Текст книги "Мы – потомки страны «Тартария»"

2. Тукай: единство личности и поэзии

В произведениях первого периода творчества Тукая, начавшегося в Уральске, не нашли полного отражения его тяжёлое детство, народная жизнь, которую он хорошо знал (исключение лишь «Сон мужика»), его личное мироощущение, духовный мир, зато явственно видны его начитанность, обширные познания в области средневековой татарской, («напеваю мелодию «Книги о Йусуфе и Якубе» – «Слово друзьям»; «Вспоминая «Бакырган»), литературы Востока, его ориентация на творчество таких известных поэтов, как Хафиз, Хайям, Саади, Фирдоуси. В последующие годы творческий рост поэта идёт со скоростью падающей с неба звезды. Развивая в своём творчестве национальные традиции, Тукай стремится соотносить себя с высотами русской, а через неё и мировой поэзии. В 1906 году молодой поэт в стихотворениях «Пушкину», «Из Пушкина» подчёркивает, что считает для себя маяком творчество Пушкина. Оду, посвящённую великому русскому поэту, он начинает с дружеского обращения: «Тебе нет равных (браво!), Пушкин Александр!» и затем вносит два уточнения: «Мои желания и стремления едины с твоими». На такое сравнение может рискнуть только поэт, знающий себе цену и пророчески предугадавший своё будущее. Уподобив творчество Пушкина яркому солнцу, оценив его силу, способную заставить «танцевать» деревья и камни, Тукай говорит: «Разве моё это дело – оценивать твоё мировоззрение и религию», тем самым подчёркивая широту своих взглядов и необходимость оценивать поэта лишь с точки зрения его художественного дарования. Не забудем и то, что автору оды, в которой дана оценка «господину Пушкину», было всего-навсего 20 лет.

В стихотворении «Пушкину» чётко прослеживается несколько особенностей, которые получат развитие в последующие годы. Главная из них – притягательность личности автора, его способность убеждать. Особенности жанра оды, получившей развитие в европейской и русской поэзии, он сочетает с чертами традиционного для восточной поэзии жанра «мадхия». В этот период Тукай уже писал на чистейшем татарском языке, однако в произведении «Пушкину» он отдаёт предпочтение сложному старотатарскому языку, который современный читатель без словаря не поймёт. И дело не только в том, что о творчестве необыкновенного поэта не пристало говорить на слишком простом, народном языке, что в стихотворении должна быть нераскрытая до конца тайна, второй и третий смысловые слои, а, скорее, в том, что сосуществование двух стилей – народного и элитарного – вообще характерно для творчества Тукая.

Через всё творчество Тукая проходят два удивительно равных, доведённых до совершенства стилевых направления. Одно – реалистический стиль, сформированный на основе народного разговорного языка, опирающийся на мифологические сюжеты и мотивы, пословицы и поговорки, лирические песни; и он характерен для произведений Тукая, написанных больше для детей. В стихотворениях философского или социального характера, в произведениях, поднимающих религиозные вопросы, он отдаёт предпочтение «высокому», элитарному стилю, щедро сдобренному словами из арабского, персидского, турецкого, старо-татарского языков. Из содержания произведений, движения его мыслей, развития средств выражения чувств и образов ясно видно, что Тукай целенаправленно и сознательно использует различные стили. В таких произведениях, как «Тэрэддед и сомнение», «Наставление», «Покаяние и исповедь», «Насилие» он облекает нравственные размышления, картины своего духовного мира, движение чувств в форму со стихотворным размером, состоящим из 15–15 слогов.

