Текст книги "Основы православной педагогической культуры"

В период царствования Екатерины II происходит очередное реформирование отечественной школы. С помощью московского митрополита Платона (1737–1811) были устроены низшие епархиальные школы и семинарии в тех епархиях, где их не было, улучшено их материальное положение, студенты посланы учиться за границу для подготовки к профессорству в будущем высшем учебном заведении. Латынь и схоластика постепенно уступали место церковно-славянскому языку и православному богословию, стал изучаться и греческий язык, другие иностранные языки. Сам митрополит Платон выказывал озабоченность нравственным воспитанием учащихся, требовал, чтобы наука шла об руку с нравственностью.

В 1786 г. был составлен «Устав народным училищам в Российской империи», которые мыслились как светские учебные заведения. По замыслу авторов в каждом губернском городе должно было быть главное училище, состоящее из четырех классов. Училища должны были работать на русском языке, для желающих продолжить обучение в высших училищах могли преподаваться основы латыни. Желающие преподавать после окончания главного училища в низших должны были пройти курс педагогических знаний. Новая школа продолжала пренебрегать религиозным обучением. В екатерининских школах даже курсы типа катехизиса преподавались не священниками, а светскими учителями, и соответствующие учебники были написаны не духовными лицами, а приглашенным из Австрии сербом Ф. И. Янковичем ди Мириево (1741–1814) и только просмотрены и одобрены митрополитом Новгородским; устав 1786 г. совершенно умалчивает об участии духовенства в преподавании и управлении школьным делом. Появился и совершенно новый тип учебника для светской общеобразовательной школы – «О должностях человека и гражданина» (перевод труда И. Фельбигера, 1783), главная идея которого состояла в том, что во всяком звании человек может быть благополучным, достигнув оного через образование. Законопослушный и добродетельный гражданин Отечества, верноподданный царской власти, радетельный хозяин – таковы были идеалы нового образования.

«Старинная свободная дьячковская школа», как ее называл Π. Ф. Каптерев, продолжала существовать, хотя ее и теснила новая государственная школа. Смотритель нежинской городской (новой) школы в 1789 г. доносил своему начальству: «дьячковские школы я все осмотрел; в оных обучают по старинному методу, славенскому букварю, часослову, псалтирю и писать. У соборного дьячка 30 учеников, у пономаря сей же церкви 7, учениц 5; у Преображенского дьячка 8, учениц 6; у мещанина 16; у дьячихи 5, учениц 6 и т. д…» Всего 121, вдвое больше, чем было учащихся в государственном казенном училище. Сверх того, были школы и при церквях. «Дьячковская школа, – писал Каптерев, – была, конечно, не высокого разбора, но она была люба, что была свободна, в нее никто насильно не гнал и не тащил, воинские команды не ловили для нее учеников. Да и учила она дорогому, душеспасительному предмету – божественному писанию» [11, с. 212–213].

Таким образом, школа в России в конце XVII – начале XVIII в. делится на церковную и светскую. Первая продолжает традиции церковных школ допетровской эпохи, вторая своей целью ставит сначала профессиональную подготовку, затем общечеловеческое просвещение, поэтому вводит в свой курс светский компонент. Возникает и развивается еще один тип школы – духовная школа, профессионально готовящая священнослужителей.

В начале XIX в., по крайней мере с внешней стороны, в народном образовании все представлялось более или менее благополучно: возрастает число школ, главные народные училища преобразуются в гимназии, открываются несколько университетов, духовных академий и т. п. Значительная роль в организации образования, особенно в низших звеньях, стала отводиться духовенству. При каждом приходе организовывались приходские училища, финансировавшиеся Церковью, государством, местным дворянством. Обучали в них чтению, письму, Закону Божию, счету, домоводству. Срок обучения в них составлял 1 год. Учителями чаще всего были приходские священники.

Восстание декабристов 1825 г. усилило внимание и самого Николая I, и общества в целом к проблемам воспитания молодежи. Государству стала нужна такая система образования, которая формировала бы законопослушных и верноподданных граждан. К поискам решения этой проблемы Николай I привлек графа Сергея Семеновича Уварова (1786–1855), видного специалиста в области древнегреческой литературы и археологии, опытного администратора в сфере просвещения и науки. С 1811 по 1822 г. Уваров был попечителем Санкт-Петербургского учебного округа, а с 1818 г. до конца своей жизни возглавлял Российскую академию наук.

