Текст книги "Первое дерево"

– Да помогите же ему! – вырвалось у Линден. – Они хотят его убить!

Харучаи мгновенно отреагировали. Как бы они ни относились теперь к Линден, их реакция на просьбу о помощи была молниеносной. Кир и Хигром не раздумывая, бросились в ревущее пекло реки.

В первую секунду Линден испугалась, что они погибнут, но харучаи благополучно вынырнули, и, когда они подплыли к Вейну, обнаружилось, что пляшущие по его чёрной коже, словно по смоле, язычки пламени не причиняют им ни малейшего вреда. Он обхватил их за шеи и застыл на секунду, как будто подпитываясь от них. Затем внезапным рывком погрузил обоих под воду и, забравшись на их плечи, выпрыгнул из реки.

Огонь, все ещё лизавший его кожу, на суше, словно вода, потёк струйками на землю. Хотя весь мэйдан был затянут сизым удушливым дымом, Вейн стоял в круге солнечного света, под яркими лучами которого огонь, насланный элохимами, начал испаряться, блекнуть и таять. Воздев руки к небу, Вейн ждал, пока солнце полностью восстановит его.

Колокольчики звонили теперь печально, оплакивая потерю, но к новой атаке пока не призывали.

Огненные островки на реке стали потихоньку затухать. Кир и Хигром одновременно вынырнули и, отдуваясь, поплыли к берегу, чтобы присоединиться к остальным, не сводящим глаз с Вейна.

Тот медленно опустил руки, и тут же небо над мэйданом очистилось, и вернулся ясный осенний полдень. Юр-вайл принял уже привычную для всех позу полурасслабленности-полуготовности. На его лоснящемся лице снова заиграла двусмысленная улыбка, а глаза уставились в пространство, словно он не был знаком ни с кем из своих спутников и не испытывал к ним ни малейшей благодарности за помощь.

– Прости меня, – сказала Первая, все ещё не пришедшая в себя от изумления, – но я и представить не могла, что его стремление следовать за тобой повсюду настолько сильно.

У Линден вырвался вздох облегчения: она была оправдана. В эту секунду её мало волновало, за кем неотступно следует Вейн – за ней или Ковенантом, – главное, она оказалась права.

Хотя часть колокольчиков растаяла вместе с опавшими языками пламени, несколько из них продолжали яростно трезвонить, и Линден вновь ощутила сгущающуюся угрозу.

– Пора уходить, – обернулась она к спутникам. – Кое-кто из них не хочет смириться с потерей. Они ещё могут настичь нас и отрезать путь к отступлению.

– Они не хотят нас выпускать? – резко спросил Хоннинскрю, которому очень тяжело было расставаться со своими светлыми воспоминаниями о прошлом пребывании в Элемеснедене. Но он был Великаном и моряком, а поэтому тряхнул головой, словно хотел избавиться от иллюзий, и зарычал: – Камень и море! Им нас не остановить! Если понадобится, мы вынесем «Звёздную Гемму» из Хищника на руках, даже если для этого мне придётся отправить за борт всю команду!

– Избранная права. Пора уходить, – кивнула Первая и, подхватив безвольное тело Ковенанта на руки, широким шагом двинулась к опушке Лесного Кольца.

Прежде чем Линден сделала шаг, Мечтатель посадил её себе на плечо и поспешил за Великаншей. Кайл и Кир побежали по бокам, а Бринн и Хигром вырвались вперёд, чтобы составить эскорт Первой. Хоннинскрю, подстёгиваемый мыслями о своём корабле, тоже почти бежал, и даже Красавчик, прихрамывая на больную ногу, старался удержать темп, заданный его воинственной женой.

Позади всех легко бежал Вейн.

По Лесному Кольцу они мчались уже с такой скоростью, словно не только Линден, а все слышали колокольчики, истерическим трезвоном преследующие их по пятам. Но мелодичные угрозы так и не перешли в действия. Оставалось только гадать, почему они вдруг прекратили преследование. Возможно, более мирно настроенные (как, например, Дафин) элохимы сумели уговорить воинствующих сторонников Чанта. И всё же, даже когда колокольчики смолкли, путешественники не сбавили шаг: они стремились как можно скорее добраться до корабля.

