Текст книги "Армяне в Турции. Общество, политика и история после геноцида"

Как и во время Хамидийской резни в 1894–1897 годах[164]164
  Патриарх Магакия Орманян (Maghak‘ia Örmanyan) записал в своих посмертно опубликованных мемуарах Khösk ‘Ew Khohk’ («Слово и раздумья»), что армянское население после Хамидийской резни во все большем количестве приезжало в Стамбул в поисках работы. Все эти люди, однако, отправлялись обратно в свои деревни, так как миграция армянам была запрещена. Тем, кто бежал за границу, было запрещено возвращаться на территорию Османской империи. Согласно Орманяну (Örmanyan), во время Хамидийской резни в 1894–1897 гг. было убито 300 000 армян. См.: Maghak’ia Örmanyan. Khösk’ Ew Khohk’. Jerusalem: Dbaran Srpots Hagopeants, 1929. S. 177–178, 187.


[Закрыть], армяне после 1915 г. считали Стамбул более безопасным местом, чем Малая Азия или восточные провинции. Одной из целей ранней республиканско-кемалистской элиты было очищение Малой Азии от оставшегося немусульманского населения. Потому та же позиция была занята и по отношению к грекам. Грекам Стамбула и двух островов – Бозджаада (Тенедос) и Гёкчеада (Имврос) – при обмене населением в 1922 г. было разрешено остаться. Однако после основания республики целью стало систематическое изгнание греков с островов[165]165
  См.: Elif Babul. Home or away: On the connotations of homeland imaginations of Imvros II Baronian, Besser, Jansen (Hg.). Diaspora and Memory. S. 43–54.


[Закрыть]. В итоге Стамбул остался единственным местом, где вообще было греческое население. В 1925 г. Министерство внутренних дел приняло решение лишить немусульман права на передвижение[166]166
  Rifat N. Bali. Cumhuriyet Ydannda Türkiye Yahudileri: Bir Türkleflirme Serüveni (1923–1945). Istanbul: Hetişim Yay., 2003. S. 45.


[Закрыть]. На основании правительственного циркуляра от 2 февраля 1925 г. мухафаза Ускюдар (Üsküdar) запретила немусульманскому населению поездки в Стамбул из районов Картал, Малтепе и Пендик[167]167
  Я перевела Üsküdar Valiligi как «Gouverneursamt von Üsküdar» («Канцелярия губернатора Ускюдара»). Ускюдар с 1924 по 1926 г. был вилайетом. Я согласовала это также с автором: Танер Акчам (Taner АЦат) подтвердил, что газеты в 1925 г. это понятие использовали. Личная переписка с Акчамом от 24 июля 2013 г.


[Закрыть]. Это привело к тому, что для повседневных поездок на работу им приходилось обращаться за разрешением к Анкаре[168]168
  Tevhid-i Efkar от 26 декабря 1340 (1924) г. и Son Telgraf от 3 февраля 1341 (1925) г. (АЦат, Kurt. Kanunlarm Ruhu. S. 210).


[Закрыть]. Ограничения на поездки основывались на «Правилах передвижения» (Seyr-ü Sefer Talimatnamesi) и послужили Кабинету министров поводом принять резолюцию, запрещающую армянским строителям и мастерам из Анатолии работать на строительстве дорог в Стамбуле[169]169
  BCA/TIGMA, 030.0.18.01.01.10.36.6.00, Декрет от 27 июля 1340 (1924) г. (Ibid. S.211).


[Закрыть]. В 1928 г. губернатор Стамбула разрешил немусульманам проводить лето также на несколько большем отдалении, а именно в Килйосе, Полонезкёе и Якаджыке (Yakacik)[170]170
  El<;m Macar. Cumhuriyet Döneminde Istanbul Rum Patrikhanesi. Istanbul: Hetişim Yay., 2003. S. 171.


[Закрыть]. На этих примерах можно увидеть, насколько важным был Стамбул как область строгого контроля и как город на самом деле представлял собой паноптикум, в котором любое движение немусульманского населения строго отслеживалось[171]171
  О паноптицизме см.: Michel Foucault. Überwachen und Strafen: Die Geburt des Gefängnisses / tr.Walter. Seitter. Frankfurt am Main: suhrkamp taschenbuch, 2013. S. 251–295.


[Закрыть]. Паноптикум изначально разрабатывался как механизм тюремного контроля; здесь, однако, весь город стал тюрьмой, за жителями которой наблюдали не только полиция или силы безопасности, но и всевозможные другие очевидцы: соседи, их знакомые, лавочник за углом и т. д. Так путешествие для членов местной администрации стало непростым предприятием. Независимо от того, откуда приехали немусульмане – городской квартал не имел значения, – их въезд в город строго контролировался. Затем, в 1929 г., другой указ о безопасности военных районов разрешил немусульманам ездить в Бурсу, Тузлу, Ялову и Чешме только с мая по сентябрь[172]172
  BCA. 030.0.18.01.02.3.29.003. Декрет от 8 мая 1929 // Aksana, Kurt. Kanunlarm Ruhu. S. 213.


[Закрыть].

Однако по разным причинам армяне продолжали переселяться из провинций в Стамбул. Государственная политика, в частности запрет на возобновление работы армянских школ в Малой Азии и Северной Месопотамии, вынуждала оставшихся армян после 1923 г. переезжать в Стамбул. В качестве примера воспрепятствования открытию новых или прежде закрытых армянских школ в провинциях, я цитирую здесь интервью N. D., взятое мной в рамках моей работы. Это свидетельство важно, поскольку, согласно ему, это был не кто иной, как Исмет Инёню – впоследствии президент государства, кто заявил о невозможности открытия армянских школ.

