Текст книги "Мы – потомки страны «Тартария»"

Хотя дьявол, сошедший с пера Бабича, доставляет Всевышнему массу хлопот, людям – сложностей, его поведению свойственны детская непосредственность, шаловливость. Иначе говоря, он, как и Шурале, любит пощекотать, не убивая.

Сатира – оружие борьбы с препятствиями, встречающимися на пути достижения целостности, тождественности, равенства. У неё святая цель. И «Газазил» Бабича тоже выбирает этот путь.

Встретившиеся на пути к идеалу сложности, не зависящие от желаний и намерений отдельных личностей, привносят в произведения Такташа с религиозным содержанием тёмные, неприглядные тона, поэт использует приём неестественного преувеличения, открывая дорогу к пограничным формам сатиры – чёрному юмору, катастрофе, трагедии.

И это имеет разумное объяснение. Ш. Бабич, автор многочисленных лирических стихотворений и таких эпических произведений, как «Клоп», «Газазил», к 1916 году достиг вершины своего поэтического Олимпа. И в последующем году он много пишет. Однако нет объёмных произведений, в своей сатире он не выходит в большое социальное пространство, а ограничивается рамками частушек вроде «Давай пляши, бабушка…», «Красная проповедь», «Эй, Гайдани». Он словно старается не углубляться в тему. Его душа что-то предчувствует.

В 16 году ХХ века, хотя и шла в стране Первая мировая война, люди ещё растили хлеб, рожали детей. Вожжи правления всё ещё были в руках монарха. Большевистская напасть лишь набирала силы.

Зато Такташ уже воочию увидел бестолковость новой власти, царя-голода, набросившегося на народы Поволжья по приказу Ленина; в его душе поселились напряжённое беспокойство, усталость, тревожные предчувствия. Вот и по этой причине трагедия выходит у него на передний план. Он не может расслабиться, даёт оценку событиям с оглядкой назад и вокруг себя.

Бабич, яростный, как свободный конь, которого ещё не взнуздали, не надели хомут на шею, готов ринуться в бой. В «Газазиле» его мечта не знает границ, яркая сатира и юмор направлены на всё, у него своё виденье и отношение к жизни великих.

Поэт не ограничивается только тем, что переводит положительное, провозглашаемое в религиозных законах, в отрицательное значение, а отрицательное в положительное. Изображение Аллаха, Джабраила, Газазила и описание того, как последний, превратившись в дьявола, творит многочисленные злодеяния против земных людей, которые и так измучены жизненными трудностями, не являются для него самоцелью. Поэтому нельзя сводить содержание произведения к попытке разрешить сатирическими приёмами вечные противоречия между небожителями или к борьбе против средневековых предрассудков. Разумеется, для того времени и это было смелостью.

И всё же в центре поэмы лежит сатирическое изображение вечного противостояния, борьбы добра со злом, милосердия с жестокостью, великодушия с низостью. «Газазил» – аллегорическое произведение. Нетрудно угадать в поэме Россию, живущую в состоянии войны с миром и идущую большими шагами к самой большой трагедии в своей истории – гибели. В оценках, даваемых Бабичем событиям и ситуациям, преобладает трезвый ум, даже в определённой степени предвиденье.

В балладе «Клоп» Бабич ещё более чётко выражает своё отношение к политическим событиям. От рассказа о клопе, лежащем на полу с распоротым брюхом, из которого, как из вулкана, хлещет кровь, и который кричит «спасите!», он переходит к большим общественным событиям: «Ярко-красной кровью перемазан пол, /Его можно сравнить с Балканами».

Эпоха, в которую жил и творил поэт, была чересчур сложной. Не только сердце, душа и разум, но даже глаз не успевал привыкнуть к происходящим общественно-политическим переменам. Размышления Бабича о жизни, оценка событий не умещаются в стихотворные строки. Он обращается к сатирическим приёмам и в своей прозе: «Если бы я был чёртом, я бы вселился в богачей, от которых нет ни копейки пользы ни религии, ни нации, и закричал бы, как петух: «Кукареку… Я в тебя вселился, выделишь из своих богатств закят?»

