Текст книги "Крест и меч"

– Да, помню!

Царевич отошел на безопасное расстояние и лихорадочно думал, как возможно помочь пастуху. Болело его сердце оттого, что теряет он друга.

– Неправ я был тогда! Не боятся только глупцы! Боюсь я, на самом деле, боюсь, предстоять перед престолом Божьим! Много грехов совершил я! – Камень снова зашевелился, и пастух почти взревел от боли и напряжения. – Все! Кончаются мои силы! Но не хочу я быть раздавленным этим камнем, убитым, как Бадрадз колесом Балсага! Проводи меня взглядом, Иуане, в последний путь!

Напрягся Куще изо всех сил и, оттолкнув насколько возможно камень, вдруг прыгнул в пропасть. И услышал царевич последнее «прощай» своего друга. Смахнув слезы, проводил он его взглядом. Раскинув руки, летел в бездну Куще вместе с камнями и комьями снега, пока не скрылся из вида. А Иуане вдруг ощутил в душе воскресение – понял он, что душа его друга летит прямо на небо…

Опередил пастуха тяжелый камень на пути в бездну. Пролетел он мимо Куще, не став орудием убийства. Но он обрушил ту узкую тропу, которая связывала внешний мир с потаенным озером, где находился Ноев ковчег. Смогут ли теперь пройти туда люди, царевич не знал. Красива и благородна была смерть могучего пастуха. Царевич, видевший Куще последним при жизни, надеялся увидеть его первым после смерти, потому что именно в соседстве с такими людьми рай и становится раем. Навсегда гора Арарат приняла человека со сросшимися ребрами.

Царевич попытался собрался с духом. Не напрасным должен оказаться подвиг Куще! Еще не до конца был пройден опасный путь. Царевич тяжело вздохнул, поднял икону и пошел, читая про себя молитвы за упокой души новопреставленного…

Наконец добрался царевич с иконой великомученика Георгия до того самого места, где спал он перед восхождением на Арарат и видел во сне гордого барса. Понял он, что это было предзнаменование славной смерти Куще: барс стоял на большом камне, приподняв свою когтистую лапу…

Царевич прилег, дав выход своему горю в скупых слезах. Подняв с земли завернутую в плащ икону великомученика Георгия, он развернул ее, облобызал, затем снова завернул и убрал за пазуху.

Наутро, поев немного снега, Иуане стал спускаться. Буря утихла. Царевич продвигался, проваливаясь в сугробы, и его обувь быстро промокла. Нужно было быстрее добраться до села, чтобы не простудиться.

Наконец царевич добрался до священной скалы, где, по преданию, Ной основал первое поселение перед тем как уйти в Нахичевань и где Господь явил свое знамение – радугу. Здесь было теплее и снег таял под солнечными лучами. Как это ни могло показаться странным, у священной скалы шел моросящий дождь, и царевич вдруг увидел радугу.

Потеплело на сердце у Иуане: не напрасно положил на этом опасном пути свою жизнь человек со сросшимися ребрами – простодушный Куще. Вынул тогда царевич икону святого Георгия, повернулся к северу и с высоты скал перекрестил ею родную землю.

Тепло было на сердце царевича. Появилась у него твердая уверенность, что доберется он до родной Алании и принесет на ее святую землю благословение Божие.

Битва на равнине

Ахсартагат Саурмаг, принявший на себя великий титул Багатара, уже много дней был мрачен, задумчив и раздражителен. Не радовали его больше ни женщины, ни вино. Действительность оказалось далеко не такой, какой представлялась ему в мечтах. Власть – распутная вдова, которой он хотел наслаждаться до конца дней своих, была слишком ветреной и непостоянной. В любое мгновение он мог лишиться трона и даже самой жизни.