Согласно N. D. (род. в 1957 г. в Малатье):

Мать Инёню была из Малатьи, поэтому он отправился в город и по случаю Байрама навестил членов своей семьи. Мой отец и дядя Асадур, как представители [армянской] общины Малатьи, отправились их поздравить с Байрамом. Инёню сообщают, что они пришли засвидетельствовать свое почтение, на что тот распоряжается передать им, чтобы они ждали. Им пришлось ждать до вечера. <…> Дома их семьи уже начали беспокоиться… и в конце концов пошли в полицейский участок, где они плакали, думая, что мой отец и дядя умерли. Отец мой мне рассказывал: Инёню сказал мне: «Прости, что заставил тебя так долго ждать. Я хотел поговорить с вами наедине». Инёню их спросил, сколько у них армян, всё ли у них нормально или нет и что он может для них сделать. Мой отец и дядя Асадур рассказали ему, как у них дела. Инёню спросил: «Чем я могу вам помочь?» Мой отец ответил: «Не могли бы вы помочь нам вновь открыть армянскую школу?» Инёню на это ответил: «Школы не будут открыты ни в коем случае, но я могу помочь вам с церковью»[173]173
  N. D., личное интервью от 16 сентября 2012 г.


[Закрыть].

Согласно свидетельству N. D., произошло это в конце 1940-х гг. Четкий ответ Инёню отражает официальную позицию государства. Позже в этой главе я вернусь к многим другим предпринятым в провинции неудачным попыткам открыть школы. Это систематическое институциональное препятствование было одной из основных причин, по которой армяне, все еще жившие в провинциях, переезжали в 1950-х гг. в Стамбул, особенно после открытия в 1953 г. школы-интерната «Сурб Хач Тбреванк» (Surp Khach Tbrevank‘). Этот пример, как один из многих в этой работе, показывает особый статус Стамбула в глазах государства.

Непрекращающийся отток

N. D. описал систематические нападения на армян, которым удалось вернуться в свои дома после 1915 г. и до образования республики. Согласно его сообщениям, армянские дома подверглись нападениям и грабежам со стороны вооруженных банд; жителей терроризировали. На следующий день банды появились снова и представились как «Ateşoglu Yildinm» (Атешоглу Йылдырым) – ранее об этой банде в сообществе ничего не слышали. Подавшего в полицию заявление избили и прогнали. Итак, преследования 1915 г. были продолжены согласованной попыткой изгнать армян из их домов:

Как рассказала мне моя мать, отец мой пошел к правительственным чиновникам, с которыми он был в хороших отношениях… и попросил их о помощи, чтобы защитить себя и семью от ночных нападений на армянские дома. <…> Однако его собеседник ответил: «Не бойтесь, господин Бехчет (Behqet): Ateşoglu Yildinm – это мы. И почему бы нам тебя преследовать?» Я слышал это от мамы, которой это, в свою очередь, рассказал мой дедушка. Чиновник, с которым он разговаривал, добавил, что они также поедут в Кайсери и в Сивас, а это значит, что в Кайсери и в Сивасе произошло то же самое. Я слышал эту историю от многих людей в Малатье[174]174
  Ibid.


[Закрыть].

Так что это была одна из наиболее систематических и, возможно, наименее известных государственных стратегий после геноцида. С ее помощью хотели предотвратить возвращение выживших в 1915 г. армян в Малую Азию и Северную Месопотамию. Задавшись этой проблемой, я хотела найти и другие подобные сообщения. Однако человек с похожей историей, с которым у N. D. была договоренность, не ответил на мои звонки. Была ли причина в том, что в тот же день в своем доме в стамбульском районе Саматья была найдена убитой пожилая армянка с крестообразным порезом на теле и была жестоко избита другая пожилая женщина в том же районе, не знаю. Таким образом, я тогда не смогла продолжить свое расследование, но работа Вахе Ташджяна обратила мое внимание на описания таких организованных нападений, которые можно найти в работе Аршага Албояджяна по истории армян в Малатье – Badmut‘iwn Malatio Hayots[175]175
  Arshag Alboyadjian. Badmut'iwn Malatio Hayots‘. Beirut: Dbaran Sevan, 1961.
  S. 966–967. Ср. также: Vahe Tachjian. La France en Cilicie et en Haute-Mesopotamie: Aux Confins de la Turquie, de la Syrie et de ITrak (1919–1933). Paris: Edition Karthala, 2004. S. 259–260.


[Закрыть]. Согласно его источнику, в 1923 г. количество атак Ateşoglu Yildinm или Yildinm Ateş (Йылдырым Атеш) возросло; дома помечались звездами, а от жителей требовали покинуть их в течение десяти дней[176]176
  Ibid.


[Закрыть]. Два армянина от имени 35 жителей Малатьи подписали письмо Мустафе Кемалю в ноябре 1923 г.[177]177
  Ibid.


[Закрыть] Они попросили безопасности для себя и спросили, требуется ли от них покинуть Турцию. Если да, то они хотели бы получить официальное уведомление, а не подвергаться постоянным нападениям. После этого от подписантов потребовали покинуть Турцию; таким образом, это письмо ситуацию к лучшему не изменило[178]178
  Ibid.


[Закрыть].

Работа Раймонда X. Кеворкяна содержит детальный список армян и греков, оставшихся или вернувшихся в Малую Азию и Северную Месопотамию. Данные исходили от Вселенского и Армянского патриархатов, как и от сообщений очевидцев, таких как, к примеру, отчет Ерванта Одяна (Yervant Odyan). Всего в начале 1919 г. удалось вернуться в общей сложности 255 000 греков и армян[179]179
  Kevorkian. Armenian Genocide. S. 748, 745–750.


[Закрыть]. Однако не всем из них удалось остаться в тех районах, куда они вернулись.