Разнообразие смыслового содержания и особенности образного мышления в поэзии Тукая связаны с широкой палитрой переживаний и жизненного опыта автора. Эти особенности лирического «я» обеспечивают неповторимое своеобразие его поэзии. Именно поэтому если в одних стихотворениях Тукай предстаёт как личность тонко чувствующая, с душой, полной любви и симпатии к людям, красоте, то в других он – острый на язык сатирик, подвергающий уничтожающей критике отсталых, безнравственных, лживых, невежественных людей, а также политик, философ, человек с государственным мышлением, способный компетентно оценивать события и факты… Если подумать, то это один и тот же Тукай, покинувший бренный мир в 27 лет…

Если в стихотворениях «Татарским девушкам», «Кого надо любить?», «Осень», «Поэту», написанных в 1906 году, явственно виден мощный лирический дар, который вскоре получит развитие, то в памфлете «Трутням», поднимающем социальные проблемы, он создаёт сатирические типы, зло высмеивая «аристократических трутней, с толстым брюхом и маленькими головами», которые богатеют за счёт притеснения и грабежа бедных, и не способны ни на что другое, кроме как поесть. Поэт даёт оценку и политике властей. В стихотворении «Государственной думе» он одним из первых российских поэтов разоблачает царскую Думу как бесполезное учреждение, не способное на серьёзную деятельность. Тукай высмеивает тех, кто горделиво восседает в Думе, стараясь произвести впечатление бурной работы. При этом поэт применяет оригинальный приём: стихотворение снабжено пояснением. На мотив песенки «Ай, душенька, Нагима», которое создаёт сатирический эффект, намекая на несоответствие содержания форме, ведь Дума – учреждение, призванное решать серьёзные государственные вопросы. Главная особенность поэта – иронический взгляд – насквозь пронизывающее стихотворение «Государственной Думе».

Эта особенность его поэзии ещё больше проявляется в памфлете «Не уйдём!», написанном как ответ группе депутатов-черносотенцев Государственной думы, которые предложили татарам убраться в Турцию:

 
Кто-то с кривой душой нам пустой даёт совет:
«Уходите в край султана, здесь для вас свободы нет!»
 

(«Не уйдём». Пер. с татар. Р. Бухараева)

Стихотворение Тукая является полемически заострённым, где он пишет, гиперболизируя: «Вместо десяти шпионов там пятнадцать мы найдём!» и его категоричная и уверенная фраза: «Здесь мы родились, здесь выросли, здесь встретим свою смерть» не потеряла своего значения ни в эпоху сталинизма, когда разговоры об этом велись, ни сейчас. Этим стихотворением Тукай представил себя как поэт-трибун, способный поднимать большие социально-политические проблемы, раскрылся как гражданин, политик, человек, имеющий право говорить от имени народа.

В бессмертном произведении «Шурале», где автор концентрирует внимание на человеческих качествах героя – представителя трудового народа, его находчивости, трудолюбии, слитности с окружающей природой. Тукай в «Шурале» обращается к фольклору, народной мифологии. Этот благодатный источник в дальнейшем станет опорой для всего его творчества, привнося в его произведения особый свет и народный дух.

В поэме, развивающей мифологический мотив, лирический герой берёт на себя «обязанности» дирижёра оркестра:

 
Описал стихами лето, осень, зиму – не хочу,
О красавицах румяных, чернооких промолчу.
 

(Пер. с татар. Р. Бухараева)

Ведущим образом романтических по духу стихотворений, отразивших радость поэта по поводу возвращения в Казань, на землю, где он родился, стал сам поэт.

 
Хоть юнцом с тобой расстался, преданный иной судьбе,
Заказанье, видишь, снова возвратился я к тебе.
 

(«Родной земле». Пер. с татар. А. Ахматовой)

Стихотворение «Пара лошадей», отразившая радость героя от встречи с Казанью, – это произведение, сошедшее с пера уже зрелого мастера слова, освоившего тайны поэтического творчества. Не зря, думаю, стихотворение вдохновило на перевод А. Ахматову. Романтическое восприятие поэтом столицы, энергичное, призывное звучание стихотворения пробуждают чувство гордости в душе татар, рассеянных по всему свету; стихотворение словно наполнено пророческими словами, призывающими к жизни, к единению.

 
Слышу я: призыв к намазу будит утреннюю рань.
О Казань, ты грусть и бодрость! Светозарная Казань!
 

