Текст книги "Серебряное пламя"

Джейк отбивался от неожиданного нападения, отпихивал Трея, бил его тяжелыми кулаками, боролся за свою жизнь, но глаза у Трея были дикими, лицо – бесчувственным, а длинные руки, как мощные клыки, были безжалостны. Они сомкнулись, наконец, несмотря на яростное сопротивление Джейка, на горле и уже не размыкались. Кровь Трея медленно капала на широко раскрытые глаза лежащего под ним человека, как какой-то ужасный аккомпанемент смерти. Лицо Джейка посинело, затем стало синюшно-багровым, издаваемые им хрипящие звуки реверберировали в шелковой комнате. Но Трей не слышал звуков умирающего под его руками человека; только само убийство было реальностью, необходимость заставить замолчать Джейка Полтрейна.

Потеря крови усугубляла состояние Трея, но он не ослаблял давления на горло Джейка, хотя его руки просто кричали от боли. Стойко терпя боль, как его учили с детства, он, упорный в своем безрассудном стремлении, убеждал себя, что Джейк никогда не прикоснется к Импрес.

Возможно, какой-то примитивный инстинкт дал команду мозгу ослабить хватку, или тому был причиной попавший ему в ноздри запах от жаровни. Однако, какая бы ни была причина, он разжал руки и медленно поднялся на ноги, чувствуя, как силы оставляют его. Перешагнув через мертвое тело Джейка Полтрейна, он рухнул на подушки кушетки.

Он лежал до тех пор, пока не прошло головокружение, затем оттер кровь с глаз шелковой занавеской, висевшей позади него, и, придя в себя, подумал о том, чтобы пойти к зеркалу и посмотреть, откуда льется кровь. Однако через секунду Трей решил, что ему необходимо видеть Импрес, улыбающуюся и зовущую его одновременно. Опершись на локоть, успокаивая дыхание, Трей медленно проделал всю процедуру: размял порцию опиума, осторожно поместил его в трубку, зажег от жаровни и сделал глубокую затяжку. Он откинулся на шелковые подушки, позволив наркотику действовать, увидел вначале золотистую вспышку, а затем появилась Импрес. Она была дальше в этот раз, на полпути к покрытым снегом холмам, на которых распускались крокусы, пробивающиеся через льдинки, но она улыбалась ему, звала его по имени. Он опять потянулся к трубке, чтобы увидеть ее ближе.

Ку лично регистрировал всех своих самых важных посетителей, чтобы удостовериться, что им удобно и комфортно, что у них есть все необходимое, и, когда искалеченное тело было вынесено вниз по ступенькам, он вернулся к повседневной рутине. Он обратил внимание на открытую дверь в комнату Трея, когда проходил мимо, и, испугавшись, осознал, что случилась катастрофа. Указания, полученные им от Хэзэрда, были простые, но ясные: его сын может быть там, где хочет, но никогда не должен оставаться без охраны.

«Чего можно ждать от Хэзэрда?» – уныло размышлял Ку, по мере того как отворял дверь и входил в комнату. Достаточно было беглого взгляда, чтобы понять, что Джейк Полтрейн мертв. Ку, дрожа, оглядел измазанного кровью раскинувшегося на кушетке Трея. В считанные секунды разглядев, что грудная клетка Трея поднимается и опускается в полутьме комнаты, Ку с огромным облегчением приблизился к кушетке. По крайней мере, Трей еще жив. Быстро выйдя из комнаты, он осторожно притворил дверь и послал слугу за доктором.

Часом позже, после того как Трей был вымыт и перебинтован, а доктор в десятый раз заверил Ку, что пуля прошла вскользь и рана несмертельная, Ку отправил сообщение Хэзэрду. Затем лично расставил охрану у комнаты до его прибытия.

Хэзэрд, сопровождаемый Блю и Фоксом, подъехал к дому сразу же.

– Как он? – спросил Хэзэрд напряженно, готовя себя к худшему после невнятного сообщения, которое он получил от слуги Ку о докторе, выстреле и Джейке Полтрейне.

– С ним все в порядке, – быстро ответил Ку. – В полном порядке. – Его торопливое заверение было вызвано угрожающим взглядом Хэзэрда. – Джейк Полтрейн мертв, но там никого не было, кроме меня и доктора, – добавил он быстро, после еще одного взгляда на Хэзэрда.