В 1826 г. под руководством С. С. Уварова был создан Комитет по устройству учебных заведений, который подготовил новый «Устав гимназий и училищ, состоящих в ведении университетов», опубликованный в 1828 г. Особенности нового устройства системы образования заключались в том, что теперь каждое предыдущее и последующие образовательные учреждения не имели между собой никакой преемственности. Приходские школы создавались для низших слоев населения, уездные училища – для детей купцов, ремесленников и мещан, гимназии, дававшие право поступления в университеты, – для детей дворян.

20 марта 1833 г. Сергей Семенович Уваров вступил в управление Министерством народного просвещения. Одновременно с этим назначением он опубликовал документ – знаменитую триаду «Православие. Самодержавие. Народность», представленную в виде директивы Министерства просвещения. Уваров отмечал, что в поиске путей российской школы следует выделять те, которые отражают особенность русского менталитета, национальное своеобразие. По определению С. С. Уварова, в окружавшей Россию Европе в 1-й половине XIX в. происходило быстрое падение религиозных и государственных учреждений, что свидетельствовало об обнищании нравственных идеалов, ведущем к социальному хаосу. Поэтому необходимо, считал он, немедленно идеологически окружить и укрепить отечество в тех устоях, на которых стоит благоденствие, сила и жизнь народная; найти те начала, которые составляют отличительный характер России. Как же представлял сам С. С. Уваров свою триаду? Почему он, когда православие в России являлось государственной религией, отстаивал этот тезис? Дело в том, что православие к тому времени уже не являлось сутью жизни значительной части российского общества. Многие крестьяне и купцы были увлечены идеями сектантства (хлыстовство, скопчество и т. п.). Русская аристократия отдавала дань масонству.

«Православие» рассматривалось Уваровым как основа нравственности, культурных устоев исторически сложившихся в политической и общественной жизни России, отвергающее любое проявление сектантства, ведущее к дестабилизации и расколу в российском обществе. Вслед за «Православием» Уваровым поставлено «Самодержавие», которое у него отождествлялось с понятием государственности, т. е. уважением и почитанием власти. Там, где такого уважения нет, быстро образуется новый разряд людей с особенными понятиями, менее привязанных к правительству, а более занятых собственными выгодами, считал Сергей Семенович. Самодержавие он считал главным условием политического существования России. Христианство и самодержавие стояли, по его мнению, рядом с давних времен, их взаимосвязь включена в христианскую историософию, согласно которой одно явление есть залог другого. Определяя понятие «Народность», С. С. Уваров рассматривал его, с одной стороны, как синоним равноправия исторического народа в среде других таких же, а с другой – как показатель индивидуальности, несхожести, своеобразия как постоянной величины, не подверженной прогрессистским изменениям. Народность понималась им как необходимость придерживаться собственных традиций и отвергать иностранные влияния.

Примечательно в этом отношении введение в школы в качестве обязательного предмета Закона Божия. Со времен Петра I в государственных школах России изучение вероучения как предмета почти исчезло из практики преподавания. В большинстве школ изучение вероучения чаще всего заменялось курсом философии, в том числе и в двух низших классах гимназии. На философию отводилось наибольшее количество часов. Книга «О должностях человеческих» конкурировала с изучением книг Священного Писания. Первые уроки Закона Божия были введены в гимназии Казанского учебного округа в 1809 г. В 1819 г. в программу обучения был включен Новый Завет вместе с катехизисом, но без плана, программы, без руководств, учебных часов и средств содержания законоучителей. Постепенно, однако, Закон Божий как предмет гимназического образования определился, принял устойчивые формы. В 1851 г. обработанный протоиереем Райковским план его преподавания был утвержден Синодом и по распоряжению министра народного просвещения принят во всех гимназиях. По плану Райковского изучение Закона Божия слагалось из изучения молитв, священной истории, катехизиса, кратких учений о богослужении и истории Церкви, отечественной и вселенской. Таким образом, к середине XIX в. в России окончательно сложился Закон Божий как учебный предмет.