(Пер. с татар. А. Ахматовой)

Казань, описанная Тукаем в «Паре лошадей», – это его личный город, и идеализированный, поднятый на романтическую высоту в мечтах, чувствах молодого поэта. Город, впитавший в себя великие эпохи татарского народа, его горькую историю, счастье и горе, радости и печали; поэт хочет видеть столицу татар только гордым, великим, свободным. Впоследствии, пожив в Казани, узнав её со всех сторон, и имея в виду и собственную судьбу, он даёт столице совсем другую оценку:

 
Огнём заводов дни и ночи людей ты жжёшь, Казань:
Здоровых погубив рабочих, ты новых ждёшь, Казань!
 

(«Казань». Пер. с татар. С. Ботвинника)

В этом стихотворении уже нет образа молодого юноши, наивно любящего Казань и облекающего её в свои самые святые чувства. У него почти нет связей с буржуазным городом, «перемалывающим» молодых, здоровых парней, приехавших из деревень. И хотя сам автор непосредственно не участвует в повествовании, его неравнодушие к описываемым картинам, боль, экзистенциальная печаль сочатся между строк, словно горячий воск.

У поэта нет близких родственников, дома, семьи, а потому в тяжёлые минуты он находит успокоение у своего народа, черпая у него силу, энергию, вдохновение.

 
До срока думой тяжкою состарен,
Я сам – татарин, истинный татарин.
Я дал народу обещаний много,
Исполню ль их – известно только Богу.
 

(«Самому себе». Пер. с татар. В. Звягинцевой)

Тукай, душой и телом, всем своим существом ощущающий себя татарином, через размышления о национальных интересах, любовь к родному народу, заботу о его будущем приходит к осознанию общечеловеческих проблем. Он жил, переполненный гордостью за то, что он – из татарского племени:

 
 Пою, хотя живу в тесном углу,
 Не боюсь, хоть мой любимый народ – эти татары…
 

(«Слова одного татарского поэта». Подстр. пер. с татар.)

Поэт ни перед кем не преклонил колени, не называл чёрное белым и ежечасно оправдывал своей жизнью данное ему народом прозвище «Правдивый Тукай». В его многогранном и обширном с точки зрения смысла, высокохудожественном творчестве нашли глубокое отражение в различных жанрах лучшие качества татарского народа, прошедшие проверку временем, красота его девушек, прелесть родной природы. В этом наследии есть и тонкие лирические переживания, и юмор, и высмеивающая человеческие недостатки острая сатира. Через всё творчество Тукая, подобно звону чистого родника, проходит печальная тихая мелодия, пронизанная любовью к простому человеку.

Как отмечалось выше, в стихотворении «Национальные мелодии», являющемся одной из вершин лирики Тукая и воплотившем в себе поистине историческую скорбь поэта, «по-настоящему наша, красивая народная мелодия» («какая-то жалобная, печальная») тесно переплетена с трагическим прошлым народа. Такое настроение и рвущая сердце на части внутренняя мелодия может родиться лишь в песне, в которой говорится о судьбе народа.

Герой стихотворения – сам поэт, а история народа, особенности услышанной песни, которая и ранит, и нежит его сердце, даны через его личное восприятие.

 
 Вчера я слышал: кто-то напевал.
 Наш кровный, светлый, ласковый мотив.
 

Лирический сюжет раскрывается по мере развития эмоциональной волны, рождённой в душе героя, слушающего певца и размышляющего о причинах возникновения народной песни. Первые строки произведения вместе с первыми строками последней строфы создают кольцевую композицию, раскрывая противоречие между личностью и обществом.

 
Не снёс я боли, подошёл к нему.
Спросил: «Земляк, что за напев – как стон?»
Печально поглядев на ночную тьму, —
Напев мой – Аллюки, – ответил он.
 

(«Национальные чувства». Пер. с татар. Р. Бухараева)

Стихотворение Тукая написано в удивительно изящной форме, в нём звучит глубоко философская мысль о близости между историческими эпохами, не случайно это стихотворение живёт в народе и как песня. Произведения «Утраченная надежда», «Осенние ветры», «Просьба», «Раскаяние» создавались в годы, когда в российской империи усилилась политика притеснения наций, и потому в них звучат ноты безнадёжности, безвыходности, упадничества. Взаимоотношения лирического героя с окружающим миром очень сложны.

