Текст книги "Серебряное пламя"

Глава 23

Как только позволили приличия, Трей вызвал консьержа, чтобы заказать билеты на корабль до Нью-Йорка. Приняв решение уехать, он хотел закончить все формальности утром, но выяснилось, что корабль отплывает только через день. Трей громко выругался, едва только за слугой захлопнулась дверь, и налил себе еще один бокал бренди, чтобы поднять настроение.

Путешествие в Париж было ошибкой, исключая, конечно, то, что он узнал о существовании сына. Когда он стал взвешивать горечь и разочарование на одной чашке весов, а на другой – радостную весть о Максе, то решил, что итог все же складывается в его пользу. Конечно, братья и сестры Импрес тоже были важны для него, и Трею следовало бы их навестить в любом случае, но после прошедшей ночи едва ли он получит приглашение.

Покончив с бренди, он отправился дать телеграмму родителям, чтобы известить их о своем возвращении, и после обычных задержек вернулся в отель, когда уже было позднее утро. В коридоре было тихо, редкие любители утренних прогулок завтракали в ресторане. Среди них вечерним костюмом вопиюще выделялся Сэм Честер, впрочем, как и Трей, единственный краснокожий в этой компании бизнесменов и праздной знати. Сэм прокричал приветствие Трею через весь зал, будучи не вполне трезвым, и Трей мгновенно решил, что Сэм именно тот человек, в котором он нуждается, чтобы выбросить из головы Импрес.

В тихом уголке они поговорили о лошадях, затем, конечно, о женщинах, и все время сравнивали качество различных сортов коньяка. Солнце, светившее через высокие окна, коньяк, который Трей закусывал кусочками посыпанного сахаром лимона, создавали тепло, которого не было на улице и которое сглаживало и смягчало душевную боль. Переговариваясь с Сэмом, Трей вспоминал безмятежные дни в колледже, когда самым главным были развлечения и игры, проблем же вовсе не существовало. Неужели это было всего несколько лет назад? Сегодня он чувствовал себя глубоким стариком.

– Ты слышал о дуэли из-за герцогини де Монтре? – Рыжеватые волосы Сэма торчали в разные стороны, словно наэлектризованные, что вполне соответствовало его жизненной энергии. В школе он и Трей всегда возглавляли самые смелые юношеские выходки, их, порывистые натуры были сродни друг другу, и теперь глаза Сэма возбужденно светились при упоминании скандала, когда молодой офицер дрался на дуэли из-за замужней женщины на пятнадцать лет старше его.

С удовольствием улыбнувшись, видя живой интерес Сэма к волнующим приключениям, Трей мягко ответил:

– Кто же об этом не слышал?

– Не могу представить себе, что из-за нее дрались на дуэли. Она слишком стара.

Любую женщину старше тридцати Сэм рассматривал как ископаемую древность.

Посмотрев на приятеля через стекло бокала, Трей не согласился:

– Я видел ее в Дюнете и думаю, что большинство считает по-другому. А ты не дрался бы, если бы застал свою жену на месте преступления?

Сэм ухмыльнулся.

– Полагаю, что ради всех женщин в мире не стоит этого делать.

До встречи с Импрес Трей от всего сердца согласился бы с мнением друга, но обстоятельства изменили его прежнюю беспечность. Правда, сейчас он был не в том настроении, чтобы обнародовать свою страсть.

– Кажется, тут есть огромное количество доступных женщин, – сказал Трей уклончиво.

– А разве так не всегда было? – заявил Сэм, пожимая плечами.

Одаренный незаурядным здоровьем, прекрасно сложенным телом атлета и миллионами отца, Сэм никогда не испытывал недостатка в женщинах.

– Гюильи пришлось бежать в Бельгию, – сказал он, продолжая тему волнующей его сплетни.

– Это ненадолго, – заметил Трей, снова наполнив бокал, – ради соблюдения приличий.

– Ее муж покупал здесь выпивку после этого и надоедал всем сказками о своей хозяйке, – проговорил Сэм. – Послушай, ты ведь знаешь того молодого танцовщика из «Комеди Франсез»?