Вы подумали, что это же о наших днях, о том, что творится сейчас в нашей стране. Эти строки Бабич написал в 1914 году в своих фантазиях на тему «Если бы я был…»

И в своих прозаических произведениях, таких как «Уфимские контрасты», «Уфимские развлечения», «И не помню про старый чекмень», «Сходство», Бабич показал себя как остроумный, наблюдательный мастер слова, умеющий тонко чувствовать материал. В его произведениях прослеживаются отголоски убийственного, саркастического смеха из сказок Салтыкова-Щедрина, фантазий Гоголя. В своей последней статье Бабич даёт оценку изданиям, вышедшим в свет до 1916 года. Он говорит ясно, резко, бьёт в упор: «Жизнь», «Солнце». Оба стихотворения начинаются строками, насыщенными звуком «ш» («Тормыш», «Кояш»).

Чтобы давать такую точную и жёсткую оценку своему времени, надо быть очень уверенным в себе смелым человеком. Попробуй задень какое-нибудь официальное печатное издание в наше время широкой демократии! Видимо, для того чтобы появились такие личности, как Бабич, и искусство сатиры не топталось на месте, должна сформироваться некая общественная атмосфера, способная их воспринимать.

Эпиграмматическое наследие поэта – область, требующая отдельного разговора и исследования. Сборник эпиграмм Бабича называется «Книга о знаменитых людях». В них и юмор, и дружеские уколы, в которых отразились шутливое настроение и добродушие автора. Называя имена и фамилии, должности и место работы своих собратьев по перу, Ш. Бабич жёстко их критикует. Для него нет выше авторитета, чем правдивое и прямое слово.

Даже в своих ошибочных оценках Бабич искренен и бесхитростен. Есть только одна сила, перед которой он способен склонить голову: это интересы татарского и башкирского народов.

В сборнике представлены образы таких передовых людей того времени, как Г. Ибрагимов, Ф. Амирхан, Г. Исхаки, К. Тинчурин, С. Кудаш, С. Рамиев, С. Сунчелей, Г. Камал, М. Гафури. Каждому из них автор, как правило, посвящает две строчки и на этом ограниченном пространстве успевает «зацепить» пером какую-нибудь особенность их творчества или характера. Со всеми автор на равных, обращается на «ты». Приведём несколько примеров:

 
«Дэрдменд, когда был полон страсти, взял себе имя «Дэрдменд»,
«Веяли ветры… Кочевали пески…», закончилась энергия,
                                                                                        погасла страсть».
 
 
Если Гафури не будет писать, то будет раздавлен на дорогах
                                                                                                 «Жизни»,
Если будет понемногу хромать, окажется в первом ряду.
 

(Подстр. пер. с татар.)

В эпиграммах отправной точкой берётся творчество писателя, и через него оцениваются его взгляды на жизнь, характер, внешность. Образы Дэрдменда и Гафури оживают в двух строчках упадничеством, растерянностью, творческой и в буквальном смысле хромотой, несбывшимися надеждами и планами. И этим стихи запоминаются.

Историку Заки Валиди Бабич даёт исключительно точную и трезвую оценку, которая впоследствии подтвердилась. (Представляется, что именно этот человек заложил основу для напряжённости татаро-башкирских взаимоотношений.)

 
Молодые историки ругали старого Заки: «Карлик»;
Я тоже ругаю: «Не возносись под карликовую музыку».
 

(Подстр. пер. с татар.)

По книге эпиграмм Бабича можно представить литературную, политическую, общественную обстановку того времени, узнать, кто чем дышал, к чему стремился, о чём думал. Поэт использует разнообразные приёмы смеха, обличения, смыслового многообразия. Рядом с убийственной сатирой умение увидеть положительные стороны человека и беспристрастное изобличение его перед лицом общественности. Ироничный взгляд на вещи и деяния людей – главный приём сатиры Бабича. Однако поэт знает, что методика воспитания человека постоянными пинками не всегда оправдывает себя[19]19
  Бабич Ш. Исемнәр бакчасы: шигырьләр, эпиграммалар /кереш сүз авт. Г. Гыйльманов. – Казан: Татар. кит. нәшр., 1997. – С. 112.


[Закрыть].

Одним словом, писатель в полной мере пользуется той свободой, которая была дозволена критике общественно-политической ситуацией.