В этих стихотворениях поэт словно просит прощения за свои литературно-политические огрехи, в которых виноват не только он, в них отразились метания и страдания израненной поэтической души, которая не может найти выхода. Изображая сложные духовные процессы, поэт опирается на методы психологического анализа, сложные символы. В одном из лирических шедевров Тукая – стихотворении «Просьба» – автор противопоставляет образу «белого голубя», в народных песнях являющегося символом чистоты, отрады для души, помощи, образ ворона – духа зла.

 
Отняли мою голубку, дали ворона взамен.
«Где ты, чистая, святая?» – так я плакал день за днём.
 

(«Просьба». Пер. с татар. А. Ерикеева)

В философских, насыщенных духовным содержанием стихотворениях, отобразивших внутреннее духовное противоречие между обществом и личностью, противопоставляются такие понятия, как жизнь и смерть, молодость и старость, свет и тьма, прошлое и будущее, иначе говоря – двойственный характер действительности, говоря современным языком, бинарная оппозиция. И это поднимает произведения Тукая на высоту известных образцов мировой поэзии, выводит за границы времени, на просторы вечности. Глубинный смысл и неподвластность давлению эпохи – главные черты великих произведений.

Тукай, беззаветно любящий свой народ, видел и его предрассудки, опутавшие его сознание и тянувшие его назад, и пенял ему за это – иногда весело, с улыбкой, иногда, как в поэме «Сенной базар, или Новый Кисекбаш», со злой усмешкой («Националисты», «Некоторые наши интеллигенты» и др.). И в стихотворениях, защищающих справедливость, высокие нравственные нормы между людьми, Тукай также суров и резок. Причину того, что безнравственность всё больше пускает корни, он видит в преклонении перед богатством, ненормальных отношениях между людьми, разделённых на классы.

 
Скупимся с бедным говорить, будь он мудрейшим,
И сыплем, как цветы, слова перед богатым дураком.
 

(«Безнравственность». Пер. с татар. С. Северцева)

Кто бы мог оспорить то, что это звучит современно и в наши дни. В стихотворениях «Стеклянная голова», «Намёки на рисунок», «Иман», «Грех», «Голос с кладбища мюридов», прозаических произведениях «Новая проповедь», «Хаджи» он высмеивает невежественных, лживых служителей культа, своими дурными действиями роняющих авторитет ислама, не думающих о пользе народа, повышении уровня образованности шакирдов, а суетящихся только для удовлетворения личных потребностей, интересов брюха. В оде «Шихаб-хазрет» Тукай пишет, что есть человек, который поднялся над толпой, подобно столбу дыма, чтобы показать, что «и у татар вспыхнул огонь познанья». Поэт преклоняет голову перед Ш. Марджани, получившим признание в мусульманском мире как носитель передовых идей, историк, учёный-богослов, и проводит мысль, что настоящий служитель веры должен быть именно таким.

Тот факт, что Тукай предъявлял слишком категоричные, жёсткие требования к служителям культа, стал причиной того, что в советское время упорно муссировалась мысль об атеизме поэта. Распространению подобной точки зрения немало способствовало и то, что некоторые произведения Тукая, в которых превозносились Аллах, ислам («Вечерний азан», последняя строфа стихотворения «Родной язык» и др.) скрывались от читателей. Перечитывая стихотворения поэта, в которых он зло высмеивал современных ему мулл, хазретов, шакирдов, думаешь: как бы отнёсся Тукай к некоторым современным священнослужителям, которые легко обменяли партийный билет на чалму, не знают и не желают знать татарского языка и ведут службу на русском языке под предлогом того, что «приехавшие издалека мусульманские братья не понимают по-татарски»?.. И в каких сатирических формах поэт высмеял бы их?.. К сожалению, в современной татарской поэзии пока нет мастера сатиры уровня Тукая или Г. Афзала.