Без единого слова Хэзэрд отпихнул Ку и вошел в комнату, спокойно прикрыв дверь за собой. Он был мокрый от дождя, его твидовая куртка пахла сыростью, длинные волосы прилипли к голове, шее и горлу. Откинув их, он пристально всматривался в полутьму, сердце колотилось от страха, который не отпускал его всю дорогу. Слова Ку немного успокоили – его сын был жив. И поэтому он вознес краткую молитву индейским духам.

Глаза Трея приоткрылись, когда он услышал слабый звук открываемой двери, и, посмотрев на отца, он улыбнулся.

– Здравствуй, папа.

Хэзэрда шокировал вид Трея, но, когда он заговорил, голос не выдавал волнения.

– Как ты? – спросил он, не замечая тела посреди комнаты, весь во власти ошеломляющей радости, что сын жив.

Трей заметно похудел, кожа обтянула лицо, подчеркивая большие глаза, блестевшие в свете жаровни. Он раскинулся с босыми ногами на подушках кушетки, как будто никто не угрожал ему недавно смертью, и совершенно не обеспокоенный мертвым телом в ярде от него.

– Прекрасно, – ответил Трей, слабая улыбка приподняла уголки рта. – Ты не хотел бы попробовать средства Ку и забыться?

Хэзэрд не двинулся, но тряхнул головой, отказываясь, темные волосы блеснули от этого движения.

– Твоя мать хочет увидеть тебя, она очень беспокоится и просит, чтобы ты вернулся домой.

Плавно повернувшись, Трей вытащил листок бумаги, лежавший под роскошной кушеткой.

– Я не безнадежен с точки зрения выздоровления, ты знаешь, – сказал он, снова улегшись, губы растянулись в полуулыбке. – Здесь, – добавил Трей, протягивая лист бумаги, – я дал себе неделю, чтобы избавиться от всех злых демонов. – И увидеть Импрес в опиумных грезах, подумал он, настолько реальных, что он мог коснуться ее шелковистых волос и теплой кожи. Найти утешение в изнурительной борьбе с самим собой. – Я бы приехал домой завтра.

Взяв предложенную бумагу, Хэзэрд пробежал ее глазами и положил на стол, стоящий рядом.

– Думаю, лучше, если ты приедешь сегодня. – В его спокойном глубоком голосе слышалась властность, хотя слова он выбирал самые дипломатичные.

Перехватив выразительный взгляд отца, брошенный на тело Джейка Полтрейна, Трей сказал тихо:

– У меня не было выбора… он был готов убить меня.

– Я на твоем месте сделал бы то же самое, – ответил Хэзэрд, посмотрев на своего единственного сына. Трей был жив, а ради этого он продал бы душу и убил бы дюжину Джейков Полтрейнов.

– Я никогда не убивал человека голыми руками, – голос Трея перешел почти на шепот, теперь, когда все было кончено, когда ярость и ревнивый гнев прошли.

Жизнь стала более сложной, философски подума Хэзэрд, слыша колебание в голосе Трея, чем в его молодые годы. В те дни отомстить нападающему было делом чести.

– Некоторые живут дольше, чем должны, – пробормотал мягко Хэзэрд, подумав, что законы белых людей иногда позволяют людям жить, хотя они вовсе не заслуживают этого.

– Он говорил об Импрес, – сказал Трей. В памяти вспыхнули обрывки слов Джейка, и он глубоко затянулся, чтобы успокоить нервы.

– Ты скучаешь по ней. – Это не было вопросом. Губы Трея искривились в печальной улыбке.

– Больше, чем ожидал. До сих пор я никогда не скучал по женщине.

Первым импульсом Хэзэрда было спросить: «Хочешь, я привезу ее обратно?» Похищение женщин всегда было в обычаях племени Абсароки. Но он подавил импульс как анахронизм, хотя, как человек действия, считал быстроту и решительность заслугой. По крайней мере, раз и навсегда был бы выяснен вопрос, почему она молчала. За прошедшие годы, подумал Хэзэрд печально, он научился приспосабливаться к «цивилизованным» манерам, похищение, может быть, как экзотическая форма ухаживания, была бы осуждена окружающими. И в этом смысле его вмешательство выходит за пределы отцовских прерогатив.