Умение красиво говорить и даже громкий титул еще не давали Саурмагу реальной власти. Нужно было укрепиться на троне, а для этого были нужны большие, очень большие деньги. Но львиную часть аланской казны похитил начальник тайной службы Давид, который вскоре после своего бегства присоединился к ополчению Оса Багатара. Другую часть Саурмаг почти растранжирил на женщин и дипломатические приемы, во время которых пускал пыль в глаза послам союзных государств. Но послы эти прекрасно понимали, что дни его как правителя сочтены. Шпионы с едва скрываемым сарказмом докладывали Саурмагу, что греки поддержали Оса, прислав к нему в ущелье своего посла. Византийцы уже горько раскаялись, что не помогли Алании, когда она в этом нуждалась, и клялись в вечной дружбе. Царьград расправился с болгарами и восставшей чернью и готов был в союзе с печенегами и Русью ударить по восточным владениям хазар. Было понятно, что Итиль не сможет помочь ему войсками, если укрепившийся Ос решит победоносно вернуться в Магас.

Хазары еще снабжали Саурмага деньгами, но в последний месяц слишком много бед обрушилось и на каганат, поэтому долго рассчитывать на поддержку бега было нельзя. Ос же знал, что делал. Он перекрыл путь, ведущий к Дарьалану, и Алания лишилась больших денег, которые выручала раньше, держа в своих руках торговые пути. И алдары, что еще совсем недавно приветствовали Саурмага как законного аланского царя, теперь открыто роптали на него и плели заговор. Смута, которая началась в Алании, уже воспринималась большинством народа как гнев Божий за дружбу с хазарами и изгнание ромейского духовенства. Даже Иосиф предостерегал Саурмага от принятия иудейства, чтобы окончательно не озлобить алан против хазар. А его ближайшие советники настойчиво просили Саурмага написать императору Роману письмо с просьбой вернуть в Аланию архиепископа Феофана вместе с клиром. Понимал Саурмаг, что правы советники, но гордость не позволяла ему отступить. И вместо раскаяния еще больше ожесточился Саурмаг на христиан – повелел нечестивец вынести из храмов Божьих все иконы и сбить со стен фрески:

– Что толку в этих картинках? Это лишь идолы, которые уста имеют, но не говорят, уши имеют, но не слышат. Никогда аланы не были идолопоклонниками, еще со скифских времен поклонялись мы Единому…

Хотел, было, Саурмаг приказать прилюдно высечь иконы на площади Магаса, а затем сжечь. Все для того, чтобы доказать народу: иконы – лишь бездушные идолы, которые не смогут постоять за себя. Но люди воспротивились такому кощунству. И не пошел Саурмаг против людей. Скрежеща зубами, он приказал сложить иконы в опустевших архиерейских покоях.

Многие родовитые аланы из Магаса, не боясь гнева Саурмага, общались с Осом, который быстро укреплялся. Они отправляли ему лошадей, провиант и оружие. Саурмаг ночами не спал, напряженно думая, как положить конец этой поддержке. Был он паршивой овцой в стаде, но все же аланом, поэтому страшил его бесславный конец. История же обычно равнодушна к проигравшим, а чествует лишь победителей и героев.

Подумал Саурмаг, что у него только один выход – прибегнуть к помощи диких горцев. Царь созвал старейшин воинственных и враждебных Алании горных племен, обещав им безопасность, и на очередном пиру предложил им напасть на алдар во главе с Осом в ущелье. Горцы всегда были рады пограбить и поубивать, и только одно интересовало старейшин в связи с этим – деньги. А их у Саурмага не было. Он попросил старейшин подождать и отправил в Итиль к бегу Аарону II гонца с посланием, в котором просил денег для подкупа горцев. Итиль отказал ему в этом. Младший бег Иосиф написал Саурмагу, что у них есть свой план, как расправиться с Осом. От имени Саурмага Багатара халифу было составлено письмо, что жалует он арабам замок, в котором скрывается Ос Багатар с алдарами, за драгоценность любимой жены халифа. Это будет свадебным подарком молодого бега Иосифа аланской царевне Русудан. Иосиф уверял, что это единственный способ исправить ситуацию и настойчиво просил, почти требовал, принять этот план. Письмо молодого бега открыло Саурмагу глаза на то, какую роль уготовили ему Аарон II и его сын в их союзе. Они советовали терпеть, но терпение Саурмага кончилось. Он окончательно перестал доверять хазарам, видя, что они принимают стратегические решения без его участия. Это свидетельствовало об одном: они его не уважали! И теперь он сможет вернуть уважение хазар и алан, если только самостоятельно расправится с мятежниками.

