Текст книги "Первое дерево"

Но также напомнила ему и о Касрейне, по вине которого Линден стала беспомощной куклой.

Ковенант осторожно поставил её на ноги, убедился, что она может стоять без его поддержки, и с минуту смотрел в лишённое всякого выражения лицо, словно пытаясь запечатлеть его в памяти навсегда.

А затем занялся оковами своих друзей. Через минуту все они были свободны. Когда Кир рухнул на руки Мечтателя, его страдания вновь всколыхнули в Ковенанте такую ярость, что его ладони снова заполыхали, словно его тело было не более чем топливом для ненасытного пламени дикой магии. Сколько раз он излечивал сам себя, сколько раз спасал от смерти, а вот исцелить своих друзей был не в силах! Он с большим трудом подавил в себе это чувство горькой беспомощности, не без оснований опасаясь, что оно может спровоцировать его на абсолютно ненужный сейчас взрыв.

Красавчик, все ещё слабый от раны, нетвёрдо держался на ногах, зато Бринн уже стоял рядом с Ковенантом, вытянувшись в струнку, готовый в любую секунду исполнить любое желание юр-Лорда. Кайл также приступил к своим обязанностям: он занялся Линден. Первая наконец-то достала из ножен свой новый меч и, подняв его обеими руками к потолку, звала всех в атаку; её глаза сверкали металлическим блеском, и взгляд их был суров и резок, как лезвие палаша. Хоннинскрю вертел в руках цепь, которой ещё недавно был прикован, очевидно, раздумывая, можно ли использовать её как оружие.

Несколько секунд они наслаждались обретённой свободой, но вот Первая устремилась по лестнице вверх, и остальные немедля последовали за ней.

Коридор, в котором они оказались, с одной стороны заканчивался тупиком, а с другой раздваивался. Но Первая, не раздумывая, двинулась по тому ответвлению, что носило следы ярости горгоны. Вслед за ней в коридор шагнул Ковенант в сопровождении Бринна и Хоннинскрю, а за ними – все остальные. Потолки в коридоре были настолько низкими, что Великанам пришлось идти пригнувшись. Но вскоре они оказались в большом зале, из которого вело множество дверей. Очевидно, это были камеры. Но сторожившие их хастины не представляли больше никакой опасности: они валялись как попало там, где их застигла Ном. Ковенант не стал тратить времени на то, чтобы заглянуть в камеры, а, проходя мимо, выжег все замки.

Выйдя из зала, они углубились в лабиринт переходов, и чуть погодя Первая, уже не уверенная в том, что ведёт друзей правильно, решила ненадолго остановиться. Вдалеке, в конце одного из коридоров, Бринн заметил лестницу и указал на неё своим товарищам.

И тут же наверху её показалась хрупкая женская фигурка, бегом спускавшаяся вниз. Заметив в конце коридора группу людей, она на секунду остановилась, а затем, не раздумывая больше, со всех ног бросилась к ним навстречу.

В этой встрёпанной беглянке в грязной порванной тунике и с четырьмя свежими царапинами на правой щеке было трудно узнать леди Алиф. И всё же это была она.

– Песчаная горгона! – задыхаясь, выпалила она. – А как получилось, что вы?.. – Но, заметив через секунду пламя, струящееся по рукам Ковенанта, и его горящие жаждой битвы глаза, перевела дыхание и продолжила уже более спокойно: – Я так боялась за вас. Вы были моей последней надеждой, а когда эта горгона… Короче, я шла сюда и не знала, что встречу: вас или свою смерть. – Её поцарапанная щека нервно дёрнулась, словно в тике, и леди Алиф, окончательно собравшись с мыслями, закричала: – Бегите! Касрейн собирается обрушить на вас всю мощь Удерживающей Пески!

