Текст книги "Первое дерево"

Но, как всегда, нашлись и те, кому чудо-лес был не по нраву, и они возжелали его полного уничтожения. По отношению к деревьям, способным чувствовать любовь и боль, но полностью лишённым способов самозащиты, это были величайшая подлость и злодейство. А знаниями деревья не обладали. Вот тогда мы собрались, и, согласно общему решению, тогдашняя Обречённая, отдала свою жизнь лесу: она полностью растворилась в нём, напитав его знаниями, которых им так недоставало.

И тогда, использовав дарованные им знания, деревья воссоздали её образ в камне, начертав на пьедестале её имя, и установили его на своей границе, как щит, отражающий чужую ненависть. Так она отказалась от себя и своего народа, зато щит оставался до тех пор, пока лес осознавал себя.

– Колосс, – выдохнул Ковенант. – Колосс Землепровала.

– Да, – сурово подтвердил Финдейл, и Ковенант, не удержавшись, продолжил за него:

– И когда в Страну стали приходить люди и вырубать деревья, мешавшие им расселяться, всеединый лес создал себе в защиту хранителей. Однако это заняло у него так много времени, что люди успели обосноваться и их стало уже слишком много. А хранители всё же не были вездесущи и не могли поспеть за всем, чтобы предупредить множество убийств деревьев и пожаров. Но они, по крайней мере, до последнего боролись за то, чтобы лес сохранил своё сознание и самобытность.

– Да, так и было, – опять подтвердил Финдейл.

– Ну а вы-то где были тогда, чёрт вас побери! – взорвался Ковенант. – Почему вы ничего больше не сделали?

– Обладатель кольца, – тихо ответствовал элохим, – мы к тому времени уже возмужали. А для тех, кто создан бессмертным, добровольно принять на себя участь Обречённого, а значит, рано или поздно отказаться от жизни – очень нелегко. И, поскольку юношеская порывистость нас уже оставила, мы стали прибегать к подобным мерам лишь в исключительных случаях. И сейчас мы так мало путешествуем не потому, что в нас остыл интерес к происходящему вокруг (ведь что бы ни случилось на Земле, мы все равно будем знать), а потому, что хотим пореже встречаться с ситуациями, при которых нам придётся во имя любви жертвовать своей жизнью. Но я ещё не закончил, – добавил он, останавливая Ковенанта, который собирался ещё что-то сказать. – Я хочу рассказать вам о Кастенессене, Обречённом, пренебрёгшем своим долгом.

Во времена общей юности элохимов он был одним из самых молодых – подростком, как и Чант, с которым вы знакомы, упрямым, резким в суждениях, но обладавшим совсем другим характером. Из всех наших путешественников он был самым заядлым: уходил чаще и дальше других. В тот день, когда его выбрали, он находился не в Элемеснедене, а в стране, лежащей далеко-далеко на востоке, о которой многие элохимы и слыхом не слыхивали. И там он совершил то, чего никогда не позволил бы себе ни один элохим. Он влюбился в обычную смертную. Он втёрся в доверие к её народу, притворяясь обычным человеком, но в её доме был элохимом и использовал свои способности на полную мощность, чтобы окончательно вскружить девушке голову и заставить её восхищаться собой.

Мы всегда осуждали подобное поведение и никогда не перестанем осуждать его и впредь, хотя и не считаем это Злом. Однако для любой смертной женщины это чревато жертвами, цены которых она сама постичь не в силах. Одарённая, а скорее поглощённая любовью всей Земли, воплощённой в человеческом облике, она теряет свою душу. Это можно сравнить с сумасшествием, одержанием, но никак уж не с той любовью, на которую способны смертные. Полюбив её, он, сам того не ведая, подписал ей смертный приговор.

Тогда-то его и избрали Обречённым, чтобы он сам исправил причинённый вред. Но в то время Земле угрожала столь серьёзная опасность, что мы не могли не вмешаться. На самом крайнем севере, где зарождаются зимы, вдруг забил огненный фонтан. Я не стану объяснять вам причин этого явления, достаточно лишь сказать, что его жар был столь велик, что грозил расплавить земную кору. Так вот, повторяю, когда мы собрались, чтобы избрать Обречённого, Кастенессен отсутствовал в Элемеснедене. Но даже если бы он там и находился и попытался противиться общему решению, то всё равно был бы избран, ибо причинил вред смертной, не из самозащиты, а потому что называл это убийство любовью.