После отмены крепостного права в 1861 г. в русском обществе был очевиден подъем, оживление, жажда деятельности. Общее направление деятельности правительства Александра II в первые десять лет было довольно либеральным. Реформами 1863–1864 гг. были сокращены функции попечителей учебных округов и инспекторов училищ, часть которых была передана земским органам, уездным и губернским училищным советам. В состав училищного совета входили представители Министерства народного просвещения, духовного ведомства, Министерства внутренних дел, городского самоуправления, земских органов. Председателем городского училищного совета являлся архиерей, членами – губернатор, директор народных училищ, два члена губернского земства.

В эпоху уничтожения крепостного права, когда вопрос о народном образовании получил небывалую прежде важность, среди духовенства поднялось просветительское движение. Церковноприходские школы открывались по епархиям сотнями каждый год; духовенство жертвовало на них и временем, и удобствами своих жилищ, и деньгами. С 1859 по 1865 г. было открыто свыше 21 400 новых приходских школ исключительно одним духовенством [9].

В 1864 г. вышло положение о земствах. В числе прочей деятельности земства могли открывать и содержать школы. Со временем земства стали заниматься и организацией учебного процесса в школах, а также подготовкой учителей: при земствах стали появляться учительские школы и учительские семинарии. Земства стали устраивать свои школы, часто по европейским образцам, с новым – не религиозным, а «культурным» – направлением. Приходские школы стали присоединяться к земским, число их стало сокращаться.

В 1864 г. было утверждено «Положение о начальных народных училищах». Цель воспитания в них была обозначена как «утверждение в народе религиозных и нравственных понятий и распространение первоначальных полезных знаний». В начальные народные училища принимались все желающие без ограничения возраста. Содержание образования включало Закон Божий, грамоту, счет и церковное пение. Обучение по преимуществу было бесплатным. Школа объявлялась всесословной. Преподавать могли и духовные, и светские учителя. Последние должны были получить разрешение от уездного училищного совета.

После 1861 г. по общественной инициативе появляется и новый тип учреждений – воскресные школы, ставшие впоследствии уникальным явлением православной педагогической культуры. «В разных городах и селах России в промежуток времени с 1857 по 1860 г. возникло по частной инициативе до 500 воскресных школ. Отличительной чертою их были – бесплатный и добровольный учительский труд, бесплатное помещение и новая педагогическая задача дать учащимся – взрослым и подросткам – не только элементы грамотности и математики, но и первоначальное общее развитие [32, с. 33]. В воскресные школы учиться шли по желанию, обучение было бесплатным, а учительский персонал весьма разнородным: священники, дьяконы, врачи, студенты и т. д. Но в существовании школ стали возникать проблемы, некоторые воскресные школы стали использоваться для пропаганды политических идей. В 1862 г. школы закрыли, а в 1864 г. они были разрешены вновь. Теперь они открылись при большинстве духовных семинарий, позже появились частные воскресные школы. 13 июля 1884 г. вышли «Правила о церковно-приходских школах», где отдельным параграфом духовенству разрешалось открывать при церковно-приходских школах школы воскресные. Просуществовали воскресные школы вплоть до революции 1917 г.

К. Д. Ушинский, посетив в свое время ряд таких школ, вынес из них, по его словам, «самое отрадное, самое успокоительное чувство» [29, с. 58]. Из своих наблюдений Ушинский сделал вывод о нужности и своевременности воскресных школ в России. Как опытный педагог, он дал несколько советов в их устроении, в частности указал на то, что не следует спешить с обучением в воскресной школе грамоте, поскольку грамотность только тогда будет важным приобретением для человека, «когда он вместе с ней получает желание и умение пользоваться ею как следует, т. е. так, чтобы чтение развивало его ум, обогащало его полезными познаниями и укрепляло в нем христианский, нравственный элемент» [29, с. 64]. «Читать, – писал ученый, – это еще ничего не значит: что читать и как понимать читаемое – вот в чем главное дело». Поэтому он советовал не торопиться с учением чтению и сопровождать его постоянным умственным и нравственным развитием учеников.