Исход армян из провинций в Стамбул в первые десятилетия республики был предметом острых споров. Община Стамбула приняла в городе тысячи людей, которым нужно были жилье, а также работа, еда и питье, не говоря уже о множестве других потребностей повседневной жизни. Патриарх и церковные учреждения пытались своими силами справиться с ситуацией. Но после 1923 г. многие детские дома и приюты для выживших были либо закрыты, либо перемещены за пределы Турции. В 1918 г. kaght’agayan (центры для беженцев) и детские дома были полностью заселены. После Мудросского перемирия депортированных армян доставили поездом из Алеппо в Стамбул. По данным патриарха Завена Дер-Егиаяна, количество депортированных составляло около 35 000[180]180
  Der Yeghiayan. Му Patriarchal Memoirs. S. 180.


[Закрыть]. В своих мемуарах он сообщает, что община сформировала три комитета, ответственных за ситуацию: первым был комитет для детей-сирот, Комитет поддержки сирот (Orpakhnam); вторым органом было Общество для депортированных (Darakrelots Engerut’iwn), а третьим был основан Армянский Красный Крест[181]181
  Ibid. S. 176.


[Закрыть]. Последние две организации 28 февраля 1919 г. объединились в Армянское национальное попечение (Нау Azkayin Khnamadarufiwn). Согласно мемуарам патриарха Дер-егиаяна, у этой организации были отделения во всех районах Стамбула, где она открывала центры для депортированных и выживших. Поскольку ситуация ухудшилась и пожертвований не хватало, Армянское национальное собрание ввело специальный налог для Отечества (Hayrenik’i türk’). По словам Дер-Егиая-на, «потребности обедневших и бездомных сограждан должны удовлетворяться за счет налоговых поступлений до тех пор, пока они не смогут переселиться на свою собственную землю; отсюда и название – отечественный налог…»[182]182
  Ibid. S. 177.


[Закрыть] Варужян Кёсеян в своей книге по истории Армянской национальной больницы «Сурп Пргич» упоминает двенадцать сиротских домов. Согласно их данным, эти сиротские дома на протяжении шести лет зависели от пожертвований общины[183]183
  Varujan Köseyan’a. Hushamadean Surp P‘rgich‘ Hiwanatanotsi – Surp Pirgic Hastanesi Tarihgesi. Istanbul: Murat Ofset, 1994. S. 146. Названные Кёсеяном сиротские дома суть: Karagözyan (Карагёзян), Esayan (Есаян), Сиротский дом для девочек в Ортакёйе (Ortaköy), в Калфаяне (Kalfayan), в Кадыкёе (Kadiköy), в Бакыркёйе (Bakirköy), в Нарлыкапы (Narlikapi), в Арнавуткёе (Arnavutköy), в Бояджыкёе (Boyaciköy), Санкт-Анненский сиротский дом в Бейоглу (SL-Annen-Waisenhaus Beyoglu), сиротский дом в Саматье (Samatya), Св. Пенедигорос в Кадыкёе (Kadiköy St. Penedigoros).


[Закрыть]. Патриарх Дер-Егиаян говорит даже о 15 сиротских домах, и число выживших, прибывших в Стамбул в основном из районов между Амасьей и Мерзифоном, а также тех, кто до эвакуации из Киликии перемещался по пути Стамбул – Изник – Конья, он оценил в 35 000 человек[184]184
  Der Yeghiayan. My Patriarchal Memoirs. S. 180.


[Закрыть]. В 1920 г. численность резко возросла. В течение года после перемирия число сирот составило уже 100 000, и еще приблизительно 100 000 женщин и детей оставались в плену[185]185
  APC/APJ. Информационное бюро Константинопольского патриархата. El81-6. № 193. Письмо патриархата министру юстиции от 3 января 1920 г. // Kevorkian. Armenian Genocide. S. 759.


[Закрыть]. По воспоминаниям Егиаяна, в ведении Армянской национальной службы попечения находились следующие сиротские дома: Центральный сиротский дом в Кулели (Kuleli) (1000 детей), в Бейлербейи (Beylerbeyi) сиротский дом (250 детей)[186]186
  Сиротский дом в Бейлербейи (Beylerbeyi) – прежнее турецкое военное училище – был передан Великобританией в распоряжение армянской общины.


[Закрыть], сиротский дом в Едикуле (Yedikule) на территории больницы «Сурп Пргич» (300 детей, у многих из них была трахома или другие заболевания), приют для девочек в Бешик-таше (Beşiktaş) (100), приют для девочек в Кумкапы (Kumkapi) (100), приют для девочек в Ускюдаре (Üsküdar) на территории Ускюдарского Американского колледжа (100), приют для девочек в Хаскёе (Hasköy) (130), приют для девочек в Арнавуткёе (Arnavutköy) (100 молодых женщин, прибывших из турецких домов), сиротский дом для девочек в Балате (Balat) (100), сиротский дом для девочек в Куручешме (Kuruçeşme) (50), сиротский дом в Макрикёе (Makriköy) (80), армяно-католические сиротские дома Сестер Непорочного Зачатия в Пере (Pera) и Саматье (Samatya) (более 500). По Дерегиаяну: ассоциация «Тброцасер» (Tbrotsaser) также позаботилась о сотнях сирот. Эти сироты были переведены в Салоники (Thessaloniki), Марсель и Париж в 1922 г. К тому же один сельскохозяйственный сиротский дом находился в Армаше (Armash), недалеко от Бахчеджика (Bahjecik); сегодня Акмеше (Akmeşe), и в нем проживало 60 детей. Британская благотворительная организация Lord Mayors Fund управляла двумя сиротскими домами, которые впоследствии были переведены на Корфу. В Макрикёе работал еще один сиротский приют под покровительством швейцарско-армянской организации, который позже был переведен в Швейцарию, затем, впрочем, закрыт[187]187
  Der Yeghiayan. Му Patriarchal Memoirs. S. 178–179.