Как известно, многие поэты пробовали себя в этом сложном и каверзном жанре. Вернее, они были вынуждены. Ибо этот жанр представлял собой удобное оружие для того, чтобы защитить себя, своё творчество, свободу и отомстить врагу. Пушкин, Тукай, Абай научили уважать себя прежде всего своими резкими, острыми пародиями и эпиграммами. А уж потом были признаны как великие лирики.

В татарской поэзии XX века многие поэты «стучались в двери» жанра эпиграммы. Но думаю, что в этой области нет никого, кто бы мог сравниться с Ш. Бабичем. Правда, некоторым его эпиграммам недостаёт новизны мышления, мастерства иносказания, юмора, сатирической остроты и философской глубины, но всё же он достоин войти в историю поэзии как «король эпиграммы». То окружение, в котором он жил и работал, его духовное состояние дали ему возможность наиболее полно реализовать себя именно в этом жанре.

По мере того как Ш. Бабич глубже проникал в особенности образа мыслей, характера татар, его сатира обогащалась новыми качествами и стала своеобразным явлением в татарской литературе начала XX века.

1994

Раздел II
В поисках истины

После Октябрьского переворота 1917 года резко меняется тональность и тематическая направленность литературы в целом и её авангарда – поэзии в частности. Лирическим героем нового времени становится человек, сочетающий в себе и оптимизм, и трагизм эпохи. Определяющим свойством поэзии становится тенденциозность и классовость. Общество искусственно делится на две категории: друзей (бедняки) и врагов (богатые).

Однако нельзя отрицать и то, что произошёл новый взрыв, который совершили молодые поэты. На небосклоне искусства слова появились яркие личности, поверившие в обещания и лозунги большевиков. Наиболее знаковыми, совершившими переворот в поэзии, оказались Хади Такташ, начавший свой творческий путь до Революции в русле гисьянизма (бунтарского романтизма), реалист Хасан Туфан, футурист А. Кутуй, имажинист К. Наджми, к которым позднее присоединились А. Файзи, М. Джалиль, Ш. Маннур, С. Баттал, Ф. Карим и другие, каждый со своей творческой индивидуальностью и видением мира.

Бесспорно, что лучшие произведения 20–30-х годов XX века рождались на основе новых творческих побуждений. Решение основной задачи поэзии – укрепление связей с жизнью, более глубокий анализ внутреннего мира человека зависел от степени осознания каждым писателем смысла происходивших в стране событий и места своего народа в них. Несмотря на жёсткие идеологические каноны социалистического реализма, репрессии 30-х годов, физическое уничтожение или заключение в тюрьмы невинных людей, в том числе татарских писателей, поэзия выжила, чтобы продолжить своё развитие в ещё более тяжёлых условиях войны 1941–1945 годов.

1. Служение современности и эстетика стиха
(Хади Такташ)

 
Только ли я, Хади, по тебе скучаю,
Только ли я так тоскую по тебе?
Нет,
Каждый цветок говорит мне:
– Найди ты его,
Передай от меня привет.
 

(X. Туфан. «Только ли я, Хади, по тебе скучаю». Подстр. пер. с татар. Р. Маннана)

Если в начале XX века в литературу пришли такие поэты, как Г. Тукай, Дэрдменд, С. Рамеев, Ш. Бабич, С. Сунчелей, М. Думави, которые значительно расширили горизонты татарской поэзии, то в советский период, когда рушились не только старые представления, нормы общежития, морали, но менялись и веками устоявшиеся взгляды на искусство, на литературу, в поэзию ворвались Х. Такташ и Х. Туфан. У них были общие идеалы и близкие мечты, но они в то же время были и разные. Если Такташ больше тяготел в своих лирических стихах к романтике и чувствам, то Туфан чаще опирался на реалистическое осмысление окружающей действительности, больше внимания уделял человеку труда. Между двумя этими большими поэтами, не считая небольших разногласий, царили поистине неподдельная дружба и преданность друг к другу. Недаром Туфан в течение нескольких десятилетий, после безвременной кончины Такташа, посвящал ему свои тёплые и лучшие стихи.

 
Мы, может быть, выпили? Нет ничего.
Тут вовсе не нужно спиртного:
С лихвой хватает огня своего —
«Такташности» трезвоголовой.
 

(Х. Туфан. «Буря», 1937.