Двинувшись вперед, он перешагнул через тело Джейка и, дойдя до сына, положил руку на плечо Трея.

– Поедем домой, – сказал он мягко. – Твоя мать ждет.

Трей переоделся в кожаные брюки и полосатую рубашку и, когда через несколько минут они вышли, вежливо поблагодарил Ку, который ожидал в холле.

Глаза Хэзэрда были холодны, выражение лица замкнутое.

– Если вы будете так добры присмотреть за тем, чтобы все было убрано, я был бы очень благодарен.

Почтительно кивнув, Ку понял, что может назвать цену и она не будет оспариваться, но ожидается, что он будет помалкивать. Сама тактичность, он огветил:

– Считайте, что все выполнено, мистер Блэк.

На следующий день Трей вместе с семьей отправился в летний лагерь, и в горах, окруженный друзьями, занятый охотой, скачками и всеми летними развлечениями, все реже грустил об Импрес. Через неделю он поехал на Медвежью гору и попросил духов помочь ему найти успокоение. Там перед глазами у него появились символические образы: он увидел духов, которые летали на огромных краснохвостых ястребах, внезапно превратившихся в горных пони; Импрес, одетая в ковбойскую одежду, но с огромными бриллиантами в ушах, сидела рядом с ним у костра, и, когда он протянул руку, чтобы коснуться ее, она исчезла, а на ее месте появилась Валерия. Духи взяли его за руку и успокоили, когда он закричал от ярости, придали ему силу, напоминая о предках, наследии и вере. Они мелькали перед его глазами в мистическом танце жизни, убеждая при свете дня и под звездным небом на Медвежьей горе, что сущность человека в нем самом. И как времена года сменяют друг друга, так и в сердце тоску сменяет радость.

Обновленный и освеженный, Трей спустился с горы с мыслью, что время – лучшее лекарство. Он провел все лето в горах, помогая управлять отцовскими табунами лошадей, которых перевели на свежие пастбища в предгорья. Как и раньше, он выигрывал все скачки на Рэлли и находил удовольствие в победе. И хотя он проводил время с Рэлли больше, чем обычно, его клан понимал, что он нуждается в одиночестве.

К концу лета Трей был в отличной форме. От соли его лицо стало совсем бронзовым, он был здоров как никогда.

Глава 17

В середине сентября Трею сообщили, что Валерия родила девочку. Ребенок был полукровкой. Увидев ее, Валерия отказалась прикоснуться к нему и известила, что отправляет ребенка на ранчо. Возникла суматоха, обзвонили весь город, чтобы разыскать кормилицу, а Блэйз торопливо оборудовала детскую комнату к тому времени.

На следующий же день, когда Трей приехал домой из летнего лагеря и впервые увидел крошечную инфанту, лежащую в розовой колыбели, он был сразу же очарован. Глядя на него огромными глазами, она гукала и пускала пузыри, и улыбалась ему неясной блуждающей улыбкой.

– Она такая развитая, – гордо прошептала Блэйз, стоя рядом с Треем. – Большинство детей начинают улыбаться гораздо позже.

– Ты говоришь как любящая бабушка, – поддразнил Трей.

– Она нуждается в нас, – спокойно ответила Блэйз, намекая на отказ Стюартов воспитывать ребенка.

– Ей понравится у нас, говорю тебе. Какая очаровательная! – Трей нежно коснулся покрытой пухом головки. – Как ее назвали?

– Никак… мы думали, что подождем твоего приезда.

– Разве Валерия… Блэйз покачала головой.

– Вот стерва, – пробормотал Трей.

В последующие дни и недели он проводил по нескольку часов в день в детской и учился ухаживать за приемышем.

По настоянию Хззэрда ее назвали Бэлли[4]4
  Красавица (англ.)


[Закрыть].

– Мы не согласны с тобой, хотя бы потому, что ты так настойчив, – стала дразнить мужа Блэйз, когда впервые стал обсуждаться вопрос об имени.

– Разве ты не знаешь, мама, – сказал Трей с улыбкой, – как он сердится, если не может настоять на своем. Очень смешно, – ответил Хэзэрд в притворной обиде. – Но это в самом деле прекрасное имя.