[Закрыть]. Причина, по которой имена, приведенные в мемуарах Дерегиаяна, и имена в работах Кёсеяна не совпадают, может заключаться в том, что после 1923 г. некоторые из сиротских домов были перемещены и что Кёсеян мог иметь в виду более поздний период. Когда в 1921 г. финансовое положение общины все еще не улучшилось, началась поддержка со стороны Near East Relief(«Помощь Ближнему Востоку»).[188]188
  Ibid. S. 178.


[Закрыть]

После прибытия Рефета Беле (Refet Bele) в Стамбул в ноябре 1922 г. давление на патриарха Завена усилилось[189]189
  Köseyan. Hushamadean. S. 149.


[Закрыть]. В окружении Мустафы Кемаля он был объявлен персоной нон грата и вынужден с 10 декабря 1922 г. уйти в отставку и покинуть город. После этого с 1922 г. стамбульские сиротские дома были переведены в Грецию[190]190
  Entartsag Daretsoyts Surp P‘rgich‘ Azkayin Hiwantanots‘i 1924. S. 139, цит. no: Armaveni Miroglu. G. Bolsoy Azkayin Khnamadarufiwne // Handes Amsorya. 124 (2010). S. 428. Ср. также: Vatsunameag (1866–1926). Kalfayan Aghchgants‘ Orpanots Khaskiwghi. G. Bolis: Dbakrufiwn H. M. Setyan, 1926. S. 30.


[Закрыть], а сиротские приюты в Харпуте (Harput), Сивасе (Sivas), Кайсери (Kayseri)[191]191
  Согласно Патеру Завену Арзуманяну (Pater Zaven Arzumanian), в Кайсери в 1922 г. было четыре сиротских дома: два в Таласе (Talas), один в Эфкере (Efkere) и один в Зинджирдереси (Zincirderesi). См.: Pater Zaven Arzumanian. Azkabadum. Vol. 4. В. I (1910–1930). New York: St Vartans Press, 1995. S. 224.


[Закрыть] и Диярбакыре (Diyarbakir) переехали в Алеппо[192]192
  Ibid. S. 223.


[Закрыть]. Когда в 1923 г. греческое население Малой Азии было изгнано, вместе с ним были депортированы армяне из Яловы (Yalova), Бандырмы (Bandirma), Кютахьи (Kütahya) и Эскишехира (Eskişehir) сначала во Фракию, а затем в Грецию[193]193
  Ibid. S. 222.


[Закрыть]. Также остальное армянское население за пределами Стамбула было под угрозой. Рассказ Варужана Кёсеяна о том, как его семье пришлось покинуть Эдинджик (Edincik), свидетельствует о продолжающейся депортации армян, особенно во время выдворения греков, т. е. в период так называемого обмена населением:

Они заставляли нас вместе с греками покидать наши дома.

В 1923 г. мы приехали в Бандырму (Bandirma). Некоторые люди в порту перебирались в Грецию, другие – в Стамбул. Однажды дома я услышал рассказ, что наши соседи в Эдин-джике угрожали нам, чтобы мы не пытались вернуться и требовать назад наше имущество. Они сказали, что, если мы это сделаем, они прострелят нам ноги, так чтобы мы стали калеками и попрошайничали всю оставшуюся жизнь[194]194
  Варужан Кёсеян (Varujan Köseyan), личное интервью от 13 сентября 2010 г., Стамбул.


[Закрыть].

Сиротские дома и kaght agayan в Стамбуле в первые десятилетия республики оставались одной из самых сложных социально-экономических задач общины. Важные факты по решению проблем, поднятых депортированными и сиротами, мы узнаем из статьи Армавени Мироглу (Armaveni Miroglu): «На 31 августа 1923 г. в 13 kaghtagayan Стамбула насчитывалось 6385 kaght agan, а в 1924 г. число этих беженцев возросло до 7036[195]195
  Armaveni Miroglu. G. Bolsoy. S. 428,430. Оба термина, kaghtagan и kaghtagayan, встречаются во всех армянских текстах того периода и обозначают людей, с 1915 г. покинувших свои дома в провинциях. В годы после основания республики армян, вернувшихся в свои родные города и села в Малой Азии и Северной Месопотамии, беспрерывно гнали, что продолжало осложнять их жизнь в провинциях. Таким образом, армянское население в провинциях было вырвано из привычных условий как минимум во второй, а то и в третий раз. В то время термин kaghtägan (кахтаган) имел оттенок «вечной миграции», термин, означающий беспросветные условия жизни в kaght agayan (в кахтагаянах – кахтаганских центрах, приютах для беженцев). Я не стала переводить это понятие, так как все имеющиеся термины, такие как «перемещенный, депортированный, переселенец, беженец, внутренний беженец, вынужденно перемещенный», не отражают ситуацию kaght agan ни в целом, ни в частности.


[Закрыть]. В течение 1922–1923 учебного года в сиротском доме Карагёзяна (Karagö-zyan) проживало 124 ребенка. Затем, в 1922 г., сиротский дом в Кул ели был закрыт, и 125 сирот дней на десять нашли приют в Карагёзяне»[196]196
  Toros Azadyan. Hushamadean Karageözyan Orpanots (1913–1948 ). Istanbul:
  Beeid Basimevi, 1949. S. 90.


[Закрыть]. Статья, вышедшая в еженедельном журнале Panper («Панпер») в 1933 г., повествует о том, что на протяжении двух последних десятилетий здесь жили, получали уход и образование более 500 сирот[197]197
  Panper. 22 Apr. 1933. № 3.


[Закрыть]. Карагёзян поначалу был сиротским домом с мастерскими, но затем он был преобразован в сиротский дом с начальной школой, где дети могли выучиться на сапожника, каменщика или слесаря[198]198
  Ibid.


