не могу.

– Поль!

– Мне снятся кошмары, – еще тише сказал Боннар, – я просыпаюсь каждый раз и подолгу прихожу в себя. Я вижу во сне, будто лежу в ящике, – Поль жалобно посмотрел на «племянника», – вот уже несколько месяцев меня преследует этот ужас, ровно с того момента как мои кости обросли жилами, я вижу, будто кожа разлагается, а вслед за этим проваливаются глаза и…

– Я понял, не продолжай. – Адам рукой остановил красноречивые описания.

Поль отвернулся и пробормотал:

– Я боюсь проснуться таким как прежде. Представь, каково будет удивление моей молодой жены, когда в своей постели поутру она обнаружит даже не хладный труп, а оживший скелет.

– Перестань говорить ерунду, этого не случится, ты полностью здоров, и врачи убеждали тебя в этом не далее чем на прошлой неделе.

Поль сидел, опустив голову, и рассматривал руки с таким удрученным выражением лица, на какое только был способен. Он поворачивал ладони и сгибал пальцы, словно пытался рассмотреть на коже признаки начинающегося разложения. Крепко сжав кулак, он поднял его, демонстрируя Виагарду белеющие костяшки, и всхлипнул.

– Давай ты раз в неделю будешь уезжать тусоваться с Мензони и оставаться на ночь у него? – предложил Адам после продолжительного молчания. Боннар вспыхнул и, забыв про увлекательное изучение своих рук, вскочил на ноги.

– А я думал, ты меня любишь, племянничек, а ты подталкиваешь меня проводить ночи с человеком, сомнительно относящимся к мужчинам. Хотя он нам и ближайший друг и характер у него куда лучше, чем твой, но!

– Поль, я не это хотел сказать! – оправдывался Адам, – хотя его отношение к мужчинам как раз очень однозначное, сомнений в этом нет.

– Ты сказал то, что сказал!

– Поль, Люка давно смирился с тем, что ты не ответишь ему взаимностью ни при каких обстоятельствах.

– Но зачем его провоцировать?

– Ты прав, – согласился Адам, – давай оставим все эти разговоры и пусть всё будет как прежде, – развел он руками, – мы с Вики что-нибудь придумаем, если захотим походить голыми.

– Я не могу жить один, я слишком долго был в заточении, – признался Поль, – я погибну от одиночества, я хочу общаться, с кем-то обедать и ужинать, выпивать, и вообще, я не съеду, Адам, даже не надейся и жене своей скажи. Откопали? Оживили? Всё, я с вами навсегда!

– Ох, – простонал Адам, – что же нам с тобой делать?

«Обострению» несносных черт любимого «дядюшки» была причина. Плохие вести с любовного фронта захватили мятущуюся от страстных порывов душу и ввергли в пучину страданий.

Сразу после возвращения из Америки и обретения привлекательной молодой наружности Поль бросился на поиски любимой. Пожалуй, мечты об Эмме поддерживали его всё время скитаний. Грёзы о будущей счастливой жизни давали надежду на лучший исход и не позволяли опускать руки всё время поисков «кольца жизни».

Прекрасная девушка, случайно оказавшаяся свидетельницей вызволения Боннара из железного короба, где тот провел двести лет, поразила тогда ещё не обретшего плоть и кровь человека сходством с единственной женщиной, которую он любил за всю свою долгую жизнь.

Вернувшись из Америки «живым», он без промедления приступил к её поискам, а так как сам находился в состоянии влюбленного героя, не смел даже подумать о том, чтобы сделать это собственными силами. Трепеща от одной только мысли о вожделенной мечте, чувствуя робость и неуверенность, он отдалял момент, когда ему пришлось бы полагаться исключительно на себя.

А так как обстановка пока позволяла, он поспешил обратиться за помощью к друзьям. Но Адам и Виктория, воспользовавшись советом «дядюшки», ежевечерне предавались романтическим утехам в ближайших к дому отелях, и никто кроме Мензони на роль помощника не годился.