Когда они вступили в вечную тень Колючей Оправы и вновь увидели серые, скукоженные деревья, растущие здесь в вечной сырости и полумраке, Линден стало не по себе, но она утешала себя мыслью о том, что лагуна уже близко. И вскоре с высоты плеча Мечтателя она увидела «Звёздную Гемму», отражающуюся в зеркальной глади залива. Её каменные мачты гордо устремлялись к небу, словно бросая вызов сумраку и обрывистым скалам вокруг. И от её борта уже отваливал баркас.

Не проплыв и половины пути до корабля, Хоннинскрю начал выкрикивать якорь-мастеру и экипажу команды, и те, подхваченные многократным эхом, словно подстёгивали матросов, взбирающихся по вантам и готовящих корабль к отплытию. К тому времени, когда Линден одолела верёвочный трап и оказалась на палубе, паруса были уже установлены. И тут подул западный ветер.

Великаны спешно подняли на борт баркас и стали вытаскивать якоря. Хоннинскрю вбежал на мостик, и «Звёздная Гемма», словно пробудившись от долгого сна, плавно двинулась к черным вратам Хищника.

Глава 11
Змеи

Ветер все крепчал и подгонял «Звёздную Гемму» к выходу в открытое море с такой яростью и нетерпением, словно элохимы хотели поскорей вымести нежеланных гостей из своих владений. Но Хоннинскрю не слишком полагался на его помощь: Хищник был узким заливом со множеством отмелей и рифов, и теперь, когда опустился вечер и между его угрюмыми обрывистыми стенами сгустились сумерки, надо было быть трижды осторожными, чтобы не попасться ему на зубок. Капитан приказал убрать часть парусов и идти самым малым ходом.

Солнце село, а корабль Великанов все ещё сражался с ветром, норовящим в узком извилистом проходе разбить его о скалы. А когда сгустился ночной туман, стало ясно, что корабль заблудился в лабиринте проливов коварного фиорда. Он метался, словно раненый кит, в поисках выхода, от развилки – к развилке, от тупика – в новые тупики. Хищник играл со своей жертвой, как кошка с мышью.

Сквозь клочья разгоняемого ветром тумана были видны кусочки неба с несколькими блеклыми звёздочками. Ориентироваться можно было лишь по слабой фосфоресценции полосы прибоя, разграничивающей мрак вод и черноту скал. Линден, потерявшей счёт дням, отсутствие луны показалось опасным знаком. Она не помнила, когда было последнее полнолуние, и поэтому сейчас была почти уверена в том, что элохимы украли её с неба, чтобы наказать строптивых гостей. Она почти потеряла надежду, что корабль сможет отыскать выход в этой кромешной тьме, да ещё когда его треплет ветер, достигший почти ураганной силы.

Но Хоннинскрю прекрасно ориентировался в воздушных течениях, и ему, наконец, удалось найти пролив, ведущий в сторону открытого моря. Последний отчаянный манёвр – и «Звёздная Гемма», вырвавшись из клыков цербера элохимов, теперь уже беспрепятственно заскользила на юг.

Но на протяжении всей ночи угрюмые скалы покинутой земли продолжали маячить вдалеке и лишь с рассветом стали медленно погружаться за линию горизонта. После полудня корабль миновал ещё один мыс, а потом оказался в открытом море, где не было ничего, кроме зелёных волн и пляшущих на них солнечных бликов.

За то время, пока корабль, подгоняемый колдовским ураганом элохимов, с боем прорывался из лабиринта Хищника, Великаны, на пределе сил выполнявшие команды своего капитана, изрядно вымотались. Теперь же Хоннинскрю, решив, что всем необходим отдых, поставил корабль в дрейф, и наконец-то после стольких испытаний можно было расслабиться и прийти в себя. Поэтому в сумерках все собрались на юте, и Красавчик поведал им историю приключений Поиска в Элемеснедене со всей поэтикой и страстностью, на какую только был способен. А Хоннинскрю подробно описал дорогу к Первому Дереву, увиденную им на звёздной карте в воспоминаниях Ковенанта. Теперь, имея столь подробное описание пути, можно было не опасаться – Цель будет достигнута. Постепенно на «Звёздной Гемме» стало вновь воцаряться прежнее жизнерадостное настроение.