[Закрыть].

Администрации общины был представлен подробный отчет под названием «Национальное попечение», который был опубликован в альманахе «Сурп Пргич» (Surp P’rgich’) за 1932 г. Согласно этому отчету, в девяти школах общины обучались 600 сирот и детей-kaght agan[199]199
  Toros Azadyan, ed. Lntartsag Darets‘oyts‘ Surp P‘rgich‘ Azkayin Hiwantanots‘i 1932. Istanbul: H. M. Basimevi. S. 305.


[Закрыть]. Национальная попечительская организация (Azkayin Khnamadarufiwn) заботилась, таким образом, как о сиротах, так и о kaght’agayan[200]200
  По Azkayin Khnamadarut‘iwn см.: Madt‘os Ēblighatyan. Azkayin Khnamadarut‘iwn: Ĕt‘hanur Deghegakir Arachin Vetsamea (1 Mayis 1919– Hokdemper 1919). Beirut: Dbaran Kat‘oghigosutean Hayots‘ Medzi Dann Giligioy, 1990.


[Закрыть]. В 1939 г. в Стамбуле осталось только два детских дома, в которых проживали 500 детей-kaght agan и более 200 сирот[201]201
  Miroglu. G. Bolsoy. S. 434.


[Закрыть]. Согласно «Нор Лур» (Nor Lur), еще в 1947 г. в сиротском доме Карагёзяна проживали 120 сирот[202]202
  Nor Lur. 30 Dez. 1947. № 301; Nor Lur. 20 Jan. 1948. № 307. В 1933 г., по информации Panper № 3 от 22 апреля 1933 г., это число составляло 107. В на тот момент вновь открытый в Карагёзяне (Karagözyan) сиротский дом было отправлено в 1913 г. около ста детей-сирот, когда приют «Сурп Хакоп» (Св. Иакова) при армянской больнице «Сурп Пргич» был закрыт. Приют «Сурп Хакоп» был известен своими строптивыми детьми. По словам Пакарат Тевян (Pakarat Tevyan), одного из бывших сирот Сурб Хакопа, с 6 по 7 ноября 1908 г. сироты даже взяли на себя управление. Они протестовали против руководства больницы, а также против иерархических принципов всей общины. Восстание детей зашло так далеко, что они взяли в заложники учителей и проводили уроки. Ситуация обострилась до такой степени, что сирот пригласили в больницу на беседу, в которой участвовал и патриарх. См.: Pakarat Tevyan. Erchanig Dare kirk’: Bardez Kutlu Yillar Dergisi, 1958. Istanbul: Varol Matbaasi, 1958. S. 28–47. В истории сиротского дома в Карагёзяне Тороса Азадяна (Hushamadean Karageözyan Orpanots‘i 1913–1948) можно проследить судьбу восставших сирот «Сурп Хакопа»: 16 детей из 101 – предположительно из-за восстания – не было отправлено в Карагёзян. Таким образом, в сентябре 1913 г. было передано только 85 сирот. См.: Azadyan. Hushamadean. S. TI.


[Закрыть], а по данным «Пароса» (Paros), к 1950 г. через Карагёзян прошла уже 1000 учеников[203]203
  Paros. 17 Jan. 1950. № 21.


[Закрыть]. Здесь же можно было получить медицинскую помощь и лекарства. Сиротский дом в Калфаяне (Kalfayan), который был основан в Стамбуле в 1866 г. монахиней Српуи Калфаян (Srpuhi Kalfayan; 1822, Палу – 1899, Стамбул)[204]204
  Армянское слово Mayrabed (майрабед) может означать не только монахиню, но и женщину, решившую не выходить замуж. См.: Vatsunameag (1866–1926). Kalfayan Aghchgants‘ Orpanots‘ Khaskiwghi. S. 3.


[Закрыть], работает в том же качестве по сей день[205]205
  В интернате Калфаяна (Kalfayan) в 1933 г. проживали 90 учениц; см. статью Баруйра Пюзанта Кечяна (Baruyr Püzant Kenyan) в Panper. 11 мая 1933. № 6.


[Закрыть]. Эти учреждения оказывали поддержку не только армянам, приехавшим из провинции, они, кроме того, были ремесленными училищами (Arhesdanots) для девушек и женщин, которые могли получить здесь профессию, с помощью которой они могли бы зарабатывать на жизнь. В первые два десятилетия после основании республики почти все армянские газеты, издававшиеся в Стамбуле, публиковали многочисленные статьи на эту тему.

Уровень бедности внутри общины сильно возрос после 1938 г., т. е. после принятия турецкого закона о фондах и введения единой системы доверительного управления (Тек Mütevelli Sistemi). Тогда сиротский дом в Карагёзяне и сиротский дом в Ускюдаре (Sgiwdari Khnamadaragan Orpanots) должны были объединиться в финансовом отношении, чтобы быть в состоянии продолжать свою деятельность. По данным Тороса Азадяна (Toros Azadyan), в сиротском доме в Ускюдаре было 70–90 сирот, а в двух kaght’agan-центрах – 400–500 детей-kaghtagan[206]206
  Azadyan. Hushamadean. S. 107.


[Закрыть]. В официальном документе о слиянии обоих сиротских домов можно также найти указание на положение армян из провинций:

Прием детей-kaghtagan — это часть серьезной заботы о сиротах. Забота при этом должна укладываться в рамки минимального бюджета, поскольку работа в этом смысле более или менее находится в состоянии свертывания. Остается необходимость в профессиональном учреждении, заботящемся о 400–500 детях-kaghtdgan, которые не могут обеспечить себя самостоятельно[207]207
  Ibid. S. 111.


[Закрыть].

