Текст книги "Испытание смертью"

Лиза

Дома ничего не изменилось, молоко не появилось. Я была страшно напугана и растеряна. Чем кормить ребенка? Мамка паниковать не велела, развела сухое молоко. На следующий день отец обежал все магазины, детского питания нигде не было. Через несколько дней ему из Сургута привезли целую коробку детских смесей. Мы с Лизой встали на учет в детскую поликлинику и нам выписали молочную кухню. Казалось, жизнь налаживается, но не тут-то было. Лиза начала кашлять, вызвали врача. Врач сказала – легкая простуда, выписала лекарства. Потом начала кашлять я. Кашель был приступообразный. Врач не могла понять, что это коклюш. А когда увидела, как я задыхаюсь, то сообразила. Она очень удивилась и сказала, что работает 20 лет и коклюш не встречала. Где мы его могли подцепить? Прививку АКДС делают в 6 месяцев, а Лизе всего 3 месяца. Вот так мы загремели в инфекционку и две недели там провалялись. Страшно вспомнить. Детишки с годика лежали без родителей, рев стоял круглосуточно.

Когда мы вернулись из больницы, мне показалось, что Егор чем-то расстроен.

– Ты что не рад, что мы дома?

– Рад, Танюшка, очень рад.

– Так почему ты хмурый такой? Не улыбаешься, не шутишь? Как будто что случилось. На работе проблемы?

– Нет, на работе все хорошо. Сны плохие снятся, – Егор вздохнул протяжно.

– Какие? Расскажи мне, может быть, не такие уж и плохие.

– Последнее время покойники снятся, особенно мать. Говорит: «Сынок, что ж ты не идешь? Я тебя все жду и жду». Меня это сильно беспокоит, все из рук валится.

– Знаешь что, давай не пугай меня. Пирогов закажем в столовой, ребятам на работу отвези. Может, надо помянуть.

– Да я уж казнил себя, что на могилку не съездил летом.

С этого дня муж стал молчаливым и замкнутым.

За несколько дней до Нового года Егор пришел с работы радостный, с порога улыбался, потрясая какой-то бумажкой. Это был ордер на квартиру.

– Вот, Танюшк, нам квартиру дали. Хоть и в деревяшке, зато своя, отдельная, двухкомнатная на втором этаже.

Муж подхватил меня и стал кружить по крохотной комнатке. Лиза, видя нашу радость, начала смеяться и подпрыгивать в кроватке.

В последний день уходящего года утром ко мне зашла соседка Настя и попросила посидеть с ее ребенком. У нее тоже девочка, только помладше – месяца два с половиной. Сказала, что придет часа через два. Но ни через два, ни через четыре она не явилась. Уже с работы пришел Егор и велел быстрее собираться, на улице мороз -55 градусов, его друг вызвался нас подвезти до родителей и ждет возле подъезда. До Нового года несколько часов.

– Егор, что мне с Настиным ребенком делать? Ее все нет.

– Сходи к ним, может быть, пришла уже.

Настя жила в конце коридора в последней комнате. Дома был только ее муж.

– Илья, привет! А Настя где?

– Привет, Тань. Не знаю, куда в такой мороз с ребенком свалила. По подружкам, что ли, шарахается?

– У меня твой ребенок. Она меня попросила с утра посидеть часа два, и ее нет до сих пор, а нам ехать надо. Нас дежурный автобус ждет.

– Да ты что? Хоть бы записку написала, зараза.

Илья забрал свою дочь, и мы уехали к родителям. Друг, конечно, возмущался, что мы долго собирались, ему еще автобус в гараж ставить. А Егор отдал утешительный гостинец для жены – коробку конфет из новогоднего подарка, и тот сразу повеселел. Родителей мы обрадовали нашей новостью. Уложили Лизу в спальне. Отец принес для нее кроватку, правда, не новую, но в хорошем состоянии. В большой комнате поставил елку и купил разноцветные гирлянды. Мы с мамкой стали на стол накрывать, а мужчины на кухне обсуждали, что купить в квартиру. Лучше съездить по зимнику в Сургут, там хоть что-то продают. Вот так с радостными новостями встречали Новый год.