– Для театральной звезды, – сказала Блэйз.

– Или для победительницы в женском роде, – добавил Трей с ухмылкой.

– Вы, двое, можете выбрать девочке второе имя, – любезно предложил Хэзэрд.

– Какое великодушие, – сказал Трей, подняв брови.

– Одно из самых поразительных черт характера твоего отца.

Но Хэзэрд в самом деле проявил настойчивость, хотя, если бы жена и сын спорили с ним не просто для того, чтобы показать независимость своих суждений, они бы так легко не уступили.

Хэзэрд заказал специальный детский сервиз из серебра, на котором было выгравировано имя девочки, и начал тренировку крепкого горного пони для ее первых поездок. Блэйз полностью переделала детскую комнату и выписала из Франции детские вещи, в то время как Трей обнаружил массу приятного в том, чтобы уговаривать малышку съесть кашку и протертые фрукты.

Таким образом, Бэлли Джулия (Джулией звали героиню из любимой поэмы Трея) стала всеобщей любимицей на ранчо.

Восемь месяцев обязанностей Трея по брачному контракту истекли, когда Бэлли исполнился месяц, и день в день Трей попросил у Валерии развода.

Чтобы наверняка застать ее дома, Трей навестил ее ближе к вечеру, выбрав время после чаепития и перед обедом, на который Валерия могла быть приглашена.

Она была еще одета в платье, в котором пила чай, из бледно-розового шелка, отделанного по краям алансонским кружевом, подчеркивающим цвет ее глаз.

– Должно быть, это не светский визит, – промурлыкала она лениво, невозмутимо-спокойная в своей, обычной манере, и подняла голову, чтобы посмотреть на него. Трей был одет в пропыленную рабочую одежду: кожаная куртка поверх пропахшей потом хлопковой рубашки. Башмаки и брюки были покрыты светло-серым песком.

– Мы устанавливаем новую дробилку в руднике, – пояснил он, глядя на ее томную позу. – Некоторые должны зарабатывать себе на жизнь.

– А другие нет, – ответила она насмешливо.

– Я вижу, что у нас, как обычно, полное согласие, – сухо отметил Трей. Он остался стоять, чувствуя себя неспокойно, не собираясь задерживаться дольше, чем необходимо.

– Ты всегда такой колючий, Трей, дорогой. Я знаю, что ты можешь быть совершенно другим… присядь и расслабься. Поговорим о прежних временах, – промурлыкала она нежно и грациозно показала на ближайший стул.

Ее способность не обращать внимания на те бедствия, которые случились из-за ее жадности, раздражала Трея.

– Я хочу развестись с тобой, – сказал он коротко и грубо, не обращая внимания на этикет.

– Нет. – Ее голос был ровный и спокойный, выражение лица – безмятежное, она протянула руку к бокалу с шерри, стоявшему на мраморном столике, стилизованном под лебедя.

– Нет? А ты не боишься умереть? – спросил он негромко, думая о том, что один удар лебединым столиком, – и все его неприятности разом окончатся.

– Мне нравится быть миссис Брэддок-Блэк. – Валерия сделала глоток и сказала с самообладанием, которое выводило его из себя: – Не хочешь попробовать? Это настоящий португальский шерри.

– Я не пью шерри, и если бы даже пил, то не стал бы этого делать с тобой, – ответил Трей напряженно, еле сдерживая себя. То, что она сказала, было, неожиданностью. – Ты же подписала соглашение. – От его слов веяло арктическим холодом.

– Я порву его.

– Не будь такой наивной, – рявкнул он коротко. – У нас есть копия.

Ее улыбка была сама невинность.

– Буду спорить, что это подделка.

Великий Боже! – подумал он с отвращением.

– Ты не собираешься уступать, не так ли?

Ее улыбка исчезла, и на мгновение лицо исказилось от злобы.

– Не слишком ли часто я уступала тебе, дорогой? – спросила она с подчеркнутой медлительностью. – Так что… думаю, что меня это не беспокоит.

Какое удовольствие было бы, подумай Трей в следующий момент, согнать эту улыбку с ее лица, и он почувствовал, как напряглась спина под пропотевшей рубашкой и кожаной курткой.