Одновременно с этой ситуацией в Стамбуле в провинциях армянам постоянно различными способами угрожали и вынуждали их уезжать. Со ссылкой на архивы американского посольства, Ди лек Гювен (Dilek Güven) констатирует, что в 1928–1929 гг. армянам было запрещено покидать Сивас. При этом они не могли найти работу, в связи с чем им не на что было совершать покупки. В этих обстоятельствах многие из них запросили специальное разрешение на выезд из страны[208]208
  Dilek Güven. Die Ausschreitungen gegen die Christen und Juden der Türkei vom September 1955. München: Oldenbourg Verlag, 2012. S. 107.


[Закрыть]. Сонер Чагаптай (Soner Qagaptay) подробно описывает серию нападений, включая два убийства, во-первых, армяно-католического священника Юсуфа Эмирханяна (Yusuf Emirhanyan) в Диярбакыре (Diyarbakir) и, во-вторых, православного священника в Мардине (Mardin); эти инциденты сыграли важную роль в исходе армян[209]209
  Soner Qagaptay. Islam, Secularism, and Nationalism in Modern Turkey: Who is a
  Turk? London-New York: Routledge PubL, 2006. S. 33.


[Закрыть]. После этих случаев на католическую миссию в Элязыге, в которой в качестве священнослужителей действовали два армянина, француз и немец, было оказано давление, чтобы заставить ее отказаться от своей деятельности; священники отправились в Бейрут[210]210
  FO 371/13818/E6101. Ibid. S. 35.


[Закрыть]. Почти одновременно произошел взрыв и поджог армянской протестантской церкви в Харпуте (Harput), а также совершено нападение на ассирийского священника в Диярбакыре[211]211
  Ibid.


[Закрыть].

Как видно из этих случаев, законы тогда, как и правовые меры, имели выраженную цель – изгнание людей из страны, в которой они жили. Согласно Мурату Бебироглу (Murat Bebiroglu), закон о переселении 1934 г. также сыграл важную роль в процессе миграции. Опрошенный Бебироглу человек заявил, что из-за этого закона армяне в то время были вынуждены покидать Йозгат (Yozgat) и перебираться в Стамбул[212]212
  Murat Bebiroglu. URL: http://www.hyetert.com/prnyazi3.asp?s¹,4&Id¹A442&Sayfa UO&DilldAl&AltYazi (дата обращения: 25.02.2012).


[Закрыть]. Основываясь на документах архивов посольства США, Дилек Гювен (Dilek Güven) приводит подробные данные о результатах действия закона о переселении и так резюмирует изгнание евреев из Фракии и Измира: «Эта “добровольная” миграция групп меньшинств [евреев] – а также групп христиан, таких как армяне в Анатолии, – была результатом спланированной социальной маргинализации»[213]213
  NARA 867.4016 Jews/13 US Embassy to State Department from Ankara 24 July 1934 // Dilek Güven. Cumhuriyet Dönemi Azinhk Politikalari ve Stratejileri Baglaminda 6–7 Eylül Olaylari. Istanbul: Tarih Vakfi Yurt Yay., 2005. S. 103.


[Закрыть]. Кроме того, у Гювена можно найти точные статистические данные об армянской миграции 1929–1934 гг. Согласно тем же источникам, еще до принятия закона о переселении была еще одна волна вынужденной миграции: около 600 армян покинули свои родные места в направлении Стамбула[214]214
  Ibid. S. 105.


[Закрыть]. Кроме того, агенты турецкого правительства вынуждали христианское население в провинциях, особенно в Диярбакыре и Харпуте, покинуть свою страну[215]215
  Ibid. S. 104.


[Закрыть]. Гювен указывает, что число армян, эмигрировавших в Сирию за 18 месяцев с 1929 по 1930 г., составило 6373 человека[216]216
  Ibid. Гювен указывает, что число было названо Армянским патриархом. Посольство США в Бейруте оценило количество эмигрантов в 4000 человек. NARA 867.404/208. № 946, the US Consulate, from Istanbul to the State Department, 24 February 1930.


[Закрыть]; Чагаптай, с другой стороны, отмечает, что количество людей, уехавших из Турции в Сирию, колеблется. Американские дипломаты указали численность в 10 000-20 000 человек[217]217
  SD 867.4016, From Crew (Istanbul) to Washington, 12 February 1930 // Qagaptay. Islam, Secularisms. S. 35.


[Закрыть], тогда как британские дипломаты количество эмигрантов в 1930 г. оценили примерно в 2000–4000 человек[218]218
  FO 371/14587/E729 и FO 371/14567/EE886. Ibid. S. 36.


[Закрыть].

В то же время армяне, которые не могли обеспечить себя в Стамбуле, и особенно те, кто проживал во временных приютах, искали возможности возвращения в свои деревни или отъезда в эмиграцию. Между kaght’agayan и управлением общины возникала напряженность, так как в приютах устроить свою жизнь было невозможно. Государство актором в принципе не являлось, и в тех немногих случаях, когда оно вмешивалось, это происходило не на пользу kaght’agan. В 1934 г. «Нгар» (Ngar) – другая стамбульская газета – опубликовала отчет о том, насколько экономически нестабильным было положение провинциальных армянских kaght’agan в Стамбуле и как они по причине отсутствия доходов хотели вернуться обратно в свои деревни[219]219
  Еженедельная газета Ngar («Нгар») издавалась в 1933–1934 гг. Крикором Мхитаряном (Krikor Mhitaryan).


[Закрыть]. В марте того же года Ngar в одном из сообщений указала число 750 армян-kaght’agan в Стамбуле[220]220
  Ngar. 25 Mär. 1934. № 25.