Пер. с татар. Л. Хаустова)

 
Нет, нас дружба вечная сроднила,
Отступив, тупая боль и грусть!
Даже смерть отнять тебя не в силах,
Никогда я с ней не примирюсь.
 

(X. Туфан. «Что же это? Как это случилось?», 1940. Подстр. пер. с татар. Р. Маннана)

«Художественный талант, – писал А. В. Луначарский, – если он цельный, полный, сводится к таким трём существенным моментам: остроте наблюдательности, богатству по преимуществу эмоциональной переработки воспринятого, наконец, способности с максимальной убедительностью, ясностью и силой передать это своё содержание»[20]20
  Луначарский А. В. Собр. соч.: в 8 т. Т. 7. – М.: Худ. лит-ра, 1967. – С. 339.


[Закрыть].

Это определение поэтического таланта, на наш взгляд, с полным основанием можно отнести и к лидеру татарской поэзии 1920-х годов Хади Такташу. По единодушному мнению современной эстетической мысли, в идейно-художественной консолидации молодой татарской поэзии, в укреплении реализма он сыграл ведущую роль[21]21
  Хайри Х. Хади Такташ: История татарской советской литературы. – М., 1965. – С. 192–211.


[Закрыть].

В недалёком будущем известный татарский поэт, драматург Хади Такташ родился 1 января 1901 года в селе Сыркыды Торбеевского района Мордовии (ранее Тамбовская губерния) в крестьянской семье. Синеглазый мальчик с пшеничным цветом волос учится сначала в начальной школе в родной деревне, затем отец Хайрулла его определяет в передовой для того времени медресе в селе Пешля. По окончании учёбы его отправляют в г. Бухару к дальним родственникам, чтобы он начал зарабатывать на жизнь сам. Хади работает там помощником продавца в магазине. С малых лет любивший читать художественную литературу, имеющий склонность к творчеству, начинает писать стихи.

У него, как и Тукая, можно сказать, не было ученического периода. Уже в первых стихах, позднее в литературоведении названных Ташкентским периодом (1917–1922), была заметна его ориентация на Восточный романтизм с религиозной символикой. Его лирический герой с красными глазами, как у взбешённого быка, жаждет мести, крови, смерти, требуя справедливости. Здесь и религиозные мифы, апокалипсические метафоры, символы вселенной. Короче, у молодого поэта-романтика устремлённость в бесконечной мир была обострённой и сочеталась с идеей разрушения, с утверждением культа сильной личности. Здесь мучается не только лирический герой, но и ангелы – его сподвижники. Таковые «Азраилы» (1916), «Тёмные ночи» (1916), «В пустынях Туркестана» (1917), «Казнённый пророк» (1918), «Царь-голод» (1920), «Дочь зари» (1920). Наиболее ярким произведением поэта этого периода стала «Трагедия сынов земли»[22]22
  Халит Г. Поэзия дерзаний. – Казань: Татар. кн. изд-во, 1980. – С. 60.


[Закрыть]. Основанное на религиозном сюжете, созданное с сохранением всех канонов жанра произведение поднимает автора на уровень мировой литературы. Нельзя не согласиться с видным писателем, учёным М. Магдеевым, который утверждает, что данное произведение достойно пера Шекспира.

Правда, в ранних стихах поэту не всегда удаётся создать образ человека с неповторимым чувственным и нравственным миром и с земными интересами.

Он работает пока с иной художественной установкой: возвеличить героя-бунтаря, поднявшегося против социального, духовного зла, раскрыть его историческую миссию, поэтизировать его сказочную силу и мощь. На смену романтическому отчуждению от буржуазной повседневности пришла горячая заинтересованность в больших и малых делах своего народа, в корне обновилась эмоциональная палитра поэта.

Почувствовав в себе природный дар и твёрдо решив посвятить себя литературе, осенью 1922 года он окончательно переезжает в Казань, которая давно манила его к себе. Такташ с головой окунается в журналистскую и литературную жизнь.

В разные годы он работает в журналах «Чаян», «Молодёжь Октября», «Свободная женщина», где оттачивалось его перо; формировались мировоззрение, взгляды на жизнь.