– Я всегда недооценивал твою жадность, – пробормотал он, его серебристые глаза мерцали как лед.

– Значит, в этом состоит мое преимущество, – промурлыкала она удовлетворенно.

– Это не игра в шахматы, Валерия.

– Но все же игра, не так ли, дорогой? – В ее грудном голосе слышался вызов. Трей всегда пробуждал в ней первобытные чувства, и его отчужденность раздражала ее. Он напоминал ей всегда, и особенно сейчас, пропыленный и одетый в кожу, зверя, огромного темного хищника. Возбуждающий зверь… но больше не ее. Ей хотелось унизить его.

– Предоставим вести разговор об играх юристам, – сказал Трей просто. – Мы подведем итог с тобой после нескольких раундов.

Хэзэрд поговорил на следующий день, напомнив ему, что они подписали документы до женитьбы.

Дункан промолчал.

Глядя на пожилого, с изрядным брюшком человека Хэзэрд почувствовал раздражение.

– Я не собираюсь отнимать у вас много времени Дункан, – сказал Хэзэрд. – Почему бы вам не уехать из Монтаны? Оценим расходы и переведем вам деньги.

Первый раунд начался.

Дункан и Валерия пришли к мысли, что они продешевили, и теперь решили немного поприжать семью Брэддок-Блэк. Со своей стороны, Хэзэрд не хотел проблем с Бэлли и поэтому решил выждать некоторое время.

– Их надо убить, – сказал как-то утром Трей с отвращением, и Хэзэрд поднял взгляд от письма, которое он перечитывал. В письме предлагалось назвать Дункана официальным опекуном ребенка Валерии. – Хотелось бы, во всяком случае, – добавил Трей со вздохом в ответ на недоумевающий взгляд отца. – Боюсь, что переговоры могут затянуться.

Хэзэрд откинулся в кожаном кресле, лицо исказила легкая гримаса.

– Не хочется так говорить, но люди типа Стюарта продажны – вопрос будет только в цене. Хотя, это не так уж и плохо. Ненавижу торговаться. Как Бэлли?

– Я и мама боролись за право кормить ее утром. Я выиграл, – сказал Трей с усмешкой. – Бэлли нравится яблочный джем, но она терпеть не может овсянки, – он показал пятно на своей рубашке, – а горячий шоколад, который я готовлю, она предпочитает няниному. – От его мрачного настроения не осталось и следа, упоминание о Бэлли всегда вызывало улыбку на лице.

– Рад, что наша Сара Бернар доставляет вам столько развлечений, – ответил Хэзэрд, его собственную угрюмость сменила улыбка. – Она радость для твоей матери… в доме так давно не было детей.

– Во всей этой суматохе только появление Бэлли имело значение… но я не хотел, чтобы Валерия догадалась об этом. – Трей потянулся, сбрасывая напряжение. Разочарование, преследующее его, отступало, когда он вспоминал о Бэлли. – Валерии не могло прийти в голову, сколько радости доставит мне малышка, – заявил Трей жизнерадостно, устраиваясь поудобнее в кресле напротив отца. – Теперь я не только умею менять пеленки и кормить ребенка, но способен поддерживать светский разговор о детях. Вместо того чтобы просто спросить «Как дети?» – и кивнуть головой в нужном месте, я могу обсуждать детали и давать советы. – Он ухмыльнулся внезапно. – Как ты думаешь, что сказали бы по этому поводу Арабеллы Макджиннис всего мира?

– То, что говорят всегда, – сухо сказал Хэзэрд. – «Это просто восхитительно. Вам нравятся мои новые сережки?»

– Или платье, портной, парикмахер… не забывай… мне многое приходилось выслушивать. – Он посмотрел на отца, сидящего за столом. – Ты с мамой всегда говорил откровенно?

– Всегда. – Голос Хэзэрда был полон понимания. – Она мой лучший друг.

– В отличие от моей жены, – ответил саркастически Трей, – которая понимает дружбу как возможность больше получить по чековой книжке и чьи материнские чувства распространяются исключительно на отца, наживающегося на индейцах в резервации. Я хочу, чтобы ты знал, – сказал он, в голосе слышалось негодование. – Меня не волнует цена.