Линден была рада этой небольшой передышке: Великаны так в ней нуждались. Она радовалась за них, но не за себя. И не за Ковенанта, конечно. Его состояние не вселяло никаких надежд. Даже оптимизм, которым она подпитывалась у Великанов, не помогал ей побороть отчаяние.

Харучаи не отходили от него ни на шаг. А он оставался все той же безвольной куклой: сидел ли, стоял ли – глаза его были пусты, без малейших проблесков сознания. Сохранились лишь самые примитивные инстинкты: потеряв равновесие, он хватался за что-нибудь; когда его кормили, он жевал и глотал. Время от времени говорил. Механически, словно читая свою судьбу, начертанную на внутреннем экране мозга. Но совершенно не реагировал ни на прикосновения, ни на попытки заговорить с ним.

Линден попросила Бринна отвести Ковенанта в его каюту. Теперь весь груз ответственности за него лёг на её плечи, а она не была готова его принять. Она всё ещё цеплялась за мысль, что «одержание – есть Зло», хотя, с другой стороны, не видела иного способа ему помочь.

Она уже слишком долго убаюкивала себя мыслью о том, что восстановиться он сможет и сам – были бы покой и хороший уход. Но сколько же можно закрывать глаза на то, что это не приносит желанного результата? Она вынуждена признаться самой себе, что не может больше увиливать от попытки излечить его. Выбор уже сделан за неё, как и тогда, когда она не по своей воле стала Солнцемудрой. И избежать этого не стоило даже пытаться. Однако после всего происшедшего в Элемеснедене она чувствовала себя выжатой до предела и до сих пор вскипала от ярости при одной только мысли о тех, кто привёл Ковенанта в нынешнее жалкое состояние. Чисто инстинктивно она ощущала, что, если попытается войти во мрак, окутывающий его сознание, в таком настроении – ярости и отчаяния, – последствия могут быть непредсказуемыми. Например, на злость он ответит злостью, а его неконтролируемый гнев может отправить «Звёздную Гемму» на дно, предварительно разнеся её на кусочки. Поэтому, прежде чем браться за что-либо, ей необходимо на время оставить попытки излечения и попытаться сбалансировать свои эмоции.

Но, изгнав из своих мыслей Ковенанта, она обнаружила, что появился ещё один объект, вызывающий у неё глубокое сострадание, – Морской Мечтатель. Боль, исходившая от его израненной души, пронизывала всю «Звёздную Гемму». В его глазах застыл постоянный страх. Казалось, своим внутренним взглядом он видел нечто настолько ужасное, что не смог бы рассказать об этом, даже если бы мог говорить. Когда он появился на юте, разговоры тут же смолкли, и смех угас, словно его мучительное одиночество было заразительно.

Увидев, какое действие производит его немая тоска на окружающих, он, не в силах этого вынести, попытался уйти, но Красавчик ему не позволил. Повенчанный-Со-Смолой приложил все силы, чтобы заставить своего друга поверить, что Великаны не бросят его в горе и поддержат, как смогут. И тут же, как бы в подтверждение этому, к ним подошли капитан и якорь-мастер.

Их чуткость заставила немого Великана прослезиться, но, увы, не принесла ему никакого облегчения.

– Что же его так мучает? – тихонько спросила у Линден Первая. – Его скорбь переходит все известные пределы.

Но Линден не ответила. Без насильственного вторжения в его сознание она не могла узнать этого. А так она видела то же, что и все, – мужественную борьбу с самим собой.

