Текст книги "История Мишеля Боннара. Куранго"

Спустя всего месяц в мастерской было уже пять помощниц, а через время семья приняла решение переехать в город. Мишель и Антуан выбрали подходящий под мастерскую просторный дом с высокими окнами на первом этаже. Второй этаж предназначался для проживания. Антуан занял прилегающий к дому флигель, а Мишель светлую комнату на втором этаже.

Белла за два года превратилась в настоящую красавицу и умело управляла делами ателье. Анна замечала, что девушка справляется куда лучше её самой. Требовательная и справедливая с подчиненными и любезная к клиентам, Белла без устали трудилась, не давая себе отдыха. Такой же отдачи она требовала и от остальных, терпеливо и строго приучая вышивальщиц к четкости и порядку, а клиентов к соблюдению договоренностей.

Всё чаще Анна видела тоску в глазах младшего сына. Мишель печально опускал взгляд и тяжело вздыхал каждый раз, когда Белла оказывалась рядом. Вначале женщина не понимала такого поведения, пока не догадалась: в юном сердце пробудилось пылкое чувство любви.

Белла для всех стала родным человеком. Даже Антуан начал относиться к малышке как к сестре, окружая её заботой. Когда та подвернула ногу и плакала от боли и обиды, юный врач на руках принёс девочку в дом и наложил повязку. Все недели, пока Белла не могла самостоятельно передвигаться, сыновья от нее не отходили. Старший делал массаж и мазал опухшую конечность снадобьями, а младший развлекал рассказами, просиживая возле Беллы все ночи. В мастерскую стали захаживать торговцы тканями и нитками. Анна начала закупать материал, чтобы продавать в лавке готовые платья.

Весной в домик Анны постучал высокий человек, он представился именем Ранье и назвался помощником герцогини Карандер.

О знатном семействе Карандер в окрестностях Ракамадура знали абсолютно все. История рода уходила своими корнями в далекое прошлое, отчего некоторые шептались о том, что герцоги – дальние родственники правящей династии Бурбонов.

Про именитое семейство рассказывали легенды, но что из того было правдой, а что вымыслом, оставалось загадкой. Говорили, что прабабка герцогини Стефании, Вероника, покинула Париж в возрасте четырнадцати лет, вместе с новоиспеченным супругом Александром. Когда чета прибыла в родовой замок Александра, молодой муж погиб при загадочных обстоятельствах.

Его гибель обросла множеством противоречивых подробностей: кто-то утверждал, что Александр был отравлен, кто-то предполагал, что он погиб как герой, защищая честь молодой жены.

От пережитого горя беременная Вероника потеряла рассудок и многие недели плакала. Наследники появились на свет раньше срока. Преждевременные роды вернули молодую женщину из сумасшествия. Вероника обрела смысл жизни и силу бороться за здоровье детей.

Надежды на то, что сыновья выживут, не было никакой. Отчаявшаяся мать призвала на помощь местных врачевателей и заперлась на несколько месяцев в замке.

Мальчики выжили и уже вскоре выглядели здоровыми и крепкими. Юная Вероника, едва оправившись от тяжелых происшествий, послала в Париж печальные вести о смерти Александра. Спустя месяц помощник вернулся к молодой вдове с еще более удручающей новостью.

Старый герцог, узнав о кончине единственного сына, не выдержал и отправился следом. Так шестнадцатилетняя Вероника стала наследницей огромного состояния. Понимая, что обратно в Париж ей нельзя, ведь злопыхатели только и ждут, что в столицу вернется несмышленая богатенькая вдова, обретшая статус вследствие двух смертей, девушка приняла решение остаться в Ракамадуре.

Деятельная прабабка развернула в каменном городке реконструкцию святых храмов, разграбленных столетия назад. Поговаривали, что она лично следила за всеми строительными работами и даже спускалась в склепы и подвалы. Доподлинно известно было только одно: герцогиня Карандер сутками, стоя на коленях, молилась в стенах Сен-Совер об обретении веры и силы.

Сыновья выросли сильными и мудрыми мужчинами. Они справедливо и умело управляли делами семьи и продолжали возводить каменные постройки в отвесных скалах, превращая деревню Ракамадур в прекрасный городок.