Первая бросила на Ковенанта насторожённый взгляд, но он не был взглядом Линден и не мог сказать наверняка, можно ли доверять этой женщине. Тем более у него были свои, личные впечатления от встречи с леди. Да и вообще, был бы он здесь сейчас, если бы тогда поддался искушению?

– Леди, что с твоей щекой? – строго спросила Первая. Леди Алиф машинально прикрыла царапины рукой. Ведь она была фавориткой, а значит, её сила и влияние очень во многом зависели от внешнего вида. Но, поморщившись, она справилась с жалостью к себе и, открыто глядя в глаза Великанше, процедила;

– Леди Бендж не имеет жалости к побеждённым. А так как она фаворитка гаддхи, то мне не положено защищаться от выражений её триумфа.

Первая задумчиво кивнула, словно удовлетворилась объяснением, и спросила:

– Будешь нашей проводницей?

– Да. Кроме меня, здесь ни одной живой души. Великанша тут же шагнула в сторону лестницы, но побитая леди остановила её:

– Эта лестница ведёт в кордегардию. А оттуда дорога наружу одна: сквозь ворота, которые сейчас охраняются всеми военными силами Удерживающей Пески. Я покажу вам другой путь.

Ковенант, хоть и верил ей, имел свои планы: его сердце как горн раздувало пламя магии, и от него уже летели искры. Секунду подумав, он спросил:

– Что ты предлагаешь?

– Горгона пробила в Песчаной Стене огромную дыру. Сквозь неё мы попадём в пустыню и пойдём вдоль стены до ближайшей калитки, ведущей в порт. Её, конечно, охраняют, но надеюсь, что Касрейн сосредоточился на том, чтобы не выпустить вас из башни, а не на том, чтобы не впускать в город.

– Ну да, конечно, в городе ему труднее будет напасть на нас, – сощурилась Первая. – Годится. Пошли.

– Хорошо, – подхватил Ковенант. – Встретимся у стены. Или где-нибудь в городе. Если меня долго не будет, уходите за Рога и дожидайтесь меня там.

Первая, уже собравшаяся уходить, резко обернулась: – А ты куда собрался?

Звенящим от ярости и кипящего в нём яда голосом Ковенант ответил:

– Что толку сражаться со стражами, когда Касрейн ещё жив? Да он может утопить наш корабль, даже не высунув носа из своей башни. – Его глаза затуманились: как живые всплыли перед ним лица Идущего-За-Пеной, Триока и Лены в день обороны подкаменья Мифиль. И в ушах вновь зазвучали данные в тот день клятвы. Клятвы, которые он сдержал. – Я собираюсь обрушить эту чёртову башню ему на голову.

В те далёкие дни он ещё слабо разбирался в том, что такое дикая магия. Тогда он давал клятвы, не зная, чем владеет.

Теперь же все иначе: Линден овладела тишина; она глуха и слепа ко всему, а он, главный виновник её несчастья, исходит белым пламенем. Первая угрюмо кивнула, соглашаясь, и он бегом бросился к лестнице.

За ним, не секунды не раздумывая, устремился Бринн. Ковенант бросил на харучая пытливый взгляд: они вдвоём – против всей военной мощи Удерживающей Пески. И в то же время этих двоих более чем достаточно. Тем более что в своё время они уже сражались плечом к плечу против всего Ревелстоуна и победили.

Уже поднимаясь по ступенькам, Ковенант заметил рядом ещё одного человека – Финдейла, который, запыхавшись, прошептал:

– Не делай этого. Умоляю. Ты что, не только сумасшедший, а ещё и глухой?

Ковенанту очень хотелось отпихнуть элохима с дороги, как котёнка: его руки пламенели от ярости магии, – но он одёрнул себя. В скором времени у него будет куда лучший объект приложения сил. Обогнув Финдейла, он устремился вверх по лестнице, словно пылавший внутри огонь жёг ему пятки.