Люка был отправлен в учреждение медицинской экспертизы, где работала любовь Боннара, с заданием выведать хоть что-нибудь и непременно вернуться с номером её телефона. Мензони безропотно выполнил требование: он гордо принес записку с цифрами, выведенными девичьей рукой, и, сохраняя хладнокровие, положил её перед Боннаром. Тот не сразу понял, что это, но, как только рассмотрел знакомые буквы, сливавшиеся в имя Эмили, схватил записку, сладострастно прижал к сердцу и замер.

– Я придумал фантастическую историю, и Эмма скоро будет здесь! – радостно сообщил Мензони, наблюдая, как друг, раскачиваясь из стороны в сторону, что-то бормочет.

– Здесь? – Поль остановился, побледнел, растерянно оглядел разбросанные на полу вещи и расставленные по всем горизонтальным поверхностям кабинета кружки.

– Да! – ликовал Люка и гордо добавил: – Я соврал!

– И к этому подтолкнул тебя я!

– Да, я придумал забавную историю, и они ею заинтересовались!

Он заговорщицки подмигнул Полю и голосом победителя продолжил:

– Я сказал им, что у нас в саду был обнаружен древний сосуд. Как только рабочие подняли его, он раскололся, – архитектор округлил карие глаза и картинно всплеснул руками, – внутри него мы обнаружили останки!

– Надо же, как ново!

– Дослушай! – остановил Мензони скептика, – неизвестные останки!

– Да, каюсь, в этом много новизны, первые останки представились.

Не обращая внимание на недовольные бурчания, Люка радостно продолжил:

– Я потребовал срочного решения. Осколки портят облик сада, и я, как архитектор этого дивного пространства, никак не могу допустить, чтобы клиенты лицезрели черепки, таящие в себе неживое нутро.

– Аааа, – догадался Поль, – ясно, видимо, мы нашли останки моего кота, с которым Катерина расправилась следом за мной.

– Я попросил выделить нам тех же экспертов, что были и в прошлый раз, потому как госпожа Габричевски и госпожа Томм – прекрасные профессионалы!

Поль грустно вздохнул:

– Прекрасные!

– Мы уверены в их находчивости, к тому же нам будет приятно видеть старых знакомых.

– Эх, – печально вздохнул Боннар.

– Я видел её, – понизил голос Мензони и облокотился о стол, за которым работал Боннар, сложа руки «по-девичьи» под подбородком.

– Эмму? – закричал Поль, – и что?

– Да, – кивнул Мензони.

– Как? Как она?

– Ну, – уклончиво начал Мензони. – Начистоту, братец? Я не разделяю твоих восторгов, по мне, она самая заурядная девушка, каких в Париже миллион. Но, повторяю, это мое мнение, и оно может отличаться от твоего.

– Что? – растерялся Боннар, – моя Эмма прекрасна!

– Отлично, я рад, что у нас разные вкусы на женщин, – захохотал архитектор, который предпочитал водить с дамами лишь дружбу.

– Ты хочешь сказать, Эмма на днях будет здесь? – Поль вскочил и начал подбирать разбросанные рубашки и носки. – Люка, а что мы им покажем?

– Молодого привлекательного влюбленного балбеса!

– А потом?

Люка кивнул:

– Согласен, это увлечет их ненадолго!

– Ты им наплел про древности, где мы их возьмем?

– Собирайся, как раз воскресенье, поедем на блошиный рынок. Найдем что-нибудь, закопаем, откопаем, разобьем, положим кости, – раскрыл свой замысел Мензони.

– А кости тоже на блошином рынке? – Поль метался по комнате, – хорошо, Адама и Вики нет, представляю их едкие шуточки.

– Собирайся и поехали, придумаем и с костями, поймаем кошку, если что, – зло засмеялся Люка, – ну или скажем, что проснулись и не обнаружили останков. Соседские собаки прознали про находку и поспешили избавить человечество от лишних знаний, – фантазировал Мензони, – или злые духи забрали кости двух маленьких древних животных в преисподнюю.

