Текст книги "Испытание смертью"

Со мной чуть не случилась истерика от всего увиденного. Даже на чужих квартирах в Бугуруслане условия были лучше. Мамка, видя мое упавшее настроение, стала меня успокаивать:

– Да ладно тебе, Танюшк, успокойся. Воду нам привозит водовозка в шесть вечера прямо к дому. Издалека начинает гудеть, не пропустишь.

– А сейчас отец куда за водой пошел?

– Здесь баня недалеко, возле нее колонка.

Отец занес воду, вылил ее во фляги, что стояли у дверей.

– Сейчас еще разок схожу, чтоб и на завтра хватило. Ставьте чайник, да поужинать бы не мешало.

Отец снова ушел за водой. А я стала озираться по сторонам. Никакого намека на продукты. На кухонных полках только посуда. У меня все внутри похолодело:

– Ма-а-а-м! Из чего ужин готовить? Где продукты? Что вы тут едите?

Мамка, видя мое недоумение, обняла меня:

– Танюшк, ну что ты. Не голодаем мы, запасов полно всяких. Пойдем, покажу.

Она вывела меня в сени, включила свет. И я только сейчас разглядела все хозяйство. Сразу и не заметила, когда вошли с улицы, темно было. В сенях, как на складе магазина, были выстроены полки. На полках картонные коробки и сколоченные ящики. Вот в них и находились всякие припасы, правда, консервированные. Здесь разные сгущенки: молоко, сливки, кофе и какао. В жестяных банках разная тушенка: говядина и свинина. Рыбные консервы, маринованные огурцы и помидоры, компоты и джемы. А самое необычное – это голубцы в больших банках и фаршированные перцы. Такие консервы привозили из Венгрии и Болгарии.

– Девчонки, давайте голубцы, что ли, разогреем, – отец вынес в сени пустые ведра.

– А хлеба у нас нет. Где ближайший магазин, я сбегаю? – я подхватилась бежать за хлебом.

– Сиди, Танюшк, хлеб у нас в дефиците. До обеда разбирают, а очередь с утра, а то и с вечера. Кто не успел, тот опоздал.

Отец вздохнул и обнял мамку за плечи:

– Мамка нам лепешку испечет. Да, Лидок?

– Испеку, куда же я денусь.

– Да из чего печь? Ни молока, ни яиц.

Я недоуменно уставилась на них. Меня настолько поразил их скудный, какой-то спартанский быт и эта теснота, что мне действительно захотелось вернуться обратно на Большую землю. Мамка, видя, что я погрустнела, начала меня успокаивать:

– Ну, вот опять расстроилась. Все у нас есть, и молоко, и яйца, только все сухое, но готовить можно.

– Как это сухое? Молоко, что ли?

– И молоко сухое, и яичный порошок. Вот! – мать достала с полки две стеклянные банки, одна с белым порошком, а другая с желтым. – Лень, сходи за мукой.

Я метнулась в сени вслед за отцом. Мука была в большущей эмалированной кастрюле. За ужином я сидела притихшая и испуганная. Такая перспектива совсем не радовала. А родители наперебой меня утешали. Говорили, что здесь большие запасы нефти, город будет развиваться. Начали строить пятиэтажные дома. Скоро и нам дадут квартиру. Отцу уже предлагали в двухэтажной деревяшке в 4 микрорайоне, но он отказался, чего шило на мыло менять. Лучше дождаться нормального жилья. Надо только немного потерпеть.

И это было только начало моих разочарований. Когда я пришла в НГДУ устраиваться на работу, мне сказали, что штатных единиц нет. Домой возвращаться не хотелось, и я решила сходить к мамке на работу. Городок маленький, все рядом. Оказалось, что не зря пришла. У них уходила в декрет секретарша, и меня сразу зачислили в штат. Мне, конечно, такая работа не очень нравилась, хотелось по специальности. Отец меня успокоил и сказал, что это временно, пока не найдется подходящая.