Со времени отмены крепостного права и появления земских образовательных учреждений общественное сознание по вопросу устройства русских школ отразилось в двух резко противоположных направлениях: одни желали видеть народную школу строго церковной направленности, другие – со светским характером. Однако впоследствии в лагере противников церковного характера народной школы появилось колебание. Прежде они отстаивали идею обустройства народной школы по образцу американской, где не учат религии, а сообщают только множество полезных в жизни знаний. Затем начали соглашаться, что религиозная потребность народа должна быть удовлетворена в народной школе» [7, с. 52].

По мнению историка А. Р. Забелина, в то время когда только начали широко устраиваться народные школы, т. е. с 60-х гг. XIX в., достаточно было бы подчинить их непосредственному и ближайшему наблюдению духовенства и, конечно, самих учредителей, общин и родителей. Защитники светского характера школы возражали против подобного рода их устройства еще в 60-х гг., аргументируя свои возражения тем, что при контроле духовенства клерикальный характер школы лежал бы тяжелым ярмом на учителях и, отчасти, на народе. Приходской священник рисовался в то время врагом света и прогресса, на вид выставлялась педагогическая несостоятельность духовенства и будто бы всеобщая нелюбовь к нему народа. Но вышло все наоборот. «По словам профессора Рачинского, – писал Забелин, – хорошо знающего школу, к образованным в светском смысле учителям народ не оказывает доверия, школы же с церковным характером – процветают… Мы сами слыхали от земских деятелей, занимающихся школами, что если бы земства искусственно не поддерживали школы своей опекой и субсидиями, то из настоящих школ не осталось бы и десятой части; напротив же – церковно-приходские школы все уцелели бы» [7, с. 59–60]. Церковно-приходские школы А. Р. Забелин называл «самостоятельными, а не подражательными учреждениями», существующими в России [5, с. 2]. В своей книге он так описывал устроение одной из них. Церковно-приходская школа в селе Тростянице Бельского уезда Гродненской губернии сначала была одноклассной церковноприходской школой с двухгодичным курсом, позже обращена в двухклассную с четырехгодичным курсом. При втором классе был открыт курс сельского хозяйства, для чего были выделены деньги на жалование соответствующего педагога, садовника, на практическую работу в летнее время и на покупку сельскохозяйственных орудий. Устроитель школы – священник Сосновский – всю церковную землю своего прихода предоставил к услугам школы, чтобы разбить большой фруктовый сад, завести огороды и пчеловодство. Также при школе имелось большое здание для мастерской, в которой сам священник обучал золочению и столярному мастерству, книжный склад, общежитие. По воскресеньям и праздничным дням в школе происходили чтения и беседы [5, с. 3–4].

Вопрос об устройстве школ в России широко обсуждался во второй половине XIX в. Появлению в это время идеи русской национальной школы способствовали социокультурные условия, сложившиеся в России в конце XIX в. – становление буржуазной идеологии и формирование новых социальных групп, сословий, что меняло облик страны. Официальные политические силы видели свою стратегическую задачу в сохранении традиционного уклада жизни русского общества. Общие положения официальной народности, сформулированной еще графом С. С. Уваровым, послужили базовым ориентиром развития отечественной школы и педагогики того времени, которые, однако, далеко не всегда получали свое распространение на практике.

Славянофилы, руководствуясь двумя выдвинутыми ими основными принципами русской жизни – православием и общинностью, – указывали на необходимость национального воспитания, нравственная сущность которого выстраивалась бы на основах православного вероучения. Обращение к традиционным православным идеалам воспитания в общественно-педагогическом движении второй половины XIX в. не случайно, поскольку в решении вопроса об обустройстве массовой школы в России наблюдалось тяготение к западноевропейским образовательным технологиям, которые порой приносили в массовую, особенно городскую школу иной «воспитательный дух» и идеал. По духу массовые городские, земские школы были далеки от древнерусских школ с их православно-педагогическим укладом, воспитание в них скорее было воспитанием в немецких традициях – прагматическое, педантичное, главной своей целью ставившее дисциплину учащихся. В основе немецкой педагогики лежали идеи философии И. Канта. Они составляли базовые направления воспитания, целью которого была дисциплина. Нравственное воспитание личности отождествлялось здесь в первую очередь с законопослушанием.