Раздраженный Саурмаг решил сделать ход конем. Он снова вызвал во дворец старейшин горных племен и по секрету поведал им, что у Оса Багатара находится сейчас вся аланская казна – серебро, золото и драгоценности. Что силы его малы и что если горцы одолеют его, пусть забирают все себе. Призадумались старейшины – аланская казна хороший куш, ради которого стоит пролить свою кровь, не говоря уже о чужой. Горцы, потирая руки, обещали хорошо подумать. Саурмаг заметил в их глазах разгорающийся огонь алчности, когда покидали они дворец. Никогда аланы не принимали так хорошо этих горских старейшин. Но сердца их запылали огнем зависти, а не благодарности. Глядя на развитый и укрепленный Магас, они мечтали о том, чтобы разорить его, а всех жителей вырезать. Саурмаг почти не сомневался, что горцы не преминут воспользоваться возможностью захватить аланскую казну. – Он хорошо знал их хищную природу.

Нынешний аланский правитель немного расслабился, впервые за много дней. Если горцы нападут на Оса, он в любом случае ничего не потеряет – если они победят Оса, можно будет вздохнуть спокойно, потому что не будет тогда человек, вокруг которого могли бы объединиться алдары. Мятеж угаснет тогда сам собой, тем более, что младший царевич, молитвенник Иуане, бесследно сгинул в горах, а сестра Русудан, как все говорили, готовиться к свадьбе с младшим хазарским бегом. Если же потреплют они друг друга, это тоже хорошо – ослабнут и Ос, и горцы, которые, так или иначе, пользуясь смутой, грабили горные аланские селенья. Саурмаг не мог защитить своих подданных от диких грабителей, и алдары уже открыто говорили о его неспособности управлять государством.

Саурмаг Багатар был мрачен и задумчив, но у него появилась надежда на горцев. Он знал, что не понравилось алдарам, что он пошел на союз с дикими племенами. Ведь у них не было ничего святого – нередко нападали горцы на святые церкви и убивали священников. Под покровом ночи воровали они аланских детей и женщин, а затем продавали их в рабство. Но что было делать Саурмагу? Не напрасно боялся он, что если выступит против Оса во главе аланской армии, перейдут алдары на сторону брата.

Недолго думая, горцы наточили свои сабли и кинжалы, собираясь в поход. Эти жестокие разбойники говорили на вечно меняющемся языке, который аланы почти не понимали. В высокогорные аулы издавна бежали преступники и абреки, а также скрывающиеся от мести кровники, отвергнутые своими народами. Поэтому грабежи, убийства и разбой были для них обычным делом. У горцев не было князей, а власть держалась на праве сильного. Они избирали себе вождей только во время разбойничьих набегов. Те управляли как диктаторы, верша суд по своему произволу, но вся вина за неудачный поход обычно сваливалась на них. Горцы считали себя свободными и равными. Не зная своих корней, они полагали, что произошли от свирепых волков. Особым почетом у горцев пользовались те, кто могли больше награбить. Даже будущих жен они зачастую похищали у соседних народов. Горцы были неразвитыми и безжалостными, но была у них врожденная животная хитрость, позволяющая чувствовать силу противника. Если он был сильнее, то обычно они не вступали в бой, но если чувствовали слабость соперника, нападали смело и уничтожали без всякой пощады. Дерзки и кровожадны были эти горцы, а об их алчности ходили легенды.

Вскоре выступили горцы против Оса Багатара, спустились с гор. Донесли аланские разведчики, что подступает безбожная дикая орда. Перепугались купцы-караванщики, скопившиеся в ближайших ущельях, и попросили покровительства у Оса Багатара. Так же поступили и жители соседних селений. Теперь было у аланского царя многочисленное ополчение и достаточно средств, чтобы собрать армию. Решил Ос Багатар разбить свой лагерь на вершине лысой горы, расположенной вблизи основного пути. Стали аланы поджидать там горцев, развели костры, показывая врагам, где они находятся.