Ранье, опираясь на трость, расхаживал по мастерской и внимательно рассматривал расшитые золотыми нитками платки, украшающие вешалку примерочной.

– Где же Анна? – не в первый раз спросил мужчина невысокую девушку, стоявшую за длинным столом.

– Месье, неугодно ли вам присесть, мадемуазель подойдет через несколько минут.

В простой и светлой комнате, посередине которой стоял длинный стол, а вдоль стен были расставлены шкафы, в углу была устроена примерочная, отгороженная от любопытствующих глаз занавесом, расшитым яркими цветами. Ранье подошел к занавесу, взял двумя пальцами тяжелую ткань и приблизил к лицу, рассматривая вышивку.

– Впечатляюще, – тихо сказал он.

– Я вас слушаю, месье, – присела Анна в реверансе.

– Вы хозяйка? – уточнил незнакомец.

– Я Анна, месье.

– Ваша скромность заслуживает похвалы, – он улыбнулся, – о вас слагают легенды, Анна.

Вот недавно на площади я слышал, как две дамы рассказывали удивительную байку про то, что, надев платье с вышитой вставкой на груди, баронесса Лагевиль блистала при дворе и была удостоена похвалы самого короля.

– Я думаю, рассказы сильно преувеличены, месье, – улыбнулась женщина, – но если это так, то я, несомненно, счастлива! Моя работа высоко оценена знатными мужами! Я могу что-нибудь сделать для вас?

– Вряд ли для меня, но вот для моей госпожи, уверен, можете.

– Я всегда рада помочь, месье.

Мужчина приблизился к женщине и шепотом сказал:

– Есть маленькая просьба, – он оглянулся в сторону Беллы и еще тише зашептал, – госпожа никак не сможет приехать к вам. Нужно, чтобы вы сами приехали и сняли мерки.

– Я отправлю одну из помощниц, месье, – Анна кивнула на девочку, – Белла, к вашим услугам. Она сможет поехать, если так вам будет удобнее.

– Ну нет, – возмутился Ранье, – только сами!

Анна всплеснула руками и замотала головой:

– У меня большая мастерская и много хлопот, я не могу всё бросить.

– Моя госпожа будет вам очень признательна, Анна. Вы, наверное, не догадываетесь, о ком я толкую?

Женщина молчала.

– Имя Стефании Карандер вам тоже ни о чем не говорит?

– Как же, месье, конечно! – взволнованно и торопливо ответила женщина, – госпожа – наша благодетельница, никто не делает для всех нас больше, чем герцогиня.

– Тогда поехали, – мужчина повернулся к выходу, – я жду вас в повозке, – повелительно бросил он и вышел.

Анна схватила большую сумку с образцами тканей и ниток и выбежала следом».

* * *

На крыльце, напротив входной двери, нетерпеливо ждали трое мужчин. Звонок оказался сломан, а некогда золотая ручка по центру массивной двери издавала лишь глухой, мало различимый стук.

Особняк выглядел опустевшим и заброшенным. Разбитое круглое оконце на втором этаже и облупившаяся краска портили общий вид фасада некогда шикарного дома. Неухоженная трава на лужайке и разросшиеся кустарники срочно нуждались в стрижке. Люка крутил головой, подмечая всё, что требовало ремонта. Его творческое нутро подталкивало облагородить лишенное заботы и внимания место.

Он провёл пальцем по деревянной стене, поднял упавший на ступени садовый фонарь и, расчистив от веток придомовую брусчатку, поставил его туда. Из-за обилия писем и газет почтовый ящик перестал закрываться. Слой пыли на окнах едва пропускал дневной свет.

– А если они съехали? – с тревогой спросил Мензони.

– Крайне плохо, – прошептал Боннар.

– Надо глянуть, не выставлен ли особняк на продажу!

Люка подергал ручку двери, спустился с крыльца и, с двух сторон прикрыв руками глаза от солнечных лучей, заглянул внутрь дома, но ничего не увидел.

– Рискованная инвестиция, Виагард. Ты же рачительный хозяин, я не позволю тебе вкладывать деньги в такую рухлядь, да еще по соседству с безумной семейкой. Ты не посоветовался в прошлый раз со мной и купил… – Мензони скосил глаза на Поля и, рассмотрев его ехидную улыбку, скороговоркой добавил: – Я хотел сказать, ты купил хороший дом, с реликвией, с исторической ценностью!