Ярким поэтом, лидером татарской поэзии было суждено стать именно Х. Такташу, наделённому природным талантом и политическим чутьём, хотя и ему потребовались годы поисков и упорного труда, чтобы осмыслить новую действительность и найти художественные средства для её поэтического воплощения. Такташ раньше других понял, что поэзия не может довольствоваться шаблонным, схематичным изображением людей и событий, необходимо добиваться глубины социально-психологической разработки человеческих характеров, осязаемой образности, обновления интонационного строя поэтического языка. Он обладал неутомимой жаждой познания нового, неизведанного.

В поэзии 20–30-х годов Такташ и Туфан не были отдельно стоящими островками. Как уже отмечалось, к ним присоединяются молодые силы: Г. Кутуй, К. Наджми, М. Джалиль, С. Баттал, А. Файзи, Ш. Маннур, чуть позднее Ф. Карим, С. Хаким… Они все вместе составляют созвездие мастеров татарской поэзии.

Резко меняется содержание и тональность, рисунок поэзии Такташа. Раскрытию новаторства и своеобразия творчества Такташа посвящены серьёзные исследования[23]23
  Юзиев Н. Яңа чор – яңа җыр // Н. Юзиев. Шигърият дөньясы. – Казан: Татар. кит. нәшр., 1981. – Б. 47–56; О его творчестве вдохновенно писали А. Еники, Х. Госман, Г. Халит, Р. Мухаммадиев, Р. Рахмани, Ф. Байрамова, Г. Гильманов и др.


[Закрыть]. Здесь хотелось бы обратить внимание лишь на некоторые тенденции развития художественного мышления поэта.

Эмоционально-психологическое, субъективное, мифологическое осмысление действительности, присущее его ранним произведениям, сменилось конкретно-аналитическим и в то же время глубоко лирическим изображением мира и человека. Широко обращаясь к приёмам психологического анализа, поэт глубоко и тщательно раскрывал духовный мир современника. Восприняв эстафету Тукая, С. Рамеева, Х. Такташ нашёл новые возможности для раскрытия «диалектики души». Поэт усилил внимание к переменам в настроении лирического героя, раскрытию его душевного состояния, утвердил известную самостоятельность мира как предмета изображения. За сравнительно короткий период творчества Такташ оставил значительное литературное наследие. Его стихи и поэмы «Голубые глаза», «Солнце в небе…», «Исповедь любви», «Проездом», «Мокамай», «Белые цветы», «В деревне Сыркыды», пьесы «Забытое оружие», «Утраченная красота», «Камиль», а также другие произведения, воспевающие любовь, дружбу, духовные ценности семейной жизни, молодости, прочно вошли в учебники для школ и вузов.

Спор двух друзей Такташа и Туфана в отношении роли женщины как матери интересен и в настоящее время. У Такташа в стихотворении «Исповедь любви» монолог восхваления женщины как матери каждому известен.

 
Мать – Великое имя,
Что может быть выше её!
Вся прелесть женщины и красота —
Быть матерью.
 

(X. Такташ. «Исповедь любви».

Подстр. пер. с татар. Р. Маннана)

Туфан же в стихотворении «Меж двух веков» этот же вопрос рассматривает по-другому. Женщина, по его мнению, в первую очередь должна жить общественными интересами, а личная жизнь должна стоять на втором плане. Здесь уместно будет рассмотреть стихотворение Такташа «Алсу». Он с большой любовью создаёт это произведение. В каждой строке перед нами встаёт образ красивой, деловой, бойкой женщины. Этот романтический образ близок по характеру самому Такташу, философии нового человека, его эстетическому представлению. Иначе и невозможно было бы написать, раскрывающий неугомонный мир человека знаменитый рефрен: «Такою кажется прелестной недотрогою, /И так строга, /Но присмотритесь ближе – Окажется, что вовсе и не строгая» с кольцевой композицией и богатством узоров. В то же время стихотворение «Алсу» написано в традициях Восточной классики с обожествлением женщины в разных плоскостях и динамике. Стихотворные строфы строятся согласно лирическому развитию, раскрытию духовного состояния личности.

Такташ стремится показать человека в простой среде, используя в тексте элементы разговорной речи и прозаизмы:

 
Алсу шалит. И сердится Газза:
– Ну, перестань толкаться! – говорит. —
Не то уйду! —
Алсу кричит:
– Постой!
Всё кончено! Не буду я шалить! —
А в самом деле снова норовит
Газзу в сугроб коварно повалить.
 

