Текст книги "Конь ходит буквой «Ч». Приключенческий роман"

***

Генна долго сидела на месте, глядя в угол залы. Потом она вскочила, кликнула слуг и потребовала немедленно вызвать к ней начальника стражи.

– Глен, – задыхаясь, сказала ему королева, – возьми своих людей, поезжайте в особняк… ты знаешь, в какой особняк. Схвати там Энель!.. Да, да, – подтвердила она, видя изумлённое лицо начальника стражи, – возьми Энель и без разговоров, без объяснений тащи её сюда! А особняк – обыскать и все письма… всю переписку брата с сестрой доставить мне! Что ты уставился на меня? – выполняй!

Кабинет Генны был убран, как изящный будуар: трюмо, множество зеркал в узорных рамах, портреты самой Генны и дочерей, фарфоровые безделушки на каминной полке, бронзовые, тонкой работы, канделябры, диванчики, уютные кресла… Генна нервно осматривалась, стуча ногтями по столешнице, обитой зелёным бархатом, высматривала на столе: перо?.. нож для разрезания бумаги?.. маникюрные ножнички?.. стилет?.. Не в силах ожидать в бездействии, она вскочила и подошла к зеркалу. На неё посмотрело бледное лицо, обрамленное завитыми волосами с проседью: чуть-чуть расплывшееся, слегка отекшее, но глаза были великолепны, они сверкали. Чувствуя подступающие слёзы обиды и гнева, она отвернулась от зеркала.

Глен ввел в двери возмущённую, ослепительно красивую, полную достоинства Энель. С тщательно замаскированным под почтение вызовом, герцогиня проговорила:

– Чем могу служить Вашему Величеству? Чему обязана столь лестным для меня вниманием?

Но Генне было не до экивоков.

– Запри двери, – приказала она Глену. – Усади её куда-нибудь!

Энель в изумлении подняла брови: королева была неузнаваема.

– Прошу Вашу светлость присесть, – сдавленно сказал Глен, указывая рукой на диван. Энель уселась, всем своим видом изображая оскорбленную покорность.

Генна, не двигаясь с места и гневно взирая на будущую невестку, холодно произнесла:

– У меня есть один вопрос, и я требую немедленного и правдивого ответа! Гез Ч* – он брат вам или нет?!

Энель, не веря своим ушам, переспросила:

– Что?

– Не стану повторять дважды! – Генна возвысила голос. – Отвечайте: да или нет?!

– Я отказываюсь… – надменно начала было Энель, но произнесла она это зря.

– Отказываешься?! – прорычала Генна, словно только и ждала этой фразы, и схватила со стола канделябр с ножкой в виде лапы льва, в котором горело не менее дюжины свечей.

– Держи её за руки! – крикнула она Глену. – Нет, сзади!

Тот зашёл со стороны спинки дивана, и, просунув руки подмышки Энель, завел руки опешившей герцогини ей за спину. Генна с канделябром подошла к дивану вплотную и внезапно поднесла горящие свечи к самому к лицу Энель.

– Отвечай: брат или нет?! – прошипела она. – Говори мне правду, проклятая чертовка, или я изувечу тебя на всю жизнь!

Разъяренная фурия, в которую обратилась славийская королева, могла напугать кого угодно. Даже Глен остолбенел, держа герцогиню под руки и ошарашено взирая на свою госпожу. Пламя свечей было так близко к лицу Энель, что та чувствовала жар и представила, как сейчас вспыхнут её тёмные волосы и длинные ресницы. Её охватил ужас: Генна выглядела сумасшедшей. Как можно тише и мягче Энель попросила:

– Уберите… Пожалуйста, уберите канделябр. Брат, конечно же он мой брат…

– А Марчела, – закричала Генна, – поведала мне иное!!

– Откуда вы знаете Марчелу?.. – пробормотала герцогиня, и тут же обе поняли, что Энель себя выдала…

Переведя дыхание и ещё раз угрожающе ткнув своим орудием пытки почти в лицо несчастной герцогини, королева вернула канделябр на стол.

– Значит, всё – правда, – тяжело дыша, сказала она со зловещим удовлетворением, и вдруг страшно закричала:

– Он спит с тобой! Спит!!!

Своей полной рукой в кольцах и браслетах она принялась хлестать герцогиню по щекам. От унижения на глазах Энель выступили слёзы. Она пыталась вырваться из рук начальника стражи, но тщетно: несмотря на то, что был потрясен происходившим, держал он герцогиню крепко.