На выходных мы с Егором убирали наше новое жилище, перевозили вещи, а родители нянчились с внучкой. Когда собирали вещи в общежитии, зашла вахтерша.

– Тань, тебя Илья спрашивал.

– Что хотел?

– Ты что, ничего не знаешь? – она удивленно всплеснула руками и подошла ко мне ближе. – Все знают, одна ты не знаешь. Слезай тогда, а то упадешь.

Я стояла на столе и снимала шторы с окна. Меня как током ударило, слишком уж я впечатлительная. И правда, лучше слезть, а то брякнусь от неожиданности, если что-то страшное случилось.

– Настька-то сбежала от Ильи, и ребенка бросила.

– Как ребенка бросила?

У меня все внутри сжалось, закружилась голова, сердце того и гляди выскочит. Видимо, я побледнела. Вахтерша схватила меня за руки.

– Тань, ты что так испугалась? Знаешь где Настя? Ну чего ты молчишь?

Я села на кровать, пытаясь успокоиться.

Как она могла ребенка бросить? Как? Это же ее клеточка, родное существо, крошка беспомощная. Тут родителям отдашь ненадолго, и то сердце рвется.

Зашел Егор что-нибудь забрать в машину:

– Тань, стол не нужен? Унесу?

Я бросилась к мужу и все-таки не удержалась, разревелась.

– Ну вот, здравствуйте, приехали! Что тут у вас происходит?

Егор обратился с вопросом к вахтерше грозным голосом:

– Может быть, объясните ситуацию?

– От Ильи жена ушла и ребенка оставила.

– А… Я уж думал, что с Танюшкой, – выдохнул Егор и отстранил меня от себя.

– Ну, а ты чего ревешь? Твоя, что ль, жена сбежала? Найдется, побегает и вернется. Может, у нее послеродовая депрессия.

– Ребеночка жалко, – всхлипывая, пробормотала я. – Девочка такая хорошенькая, черноглазая.

Пока муж выноси вещи в машину, я все-таки сбегала к Илье. Дверь в их комнату не заперта, значит, кто-то есть. Я постучала, молчание. Приоткрыла дверь, Илья спит без задних ног, ребенок в кроватке играет погремушками. На столе немытые бутылочки из-под детского питания. А на полу большая спортивная сумка с надписью «Футбол». Будить Илью было жалко, я тихонько прикрыла дверь и ушла. Илья подошел к нам, когда мы вынесли почти все вещи.

– Что, переезжаете?

– Да, квартиру получили.

Егор поздоровался за руку с Ильей.

– Счастливо оставаться.

– Да какое уж тут счастье, Настя уехала в неизвестном направлении.

– Ну, извини! Ладно, не горюй, все образуется. Вернется, мать все-таки.

Егор поправил на плечах свою поклажу и ушел вниз. Илья глубоко вздохнул, тряхнул кудрявым чубом и глянул на меня своими черными, полными тоски глазами. Эти глаза смотрели на меня с какой-то безысходностью, как у побитой собаки.

– Обидно, Тань, я ведь думал, семья у нас. Три дня и три ночи искал, всех подружек обежал, обзвонил, что мог.

– Может быть, она к родителям уехала?

– Нет у нее никого, детдомовская она. Одна подружка все-таки проболталась, уехала она, а куда, не сказала.

– Что ты теперь будешь делать?

– Пока к матери отвезу на Большую землю, один я не справлюсь. А там видно будет.

Егор поднялся за последней коробкой.

– Танюшка, пониженку мою захвати, ключи на вахте оставь. Илья, давай, покедова! Не грусти, брат, все наладится.