Лестница была очень длинной, но наконец и она кончилась, приведя их на запутанные задворки первого яруса. Кругом, похоже, никого не было. Все силы Удерживающей Пески были сосредоточены в другом месте. Разобраться в лабиринте коридоров было непросто. Зато рядом находился Бринн, который уверенно двинулся вперёд.

Грохот прекратился. Пол больше не дрожал. Но откуда-то издалека доносились сирены – протяжные тоскливые вопли, словно плач горгулий. Они выли, призывая Бхратхайрайнию к войне.

Прекрасно понимая, что, пока Касрейн-Круговрат жив, Поиску не вырваться из страны, Ковенант ускорил шаг.

Раньше, чем он сам этого ожидал, путаница коридоров закончилась, и Ковенант, словно язык белого пламени, ворвался в кордегардию.

Все её внутреннее пространство было запружено стражами и солдатами.

Тут же раздалась команда к атаке, разбудившая под потолком гулкое эхо. Основные силы были сосредоточены у ворот, чтобы не дать пленникам уйти. Издалека казалось, что там скопилась туча копошащихся насекомых. Зал был погружён в полумрак, так как уже наступила ночь, и освещался лишь факелами в руках нескольких стражей, но они были слишком тусклыми источниками света для столь огромного помещения. Услышав команду, солдаты бросились навстречу пришедшим.

Не обращая на них внимания, Бринн скользнул к ближайшей ведущей наверх лестнице. Подгоняемый дикой магией Ковенант рванул за ним. А вслед за ними, словно на крыльях из воздуха, летел Финдейл.

В ответ на команду наверху загремели шаги хастинов, бегущих вниз со второго яруса. Очевидно, десятки их дожидались в засаде, чтобы захватить противника в клещи. Когда они поняли, что три жалких человечка вместо того, чтобы бежать от них со всех ног, продолжают двигаться им навстречу, на их звериных мордах отразилось крайнее недоумение.

Бринн, не теряя ни секунды, опрокинул одного, перебросил через плечо второго, а у третьего отобрал копьё. А затем Ковенант смел остальных с лестницы языком пламени.

Обернувшись лишь для того, чтобы швырнуть трофейное копьё, харучай устремился наверх.

На втором ярусе было темнее. Те, кто затаились тут в засаде, не хотели выдавать своего присутствия светом факелов, но магия Ковенанта, сиявшая как путеводная звезда, высветила их всех. И с каждым шагом его сила росла. Яд и пламя гнали его вперёд, словно он был лишён собственной воли и права выбора. Здесь солдат и хастинов было уже слишком много, чтобы Бринн мог с ними сразиться без особых потерь. Ковенант подозвал его и, создав вокруг них обоих огненный щит, пошёл вперёд. По полу за ними тянулась полоса оплавленного камня. Нападающие, будучи не в силах добраться до объятого пламенем врага, стали метать копья, но дикая магия разбивала их в щепы.

По всей башне разносились вопли сирен; множась, отдаваясь эхом в каменных залах и переходах, они казались улюлюканьем на травле проклятых. Но Ковенант не обращал на них внимания. Защищённый пламенем, он достиг лестницы, ведущей в сокровищницу.

Здесь, как обычно, всё было ярко освещено. Но не было видно ни одного солдата. Возможно, кемпер просто не ожидал, что его враги смогут добраться до этого яруса. А может быть, он не хотел устраивать здесь баталий, чтобы не подвергать уникальные сокровища, собранные за много веков, риску уничтожения. На вершине лестницы Ковенант приостановился, собрал пламя в большой пучок и пустил его вниз, чтобы несколько охладить пыл преследователей, а затем вновь поспешил за Бринном, ведущим его по лабиринту выставочных залов к Касрейну. Они вихрем взлетели по спиральной лестнице и огненным смерчем ворвались в тронный зал.