– Прекрати!

– Придумаешь что-то получше?

– Я?

– У тебя должно быть это в крови, я-то так, всего лишь строитель, – придав себе скромный вид, Люка опустил глаза.

Поль накинул рубашку, затем быстро вдел ноги в брючные штанины и присел зашнуровывать ботинки.

– Строитель, да уж, – кряхтел он, – посмотрите на скромника, строитель, – он взглянул на свое отражение в зеркале, поправил пепельную волну волос, тряхнул головой, взял коробочку одеколона и, прикрыв глаза, дважды нажал на флакон.

Мензони скривился и взмахнул рукой, отгоняя ароматное облако.

– Не понимаю твоих средневековых замашек, это «носили» лет двадцать назад!

– Именно тогда!

– Сейчас в моде универсальные запахи! – подсказал модник Мензони, не сводя взгляда со своего отражения в зеркале. Он поправил черную футболку с надписью: «Защитим мир», на которой был изображен десяток перевернутых брюхом вверх ромбовидных китов, и заправил непослушную прядь темных волос за ухо, проведя рукой по выбритым вискам.

– Пожалуй, буду пахнуть по-мужски, средневековьем, – захохотал Боннар, заметя прихорашивающегося приятеля, – напомни, в котором году тебя признали лучшим архитектором Франции, в этом или прошлом?

– Третий год подряд, – равнодушно пожал плечами Люка, с неохотой отворачиваясь от своего отражения, – но это всё не то! – он чуть капризно простонал и нахмурился.

– Аааааа, – закивал Поль, – теперь ясно, не то! Поехали, строитель, моя личная жизнь зависит от того, как мы подготовимся к встрече.

– Поверь мне, Поль, для любви не нужен предлог, тут либо да либо нет, и ничем повлиять на это, увы, невозможно – снисходительно сказал Мензони.

– Но я не хочу, чтобы она подумала, будто мы всё подстроили. Провокация будет неприятна. Вдруг она обидится и больше никогда не захочет меня видеть!

Мензони пожал плечами:

– Или увидит тебя и забудет, по какому поводу притащилась за город, – улыбнулся Люка.

– Или увидит и серьезно спросит: «А где древность?»

– Тогда ей нужно сперва изучить тебя, ты самая уникальная древность из всего, что находится в доме, – хохотнул Люка.

– Нет, подсвечник в холле на год старше меня, – отвернулся Боннар.

– Ну вот! Они придут, ты его держи в руках! Скажешь: «Мы с ровесником ждем вас, не смотрите, что нам в целом 400 лет, проходите, присаживайтесь, давайте выпьем кофе, а потом мы расскажем, как это – жить без канализации».

– Что?

– То!

– Невежа! И за что тебе только дали высокое звание?

– Да что? Что тебе не понравилось?

– Парижской канализационной системе почти 400 лет!

– Серьезно? Она ровесница тебя и твоего дружка, вместе взятых!

– Пошли, мы должны подготовиться, вдруг они приедут завтра или в понедельник. Я совсем не готов, мне нужно к парикмахеру, мне нужно во что-то одеться, выглядеть под стать ее красоте.

– Её красоте? – переспросил Люка.

Он проворно спускался по лестнице на первый этаж.

– Не понял? – резко остановился Боннар.

– Я итальянец, для нас красивая женщина должна быть похожа на Монику, не на белесого кудрявого полуребёнка без вторичных признаков взросления!

– Ты не рассмотрел! – взволнованно закричал Боннар и махнул рукой. – Хотя ты просто не способен разглядеть женскую красоту. Эмма прекрасна, и я влюблен в неё. Я не чувствовал такого сотни лет.

Поль схватил Мензони за плечо, будто потерял равновесие:

– Знал бы ты, как это? Не чувствовать любовного томления так долго! – вскрикнул он.