Но она отдала бы все на свете, чтобы увидеть в глазах Ковенанта хотя бы подобную муку – да что угодно! – лишь бы не эту проклятую пустоту

На протяжении трёх последующих дней Линден не позволяла себе видеться с Ковенантом. Харучаи окружили его заботой, но не выводили из каюты, а она туда не спускалась. Однако Линден прекрасно понимала, что медлит и оттягивает излечение под предлогом того, будто ждёт, пока он сам исцелится, только потому, что панически трусит. Чем бы она ни занималась, куда бы ни шла, перед её мысленным взглядом стояла каюта, где он сидел, погруженный в прострацию, механически произносящий слова, не имеющие для него никакого смысла.

Во всём остальном за эти три дня жизнь на «Звёздной Гемме» окончательно вошла в свою колею. В основном дул попутный ветер, но иногда он капризничал, и тогда команде приходилось попотеть, чтобы не сбиться с курса. Остальные участники Поиска тоже нашли себе занятия по душе: Первая, например, наводила глянец на оружие и без устали тренировалась, словно ожидала, что вот-вот из-за горизонта на них выскочит новая опасность. Лишь иногда она давала себе отдых и уединялась с Красавчиком.

Хоннинскрю загрузил себя работой до предела: казалось, он не ведал усталости. Когда кончалась его вахта, он проводил многие часы в своей каюте, совещаясь с якорь-мастером и Яростным Штормом по поводу прокладки курса. Но Линден уже достаточно хорошо его изучила, чтобы понимать: он просто пытается себя отвлечь от постоянных дум о брате.

Бринна она редко видела: он почти не покидал своего поста у одра Ковенанта. Но Кир и Хигром, как и раньше, помогали матросам по мере сил, а Кайл не отходил от неё ни на шаг, словно часовой, и по-прежнему был предупредителен и вежлив. Что бы там харучаи о ней ни думали, в их отношении к ней это никак не проявлялось. И всё же её не оставляло ощущение, что они следят за ней. Причём не столько для того, чтобы охранять её, сколько чтобы охранять от неё окружающих.

Временами ей казалось, что из всех участников Поиска единственным, на кого никак не повлияло пребывание в Элемеснедене, был Вейн. Он стоял на том же месте, где ступил на палубу, перебравшись через борт. Великаны по-прежнему вынуждены были его обходить, а он, как обычно, не обращал на них ни малейшего внимания. И в его глазах по-прежнему было не больше выразительности, чем в чёрной гальке.

Линден не переставала гадать, что же за кошмарную опасность для себя углядели в нём элохимы, когда его единственной целью до сих пор было неотступно следовать за ней или Ковенантом. Но так ничего правдоподобного ей в голову и не пришло.

Чем дальше уходила «Звёздная Гемма» в открытое море, тем больше терялась Линден в одолевавших её сомнениях. Да, она и только она должна взять груз ответственности за принятие решения. Но ведь у неё нет для этого ни опыта, ни знаний. И главное – нет силы Ковенанта, которая позволяла ему вынести эту ношу. Он был незаживающей раной в уголке её подсознания, заставляющей её постоянно корчиться от боли. И лишь упрямство удерживало её от того, чтобы забиться в свою каюту, как испуганная девочка в перепачканном платье, и затаиться там. Чтобы решения принимал кто угодно, только не она.

Утром пятого дня после их сражения с Хищником Линден проснулась со смутным чувством растущего беспокойства, словно её всю ночь терзали кошмары, которых она не могла вспомнить. Но чувство было настолько слабым, что она не смогла уловить его причину. Тогда она позвала Кайла и спросила о состоянии Ковенанта, заранее боясь того, что может услышать. Однако харучаи сказал, что пока никаких изменений не замечено. И всё же, будучи не в силах совладать с тревогой, она поднялась на корму.

По мере того как она исследовала палубу своим видением, её чувство тревоги всё росло. Солнце в это утро светило особенно ярко, зато дул пронизывающий ветер, словно предвестник несчастья. Правда, ничего дурного пока не происходило. С мостика доносились хриплые команды боцмана, а матросы суетились на вантах и на палубе – все как обычно.