Наконец горные волки подоспели, с гиканьем и свистом окружили гору, но не стали осаждать – знали горцы, что это трудная задача. Стали думать, как им быть. Ночью разожгли они большие костры и устроили дикие пляски под бой барабанов, призывая духов лощин и ручьев помочь им истребить отряд Оса и захватить богатую аланскую казну. Изумленно и презрительно наблюдали аланы за плясками горцев с горы. Хотели было они ночью спуститься и перебить разбойников, но Ос Багатар приказал лучникам заготовить побольше стрел – горцы скорее всего должны были начать штурм на следующее же утро. И аланам нужно было сохранить как можно больше своих воинов.

Так и случилось. После того, как солнце показалось из-за края ущелья, горцы начали подниматься по небольшой лощине, взбираясь вверх по склону горы. Ос Багатар велел лучникам стрелять, не жалея стрел. Полетели в разбойников разящие стрелы. Стали падать горцы один за другим. Не могли они быстро продвигаться – мешало множества трупов под ногами, но все-таки шли. Скомандовали вожди их отступление, но не послушались разбойники. Думали они, что вожди боятся, как бы не расхитили их воины всю казну, если отряд Оса Багатара будет уничтожен. Много полегло горцев, прежде чем поняли они: не взойти им на гору. А спустившись к вчерашним пепелищам, они обнаружили, что почти половина их погибла. Тогда они обвинили своих вождей, что те подбили их на этот поход, и перебили их. Хотели горцы вернуться назад, но Ос Багатар послал к ним своего гонца с предложением, от которого они не смогли отказаться.

…За несколько дней до нападения дикарей прибыл в горный замок хазарский караванщик. Он добился личной встречи с Осом и передал ему письмо от его любимой сестры луноликой Русудан. В нем она уведомляла брата, что на Аланию движется с юга большая и хорошо вооруженная арабская рать. Предупреждала, чтобы был он осторожен, а также просила уладить торговые дела скопившихся перед аланскими вратами караванщиков с помощью принесшего послание купца. Вместе с письмом передала она свой платок ахсартагату Сослану и просьбу об ожерелье. Позвал тогда Ос Багатар своего преданного друга и передал ему подарок сестры и ее слова. Прижал молодой воин платок к груди, забилось его могучее сердце барса, загорелись глаза любовью и гневом. Готов он был без устали сражаться, чтобы победить и спасти Аланию и прекрасную Русудан…

Новая серьезная угроза с юга значительно меняла дело. Армия Аббасидов была одной из лучших в мире. Поэтому решил Ос Багатар не отпускать горцев, а использовать их в борьбе с врагом. Поставил он их перед выбором: либо аланы перебьют их сейчас всех, либо они должны сражаться с арабами на стороне аланского царя. Посулил он им за это денег. И согласились на его предложение горцы, почти не раздумывая.

Разослал тогда Ос Багатар послания главам соседних государств и племенных союзов с просьбой о помощи – ведь арабы были общим врагом для всего Кавказа. Поведал он в своих посланиях о коварстве хазар, призвавших сильного врага, ищущего лишь повод для вторжения.

И прислал абхазский царь большой отряд своих воинов, а союз двенадцати адыгских племен – свое ополчение. С радостью встречали аланы своих союзников в горном замке. Было теперь у Оса Багатара двадцать тысяч всадников. Девушки и подростки входили в пятитысячный отряд конных лучников. Кроме того, было у Оса Багатара несколько тысяч пехотинцев из числа диких горцев.