Дети, в ком сосредоточились надежда и вера татарского народа в будущее, всегда оставались в центре внимания Тукая. Об этом свидетельствует то, что литература для детей в его творчестве развивалась как самостоятельное направление. Написанные поистине народным языком и близкими мышлению ребёнка образами и красками «Дитя и Бабочка», «Работа», «На работу», «Гали и Коза», «Забавный шакирд», «Игривая кошечка», «Колыбельная» и другие пронизаны духом воспитания в детях любви к своему народу, к труду, высокой нравственности, совести, литературного вкуса. Поэт, тонко чувствующий требования жанра, старается не выставлять лирического героя на передний план и отдаёт предпочтение изображению «со стороны», однако он не может отказаться от своих детских воспоминаний, своих наблюдений над животным миром, и за каждым стихотворением нетрудно угадать самого поэта, словно стоящего сложив руки на груди и смотрящего с доброй улыбкой. В наследии Тукая нет равнодушных стихов.

Тукай стал основоположником современного татарского литературного языка. Во многом это стало возможно благодаря его постоянному интересу к изучению поэтической сокровищницы самого народа. Самые красивые образцы родной речи он находит в фольклоре и научно-практическое изучение нашего духовного наследия он начинает в очень глубокой по содержанию лекции «Народная литература», прочитанной перед публикой в 1910 году. Тукай связывает возникновение отдельных песен («Тевкилев», «Ашказар», «Зятёк» и др.) с историей, эмоциональным и духовным миром народа; а мифологические мотивы, народные песенные образцы поэт внёс в свои популярные произведения («Водяная», сборник «Деревенские песни»). Если бы даже Тукай не написал ничего, кроме стихотворения «Родной язык», в котором в удивительно совершенной форме воспета красота родного языка, его гибкая сила, близость к народному духу, то и тогда он навсегда остался бы в истории литературы. Это стихотворение в самые трудные для нации годы давало народу духовные крылья, источало свет надежды, а в 90-е годы прошлого столетия, в эпоху национального пробуждения, оно поднялось на уровень гимна татарского народа. Божественная сила воздействия стихотворения кроется в глубине личных переживаний лирического героя, отразивших самые возвышенные эмоциональные стремления татарского народа.

Таким образом, поэзия Тукая неразрывно связана с его личностью, его жизненным и нравственным опытом, мировоззрением. В свою очередь личность поэта отражает в себе лучшие качества, свойственные татарскому народу, его отношение к жизни, духовное величие, историческую трагедию, представления о красоте и идеале. Эта цепь «народ – личность – поэзия» составляют неразделимое целое. Именно благодаря этой естественной целостности, по мере того как отдаляется от нас во времени эпоха Тукая, всё больше раскрываются перед нами смысловая глубина его творчества, художественное воздействие, богатство переживаний.

Татарские писатели разных поколений, широкая общественность – все они призывают искать опору в Тукае, оставаться верным его пути, если мы хотим сохранить душу нации, её историческое наследие. Совесть Тукая – это совесть народа. Народный поэт Татарстана Р. Харис в поэме «Любовные сны Тукая» пишет:

 
Татары всегда ищут опору в Тукае,
Каждый раз, выходя на перекрёстки судьбы.
 

Видный учёный-литературовед, фольклорист, писатель, Гали Рахим ещё в начале XX века дал Тукаю самую точную оценку: «Народ признал своего певца… он всегда будет… нашим первым народным поэтом».

2011

3. «Гаяз-эфенди – поэт»
(Г. Исхаки и татарская поэзия)