Но так была велика в нём сила того, что он называл любовью, что, узнав о своём избрании, Кастенессен не придумал ничего лучшего, как подхватить свою смертную любовницу и улететь вместе с ней в надежде скрыться и от нас, и от судьбы, на которую его обрекли.

Мне и ещё нескольким элохимам было поручено разыскать его. Он, очевидно, тогда совсем сошёл с ума от страха, так как иначе всё же понял бы, что на всей Земле ему негде скрыться от нас. И даже если бы ему удалось каким-то образом обмануть нас, приняв образ, в котором мы не смогли бы его распознать, то придать такой же образ своей любимой было выше даже его возможностей. И всё же он так и не оставил её до тех пор, пока мы не нашли его и не доставили обратно в Элемеснеден.

Женщине мы старались помочь как могли, но его любовь уже разъела её душу настолько, что мы сумели лишь слегка облегчить её страдания. Но исцелить её уже было невозможно. А его мы отправили на север, гасить пожар. Для нас он так и остался элохимом, который не может избежать участи, на которую его обрекли. Но сам он считал, что принадлежит теперь не Земле, не народу элохимов, а только той женщине, которую любил. Кастенессен совсем сошёл с ума: он не желал признавать ни своего избрания Обречённым, ни того факта, что Земле угрожает катастрофа, которой нельзя пренебречь. Он взбунтовался против нас, против небес, против Чреви. А меня, поскольку я неотлучно находился рядом и не мог его не слушать, он осыпал проклятиями, предрекая мне участь гораздо страшнее его собственной. Но, несмотря на все его протесты, мы всё же довезли его до места, лишив его права выбора и имени, и погасили им пламя. Так Земля была спасена, а Кастенессен утратил своё бессмертие.

Элохим замолчал, и на несколько мгновений воцарилась мёртвая тишина; Великаны подавленно молчали. Тогда Финдейл обернулся к Линден с Ковенантом, глядя на них так, словно его рассказ был ответом на многие их вопросы и сомнения, и дрогнувшим голосом добавил:

– Будь у нас в распоряжении другие средства затушить пожар, мы не стали бы принуждать Кастенессена. Он был избран не для жестокого наказания. Он был избран потому, что кто-то же должен был это сделать. – Казалось, что его жёлтые глаза, вобрав в себя свет фонаря, светятся в темноте. – Цена за умение дальше видеть – риск и ответственность. Я хотел бы, чтобы вы меня поняли.

И через секунду его уже не стало. Лишь тишина, словно эхо его непостижимого одиночества, распростёрла крылья над Великанами.

Когда Линден подняла голову к звёздам, они больше не радовали её. Финдейл мог бы повторить: «Ты что, сдурела? Это же конец!»

В течение последующих трёх дней погода оставалась прекрасной, а ветер продолжал гнать «Звёздную Гемму» с прежней скоростью в нужном направлении. Но на пятый день после отбытия из Бхратхайрайнии внезапно резко похолодало, над морем нависла промозглая мгла, и ветер ослаб, словно был не в силах пробиваться сквозь сырой туман. Небеса затянуло разбухшими тучами. А вскоре хлынул дождь, и ветер задул с новой силой, но теперь уже он постоянно менялся, и корабль Великанов стало швырять по волнам, как игрушку. Временами все другие звуки заглушал рёв хлещущей с неба воды и хлопанье мокрых парусов. Изменчивые и мощные шквалы разгуливали от горизонта до горизонта. Для корабля они пока не представляли серьёзной угрозы, зато основательно замедляли его ход. Лишённая грот-мачты «Гемма» медленно, но упорно продолжала ползти к своей цели, стараясь не обращать внимания на шалости погоды.