Мензони открыл входную дверь и кивнул на улицу, но, услышав упрёк, он резко остановился:

– Еще раз повтори? Я не способен разглядеть женскую красоту? Так ты сказал? Я не умею? – маэстро был на взводе.

– У меня нет прав, садись, – велел Поль, открывая внедорожник.

– Я не способен разглядеть женскую красоту, – повысил голос Мензони. – Я? Я – Люка Мензони, – последнюю фразу Люка почти прокричал.

– А я, Поль Боннар, – внук величайшего Мишеля, – повторил его интонацию Поль.

– А я – Дориан Грей, – сказал кто-то поблизости.

Хохочущий почтальон, оседлав старенький велосипед, стоял возле.

– Я так понимаю – никто из вас не Виктория? – почтальон переводил взгляд с одного мужчины на другого.

– Виктория – жена моего брата, – пояснил Поль, – она будет в начале недели.

– Не будете ли вы любезны расписаться тут, – он указал на графу длинного списка. Поль послушно вывел фамилию Ви и взял в руки плотный конверт.

– Непременно передайте это мадам! – строго велел почтальон и, вдев ногу в педаль, отправился дальше.

Поль кивнул и сел на пассажирское кресло. Пакет с документами благополучно опустился на заднее сиденье.

Люка хмуро включил зажигание и вырулил из двора.

– Ты сказал, что фантазия у меня в крови, – осторожно напомнил Поль другу его слова, – ты правда так считаешь?

Мензони кивнул.

– Отчего я не могу?

– Чего ты не можешь, Поль? Обвинять и ехидно издеваться у тебя вполне выходит, – не упустил возможности напомнить про свою обиду Мензони.

– Отчего я не могу писать как мой дед?

– Никто не может писать как твой дед. Но это не значит, что тебе не стоит попробовать. И потом, – Люка замер, будто догадавшись о чем-то, – и потом, зачем писать как твой дед, пиши как ты!

– В каком смысле, как я? Я никак!

– Поэтому и никак, что сравниваешь себя с дедом, а ты должен уяснить, что Мишель Боннар – единственный, больше такого нет и не будет, а ты Поль Боннар, его внук и, вполне вероятно, тоже величайший писатель, однако ты – это не он, и не должен писать так же или похоже, ты должен писать как ты, как велит твое сердце, разум и муза.

– Я боюсь. Я боюсь, что все начнут насмехаться, а потом скажут: куда он лезет? И это правнук великого Боннара? Вот его дед, да… он великий, а этот – жалкое подобие таланта, так, не талант, лишь попытка. Природа отдохнула на детях, и Поль Боннар самый яркий тому пример!

– Поль, скелетом ты был гораздо увереннее в себе!

– Мне нечего было терять. Скелетом я был покорным своей участи фаталистом, а сейчас я пишу жизнь на чистовик и боюсь сделать ошибку.

– Мне сложно понять тебя, хотя я и пытаюсь. Но я знаю одно, если ты должен писать, рано или поздно ты это сделаешь. Если нет – то и, – Люка пожал плечами, – значит, у тебя другой путь. И потом, – он вновь замолчал, – если можешь не писать – не пиши, а если тяга непреодолима – это твоё!

Поль молчал и грустно смотрел в окно.

– У меня получится?

– Не узнаем, пока не попробуешь!

Поль кивнул:

– Непременно, сегодня же, Люка. Сегодня!

* * *

Поль понуро сидел на синей тахте в центре просторной гостиной. Перед ним, на маленьком кофейном столике, стояли начатая бутылка красного вина и бокал со следами бордовых разводов. Этот бокал несчастный влюбленный время от времени проворно наполнял и опустошал, несмотря на то, что предметы перед его глазами уже расплывались. Поддерживая печального друга притворной бодростью, по соседству расположились Вики и Адам. Мензони, вытянувшись в струнку, стоял напротив и рассказывал. Эмоциональный архитектор несколько раз за недолгую историю прижимал руки к сердцу, затем ко лбу, а потом и вовсе, расставив их широко, поднял плечи:

– А потом она говорит: извините, Поль, в моей жизни грядут большие перемены, – Люка жеманно закусил губу, – с вызовом сказала, с гордостью! И при этом улыбнулась!