Я понемногу начала привыкать к новой жизни, правда, погода не радовала. В конце августа резко похолодало, пошли дожди, дороги развезло. Пришлось обувать резиновые сапоги. Хорошо, что работа рядом. С первых дней сентября уже пролетала снежная крупа или шел мокрый снег с дождем. Егору я не стала писать обо всех сложностях Северной жизни, просто написала коротенькое письмо с адресом. Уж больно не хотелось его огорчать своим настроением. Последнее время я часто думала о нем. Он своей заботой и бережным отношением напоминал мне Леньку. Как будто Ленька был долго где-то далеко, и вдруг вернулся. Он вырос, возмужал, а мне приходится привыкать к нему повзрослевшему. Я вспомнила, как долго оплакивала друга, сколько горевала об этой потере. Стала сравнивать Егора и Леньку и нашла очень много схожих черт характера. И тут меня как током пронзило: вот оно что – Егор тот человек, который мне нужен. Он не предаст и не обманет, всегда поможет и ни в чем не упрекнет. Он надежный и верный. Теперь я успокоилась и не казнила себя за то, что перестала ждать Ваню. Да мне и Мария Ивановна говорила, что мы с ним расстанемся, когда я гостила у них в Ленинграде и рассказала свой сон.

Семейная жизнь

Егор, как и обещал, приехал в ноябре. Его сразу приняли на работу и дали общежитие. Только с ним жили еще трое ребят. Отдельную комнату давали женатым, а квартиру в деревяшке семьям с детьми. Егор сразу хотел пожениться, а я его все время тормозила. Меня страшила неопределенность с жильем. В нашей лачуге невозможно жить двум семьям, и неизвестно, дадут ли отдельную комнату. Егор вздыхал, но соглашался.

Новогодняя ночь принесла сразу две хорошие новости. 31 декабря был короткий день. Мы с мамкой пришли пораньше и сразу стали готовить праздничный ужин. Чуть позже прибежал радостный отец с подарками и гостинцами: шампанским, конфетами и пятилитровой банкой с консервированными огурцами и помидорами из Болгарии «Глобус». И, загадочно улыбаясь, достал из-за пазухи сетку с апельсинами. Вот это подарок. Мамка так и ахнула:

– Ох, Лень, откуда же такое чудо?

– Из лесу, вестимо, – пошутил отец.

– Да как же их сюда везли, мороз 58 градусов, и не заморозили?, мамка взяла в руки апельсин. – А пахнут как! Югом, летом. Спасибо! – Обняла отца. – Какой ты у нас добытчик.

Немного погодя явился и Егор. Тоже очень радостный, правда, заиндевел совсем. Брови и ресницы все в инее, как у Деда Мороза. От автовокзала ему пришлось идти пешком, хорошо, что здесь недалеко. У него был такой же набор гостинцев. Он с загадочной улыбкой расстегнул свой шубняк и достал сетку с апельсинами. Мы все дружно рассмеялись. Егор застыл в недоумении, не понял юмора, а когда увидел на столе блюдо с апельсинами, начал заливисто хохотать. Вот так совпадение. Такие подарки приготовили всем нефтяникам и всем работникам, кто связан с этой отраслью.

Тут отец не вытерпел, так хотел поделиться с нами радостью:

– Ну, раз все в сборе, слушайте новость. Вот на этом самом месте, где стоит наш балок, будут строить пятиэтажный дом, соответственно балок будут сносить. Нам придется переехать во временное жилье, в 4 микрорайон, в деревяшку. Зато потом мы будем жить вот в этом самом новом доме. Списки я видел, уже утвердили. Ура!

– Ура, ура! – закричали мы хором.

Кажется, жизнь налаживается. Отец откупорил шампанское:

– Надо отметить эту новость. Заодно и старый год проводим.

– Папк, Егор, как же вы работали в такой мороз на улице?

Я поежилась, представляя себе эту холодрыгу. В доме тепло, топи сколько хочешь. Только пол холодный. Так для зимы у нас есть чуни из овчины.

– Танюшк, какая улица? Актировка, в такой мороз железо лопается, вся техника в гаражах. А работа и в гараже всегда найдется. Ну, давайте проводим Старый год, время тикает. Не успеем оглянуться, как переедем в новый дом.

Отец разлил по кружкам шампанское. После боя курантов по радио, уже в наступившем Новом году, не вытерпел Егор и поделился своей радостной новостью. У их бригадира весной ожидается пополнение в семье и ему выделяют квартиру в деревяшке, в 7 микрорайоне с удобствами. Значит, освободится комната в семейном общежитии. Егор уже заявление написал, только надо приложить копию свидетельства о браке, а то желающих полно.