Трей кивнул. Все знали новейшую звезду труппы.

– Монтре не беспокоится о своей жене, а, впрочем, кого это вообще интересует? Ты ведь не женат, не так ли? – спросил Сэм запоздало, поскольку он и Трей не виделись почти два года.

– Нет. – Голос Трея прозвучал резко и отрывисто.

– Я так и думал. Тебя трудно отнести к этой категории, – сказал Сэм с ухмылкой. – А все же, если бы ты был женат, ты бы стал драться на дуэли ради своей жены? – Европейский обычай казался Сэму анахроничным, почти курьезным, в частности, по причине его полного пренебрежения к женскому обществу.

Трей вспомнил о ярости, которую он испытал, когда увидел Импрес в кругу поклонников, и о том, как ему хотелось убить каждого, кто прикасался к ней. Губы его искривила усмешка, и он ответил:

– Не знаю.

Его ледяной голос заставил затуманенный коньяком мозг Сэма вспомнить о слухах, касающихся Трея.

– Боже, я ведь совсем забыл, – проболтался он.

Это было как-то раз после бессонной ночи за выпивкой на Монмартре, когда все были настолько пьяны, что не могли отсчитать шаги. Конечно, за исключением Трея. Рука у него была тверда и не тряслась, только мерцающие глаза необычно блестели. Человек был убит, но не из-за женщины, хотя она имела к дуэли отношение.

– Я старался промахнуться, – сказал Трей, нахмурив брови, хотя голос у него был спокоен. – Чертов дурак качался и не мог устоять на месте.

По мере того как шло время, Сэм стал настаивать, чтобы Трей отправился с ним на бал к Ле Нотру.

– Это невозможно пропустить. Лучший винный подвал Франции.

Для Трея слова Сэма прозвучали достаточно убедительно.

– Пожалуй, тем более что, это мой последний день в Париже.

С Импрес все покончено… наконец-то. Он не сможет жить с ней, женщиной, которая не может обходиться одним мужчиной. Горькая ирония судьбы, подумал он тоскливо. Сколь часто он вежливо отделывался от надоевшей женщины, предпочитая жить своей собственной жизнью. А теперь Трей встретил женщину, которая таким же образом поступила с ним. Внезапно, несмотря на свои годы, он почувствовал, что усталость сожгла его дотла.

Хотя Импрес приняла решение отправиться на бал к Ле Нотру уже несколько недель тому назад, наутро она сообщила Этьену, который собирался сопровождать ее, что нездорова.

Ее страдания были так нестерпимы, словно Трей покинул ее несколько минут тому назад; Импрес думала, что не сможет улыбаться и обмениваться любезностями. При одном виде еды ей делалось плохо, горло перехватывало всякий раз, когда она вспоминала о холодных глазах Трея, и только любезное предложение Аделаиды взять к себе детей спасло ее от ужасной перспективы объяснять им внезапный отъезд Трея.

Проведя утро в слезах и негодовании, вызванными оскорбительным поведением Трея, Импрес решила, что настало время самой строить свою жизнь. Поэтому, когда появившийся в доме Этьен отказался признать заявление дворецкого, что мадам нет дома, и, отдав ему шляпу и перчатки, вошел в гостиную с мальчишеской улыбкой и заявил: «Вы не можете болеть, потому что я везу вас сегодня на бал», Импрес с подлинной радостью приветствовала его.

После минувшей ночи Импрес была особенно чувствительна к его покоряющему обаянию и согласилась с тем, что он заедет за ней в девять часов. Герцог прислал ей десять дюжин чудных роз, чтобы помочь преодолеть хандру. Их аромат поднял настроение Импрес. Так же, как покоряющая галантность Этьена.

Игривый тон присланной вместе с розами записки обладал особенным шармом. В небрежно написанных на гербовой с водяными знаками бумаге строчках, расположившихся непринужденно по всему листу, вместо сонета говорилось о надежде, что головокружительный запах розового масла сделает Импрес настолько легкомысленной, что она скажет ему «да». Обольщение герцога было добрым, неугрожающим, предложение сулило приятное удовольствие им обоим, и после прочтения записки Импрес решила, что выбор герцога своим партнером будет самым благоразумным, приятным и необременительным способом забыть о Трее.