– Знаешь, Люка, у реликвии тяжелый удар правой, не буди во мне Мишеля!

– А что, дедуля отличался боксерскими навыками? – удивился Адам.

– Дедуля отличался значительной фантазией и, как мы выяснили, удивительными способностями предугадывать будущее. Он был настоящим повелителем иллюзий. Как придумывал, так и случалось. Так что не буди во мне деда, Мензони. Я еще не осознал всей своей силы! – Поль важно сжал обе руки в кулак и сомкнул их в замок.

– Кого там принесло? – послышался за дверью громкий женский голос.

Дверь рывком распахнулась. Перед удивленной троицей предстало странное создание неопределенного пола. За растянутой серой кофтой и такими же тренировочными штанами, мешком висевшими на фигуре, угадывались женские очертания. Выцветшие волосы были собраны сзади в неряшливый хвост, но несколько немытых прядей висело и по бокам от лица.

Голубые глаза немного нервно рассматривали незнакомцев.

– Кто вы?

– Мадам Рукол? – уточнил Адам и, дождавшись кивка, дружелюбно протянул руку, – меня зовут Франсуа, и мне очень нужна ваша помощь!

– В чем же это? – недоверчиво буркнула женщина.

– Дело в том, что я планирую купить дом по соседству, – Адам кивнул в сторону особняка Бенджамина, – дом мне очень понравился, и цена привлекательная, но хозяин слишком молод и не внушил мне доверия. Ведет себя тревожно и торопит со сделкой. Знаете, меня это смутило.

Я решил потревожить вас и попросить рассказать об этом доме и соседях, если, конечно, вы что-то знаете.

Глаза женщины округлились, она сделала шаг назад, потом, наоборот, вышла на крыльцо и, выглянув, опасливо посмотрела по сторонам.

– Вы втроем? – зачем-то уточнила она.

– Ну да, это мой архитектор, его зовут Люка, а это мой брат.

– Пьер, – представился Боннар, – мадам, я Пьер, младший брат Франсуа. Помогите нам.

– Вы братья? – оглядела женщина абсолютно не похожих мужчин.

– У нас разные матери, – сообразил Поль, – моя была настоящей красавицей.

– И отцы у них тоже разные, – вполголоса добавил Люка, проходя в дом.

Внутри постройка выглядела чуть лучше, чем снаружи. Заметив относительный порядок и чистоту, гости немного расслабились.

– Проходите, – женщина кивнула на диван в гостиной, – хотя знаете, у меня абсолютно нет желания рассказывать про эту семейку.

– Я был бы вам очень признателен, – Поль остановился напротив дамы, и, пристально посмотрев ей в глаза, добавил, – и Франсуа.

– Франсуа? – крикнул Боннар.

– А, – спохватился Адам, – мадам, нам очень нужна ваша помощь, я не хочу отзываться о ком-то плохо, но знаете, хозяин дома странно себя ведет. Полагаю, он не здоров, хотя таким и не выглядит. Но что-то в нём выдает крайнюю тревогу и беспокойство. Что бы это могло быть?

– Вы еще его бабку не видели. Хотя Лилия может произвести впечатление, – хмыкнула женщина, – и что вы хотите у меня спросить? Не знала, что они продают дом! Странно! Лилия так тряслась над ним. А теперь внучок всё решил продать и уехать. Но мне-то и лучше. Буду рада новым соседям.

– А что, они чем-то смущали вас?

Женщина нахмурилась и села на диван напротив гостей.

– Я живу в этом доме тридцать лет, двадцать пять из которых со мной жил мой любимый Люи, – глаза дамы наполнились слезами, и она всхлипнула, – а потом он заболел, и его увезли в больницу, где… – мадам замолчала, по щекам покатились слезы.

– О, дорогая, – Мензони сел рядом с женщиной и приобнял ее за плечи, – не нужно слез, такой очаровательной женщине, как вы, совсем не к лицу плакать. Надо держаться и ни за что не раскисать, как бы ни было больно и страшно, вы слышите? – маэстро приподнял заплаканное лицо женщины за подбородок, – какие у вас чудесные красивые глаза, а волосы?