После Новогодних праздников жизнь стала стремительно меняться. Нашу улицу начали расселять во временное жилье, и мы переехали в 4 микрорайон, в деревяшку. Квартира двухкомнатная, гораздо просторней. И печь топить не надо, отопление центральное. Еще была газовая плита, и газ привозили в баллонах.

Мы с Егором подали заявление в ЗАГС, но свадьбу решили не играть. Родных здесь нет, и никто в такую даль с большой земли не поедет на наше торжество. А приглашать чужих людей ни к чему. Родители с нами согласились, только мамка сказала, что белое платье надо все-таки сшить.

– Из чего шить? В магазинах пусто, одна фланель в клеточку.

Я не собиралась шить платье. Мне было все равно, в чем регистрироваться. Но мамка не унималась:

– Где ты видела фланель?

– У нас в СУ-10 на втором этаже, еще какой-то ситец цветастый и все.

– Давай в «Сибирь» зайдем после работы.

– Ладно, – я решила поддаться мамкиным уговорам, не хотела ее огорчать.

Вечером мы зашли в «Сибирь», это совсем рядом со школой, через дорогу, да и от дома в нескольких шагах. Но и там полки пустые. Мамка, конечно, расстроилась, начала вздыхать и охать. А продавщица ей:

– Что вы хотите, зима. Все, что летом привезли, уже раскупили, ждите навигацию.

– Нам сейчас надо, регистрация у нас, – мамка жалобно посмотрела на продавщицу. – Может быть, на складе что-нибудь беленькое завалялось?

Продавщица засмеялась:

– Что у нас может заваляться, здесь же не частная лавочка.

Но все-таки ушла в подсобку.

– Ладно, сейчас посмотрю.

Вышла со свертком.

– Вот только этот маленький отрез.

Взяла большущий деревянный метр.

– Всего 1,10 сантиметров. Разве вам хватит?

Ткань мне понравилась, красивая, креповая, не мнется.

– Мам, давай возьмем, все равно ничего больше нет. А рукава скомбинируем из чего-нибудь.

– А вот, смотрите, какие шарфики есть, их сейчас никто не покупает, зима.

Продавщица подхватила мою идею и достала из коробки под прилавком несколько шарфиков, черные и белые. Они совсем прозрачные с узкими кружевными вставками по всей длине.

– Ой, какая красота! – мамка радостно выдохнула. – Берем, берем. Два белых шарфика нам хватит.

– Ну вот, а ты страдала, что мне не в чем в ЗАГС идти. Осталось только туфли найти, пойдем уже.

Я сложила все в сумку и собралась уходить, но продавщица окликнула нас:

– А вы сходите в «Строитель», у них летние туфли оставались. Правда, размеры маленькие.

– Спасибо вам большое! – мамка поблагодарила продавщицу и мы побежали в «Строитель».

– Мам, ну что ты так торопишься. Если там есть наши туфли, никто их не раскупит.

– Магазин закроют, – мамка не сбавляла шаг.

– Завтра сходим, – я взяла ее под руку и попыталась удержать.

– Нет сейчас, я сказала.

– Хорошо, сейчас так сейчас, – спорить с ней было бесполезно.

Люди толпились только в продуктовом отделе, в промтоварах никого. Продавщица скучала, облокотившись о прилавок, наблюдала за покупателями соседнего отдела. Увидев нас, она встрепенулась, заулыбалась, поправила прическу. Наконец-то в ее отделе покупатели.

– Что-нибудь хотите приобрести?

– Хотим! – хором ответили мы. – Нам нужны белые туфли.

– О, девчонки, наверное, я вас огорчу. К сожалению, ничего нет, – сразу сникла продавщица.

– Как это нет? – мать решительно двинулась к ней. – Нам сказали, что у вас есть.

– А что вам конкретно нужно? – продавщица испуганно стала пятиться от мамки.

– Я же говорю вам, белые туфли.

– Что же вы пугаете своим напором. Есть одни, никому не подошли, размер маленький.

– Так несите сюда! – грозным приказным тоном выпалила мамка.

Я прыснула от смеха. Со стороны эта сцена выглядела потешно.

– Мам, да успокойся ты, я и в валенках в ЗАГС схожу, все равно зима.