(Х. Такташ «Алсу». Пер. с татар. Л. Мартынова)

Стихи Такташа как бы дополняют друг друга по тональности и стихотворной технике. Например, стихотворения «Тоска», «Голубые глаза», «Дочь зари», «В деревне Сыркыды» находят продолжение в стихотворении «После бури», будто они – составные части будущей поэмы «Письма в грядущее». Цикличность – в целом отличительная черта поэзии Такташа. Поэт хочет видеть нового человека радостным и счастливым. С другой стороны, в тяжёлые времена коллективизации Такташ стремился украсить жизнь своими счастливыми героями или же это обыкновенная лакировка?

Этот вопрос непростой. Но одно ясно, он Февральскую и Октябрьскую революции приветствовал и был их сторонником и борцом. Об этом свидетельствует и стихотворение «А, партия», где поэт за родную партию готов жертвовать и своей жизнью.

Но не будем его за это упрекать. Из эпохи, в которой живёшь, перепрыгнуть не просто. Даже такие «независимые» от идеологии смелые писатели, как М. Булгаков, А. Платонов, Б. Пастернак, М. Зощенко, О. Мандельштам, также были вынуждены восхвалять Ленина, Сталина или хотя бы пролетарскую дружбу, человека труда.

Трагедия поэта начинается со второй половины 20-х годов XX века. «Марш пионеров», «Шьём знамя», «Провокатор» – стихи, прославляющие тоталитарный режим, хотя и появляются новые образы, обогащаются изобразительные средства, как говорил А. Файзи, он остаётся в «передовой шеренге». Как отмечалось выше, поэт изображал в своих произведениях стремление человека к новому, светлому, порядочности и справедливости, боролся с теми, кто всячески мешал этому. В стихотворениях «Слёзы котов», «Сказка дяди Габдуллы», «Воспитанная кошка», «Сказка Кави», «В защиту разрушенных слов» он высмеивает негативные процессы в обществе.

Со второй половины 20-х годов от условно романтического мироощущения и стиля он переходит на рельсы пагубного для него метода социалистического реализма. В стихах «Ты враг мой», «Партийным и беспартийным султангалеевцам», «Беспартийный», «Слабые головы» поэт встаёт на сторону защиты того строя, от которого испытывал лишь притеснения. Однако он даже в строгих идеологических тисках остаётся на передовой позиции татарской словесности, особенно в области стихосложения, обогащения изобразительно-выразительных средств. И здесь даже в поэмах «Века и минуты», «Письма в грядущее» он – новатор слова, мастер тонического стиха.

Критики того времени обвинили Такташа в поверхностном изображении действительности, в воспевании лишь гусят и благопристойных кошек. В этом преуспевали даже совсем ещё начинающие критики. Это, конечно же, сказывалось на нервно-эмоциональном напряжении поэта в последние годы его жизни. Особенно в этом преуспел видный критик того времени Г. Нигмати. Парсин пошёл ещё дальше, сравнив его стихи с упадническими стихами С. Есенина (газета «Красная Татария». – 1927, 25 июня). С. Баттал также не остался в стороне, написав ехидные пародии на произведения поэта.

М. Джалиль в статье «О двух поэтах» упрекает Такташа в том, что он в своих стихах мало уделяет внимания производственной тематике, в то же время восхваляет творчество ныне уже забытого Мансура Крымова за изображение труда шахтёров. Такташ в последние годы всё время как будто куда-то спешит, у него нет времени оглядеться, обдумать, сделать выводы.

Он мечтает побывать за границей, чтобы увидеть самому, как там живут люди, и с этой целью пишет письмо в «Исполком Республики Татарии» (1929), которое осталось без ответа.

Такташу довелось побывать лишь в Средней Азии, на Кавказе, в Крыму, на Донбассе.

В то же время он искренен и предан своему времени, создаёт свою поэзию, стоящую выше всяких мелочей повседневной жизни. Такташ обогатил татарскую поэзию изобразительными средствами, особенно в области ритма, рифмы, в целом техники стиха. Он часто использовал многогрузные рифмы, анафору, обогащая интонационный стих.