После дня болтанки Линден почувствовала, что ей недалеко до морской болезни. Тем более что сквозь камень она ощущала вибрации уныния, охватившего команду из-за того, что цель уже близка, а достичь её опять что-то мешает. Ковенант тоже не мог её успокоить, потому что сам весь издёргался. Линден спас Красавчик, заставивший её выпить разведённого водой «глотка алмазов», что мгновенно избавило её от головокружения и заставило желудок работать нормально.

В ту ночь Линден с Ковенантом предпочли спать на постеленных на полу её каюты соломенных тюфяках, считая, что заснуть в раскачивающемся как маятник гамаке вряд ли удастся. Но на следующий день погода стала ещё хуже. Вечером, когда ветер слегка разогнал тучи, Хоннинскрю по звёздам определил, что за минувшие сутки «Звёздная Гемма» прошла немногим больше двадцати лиг.

– Мы так поспешаем, – проворчал он, – что Остров Первого Дерева успеет трижды затонуть, прежде чем мы доползём до него.

– От Великана ли я это слышу? – хмыкнул Красавчик. – Хотя, конечно, капитан, торопыгой тебя уж никак не назовёшь.

Хоннинскрю не ответил и обернулся к Ковенанту, в его глазах читалась боль за Мечтателя. Неверящий как бы про себя заметил:

– Спустя несколько столетий после Ритуала Осквернения Посох Закона разыскал один из пещерников – Друлл Камневый-Червь. У него была одна из любимых забав: играть с погодой.

Линден пристально посмотрела на него, собираясь спросить, не думает ли он, что происходит нечто подобное и сейчас, но Ковенант тем временем снова заговорил:

– Как-то раз я по глупости попал в один из его штормиков. И разнёс его ещё до того, как поверил, что дикая магия существует.

Теперь внимание всех, кто находился поблизости, было прочно приковано к Ковенанту. В воздухе повисли немые вопросы. Вслух отважилась высказаться только Первая:

– Друг Великанов, уж не хочешь ли ты сказать, что можешь управлять погодой?

Ковенант замялся. По его напрягшимся плечам и нервным пальцам Линден видела, что он горит желанием предпринять любое действие, лишь бы оказаться ближе к цели. Даже во время сна он не расслаблялся до конца. Однако он сказал:

– Нет. – И, выдавив кривую улыбку, добавил: – С моим везением я скорее пробью ещё одну дыр в борту.

Вечером он улёгся на свой тюфяк лицом вниз, словно каменный, и Линден пришлось долго теребить его, прежде чем он повернулся к ней.

А шторм все не утихал. На следующий день ветер стал ещё сильнее и капризнее. Линден провела большую часть утра на палубе, вглядываясь сквозь пелену дождя в горизонт, в небо и пытаясь разглядеть хоть малейшие признаки того, что погода начнёт меняться. Она окончательно, всем сознанием, всей плотью прониклась тоской Ковенанта. Первое Дерево. Надежды, с ним связанные. Для Страны. А для неё, Линден, что? Этот вопрос причинял ей боль. Ковенант как-то сказал, что Посох Закона можно использовать и для того, чтобы отправить её назад. В ту жизнь.

После полудня небо над кораблём расчистилось. Ковенант и Линден стояли вдвоём на корме, глядя в этот странный просвет в багровых тучах, пытаясь понять, что в нём их так настораживает, как вдруг с мачты донёсся предостерегающий крик. Хоннинскрю отозвался с мостика. Линден ощутила, как камень под её ногами затрепетал, пронизанный тревогой. По палубе загрохотали тяжёлые шаги. И тут же появились Первая с Красавчиком, бегом направлявшиеся к ним.

– Что?.. – начал Ковенант, но Первая, не дав ему договорить, ожгла его взглядом и молча указала за борт.

Красавчик занял боевую позицию, явно намереваясь защищать Ковенанта.

Тут же подбежал Мечтатель. Линден на секунду ухватилась за невероятную идею, что весь этот переполох вызван тем, что они уже достигли Острова Первого Дерева. Но в глазах немого Великана отсутствовала привычная, вызванная видениями Глаза Земли скорбь. Он был похож на человека, узревшего нечто прекрасное, но вместе с тем смертельно опасное.