– Нет уж, раз свадьбы не будет, так хоть в ЗАГС нарядим.

Продавщица с растерянным видом ушла в подсобку, видимо, не знала, как избавиться от таких назойливых покупателей. Она вышла через минуту с коробкой в руках.

– Вот, одни остались, никому не подошли, 35 размер.

Открыла коробку и подала мамке. А та округлила глаза от восторга и нервно засмеялась:

– Удача какая, Танюшк, иди сюда, снимай валенки. Смотри, какая красота.

Туфли и правда были очень красивые, с двумя ремешками на подъеме, на небольшом каблучке.

– Меряй скорее!

– Эй– эй! Вы что, – возмущенно воскликнула продавщица и стала выдергивать коробку у мамки из рук. – Я же вам говорю, это маленький размер.

– Зачем же вы принесли тогда? Вы будете продавать товар, или мне идти к директору магазина? – мамка решительно вырвала коробку с туфлями из рук продавщицы и усадила меня на скамейку перед прилавком.– Снимай носки, – подала мне туфли.

– Ой, мам, сказочные! – я прижала туфли к груди, как будто хотела их согреть. Обула туфельки и тихонько потопала по полу обеими ногами. Они мне были как раз впору.

Продавщица тихонько охнула и стала извиняться. А мамке не нужны были ее извинения, она от радости забыла про всю перепалку. Зато дома все долго смеялись, когда мы рассказали про наши приключения.

Платье мы сшили простенькое, чуть ниже колена, насколько хватило ткани. Вся прелесть в прозрачных рукавах. На регистрации я была самой скромной невестой. Да и свидетелей у нас не было. Мы еще не успели обзавестись друзьями. Дома устроили праздничный ужин. Потом родители оставили нас вдвоем и ушли ночевать к друзьям. Егор был очень взволнован, а я вообще испугана, у меня никогда не было близости с мужчиной.

– Танюшк, не бойся меня, я сам боюсь к тебе прикасаться. Вон, ты какая хрупкая, а ребрышки у тебя вообще хрустальные. А кожа такая прозрачная, все жилочки видно, и гладкая, шелковая. Я каждую твою клеточку хочу поцеловать. Тань, я так счастлив, а как долго ждал этого дня. Сейчас умру от счастья. Помнишь, как у Пушкина: «Восхищенья не снесла и к обедне умерла». Сердце сейчас выскочит, послушай.

Егор взял мою руку и приложил к своей груди. Мне стало смешно от его Пушкина.

– Егор, скажи еще, что они жили долго и счастливо и умерли в один день. Не хочу я умирать, я еще пожить не успела.

И тут меня прорвало, я все ему рассказала, о чем долго не решалась. А теперь решила, будь что будет. Все о своем тяжелом детстве, обо всех лишениях, мытарствах и потерях. Егор слушал меня, не шелохнувшись, и казалось, что он не дышал. Только глаза были широко открыты и потихоньку стали наполняться слезами. Наконец он не выдержал. Бросился ко мне, прижался всем телом.

– Молчи, молчи, не могу больше слушать, мне больно очень. Как будто кожу с меня сдираешь, – он стал целовать мое лицо, плечи, руки. – Танюшка, девочка моя любимая! Какая душа твоя израненная. Прости, что я не разглядел, я бы от тебя ни не шаг не отходил. Берег бы тебя, холил и лелеял.

А моя смелость куда-то улетучилась. От того, что излила свою душу, я совсем ослабела и разревелась.

– Ну не плачь, милая ты моя. Я с тобой, и в обиду тебя не дам.

Егор взял меня на руки, как младенца, стал укачивать и напевать какую-то древнюю колыбельную. А я успокоилась в его теплых и уютных объятиях, перестала рыдать и уснула.

Весной мы с Егором переехали в общежитие и занялись обустройством своего гнезда. От прежних жильцов нам достался старенький кухонный столик-тумба, правда, без дверок, но с полками. Я сшила занавесочку, чтобы не было видно кастрюль и тарелок. Кровать тоже оставили, она железная с панцирной сеткой, ну и пойдет на первое время. Потом отец с Егором съездили в Сургут и купили нам деревянную кровать. А вместо шкафа полки у двери тоже закрыли занавеской. Письменный стол и пару стульев отдали родители. Отец сказал, что в новую квартиру старье тащить не будут. Они тоже потихоньку готовились к переезду в новый дом. Были и недостатки у нашего жилья. Умывальник и туалет в конце коридора, а кухня и ванная только на первом этаже. И все это общее на два этажа. В ванную мы ходили только стирать, а купаться в баню. И кухней не пользовались. Купили электрическую плитку и чайник, и готовили у себя в комнате. Так спокойней. В ванную всегда очередь, а на кухне ругань между соседями.