Здесь тоже горели все огни. И все рефлекторы канделябров и светильников были по обыкновению нацелены на Благодать, словно все ещё пытались доказать, что трон гаддхи и его роль в судьбе Бхратхайрайнии – не пустое место. Но в Величии не оказалось ни одного стража – по-видимому, Касрейн разослал их на другие посты. Ковенант ринулся вперёд, подстёгиваемый ревущим в нём пламенем и неумолчным улюлюканьем сирен. Финдейл неотступно следовал за Неверящим и Бринном, словно голос совести, но они, не обращая на него внимания, уже ворвались в потайную дверь за троном и устремились вверх по лестнице, в личные покои кемпера.

Подъем был долог, но дикая магия придавала Ковенанту силы, и он сам не заметил, как одолел тугую спираль зажатой в каменном колодце лестницы: ему казалось, что он дышит огнём; как болид освещая темноту шахты, он одним махом взлетел на самый верх. В затылок ему выли сирены, и откуда-то снизу доносился топот хастинов, ползущих наверх с той скоростью, которую позволяли развить узкий проход и крутые ступеньки. Но Ковенант двигался настолько стремительно, что никакая погоня не могла за ним угнаться. Он чувствовал в себе такой подъем сил и заряд энергии, что в эту минуту безбоязненно шагнул бы в центр Рока горгон, зная, что это ему нисколько не повредит.

Но, несмотря на сверхвозбуждение и биение в голове дикой магии, разум его оставался ясен. Касрейн был очень умелым магом. Он удерживал свою власть в этой стране в течение нескольких столетий. Если Ковенант своевременно не выставит против бегущих за ним стражей защиту, не исключено, что ему придётся убить их всех. От подобной мысли у него мороз пробежал по коже. Когда все это закончится, сможет ли его совесть примириться с таким количеством пролитой им крови?

Войдя в будуар, в котором леди Алиф тщетно пыталась его соблазнить, Ковенант загнал всю свою силу внутрь себя, оставив лишь слабое свечение вокруг кольца. От этого усилия у него голова пошла кругом, но он, стиснув зубы, вытерпел столь тягостное для него головокружение. Однако он чувствовал, что удержать силу в себе ему удастся недолго – слишком велика была его ярость. Он отстранил Бринна и стал подниматься по ажурной металлической лесенке в башню Касрейна.

Харучай, поняв, что ему приказывают остаться здесь, в изумлении воззрился на юр-Лорда, но тот лишь процедил сквозь зубы, изо всех сил сдерживая бушующее в нём пламя:

– Это только моё дело. Ты всё равно не сможешь мне помочь. А я не хочу рисковать твоей жизнью. Ты нужен мне здесь, чтобы прикрывать меня от стражей.

Топот поднимающихся хастинов слышался все отчётливее.

Бринн смерил его недоверчивым взглядом, но согласно кивнул. Лестница была узенькая-преузенькая, и он шутя мог отбиться здесь от любого количества стражей. Задание даже немного польстило ему, поскольку было работой для настоящего харучая. Он церемонно поклонился юр-Лорду, и тот, простившись с ним небрежным кивком, стал подниматься по лестнице.

Только бы не взорваться раньше времени! Теперь, когда магия была загнана глубоко, ему приходилось полагаться на свою обычную физическую силу и выносливость. Ночью пустыня дышала холодом, и поэтому в башне было сыро и промозгло, но Ковенант не замечал этого: пот струйками стекал по его вискам, словно от беспрестанного воя сирен у него начали испаряться мозги. Необходимость сдерживаться мучила его больше, чем если бы он поднимался, трясясь от страха. Но вот наконец он одолел последние ступеньки и, с трудом переводя дыхание, с безумно колотящимся сердцем предстал перед Касрейном.

Кемпер стоял во главе длинного стола, уставленного ретортами, колбами и другими алхимическими сосудами и приспособлениями. Но больше всего места занимал огромный металлический сосуд, из которого вился слабый дымок. Колдун готовил какую-то новую пакость.