1

Постановка проблемы таким образом по отношению к личности, который вошёл в историю XX века, в сердца патриотов своего народа как видный представитель прозы эпохи татарского возрождения, талантливый драматург, пламенный публицист, смелый журналист, всю жизнь боровшийся за спасение своего народа от исчезновения, вовремя осознавший суть большевизма и избравший судьбу эмигранта, серьёзный политик, историк, может показаться чересчур условной и искусственной. Реалист Исхаки и в молодости не увлекался поэзией, а свои проникновенные статьи, посвящённые творчеству Тукая, он написал лишь после смерти великого поэта. Потому найдутся те, кто выразит сомнение: а был ли писатель вообще каким-то образом связан с поэзией? Забегая вперёд, хочется упомянуть: Тукай и Джамал Валиди, говоря о стиле и особенностях языка произведений Исхаки, обратили внимание на то, что его проза имеет поэтическое звучание, подобно произведениям Тургенева и Бунина. В статье «У каждого своё мнение, свои понятия» молодой писатель по фамилии Тукаев высказывается весьма категорично: «Главный редактор редколлегии «Таң» Гаяз-эфенди – поэт»[4]4
  Тукай Г. Сайланма әсәрләр: 2 томда. – Казан: Татар. кит. нәшр., 2006. – 2 т. – Б. 104.


[Закрыть]. Опытный критик, учёный-литературовед, философ того времени Дж. Валиди в своём эссе «Гаяз-эфенди» также делает упор на «поэтичности» Исхаки: «Исчезновение через двести лет» – серьёзное произведение. Но Гаяз-эфенди и здесь поэт»[5]5
  Исхакый Г. Әсәрләр: 15 томда. – Казан: Татар. кит. нәшр., 2001. – 8 т. – Б. 126.


[Закрыть]. Напрашивается вывод: если писатель в своей «серьёзной» политической повести сумел посмотреть на мир глазами поэта, то нечего и говорить о других его произведениях.

В действительности тема «Исхаки и татарская поэзия» многогранная и многоплановая, всегда остававшаяся в стороне от внимания учёных, либо изученная только через призму творчества Тукая. И она как минимум включает в себя три независимых направления.

Первое – практическая важность взаимоотношений между Исхаки и Тукаем, развернувшаяся на страницах периодической печати, и основы их творческой близости. Второе – взгляды Исхаки на современную ему татарскую поэзию, его оценки особенностей её развития, отдельных личностей. Третье и, пожалуй, в данном случае самое важное, если оценивать с точки зрения будущих перспектив, – это образ, личность Исхаки в татарской поэзии. Не следует забывать и то, что перечисленные выше темы находятся в тесной взаимосвязи друг с другом, что идеи Исхаки как сильный, яркий маяк указывают дорогу писателям, которые посвящают свои произведения проблемам нации, судьбе народа, будущему нашего языка. Любое направление, касающееся прошлого, настоящего, будущего татарского народа, связано с творчеством Исхаки, его общественными или философскими идеями. С каждым годом всё глубже раскрывается эта титаническая личность как патриот, человек, живший ради народного счастья, давший направление развитию татарской литературы, общественной мысли XX века. Его масштабность особенно ясно проявляется в его отношении к Тукаю.

О духовной близости Тукая и Исхаки, редко встречающейся общности их идей, творческих стремлений, рождённых заботой о национальных интересах, будущем народа, в разные годы и с разной степенью подробности писали И. Нуруллин, А. Халим, Ф. Латифи, Б. Гали и другие писатели, литературоведы, историки. Монографические труды, учебные пособия Р. Ганиевой, А. Ахмадуллина, Х. Миннегулова, Ф. Мусина, А. Сахапова также посвящены этой теме. Правда, некоторые из этих работ, по причине стандартного восприятия отношений Тукая и Исхаки в духе общего восхищения, повторяют друг друга и не идут дальше того, что дают лишь общую информацию. Встречаются и случаи упрощённого, идиллического понимания и объяснения характера взаимоотношений между этими двумя великими людьми, которых природа подарила татарскому народу в начале XX века.

Тукай с его требовательностью и прямым характером, одновременно суровой и чувствительной душой в свой круг общения допускал не всех, он общался, встречался или как минимум переписывался только с такими талантливыми современниками, как Ф. Амирхан, С. Сунчелей, С. Рамеев, Г. Камал. Судя по дошедшей до нас информации, Тукай, не только уважавший писателя, общественного деятеля, журналиста Исхаки, а в одно время даже преклонявшийся перед его идеалами, так и не встретился со своим кумиром. Однако эти две великие фигуры начала XX века, живя в разных «географических широтах», общаясь через печатные издания, заряжали энергетикой и в то же время обогащали друг друга в творческом отношении, сумели подняться на уровень символов национального прогресса.