С неистово бьющимся сердцем Линден обернулась к морю и, направив своё видение туда, куда указывала Первая, содрогнулась от бьющего оттуда потока странной, сверхъестественно сильной энергии.

Но, прежде чем увидеть источник этой загадочной энергии, она почувствовала его всей кожей лица. Затем огромная волна, мчавшаяся на корабль, опала, рассыпалась брызгами и оставила прямо перед ними огромный – больше длины корабля Великанов – круг гладкой и спокойной воды.

Со всех его сторон по-прежнему бушевал шторм, и на невидимой границе, словно разбиваясь о стену, взметались гейзерами буруны вышиной с мачты «Геммы». Но они вздымались прямо вверх, словно для них не существовало ни ветра, ни течений, и рассыпались искрами сверкающих на солнце капель, десятками маленьких радуг. А между ними лежала спокойная водная гладь, словно охваченная летаргическим сном до самых своих глубин.

Кольцо гейзеров медленно двигалось к кораблю.

– Так что?.. – снова попытался спросить Ковенант, но осёкся, словно и сам почувствовал вибрации той загадочной мистической силы, что приближалась к ним.

– Водяные девы, – отрешённо ответила Первая, а Красавчик добавил сиплым шёпотом:

– Танцующие-На-Волнах.

Линден хотела спросить, кто же это такие, но Красавчик, опережая её вопросы, продолжил все тем же почтительным, взволнованным шёпотом:

– Существует много дивных сказаний о них, но я никогда не смел надеяться, что сподоблюсь увидеть их своими глазами.

Гейзеры медленно приближались: Линден уже чувствовала брызги на своих щеках. И эти брызги тоже были концентрацией все той же дивной, странной энергии. Хоннинскрю даже не пытался отвести «Звёздную Гемму» в сторону, чтобы избежать сближения с таинственным кругом. Все свободные от вахты Великаны столпились на палубе, беспокойно переговариваясь.

– Говорят, – продолжал Красавчик, – что это женская часть души самого моря, которая вечно скитается в поисках мужчины с сердцем достаточно сильным, чтобы стать её идеальным мужем. Но в других легендах повествуется, что это женщины из племени, некогда жившего в морских глубинах, и они бродят в поисках своих мужей, погибших или заблудившихся. Что здесь правда, а что нет – я не знаю. Но во всех легендах говорится, что они опасны. Нет мужчины, который устоял бы перед их песнями. Избранная, слышишь ли ты, как они поют? – Линден промолчала, и он принял её молчание как ответ. – И я не слышу. Возможно, водяных дев не интересуют Великаны. Как женщин, я имею в виду. Наш народ ещё никогда не имел неприятностей от встречи с ними,

Тут гейзеры забили уже у самого борта, и Красавчик невольно повысил голос:

– Но что до обычных мужчин…

Линден в ужасе отшатнулась. Но на её лице были лишь солёные морские брызги. Водяные девы не имели над ней власти. Она не слышала их песни, хоть и чувствовала некие вибрации, пронизывающие и её, и гранит палубы, заставляющие трепетать воздух перед глазами. И вот «Звёздная Гемма» плавно вошла в зону спокойной воды, окружённая со всех сторон искрящимися фонтанами, пляшущими радугами и бриллиантовым ореолом брызг. Паруса безжизненно обвисли. И тут корабль стал медленно поворачиваться вокруг своей оси, словно находился в центре водоворота.

– Если им не ответить, – голос Красавчика сорвался на крик, – они потопят нас!

Линден услышала, как он вдруг запыхтел, но Томас, стоящий рядом, молчал, и она оглянулась.

Ковенант отчаянно бился в могучих объятиях Красавчика.