В двух шагах от него возвышалось уже знакомое Ковенанту кресло, однако теперь все линзы были раздвинуты в разные стороны и торчали вокруг изголовья на золотых спицах, как нимб из скипетров.

Ковенант подобрался, собираясь немедленно атаковать. Лишь огромным усилием воли ему удавалось ещё сдерживать бьющееся в нём пламя. Однако кемпер, заметив его появление, бросил к него короткий пренебрежительный взгляд и вновь устремил слезящиеся глаза на сосуд, над которым сейчас колдовал. Его сын, спал мёртвым сном у него на спине.

– Итак, ты сладил с песчаной Горгоной, – прошелестел он. Слишком много веков он был неуязвим и бессмертен. Страшный удар Хоннинскрю не оставил на его хилой шее ни малейшей отметины. – Великий подвиг. У бхратхайров бытует поверье, что тот, кто убил песчаную горгону, обретает бессмертие.

Ковенант почти его не слушал: ярость и яд кипели в нём, грозя в любую секунду извергнуться наружу, и он тратил все своё внимание на то, чтобы удерживать их под контролем. Его кровь бурлила, как магма, подстёгивая его к убийству. К заслуженному убийству колдуна. Но, оказавшись здесь лицом к лицу с кемпером гаддхи, он вдруг понял, что не хочет убивать. По крайней мере, делать это сознательно и хладнокровно. На его руках и так уже слишком много крови.

– Я не убивал её, – хрипло выдохнул он. Касрейн удивлённо вскинул на него глаза.

– Ты не убил её? – с внезапной яростью заорал он, брызгая слюной. – Ты что, рехнулся? Но пока она не убьёт тебя, никакая сила не загонит её обратно в Рок. А даже одна-одинёшенька она может разнести по кирпичику всю страну. Да уж, ты воистину могуч, – с ядовитой иронией добавил он, по-видимому, начиная успокаиваться. – Настолько могуч, что оказался способен уничтожить всю Бхратхайрайнию!

Но тут он окончательно забыл о своём гневе и внимательно уставился в сосуд, словно с минуты на минуту ожидал чего-то. Не отрывая глаз от дымка, он пробормотал:

– Впрочем, это сейчас неважно. У меня будет время заняться этой тварью. А вот тебе от меня не убежать. Я уже отдал приказ об уничтожении вашего обожаемого корабля Великанов. Пока ты здесь пялишься на меня, огонь, пылающий на нём, освещает весь порт.

Ковенант вздрогнул. Огонь пожирает «Звёздную Гемму»! Дикая магия, порвав наконец узы его рассудка, устремилась к ненавистному кемперу, но в последний момент Ковенант сдержал её, отчего острая боль обожгла его мышцы. Медленно, боясь малейшим звуком сдетонировать взрыв, он произнёс:

– Касрейн, я убью тебя. – Каждое слово дикая магия окрашивала в серебро. – Ты знаешь, что я могу это сделать. Останови то, что ты начал. Позволь моим друзьям уйти. Иначе я испепелю тебя.

– Правда? В самом деле? – Издевательский смех Касрейна походил на карканье, а взгляд кемпера был мрачен и безжалостен. – Ты об одном забыл, дружок, что я – Касрейн-Круговрат. Именно я загнал горгон в вихрь, я построил Песчаную Стену, и именно я уже столько веков держу в руках всю Бхратхайрайнию. Ты, конечно, обладаешь некоторой силой и, кроме того, тем, что так нужно мне. И, учитывая твою слабость и ничтожность, я без труда подчиню тебя себе и заберу то, что хочу.

Но как бы жёстко ни звучали его слова, он пока что не нападал.

– Ты уже заметил, что я все приготовил к твоему приходу? – Он плавным жестом указал на кресло с золотыми моноклями. – Золото такой чистоты очень редко встречается на Земле, а может статься, есть только в этом пустынном краю. Вот потому-то я и пришёл сюда и при помощи своего искусства захватил власть над страной. Но золота всегда не хватает, и потому мне приходится расширять влияние на другие страны, чтобы искать его везде, куда достигает моя рука. Только с золотом моё мастерство достигает нужного мне результата… – Он окинул Ковенанта презрительным взглядом. – И с помощью золота я уничтожу тебя!