К вечеру Импрес, дыша пропитавшим весь дом запахом роз и еще раз перечитав записку Этьена, решила закончить свое долгое воздержание и нарушить безграничную верность человеку, не держащему своего слова. Этьен даст ей безопасность, избавит от черной меланхолии и… он просто восхитителен. Он отвратит от нее тех поклонников, которые имели серьезные намерения и хотели ответного чувства. Она не готова к подлинной любви, обязательствам и нежности, которых требует замужество. Те почитатели, которые назойливо хотят обзавестись женой, должны подождать, пока перестанет кровоточить ее сердце. Этьен, если верить слухам, настолько искусен в искусстве обольщения, что искоренит Трея из ее сознания.

Казалось, все складывалось удачно для запланированного будущего Импрес: приехал Этьен, прекрасно выглядевший в вечернем костюме, лишний раз, подтверждая своим видом репутацию самого красивого и обаятельного мужчины Парижа. Он был внимателен к детям и дружелюбен с Импрес, полностью посвятив себя на этот вечер обязанностям сопровождающего, собеседника и партнера по танцам. И Импрес искренне смеялась, что, как она думала, будет невозможно после предыдущей ночи.

В признание своих новых намерений Импрес отбросила траур и надела жизнерадостное платье из алого шелка, украшенное черным кружевом и несколькими ярдами серебряных лент, – экстравагантный вечерний туалет, который очень соответствовал ее приподнятому настроению и розам Этьена. Они украшали ее волосы и корсаж сильно декольтированного платья. Когда она под руку с Этьеном вошла в зал, внезапно наступившее молчание показало, что все гости поняли, что герцог де Век выиграл клубное пари. При виде вышедшей из траура бывшей графини де Жордан у всех присутствующих захватило дух. Прекрасные волосы и кожа подчеркивались интенсивным красным цветом платья, а изумительное кружево добавляло в ее облик порочности.

– Ну, эта девушка восстановила семейную судьбу – и сторицей, если привлекла к себе внимание де Века. Он очень великодушный человек. – Сказавшая эти слова, рассматривала Импрес через отделанный эмалью лорнет.

– Она так же дерзка, как и ее отец, и очень обращает на себя внимание… все-таки наследственность много значит, – заметила ее собеседница, в свою очередь разглядывая Импрес. – Кто, кроме Максимилиана де Жордана решился бы увести девушку, обрученную с сыном английского посла? Все пытались флиртовать с дочерью английского графа, которая была самой прекрасной девушкой Парижа в тот сезон, – продолжила она, критически изучая Импрес взглядом вдовы, перед глазами которой прошли десятки красивых девушек, – но каждый понимал границы этого флирта. Только Макс мог позволить себе хотеть то, чего не пристало, – закончила она с видом пожилого человека, обсуждавшего прошлое так, словно оно было настоящим.

Обе владелицы лорнетов одновременно подвинулись поближе, желая оценить великолепную дочь Максимилиана де Жордана, которая в объятиях герцога де Века провальсировала от них так близко, что они почувствовали запах роз.

– Я люблю танцевать, Этьен. – Импрес улыбнулась партнеру. – Вы прекрасно танцуете.

Его ответная улыбка была ободряющей, глаза под немного прикрытыми веками были полны восхищения тем, что она получает удовольствие от танцев. Веселье искрилось в ней, словно шампанское, и Импрес была так хороша, что ему захотелось поцеловать ее. Розы были выбраны превосходно; их цвет изумительно гармонировал с волосами и кожей.

– А ваша жена не будет возражать? – деликатно спросила Импрес, потому что это был их десятый подряд танец, и она только сейчас заметила, что Изабелла также присутствует на балу. Когда герцог предложил сопровождать ее, она предположила, что жены Этьена нет в Париже или она приглашена куда-нибудь еще, и хотя Импрес понимала, что их брак носит династический характер, но все же ей было не по себе от неопределенности, какой декорум требуется соблюдать в присутствии обоих супругов.