Глава 23
Дезертиры

Зов водяных дев был столь ненавязчив и неуловим, что Ковенант и сам не почувствовал, как полностью подпал под его власть, до тех пор пока сердце не забилось как сумасшедшее, словно хотело выпрыгнуть из грудной клетки; пока всё его существо не устремилось к ним навстречу и горло не перехватило страстным желанием ответить. Он не понимал, что бьётся в железных объятиях Красавчика, не чувствовал, что хватает воздух ртом с такой жадностью, словно тот уже не мог насытить и для дыхания ему была необходима вода. Песня поглотила его. Обещание грядущей любви пронзило его до глубины души, каждая клеточка трепетала в преддверии вечной нежности и покоя. Перед ним чередой поплыли дивные картины, сулящие безбрежное счастье; каскады фонтанов пульсировали в особом ритме, словно говоря на языке, который он уже начал понимать, и мелодия без слов в его сознании вдруг наполнилась смыслом:

 
Приди, приди, приди!
Мы исцелим твои сердечные раны,
Мы утолим жажду твоей души.
Мы усладим твою плоть…
 

Сильные руки Красавчика были единственной преградой, мешавшей Ковенанту нырнуть в глубины и ответить на зов.

Потом возникла ещё одна преграда: перекошенное от страха лицо Линден загородило ему фонтаны. Она что-то кричала, но он слышал только чарующую песню. Лишь эти руки, что удерживали его от погружения в морскую прохладу навстречу счастью, лишь эти проклятые руки!..

Внутри стала медленно закипать дикая магия, а затем вокруг Ковенанта полыхнуло белым пламенем, и руки Красавчика разжались.

Но нарастающая сила и пробудившийся яд, подействовав на него изнутри, пробудили его сознание, и теперь нежный зов водяных дев превратился в оглушительный вопль. Он ощутил, как по всему телу растекается волна отвращения: то ли дев к нему, то ли его собственного к самому себе – сейчас это было неважно. Танцующим-На-Волнах он по каким-то причинам не подходил; а Красавчик – его друг, и как ему только могла прийти в голову мысль причинить вред своему другу… Сколько можно? Ведь он уже и так слишком часто служил невольной причиной мучений и гибели тех, кого любил. Ведь даже несмотря на великанскую нечувствительность к огню, пламя дикой магии не могло не повредить Повенчанному-Со-Смолой. Сколько можно?!

Освобождённый от зова, Ковенант обмяк и рухнул на Линден.

Она тут же обхватила его изо всех сил, пытаясь удержать, словно тот все ещё стремился прыгнуть за борт. Ковенант попытался вырваться. В его мозгу эхом отдавались отголоски финального всплеска зова: девам он, с его опасной силой, был не нужен. Они искали мужчин – живых, во плоти и сексуально зрелых. Линден все ещё пыталась удержать его, используя те приёмы, что однажды уже испытала на Сандере. Ковенант хотел крикнуть: «Да отпусти ты меня! Я им не нужен!» – но горло его сжалось при одном воспоминании о песне, которую больше никогда не услышит. Мы усладим твою плоть… Он высвободил одну руку и…

Слишком поздно.

Кайл и Бринн уже перелезали через борт.

А все были заняты только Ковенантом: Мечтатель и Первая стояли наготове на тот случай, если ему удастся вырваться из объятий Линден. Все слишком привыкли доверять независимости харучаев от чего бы то ни было, поэтому ни один Великан не успел среагировать вовремя.

Бринн и Кайл приготовились к прыжку и очертя голову, словно увидели на дне цель всей своей жизни, бросились в море.

На секунду все ошеломлённо замерли. Мачты застыли, словно вклеились в превратившийся в камень воздух. Паруса зависли, как клочья тумана. И при этом корабль продолжал плавно вращаться. На водной глади в том месте, куда нырнули харучаи, не осталось ни ряби, ни пузырька – ничего, что могло бы служить подтверждением, что они все ещё живы.

Ковенант забился в отчаянном крике, словно не понимая, что уже опоздал.

– Бринн! Бринн! – всхлипывал он.

Харучаи были его опорой, они были необходимы ему. Где их верные сердца? А ведь и они смертны и уязвимы. «Я смею просить, чтобы ты освободил моих соплеменников», – говорил ему Баннор. А он снова не смог выполнить просьбы друга.

С диким усилием Ковенант оторвал от себя Линден, отшвырнул её в сторону и, как только она оказалась вне досягаемости его пламени, зашёлся в огненном крике.