Как-то раз Егор пришел с работы веселый и с порога заявил, что у него для меня новость:

– Тань, у нас лаборантка уволилась, пойдешь? Тебе же не нравится твоя работа.

– Не нравиться, скука смертная. Целый день бумажки печатать, ничего интересного и никакого творчества.

– Только придется ездить по буровым с приборами и делать всякие анализы.

– Да и то веселей. Не самой же добираться, возить, наверное, будут?

– Завтра с работы отпросись пораньше, сходи к нам в контору, только диплом не забудь.

В отделе кадров сказали, что нужны корочки лаборанта.

– Как? У меня диплом техника-нефтяника. Этого мало?

Я расстроилась и повернулась уйти, но кадровичка меня остановила. Потрясла передо мной КЗОТом:

– Вот, первая же проверка «Госгортехнадзора», и вас уволят, а мне выговор.

– Что же мне делать? По специальности нет штатных единиц.

– Если вы согласны обучаться на лаборанта, мы вас примем.

– Согласна, согласна.

Я чуть не подпрыгнула от радости. Кадровичка положила КЗОТ на стол и подала мне лист бумаги и ручку.

– А вас уволят с предыдущей работы без отработки?

– Думаю, да. Ведь сейчас летние каникулы, а осенью выходит из декрета основной работник.

– Ну и отлично, пишите заявление о приеме на работу, и еще одно: «Прошу направить на обучение…» Только надо будет ехать в Сургут на месяц.

– Да поеду, поеду, хоть в Тюмень.

Кадровичка заулыбалась, видя мою решительность и приподнятое настроение, и ее строгость сразу исчезла. Когда я на следующее утро зашла в кабинет нашего директора Нины Степановны с заявлением об уходе, она облегченно вздохнула:

– Ну и прекрасно, что ты нашла работу, а то уж я не знала, как тебя увольнять. Скоро Света выходит.

В середине июня я уже уехала на учебу. Егор проводил меня до причала, откуда ходила «Ракета» – речное судно на подводных крыльях.

Учебу сократили до трех недель. По будним дням писали теорию, а в выходные была практика на производстве. Мы ездили по буровым с приборами. Жили в общежитии «Учкомбината». Однажды наша мастер Елена Викторовна отправила меня к старшему лаборанту.

– Татьяна, сходи, пожалуйста, к Вере Карповой в лабораторию за химреагентами.

Я от неожиданности вздрогнула и онемела, слишком знакомая до боли фамилия.

– Ну что ты молчишь, как рыба? Идешь или нет? – занервничала Елена Викторовна.

– Да иду, сейчас, – и бегом в лабораторию. Так растерялась, забыла, зачем отправили.

В лаборатории полно девчонок в белых халатах, все трудятся, как пчелки.

– Девчонки, где Вера Карпова?

– У себя в кабинете, – хором ответили лаборантки.

У старшего лаборанта свой кабинет в кабинете, за отдельной дверью. Я постучала:

– Можно?

– Да, заходите, – раздалось из-за двери.

Я робко вошла. В кабинете напротив окна стол, за ним молодая женщина что-то писала. Вдоль стены шкаф с папками и бумагами, рядом сейф, наверное, с химикатами. И с порога выпалила:

– Вы Вера Карпова? Мне ваша фамилия знакома, вы не из Сорочинска случайно?

– Нет! – Вера вышла из-за стола и подошла ко мне. – Мой муж из Сорочинска.

Я задохнулась от волнения и дрожащим голосом спросила:

– Его не Иваном зовут?

– Иваном! А какое это имеет значение?

– Имеет, еще какое! Нашелся, наконец.

Вера подошла к сейфу:

– Ты из какой группы?

– Л-1, от Елены Викторовны.

