Текст книги "В поисках шестого океана. Часть третья. Возрождение"

48. Возмездие

Дэн уже держал руку на весу, красиво вытянув ее в мою сторону. Наверное, он все делал красиво. Но я не стала любоваться. Разогнувшись, как пружина, ударила его снизу. В моих пальцах все еще был зажат обломок булавки, он глубоко процарапал Дэну шею и щеку.

Дэн от неожиданности выстрелил: его рука дернулась вверх, и пуля пролетела мимо меня. Левой рукой он инстинктивно схватился за шею. В то же мгновение я снова присела и, схватив Дэна за ноги, вывалила его из катера. Мне чуть помогла волна, на которой качнуло судно, но я не смогла удержаться и через секунду оказалась за бортом.

Дэн стрелял в меня снова. Выныривая, я видела, как пуля рассекает воду, стремительно теряя скорость. Но только один раз. Больше его пистолет не работал. Теперь главное было отплыть от него подальше.

Прохладная вода взбодрила меня и обожгла солью. Я почувствовала каждую царапинку на своем теле. Их пекло, словно огнем. Но это и придавало мне силы.

Я хорошо умела плавать. Даже очень хорошо. Я видела, куда ушел катер, и отчаянно плыла за ним. Там был берег. Неизвестно сколько до него плыть, но он был там! Катер исчез за горизонтом через минуту. Я запомнила его направление относительно солнца. Главное – не сбиться с курса!

Меня торопило и то, что Дэн теперь преследовал меня с маниакальным упорством.

Сначала он замешкался, и я смогла оторваться от него. Оказалось, он говорил по телефону. Я удивилась, неужели есть аппараты, работающие в воде? Я плыла изо всех сил, но Дэн неуклонно догонял меня. Как же так? Я запаниковала. Внезапно Дэн оказался совсем рядом.

– Сссучка, – зашипел он злобно и хотел схватить меня, но я нырнула глубоко-глубоко, насколько хватило дыхания. Дэн остался на поверхности. Я смотрела из глубины вверх. Дэн не стал нырять за мной, он лег на воду. Ноги его были босыми, видимо, он скинул свои ботинки или они слетели с него.

Я с трудом расстегнула мешающий мне плащ и выплыла из своей одежды, как из подводных зарослей. Проплыла под водой еще немного и начала осторожно всплывать, подальше от Дэна.

Незаметно у меня не получилось. Воздуха не хватило, и Дэн услышал мой судорожный вдох.

– Не уйдешшшь! – зашипел он снова и стал догонять.

Без плаща и платья плыть было значительно легче, и расстояние между мной и Дэном оставалось неизменным.

Когда появился первый плавник акулы, я не испугалась. Рифовые акулы небольшие, любопытные и очень пугливые, от них запросто можно отбиться. Я только удивилась: откуда они здесь, в открытом море? Может быть, до берега осталось не так далеко?

Появление рифовых акул придало мне сил, а Дэна напротив – испугало. Его глаза побелели от страха, в руке мелькнул нож. Что он задумал?

В Полинезии, где я родилась, акул почитают как морских божеств и никогда не убивают зря. Папочка учил меня не бояться их и не провоцировать. Акулы никогда не нападают на людей, если только… И тут я похолодела.

За катером, из которого мы выпали, тянулся кровавый след. И Дэн ранен. Пусть не сильно, но его рана на шее все еще кровоточила.

Я в ужасе подумала: если акулы озвереют и начнут нападать, они разорвут и меня. И уже не важно, что на мне нет ран, только ссадины.

Акул было много. Я насчитала около десятка.

Они кружились вокруг нас с Дэном, и круги становились все меньше.

Но ведь именно этого я и хотела: погибнуть вместе с Дэном. Почему же я так напугалась этих акул? Глупая. Они все сделают за меня.

Дикие мысли продолжали кружиться в моей голове: если меня убьют акулы, это будет считаться самоубийством? И то, что я хотела смерти Дэна. Я нарушила заповедь «не убий»…

Отвлеченная своими мыслями, я не заметила, как ко мне подплыл Дэн. Он схватил меня за волосы и притянул к себе. Я взвизгнула, попыталась вырваться, но лишь бесполезно молотила руками и ногами.

– Я ссскормлю тебя им, – зашипел Дэн и приблизил ко мне нож.

Я набрала воздуха и тут же погрузилась в глубину, увлекая за собой Дэна. Это было единственное мое преимущество: я могла надолго задерживать дыхание. Я увлекала его все глубже, пока инстинкт самосохранения не взял над ним верх и он не вынырнул, оттолкнувшись от меня.