– Возражать против чего? – отсутствующе ответил герцог, так как его внимание сосредоточилось на высоком темноволосом молодом человеке индейского происхождения, вошедшем в танцевальный зал из карточной комнаты.

Импрес все более убеждалась в том, что сделала правильный выбор. Сегодня она получит огромное удовольствие. Этьен не только превосходный танцор, он все время развлекает ее, так что она вообще и не думает о Трее.

Как все легко идет, подумала она самодовольно и упрекнула себя, что не видела ранее преимуществ такого восхитительного мужчины, как Этьен.

Однако самодовольство сразу же покинуло ее, когда она заметила темную голову Трея, склонившуюся к светлым, как одуванчик, волосам красивой молодой женщины с вызывающе оголенными плечами, которые он обнимал, улыбаясь ей. Пораженная интимностью его улыбки и собственническим положением его рук, Импрес сбилась, нарушив ритм танца, и наступила на ногу Этьену. С улыбкой извинившись перед ним, она заставила себя отвести взгляд от поразительной картины – дама, которую прижимал к себе в танце Трей, была Клотильда Шиме, пользующаяся огромным успехом в Европе богатая наследница. Клотильду считали отпрыском прибалтийской аристократической семьи, что подтверждалось не только ее белыми волосами, но и диковатым нравом.

Волнующий трепет охватил Импрес, когда она представила себе Трея и Клотильду в постели, и сразу же, как закончился танец, она попросила шампанского.

– Пожалуйста, два бокала, – сказала она с напряженной улыбкой. И, когда Этьен принес их, она выпила шампанское с неприличной поспешностью.

– Надеюсь, это не в предвидении того, чтобы провести со мной время, – шутливо сказал герцог, обезоруживающе улыбаясь.

Импрес покраснела от его предположения и не в состоянии признаться, что она безнадежно ревнует Клотильду Шиме к мужчине, который не питал к Импрес ничего, кроме плотского вожделения, ответила:

– Нет, конечно, нет. Танцы вызвали у меня жажду, вот и все.

– Может быть, еще бокал? – спросил герцог тактично, стараясь, чтобы она чувствовала себя уверенно, и, пытаясь удержать Импрес в ее экспансивном веселье.

– Да, пожалуйста. – И еще один бокал был опустошен так же стремительно.

Было уже совсем поздно, и Импрес с герцогом собирались уезжать, когда Трей подошел к ним. Несмотря на все его благие намерения игнорировать Импрес, он посчитал невозможным уехать в Америку, не попрощавшись с ней. Мысль о том, что он больше никогда не увидит ее, неудержимо повлекла его к Импрес.

– Добрый вечер, – сказал Трей, обращаясь к ним обоим, но глядя на Импрес.

У него под ухом был ясно виден ровный прикушенный овал, заметно выделяющийся на его бронзовой коже. Импрес смятенно покраснела при виде оставленного ею страстного клейма.

– Я не знал, что вы друг Ле Нотра, – сказал герцог.

– Вовсе нет, – ответил Трей, не отрывая глаз от Импрес. Импрес обмахивалась веером из страусовых перьев, чтобы не выдать дрожания рук.

От внимания герцога не укрылись напряженные жесты Импрес и Трея и тоска в их глазах. Было ошибкой показывать страстное желание так явно. Несдержанная юность. Впрочем, потом научатся.

– Утром я уезжаю, – сказал Трей, и желваки заходили у него на скулах, – поэтому я хотел бы попрощаться. Пожалуйста, скажи детям, что я напишу им. – Голос у него был низкий и очень ровный.

После его слов Импрес почувствовала, как упало ее сердце, но поскольку иной возможности, кроме как вежливо ответить, у нее не было, она произнесла:

– Приятного путешествия. Дети будут рады получить весточку. – Огромным усилием воли она заставила свой голос звучать ровно.

Итак, сегодня это герцог, подумал Трей, ощущая желчную горечь ревности во рту. Проглотив комок в горле, он слегка поклонился герцогу и улыбнулся в своей обычной манере, которая покоряла столь многих людей.