А препятствия для их возможной встречи то и дело появлялись всегда. До осени 1907 года (когда он на «паре лошадей» только-только въехал в Казань) Тукай жил далеко от Казани, в городе Уральске. В 1907–1913 годы, когда молодой поэт «завоёвывал» энергичную, певучую, светозарную Казань и пленил её население нежной, душевной поэзией, в общем, когда его слава была в зените, судьба закрутила Гаяза Исхаки, как щепку, и в наказание за его требование татарскому народу равных прав с другими народами, свободу печати, дав ему вкусить от щедрот Чистопольской и Казанской тюрем, дважды отправила его в ссылку в Архангельскую губернию с её вьюжными, холодными зимами. Непокорный Гаяз, найдя себе товарищей, сбежал и оттуда и в этот период дважды (1908–1909, 1910–1911) жил в Турции. Вернувшись оттуда, в 1912 году он приехал в Петербург, но вновь был арестован и брошен в тюрьму. Как известно, за эти годы он подвергался аресту 18 раз.

Амнистия, объявленная по случаю 300-летия династии Романовых, и под которую Исхаки попал в апреле 1913 года, пришлась на день похорон Тукая[6]6
  Исхакый Г. Әсәрләр: 15 томда. – Казан: Татар. кит. нәшр., 2001. – 8 т. – Б. 7.


[Закрыть].

Таким образом, им не суждено было перемолвиться ни единым словом, касаясь друг друга плечом, ощущая дыхание другого, но какая-то божественная, снизошедшая с небес сила навечно сблизила эти две великие личности как близких людей, истинных друзей. В чём секрет? Думаю, что для того были несколько внешних и внутренних причин. Во-первых, вполне естественно притяжение друг к другу талантливых людей. Исхаки и Тукай, лидируя в главных жанрах татарской литературы (проза и поэзия), подняли татарское словесное искусство на высочайший уровень. Следовательно, зависти, ревности, столь часто случающихся между творческими людьми (вспомним случаи противопоставления Тукаю Дэрдменда, С. Рамеева, Исхаки, Г. Ибрагимова), между ними не было. Назовём это внешней причиной.

Во-вторых, общность веры, верность убеждениям, требовательность, интересов татар – всё это сближало две большие личности, которые, как Сак и Сок, так и не смогли встретиться.

Великие фигуры начала XX века внутренним чутьём, которое невозможно объяснить простыми понятиями, осознали свою великую миссию перед нацией и то, что они должны быть опорой друг другу в процессе реализации своих мечтаний и планов. Тукай, пришедший в литературу и журналистику немного позже Исхаки, знал об общественно-политической деятельности старшего собрата по перу, старался знакомиться с каждым его новым произведением. Славу патриота-борца, известность как писателю Гаязу Исхаки принесла публицистическая, утопическая повесть «Исчезновение через двести лет». Журнал «Альгасрельджадид», издававшийся в далёком Уральске, где Тукай исполнял обязанности литературного сотрудника, дал этому произведению высокую оценку. Более того, там был опубликован рассказ Гоголя «Старосветские помещики» в переводе Исхаки, который заменил имена героев на татарские.

Со страниц газеты «Таң йолдызы» Тукай регулярно знакомился со взглядами Исхаки на жизнь, его выступлениями в защиту нации, приёмами борьбы против бессилия, равнодушия татарского общества. И хотя политику «тановцев» Тукай в основе своей одобрял, он не был ортодоксом, хватавшимся за любую идею, опустившись на уровень «подхалимов», к каждому явлению у него была своя оценка, своё отношение.