А я вдруг ослабла. Мне еще хватало воздуха, чтобы всплыть на поверхность, но в глазах темнело, а руки и ноги обмякли, словно разом утратили всю силу.

Я оставалась под водой. Время вдруг замерло, как в далеком детстве, когда я сидела в глубине, зацепившись за коралловый риф, и смотрела на поверхность воды, как играют на ней солнечные лучи, а всю меня наполняла сказочная музыка. Теперь я поняла, что это за музыка. Оставаясь в тишине, прекращая течение мыслей, начинаешь слышать музыку собственной души. Прекрасную или несуразную – у каждого своя.

Дивная, гармоничная мелодия наполняла мое сознание, и я понимала, что слышу ее в последний раз.

В глубине, куда был направлен мой взор, я увидела желтоватые глаза, которые стремительно приближались ко мне из синевы. Но я уже не боялась.

«Я узнала тебя, – подумала я. – Santa Muerto…»

* * *

«Останки обезображенного тела извлекли спасатели у Каймановых островов. На трупе виднелись многочисленные следы укусов и отсутствовала голова. Очевидцы последствий трагедии утверждают, что вода была красной от крови. Характер ран указывает на то, что нападение было совершено несколькими видами хищников. По остаткам одежды можно предположить, что она произведена в США. Опознать труп не удалось».

– Хватит читать эту муть! – сильные пальцы вцепились в край газеты и потянули ее на себя.

– А что мне еще читать? Остальные издания на испанском.

– Значит, пора учить язык конкистадоров, Лорки и Маркеса.

– Я люблю Маркеса.

– «Сто лет одиночества»? Я бы не выдержал.

– Ты читал?

Он покачал головой.

– Но ты же мне расскажешь? Ты все мне расскажешь, сказочница моя. Радость моя…

Его глаза стали, как прежде, голубыми, серые оттенки тревоги и боли покинули их.

Он неловко обнял меня здоровой рукой, стараясь не задеть трубочки и проводки. Я опять лежала в больнице. Теперь вместе с Рико.

– Сколько нас здесь продержат?

– Не знаю, – беспечно улыбнулся Рико. – Отдыхай, радость моя.

Он осторожно уложил меня на подушки, потянулся здоровой рукой к своему лбу.

– Не трогай, – одернула я его. – Болит?

– Нет, – соврал Рико, глядя на меня невинно-голубыми глазами.

– Отвлекись. Расскажи мне еще раз.

Рико улыбнулся.

– Я не очень-то умею красиво говорить. А что тебе так нравится в моем рассказе?

– Как ты расквасил нос Харперу, – честно призналась я.

– Ну, парень сам нарвался, – оправдывался Рико. – Знаешь, я всякое видел, особенно во время боя. Кто в ступор впадает, у кого паника, но чтобы такое…

И я снова слушала рассказ о том, как группа захвата пыталась освободить меня, как Рико понял, что это ловушка, и дал команду отступить. Он не был командиром этого подразделения. Может быть, его голос, привыкший отдавать приказы, может, тон этого приказа, но Рико послушались. Почти все. Почти.

Когда прогремел взрыв, группу захвата посекло осколками. Один полоснул Рико над бровью, и кровью залило глаза. Зажимая рану, Рико бросился к Брайну. Тому не повезло больше – осколок рассек артерию на ноге.

Рико перетянул Брайну рану и только тогда заметил, что Джо Харпер, бледный как лист, суматошно щелкает своим фотоаппаратом, фиксируя наиболее удачные кадры бойни. Вокруг слышались стоны, рядом кто-то кричал от боли… Джо Харпер жадно впитывал все, не забывая фотографировать.

И тогда Риккардо Тейлор ударил его в лицо.

Впоследствии Джо Харпер и это удачно обыграл. Его фотография с белоснежной повязкой на испачканном кровью и грязью лице облетела весь мир. Это оказался удачный пиар-ход для последующей книги, которую он написал, используя полученные материалы. Правда, большую часть этих материалов конфисковали правительственные службы, но кое-что перепало и Харперу. По крайней мере, на книжку хватило.

Но это было после.

А тогда, в больнице Кейман Айлендс в Джорджтауне, мы с Рико еще ничего не знали о том, как сыграет эта информация и что будет со всеми нами. Мы просто были счастливы, что живы, и наслаждались каждым мгновением, проведенным вместе.

– Я-то тебе все выложил, почему ты мне ничего не рассказываешь, радость моя?

– Я не помню.

– Совсем?