Муж убежал вниз, я закрыла комнату, попрощалась с Ильей и побрела на вахту. Это страшное событие в нашей общаге омрачило мое радостное настроение. Да еще масла в огонь подлил водитель, который вез наши вещи. Его новость совсем выбила меня из колеи. Он рассказал, как в новогоднюю ночь несколько друзей собрались в одном балке праздновать семьями, а детей всех собрали в другом и оставили одних. Был сильный мороз и детям включили самодельный обогреватель. Произошло замыкание и случился пожар. Дети сгорели – шестеро, спасти не смогли.

– Господи, да что за день-то такой. Одна новость страшнее другой, что-нибудь хорошее произошло? Если еще хоть одну страшилку расскажете, меня кондрашка хватит.

Но и на этом неприятности не закончились. Пока мы разгружались и расставляли все по местам, наступила ночь. Егор хотел остаться ночевать в новой квартире, но я настояла на том, чтобы вернуться к родителям. Что-то меня беспокоило, какое-то нехорошее предчувствие. Муж, видя мое волнение, пытался меня успокоить. Водил по комнатам, нахваливая наше жилье.

– Танюшк, смотри, какая у нас кухня, в два раза больше, чем у твоих. Вот печка только бесполезная, топить ее нельзя, но она много места не занимает.

А я все не унималась:

– Егор, пойдем, что-то я переживаю.

Волновалась я не зря. Отец встретил нас в дверях одетый. Вид у него был угрюмый и взволнованный.

– Папк, ты за нами? Мать, небось, отправила.

– Нет, Танюшк, в Сургут я.

– Ты что, какой Сургут. Ночь, метель, холодрыга. Что, завтра нельзя?

– Нет, завтра я буду в Куйбышеве. Вот! – отец сунул мне в руки какой-то листок. Это была срочная телеграмма: «Сынок умер отец похороны 050171 тчк мама».

– Ой, дед, как же так? – я завыла и уткнулась отцу в шубняк.

– Ну, будет, будет, не поливай меня слезами, а то на морозе овчина колом встанет, – неловко пошутил отец, но я разревелась еще сильнее.

– Отпусти, Танюшк, меня машина ждет.

Я отстранилась от отца и, всхлипывая, спросила:

– Это за тобой Урал возле подъезда тарахтит?

Уснуть в эту ночь я не смогла, как ни старалась. Все думала про своих любимых мужчин. Про деда, как я его любила, с ним было всегда спокойно и ничего не страшно. А теперь его не будет в моей жизни. Сердце так защемило, как будто от него оторвали кусок. Стало понятно, почему говорят: «Как от сердца оторвали». Плакать боялась, чтобы не разбудить мужа, ему ведь утром на работу, а слезы сами текли беспрерывно. Наверное, жалко было больше себя, чем деда. Дед отмучился, теперь ему легко и свободно, а я осталась без него, обидно. Как больно терять дорогих и любимых людей. Думала про отца, как мне повезло с отцом. Он всегда помогал, берег, заботился. Не у всех есть отцы. У кого погиб на войне или вообще не было. А у кого алкаш, или хуже того, изверг какой-то. Стало страшно за отца, как он сейчас едет по зимнику в метель, в лютый мороз. Хоть бы погода летная была. Может, метель к утру утихнет.

Отец вернулся через несколько дней убитый горем, и почти не разговаривал. Все время был задумчивый, угрюмый, не улыбался и не шутил. Да и все мы долго переживали эту утрату. Только Лиза не понимала, почему мы грустим, и требовала повышенного внимания к себе. В новой квартире было больше места, раздолье для ползунка. Она совсем не сидела в кроватке и всюду ползала за мной.

До весны мы обживали свою квартиру. Я сшила шторки на все окна, их было три, покрывала на диван и кровать. Диван и шкаф для одежды привезли из Сургута. А еще большой палас в зал, чтобы Лиза могла играть не на голом полу.

Однажды Егор пришел с работы очень поздно, часа в два ночи, мы с Лизой уже спали. Он все-таки разбудил меня.

– Егор, ты почему так поздно?

– Авария была, пришлось устранять. Танюшка, что я видел. Вставай давай, накинь одеяло на себя, пойдем скорее.