– Из этого следует, – сказал Хэзэрд хладнокровно, – что они могут забрать рудник Лостгрик.

– Пуля обойдется дешевле, – ответил Трей, улыбаясь.

– Хорошая мысль, – произнес отец, его темные брови поднялись.

Случилось так, что кто-то, менее склонный к угрызениям совести и чувствительности, чем Хэзэрд и Трей, положил конец бесчестной жизни Дункана Стюарта через две недели. В качестве подрядчика индейцев, продающего припасы агентам резерваций, его обвиняли вместе с коллегами в бесстыдном обмане. Пятьдесят индейцев умерли от употребления испорченных продуктов, и две сотни погибли от голода предыдущей зимой в резервации Блэк Эрз из-за отсутствия припасов, хотя в правительственных отчетах указывалось, что за пищу и ее доставку полностью уплачено и она распределена среди индейцев. Было обычной практикой, что деньги платились за полный объем припасов, а распределялась индейцам только их малая часть, в то время как все остальное перепродавалось с изрядной выгодой. Какие только перестановки не предпринимались, чтобы уменьшить коррупцию! Однако, поскольку прибыль была громадна и доставалась легко, а наказание – незначительно, смена агентов и чиновников ничего не давала, ибо мало кто мог устоять перед искушением, оказавшись перед сундуком, доверху заполненным золотом.

Когда Дункана нашли, с него был снят скальп, а рот был набит испорченным мясом, как будто кто-то нарочно хотел показать, что убийство совершено индейцами. Хэзэрд и Трей обратили внимание властей, что индейцы в такой ситуации не стали бы снимать скальп. После безуспешных розысков шериф перестал заниматься поисками убийцы, так как в пограничном штате жизнь мало стоила, а у Дункана Стюарта было много врагов в жизни.

Шериф решил, что убийца – человек, которому Дункан доверял, потому что выстрел был произведен сзади близкого расстояния. Никто другой, особенно индеец, никогда не смог бы подобраться к нему на расстояние ружейного выстрела. И потом, что бы о нем ни говорили, трусом он не был и дешево свою жизнь не продал бы. Следы сгоревшего пороха на его одежде и пуля в спину подтверждали наличие компаньона, скакавшего вплотную за ним.

Под предлогом выражения соболезнований Арабелла Макджиннис навестила Валерию в один из дней после похорон. Они никогда не были подругами, скорее соперницами, потому что обе богатые молодые женщины гордились своей красотой и боролись за одних и тех же кандидатов в мужья. Известный всем отказ Трея выполнять свои супружеские обязанности несколько успокоил зависть Арабеллы, вызываемую богатой добычей Валерии. Хотя за возможность стать миссис Брэддок-Блэк Арабелла готова была убить кого угодно. Сейчас ее интересовало, какие изменения смерть Дункана внесет в отношения между Валерией и Треем.

Как только Арабелла вошла в маленькую заднюю гостиную, в которой Валерия с хорошо рассчитанным желанием унизить принимала ее, она промурлыкала:

– Какая очаровательная комната, Валерия. Ваш стиль виден в убранстве. Это действительно негритянские скульптуры? Какие милые! – Она театрально покрутила головой, давая почувствовать насмешку, прогулочное платье красновато-коричневого цвета мягко зашелестело по ковру. – Вы одна, дорогая, в таком горе… без мужа рядом с вами. Я удивлена, что Трей не поддерживает вас в трудную минуту. – От ее слов веяло злорадством.

По Валерии никак нельзя было сказать, что она горюет; ясно было, что Трей не появится в ее доме, чтобы успокоить несчастную дочь, сраженную смертью отца, – обстоятельства, которые обе женщины прекрасно понимали. Вопрос был в том, кто первый нанесет удар и как силен он будет.

– По крайней мере, у меня все-таки есть муж, дорогая, – промурлыкала Валерия в ответ. – Вам пока не удалось подвести ваших поклонников к этой черте?

– Я слишком молода, чтобы думать о замужестве, так говорит папа. – Арабелла тряхнула золотистыми кудрями. – А вас замужество удовлетворяет? – Она нанесла ответный удар.