Но ни Первой, ни капитана, ни Мечтателя нигде не было видно. Только Красавчик трудился в районе грот-мачты над большой каменной бадьёй. Он поднял на Линден глаза и комически содрогнулся:

– Избранная! Если бы я не знал, что на корабле навалом провизии, то, глядя на тебя, решил бы, что у нас голод, до того ты неважно выглядишь. Говорят, морские прогулки полезны для здоровья и улучшают аппетит, а ты, похоже, решила, что они вызывают только морскую болезнь. Тебе плохо?

Линден покачала головой:

– Что-то… Не могу точно сказать что… Я чувствую приближение какого-то несчастья, катастрофы. Но точно не знаю… – Она окончательно растерялась и указала на бадью: – А это тоже из твоей чудо-смолы? Как ты её сделал?

Он весело рассмеялся в ответ:

– Да-да, Избранная. Поистине – это моя смола. Бадья сделана из доломита, и с ним работать так же легко, как и с гранитом, из которого сделана «Гемма». Я только соединил детали, а не слепил её из смолы – это совсем другое искусство. А сила смолы возрастает в зависимости от того, кто с ней работает. Любая сила – это выражение того, кто ею пользуется. И источник её – жизнь и только жизнь, самовыражающаяся и самозарождающаяся. Но для этого у неё должны быть средства самовыражения. Я могу тебе сказать лишь одно: это моё средство. Правда, вряд ли это многое объяснит.

Линден пожала плечами.

– Если тебя послушать, – буркнула она, – то дикая магия Ковенанта – тоже продукт его самого? А кольцо – это лишь способ, средство самовыражения?

Великан радостно закивал:

– Именно так. Но только учти, что средства тайным, очень интимным образом контролируют то, что они выражают. Через свою смолу я не могу достигнуть большего, чем соединение разрозненных частиц, хотя никто не может этого сделать лучше меня.

Обращаясь больше к себе, Линден прошептала:

– Да, похоже, что так. Почти то же Ковенант говорил о Посохе Закона. Он поддерживал Закон самим фактом своего существования. И им можно было совершать только строго определённые действия.

Уродливый Великан снова кивнул, но Линден уже думала о своём. Глядя ему в глаза, она раздельно произнесла:

– А тогда что же такое элохимы? Им-то не нужны никакие средства. Они сами и есть – сила. Они могут выразить всё, что угодно, и каким угодно способом. Всё, что они наговорили нам, – ну все это, про голос Мечтателя, яд Ковенанта и то, что Земная Сила не может сражаться с Презирающим, – ведь это же все ложь! – Гнев постепенно поднялся из глубин подсознания; её затрясло, и руки непроизвольно сжались в кулаки, так что побелели костяшки.

– Не торопись с оценкой элохимов, – перебил её Красавчик: на его лице отражались то боль Мечтателя, то утрата Ковенанта, словно он переживал это сам; и всё же, ощущая их эмоции, он словно отторгал их от себя. – Они то, что они есть – люди необычные и чуждые нам, – но их воля тоже ограничена своими рамками.

Линден было начала спорить, но Великан жестом предложил ей сесть и замолчать. Сам же осторожно, чтобы не причинить боль спине, уселся на камень. Прижавшись спиной к основанию грот-мачты, Линден плечами ощутила трепет парусов под ветром. И он тоже казался тревожным и предвещал неведомые беды, заставляя вибрировать все её нервы, таинственный и необъяснимый. Вся «Звёздная Гемма» дрожала в дисгармонии, пронизывающей её от киля до клотика.

– Избранная, – промолвил Красавчик, – я ещё не рассказывал тебе о своём испытании у элохимов.

Линден удивлённо обернулась к нему. Да, действительно, история, которую он рассказал матросам о своём пребывании в клачане, не затрагивала его личных переживаний. Но теперь она поняла, что у него, очевидно, были какие-то веские причины не говорить об этом тогда и затронуть эту тему сейчас.