Он был очень взволнован и потащил меня в зал, открыл окно:

– Вот, вставай на стул, так лучше видно будет.

– Да что видно, куда смотреть?

За нашим домом котельная, и дым от нее закрывал полнеба.

– Эх, отсюда плохо видно, – вздохнул Егор. – Вон, смотри, на горизонте переливы цветные – это северное сияние. В поле лучше видно, там ничего не мешает.

То, что я увидела, повергло меня в шок и сильно потрясло. Даже цветомузыкальные фонтаны, которые я наблюдала несколько лет спустя, не шли ни в какое сравнение. Это было сказочное зрелище: разноцветные волны – бирюзовые, розовые, голубые, золотистые, зеленые накатывали, казалось, из бесконечной черной глубины космоса. Эти волны, меняя окраску и светясь изнутри, кружили по небесному своду, опускаясь все ниже и ниже. И вот они уже захватывают тебя и как будто затягивают в свой волноворот. В этот момент теряется мироощущение, и ты становишься частью этого удивительного и волшебного действа. Через какое-то время краски начали бледнеть, танец замедляться, и небо потемнело. Описать такое зрелище словами совершенно невозможно, это надо видеть.

– Егор, это чудо какое-то. Спасибо, что разбудил, иначе бы я проспала такую красоту.

Я повернулась к нему. Муж стоял с широко распахнутыми глазами и застывшим лицом, как завороженный. От моих слов он встрепенулся, снял меня со стула.

– Танюшк, давай окно скорее закроем, а то квартиру выстудим. Ну что, хорошее «кино» я тебе показал?

– Не то слово. Это «кино» дорогого стоит, память на всю жизнь. Где еще такое увидишь? На Большой земле точно не покажут.

К лету у меня начали шелушиться руки, хотя мне приходилось не так много стирать. Ползунки у Лизы почти всегда были сухие. Она с шести месяцев просилась на горшок. Стоя в кроватке кричала:

– А, а!

Я ее держала над газеткой, на горшок еще рано сажать. А если я не успевала ее подхватить, то она горько плакала и теребила мокрые штаны.

Родители сказали, что мне надо обязательно съездить на море, а то в конце лета на работу выходить. Лизе в июне будет годик, а у меня еще за прошлый год отпуск остался. Решили нас с Егором отправить дикарями, а сами с Лизой будут в Тольятти. Возражений не принимали. Егор ни в какую не хотел без Лизы, но потом согласился. Она еще слишком мала и резкая смена климата может ей навредить. Только поставил условие, что поедем через Бугуруслан. В аэропорту нас встретил дядя Толя на своем РАФике. Узнала я его с трудом. Он очень исхудал, на лице появились глубокие морщины, волосы сильно поседели и поредели. А в глазах грусть-тоска и никаких веселых искорок, как раньше. Он всегда дорогой шутил и рассказывал нам анекдоты. Сейчас же вел машину молча. Нас Егором отвезли на железнодорожный вокзал, а сами поехали в Тольятти. Все дневные поезда ушли, и нам пришлось ждать до ночи. Уехали на проходящем, Челябинском. В Бугуруслане у Егора осталась самая старшая сестра Маша. Она была нам очень рада, только расстроилась, что не увидит племянницу.

Маша нас накормила и убежала на работу, обещала прийти пораньше. А мы решили время не терять и сразу сделать все дела. Пошли в «Хозтовары», купили краску для оградки, кисти, рукавицы. Могилка родителей была ухожена, краска на оградке немного облупилась. У матери обычный крест с табличкой, а у отца необычный памятник, из серебристого металла конусообразный с винтом.

– Егор, а винт зачем?

– Это от «кукурузника», на котором отец разбился. Он воевал на ИЛ-2, всю войну прошел, цел и невредим, а после войны летал на «кукурузнике».

– Понятно.