[Закрыть]. При этом неясно, шла ли речь о вновь прибывших или они уже какое-то время жили в городе. О положении общины в Стамбуле можно было бы сказать гораздо больше, как и об отношении к сиротам и женщинам и о продолжающемся притоке из провинций. Проблема с kaght agan, сиротами и женщинами была не просто статистической, но имела серьезные социально-политические последствия, для которых армянские газеты являются богатым источником. Так, например, «Панпер»[221]221
  Еженедельник «Панпер» (Panper Weekly) впервые вышел 8 апреля 1933 г. и издавался под редакцией Арама Дагларяна (Aram Daglaryan) и Этварта Симкешяна (Yetvart Simkeşyan).


[Закрыть] опубликовал в апреле и мае 1933 г. две большие статьи о kaght’agan-центрах. Одним из них был центр в Саматье, который, согласно сообщению, с 1920-х гг. использовался как временный приют[222]222
  Surenşamliyan.Panperibduydnere: Inch‘besgabrinSamafioogayaninkaghtagan-пегё // Panper. 27 Apr. 1933.


[Закрыть]. Армавени Мироглу (Armaveni Miroglu) также подтверждает, что армянская школа имени Нуняна Макрухяна (Nunyan Makruhyan) в Саматье с 1920 г. служила kaght’agan-центром, где все комнаты и залы были заполнены[223]223
  Miroglu. G. Bolsoy. S. 432.


[Закрыть]. В альманахе [больницы] «Сурп Пргич» за 1932 г. указано, что в kaght’agan-центрах в Саматье и Ортакёй размещалось 800 человек, места которых немедленно занимали вновь прибывшие, стоило кому-либо покинуть центр[224]224
  Entartsag Daretsoyts Surp P‘rgich‘ Azkayin Hiwantanotsi 1932. S. 306.


[Закрыть]. Разумеется, в этих количествах не учитываются kaght’agan, приехавшие в Стамбул из провинций и нашедшие приют у родственников. Альманах за 1932 г. упоминает социальные проблемы, связанные с kaght’agan-центрами, лишь вскользь. В печати же появились многочисленные статьи с более точными данными и описанием как условий, так и социальных и экономических проблем. Так, все окна были закрыты бумагой, и в каждом углу дома жили kaght’agan всех возрастов. Согласно панперовской статье, в то время там жили 268 человек, 120 из которых были в возрасте 11 лет и младше[225]225
  Panper. 27 Apr. 1933.


[Закрыть]. Некоторые уже провели в этих центрах до десяти лет. Кроме того, в центрах были и мастерские; так, сообщается об одной женщине из Кайсери, ткущей ковер. В начале апреля 1933 г. из села Бебек (ВеБек) близ Йозгата прибыла еще одна волна kaght’agan; речь шла о 28 семьях – всего 147 человек[226]226
  Ibid.


[Закрыть]. «Нгар» называет число в 200 kaght’agan, прибывших в тот же день из Бебека, и в 350 из Бурункышла (Burunkişla), и сообщает, что Министерство внутренних дел издало приказ возвращать назад людей, направлявшихся в Стамбул, чтобы остановить миграцию[227]227
  Ngar. 25 Mär. 1934. № 25. То же сообщение указывало, что там было также 200 kaghtägan из Бебека (Bebek) – деревня под Йозгатом (Yozgat).


[Закрыть]. Хотя министр и выразил требование к kaght’agan вернуться, но проблемы, с ними связанные, оставались нерешенными. Только в «Нор Лур» Вахана Тошикяна (Vahan Toşikyan) было опубликовано в 1935 г. более 20 сообщений на эту тему. В этом году один из двух центров в Саматье – здание, арендованное для новоприбывших из Йозгата (Burunkişla), – был закрыт. Эвакуация проходила с большими волнениями. Проживавшие там люди упорно протестовали против выселения, заявляли, что они голодны, у них нет денег и они не знают, куда идти[228]228
  Nor Lur. 9 Jan. 1935. № 5001; Nor Lur. 7 Jan. 1935. № 5150; Nor Lur. 26 Juli. 1935. № 5199; Nor Lur. 28 Juli. 1935. № 5201.


[Закрыть]. Организация же по попечению (Khnamadarufiwn) переживала финансовый кризис и, согласно сообщениям, не могла более платить ежемесячную арендную плату. Снова и снова жильцы направляли петиции в Центральное управление Армянского национального попечения и умоляли разрешить им остаться. Вероятно, в связи с организованной в Советскую Армению эмиграцией, которая должна была начаться в 1933 г. и продлиться до 1936 г., они обратились – когда ответа по-прежнему не было – в организацию еще раз и попросили об экстренной помощи в их отправке в Ереван[229]229
  Nor Lur. 27 Apr. 1935. № 5108.


[Закрыть].

Когда и эта попытка потерпела неудачу, они вновь обратились в управление и попросили денег, с тем чтобы вернуться в родные места в провинциях[230]230
  Ibid. 3 Aug. 1935. № 5207.


[Закрыть]. Однако ни один из их запросов не был удовлетворен. Наконец они связались с офисом губернатора Стамбула и пожаловались на Армянское национальное попечение. С этого момента к проблеме были привлечены также представители правительства. Они вели переговоры с Управлением попечительской организации и выяснили, что у того нет средств на аренду очередного здания для вновь прибывших. Оставшиеся kaght’agan могли либо переехать в другое здание в Саматье (Samatya), либо в центр, располагавшийся в Ортакёе (Ortaköy)[231]231
  Прежний Армяно-католический андонеантский монастырь в Ортакёе использовался как kaght agan-центр.


[Закрыть]. 16 ноября 1935 г. «Нор Лур» сообщил, что после эвакуации второго центра в Саматье сотрудники канцелярии губернатора проинспектировали как оставшийся kaght’agan-центр в Саматье, так и центр в Ортакёе и установили, что первый был переполнен[232]232
  Nor Lur. 16 Nov. 1935. № 5312.