– До свидания.

Менее искушенная в светской вежливости, Импрес не смогла улыбнуться в ответ.

– До свидания, – прошептала она, провожая его взглядом.

Светловолосая Клотильда ожидала его. Импрес успела заметить это в тот момент, когда Этьен подал своей спутнице бархатную накидку. Боже, как трудно любить его!..

– Думаю, что мне надо выпить, – сказала она.

С вновь обретенной решимостью Импрес села в экипаж Этьена и, когда он обнял ее и притянул ближе, подчинилась его настойчивости. Она нуждалась в нем сегодня, осмысленно нуждалась, с тем чтобы стереть чувственный образ Трея, освободиться от мертвой хватки, зажимавшей ее чувства, разрушавшей ее мозг. Вначале губы Этьена были мягкими и теплыми, затем объятия стали крепче, поцелуи жарче, и внезапная паника обуяла ее. Содрогнувшись, она отодвинулась. Герцог сразу же понял ее неуверенность.

– Вы слишком красивы, – ласково прошептал он. – Простите меня, малышка, за торопливость.

Импрес, заикаясь, извинилась, сконфуженная своей девической реакцией.

– Нет, Этьен… это… моя вина.

– У вас это впервые после смерти мужа? – Его теплая рука погладила ей плечо, голос звучал успокаивающе.

Импрес безмолвно кивнула. Хотя Трей не был ее мужем, но с другим мужчиной было в первый раз.

– Не пугайтесь, радость моя, у нас целая ночь впереди. Незачем торопиться.

Как он не похож на Трея, подумала она. Этьен отодвинулся, откинул голову и вежливо сказал:

– Скажите, вам понравился бал у Ле Нотра? Как бы то ни было, хозяин был бесподобен.

Герцог размышлял о том, не был ли муж Импрес груб. с ней в постели, отказываясь от ласки перед тем, как заняться любовью. Или она просто застенчива? В любом случае и то, и другое легко исправить с помощью терпения и мастерства, которыми герцог обладал в равной степени.

Улыбнувшись ему, Импрес прошептала:

– Спасибо вам, Этьен, за понимание… и да, я получила безмерное удовольствие сегодня. – Кроме торопливой, неограниченной страсти, которая была у нее с Треем, Импрес не обладала другим опытом. А Этьен предлагал нежность.

Посмотрев в его лениво полуприкрытые веками глаза, блестевшие сдержанной чувственностью, она поняла, что он предлагает больше, чем нежность.

Импрес и герцог вошли в фойе, наполненное запахом роз и, шепотом переговариваясь, чтобы не разбудить слуг, стали подниматься по лестнице. Войдя в будуар, Импрес не могла не рассмеяться от его рассказа о надутой принцессе, которая расспрашивала его о здоровье матери, а сама в это время не отрывала глаз от Импрес.

Настроение Импрес изменилось, она избавилась от застенчивости, которая охватила ее в экипаже. Беспечная и непринужденная, она наслаждалась ненавязчивым ухаживанием Этьена, еще раз убедившись, что он прекрасный партнер для того, чтобы отвлечь ее. Впервые в жизни она испытывала сложное чувство искушенной испорченности, вступив на новую жизненную дорогу, чему во многом была обязана совету Аделаиды. После рождения Макса кузина не раз уговаривала ее обзавестись любовником и, обладая испытанным и надежным, как она сама говорила, греческим средством, успокаивала насчет беременностей:

– В самом деле, – говорила ей Аделаида, – посмотри вокруг себя. Видела ли ты кого-нибудь, у кого больше двух детей? У Валентина есть наследник; у меня – Стефания, которую надо красиво одевать, мой долг выполнен. И Валентин одобряет. Он предпочитает, чтобы я была стройной и привлекательной, и я вполне с этим согласна. Подумай, как бы это выглядело, если бы женщина, беря себе любовника, через некоторое время награждала бы своего мужа ребенком? Конечно, есть женщины, которые именно так и поступают, но, по-моему, они настолько глупы, что просто не достойны своих любовников.