– Совсем.

На самом деле я помнила. Тяжелый взгляд желтоватых глаз. Сильный толчок, выбросивший меня на поверхность и заставивший дышать.

Не знаю, каким чудом я держалась на плаву, но я видела все.

Огромное животное поднялось над водой почти наполовину и резкий утробный вой… нет, скрип, визг пронесся над морем. Акулы исчезли, словно их не было.

Конечно, я узнала ее. Косатка, встретившаяся нам у Алеутских островов. И в устье реки Колумбии, когда я хотела спрыгнуть с моста, тоже была она. И теперь.

Невероятно! Это не могла быть она!

Но взгляд, насквозь прожигающий душу, невозможно забыть.

Это был тот самый кит.

Он взглянул на меня, и я отразилась в его зрачке.

Я все еще видела свое отражение, когда косатка опустилась на голову Дэна и сомкнула челюсти. И как по команде, вновь возникшие акулы начали рвать обезглавленное тело.

Что было дальше, я действительно не помнила. Рико рассказал, что меня нашли только вечером. Стая дельфинов вынесла мое тело к берегу Большого Каймана на закате.

* * *

На месте гибели Дэна водолазы исследовали каждый метр, но золотой кулон с ключом от счета наркокартеля так и не нашли.

Когда мы узнали это, Рико смущенно признался, что его друг-программист сделал точную копию этого ключа еще до того, как он попал к Дэну.

– В бумагах твоего отца указан и банк, и номер счета. Здесь, на Каймановых островах. Нужен был только ключ. Вот он.

Рико протянул флэшку.

– Они твои, радость моя. Все эти огромные деньжищи наркокартеля.

И тут мне снова стало страшно. На ладони Рико лежало то, что унесло не одну сотню жизней. Я сразу решила, что нужно делать, но боялась только, что Рико не поймет меня. Я сбивчиво пыталась объяснить.

– Понимаешь, Рико, может деньги и не пахнут, но эти несут только разрушение и смерть. Из-за них погибло много людей. Я не хочу этих денег, Рико! Их нельзя трогать. Родители могли воспользоваться ими в любое время, но они не стали. Мы жили по-разному и бедно тоже, но они не тронули ни цента из этих денег. Эти деньги прокляты, Рико. И всех, кто к ним приближается, подстерегает смерть. Santa Muero…

Меня передернуло. Я вспомнила кита-убийцу.

– Я понял, Софи. Ну и что с ними делать? – Рико вертел в руках неприметную флэшку.

– Я знаю что, – твердо сказала я.

49. Течение бытия

Осталось добавить совсем немного. Мы поженились через месяц, на базе Ванденберг, по католическим традициям. Церемония была грандиозная и шумная. До этого Рико сначала вел длительные переговоры со своими родителями, потом потерял терпение и сказал:

– Это моя жизнь и моя свадьба. Мне все равно, что вы там не поделили 15 лет назад, и мне плевать на решение суда. Хотите быть на моей свадьбе – приезжайте.

И они приехали. Кармен Леон Пилос со своим последним «удачным» мужем, Джон Тейлор – с дочкой. Взгляды между бывшими супругами летали огненные, но друг друга они избегали, не разговаривали и свадьбы не испортили.

Кармен мне понравилась. Ее взгляд оказался не таким жестким. По крайней мере, на меня она смотрела доброжелательно и называла «кариньо» – деточка. Джон Тейлор меня немного напряг. Было в нем что-то от федерального агента Дэна. Может быть, рассеянный, но цепкий взгляд или педантичность, с которой он относился не только к Рико, но и к своей дочери. А вот сестренка Рико оказалась милой и напомнила Стейси.

Моя маленькая сестренка Стейси, я ничего не знала о ней. Как сложилась ее судьба? Много раз, еще замужем за Диего, я искала доктора Келли и Стейси, но не могла найти. Когда я сказала об этом Рико, он посоветовался с Би-Би, и через несколько дней я любопытством и трепетом рассматривала фото. Джейн Келли и Стейси на горнолыжном курорте, в ресторанчике этого курорта, покупают продукты в супермаркете (здесь фото было слабого разрешения, видимо с камер наблюдения, но то что это Стейси и Джейн – сомнений не вызывало). Они были счастливы. И почти на всех снимках их сопровождал пожилой крепкий мужчина.

– Это отец Стейси, Питер Кошутинский, – пояснил Брайн. – Он отсидел десять лет. Авария там была какая-то на стройке, ему впаяли непредумышленное. Я знаю его. Он искал Стейси по всем штатам, поднял на ноги департамент полиции и социальные службы, но в Асторию попал, когда они уже уехали. Ну вот, значит, нашел он их.