Вы непременно должны собой любоваться! Плакать нельзя! Вы загубите всю свою красоту.

Адам и Поль переглянулись.

– Он удивительный, твой Мензони, видит красоту там, где другим это не под силу, – тихо пробормотал Боннар «племяннику».

Адам кивнул и прислушался к диалогу:

– Да, мы теряем близких и любимых людей. Да, попадаем порой в невыносимые условия, но наше сердце обязательно должно биться и пылать, вопреки всему! Для наших детей и внуков и вообще для людей! Мадам Рукол. Как ваше имя?

– Бьянка, – растерялась хозяйка.

Только сейчас Адам заметил, какие у нее удивительные, прекрасные глаза. Грустный взгляд придавал им загадочность и глубину. Высокие скулы и густые волосы, собранные в тугой пучок, делали ее поразительной красавицей, но неряшливость во внешности и одежде отталкивала. Видимо, она давно махнула на себя рукой.

– Бьянка, что же случилось дальше? – Люка не отпускал руку мадам.

– Я давно знакома с хозяйкой особняка. Мы узнали друг друга в тот год, когда она переехала. Тогда между нашими участками не было забора, лишь невысокая живая изгородь. Я как раз играла на лужайке с собакой и заметила женщину. Она стояла, загородив глаза от солнца, и разглядывала зеленую рощу, что в низине. Я поздоровалась с ней, и она дружелюбно мне ответила. А еще через месяц Лилия предложила мне продать ей часть моего сада, с которого открывается прекрасный вид. Я отказалась. С того дня она прекратила со мной всякое общение и возвела между нашими домами забор. Когда не стало Люи, я получила от нее письмо, в котором она выражала соболезнования и спрашивала, не передумала ли я. Я не ответила.

Следом кто-то отравил мою собаку, я нашла на лужайке ее бездыханное тело. Я плакала все дни напролет, а она раз в неделю отправляла мне письма с предложением продать участок.

– А вы знали, чем занимается мадам? – спросил Адам.

– Да, – почти выкрикнула Бьянка, – на эти ее занятия мне открыл глаза мой Люи. Почтальон сказал ему по секрету, что в доме мадам происходят нехорошие вещи. Мусорщик, убирающий мусорные баки, поведал ему, что то и дело находит мертвых птенцов, крыс и кошек в ее мешках, а также, – женщина понизила голос, – летучих мышей и змей.

– Ну может, мадам любит животных, – предположил Боннар, – а животные её не очень. Вероятно, она пробовала разные породы, чтобы наконец найти себе питомца.

– Да дело не в этом, – возбужденно ответила Бьянка, – вся округа знала, чем промышляла мадам, ее ни разу не видели на воскресной службе. Она обходила церковь стороной. К ее дому постоянно приезжали разные машины, а раз в месяц они заполняли всю улицу и разъезжались только под утро. Сперва мы думали, что она устраивает вечеринки, но потом, – Бьянка почти шептала, – потом мадам Пьери мне сообщила, что Лилия связана с сатаной.

– Они приятельствовали, мадам?

– Поль! – одернул Адам, – Пьер, – громко поправился Виагард, – ох и напугали вы меня, Бьянка, сам себя забыл.

– Я стала спрашивать мадам Пьери, что всё это значит. Оказывается, Лилия умеет вызывать души умерших и разговаривать с ними! Я не знаю, как так случилось, но я попала к ней. Я была так подавлена и растеряна своими потерями, что всё было будто во сне! От отчаяния и боли я постучалась к ней в калитку. Я очень тосковала по мужу! Понимаете? – она жалостно посмотрела на Люку.

– И что было дальше, Бьянка? – поглаживал ее руку Мензони.

– Она открыла мне дверь, будто ждала.

– Зачем вы пожаловали ко мне, Бьянка, – спросила она, улыбаясь, – мне казалось, у нас не сложилось дружбы.

– Лилиан, прошу вас, помогите, – я не знала, как начать, и расплакалась. Я рассказала ей про кончину супруга и попросила позвать его, хотя бы на минуту. Она не удивилась, наоборот, стала сосредоточенной, очень серьезной и резкой.