– Когда нас всех развели по углам Элемеснедена, – тихо начал он, но таким тоном, словно не хотел, чтобы его перебивали, – меня сопровождал элохим Старкин. Он был таким же, как и все из его народа – ни больше, ни меньше, – и я последовал за ним с большой охотой. Я осознавал, что иду по земле, рождающей легенды, и мне хотелось постичь самую их суть, присутствовать при моменте их зарождения. Великаны всегда говорили и думали об элохимах с величайшим благоговением, граничащим с почитанием, и я прочувствовал это восхищение всей своей просоленной шкурой. Как и Гримманд Хоннинскрю до меня, я верил, что в их силах предложить нам любой дар, любое исцеление, ибо край этот воистину волшебен и чуден.

Его уродливое лицо просветлело от воспоминаний, однако тон словно готовил слушателя к разочарованию:

– Старкин, шедший впереди, вдруг исчез. Вот тут-то и началось моё испытание. Вернулся он уже в другом обличье. Он изменил все: одежду, черты лица, тело – теперь передо мной стоял Великан. – Красавчик тихо вздохнул. – Он тщательно скопировал все детали, каждую линию тела, каждый нюанс… Короче говоря…

Это был я, собственной персоной.

Но только не тот я, которым ты меня знаешь, а такой, каким я видел себя в мечтах. Красавчик с прямой спиной и стройными ногами. И с красивым лицом. Он возвышался надо мной, статный и мужественный, как все Великаны. Он был прекрасен. Он был мною, таким, каким способна меня видеть только моя Горячая Паутинка из нежной любви ко мне. Да и кто бы не полюбил такого красавца Великана?

Избранная, – он обернулся к Линден и теперь смотрел ей в глаза, – мне больно было смотреть на него. За свою долгую жизнь я многому научился, а вот, оказывается, до сих пор не умел, открыто себе признаться в своём уродстве. Я не видел себя чужими глазами. Моё рождение было жестокой шуткой судьбы, и Старкин открыл мне соль этой шутки.

Сидя рядом с Красавчиком, Линден ощущала его боль, её буквально корчило. И только спокойный его тон, и рассеянный взгляд удерживали её, чтобы не вскочить на ноги. Как же он пережил все это? И, словно отвечая на её вопрос, он продолжил:

– Это испытание заставило меня погрузиться в глубины моей души. И тогда я познал истину: вот стою я сам перед собой во всём блеске красоты, но ведь это не я, это – Старкин. Он не смог изменить своих удивительных глаз: золотистых, словно освещающих все вокруг одним только взглядом, согревающих все, чего бы они ни касались. А мои глаза остались моими глазами. И он себя увидеть ими не мог. Вот так я и одолел тот соблазн, что мне предлагался.

Каждой своей жилкой Линден чувствовала, что он говорит правду. Испытание причинило ему боль, но не нанесло вреда. И это придало ей мужества и помогло увидеть на его примере, что элохимы могут вызвать не только гнев и неприязнь. Великан пытался объяснить ей, что они – только то, что они есть, не больше. Что любая воля и желания ограничены природой существа. Нет, и не может быть силы, которая бы не соответствовала тем формам, что делают её реализацию возможной.

Её гнев остыл. Красавчику удалось убедить её. И всё же ей очень хотелось спросить: значит, нет никакой власти? Нет даже дикой магии? Ковенант, казалось, способен на всё. Как на хорошее, так и на дурное. Так что же ограничивает его белый огонь? Действительно ли Фоул сможет воспользоваться этим, чтобы привести его к обещанному жалкому концу?

«Насущная потребность в свободе, – подумала она. – Если он уже продал себя…»

Но пока она пыталась сформулировать вопрос, который ей так хотелось задать Красавчику, ею вновь стало овладевать, исчезнувшее было предчувствие опасности. Сердце забилось сильнее, и кровь запульсировала в висках. Что-то уже случилось. Когда она попыталась включить своё видение, ей сразу стало трудно дышать и перехватило горло.

– Прости, Избранная, – криво усмехнулся Красавчик, – Вижу, мне не удалось тебе помочь.

Она затрясла головой и с трудом выговорила:

– Не в этом дело. А где Вейн? – вдруг вырвалось у неё, прежде чем она сама успела осознать, что говорит.

Отродья демондимов не было на его привычном месте.