И тут я впервые порадовалась за Стейси. У нее теперь есть не только мама, но и папа. А я не знаю, где мои родители. И даже к алтарю на свадьбе меня вел Сэм.

Организацией свадебного мероприятия занималась Дороти Хоуп. Она приехала вместе со своим партнером Фрэнком Найманом. Не знаю, кто в их бизнесе главный, но смотрелись они очень гармонично. А нежные взгляды, которые они бросали друг на друга, выдавали, что теперь их связывает не только общее дело.

После суматохи свадьбы мы с Рико отправились прямиком на Аляску. Там он испытывал беспилотники, а я в полной мере наслаждалась снегом, морозом и полярной ночью, которую мы еще застали. Там, среди снегов, которые лежали до самого мая, у меня было много свободного времени, и я наконец-таки получила школьный аттестат.

По возвращении в Калифорнию меня ожидало известие. Огласили завещание Диего. Его недвижимость и деньги отошли каким-то мексиканцам, но все свои картины Диего Гонсалес почему-то завещал мне.

«Моей нежданной музе, тонкому лучику, призрачной надежде на счастье – Софи Бертон» – от этих слов я разревелась прямо в нотариальной конторе. Значит, он немножко любил меня. Пусть совсем чуть-чуть, но он был способен любить. За это он будет прощен там, а я уже простила ему все.

Когда я увидела его последние картины, они поразили меня какой-то новой глубиной, которой не было раньше. Словно талант Диего вышел на новый уровень. А одна из картин и вовсе заворожила меня. На ней обнаженная девушка плыла в стае дельфинов и рыжее закатное солнце блестело на их телах. Надо ли говорить, что у девушки было мое лицо. Эту картину, а также карандашные рисунки с моих фотографий я оставила себе. Еще несколько полотен продала на аукционе, чтобы вернуть себе те деньги, которые Диего забрал у меня. Остальные произведения я передала художественной школе в Альбукерке. Они обещали открыть музей Диего Гонсалеса.

Рико женился на мне, когда у меня за душой не было ничего, кроме номера социального страхования и паспорта. Получив деньги от продажи картин Гонсалеса, я почувствовала себя гораздо увереннее. По крайней мере, бедность нам уже не грозила.

Я ведь отдала флэшку с ключом от денег наркокартеля правительству США и лично президенту. Я просила только об одном: чтобы наши с Рико имена не упоминались в официальной хронике. Словно бы кулон пропал вместе с Дэном. Тогда все эти высокопоставленные чиновники смотрели на меня с любопытством и недоверием. Мне еще подумалось, что если и они подерутся за деньги наркокартеля, то это будет к лучшему.

Шесть месяцев спустя правительство США премировало нас с Рико небольшим процентом от тех денег наркокартеля, что лежали в банке. Это оказалась огромная сумма, настоящее состояние, о котором мы даже не мечтали. И в этот раз мне не было тревожно.

Надо ли говорить, что у Сэма и Хельги родился сын, которого назвали Нил. Так исполнилось очередное мое видение.

Кстати, о видениях. После того страшного сна в самолете видения больше не возвращались, и я впервые за долгие годы почувствовала себя нормальной.

Поначалу мы с Рико жили на базе Ванденберг, а после купили небольшой домик на берегу океана. Там нас и навестил Олаф. Он привез фотографии, которые хранила Мария. Это были детские снимки Риккардо Тейлора еще в Каролине.

Когда я увидела эти фото, то затаила дыхание и не могла пошевелиться. Словно картинка из кусочков сложилась, наконец, в единое целое и обрела глубину и объем. Вся моя жизнь вдруг наполнилась еще одной разгадкой. Окончательной.

Это была фотография пятнадцатилетнего мальчишки, лохматого, с остатками фингала под глазом и рассеченной губой. Он стоял, сложив руки на груди, и сердито смотрел в объектив.

Фото было черно-белым, но я видела, помнила эти пронзительно-голубые, наполненные болью глаза.

«Они столько наговорили друг другу, что мне обоих видеть противно! Уйду от них!» – отчаянный мальчишеский голос звенел в моих воспоминаниях.

Пуэрто-Рико. Здание суда.

– Бедный мой мальчик, – прошептала я.

Я ничего не сказала Риккардо. Может быть, потом, когда у нас будут дети, я спою ту самую колыбельную песенку, и он узнает меня. И снова удивится тому, что мы были предназначены друг другу давным-давно, когда еще не знали, что такое любовь.