– Пошли, – велела мне Лилия и подала руку.

Я не помню, куда и как долго мы шли, но наконец оказались в просторном зале. Она посадила меня за стол и зажгла много черных свечей. За окном уже темнело и комната погрузилась в сумерки. Лилия накинула на плечи какой-то халат и встала напротив.

– Дай мне его вещь!

Я растерялась, ведь я пришла, не предполагая, что мне предстоит. Из вещей Люи при мне было только свадебное кольцо. Оно висела на цепочке, на шее, с того момента, как его не стало. Я протянула кольцо ей.

– Думай о муже, – приказала она, сжала кольцо в кулак и подняла обе руки.

Бьянка подняла два кулака над головой и поводила ими в воздухе.

– Вот так она стояла и делала и что-то при этом шептала.

– Долго? – поинтересовался Боннар.

– Долго! – кивнула женщина, – может быть, прошел час или около того. Всё время я смотрела на нее не отрываясь, а потом, – понизила голос хозяйка, – а потом она заговорила его голосом.

– Загнала в транс, – прошептал Адам на ухо Боннару.

– Да что вы говорите? – перебил Поль, заглушая комментарий, – его голосом?

Женщина кивнула и прижала руки к груди.

– Он спросил, как мои дела, велел не плакать и сказал, что забрал к себе нашу собаку, потому что очень скучал. А я плакала и говорила о несправедливости, ведь он покинул меня так рано, оставив совсем одну. Мне показалось, он разозлился.

– Надо думать, – хмыкнул Поль.

– В каком смысле, уважаемый Пьер? Вы считаете, я не должна тосковать по ушедшему в мир иной?

– Нет, что вы, – Люка гневно обернулся, – он имел в виду, что супруг злился на вас, видя ваши муки и то, что вы совсем позабыли о себе. Каково ему знать, что он причиняет вам столько горя? Он хочет видеть вас красивой и здоровой! Даже оттуда! – Люка поднял глаза к потолку.

– Вы правы, – тихо сказала женщина – я не думала про это.

– Дорогая моя, что было после? – Люка не сводил взгляда с хозяйки.

– А потом он велел мне прийти через неделю и отблагодарить проводника!

– Кого? – переспросил Адам.

– Лилию, проводника.

– Заплатить ей?

– Ну да! – кивнула Бьянка.

– И дорого нынче поговорить с усопшим?

– Двести евро.

Адам присвистнул:

– И часто вы ходили к мадам?

– Раз в неделю, пока было на что, – горько усмехнулась женщина.

– И долго вы так общались?

– Два года.

– Ну она могла вам сделать скидку! – возмутился Поль.

– В итоге она отказалась меня принимать, – Бьянка опустила голову, – вела себя странно и очень агрессивно. Я пришла в оговоренное время, а она прогнала меня. Грубо прервала, сказала, что ей не до ерунды, и велела идти лечить нервы!

Поль усмехнулся и развел руками.

– Через несколько недель я узнала, что мадам переехала, а в дом заселился внук. С ним я старалась не сталкиваться, видела его несколько раз, да и то через окно спальни.

– Вот это история! Невероятно!

– Виагард, я всё-таки немного доктор – зашептал Поль, – то, что с ней происходит, называется посттравматическим синдромом, а бабуля пользовалась этим и доила бедняжку.

– Я очень тоскую по мужу, и моя боль не стихла до сих пор. Все два года, пока Лилиан помогала мне, я была счастлива, а теперь чувствую себя совсем опустошенной, – женщина вновь заплакала.

– Ну уж нет! – Люка подошел к окну и рывком толкнул створки, впуская в душную комнату поток свежего воздуха, – нет, нет и нет, я запрещаю продолжать всё это! Дальше так нельзя! Иначе отправитесь к своему супругу раньше времени, – архитектор шагал вдоль стен, распахивая окна.

– Может, оно и к лучшему, – всхлипывала хозяйка.

– Вы умеете хранить тайны, Бьянка?

– Тайны?

– Именно! У нас к вам маленькое дело, и мы очень рассчитываем на помощь.

– Да, месье, конечно, я наконец-то не одна, для меня счастье разговаривать с людьми. Что я могу для вас сделать?