Импрес намеревалась вступить в светский мир праздных развлечений и любви с широко открытыми глазами и душевным настроем на праздник.

Вывернувшись из объятий герцога, она в самом лучшем расположении духа расстегнула свою вечернюю накидку и, бросив ее на постель, повернулась к герцогу с приглашающей улыбкой. Но через миг, когда он обнял ее и стал нежно целовать, страшная паника затопила ее. Импрес ничего не ощутила. С таким же успехом ее мог поцеловать Гай, чтобы пожелать доброй ночи. Боже, подумала Импрес, способна ли она пройти сквозь это, вообще не испытывая желания? Может быть, пылкое чувство и поглощающая страсть, которые она испытывала, стоило только Трею прикоснуться к ней или хотя бы просто посмотреть на нее, придут позже, когда Этьен начнет заниматься с ней любовью?

Ее руки дрожали, когда она положила их на грудь Этьену, нерешительность и неловкость полностью овладели Импрес. Но, в конце концов, решила она, нельзя же быть настолько инфантильной, чтобы ожидать барабанного боя и ангельского пения, пора, наконец, стать взрослой. Достаточно предыдущей ночи жесткого вожделения. Сегодня она будет учиться нежности… может быть… и только в грезах можно позволить себе помечтать, не принимая во внимание реальность. Человек, державший ее в объятиях, был средоточием того, что считалось верхом галантности и обаяния. Кто лучше него может изгладить из ее памяти воспоминания о Трее и открыть ей новые возможности?

Но в следующее мгновение, когда темноволосая голова Этьена наклонилась ниже, а его губы скользнули по ее шее, все, что она почувствовала, был переполняющий ужас. Я не готова, подумала она возбужденно, я не могу… не могу. И, задыхаясь, она уперлась ему руками в грудь.

– Не бойся, малышка, – прошептал он, вновь привлекая ее к себе, его руки погладили Импрес, успокаивая, словно перепугавшегося ребенка. Уверенный в своем умении, герцог знал, что сумеет возбудить ее, заинтригованный тем, что после многих искушенных в любви женщин, столкнулся с такой безыскусной невинностью. Как соблазнительна ее сдержанность! – Я не причиню вам вреда, дорогая, – сказал он, держа ладонями ее лицо. – Поцелуйте меня, – прошептал он.

– Мсье герцог, не могли бы вы уделить мне немного вашего времени? – Знакомый голос, удивительно спокойный, парализовал Импрес. Руки герцога отпустили ее лицо, оба они повернулись, ища того, кто произнес эти слова. Трей, который сидел развалясь в кресле у окна, медленно поднялся и вышел из тени, оказавшись освещенным слабым пламенем камина.

С легкой полуулыбкой на лице, с небрежно расстегнутым жилетом, ослабленным галстуком, блестя драгоценными запонками, он казался воплощением небрежного спокойствия, но под сдержанно произнесенными словами безошибочно чувствовалось, что он полон первобытного желания уничтожить их обоих. Этьен и Импрес посмотрели друг на друга, затем на Трея, а тот сардонически улыбнулся и поклонился. Единственная мысль, которая пришла в это мгновение в голову Импрес, это, как он умудряется выглядеть столь красивым и свежим?

Наглое, без приглашения, появление Трея и его кажущиеся спокойными слова безошибочно показывали его раздражение, которое только усилием воли удерживалось на привязи. Это был, без сомнения, поклонник Импрес. Герцог мгновенно отбросил колебания. Битва за женщину. Этьен испытал чувства, которые, как он думал, были позабыты. С едва заметным состраданием и прирожденным апломбом, который, как все признавали, был доведен де Веком до совершенства, если не сказать до уровня высокого искусства, грациозно выпрямившись во весь рост, герцог спросил:

– Конечно, мистер Брэддок-Блэк. Что вы предпочитаете: библиотеку или мой экипаж?

– Библиотеку, – не отрывая глаз от Импрес, резко ответил Трей.

Этьен, повернувшись к Импрес, галантно произнес:

– Извините меня, дорогая, за короткий перерыв.