Я не стала спрашивать у Егора все подробности, чтобы не расстраивать его. Потом мы пошли в железнодорожную кассу. Дорогой размышляли, куда поехать, в Крым или в Сочи. В конце концов, решили, раз везде море, то все равно куда. Когда нам кассирша сказала, что на южное направление билетов нет, потому что разгар сезона отпусков, мы дружно рассмеялись. Она не поняла юмора, почему мы не плачем, а смеемся. Мы не стали ничего ей объяснять и рванули в авиакассу.

– Молодые люди, билеты надо покупать заранее, – встретила нас кассирша.

– Вот тебе и море, назагорались и накупались, – я чуть не заплакала от отчаяния. Так хотелось, чтобы муж побывал на море, он ведь ни разу не был.

Егор обнял меня.

– Танюшк, не переживай, мы что-нибудь придумаем. Поедем сразу в аэропорт, может, кто-то сдаст билеты, или бронь перед вылетом будут продавать.

Не успели мы отойти от кассы, как нас окликнула кассирша:

– Молодые люди, идите сюда! В Адлер полетите?

Мы бегом опять к кассе, оказалось, пока Егор меня утешал, какой-то мужик сдал три билета.

– Полетим, давайте билеты скорее.

– А вы успеете до Куйбышева, вылет завтра?

– Успеем, ночью три проходящих поезда. В общем вагоне сидячие места всегда бывают.

– Ну вот, дело сделано, только сестра обидится, что не погостили.

Егор вздохнул и задумчиво так:

– Может, ей какой-нибудь подарок купить, как ты думаешь, Танюшк, что бы ей подарить?

– Не знаю, что ей нравится? Мне показалось, что у нее нет никакого приемника, кроме радиоточки, скука. Я без музыки не могу, первым делом бы купила.

– Точно, молодец! Купим ей транзистор. Побежали в магазин, здесь недалеко «Радиотовары».

Егор долго ходил по магазину. Все не мог выбрать. А выбор огромный, приемников полно всяких, и маленькие, и большие. Долго рассматривал «Ленинград», он работал и от батареек, и от сети, с большой складной антенной, с ручкой для удобства переноски. На коротких и длинных волнах.

– Вот, Танюшк, это самый лучший по качеству и удобный, только тяжеловат и великоват.

– Ничего, зато не хлипкий, я бы этот взяла.

Купили приемник и, довольные своей покупкой, пошли к Маше. И тут на меня нахлынули воспоминания, это были знакомые места. Здесь я жила, когда училась в техникуме. Грусть налетела вихрем, и защемило сердце. Я вспомнила, как подолгу ждала писем от Вани и не могла дождаться, как умерла моя хозяйка, как тетя Соня меня утешала. В груди как будто что-то щелкнуло – тетя Соня! Как же я пройду мимо ее дома и не зайду, а завтра уеду, и неизвестно, когда еще сюда приеду.

– Егор, отпусти меня ненадолго, к тете Соне забегу. А ты пока с сестрой пообщаешься. А?

– Давай не задерживайся только.

– Спасибо! – я чмокнула мужа в небритую щеку. – Побрейся хоть, а то ты больно колючий.

– Ладно, побреюсь.

Мы разошлись с Егором в разные стороны.

Тетя Соня сидела на скамеечке возле подъезда. Увидев меня, соскочила, замахала руками и побежала мне навстречу. Обняла, запричитала, как мои бабушки, чуть не прослезилась от радости.

– Ой, Таня, радость-то какая. Я думала, что не увижу тебя никогда. Уехала ведь насовсем. Ты какими судьбами?

– Да муж у меня здешний. Вот заехали на минутку к его сестре повидаться, ночью уже уезжаем.

– Что ж так быстро уезжаете?

– У нас билеты на завтра на самолет.

– А у меня для тебя есть письмо, третий год уж берегу. Почтальонка передала, ты ведь меня просила спрашивать письма для тебя. Не думала, что оно тебя дождется. Выкинуть, рука не поднимается. Пойдем в дом.