– Я нахожу, что замужество восхитительно, – Валерия сделала эффектную паузу, – и выгодно. Не хотите ли чаю или вы предпочтете ваш обычный бурбон? – спросила она злорадно, делая выпад в свою очередь.

– Я бы не отказалась от бурбона Трея, – приторно сладко ответила Арабелла, понимая, что все в городе знали, что Трей не провел с Валерией и получаса с тех пор как женился.

– Он пьет бренди.

– А со мной пьет бурбон.

– Каждый пьет с вами бурбон, – заявила Валерия позвонив в колокольчик, – потому что ничего другого в вашем доме нет.

– Наш бурбон из Кентукки превосходен. – Росс Мак-джиннис гордился своими кентуккскими корнями в той же степени, что и семейным запасом спиртного.

– Я так не считаю. – Валерия нанесла встречный удар. – Мой папа всегда держал превосходные напитки. – Она сделала лакею, который вошел в комнату, повелительный жест. – Бурбон для мисс Макджиннис и шерри для меня. – И пока слуга наполнял бокалы, обе женщины вложили в ножны шпаги и заговорили о тривиальных вещах, касающихся погоды, хорового пения и постановки «Летней ночной мечты» на местной сцене.

Не успела дверь за лакеем закрыться, как Арабелла спросила:

– Где это вы разыскали такого красавца? – Последнее слово было особенно подчеркнуто. – Я никогда не видела его прежде. Откуда его выписали?

– Да, он новенький, но наймом прислуги занимается мой дворецкий. Почему бы вам не спросить у него?

Однака Арабелла успела заметить, как смотрела Валерия на высокого, физически хорошо развитого молодого человека. Хотя с того места, где она сидела, трудно было рассмотреть ответный взгляд лакея, когда он, поклонившись, вышел из комнаты, но могла поклясться, что этот слишком загорелый для домашнего слуги красавчик с темно-рыжими волосами подмигнул и улыбнулся Валерии.

– Как его зовут? – небрежно спросила Арабелла.

– Томас.

– А у него есть фамилия?

– Уверена, что должна быть, – сказала Валерия, слегка пожав плечами. – Обычно он откликается на Тома, – добавила она с вкрадчивой улыбкой.

– У него красивые сильные руки, – промурлыкала оценивающе Арабелла.

– В самом деле? Мне постоянно приходится напоминать ему об осторожности… – Валерия сделала деликатную паузу. – С моим фарфором и хрусталем, я имею в виду. Не хотели бы вы, чтобы я позвала его снова, чтобы еще раз наполнить ваш бокал?

– Не возражаю, – немедленно ответила Арабелла и решила, что в будущем обратит внимание на мамин выбор лакеев.

Появившись в гостиной, Томас выполнил свои обязанности выше всяких похвал, но его улыбка, когда он обратился к Валерии с обращением «мэм», была просто нахальна, хотя и очень обаятельна.

– Он несколько нахален, – заметила Арабелла после того, как лакей ушел.

– Я предпочитаю слуг с определенной… жизненной силой, – промурлыкала Валерия, – а Том, с этой точки зрения, великолепен.

– Как вы образно сказали.

– Вы мне льстите, – ответила Валерия с кривой улыбкой.

И Арабелла получила столько информации из этой улыбки, что потеряла аппетит на целый месяц.

Полное имя Тома было, между прочим, Томас Китредж Брэддок. Он был братом Блэйз по отцу и впервые они встретились две недели тому назад. Как только Тиммс объявил о его приходе, Том подошел к сестре и, сказав: «Привет, сестра», обнял ее своими ручищами. Рожденный шесть месяцев спустя после смерти отца, он только недавно узнал, что у него есть сводная сестра, Билли Брэддок постарался обеспечить будущее сына своей любовницы, но настоящее имя отца Том узнал от матери только месяц тому назад в Сан-Франциско.

– Зови меня Кит, – сказал он, целуя Блэйз в щеку. – Меня все так зовут. – И он протянул руку Хэзэрду. – У меня никогда не было зятя. Надеюсь, вы не возражаете. – И его улыбка, когда он повернулся к Блэйз, вызвала слезы на ее глазах, так он был похож на отца.

– Рад вас видеть, – любезно сказал Хэзэрд. – Добро пожаловать в нашу семью.