– Трей! – резко воскликнула Импрес, наконец-то придя в себя после слов Этьена. – Что ты возомнил о себе, почему вламываешься в мой будуар?

– Потише, дорогая, – сухо ответил Трей. – Ты напугаешь герцога своим неконтролируемым темпераментом.

– Ты уже достаточно доставил неприятностей своим присутствием, – бушевала она.

– Стоило бы остаться, чтобы понаблюдать за тобой… А теперь, с твоего позволения, – сказал он, лениво растягивая слова.

Именно Этьен в этот момент постарался успокоить ее.

– Я вернусь, дорогая, сразу же после того, как я и мистер Брэддок-Блэк уладим наши дела. – Он был безмятежно спокоен, словно такие сцены в спальнях были обычным для него делом.

Двое высоких темноволосых мужчин оказались в библиотеке лицом друг к другу, оба одетые в изысканные вечерние костюмы, только на герцоге была еще наброшена черная пелерина.

– Я мог бы убить вас, – негромко сказал Трей.

– За чем же дело? – ответил герцог, развязав шелковые ленты под шеей и сбросив пелерину на стул.

Трей внимательно оглядел стройного мужчину, ответившего ему голосом, лишенным всяких эмоций, и увидел перед собой представителя могущественного древнего рода, видимо, лет на пятнадцать старше себя, но сильного и гибкого, очевидно, постоянно поддерживающего себя в хорошей физической форме.

– Я отец ее ребенка, – сказал Трей раздраженно.

– Я понял это, как только вы вошли в гостиную Импрес в первый день вашего пребывания в Париже. Ваше сходство, – герцог сделал небольшую паузу, – сразу же бросается в глаза.

Герцог слышал о репутации Трея у женщин. В предыдущие приезды он переспал почти со всеми молодыми аристократками. Однако его удивил тон, каким Трей заявил ему о сыне. Человеку, который ухитрился побывать в постели со столькими женщинами, следовало бы проявлять больше спокойствия в вопросах, связанных с детьми.

– Быть отцом недостаточно, – сказал Этьен, выражая таким способом свое несогласие. – Каждый ребенок имеет отца. Единственное, что меня интересует, так это, воспринимает ли вас Импрес. Говоря откровенно, у меня за последние десять дней сложилось впечатление, что она не хочет вас знать. Возможно, – произнес он, слегка улыбнувшись, – вы не проявили должной настойчивости в том, чтобы убедить ее.

Герцог отнюдь не был новичком в понимании женской психологии. Он внимательно наблюдал за сценой прощания Импрес и Трея у Ле Нотра и заметил щемящую боль разлуки, вызванную настоящей любовью. Это едва не заставило его прекратить преследование прекрасной миссис Майлс и, если бы он был менее эгоистичным человеком, именно так и поступил бы. Но, наблюдая прощание молодых людей, он пришел к выводу, что Импрес потребуется плечо, на котором можно поплакать и, может быть, что-то более существенное. А он бы мог предложить и то, и другое.

Трей вспомнил, как он грубо овладел Импрес предыдущей ночью, и вздрогнул. Черт возьми, наверное, это его вина. Но тут же пересмотрел свое решение, думая, что Импрес виновна не меньше, доведя его до бешенства своими замашками куртизанки и бесчисленными поклонниками.

– Черт, – выругался он негромко.

Разумные слова герцога привели его в окончательное замешательство, а непрерывное потребление спиртного за последние часы никак не способствовало ясности мышления.

– Я бы хотел выпить, – сказал он спокойно, раздраженно вздохнув. Он подошел к столу, уставленному напитками, открыл бутылку декантера, наполнил бокал и сделал глоток. Прополоскав рот, смывая дюжину часов питья, Трей проглотил коньяк и, повернувшись к герцогу, который с изумлением наблюдал за ним, произнес сухо: – Может быть, нам не следует убивать друг друга? Не хотите ли выпить?

Через несколько секунд они разглядывали друг друга через стекло бокалов.

– Примите мои извинения, – сказал первым Трей. – Я ощущаю себя полным идиотом. Не знаю, что делать дальше. – Затем он слабо улыбнулся и добавил: – Я мог бы долго говорить, но не хотел бы надоедать вам. Вместе с тем я уверен, что вы поняли ее необычность.