Собрал Ос Багатар ныхас в замке, куда пригласил не только алдаров, но и простых сотников. И даже вожди диких племен присутствовали на ныхасе. Начальник тайной службы Алании высокоумный Давид предложил встретить арабов на равнине:

– У нас есть одно большое преимущество – арабы не знают, что мы готовим им мощный отпор. Наша легкая победа над горцами, помощь союзников мечами, а караванщиков деньгами указывают на благословение Божие. Не сомневаюсь, что победим мы арабов, хотя сильна их конница. Но мой совет – встретить их на равнине. Если осадят они наши горные замки, не прокормили мы столь большое войско. А в степи мы их победим с Божьей помощью. Они и сами будут не против дать нам бой на равнине, так как уверены в своей силе и опытности их предводителя Усман-ад-Дина, который, как говорят, не проиграл еще ни одного сражения. Но когда-нибудь да бывает первый раз. Ведь не впервой мусульманам разбиваться о христианскую силу!

Решено было последовать разумному совету алдара Давида и дать бой арабам на равнине, в степи. Разведка докладывала, что авангард арабской гвардии уже появился в Грузии. Картлийцы пропустили арабов без боя, предпочитая не вмешиваться в их отношения с аланами.

Приказал тогда конюхам молодой Ос Багатара привести в конюшни верблюдов-дромадеров, принадлежавших караванщикам, и поставить по одному в стойлах. Он повелел также убить несколько дромадеров, а их шкуры разделить на множество кусков, а куски эти прибить к кормушкам лошадей. Лошади обычно приходят в бешенство от запаха верблюда, они либо убегают, либо сбрасывают седоков. Поэтому нужно было, чтобы аланские кони привыкли к верблюжьему виду и запаху.

Затем Ос Багатар приказал оружейникам приготовить мощные аланские луки. Он вооружил ими легковооруженную конницу, куда входили девушки и подростки. Вместе с полководцами продумал он план отражения арабских атак и приказал готовиться к сражению. Начальника тайной службы Давида он оставил в замке с небольшим отрядом для охраны, а сам с основными силами тронулся в путь…

Через несколько дней после ныхаса спустилось аланское ополчение с гор. И как только вышли они на равнину, увидели в степи тучи пыли, которую не мог сбить даже моросящий дождь – то были верблюды и лошади арабской гвардии. Остановились аланы в часе пути от мусульман. Остановились и арабы. Подняли аланы свои белые стяги, а арабы – знамена династии Аббасидов черного цвета. Удивился Усман-ад-Дин, встретив в степи аланскую конницу, и собрал своих советников, чтобы обсудить положение:

– Уж не в ловушку ли нас заманил хитрый бег Аарон II? Говорил, что от имени Саурмага Багатара жалует он нам небольшую крепость, но сам подослал сюда аланскую конницу, чтобы расправиться с нами!

Советники, которые хорошо разбирались в политике Кавказа, разуверили полководца:

– Думаем, что здесь сейчас собраны все силы мятежных алан. Разобраться с ними великий бег и призвал нас. Уничтожив войско их вождя, Оса Багатара, мы сможем навязать наши условия ослабевшему каганату и Алании. Пусть ненадолго, но завоюем мы Дарьалан, что позволит пополнить казну халифа. Великий бег всюду ищет свою выгоду, но это не помешает нам найти свою. Мятежом руководит благородный, но неопытный аланский Багатар. Он младенец перед опытным воином Усманом-ад-Дином. Меч Аллаха, солнце небес, великий халиф Абу Джафар уже давно хочет превратить Кавказ в землю ислама. Не сомневайся, великий воин, в мудрости халифа, которому Всевышний вручил меч! Аллах акбар!

– Аллах акбар! – Усман-ад-Дин погладил свою окладистую бороду. – Велите готовиться к сражению. Сказано в благородном Коране: «Убивайте неверных, где встретите, и изгоняйте их оттуда, откуда они изгнали вас: ведь соблазн – хуже, чем убиение. Если же они будут сражаться с вами, то убивайте их: таково воздаяние неверным! Если же они удержатся, то ведь Аллах – прощающий, милосердный! Сражайтесь с неверными, пока не будет искушения, а все поклонение будет принадлежать Аллаху». Итак, подождем, пока аланы нападут на нас, а затем обнажим наши сабли, иншалла. А пока пошли к аланам искушенного в вере посланника, чтобы он предложил неверным принять ислам. Должны мы идти путем Аллаха и отличаться от кафиров своим милосердием!