В противовес западноевропейскому влиянию в российской школе, а также вследствие влияния реформы 1861 г. возникла идея создания русской национальной школы. Высказанная философами-славянофилами, а затем теоретически и практически обоснованная в трудах известнейшего педагога-ученого К. Д. Ушинского, она пользовалась поддержкой многих видных педагогов, писателей, общественных деятелей того времени. Однако понимали они ее по-разному.

Основной и наиболее проработанной идея народности образования была характерна для творчества К. Д. Ушинского. Ушинский был глубоко убежден в том, что место каждого народа в истории обеспечивается его образованием. Дух школы, ее направление, ее цель должны быть обдуманы и созданы самим народом, сообразно его истории, степени его развития, его характера, его религии. Государство же, если не хочет быть бессильным, должно осуществлять народное воспитание, суть содержания которого Ушинский определил так: религия, родной язык, история, природа. Дело народного воспитания должно быть освящено Церковью, а сама школа – быть преддверием Церкви [29, с. 358–364].

Точку зрения К. Д. Ушинского разделяли другие видные педагоги и ученые того времени: С. А. Рачинский, А. Н. Острогорский, Н. А. Миллер-Красовский, В. В. Розанов. Они также считали, что создание русской национальной школы должно быть связано с религиозными традициями, которые тесно переплетаются с историей русского народа. Именно православные традиции способны поддержать национальные особенности этноса и укрепить его дух. По мнению Миллера-Красовского, отрывать религию от национального воспитания нельзя, «ибо где нет этой почвы, там человек вместо воли Божией будет творить свою, грешную: его себялюбие заглушит в нем зародыш Божественной любви» [18, с. 18]. Согласно представлениям данных ученых, религиозное, будучи составной частью национального, способно влиять на нравственное здоровье нации. Рачинский утверждал, что основой русской национальной школы может и должна быть православная вера. Школе, «отрешенной от церкви», по мнению Рачинского, решение воспитательных задач не по силам. Основная мысль концепции В. В. Розанова была сходна с позицией С. А. Рачинского: дети должны получить начальное образование преимущественно в церковной среде. Рассуждая о светской школе, он писал: «Беда такой школы в ее безликости, подражательстве; идеалом воспитания ее является создание человека вне духа своей культуры, синтетически собранного из элементов всех цивилизаций» [26, с. 34].

Похожих взглядов в решении проблем образования и педагогики придерживался и обер-прокурор Священного Синода К. П. Победоносцев. У Победоносцева сущность русского национального воспитания определялась как «подчинение порядку общественной жизни». Его нравственные основы он видел в традиционной семье, считая, что образование, не связанное с семейно-бытовыми устоями, лишает родителей будущих помощников, развращает детей, «порождая мираж фальшивого и отрешенного от жизни знания» [22, с. 84]. Саму мысль о прямой зависимости состояния нравственности общества от распространения школьного образования он считал ошибочной и был против понимания просвещения как некой суммы знаний, достаточной для осуществления различных операций. Он также считал, что знания, не освященные нравственностью, бессмысленны и не нужны ни их обладателю, ни обществу.

Константин Петрович лично вплотную занимался вопросами народной школы и образования, приложив немало сил для сохранения и развития церковно-приходских школ, в существовании которых он видел «идею, глубоко верную, прямо истекающую из основ народного духа» [1, с. 161]. В ряде своих статей («Народное просвещение», «Воспитание характера в школе», «Духовная жизнь», «Ученье и учитель») он высказывался о том, что детям нужны конкретные знания и практические умения, нужна такая школа, которая «люба народу», а не та, куда его насильно отправляют доктринеры обязательного общеобразовательного обучения, нарушая тем самым свободу человека. Идеалом русской школы для него была школа церковная, где учащиеся приобретают минимум элементарных знаний, но учатся любить и уважать Бога и Отечество и почитать своих родителей. Таким образом, главным предназначением русской школы он считал воспитание, которое, по его глубокому убеждению, не зависит от умственного образования. По замыслу Победоносцева в каждом российском приходе (а их во второй половине XIX в. было около 40 000) должна быть своя школа, учебный план которой включал бы изучение Закона Божия прежде всего, церковнославянского языка, обучение чтению, письму, счету и церковному пению.