Засидевшись допоздна за разговорами и услышав о женитьбе Трея, Кит вызвался быть разведчиком у Валерии.

– Это будет забавно, – сказал почерневший на солнце молодой человек, искатель приключений, только что вернувшийся из трехлетнего кругосветного плавания на яхте.

– Самое интересное, – произнес Кит, – это игорный клуб и женщины в Макао. Я провел там шесть месяцев.

Никогда не знаешь, удастся ли тебе уйти живым с выигрышем. Очень увлекательно, – добавил он с усмешкой.-Извини меня, сестра, но риск, – его брови быстро поднялись, – добавляет особую остроту в отношениях с жешцинами.

– Тебе нет необходимости извиняться, – ответила Блэйз с улыбкой, – потому что все эти годы я ждала, что какой-нибудь разъяренный отец пустит пулю в Трея. Он слишком похож на тебя в поисках безрассудных приключений. – Поймав быстрый взгляд, которым обменялись Трей и Хэзэрд, она с насмешкой добавила: – Неужели вы думали, что я верила вашим объяснениям?

И Хэзэрд и Трей одновременно подумали, сколь много она действительно знает.

– На кого похожа ваша жена? – спросил Кит.

– Если ты любишь приключения… – медленно растягивая слова, произнес Трей.

– Звучит интересно. Итак, все, что я должен делать, – это следить за ней, пока переговоры не закончатся.

– Ты не должен, – вмешалась Блэйз.

– В самом деле, Кит, – сказал Хэзэрд из глубины своего любимого кресла, держа в руке бокал с бренди. – Валерия рано или поздно согласится на развод. Нет необходимости вам впутываться.

– Она красива?

Хэзэрд и Трей обменялись еще одним взглядом.

– Зависит от вашего вкуса, – нейтрально сказал Хэзэрд.

– Она очень красива, – сказала Блэйз. – Нет необходимости осторожничать со мной, дорогой, – указала она Хэзэрду. – Я достаточно хорошо разбираюсь в женщинах типа Валерии. Думаю, она делала тебе определенные намеки, – закончила она оживленно.

Хэзэрд подавился бренди.

– Видишь ли, Кит, – сказала Блэйз, – Валерия большая шутница.

Визит Арабеллы заметно осложнил жизнь Валерии; ее стали спрашивать о Томе. Распространяемые Арабеллой слухи усилили желание закончить переговоры с семьей Брэдцок-Блэк.

Валерия сначала укоряла себя за неосторожность, но потом пренебрежительно пожала плечами. Почему она должна беспокоиться? Если понадобится, чтобы Том исчез, она заплатит ему, а пока – легкая улыбка появилась у нее на лице – ей не хочется расставаться с этим обаятельным молодым человеком. Посмотрев на часы, она решила, что ее не осудят, если она слегка опоздает на обед к Брюкхиллам вечером, и позвонила в колокольчик Томасу.

Часом позже, когда служанка причесывала ее к обеду, Валерия заметила, что щеки у нее буквально горят от «жизненной силы» Томаса.

– Не надо накладывать румяна, – сказала она оживленно, – а если вы еще раз дернете мои волосы, я уволю вас без рекомендаций.-То, что Валерия была страстной женщиной, никак не влияло на практическую сторону ее натуры, и пока она сидела, наблюдая, как служанка укладывает каждый завиток ее волос, она решила, что должна быть благоразумна относительно своего будущего. После смерти отца, восстановив после рождения нежеланного ребенка фигуру, она почувствовала, что ее манят новые горизонты. Она начала обдумывать свое вхождение в общество Нью-Йорка. Белые перья цапли, думала она, будут прекрасно оттенять ее темные волосы, а вместе с сапфирами семейства Брэддок-Блэк… Затем, конечно, голубое платье – голубое всегда изумительно идет ей. И, разумеется, никому нет дела до того, что она привезет с собой лакея.

Валерия настояла на переговорах непосредственно с Треем – без адвокатов и посредников, – желая получить садистское удовольствие от его унижения. Любопытно, что больше всего Валерию задевал отказ Трея выполнять супружеские обязанности. Мужчин всегда влекла ее красота и потому Валерия сочла себя оскорбленной, полагая теперь, что своим унижением он должен расплатиться за все.