– А он? – растерянно спросила Виктория и покосилась на «дядюшку».

– А что он, Вики? Счастья пожелал. Галантен, как всегда.

– А она? – повторила Виктория.

– А что она? Спасибо, говорит, за пожелание. Рада знакомству с братом Адама.

– И уехали?

Люка кивнул.

– Ты думаешь о том же, о чём и я?

– Тут не о чем думать, она выходит замуж за этого безусого юнца, – раздраженно выкрикнул Поль, – только вдумайтесь, моя Эмма и этот. Он ровным счетом ничего из себя не представляет! Я даже не могу вспомнить, как он выглядит. Моя память уничтожает всё невыразительное. Кроме очков и тощих плеч – ничего! Кто он вообще такой? Откуда?

– В этом есть и что-то ободряющее, Боннар, она любит докторов! – усмехнулся Люка.

– Да, ситуация, – Вики положила руку на плечо Поля, – у нас еще есть время, мы обязательно что-нибудь придумаем. Мы одолели Катерину, вернули тебя к жизни, – встревоженно перечисляла Вики, – неужели ты думаешь, что расстроить свадьбу Эммы и Бенджи станет для нас большой проблемой? – девушка недобрыми глазами покосилась на Мензони, – нам нужен план, – она потерла руки и схватила лежащий рядом блокнот.

– Не надо, – равнодушно сказал Поль, – не надо, пусть будут счастливы, семейная жизнь не для меня, это было понятно сразу. Ни в прошлой жизни, ни в этой. Я не создан для счастья и продолжения потомства.

– Поль, дружище, что за настроения? Скелетом ты был гораздо бодрее! – возмутился Адам.

– Я сказал ему то же самое! А он: «Мне было все равно, а теперь это чистовик жизни, я не имею право ошибиться», – голосом, похожим на голос Боннара, объяснил Мензони.

– Что за глупость! – Адам развернулся к другу. – Мы все ошибаемся, преодолеваем себя, исправляем погрешности, чтобы вновь ошибиться! Это и есть жизнь, и тем она и прекрасна!

Немедленно прекрати тосковать и отчаиваться, надо думать, а не лить слезы, – рассуждал Адам, – если есть возможность остановить Эмму, надо это сделать. Ведь ты бездействием обрекаешь на несчастье и её! Подумай! Если эта женщина твоя суженая, то брак с Бенджамином принесёт ей только страдания. В твоих силах всё исправить, показать ей, кто её мужчина, муж и отец будущих детей, вырвать из лап Бенджамина и заключить на небесах ваш союз.

Сказав всё это, Адам замолчал. Возвышенная тирада произвела не предполагаемый эффект. Вики смахнула слезинку и с нежностью посмотрела на мужа. Люка подошел и пожал Адаму руку, а Поль, упрямо выдвинув подбородок, допил остатки вина и встал. Однако тут же пошатнулся и чуть не упал обратно на мягкие подушки.

– Значит, так! – начал он, придерживаясь рукой за барную стойку.

– Вот, другое дело, – кивнула Вики и расслабленно облокотилась на диван, – теперь я его узнаю.

– Она моя, и точка! Ни за какого студента замуж она не пойдёт. Если дура не понимает, что я её мужчина, то я ей доходчиво объясню. Она родит мне двоих, нет, троих детей, и мы умрём в один день в девяносто, держась за руки! – победно закончил он.

– Не понятно, умрешь ли ты, Боннар. Ты, прокаченный двумя столетиями! – заметив на себе недобрый взгляд, Мензони поспешил всех успокоить, – но от Эммы точно избавишься в девяносто, уверяю тебя. И выберешь себе новую, молодую жену.

– Люка! – закричала Вики.

Мензони захихикал.