В конце XIX в. идеи русской школы получили свое воплощение, например, в известной сельской школе в Татево, открытой С. А. Рачинским (1833–1902). В эпоху общественного подъема и реформ он удалился в сельское уединение и здесь вложил всю свою душу в живое дело, в творческий опыт создания церковной школы. Сам Рачинский отмечал, что сельская школа в России – учебное заведение, не имеющее аналогов в западноевропейских странах, поскольку является духовно-образовательным учреждением. Основой нравственного воспитания в ней выступало православие «с широким использованием атрибутов церковности (церковного чтения, пения и богослужения)» [1, с. 167]. Вскоре опыт Сергея Александровича был повторен сверху и во Всероссийском размахе через учреждение церковно-приходских школ.

Русский народ, полагал Рачинский, глубоко верующий, и первая из его практических потребностей есть общение с Божеством. Школа, считал Рачинский, должна насытить эту внутреннюю жажду. Начальная школа должна быть не только школой арифметики и элементарной грамматики, но важнее всего – «школой христианского учения и добрых нравов, школой жизни христианской» [25, с. 95]. Но церковность школы в понимании Рачинского совсем не означала клерикального и тем более «ведомственного» ее характера. Церковность – это характеристика ее внутреннего строя. Церковная школа – это «школа благочестия и добрых нравов». С этой точки зрения ведущее место в ней должно принадлежать Закону Божьему. Это не только один из предметов преподавания, хотя бы и главный, но он, по мнению Рачинского, – именно живое сосредоточие школы. О преподавании Закона Божия Рачинский говорил немного, но подчеркивал, что классное обучение данному предмету должно оживляться практическим участием школьников в совершении богослужения в качестве чтецов и певцов. С этим связывается и введение в основной круг преподавания церковно-славянского языка и церковного пения. Церковнославянский язык открывает доступ к несравненным и незаменимым сокровищам высшего духовного творчества и вдохновения – к Священному Писанию, к богослужебным книгам.

Наряду с чтением Евангелия Рачинский считал необходимым в школе чтение Псалтири, что давно было осознано в непосредственной практике сельского обучения. Псалтирь раскрывает пред ребенком небесную высоту, окрыляет, освежает и освещает его душу и вместе с тем открывает для него доступ и возможность «постоянно участвовать в совершении величайшего из художественных действий, завещанных нам творчеством веков – в исполнении наших церковных служб» [25, с. 100]. Пение и чтение за этой службой, в свою очередь, есть несравненный урок не только благочестия, но и духовной тонкости и культуры.

Одна из особенностей школы Рачинского состояла в том, что дети находились в ней с раннего утра и до позднего вечера. В 6 часов утра они приходили в школу, и сразу же начиналась утренняя молитва. После завтрака ребята выполняли различные хозяйственные работы. С 9 до 12 часов следовали занятия. После обеда дети отдыхали до 14 часов. Потом опять шли уроки до 16 часов, после чего был полдник, подвижные игры и прогулки. В 18 часов снова начинались занятия, на которых учащиеся упражнялись в умственном счете, пели, занимались грамматическим разбором. В 21 часов следовали молитва и ужин. Сам Рачинский не был сторонником воспитания вне семьи, но в обучении и воспитании крестьянских детей видел один из путей оказания положительного влияния на их родителей. Для последних он также организовывал беседы на темы нравственного содержания, а позднее организовал и успешно действующее Общество трезвости.

Большое значение С. А. Рачинский придавал труду. При его школе был создан садово-парковый ансамбль с редкими растениями, который использовался в качестве живой своеобразной лаборатории в процессе преподавания ботаники и являлся местом трудовой деятельности детей. В школе был создан детский хор, театральная студия, дети участвовали и в общественной жизни, являясь членами Российского общества трезвости, общества им. М. В. Ломоносова и др.