– Вот что, – Адам наклонился к ней и быстро изложил план.

Мадам Рукол прищурила глаза, закивала и пожала ладонь Адама в знак одобрения.

– Идет, – подытожил он.

– Мы приедем завтра, Бьянка, и я кое-кого привезу! И слышать не желаю, что вы возражаете! – почти кричал Люка, – вы поняли меня?

Женщина тепло улыбнулась.

– Я буду вас ждать!

* * *

Было темно и тесно. Поль не сразу понял, где он и отчего ноги упираются во что-то неподвижное. Он несколько раз попытался согнуть колени, но смог только слегка поднять их, он ударил ступнями в противоположную стенку и услышал металлический глухой стук. Уперев руки в преграду перед собой, он стал ощупывать верх, низ и стороны, но ничего, кроме пустой ровной стенки, нащупать не смог. Гладкая поверхность впереди не имела ни выступов, ни изгибов. Он понял, что лежит на прямой доске. Мысль о том, что он в западне, из которой нет ни выхода, ни спасения, ужаснула, стрелой пронесшись от пяток до лба. Поль мгновенно покрылся испариной. Паника лихорадочно билась и злобно, предательски выла внутри. Волна жара сменилась ознобом и новым приступом отчаяния. Он со всей силой уперся в стенку и коленями нажал на неподвижное препятствие. Затем, придвинувшись к боковой стене и упершись плечом, толкнул локтем, но, как бы он ни пытался, ни одна из панелей даже не прогнулась. Кулаки снова и снова ударяли в крышку, руки прощупывали стенки, ноги безостановочно толкали днище. Извиваясь, он перевернулся на живот и приподнялся на руках, толкая крышку спиной. Затекшие, мало послушные кисти стали слабеть и в конце концов не выдержали веса тела. Уткнувшись лбом в днище, он всхлипнул и затих. Его обступило гнетущее, пустое безмолвие, и казалось, что еще чуть-чуть – и он также умолкнет навсегда, подчиняясь окружавшей его тишине. Ударившись спиной о крышку, он рывком перевернулся на спину.

– Где я? Что это? На помощь! – закричал он и тут же замолчал. Чем больше он хотел вздохнуть, тем хуже ему это удавалось. Воздух был на исходе, и он чувствовал, что лишается сил.

«Меня завалило, наверное, я укрылся. Но если это так, то, должно быть, меня ищут, надо просто подождать», – он пытался успокоиться, ухватившись за спасительную догадку, но сколько бы он ни вслушивался, надеясь уловить хоть какой-то звук, ничего различить не мог.

Глухая тишина снаружи была невесомой и безжизненной, такой же как внутри. Там, где он находился, не было ни шанса на спасение. На секунду Полю показалось, что стенки начали сжиматься: мертвая глухая коробка, упаковавшая его тело, никуда не отпустит, вберет в стенки душу и поглотит прах железным нутром. Его лицо залило слезами, но влага без воздуха мгновенно высохла, стянув кожу. Сделалось невыносимо горячо в области головы и шеи. Пот стекал с лица и струйками стремился к плечам. Ему показалось, что сверху разожгли костер, уложив на коробку поленья. Все стенки сделались огненными, плавя еще живое, бьющееся тело.

Поль пытался вспомнить, что было накануне, но пульсирующая лихорадка мешала мыслить последовательно. Приложив все силы, сжав кулаки, он затих, меряя безмолвие стуком сердца. Тяжелый, старательный, ровный вдох, досчитать до двадцати и так же медленно выдохнуть. Воздух кончался. Гиблое место!

Он вспомнил лицо Евы в тот момент, когда она сообщила ему о беременности: жена, хитро улыбаясь, забралась на колени, обвила руками за шею и на ухо тихонько сказала, что у нее внутри маленький Боннар. От воспоминаний сделалось тепло и спокойно. Захотелось прекратить биться и уснуть. Нежелание думать погасило тлеющий огонек надежды, погружая Поля во мрак.

– Ааааа, – Поль резко сел на кровати. Маленький ночник в углу светил, переливаясь хрупким сиянием. Боннар встряхнул головой, но ночной кошмар не собирался его отпускать.