Продолжалось это недолго – Генна вскоре выдохлась. С ненавистью глядела она в пылающее от пощечин лицо жертвы, на её растрепавшиеся волосы, мокрые глаза и дрожавшие от бессильной обиды и злобы, блестящие губки, досадуя на себя, что не имеет мужества в самом деле причинить ей какое-нибудь увечье. «Ну, я не могу, а палач сможет, – злорадно подумала Генна. – Она – в моей власти…»

– Отведи её в тюрьму – туда, в подземелье! – велела она начальнику стражи. – И… выпусти, да… выпусти, – она тяжело вздохнула, – выпусти его, если он ещё жив…

– Кого, Ваше Величество? – робко уточнил Глен, с трудом приходивший в себя после сцены, участником которой только что был.

– Кого. Его. Силлона… – медленно, словно смертельно усталая, проговорила королева.

***

Глен вёл Энель впереди себя. Герцогиня вытерла глаза и, прижимая руки тылом кистей к лицу, презрительно щурилась. Она потихоньку приходила в чувство, и в голове складывался план.

– Глен, отпусти меня, – как ни в чём не бывало, попросила она вдруг, обернувшись к своему конвоиру. Щеки ещё горели от ударов, но она всё равно была хороша. – Брат усмирит эту сумасшедшую, а я сумею вознаградить тебя. А?

Глен пришёл в замешательство. Много лет он служил королю Флаолину и глубоко уважал правящую чету. Когда к власти пришёл Силлон, начальника стражи сместили: новому королю он почему-то казался ненадёжен. Но Генна взяла Глена себе на службу, и он был предан королеве, как цепной пес. Переворот, в результате которого Силлон оказался в клетке, был совершён с его помощью. Что ему было делать теперь – он не знал. Госпожи своей он не узнавал, гнева будущего супруга королевы, с сестрой которого та поступила так жестоко, – а он, Глен, помогал этому! – боялся… Не разорваться же было бедняге!

Энель глядела на него с умоляющим дружелюбием.

– Ваша светлость, – в смятении проговорил Глен, – я не вправе… Она же – королева!.. Приказ! Как я объясню ей?!

Энель сощурила прекрасные глаза и задумалась.

– Скажешь так: по пути я упала в обморок. Ты не знал, что делать, не мог привести меня в чувство и оставил, чтобы сбегать за врачом: вокруг никого не было, а я не подавала признаков жизни. Когда ты вернулся, то выяснил, что я сбежала.

– Она прогонит меня со службы, – вздохнул Глен.

– Брат, когда вернётся, покажет ей, где раки зимуют! – убеждённо сказала уже вполне пришедшая в себя Энель, тряхнув головкой. – Пусть попробует прогнать тебя!

Глен растерянно размышлял.

– А! Погоди, погоди! Есть идея получше! Когда ты вёл меня, мои сообщники на тебя напали, связали и отбили меня! Так будет более убедительно!

…Через несколько минут Глен, связанный, с заткнутым ртом и лёгко раненый стилетом в бок, лежал на полу в полутёмном коридоре дворца, а Энель бежала в сторону конюшен…

Глава 26

Торжественные раскаты рога огласили окрестности. По откидному мосту в крепость Ашкерот победителем въезжал король Люберии Гез Ч*. Его войско ликовало: крепость, важнейший оплот вэтландцев, была наконец-то сдана. Над цитаделью взвился в воздух лимонно-белый люберийский флаг.

Принимая со всех сторон поздравления, герцог Ч* спешился и проследовал в цитадель. Он отдал командующему распоряжение о размещении войск, выставлении караульных и наблюдательных постов, фураже и прочих важных деталях, после чего, сопровождаемый многочисленной свитой, отправился осматривать завоёванную крепость. Утомительный, но триумфальный октябрьский день клонился к вечеру, воздух ещё пах порохом и пушечным дымом, лучшие войска короля Люберии выглядели бодрыми и довольными.

Песцовая мантия на плечах, гордый прищур, снисходительная улыбка подчиненным: король Люберии и будущий властитель острова Хаатро сегодня торжествовал… Вдруг с крепостной стены он увидел летящую по дороге гнедую лошадь, нёсшую стройную всадницу в длинном плаще, почти лежавшую на холке коня. Приглядевшись, обеспокоенный герцог велел немедленно опустить подъёмный мост.

– Что бы это могло означать? – пробормотал он…

…Усталая, измученная дальней дорогой, упав в кресло, Энель пила славийское вино из жестяной полевой кружки и с негодованием жаловалась брату на его взбесившуюся невесту. Герцог, от нетерпения, едва дослушал сестру до конца.

– Коня мне! – крикнул он, дрожа от ярости.

– Оставайся в крепости: здесь ты в безопасности, – бросил он Энель. – Проклятая старуха ответит мне за всё!

Он вызвал четверых из своей свиты.

– Собирайтесь быстрее, следуйте за мной по Сланцевой дороге в сторону Славии! Догоняйте!