Рачинский своей деятельностью подтвердил возможность возрождения и устроения русской школы на народных началах. Первым и основным учителем в сельской школе, считал Рачинский, должен быть сам священник, школа должна быть «органом Церкви». Школьное дело должно быть осуществлением учительного призвания Церкви, и этим определяется место священника в школе. Он здесь не только учитель, но прежде всего пастырь и духовник. Священник как учитель имеет возможность сказать каждому из учеников то слово, в котором нуждается его душа, и та власть, которою он облечен, придает этому слову такую силу, которой никогда не достигнуть слову светского человека. Вокруг священника должен собираться остальной учительский состав.

Школа Рачинского стала продолжательницей первых церковноприходских школ, которые организовывались на Руси еще святым равноапостольным князем Владимиром, поскольку центральное место в ее устроении занимал храм. Воспитание ребенка Рачинский считал неотделимым от храма, от Церкви. Воспитательные задачи такой школы непреходящи, так как основаны на вечных Абсолютных идеалах. Эти высокие воспитательные задачи диктуют, в свою очередь, высокие требования к личности учителя как наставника и пастыря детей, каковым и был Сергей Александрович для своих воспитанников. Многие из них, воодушевленные его педагогическим примером, также избрали учительскую деятельность своим поприщем и преподавали в сельских школах, стремясь создать там такую же атмосферу семейственности и церковности, которая была в школе Рачинского.

Рачинский стал одним из тех учителей, кто каждодневно, последовательно и самоотверженно работал на благо крестьянских детей. Его деятельность была поддержана общественностью России: ему писали письма, советовались, его публикации широко обсуждались. Примечательно письмо К. П. Победоносцева, которое он в 1882 г. писал Александру III: «Когда-то, в минуту уныния, я представлял Вашему Величеству письма Рачинского в виде утешения, чтобы показать, какие есть люди, работающие в темных углах с бодростью духа и с верою в успех, делающие великие дела в малом кругу своем» [23, с. 361].

Сознание важности связи Церкви и школы, необходимости для народного образования религиозных основ побудило правительство с 1882 г. снова обратиться к идее церковно-приходской школы. В 1882–1883 гг. в правительстве обсуждался вопрос о предоставлении духовенству преобладающего участия и заведования народными школами. В итоге к 1884 г. был подготовлен проект правил о церковно-приходских школах, который 13 июня 1884 г. был утвержден Александром III. В них говорилось о воспитании народа в духе православного учения, христианской нравственности и желании давать полезные первоначальные знания. Церковно-приходские школы были отданы в полное ведение духовенства; для управления ими учреждены епархиальные училищные советы, а при Священном Синоде (с 1885 г.) – центральный училищный совет. Число церковно-приходских школ опять стало возрастать. В 1898 г. по инициативе К. П. Победоносцева в России было открыто 25,5 тыс. церковно-приходских школ, в 1905 г. таких школ уже было 42 696, что составляло 46,5 % по отношению к общему числу начальных школ в стране [27, с. 66].

Н. В. Чехов отмечал, что с середины 80-х гг. XIX в. церковность начинает проникать и в земские школы. Меняется даже внешний вид и содержание учебных книг этого десятилетия: в азбуках появляется обязательный церковно-славянский отдел и молитвы, статьи в учебниках по истории и географии обращают главное внимание на события религиозного характера (Крещение Руси, основание монастырей и т. д.) и на местности, почитаемые в качестве пунктов религиозных поклонений (Соловки, Киев, Троице-Сергиево и т. п.) [31, с. 72]. Это не случайно, поскольку в целом на рубеже XIX–XX вв. политика в отношении российской школы и образования строилась на основе охранительных и консервативных идей, усиления внимания к духовному развитию личности. Бескомпромиссную полемику с либералами европоцентристского толка вел К. П. Победоносцев, отстаивая самостоятельность пути русского образования, органичность и естественность его развития. Современники и даже в какой-то степени единомышленники оценивали его как ретрограда. Значение его идей выявилось в связи с последующими событиями русской истории.