Его взрыв вывел остальных из транса. Первая и Хоннинскрю стали выкрикивать команды, и Великаны тут же развили бурную деятельность.

Линден снова попыталась вцепиться в Ковенанта. Её лицо превратилось в жуткую гримасу панического страха за него. Не обращая на неё внимания, он, словно огненная волна, устремился к борту.

Но у борта боролись Мечтатель с Красавчиком: немой Великан порывался прыгнуть в воду, а муж Первой всеми силами пытался его удержать. Но даже в пылу схватки Красавчик улучил момент, чтобы тяжело дыша бросить Ковенанту:

– А ты что, не мужчина? Если ты слышал их зов, как тебе удалось ему не поддаться?

Ковенант протянул язык пламени как руку и швырнул Мечтателя на палубу, а сам легко вскочил на край борта. Пламя устремилось огненными молниями вниз: он хотел основательно вскипятить это стоячее болото водяных дев.

Линден, Первая и Финдейл что-то кричали ему. Но он сосредоточился на своём. В этот момент его даже не особо тревожило, что случится, если Танцующие вновь попробуют охмурить его своими песнями. Он кипел от ярости: харучаи всегда верно ему служили и помогали даже там, где просить помощи он не имел права. Теперь он сам должен прийти к ним на помощь.

Внезапно плеча Ковенанта коснулась чья-то рука, и он удивлённо обернулся: Первая схлестнулась с ним взглядами и выкрикнула ему в лицо:

– Послушай меня, Друг Великанов! Смири свою силу, иначе они найдут что выставить против и сделают это за тебя!

– Но там же мои друзья! – с отчаянием воскликнул он.

– Они и мои друзья! – с металлом в голосе отрезала воительница. – И если только их вообще можно спасти, то, как бы это рискованно ни было, я это сделаю!

Но он не желал останавливаться на полпути. Яд в его теле бурлил, наполняя его безумной радостью грядущей битвы. Ковенант уже собрался щелчком смахнуть Великаншу, как надоедливую муху, хотя бы для того, чтобы та научилась с уважением относиться к его силе, но…

Но рядом с ней возникло умоляющее лицо Линден. Её протянутые руки – такие беззащитные : – обезоружили его. Волосы её сверкали, как спелая пшеница. И он вспомнил, кем является на самом деле, – жалким прокажённым, случайно ставшим носителем магического дара.

– Но они же мои друзья! – хрипло повторил он. А что если девы вновь попытаются позвать его? Теперь он уже не имел сил противиться их зову. И к тому же его сила была столь велика, что если он попытается спасти Бринна и Кайла, то может попутно, сам того не заметив, разнести в осколки и «Звёздную Гемму».

Он спрыгнул с борта и поднял голову к небу, словно желая взглядом взорвать лазурную твердь, нависшую над кораблём. Но вместо этого он заставил себя расслабиться и усмирил бьющееся внутри пламя. Кольцо, сжимающее палец, казалось ему сейчас тяжелее любых оков.

Со стороны Финдейла донёсся тихий вздох облегчения. Но Ковенант даже не обернулся. И без элохима паршиво. Его взгляд остановился на Мечтателе. Надо подойти и извиниться. – Но немой Великан встретил его смущённым взглядом, словно им обоим было чего стыдиться.

Ковенант скривился, как от боли. Подошла Линден и, утешая, погладила его тихонько по увечной руке. Он переплёл в дружеском пожатии свои бесчувственные пальцы и её, и они вместе вновь вернулись к борту, где суетились, затевая что-то, Великаны.

Командование операцией взяли на себя Первая и Яростный Шторм. Матросы, подстёгиваемые их приказами, как угорелые носились между бортом и ближайшим люком. Первая с угрюмой сосредоточенностью быстро сняла кольчугу и отстегнула палаш. Её глаза были прикованы к водной глади, словно там она ожидала встретить неведомую смертельную опасность. Тем временем матросы вытащили из люка два длинных брезентовых шланга. Словно серые змеи, они заняли почти всю палубу своими витками и кольцами. Сверху донеслась команда, и серые змеи зашевелились и зашипели: их заполнил воздух.