[Закрыть]. Согласно другому сообщению, в Саматье проживало 320 человек[233]233
  Ibid. 14 Dez. 1935.


[Закрыть]. Газета также сообщила об эвакуации в Ускюдаре и опубликовала письмо читателя с подписью «Житель района». Согласно этому письму, армянская kaght’agan-семья жила в бараке, принадлежавшем Армянской национальной больнице «Сурп Пргич» на улице Арапзаде (Arapzade) в Ускюдаре. Однажды вечером г-н [Охан] Гоганян (Ohan Goganyan), который отвечал за имущество больницы, явился с полицией и выселил эту семью. Впоследствии она нашла приют в доме своих турецких соседей. Автор письма считал выселение незаконным и добавил, что касательно этого барака речь шла не о годном для сдачи в аренду доме (до того, как туда въехала та семья, он года три-четыре стоял пустой)[234]234
  Ibid. 12 Juni. 1935. № 5155.


[Закрыть].

Положение Армянского национального попечения было таким же тяжелым. Статьи в «Нор Лур» призывали читателей поддержать общину в ее заботе о детях-сиротах и армянах, приехавших из провинции. От голода люди целыми днями ждали перед зданием попечения. Управление Армянской национальной попечительской организации обратилось в больницу «Сурп Пргич» с просьбой помочь принять от восьми до десяти инвалидов и детей-сирот, поскольку ситуация вышла из-под контроля[235]235
  Ibid. 16 Nov. 1935. № 5312.


[Закрыть]. По другому сообщению, администрация проигнорировала просьбу священника Кайсери принять двух сирот, так как, по ее мнению, сначала следовало объединить детские дома и только затем посмотреть, что можно было бы сделать[236]236
  Ibid. 30 Mai. 1935. № 5141.


[Закрыть]. В ежегоднике больницы «Сурп Пргич» за 1939 г. содержится дополнительная информация по проблеме сирот и детей-kaght’agan: 535 учеников-kaghtagan находилось в «очень тяжелом положении» (kaghtagan garod usa-noghner)[237]237
  Entartsag Darekirk‘ Azkayin Hiwantanots‘i 1939. Istanbul: O. Aktaryan Basimevi, 1938. S. 100.


[Закрыть]; 150 придется жить за пределами kaght’agan-центров[238]238
  Ibid.


[Закрыть], вероятно, при финансовой поддержке общественных организаций. Та же информация уже была опубликована в ежегоднике за 1938 г.; неясно, были ли числа просто скопированы или посчитаны заново[239]239
  Entartsag Darekirk‘ Azkayin Hiwantanots‘i 1938. Istanbul: O. Aktaryan Basimevi, 1937. S. 87.


[Закрыть]. Тем не менее оба ежегодника ясно дают понять, хотя и без подробностей, что kaghtagan-центры все еще были открыты, из чего видно, что некоторый бюджет у них был.

Нет сомнений в том, что справляться с социально-политическими проблемами kaghtagan в Стамбуле было чрезвычайно сложно. Согласно сообщениям прессы, ни Организация попечения, ни Армянская национальная больница не могли помочь всем людям, прибывавшим из провинций, что, в свою очередь, приводило к серьезным проблемам между прибывшими армянами и органами управления стамбульской общины. При чтении этих сообщений создается впечатление, что члены армянской администрации из страха перед насилием старались избегать прямого контакта с новоприбывшими. Закрыты были kaghtagan-центры в конце 1930-х гг. Но и после этого армяне продолжали покидать провинции и направляться в Стамбул.

А. В., род. в Кютахье (Kütahya), 1945 г., армянка из семьи, которая была изгнана из Халвори (Halvori, деревня близ Дерсима), впоследствии поселившаяся в селе Айвалы (Ayvali) близ Кютахьи, ныне живет в Мюнхене. В интервью она сообщила мне, что даже жизнь в Стамбуле не решила бы ее проблем. В Кютахье ее семья была насильственно обращена в ислам; им была запрещена встреча с родственниками, которые были изгнаны и переселены в другие деревни близ Кютахьи. Поэтому зарегистрирована она была бы как турчанка-мусульманка. У всех членов семьи были турецкие имена и фамилии. Только старшие члены семьи знали армянский и тайком говорили на нем между собой. Семья переехала из Кютахьи в Стамбул и поселилась в Гедикпаше (Gedikpaşa)[240]240
  А. В., личное интервью от 13 марта 2013 г., Мюнхен.


[Закрыть]. Там уже проживало много армян, изгнанных из Дерсима. Сразу по прибытии в Стамбул мать сообщила им, что они армянские христиане.

К армянской общине в Стамбуле доступа мы не нашли. <…> Мы все страдали от голода; стар и млад должны были идти работать, поэтому я по прибытии в Стамбул начала работать в Gürün Han. <…> В Гедикпаше жили почти одни армяне. <…> Мы не могли научиться армянскому. А как иначе – мы ведь приехали из деревни. Мы выглядели как дачики [турки]… Можно ведь было взять меня за руку и сказать: «Давай, девочка, я научу тебя вечером армянскому», но этого никто не сделал. На нас смотрели свысока. <…> Мой младший брат ходил в турецкую школу. Нужен был кто-то, кто сказал бы нам, что мы должны ходить в школу. <…> Меня в школу не посылали[241]241
  Там же.


[Закрыть].

В 15 лет она была помолвлена с армянином из Дерсима, с которым не была знакома. Несколько лет спустя А. В. со своей семьей приехала работать в Германию, где живет и по сей день.

Армяне из провинций всегда были в самом низу во всех властных структурах. История А. В., как и другие истории, показывает, что многие армяне пережили принудительную исламизацию как еще одну форму отчуждения. Это подготовило почву для того, чтобы в 1960-х и 1970-х гг. множество провинциальных армян покинуло Турцию.