Резюмируя вышесказанное, можно с уверенностью утверждать, что произведения поэта, зовущие людей к свету, свободе, пройдя через испытания временем, уверенно занимают своё место в мировой поэзии.

Под благотворным влиянием Такташа выросли такие видные поэты, как Ф. Карим, И. Юзеев, Роберт Ахметзянов, Р. Харис, Ш. Анак, Р. Файзуллин, Зульфат, Р. Зайдулла, Г. Мурат Л. Шаех, Ю. Миннуллина и др.

Его чарующая поэзия волнует и сегодня. Среди поэтов, пришедших в поэзию в 90-е годы, не могу оставить без внимания и Рината Маннана с его поэмой «Такташ», вышедшей отдельной книгой в 2016 году к 115-летию со дня рождения поэта. Написанная лёгким слогом, она читается на одном дыхании. И бесспорно, что и русскоязычному читателю поэма поможет глубже узнать о творчестве великого татарского поэта. В этом ряду серьёзным шагом в творческом продолжении традиций Х. Такташа необходимо считать объёмное стихотворение Р. Мухаметшина «Монолог поэта Хади Такташа».

В основе развития поэтического сознания X. Такташа лежит стремление полнее раскрыть человеческие переживания, освободить стих от описательности, экстенсивности, дать дорогу интенсивному образу, заменить повествовательность, дидактику изображением динамики нравственного мира. Такташ сознательно вышел на путь замены пересказа «показом», изобразительности выразительностью.

Неиссякаемая сила творчества Такташа и в том, что он, опираясь на конкретные факты действительности, реального бытия, сумел художественно осмыслить, обобщить и раскрыть ведущие тенденции эпохи. К типическому, всеобщему поэт часто шёл от конкретного, обычного («Алсу», «Мокамай»).

«Эстетический идеал в искусстве (в особенности в литературе) находит своё выражение в облике его носителей, реализующих идеал в жизни, в человеческой практике, то есть в образах положительных героев…»[24]24
  Тимофеев Л. Советская литература. Метод, стиль, поэтика. – М., Советский писатель, 1964. – С. 53.


[Закрыть] Гуманистическая сила искусства Такташа заключается в созданных им положительных чарующих своим внутренним миром героях.

В богатом творческом наследии Такташа мы почти не обнаружим канонических жанров поэзии или избитых, выцветших образов. Он умело использует и развивает не только традиции классической поэзии, но и поэтических формул, символов народного творчества. Например, цветовой символ «голубой», распространённый в фольклоре, применяется Такташем не только как определение прекрасного, но и как эстетическое обозначение явлений внешнего мира, картины, внутреннего настроения… «Введение Такташем в поэтической обиход эпитета «голубой» было для литературы своего рода поэтическим событием», – отмечает Р. Бикмухаметов.

Трудно найти в поэзии Такташа примеры, в которых он следовал бы отвечающим традиционным канонам оды, газели, сонета, баллады, четырёх– и восьмистрочных классических стихов. Поэмы его также необычны, самобытны. Каждая поэма Такташа – открытие и в области обогащения формы.

Такташ в истории татарской поэзии – явление уникальное. В поэзии 20–30-х годов XX века особенностями художественного мышления, стиля он резко отличается от других поэтов, стоит несколько особняком, хотя в общеэстетическом плане он оказывал огромное влияние на развитие всей татарской поэзии. Стиль Такташа в общем хоре поэзии резко выделяется естественным слиянием высокого и обычного, публицистики и лиризма, отличается своеобразием ритмики, особенностями рифмовки.

В то же время поэзия Такташа, сочетающая трезвый социальный реализм с романтическим осмыслением действительности, с мечтой, устремлённой в будущее и с острой сатирой недостатков, мешающих продвижению вперёд, является мерилом развития художественного мышления татарской поэзии 20-х годов XX века. Продолжая традиции Тукая, Дэрдменда, С. Рамеева, опираясь на достижения мировой поэзии, он открывает новую страницу в развитии татарской поэзии, выступает ярким выразителем национальной культуры.

Каждое поколение находит в творческом наследии поэта новое, созвучное своему времени, эпохе. Сегодня Такташ нам близок своей народностью, поэтическим раскрытием идей своей эпохи, нетленностью средств образного освоения действительности, ярким выражением своей индивидуальности, своего «я».