Но на всё это ушло слишком много времени. От волнения Ковенант так сильно сжал руку Линден, что у неё побелели пальцы, но она не стала вырываться. Кто знает, как долго Бринн и Кайл смогут там выдержать? Может, они уже утонули. Линден ощутила, как его рука снова начинает наливаться жаром. Он попытался подавить вновь растущий гнев, и от усилия у него закружилась голова и показалось, что корабль вращается все быстрее и быстрее.

– Предупредите капитана, – сказала Первая так тихо, что услышали лишь те, кто стоял совсем рядом. – Говорят, что, получив желанную добычу, водяные девы становятся несколько добрее. Но если нам удастся задуманное, то понадобятся все его мастерство и опыт.

Один из матросов тут же бегом понёсся на мостик. На секунду оторвав глаза от моря, Первая обернулась к Линден и Ковенанту.

– Держите за меня кулаки и не оставляйте надежды. Я не сомневаюсь в победе.

«Так иди же! – хотелось крикнуть Ковенанту. – Что ты тянешь?!»

Линден мягко освободила руку и шагнула к Первой. Её губы были плотно сжаты, а лицо заострилось и осунулось. Ковенант уже научился читать её настроения, порой скрывавшиеся под внешней холодностью и отстраненностью. И когда она заговорила ледяным тоном, он расслышал в её голосе почти неуловимую попытку оправдаться перед Бринном:

– Возьми меня с собой. Я могу помочь.

– Избранная, – не раздумывая ответила Великанша, – в данной ситуации мы можем сделать гораздо больше, чем ты.

И тут же они с Яростным Штормом, подхватив концы шлангов, вскочили на борт и нырнули в воду.

Шланги быстро уходили в глубину, и их кольца, разматываясь, согнали Ковенанта с места. Вместе с Линден он подошёл к мужу Первой, неотрывно, со скорбью глядящему на то место, куда только что нырнули две Великанши. Но, как и харучаи, те исчезли бесследно, не оставив на водной глади ни малейшей ряби. Однако вокруг уходящих в воду шлангов поднимался ореол пузырьков.

Фонтаны на границе вдруг забили с ещё большей силой, словно ликуя. За их искрящейся завесой море все ещё штормило. День клонился к вечеру. Но ничего не происходило, лишь пузырьки продолжали подниматься на поверхность. Великаны в трюме, сменяясь, качали и качали помпой воздух.

Неопределённость стала потихоньку выводить Ковенанта из себя, и в нём вновь начала копиться подогреваемая гневом яростная сила. Он бросился к борту, вцепился в него и простонал:

– Я должен сделать хоть что-нибудь!

Затем заставил себя оторвать руки от гранита и деревянным шагом направился на нос.

Линден поспешила за ним, все ещё опасаясь, как бы он не свихнулся от напряжения или вновь не услышал зов водяных дев. Он чуть было не вспылил, но сдержался, понимая, что одним своим присутствием она уже оказывает ему огромную поддержку. Только благодаря ей, дойдя до Финдейла, Ковенант нашёл в себе силы обратиться к нему спокойно, а не взорваться.

– Ты хочешь, чтобы мы тебе доверяли, – процедил он, глядя в жёлтые скорбные глаза. – Нет, не просто доверяли… Ты ведь элохим. И столь примитивное чувство, как доверие смертного, тебя мало интересует. Ты хочешь, чтобы мы тебя поняли. Так вот тебе шанс. Помоги моим друзьям. Они всегда были готовы сражаться за то, чтобы я оставался в живых, до последней капли крови. И не только я. Но и Линден. Солнцемудрая. Я перед ними в неоплатном долгу.

Руки его непроизвольно сжались в кулаки, и между пальцами брызнули белые огоньки. Шрамы заныли, словно вспоминая боль укуса.

– Чёрт побери, ты обязан сделать что-нибудь, чтобы спасти моих друзей!

– А если я откажусь? – мрачно, без обычной надменности спросил Финдейл. – Ты что же, заставишь меня? Может, ты всю Землю вывернешь наизнанку, чтобы принудить меня?