– Понятия не имею, что на него нашло. – Красавчик был слегка удивлён внезапной переменой темы. – На рассвете, словно его тайное предназначение пробудилось, он зашагал по прямой, пока не уткнулся в фок-мачту, которую приветствовал чем-то вроде поклона и такой улыбкой, от которой меня до сих пор мороз по коже продирает. Да так и застыл. И сейчас стоит там. За ним наблюдают и, если он снова двинется, нас тут же известят.

– За ним присматривает Кир, – ровным голосом сообщил Кайл.

– Вы что, издеваетесь?! – Линден вскочила на ноги. – Мне немедленно надо посмотреть на него.

И, не дожидаясь, пока Красавчик нагонит её, она почти бегом устремилась на нос. Там она увидела Вейна застывшим на расстоянии вытянутой руки от фока. Внешне он выглядел как обычно, только в глазах его светилась глубокая нежность. Но, посмотрев на него внутренним взглядом, она поразилась тому, что юр-вайл какими-то глубинными очень тесными узами был связан с мачтой. Казалось, Линден присутствовала при молчаливой встрече двух старых друзей.

– Что за дьявольщина? – пробормотала она,

– Именно, – хмыкнул Красавчик. – Если бы это отродье демондимов не подарил юр-Лорду Великан, я бы подумал, что он собирается лишить нашу мачту девственности.

Матросы, стоявшие рядом, разразились хохотом, и шутка, сопровождаемая довольно откровенными жестами, в одну минуту облетела весь корабль.

Но Линден её даже не услышала – чувства были напряжены: она уловила приглушённый крик, донёсшийся откуда-то из трюма. Вся, обратившись в слух, она дождалась повторного вскрика и узнала хриплый голос Ковенанта.

Он звал Мечтателя. Но в голосе его не было ни ярости, ни боли – скорее удивление. И волнение.

В ту же секунду Мечтатель соскользнул откуда-то сверху, бросился вперёд и помчался прямо на Вейна. За ним поспешал капитан, но внимание Линден было приковано к немому Великану. Он был в совершенно невменяемом состоянии, словно его посетило одно из его пророчеств: шрам побелел, глаза метали молнии, мышцы шеи мучительно напряглись в беззвучном вопле.

Не понимая, что происходит с Великаном, Кир на всякий случай заступил ему дорогу, чтобы защитить отродье демондимов. Но в следующий же момент Мечтатель с разбегу обрушился всем своим весом и мощью, но не на Вейна, а на фок-мачту. Весь корабль содрогнулся от удара при их столкновении.

Мечтатель отлетел, но тут же поднялся на ноги и с удвоенной яростью бросился на каменный столб. Обхватив мачту, как борец, он, казалось, пытался вырвать её из палубы. Он был так силён, что на секунду Линден даже испугалась, что у него это получится.

Хоннинскрю ухватил брата за плечи и попытался оттащить от фока, но разорвать медвежью хватку озверевшего Великана не удалось и ему. Тогда на помощь капитану бросились Кир и Хигром.

– Довольно, – произнёс усталый тихий голос. И все замерли, потрясённые: он раздался словно с небес. – Довольно. Я не думал, что это вызовет такой шок.

Мечтатель медленно осел на палубу. Взгляд Вейна снова стал непроницаемым.

Прямо из каменного столба шагнула фигура, на ходу принимающая человеческое обличье.

Это был элохим.

На нём была ряса цвета слоновой кости, не скрывавшая его старчески иссушенных рук. Под пышной копной нечёсаных седых волос лицо, иссечённое глубокими морщинами, казалось ещё более худым и измождённым. У выцветших глаз лежали тёмные, как засохшая кровь, круги.

Несмотря на незнакомые черты, Линден сразу узнала Финдейла Обречённого.

Завершив метаморфозу, он склонился к Мечтателю.

– Прости меня. – В его голосе звучала глубокая печаль. – Не зная силы твоего видения Глазом Земли, я позволил тебе себя обнаружить. Но я вовсе не хотел чинить вам никаких неприятностей. Даже, несмотря на то, что убежище, в котором я пребывал, чтобы присоединиться к вам, было крайне неудобным для меня, высланного из Элемеснедена. Я не рассчитывал, что вы меня так быстро обнаружите. Но поверьте, я не хотел причинять вам вреда.