С внезапной прытью он подхватил котёл и выплеснул его содержимое на стол.

Чёрная, вязкая, как застывающая кровь, жидкость широкой волной расплескалась по столешнице и струйками потекла на пол. И везде, куда она попадала, все – будь то дерево, камень или металл – начинало плавиться. Но основная её масса текла в сторону Ковенанта.

Кислота: столь же едкая, как купорос, столь же опасная, как чёрная жидкость юр-вайлов. Ковенант инстинктивно заслонился руками, и из них во все стороны брызнуло ослепительно-белое пламя. Но уже через долю секунды он взял себя в руки и, сконцентрировав всю энергию в одном луче, смел жидкость со стола.

Однако за этот крошечный промежуток времени Касрейн успел прыгнуть в кресло с нимбом из золотых кружков и теперь издевательски смотрел оттуда на Ковенанта.

Неверящий уже не давал себе труда сдерживаться: дикая магия бурлила в нём, как магма, жаждущая извержения. Больше не сдерживаясь и не раздумывая, он с наслаждением обернулся серебряным сполохом и устремил на Касрейна заряд такой мощи, что его с избытком хватило бы, чтобы испепелить на месте с десяток кемперов.

Внезапно в ушах Ковенанта зазвенело от отчаянного «Нет!» Финдейла.

Но огонь не коснулся Касрейна, он был рассечён и втянут в себя многочисленными золотыми кружками, которыми щетинилось кресло. А затем, словно многократно отражённый ими, он ударил из них с ещё большей, удвоенной, утроенной силой, сметая все на своём пути.

Столы зашатались; несколько полок обрушилось, а остальные запылали; лаборатория заполнилась звоном лопающегося и разбивающегося стекла. В Ковенанта со всех сторон полетели языки пламени и осколки и щепы лабораторного оборудования. Его спас лишь рефлекторный выброс дикой магии.

Но сила ответного удара мага оказалась так велика, что Ковенант, оглушённый, упал на пол. Камни пола ходили под ним ходуном, словно корчащаяся в агонии плоть. Перед глазами у него метались иссиня-белые молнии.

И они не исчезали. Касрейн сумел пленить защитное пламя Ковенанта, и теперь его струи чертили светлые полосы от стены к стене, до бесконечности множась и отражаясь в золотых кругах колдуна. Всю лабораторию словно окутало серебряной паутиной.

Финдейл склонился над Ковенантом и закричал ему в лицо:

– Остановись, идиот! – Тот не подавал признаков жизни, тогда элохим заколотил по его спине сухими старческими кулачками. – Ты слышишь меня?! Ты можешь разрушить всю Землю! Ты должен остановиться!

Полуоглушенный, полуослепший от внезапного реванша колдуна, Ковенант с трудом мог соображать. Но какая-то часть сознания оставалась ясной, и он прошептал:

– Я должен остановить его. Если я этого не сделаю, он уничтожит Поиск… – Убьёт Линден. Убьёт Великанов. Убьёт харучаев. – И тогда не останется никого, кто мог бы защитить Землю…

– Ты просто сумасшедший! – возопил Финдейл. – Вед самая страшная опасность для Земли – именно ты! Ты! Ты что, не видишь, куда тебя гонит яд Презирающего?

У Ковенанта голова пошла кругом. Невероятным усилием воли он удержал ускользающее сознание и попросил:

– Тогда останови его ты.

– Я – элохим, – содрогнувшись, ответил Финдейл. – А элохимы ни у кого не отнимают жизни.