Так закончилась жизнь, полная приключений, интриг, загадок и противостояний. И началась совсем другая, наполненная любовью, счастьем и новыми открытиями. И первым радостным событием было то, что в конце июня я узнала, что стану мамой.

Я забеременела случайно, полгода, отведенные врачами на реабилитацию после ранения еще не прошло, и Рико очень беспокоился, что могут быть какие-нибудь последствия. А когда я родила сразу двух крепких мальчишек, не мог поверить, что бывает такое счастье.

Мы назвали их Ник и Гленн, в честь моих родителей. Все-таки Гленн – мужское имя. Мальчиков никто не называл близнецами, хотя они были очень похожими. Ник смотрел на мир черными, а Гленн – ярко-голубыми глазами.

Оставалась только одна неразгаданная тайна. Мои родители. Я уже сама стала мамой, но они до сих пор в моих воспоминаниях были для меня «мамочка» и «папочка»…

* * *

По древней легенде, Адам и Ева видели звезды, образующие Южный крест. А значит и рай находился на земле, где-то в Южном полушарии. Я всегда думала, что Полинезия – это и есть рай на земле. И я родилась в этом раю…

Мне снился Таити. Лазурное море и такое же яркое небо.

«Здесь будет хорошо растить детей», – подумала я во сне и сразу же увидела Туа. Толстая туземка улыбалась мне и протягивала бусы из пеньки, украшенные ракушками и жемчужинками.

– Они твои, mia bambina!

Я узнала их. Мне смастерила эти бусы мамочка, когда мы были на Аляске. Я танцевала в них полинезийские танцы. Почему же они здесь, на Таити?

И я вдруг поняла. Прямо во сне. Этих бус не может быть у Туа! Они оставались на «Нике», когда отплывали мои родители. А если они у Туа, тогда…

Я стремительно просыпалась, все еще цепляясь за сон. Так не хотелось мне расставаться со своей названной бабушкой.

Я лежала в темноте, и глаза наполнялись слезами. Бабушка Туа не знала итальянского, но, как и папа, звала меня bambina – деточка.

Рико тоже проснулся.

– Ты плачешь, Софи? Что-то с мальчиками?

Он испуганно сел, включил ночник.

Наши мальчики родились три месяца назад и были безмятежно спокойными, в отличие от их отца, который постоянно волновался, похудел и подскакивал от малейшего шороха в колыбельках.

– Что с тобой? Почему ты плачешь, радость моя? – Рико, проверив, что с мальчиками все в порядке, снова нырнул в постель, нашел меня под одеялом, привлек к себе. Я уткнулась ему в плечо, облив слезами.

– Это только сон, – прошептала я.

– Плохой?

– Нет. Очень хороший. Мне снилась Полинезия, моя таитянская бабушка… Мы поедем туда?

Я почувствовала, что Рико кивнул, но отвечать не спешил.

– Поедем, – наконец ответил он. – Только мальчики подрастут.

– Мне кажется, Туа что-то знает о моих родителях. Я не переписывалась с ней только потому, что она неграмотная и мои письма могли попасть кому угодно. Поедем, Рико! У нас ведь есть деньги. Много денег!

– Хорошо, радость моя. Обязательно поедем. А сейчас тебе надо выспаться, мальчиков скоро кормить, – Рико гладил меня по спине.

Еще пара движений, и он замер, мгновенно заснув.

А я лежала на его груди, слушала спокойный стук сердца и думала о своем сне.

Почему мне приснилась Полинезия? Почему мое ожерелье у Туа? Может быть, это знак? И мои родители все это время скрывались на островах? Там ведь так много этих островов, что затеряться среди них просто. И потеряться тоже…

* * *

Внезапно меня накрыло видение, и я оказалась на палубе небольшой моторной яхты. Сверяясь с координатами в навигационной системе, я увидела остров. Обычный, довольно крупный атолл. Обитаемый – среди деревьев виднелась хижина. Но что-то в этой хижине было не так. Она была белой. Как обшивка «Ники»…

И вот уже мои ноги вязнут в прибрежном песке, а мокрая одежда прилипает к телу, мешая бегу. И я вижу их. Двух туземцев, занятых своей повседневной работой. Мужчина и женщина. Как когда-то Адам и Ева. Я нашла их!

Крик застывает у меня в груди, видение уже отступает, оставляя мою кожу ледяной, но в последнее мгновение я вижу, как оборачивается мужчина, и на его загорелом постаревшем лице я узнаю папочкины молодые глаза.