Поскакал тогда к аланскому войску переговорщик – по рождению он был аланом, принявшим ислам на службе у халифа Джафара. Встретил его Ос Багатар в своем шатре вежливо, но сурово. Посланник был одет в арабскую одежду и разговаривал со всей возможной вежливостью и учтивостью:

– Знаем мы, что творится на моей родине – в Алании: Саурмаг Багатар хочет обратить наш гордый народ в иудейство. Аланы изгнали за пределы отечества лукавых греков – да будут прокляты они, ибо греки хуже язычников и евреев. Теперь, высокоблагородный Ос Багатар, пора тебе примкнуть к простой и возвышенной вере нашей, чтобы полностью оставило алан мудреное греческое лукавство. В этом случае будь уверен в дружбе честного, мудрого и благородного халифа Абу Джафара Абдаллаха. Знай, что во вселенной нет ничего сильнее этой дружбы.

Отвечал царь:

– Как учит Писание, не должны мы надеяться на князей и на владык человеческих, потому что не от них спасение, а только от Бога! Как твое имя, алан?!

– Меня зовут Махмуд, – гордо отвечал посланник.

Нахмурился Ос Багатар, грозно посмотрел на мусульманина:

– Разве мать или отец, воспитавшие тебя от колыбели, наградили тебя таким именем? Чем тебе не угодило аланское имя, что ты поменял его на арабское?

Не смутился посланник:

– Уже забыл я прежнее имя свое, потому что просветился светом истины. Иншалла! Чего и тебе желаю, царь! Отбросил я все ветхое, чтобы обновиться. Теперь я всегда перед очами Аллаха. Что может быть лучше? Что может быть выше?

– Был ли ты христианином, Махмуд, прежде чем перешел в ислам?

– Был. Христиане – люди книги, и вера эта послужила мне ступенью на пути к Аллаху. Поступи и ты так! Взойди выше к познанию истины!

Усмехнулся царь:

– Знаешь ли ты, что ты предал не только свой народ, но и Бога? Ты вероотступник!

Убежденно и страстно заговорил посланник:

– Как же ты заблуждаешься, Ос Багатар! Земля, которой ты владеешь, уже принадлежит Аллаху. Со временем весь мир покорится Аллаху! Тот, кто будет много упорствовать, будет много страдать, но ничто не спасет таких от гнева Всевышнего. Да не коснется этот гнев тебя, царь! Все просто, Ос Багатар! Наша вера не упраздняет из старого ничего, что праведно и свято; она дополняет и делает знание о Боге и о мире совершенным! Подумай, царь, не слепы ли ваши пастыри? Были бы зрячими, разве изгнали бы вы их с земель ваших?

Отвечал царь:

– Я вижу твое упорство, Махмуд, но не заблуждайся – оно не может поколебать мою веру. Ибо уверенность твоя – то же, что и арабская сабля. Говорил ваш пророк, что в религии нет принуждения, но свою вы веру назвали подчинением…

– Подчинением истинному Богу, Ос Багатар!

– Не перебивай меня, Махмуд! Я вижу, ты дерзок сверх меры. Нет в тебе должного уважения к царю. Все потому, что считаешь себя служителем Всевышнего, а меня – неверным, кафиром, которому уготован ад. Итак, сказал я, что уверенность твоя – то же, что сабля арабская, – кривая, как новая луна. А моя уверенность подобна аланскому мечу, напоминающему видом Крест Господень. Посмотрим, что сильнее, – нахмурил брови Ос Багатар. – Что в исламе полагается за вероотступничество?

Поколебался немного Махмуд, прежде чем ответить.

– Шариат предписывает смерть муртадам, уклонившимся от пути Аллаха!

– Так знай, что у алан полагается то же самое за измену и предательство. А ты для меня, да и для всех алан, не кто иной, как предатель. Возвращайся к братьям своим арабам под черные знамена и моли Аллаха, чтобы погиб ты в этой битве, потому что казним мы тебя, если попадешь к нам в плен! Знай, что нет больше имени твоего среди алан, потому что отрекся ты от святых наших!