– Она единственная женщина, которая заставила меня задуматься о том, чтобы расстаться с Изабеллой, – задумчиво сказал герцог, пожав плечами непередаваемым гальским жестом. – Наш брак носит династический характер. Ничего необычного. Но я не рассматривал такую возможность ни с одной женщиной, до того как встретил Импрес. Она зажигает огонь в крови.

– Ив сердце, – сказал Трей, испытывая полный душевный дискомфорт.

– О, – сказал герцог, улыбаясь, – именно так все происходило на сегодняшнем бале.

– Я был готов застрелить вас, когда вы вошли в будуар Импрес.

– Понимаю. Однажды я убил человека в такой же ситуации – не из-за любви, а от ревности. Я был очень молод.

– Я ревную каждого, кто смотрит на нее, – с горечью заключил Трей, поднял бокал и осушил его.

– Так будет всегда с такими прекрасными женщинами, как Импрес, – уверенно заключил Этьен.

Герцог был твердо уверен еще в одном: сегодня Импрес не будет искать с ним успокоения, поэтому он поднялся и, посмотрев на упавшего духом молодого человека, сидящего за столом, сказал:

– Спасибо за коньяк и передайте мое сожаление Импрес. – Этьен был умудренным опытом человеком и давно расстался с юношеской пылкостью. Импрес еще будет здесь завтра, а если нет… что ж, он не умрет от любви.

Трей едва заметил его уход.

После того как мужчины ушли, Импрес стала расхаживать по комнате, думая о том, как возмутительно Трей позорит ее. Мало того, что его незваное появление испортило ее вечер с Этьеном, думала она, все более и более раздражаясь от его самонадеянности. Усевшись в кресло у окна, она стала барабанить пальцами по подлокотникам, глядя в уличную темноту и пытаясь представить, о чем идет разговор в библиотеке. Представив, что вся ее жизнь теперь отравлена скандалом, она решила думать о менее катастрофических последствиях. Через секунду Импрес беспокойно вскочила с кресла, подобрала накидку с постели и повесила ее в шкаф, словно порядок в комнате мог восстановить порядок в душе. Посмотрев на себя в зеркало, она пригладила волосы дрожащими пальцами. Черт бы побрал этих мужчин. Конечно, Этьен скоро вернется. Ее приводило в замешательство то, что ее оставили одну в будуаре. Как она могла позволить Трею вести себя таким образом! Судорожно она вновь уселась в золоченое кресло и стала опять барабанить пальцами, на этот раз по подоконнику.

Почему, подумала Импрес, она ждет здесь как неразумное дитя? Это ее дом, она взрослая женщина, достаточно независимая, чтобы принимать самостоятельные решения. Кроме того, она не является движимым имуществом Трея Брэддок-Блэка с его чудовищным высокомерием и не обязана выполнять команды по его прихоти!

И от этой разгоряченной мысли она ринулась к двери, распахнула ее одним движением и, поддерживая свою шелковую юбку, пулей пронеслась по ступенькам в библиотеку. Она не собирается смиренно ждать, пока двое мужчин обсуждают ее, как будто она какой-то товар!

– Если ты думаешь, что можешь командовать мною, Трей, – начала она страстно, едва войдя в комнату, прежде чем заметила абсолютное молчание. Остановившись, она осмотрела сумрачный интерьер комнаты, и ее взгляд замер на мощной фигуре Трея, сидящего за столом. – Где Этьен? – зло спросила она.

– Ушел, – спокойно ответил он.

– Ты угрожал ему? – пылко воскликнула она, приведенная в ярость его действиями, его незваным вторжением в ее дом, тем, как он командует в ее комнате.

– Естественно. – Его голос был ровным, ответ простым.

– Кто дал тебе право? – выговорила Импрес, задыхаясь от ярости, пока вдруг не обратила внимание на странную интонацию и нехарактерное для него настроение. – Почему? – спросила она затем приглушенным колеблющимся тоном.