У меня екнуло сердце и кровь прилила к щекам, в душу закралось предчувствие чего-то ужасного, ноги стали ватные, и я несколько раз споткнулась на ступеньках. Письмо было из Владивостока от Вани. После прочтения письма на душе остался горький осадок. Ваня писал, что ходил в какой-то секретный дальний поход в Атлантику на военном корабле на целый год. А я ничего не знала и нагородила в своей голове непонятно что. Теперь у меня семья, мужа я люблю и ценю. Хоть и говорят, что старая любовь не ржавеет, изменить ничего уже нельзя. Пока читала, старалась изо всех сил сохранить самообладание, но тетя Соня по моему сосредоточенному виду поняла, что письмо меня потрясло. Я долго думала, что предпринять, и решила написать ответ. Попросила у тети Сони два конверта и написала коротенько все как есть. И будь что будет. Осудит, так осудит. Успокаивала себя тем, что не знала, почему он не писал, и напридумывала всякой ерунды.

– Тань, зачем два конверта? – тетя Соня порылась в стопке бумаг на этажерке с книгами, нашла конверты. – Вот, выбирай!

Я перебрала конверты, с пометкой АВИА среди них не было.

– Сейчас скажу тебе, зачем, АВИА вот только нет, придется марки доклеить. К нам поезда не ходят, поэтому конверты дороже. У меня к тебе просьба будет.

– Говори, все исполню, – тетя Соня села напротив меня, подперев голову рукой, и сосредоточенно посмотрела мне в глаза.

– Сейчас я письмо напишу и сама отнесу на почту, а если ответ придет, ты его запечатай в этот конверт и отправь мне. Хорошо?

– А как же, конечно отправлю. Я и это бы письмо отправила, так адреса не знала.

– Вот, на конверте мамин адрес, и письмо как будто ей от тебя. Понятно?

– Все поняла, все сделаю как надо.

– Дай-ка мне синий карандаш.

– Вот, держи.

Я надписала сверху на конверте АВИА.

– Осталось только марки наклеить, думаю, что ты справишься с такой задачей. А мне пора бежать.

Тетя Соня проводила меня до поворота, долго махала вслед рукой и вытирала глаза платочком, значит, все-таки прослезилась. Девушка на почте приклеила нужную марку на мой конверт:

– Если хотите, чтобы быстрее ушло, не бросайте в ящик, оставьте здесь.

– Спасибо! Боюсь, что это письмо уже не ждут, слишком задержались с ответом.

Девушка удивленно посмотрела на меня, но письмо забрала. Вот так в удрученном состоянии я вышла из почты. Всю дорогу до Машиного дома думала, как бы мне себя не выдать. Чем приподнять настроение? Вот, на мое счастье, я уже дошла до «Кондитерской», мы сюда из техникума бегали за пирожными. Куплю тортик к чаю, и гостинец будет, и отвлекусь немного от своих дум. Выбор небольшой, три вида тортов: кремовый, суфле и шоколадный. Купила шоколадный тортик, и на душе сразу стало теплее. Когда делаешь что-то приятное, настроение поднимается. Подходя к дому, я уже немного приободрилась. Егора увидела издалека, он ходил туда-сюда по тропинке возле дома, видимо, нервничал. Увидев меня, рванул навстречу.

– Тань, что так долго? Я уже собрался искать тебя.

– Вот! – потрясая коробкой с тортом. – В очереди стояла, – соврала я.

– Ладно, пойдем, а то скоро на вокзал выдвигаться.

– Егор, а Маша не обидится, что мы так скоро уезжаем?

– Объяснил я ей, что сейчас только на Север можно уехать, с билетами проблема.

В подъезде вкусно пахло чем-то печеным, ванильным и земляничным.

– Пойдемте, гости дорогие, угощаться будем.

Маша встретила нас у порога в белом фартуке и в косынке, как настоящий повар. На кухне стоял душистый туман, а на столе большой поднос с горой домашнего печенья. Я засмеялась и поставила на стол коробку с тортом. Он, конечно, уступал такому богатству. А Маша все равно обрадовалась гостинцу.