Поль ощупал мокрую подушку и простыню, сгреб бельё и рывком содрал с себя футболку.

– Когда это закончится, – он обхватил голову, – когда наконец это закончится.

Раскрыв оконные створки, он перегнулся наружу. Луна белым светильником парила среди рваных темных облаков. Вдыхая теплый садовый воздух, Боннар вновь вырывал из памяти повторяющийся сюжет сновидения, каждый фрагмент которого проводил по коже острым лезвием и отзывался ноющей судорогой.

Он рывком сел за рабочий стол и притянул к себе компьютер. Проведя глазами по черным буквам, удалил несколько строк и, не глядя на кнопки, печатал до утра.

«Навстречу Анне спешила стройная высокая женщина. Седые, гладко зачесанные кверху волосы открывали длинную шею, а восхитительное бархатное платье туго стягивало талию.

Темно-бордовая ткань одеяния нарочито подчеркивала белую аристократическую кожу герцогини. Хозяйка протянула девушке руки и сжала ее холодные ладони. Анна изумилась красоте госпожи и её печальным глазам. В её грустной улыбке было что-то притягательное и безмолвно-горькое, и девушка подумала, что хорошо бы когда-нибудь увидеть Стефанию счастливой и беззаботной. Белая кожа была невероятно нежна; вьющиеся пряди у лица обрисовывали высокий лоб, на котором, в минуты душевных волнений, тонкими полосами появлялись едва заметные морщины. Герцогиня смотрела просто и проницательно, оставляя впечатление спокойствия и благородства.

– Я рада видеть у себя волшебницу Анну. О тебе говорит вся округа и весь Ракамадур!

Госпожа улыбнулась и, чуть наклонившись, начала внимательно разглядывать замысловатое, искусно расшитое серебристыми цветами платье гостьи.

– Благодарю вас, быть в этом замке для меня большая честь, – Анна поклонилась.

– Я – Стефания Карандер, – герцогиня выпрямилась, и оказалось, что она на целую голову выше Анны, – я позвала тебя, дитя мое, оттого что хочу просить украсить мои скучные туалеты.

Мои платья не интересны и одинаковы, мне нужно, чтобы ты расшила для меня несколько нарядов к исходу следующего месяца. Я желаю, чтобы любой, кто увидит твои творения, был не в силах оторвать от них взора.

– Я буду очень стараться, госпожа!

– Ну хватит, хватит, – герцогиня провела по ее волосам и, взяв за руку, подвела к большому столу, где возвышались пышные юбки.

– Могу ли я выбрать рисунок сама, или хотите дать мне эскиз?

– Только сама! Я не смею настаивать или советовать! Тебе помогут доставить это в твою мастерскую, – Стефания рукой указала на наряды.

Она звонко хлопнула в ладоши, и в ту же минуту в зал вошёл юный слуга.

– Могу ли просить тебя заняться этим немедля?

– Да, безусловно.

Взяв в руки платья, девушка дернула за нить и освободила верхнюю ткань от нижних пышных подкладок, утяжеляющих одежду. Девушка скрутила тонкий материал, уменьшив юбки до небольшого свертка.

– Помощи не нужно, я доберусь сама, это совсем не тяжело.

– Держи. Надеюсь, этого хватит. – Герцогиня положила на стол увесистый мешок, полный монет.

– Госпожа, здесь намного больше, чем самая высокая стоимость заказа!

– Этого вполне достаточно. Твоя скромность красит тебя, дитя мое, но цена работы должна соответствовать уровню!

Анна поклонилась, осторожно взяв деньги.

– Проводите, – выкрикнула Стефания.

Анна последовала за слугой, спешащим темными коридорами к выходу. Если бы ей пришлось остаться одной, она бы мгновенно заблудилась в лабиринте лестниц и переходов, и ни за что бы не нашла обратного пути.

Торопливо следуя за проводником, она с интересом поглядывала на увешанные портретами стены. На нее смотрели незнакомые женщины в прекрасных одеждах и украшениях и мужчины с оружием, облаченные в доспехи. На одном из полотен она мельком увидела человека, чьи черты показались ей знакомыми: она была убеждена, что где-то уже видела точно такие же, глубокие темные глаза.