Ковенант ссутулился, и плечи его задрожали. Медленно, слово за словом, он выговорил:

– Я прошу тебя. Помоги моим друзьям.

Взгляд Финдейла смягчился, теперь элохим смотрел с состраданием. Тихо, словно слова причиняли ему боль, он заговорил:

– О водяных девах, или иначе Танцующих-На-Волнах, действительно сложено много легенд и сказаний. В одной из них говорится, что они потомки той женщины, которую некогда чуть не убил своей любовью Кастенессен. Говорят, что, оставшись одна, она собрала дочерей женщин, которых бросили мужья, и при помощи магических знаний, полученных у своего любовника-элохима, отправилась в вечное скитание по океанам в поисках мужчин, которые забыли о своём доме и любимых ради морских странствий. Харучаев толкнул к ним извечный, неугасимый жар их сумасбродных сердец – а ведь девы только пели, ничего больше. Они сами ринулись в пучину. А я не смогу вновь поднять руку на плод сумасшедшей любви Кастенессена.

И он спокойно, повернулся к Ковенанту спиной, словно провоцируя его на удар.

По руке Неверящего пробежала огненная волна, энергия вновь бурлила в нём и жаждала высвобождения. Этот Финдейл только и умеет что болтать и не хочет палец о палец ударить, чтобы хоть как-то загладить вину элохимов перед Ковенантом. Томас изо всех сил сцепил зубы, чтобы не дать вырваться огненным протестам, которые тут же запечатлятся на парусах. Но рядом стояла Линден, и её прохладное прикосновение к горящей руке привело его в чувство и позволило вновь загнать раскалённую магму в глубь себя.

– Он ничего не сделает, – процедил Ковенант, – даже если я вырву у него сердце голыми руками.

Но всё же он верил, что сумеет сдержаться. Жажда крови, поднимающаяся к горлу, пугала его больше всего на свете. Не в этом ли причина, что Лорд Фоул все ещё жив?

Линден смотрела на него с мягким упрёком, словно говоря: «Ну сколько ещё ты будешь кулаками махать?» А в памяти всплыли её горькие слова: «Опухоли надо удалять. И если ты жалеешь пациента и не режешь его, рано или поздно ты его теряешь». Лицо её было бледным, и у губ залегли две скорбные складки, но сейчас её сострадание приняло несколько неожиданную для Ковенанта форму – она, с трудом подбирая слова, заговорила:

– После того как Хигром спас тебя – ну, убил того стража, – на какое-то время мы все остались с Касрейном наедине. Бринн очень хотел его убить. И я того же хотела. Но не смогла… Не смогла дать ему разрешение на это. Даже несмотря на то, что понимала: Хигрому угрожает нечто ужасное. Оказалось, что я не способна взять на себя ответственность ещё за одно убийство. – А перед глазами стояла мать, как живая. – Может быть, прав был тогда Бринн. Может быть, таким образом я взяла на себя ответственность за всё, что случилось потом. Впрочем, какая разница – мы всё равно не смогли бы его убить.

Линден замолчала и поняла, что продолжать ни к чему, – Ковенант и так все понял. Он не убил Лорда Фоула. Истинное Зло никогда не убить.

И всё же кое в чём она ошибалась: разница была. Она заключалась в том, что изменила всю её жизнь после убийства матери.

Ковенант хотел сказать, что рад тому, что она не позволила Бринну разделаться с Касрейном, но слишком много было других мыслей и забот. Он на секунду застыл, глядя Линден в глаза, а затем повлёк её туда, где Великаны все ещё стравливали шланги за борт.

Вцепившись в борт, он уставился на тоненькую цепочку пузырьков. Прошло уже столько времени! Разве Бринн и Кайл могут так долго оставаться в живых под водой? Пузырьки истончились, будто Великанши спустились уже на такую глубину, где чудовищное давление сжимает грудную клетку так, что дышать почти невозможно. Шланги дрожали от нагнетаемого воздуха. Ковенант заметил, что сам начал дышать в ритме работы помпы.