Ни на секунду не в силах задерживаться, он стремительно вышел из цитадели, не глядя на слугу, подавшего коня, забрался в седло, пришпорил скакуна, и копыта слаженно и угрожающе простучали по деревянному мосту.

Герцог, вне себя, глотал осенний холодный воздух, а воображение рисовало ему, что сделает он с королевой славийской. И вдруг тревожная мысль отравила его сознание: «А откуда она, в самом деле, может знать Марчелу?!» И в этот миг, словно в ответ на вопрос, одновременно со страшным грохотом, раздавшимся за его спиной, герцог почувствовал, что летит с коня. Он больно ударился о каменистую землю: в ушах зазвенело, из носа потекла кровь; невыносимый грохот нарастал, и герцог обернулся.

Зрелище, представившееся его глазам, было грандиозно. Один за другим взлетали на воздух крепостные бастионы и, рассыпаясь на камни, валились вниз. Над ними стоял чёрный дым. Чувствуя, как желудок проваливается куда-то вниз живота, а волосы на голове шевелятся, герцог наблюдал, как, словно игрушка, взлетела на воздух и развалилась цитадель с люберийским флагом. От грохота, казалось, разверзаются земные недра, и вот-вот разорвутся барабанные перепонки. Рядом с герцогом, убитый взрывной волной, лежал его конь.

Спустя пять минут всё было кончено. Над тем, что когда-то было крепостью Ашкерот, пылало огненное зарево. Клубился чёрный дым, застилая клонившееся к закату солнце. Грохот стих, слышался только треск догоравших руин.

Герцог с трудом поднялся, ногу пронзила острая боль: вероятно, она была сломана при падении. Наступить на неё было невозможно. В съехавшей на сторону мантии, чувствуя, что лицо и колени в грязи и пыли, он, пошатываясь, стоял на дороге и силился понять, откуда на душе такая тяжесть, что трудно дышать. Ведь он был жив, он не был погребён под останками крепости… Гибель лучшей части войска? Проигранная война? Нет-нет, он мог подняться после любого поражения. Сломанная нога?.. А, может, упущенные бразды правления в Славии? Выпущенный на свободу Силлон? Ох, нет…

…Когда он, наконец, понял, в чём дело, – откуда-то сверху его накрыло глубокое, как бездна, горе, и в звенящей пустоте он остался совсем один…

В этот момент на Сланцевой дороге показался всадник на вороном коне. Он приближался к месту, где стоял герцог. Узкое лицо всадника светилось торжеством, а в прищуренных глазах отражалось зарево пожара. Это был вэтландский консорт, который не смог отказать себе в удовольствии наблюдать за взрывом крепости Ашкерот.

Подъехав ближе и неожиданно узнав в стоящем на дороге, возле убитого коня, человеке герцога Ч*, Умари был поражён до глубины души. Изумлённо и весело он вскричал:

– Да неужто у вас и впрямь девять жизней, Ваша светлость?!

Герцог поднял на своего противника невидящий взор.

– Энель, – хрипло сказал герцог и указал на дымящиеся развалины крепости. – Энель!

Умари вгляделся ему в лицо, обернулся к крепости и всё понял. Он опустил глаза долу, лицо его сделалось сурово и печально.

Когда он поглядел на стоявшего на дороге, он увидел то, чего никому и никогда ещё видеть не доводилось, – он увидел, как герцог Ч* плачет…

Заключение

– Вы хотели видеть меня? – спросил консорт.

Герцог сидел на тюремной кровати, опираясь локтем на стол и вытянув вперёд сломанную, перевязанную с двумя деревяшками ногу.

– Хотел, – спокойно ответил он. – Завтра меня казнят, и перед смертью желал поговорить с вами.

Консорт сел на табуретку в углу.

Герцог посмотрел на него, прищурив тёмные глаза. Консорт разглядывал его поседевшие виски, согнувшиеся плечи, углубившиеся морщины. Герцог постарел с той минуты, как был взят им в плен на дороге, у взорванной крепости.

– Мы могли быть друзьями, – сказал герцог.

– Сомнительно, – возразил Умари, – мы слишком разные, и цели у нас разные…

– Скажу честно, – признался герцог, – умирать страшно.

– Ещё бы, – усмехнулся консорт, – сколько раз по вашей милости мне пришлось в этом убедиться…

– Мы могли быть друзьями, – повторил герцог. – Вы сразу мне понравились. Враждовать со мной – это был ваш выбор…

– Мой, – подтвердил Умари. – Нам никогда с вами не было по пути. Но… я уважаю вас, – если хотите.

– И на том спасибо, – коротко сказал герцог и отвернулся к окну.