– Вот, держи, – Вера подала мне коробку с колбами и склянками. – Да иди уже, а то сейчас ходоков пришлют. Вечером после занятий заходи, поговорим.

Я радостно побежала в группу, споткнулась, чуть не перебила все склянки, вовремя коробку поймала.

– Тань, что так долго? Мы уж собрались тебя искать, – недовольно пробурчали девчонки.

– Заждались? Вот реагенты, – я поставила на стол мастеру коробку.

– А что за счастье тебе привалило? Светишься вся, – Елена Викторовна вскинула брови и удивленно посмотрела на меня.

– И правда привалило, у меня хорошая новость. Только это личное, и к нашим занятиям не относится.

Вечером я зашла к Вере в лабораторию и вкратце рассказала ей, откуда я знаю ее мужа. Она молча выслушала и пригласила меня к себе в гости в ближайший выходной после практики. Я с нетерпением ждала выходного и встречи с Иваном. На занятиях была рассеяна, и мне неоднократно делали замечания. И вот, наконец, выходной. По пути забежала в кулинарию и купила тортик. Пока поднималась на четвертый этаж, сердце бежало впереди меня и отсчитывало ступеньки. Постучала в дверь и затаилась, боясь вздохнуть. Дверь открылась, на пороге стоял Ленька. Я от неожиданности вскрикнула:

– Ленька!

Он:

– Да!

В глазах у меня засверкали искры, и Ленька скрылся в белом облаке. Я потеряла сознание, как будто уснула. И мне в ту же секунду приснился сон. Мы с Ленькой идем по этому белому облаку, такие невесомые, как пушинки. И все вокруг светло и ярко, и небо голубое-голубое. Меня стали приводить в чувство, брызгать водой. Когда я очнулась, Иван сидел на корточках возле меня, а Вера махала передо мной ваткой с нашатырем.

– Ну вот, кажется, очнулась.

Иван поднял меня с пола и отвел на диван.

– Что, соседка, опять все повторяется, все так же падаешь в обмороки?

– Нет Вань, давно такого не было. А ты не изменился.

– Зато ты вон какая – невеста совсем.

– Ой, Вань, совсем, – я показала кольцо на пальце.

– Уже и замужем?

– Да.

– Леньку позвать? Не будешь больше падать?

– Нет, не буду. В честь брата назвал? Вот ведь вылитый какой. Как же так? Не на отца похож, а на дядьку.

– Мне так не хватало Леньки, долго тосковал по нему. А теперь у меня и сын, и брат в одном лице. Лень, иди к нам!

Ленька вышел из своей комнаты, такой же русоволосый, голубоглазый, чернобровый, и даже рубашка в голубую клеточку. У меня опять дыхание перехватило от такого сходства. Но я сдержалась, подошла к нему и обняла.

– Лень, прости, что я тебя напугала своим обмороком. Больно ты на своего дядьку похож.

Весь вечер мы вспоминали свое житье-бытье в Сорочинске. Иван рассказал, что в том же году, когда он уехал на Север, их мать умерла в Чкалове в приюте. Ее похоронили рядом с Ленькой.

Через неделю я получила удостоверение лаборанта четвертого разряда и уехала домой. До конца сентября моталась по буровым. Как-то раз утром мне стало плохо, но на работу все-таки пошла. На вокзале, когда ждали вахтовик, наш мастер Иван Ильич обратил внимание на мою бледность. Потрогал лоб.

– Ты что, Тань, простыла? Горячая какая.

– Не знаю, Иван Ильич.

– Как чувствуешь себя?

– Не очень.

– Ну, все, мы поехали, машина пришла. А ты в лаборатории сегодня оставайся, без тебя обойдемся. Кто-нибудь из ребят отберет анализы.

Я расстроенная побрела в лабораторию. Этого еще мне не хватало, только устроилась.

– Зайкова, а ты что не на буровой? – с порога спросила Ирина Михайловна, начальник лаборатории. – Мы здесь без тебя справляемся.

– Меня Иван Ильич отправил, ему показалось подозрительным мое здоровье.

– А что с тобой?

– Не знаю. Говорит, что я бледная, и лоб горячий.

– Ну-ка иди сюда.

Ирина Михайловна потрогала мой лоб:

– И правда. Оль, неси аптечку, – крикнула лаборантке. – Вот, померь температуру.