– Ладно, завтра девчонок буду на работе угощать. Ну, давайте чай пить с душицей, земляничным листом, и варенье вот земляничное.

На вокзал в Куйбышев приехали рано утром. Автобус ждать не стали, боялись уснуть и проспать. Уехали на такси в аэропорт. В Адлер летели на большом самолете ТУ-134 до самого Волгограда над Волгой. По Волге ходили белые теплоходы, с высоты они казались бумажными корабликами. А пилот, как кондуктор, объявлял, где мы летим, небо чистое, облачности нет совсем: «Уважаемые пассажиры, мы пролетаем Саратов». А потом: «Под крылом нашего самолета город-герой Волгоград». И даже с такой высоты была отчетливо видна «Родина-мать», ее меч сверкал на солнце.

В Адлере, пока мы ждали свой багаж, на нас как коршуны налетели таксисты. Они стали уговаривать поехать с ними, кто куда. Здесь пляжи забиты, яблоку негде упасть и жилье не найти, сезон в разгаре. Пришлось ехать в Абхазию, в Гагры, совсем недалеко. Мы не пожалели, что согласились. Нас привезли в большой дом, гостей немного. Свой закрытый пляж в виде небольшой бухты, чужих отдыхающих на нашем пляже не было совсем. Во дворе под навесом большой стол с лавками и кухонная утварь. Хозяйка каждый вечер ставила на стол трехлитровую банку домашнего вина для своих постояльцев, но мы стеснялись. Обедать ходили в столовую, а вечером в шашлычную. Под окном нашей комнаты рос мандарин, а рядом эвкалипт, запахи изумительные. Во время шторма брызги залетали в окна комнаты, так близко было море. Накупались от души. Катались на теплоходе вдоль побережья. Ездили на экскурсию к подвесному мостику «Стрекоза» – ходить по нему очень страшно. К водопадам «Девичьи слезы» и «Мужские слезы». Потом поехали в Сухуми в обезьяний питомник, а в нем одни голые стволы деревьев. Оказалось, что это обезьяны их все обглодали, как будто их не кормят. Я начала возмущаться:

– Как же так, животных жалко.

А работница питомника сказала, что кормят их очень хорошо, это они так развлекаются.

Перед самым отъездом мы решили съездить на озеро Рица, все советовали. Но я потом сильно пожалела и зареклась, что больше никогда не поеду. Пока мы ехали, экскурсовод нам рассказывал историю этого озера. Оно находится высоко в горах. Раньше на его месте протекала горная река, но после землетрясения 250 лет назад образовалось озеро. Вода в нем чистейшая, пополняется горными ручьями. На берегу этого озера находятся дачи Сталина и Хрущева. Дорогой, пока ехали до этого озера, я проклинала все на свете. Меня угораздило сесть к окну, чтобы любоваться красотой природы. А потом пересесть не могла, боялась пошевелиться. Дорога узкая, проходит по краю глубочайшего ущелья, и так страшно смотреть вниз, тут уж не до красот. Да еще в пути встретился на дне ущелья упавший автобус, вернее, его останки. Двери валялись отдельно, весь помят, стекла выбиты и весь хорошо поржавел. Это зрелище меня совсем добило. Я тряслась от страха и не представляла, как поеду обратно. Страшно было не за себя. У нас ведь маленькая дочка, если мы разобьемся, она останется без нас. Конечно, мои родители ее воспитают, они замечательные люди – ответственные, добрые, любящие и заботливые. Только дети хотят иметь маму и папу. Я это твердо знаю, насмотрелась в детстве на детдомовских детей.