– Нужно действовать, – повторила Виктория и открыла блокнот, – надо поставить себя на её место и понять, какой поступок Бенджамина разочарует её и заставит разорвать помолвку.

– Ну конечно, измена! – в один голос закричали друзья.

– Верно! И не просто измена, а зафиксированная измена, – зло добавила девушка, – накануне торжества! Без шансов на примирение и так, чтобы видеть его больше не захотела. Не дать возможности оправдаться или объяснить. А тут ты, с цветами, объятиями и признаниями в вечной любви! Понял? – Вики толкнула нетрезвого друга, и тот, не удержавшись, облокотился на диванные подушки.

– Понял, командуй! – кивнул Боннар, поднимаясь.

Люка покрутился возле высокого зеркала при входе, повернулся в профиль, затем снова в анфас и, довольный увиденным, громко заявил:

– Я могу его совратить, мне для друга никаких усилий не жалко.

– Спасибо, – улыбнулся Поль, – тяжелую артиллерию пока оставим, но, если классические варианты не принесут результата, непременно к ней вернёмся.

– С этого следует начать! После такого она не просто расторгнет свадьбу, она его не захочет видеть – никогда. Это он? – развернул экран телефона Люка, показывая фотографию худого темноволосого парня с гладко причесанными волосами, в очках и намеком на усы над верхней губой. Несмотря на дорогую оправу и целеустремлённый карий взгляд, внешность молодого человека не казалась интеллигентной. В чуть опущенных бровях усматривалась попытка казаться мужественным и харизматичным, но старания парня были напрасными, и не просто напрасными – они приводили к обратному эффекту. Бенджамин явно хотел выглядеть величаво, неподражаемо, но все старания только подчеркивали его простоту и блёклость.

– Ненавижу, – одними губами прошептал Поль и отвернулся.

– Знаешь, – Люка присмотрелся к портрету, – они с Эммой чем-то похожи!

– Что? – Поль потянулся, пытаясь вырвать телефон из рук хама.

– Всё, всё, – хихикал Мензони, – просто показалось. Я изучу его страничку, выясню, где он бывает, что любит и с кем дружит. Может, у нас есть общие знакомые.

– Я поищу по своим каналам, – отозвалась Вики.

– А я поищу девушку, похожую на Эмму, если он предпочитает кудрявых блондинок, такую и найдём.

– Может, решим гораздо проще и сперва покажем её Полю? – предложил Люка и захохотал.

– Так, расходимся. Много работы. – скомандовала Вики, торопясь претворить планы в жизнь.

Оставшись один, Поль оглядел себя. Он обернулся и уловил отражение в глянцевой поверхности кухонной печи. В тёмной зеркальной дверце агрегата отражалось симпатичное волевое лицо с волной пепельных волос, крепкими плечами и красивыми мужественными руками, заканчивающимися живописными длинными пальцами. Такое долгожданное живое настоящее тело, но оно не наделило его спокойствием и счастьем. Как можно испытывать радость, если сердце разрывается от тоски, боли и одиночества? Боннар потянулся к лежащему рядом ноутбуку, открыл его, выбрал текстовый редактор и уставился на белую страницу.

– Моя Эмма. – Поль грустно вздохнул, положил пальцы на клавиатуру, почувствовал тупую боль в груди и желание выплеснуть чистому пространству свои горести, будто оно могло дать облегчение и забрать тревогу.

«Сельская тропинка петляла вдоль старого забора, огибала заводь большого деревенского ручья, опускалась под пригорок и поднималась на холм, уводя в рощу, где терялась из виду в зеленых кустарниках бугенвиллеи. Знойное июльское солнце близилось к зениту, чтобы, миновав его, поклониться в приветствии горизонту. Казалось, палящее светило уничтожало огненными лучами всё живое. Лишь изредка дуновением мимолетной прохлады проносилась по округе насмешка легкого ветерка, но и это не приносило желанной свежести. Жара опустошала воздух, забирая остатки влаги, делая пространство похожим на вязкий кисель.