Температура небольшая, но меня все равно отправили к врачу. Врач, молодой мужчина, осмотрел меня, выслушал легкие, и сказал, что нет никаких симптомов простуды, и больничный он не даст. Выписал направление в женскую консультацию.

– Зачем в женскую? Меня ничего не беспокоит.

Ладно, врачу видней, придется идти. Подошла в регистратуру. А мне говорят, что талонов нет, приходите завтра.

– Меня терапевт с температурой направил, вот, – подала направление.

Регистратор стала искать мою карточку.

– А твоей карты нет. Ты когда была?

– Давно, в прошлом году, когда на работу устраивалась.

– Фамилию не меняла?

– Ой, меняла.

– Ну вот, говори прежнюю фамилию.

– Зайцева я была.

– Ничего себе семейство – одни зайцы да зайки, – заулыбалась регистраторша, а то совсем хмурая была.

Возле кабинета все стулья заняты, а меня как-то замутило, голова закружилась, и я присела на корточки возле стены. Видимо, у меня был совсем бледный вид. Меня обступили женщины, стали обмахивать кто чем мог. Вышла медсестра и забрала меня в кабинет, как раз принесли мою карточку из регистратуры. Уложили на кушетку, дали воды и понюхать нашатырь.

– Что это ты, Зайцева, совсем раскисла у меня? Давай на кресло, посмотрю, – распорядилась врач.

И тут началось.

– Зайцева, ты что делаешь, ты с ума сошла? – она сняла перчатки и кинула инструменты в ванночку, схватилась за голову. – Одевайся, чудо ты мое.

– Людмила Ивановна, что случилось? – медсестра выскочила из-за стола.

– Да сиди ты, пиши, давай анализы ей все. Беременность двенадцать недель.

Подошла ко мне, постучала по лбу:

– Где твоя голова была? Ты что, раньше прийти не могла? Может, и рожать будешь?

А я перепугалась, растерялась, чуть не заплакала.

– А что, нельзя? Все совсем плохо?

– В том-то и дело, что все хорошо, лучше не бывает. Ты что, серьезно собралась рожать? Может, ты еще и замуж вышла?

Людмила Ивановна села за стол и взяла мою карточку:

– Эх, Зайцева, Зайцева! И возраст ведь подходящий – 22 года.

– Вышла замуж, Людмила Ивановна. Мне бы муж не разрешил делать аборт, он детей хочет.

– Так бы сразу и сказала, а то голову мне морочишь. И фамилию сменила?

– Сменила, только не очень.

– Как это не очень? Наполовину, что ли? – повеселела врач, наверное, подумала, что я шучу. – Говори уж, юмористка.

– Зайкова теперь.

– Как Зайкова? Ты шутишь?

– Да нет, вон и в направлении от терапевта моя новая фамилия.

Людмила Ивановна долго смеялась, потом подошла ко мне, обняла и отдала направления на анализы.

– Сдашь все анализы и придешь за справкой на легкий труд.

Какой легкий труд, в лаборатории склянки мыть? Есть уже одна легкотрудница. Решила на работе пока ничего не говорить, а то не поймут. Только устроилась, и сразу на легкий труд. Поработаю до зимы, а там посмотрим.

Егор, конечно, очень обрадовался моей новости, весь вечер танцевал вокруг меня с припевками. А я ему строго-настрого наказала никому не говорить на работе. Правда, у меня начался токсикоз, меня мутило и тошнило. Ничего толком есть не могла, исхудала совсем. В ноябре начались сильные морозы, до -45°. Егор запретил мне ездить на буровую и велел идти со справкой в контору в отдел кадров. Кадровичка отправила меня обратно в лабораторию, сказала, что для легкотрудниц в конторе мест нет. Ну и ладно. Со своими спокойней. Ирина Михайловна меня, конечно, поругала, почему я раньше не принесла справку, но и обрадовалась. Она сразу усадила меня в свой кабинет, выполнять бумажную работу. По штатному расписанию не было единицы техника, и ей приходилось задерживаться после работы со всякой писаниной. Теперь этим занималась я: составляла графики работ, табеля, выписывала справки, заполняла вахтовые журналы для буровых.