Спускаясь по каменным ступеням, проходя длинными коридорами, она не переставала думать о герцогине.

«Госпожа такая красивая и грустная. Что же ее мучает? Что тревожит и мешает улыбаться? Такая теплая и печальная. Что я могу сделать для нее, чтобы ей стало радостнее?» – невольно спрашивала себя Анна.

Сумерки опустились на Ракамадур, залив внутренний двор светом горящих факелов. Юноши погружали деревянные палки в кипящую на огне смолу, и, поджигая, ставили их в железные подставки на каменных стенах.

– Проходите сюда, только тихо, – Ранье, встретивший Анну внизу, приложил к губам палец.

Он приоткрыл неприметную дверь и жестом показал девушке проход через конюшню.

– Сюда, Анна! Вечером большие ворота не открывают, – пояснил Ранье, – их давно не смазывали. Чтобы не потревожить сына госпожи, мы ими не пользуемся до утра.

Анна проскользнула в конюшню.

– Прощайте, – тихо сказал Ранье.

– Мадемуазель, – окликнул молодой парень, – я выведу вас.

Анна кивнула и последовала за конюхом.

Подвеска на шее, нагревшись, обожгла грудь, Анна вскрикнула и прижала руку к платью.

– Что с вами, мадемуазель? – всполошился парень, подбежав ближе. По её щекам разлился нежный розовый румянец, глаза заблестели. Она остановилась посреди конюшни, а потом сделала пару шагов к стойлу, замерев напротив белой лошади.

– Красивая! – еле слышно сказала Анна и погладила белую кобылу по тёмной звезде на лбу. Вглядевшись, девушка узнала лошадиную морду и обомлела.

– Тихо, Звездочка, тихо, – бормотал конюх, пробираясь к кобыле, – надо же, она к вам ластится, а ведь никого кроме меня к себе не подпускает уже два года. А к вам тянется.

Звездочка придвинулась ближе, упершись в деревянное стойло, опустила морду на плечо и закрыла большие глаза.

– Чья это лошадь? – Анна обвила её руками за шею и погладила по холке. Ей показалось, белая кобыла тоже ее узнала. Лошадиная морда опустилась и уткнулась в грудь, где за тонкой тканью теплело Куранго. Большие губы нежно пощекотали лиф красивого платья, не оставив следа.

– Виктора, – шепнул конюх и огляделся по сторонам, – герцога Карандера, сына госпожи.

«Виктор!» – оторопела Анна и вспомнила оставленное путником письмо. «Это лошадь того путешественника. Тот странник – герцог Карандер».

– Два года назад произошло большое горе, мадам, когда господин возвращался через селение Мерон, на него напали разбойники. Звездочка вернулась домой под утро, неся на себе окровавленного герцога. Мы потом нашли то место и видели кровь на траве и кустах. Всю неделю Виктор был без сознания, в лихорадке. Мы и не надеялись, что он выживет. С тех пор он не встает с постели. Сколько слез пролила госпожа, молясь Черной Мадонне! За это время она истерла все колени, прося Бога о выздоровлении сына. Плачет все ночи и не отходит от его постели. А через два месяца госпожа решилась ехать к самому королю, просить направить в Ракамадур самых знатных придворных лекарей, – вещал конюх, – только дайте мне слово, что никому не расскажете об этой истории. Госпожа Карандер приказала прислуге молчать о несчастье.

Анна облокотилась о деревянное стойло.

– Боже мой! – глаза наполнились слезами, – Всевышний дарует господину здоровье! Я стану молиться Иисусу!

– Пойдемте, мадам, – конюх потянул девушку за рукав, – я выведу вас из замка!

«Бедный Виктор, это я во всём виновата», – плакала Анна.

Как только повозка остановилась, она выскочила на улицу и бросилась к двери своего дома.

– Белла! – кричала она, – где ты, Белла?

Белла выбежала навстречу и кинулась к ней.

– Что? Что случилось, мадемуазель? Отчего вы плачете? – девочка встревоженно остановила мечущуюся по комнате женщину.

– Белла! – Анна схватила девочку за руки. – Мне нужно большое полотно, беги в лавку к Луке, возьми ту дорогую ткань, что он показывал нам вчера, купи весь кусок, весь, что остался.