Идею «социализма», которой поклонялись «тановцы», он называет «святым делом». Мы благодарны «тановцам» (Исхаки. – Т. Г.) за то, что, следуя этому направлению (системе взглядов), они говорят татарам: «в мире есть и такое учение», – писал Тукай. Однако Тукай против того, чтобы слепо следовать догматам социализма. В частности, он считает, что для татарского народа образование, культура нужнее и полезнее, чем идеи социализма, которыми увлекался Исхаки в свой «тановский» период жизни. Тукай искренне верит, что на дорогу свободы, независимости, освобождения от рабской психологии татарский народ выйдет исключительно благодаря образованию и высокой культуре. Молодой Тукай был просветителем в истинном значении этого слова.

Тукай, щедро используя сравнения и метафоры, недвусмысленно и открыто объясняет, почему татарскому народу рановато предлагать доктрину социализма: «сколь благородным бы ни был социализм, он всё равно не может быть впереди образования… Если мы выйдем на арену в невежественном состоянии, то насмешим весь мир, подобно вороне, нацепившей павлиний хвост… давайте не будем уподобляться Ходже Насреддину и садиться на лошадь задом наперёд»[7]7
  Тукай Г. Сайланма әсәрләр: 2 томда. – Казан: Татар. кит. нәшр., 2006. – 2 т. – Б. 102–103.


[Закрыть].

В последующем Тукай не перестаёт следить за творчеством Исхаки, его общественно-политической деятельностью. Поэт прекрасно понимает, что поэзия – самый действенный способ донести до общества свои размышления, оценку, солидарность с мыслями того, кто, как и он сам, живёт заботами о нации. Мысль, высказанная в прессе, может больше никогда не быть опубликованной и со временем затеряться. Тукай понимает, что лучший способ привлечь внимание к большой личности, осветить его лучами славы, – это стихотворение, ода; подтверждение тому – широкая популярность произведения «Ода дамелле Шихабутдину хазрету», написанного высоким стилем учителем Тукая – Акмуллой. Хотя о великом историке, богослове, просветителе Ш. Марджани после его смерти в прессе вышло немало произведений, именно Акмулла в проникновенной стихотворной форме обрисовал, как в период господства патриархального фанатизма Марджани ратовал за развитие образования, очагов просвещения для нации, защищал свободу мысли. Каждый, в том числе и обиженный судьбой человек, может найти себе утешение и опору в передовых научных взглядах Марджани, зажигающего «фонари в темноте», в его произведениях, написанных с опорой на исторические сведения[8]8
  Татар мәгърифәтчелек әдәбияты / төз. М. Гайнуллин. – Казан: Татар. кит. нәшр., 1979. – Б. 396.


[Закрыть].

 
Нашёлся, наконец, здесь цельный человек,
Чтоб оценить, понявши, – трудный человек.
Чтоб показать огонь познанья у татар,
Поднявшийся, как дым над крышей, человек.
 

(Г. Тукай. «Шихаб-хазрет».

Пер. с татар. В. Думаевой-Валиевой)

Высоко оценивая возможности жанра оды, посвящённой памяти ушедших от нас великих личностей, и продолжая на новой, реалистической высоте тот путь, что начертал Акмулла, Тукай написал произведение «Светлой памяти Хусаина», посвящённое памяти друга и революционного деятеля Хусаина Ямашева, и «Шихаб-хазрет» – в память о мыслителе, первом татарском профессиональном историке, философе Шихабутдине Марджани. Оба произведения в полной мере отвечают художественным и смысловым требованиям, предъявляемым в мировой литературе к жанру оды. Однако благодаря философским обобщениям, афористичным высказываниям, которые сродни пословицам и поговоркам, эти стихотворения не помещаются в узкие жанровые рамки.

 
Я вам скажу, кто настоящий был хазрет,
Как полная луна, взошёл Шихаб-хазрет.
 
 
Навстречу просвещению сделал смелый шаг —
Для нации своей бесценный дар – хазрет.
 

(Г. Тукай. «Шихаб-хазрет».

Пер. с татар. В. Думаевой-Валиевой)

В высоких оценках, данных научной, религиозной деятельности Марджани поэтом-просветителем (Акмуллой) и поэтом-реалистом (Тукаем), много смысловых и художественных общностей. Словно Акмулла «шепчет» на ухо Тукаю и придаёт силы его перу.