После Новогодних праздников родители получили ордер на квартиру в новом доме, и мы пошли смотреть. Квартира нам понравилась, со всеми удобствами. Двухкомнатная с балконом, на втором этаже. Только пока не подключили отопление и воду, но эти мелочи не влияли на радостное настроение. Когда мы с Егором возвращались домой, мне стало плохо, разболелся живот, и я промучилась до утра. Утром не вытерпела и попросила вызвать «скорую». Меня тут же увезли в больницу, еще и поругали за то, что раньше не позвонили. Телефон ведь есть на вахте. Врач, Игорь Николаевич, сказал, что если бы мы на час задержались, то ребенка могли потерять. В больнице я пролежала две недели. За это время чего только не натерпелась. Да еще наслушалась всяких страшных историй. В первый же день у одной женщины из нашей палаты произошел выкидыш, как оказалось, не первый. А женщина старше меня лет на десять. Ее муж хотел детей, а она все время скидывала на раннем сроке. У нее тут же случилась истерика, она рыдала и кричала страшным голосом, что больше не будет даже пытаться, а лучше разведется с мужем. Пусть он найдет себе новую, молодую, и она ему родит. Женщины пытались ее успокоить, а она бросалась на всех, размахивала руками, кидалась чем попало. Медсестра услышала и сказала врачу. Ей сделали какой-то укол, она уснула и проспала почти сутки. А потом проснулась, как ни в чем не бывало, и стала тихая, как мышь. Через день ее выписали. У другой родился мертвый ребенок. Еще у одной с ДЦП. Я была в таком страшном шоке от всего увиденного. Так хотелось скорее домой, угроза выкидыша миновала, и я просила меня выписать. Игорь Николаевич сказал, что не возьмет ответственность на себя, так как все может повториться.

По вечерам в часы посещений ко мне приходили то родители, то Егор. На первом этаже в коридоре приемного отделения стояли скамейки, и все там встречались. Как-то раз я вышла пораньше, чтобы занять местечко, народа бывало много и мест всем не хватало. Но потом пожалела об этом. Страшная история, которую я услышала, врезалась в память на всю жизнь. Села в уголок, подальше от окна, чтоб не дуло, и стала ждать Егора. Рядом сидели две женщины и тоже кого-то ждали, они тихонько разговаривали между собой. Пока я их слушала, мое сердце чуть не остановилось. Оказывается, в детском отделении лежала женщина с маленьким ребенком. Ребенку годик или чуть больше, двухлеток клали в больницу уже без мам. Она просила выписать их домой перед Новым годом, но ее не отпускали, они были из Пойково, это далеко от города. А ей хотелось на праздник попасть домой, сделать мужу сюрприз. Обманула врачей, сказала, что муж за ней приедет. Ну и ее отпустили. Она надеялась, что на попутках доберется. Да кто же в новогодний вечер в такую даль поедет. Желающие уехали засветло. А когда их нашли на следующий день на Пойковском повороте, они замерзли насмерть. Женщина была совсем раздета, сняла с себя все и укрыла ребенка, надеясь спасти его от лютого мороза. От этого рассказа я впала в ступор, сидела, ни жива, ни мертва. Очнулась, когда меня начал трясти Егор:

– Тань, ты что, не слышишь меня? Ау!

Я очнулась, уткнулась ему в пониженку и начала тихонько плакать. Так меня потрясла эта история. Егор отвел меня в сторонку и стал успокаивать. А я ничего ему не сказала, почему плачу. Просто сказала, что соскучилась и хочу домой. После этого случая я перестала вступать в разговоры, слушать всякие страшилки. Попросила принести какую-нибудь книгу и читала целыми днями. После больницы меня отправили в женскую консультацию, и мне продлили больничный лист еще на две недели. А еще врач припугнула, что положит в больницу до самых родов, если буду нарушать режим. Выписала витамины и велела лучше питаться.

– Как ты вообще собралась рожать, такая худющая? Придется тебя кесарить.

– У меня же токсикоз был, а сейчас я все ем. Не надо меня кесарить.

Что за мода у врачей, пугать? Шла домой расстроенная, а мне с порога вахтерша кричит:

– Тань, тебе с работы звонили, просили перезвонить, когда явишься.

– Кто звонил?

– Начальница твоя.

Я тут же позвонила Ирине Михайловне и сообщила ей, что мне продлили больничный. А она попросила помочь с табелями и графиками.