Изменился в лице арабский посланник:

– Не боюсь я этого, потому что все предопределено от начала. Но и ты знай, что не пощадим мы тебя, если попадешь в наш плен. Прощай! Аллах покажет, кто из нас прав!

Поскакал Махмуд назад, к ставке Усмана-ад-Дина, а Ос Багатар велел готовиться к битве. Он разделил ополчение на несколько отрядов и приступил к выполнению тщательно продуманного им плана атаки.

Ночью Ос Багатар усилием воли заставил себя спать – нужна была ясная голова, чтобы руководить боем. Но не все аланские ратники спали этой ночью. Наутро приказал аланский государь разделить армию на сотни. Перед каждой сотней поставили большую чашу с алутоном – священным пивом нартов. Помолились аланы, помянули Всевышнего, затем своего покровителя великомученика Георгия, затем архангелов и ангелов, что сражаются на небесах с духами зла, пока аланы рубятся на земле с врагами веры и отечества. Отпил каждый воин по глотку из чаши, помолился. Ос Багатар тоже отпил глоток, а затем обратился к воинам. Зазвучал над степью его сильный голос:

– Братья мои! В этом бою решится, падем мы под арабским натиском или сокрушим врага. Не сомневаюсь, что вы будете сражаться до последнего и родным не придется краснеть за вас. Вы уже готовы к славной смерти, поэтому хочу сказать сейчас о другом. Нет больше у Алании защитников, кроме вас и Сил небесных. Соединим же наши усилия – мы на земле, а ангелы на небе! Ударим по врагу, защитим отечество, отстоим веру! Да затупятся полумесяцы арабских сабель о Крест Господень. – Ос Багатар поднял вверх двуручный аланский меч. – С нами Бог! Вперед!

Загудели аланы. Поднялся лес мечей. Начинался бой. Отделилось от армии Оса Багатара несколько тысяч всадников – это скакали девушки и подростки, вооруженные аланскими луками. Поскакали они в сторону арабов. Подъехав на расстояние выстрела, они осыпали в противника градом смертоносных стрел. Затем резво развернули коней и отъехали на безопасное расстояние.

Стрелы поразили десятки арабов, и они упали со своих верблюдов. Усман-ад-Дин приказал лучникам выйти в первые ряды, чтобы поразить алан, которые собирались выступить вновь.

Следующая вылазка алан оказалась еще удачнее, чем первая. Аланский отряд двигался очень медленно. Арабские лучники не выдержали и сделали залп. Тогда аланская кавалерия вновь попятилась, чтобы стрелы не достигли ее, а затем пошла вперед осторожным шагом, выжидая удобного момента для нападения. Арабы снова натягивали луки и дырявили пустоту. Наконец с недетской и неженской отвагой выждали кавалеристы, пока потеряют бдительность арабы и, подъехав на нужное расстояние, осыпали соперника градом стрел. Попадали на этот раз с верблюдов и лошадей уже не десятки, а сотни всадников.

Снова отошли конные лучники на безопасное расстояние. Затем опять их кони двинулись к арабскому войску. Следующая вылазка повторила успех предыдущей. Сами же аланы не потеряли ни одного бойца.

Разгневался тогда Усман-ад-Дин и приказал самому маневренному конному отряду, в который входила арабская знать, преследовать аланских лучников. Слово ветер, понеслись арабы, разрезая воздух поднятыми над головами кривыми саблями. Но не догнать им было быстрых аланских коней, на которых сидели легкие юноши и девушки, вооруженные лишь луками. Гонялись арабы за конными лучниками по степи довольно долго, пока те не скрылись в небольшой долине между двух холмов, находившихся посередине поля сражения.

Радостно поскакали за ними арабы, думая, что загнали алан в ловушку. Хотели они показать своею удаль полководцу Усману-ад-Дину, разгневанному успешными вылазками аланской молодежи, но быстро поняли, что попали в ловушку сами. На холмах скрывались лучники и копейщики, которые пришли туда ночью. Лучники осыпали арабских конников стрелами, а копейщики быстро спустились с холмов и перекрыли конному отряду путь. И начали аланы уничтожать арабов. Быстро перебили они их, как ягнят.