– Тогда выбирай, – голос Ковенанта постепенно креп, вновь подпитываемый неугасимой яростью, – либо ты его остановишь, либо ответишь на мои вопросы. Почему ты здесь? Чего ты боишься? Почему ты хочешь, чтобы я сдержался? – Финдейл не отвечал, а гоняемые колдовством Касрейна по всей лаборатории протуберанцы разрушили её настолько, что стены грозили обрушиться. – Ну, решайся же!

Элохим судорожно вздохнул, и его жёлтые глаза затуманились от боли.

И тут же он стал оседать, таять и в образе птицы взметнулся к потолку.

Сверкающие вокруг него серебристые молнии не причиняли ему – живому воплощению Силы Земли – ни малейшего вреда. Увеличиваясь в размерах и уплощаясь по мере приближения к кемперу, он, оказавшись над его головой, обрушился сверху и окутал его, словно мантия.

Прежде чем Касрейн успел что-либо предпринять, Финдейл превратился в колпак, зависший над головкой младенца. А затем плавно скользнул вниз и, словно вторая кожа, покрыл его безволосое темя и опустился до подбородка с крохотной ямочкой.

Дитя стало задыхаться.

Из груди Касрейна вырвался страшный вопль. Забыв о том, что кресло было его единственной защитой, он вскочил на ноги и, шаря руками за спиной, попытался схватить элохима; но его пальцы проходили сквозь его специфическую субстанцию. Его лицо, исказившееся от панического страха, стало темнеть, как при удушье.

Из самых глубин его души вырвался ещё один ужасающий крик:

– Жизнь моя!

И, словно этот вопль разодрал его душу на клочки, он грянулся об пол, как башня, взорванная изнутри.

Вслед за этим его колдовство тоже словно задохнулось: серебряные молнии истончились, сверкая все реже, и наконец совсем исчезли.

Ковенант вскочил на ноги и поймал себя на том, что чуть было не бросился Касрейну на помощь.

Финдейл, уже принявший человеческий облик, отошёл от распростёртого тела мага. Его лицо было полно скорби. Еле слышно он произнёс:

– То, что он носил на спине, не было его сыном. Это был кроел – одна из вечно голодных, Богом проклятых тварей, обитающих в самых мрачных уголках Земли. И тот, кто вступает с ними в сделку, чтобы получить от них власть или бессмертие, навлекает проклятие и на себя. Вечное проклятие. – Голос элохима был странно прозрачен, словно туман из слез. – Ты удовлетворён, Обладатель кольца?

Ковенант не успел ответить. Ощущая, как магия, бушующая в нём, вот-вот вырвется наружу, он не придумал ничего лучше, как убежать от того вреда, который мог бы ещё нанести. В хаосе разрушенной лаборатории он нашёл лестницу и чуть ли не кувырком полетел вниз. Теперь единственным, что ещё удерживало его от взрыва, была мысль о Бринне. Харучай, ожидавший его внизу, не должен погибнуть от его несдержанности.

Оказавшись в будуаре, Ковенант увидел, что Бринн даром времени не терял: все верхние ступеньки лестницы, ведущей вниз, были так плотно завалены телами хастинов, что теперь харучай томился скукой в ожидании, пока новые стражи расчистят себе путь и доберутся до него.

Он обернулся к Ковенанту; в глазах его светился вопрос, но Неверящий не смог на него ответить. Трепеща всем телом он дал выход энергии, но выпустил не больше, чем требовалось для того, чтобы смести с пути мёртвых хастинов. Остальное продолжало биться и бурлить в нём, требуя выхода, нарастая с каждым шагом вниз по лестнице. Ковенант держался изо всех сил – рядом Бринн.

Но не успели они достичь Величия, как Ковенант утратил контроль над собой. Пламя охватило его с ног до головы, и он перестал быть самим собой. Он стал огненным разрушительным вихрем. Лестница зашаталась. Каменные стены покрылись трещинами.

А высоко-высоко над ними купол Башни кемпера заколебался и стал крениться набок.