Никто ему не ответил. Линден онемела от неожиданности. Красавчик стоял рядом с ней, поэтому она, не видя его лица, не могла понять причины его молчания. Но выражение лица Хоннинскрю, очевидно, было зеркалом её собственного. Мечтатель скорчился на палубе, прикрывая лицо руками. Лишь лица харучаев по обыкновению ничего не выражали.

Казалось, Финдейл предвидел, что не получит ответа. Он обернулся к Вейну и с суровостью обратился к нему:

– Тебе же я скажу – нет. – Резким жестом, от которого вены на руке вздулись, словно верёвки, он ткнул прямо в середину груди отродья демондимов. – Что бы ты ни задумал, чего бы ни попытался сделать, я тебе этого не позволю впредь. Мне предначертано это. И нет названия тому, что обязало меня нести эту ношу.

В ответ Вейн по-людоедски осклабился.

Элохим сдвинул брови, отвернулся и направился на бак, где застыл, глядя вперёд, словно носовое украшение.

Линден вышла из оцепенения и, оглянувшись, увидела, что капитан и Красавчик склонились над Мечтателем, пытаясь привести его в чувство. Остальные Великаны замерли в нерешительности, не зная, как отреагировать. Харучаи не сводили с элохима глаз, но тоже не двигались с места. Линден поняла, что надо немедленно что-то предпринять и, кроме неё, никто на это не отважится. Она направилась к Финдейлу, на ходу прошептав оказавшемуся рядом матросу: «Позовите Первую».

Когда она подошла, элохим бросил на неё мимолётный взгляд, в котором скользнуло узнавание, однако на морщинистом лице не отразилось ни малейшей эмоции. Внезапно её осенило, что именно она была причиной его несчастья, однако он не признается ей в этом ни за что на свете. Сама не зная почему, она вдруг вспомнила, что его народ очень хотел, чтобы Солнцемудрая и Обладатель кольца оказались одним человеком, и задумалась об этом, не спеша начинать разговор.

Но воспоминания всколыхнули в ней прежнее чувство беспомощности и разочарования, которое она испытала по отношению к элохимам в конце пребывания в Элемеснедене. Финдейл отвернулся и снова уставился в морскую даль. Линден коснулась его плеча, чтобы привлечь к себе внимание, и сквозь зубы прошипела:

– Какого чёрта ты здесь шляешься?

Он не подал вида, что услышал её. В его глазах светилась горечь утраты, словно с уходом из клачана он оторвался от родных корней.

– Солнцемудрая, мне предначертано исполнить непростую задачу: сохранить Землю, если мне хватит на то сил. В клачане я не мог дать тебе иного ответа. Не могу выразиться яснее и сейчас. Тебе достаточно знать лишь то, что я никому не хочу причинять вреда.

– Не причинять вреда?! – взорвалась она. – Да вы, элохимы, только это и делаете! Что вы можете дать, не причинив вреда? – Перед её глазами чередой проплыли лица Ковенанта, Мечтателя и Вейна. – Клянусь, если у тебя нет более разумного объяснения своего присутствия здесь, я просто сброшу тебя за борт!

– Солнцемудрая, – тихо ответил элохим, но в голосе его не было смирения или попытки её успокоить, – я сожалею, что на долю Обладателя кольца выпало столь тяжёлое испытание. Для меня это был компромиссный путь, дающий в равной мере надежду и опасность погибели. А я бы всё же предпочёл полную безопасность. Но это не так уж важно. Мне предначертано оставаться среди вас, и ни один из вас не в силах заставить меня уйти. Лишь тот, кого вы называете Вейном, содержит нечто, что может изгнать меня, и я не удивлюсь, если он попытается это сделать.

Линден поверила ему, и это привело её в состояние мрачной подавленности – она не знала, что теперь делать. «Вейн…» – стукнуло у неё в голове. Вейн? Её мысли мучительно вертелись вокруг него, но она не могла пока сформулировать то, что смутно осознавала.