Напряженно всматривался вдаль Усман-ад-Дин, пытаясь разглядеть детали боя, но скрывали холмы сцену избиения его воинов. Через какое-то время вновь показался из-за холмов отряд аланской молодежи. Вновь двинулись на арабов аланы, натягивая свои луки. Арабская же конница так и не показались из-за холмов. Понял тогда прославленный полководец, что нелепо погиб его конный отряд – полегло две тысячи отборных всадников от рук подростков и девушек. Закрыл тогда Усман-ад-Дин свое лицо от стыда, понял он свою ошибку – недооценил он своего противника, молодого аланского государя Оса Багатара. Он думал, что перед ним самоуверенный мальчишка, и расслабился. Дорого же он заплатил за свою ошибку! Но не все еще было потерянно. Собрался Усман-ад-Дин с духом и приказал выступить своим основным силам. Заревели верблюды, и войско арабов двинулось в наступление.

Значительно превосходила арабская сила аланскую. Арабы – прекрасные и бесстрашные воины, привыкшие побеждать, – сжимали в руках поводья и сабли. Не видно было аланам их лиц, полузакрытых повязками. Но чувствовали они силу, что скрывалась под этими повадками. Арабские верблюды свирепо скалились на аланских лошадей – своих смертельных врагов в борьбе за благоволение человека. Казалось, не только дух, но и плоть превратилась в булат. Степь содрогнулась, как при землетрясении, когда сошлись на поле две рати. Застонала земля, почувствовав кровь человеческую. Скрестились арабские сабли и аланские мечи, стоял громкий звон и лязг, как в кузнице при ковке. Не уступали в бою ни арабы, ни аланы. Но арабы встревожились – не боялись аланские кони верблюдов, шли смело в бой и били их копытами. Хороши были верблюды в каменистой пустыне – неприхотливые и смелые, но в степи лошади значительно превосходили их быстротой и маневренностью. Тем более это касалось аланских лошадей.

Но невзирая на это, не ослабили свой натиск арабы, продолжали яростно атаковать алан. Кричали они, что велик Аллах – крики эти поднимали их боевой дух. Не боялись арабы смерти, полагая, что Аллахом все предопределено от начала. Это была судьба – кисмет – победить или проиграть, жить или умереть. Но в любом случае они сражались на пути Аллаха – их ждал Джанаан и великие услаждения плоти и духа.

И стало казаться Осу Багатару, который рубился в самой гуще сражения, что уверенность арабов превозмогает дух алан, начинающих изнемогать под натиском воинственных мусульман. То же самое почувствовали и сами арабы – радостно крича, удвоили они свой натиск, намереваясь сломить дух, а затем и убить плоть алан. Крики «Аллах акбар» становились все более громкими, почти торжествующими. Наконец заметил Ос Багатар недавнего приходившего к нему арабского посланника Махмуда, яростно крушащего своих единородных кривым полумесяцем острой сабли. Шерсть его верблюда была в запекшейся от крови погибших алан. Хотя лицо его было закрыто, Ос Багатар узнал его по глазам, в которых горел огонь непоколебимого упорства и ненависти.

Махмуд тоже узнал в толпе сражающихся Оса Багатара и резво поскакал к нему. Думал он, что это его судьба – поразить аланского царя, чтобы прославился Аллах, бывший свидетелем их вчерашней беседы. Вспомнил ее и Ос Багатар, сжал в руках меч и смело ринулся навстречу мусульманину. Только на мгновение смутилось его сердце – что если падет он от руки предателя-алана? Не будет ли это означать, что прав жестокий Магомет, их пророк? Махмуд же, казалось, нисколько не смущался – его сердце было словно отлито из стали. Все и всегда склонялось под его уверенностью и упорством. А Оса Багатара обуревали сомнения, которые он старался всеми силами побороть.