На озере нас первым встретил медведь, вернее, его чучело, такие обычно бывают в краеведческих музеях. Никакой Сталинской дачи я не увидела, она пряталась в глубине столетних сосен, и выкрашена в зеленый цвет для конспирации. Озеро окружено горами, поросшими реликтовыми деревьями, и только самые высокие дальние вершины покрыты снегом. Цвет воды завораживал своими оттенками, Хотелось смотреть и смотреть на застывшую водяную гладь, не было даже ряби – как стекло. Синее небо, зелень берегов и солнечный свет создавали игру цвета от темно-синего до золотисто-бирюзового. Воздух свежий, прозрачно-хрустальный, напоминал запах тающего льда весной. Хотелось надышаться им впрок. Егор тоже был заворожен красотой этих мест. Он остановился, как вкопанный, и не знал, куда двигаться. Наша группа толпилась возле медведя, все хотели сделать фото на память. К нам подошел экскурсовод:

– Не желаете сфотографироваться?

– Да ну его, мы что, медведя не видели, – Егор попятился.

– Тогда через час встречаемся возле автобуса.

На берегу кафе с летней беседкой, которая одним боком возвышалась над водой. Там готовили любое блюдо при тебе: мясо, рыбу, местные кушанья. Мы заняли столик в самом углу, откуда открывался великолепный вид на озеро. Я немного отошла от своего испуга после поездки по серпантину. От этих мест исходило какое-то умиротворение. Тишина и покой, кажется, поселились здесь с древних времен. Жизнь не двигалась, она была вечна и бесконечна. На нас снизошло восхищение и благодать. Мы оба почувствовали одно и то же. Делясь своими впечатлениями, удивлялись, как будто нас заколдовал какой-то маг-волшебник. Я забыла все свои страхи, уезжать отсюда не хотелось. Оставшийся час нашего времени пролетел как один миг, надо возвращаться. И что удивительно, обратно я ехала совершенно спокойно. Не было никакого страха, магия волшебного озера сделала свое дело.

До отъезда оставался один денек, его решили провести на берегу. Погода выдалась тихая, волны совсем не было, и мы до позднего вечера плескались, потом любовались закатом необычайной красоты. Солнце медленно уходило, подчеркивая линию горизонта яркими красками водной глади, оставляя за собой огненный шлейф. После захода солнца небо осталось чистым, прозрачным и глубоким. Луна пряталась за горой и своим ореолом подсвечивала кусочек неба. Звезды светили так ярко, что легко угадывалось каждое созвездие.

– Пойдем, Танюшк, завтра рано вставать, – очнулся Егор.

– Пойдем, – вздохнула я. – Как я соскучилась по Лизе, ты не представляешь.

– И я соскучился, что, отцы не люди, что ли? – Егор обнял меня за плечи, уводя с пляжа.

Утром я проснулась от жужжания бритвы. Муж, как солдат, встал пораньше, чтобы привести себя в порядок. Хозяйка вышла нас проводить и приглашала приехать следующим летом.

– Спасибо, мы подумаем, – хором ответили мы и засмеялись.

Во второй половине дня мы были уже в Тольятти. Отец гулял с Лизой в саду, она называла его мамой. Я перепугалась, подумала, что дочка меня забыла и не признает. Но она тут же прыгнула ко мне на руки, обвила шею руками и стала чмокать в лицо. На следующий день мы уже готовились к отъезду домой, отпуска у всех заканчивались. Отец после обеда куда-то засобирался.

– Танюшк, сорви мне несколько яблок «белый налив».

– А ты куда?

– К Толику в больницу схожу, а то, может, не увижу больше.

– Как не увижу? Ты что, все так серьезно? Он же молодой еще, – я застыла в оцепенении, боясь услышать ответ отца.

– Серьезней некуда, похоже, что у него рак. Неизвестно, сколько протянет.

– Ой, ей, ей! Как же так? Неужели это правда?

Мои глаза наполнились слезами, голос задрожал. Я дядю Толю любила еще с детства, хоть он и не родной, но надежный и верный друг отца.

– Папк, возьми меня с собой, умоляю, – дрожащим голосом пробормотала я.

– Пойдем, только обещай, что выть не будешь. Нечего его расстраивать, ему и так не сладко.

– Обещаю, буду улыбаться и шутить.

Дядя Толя был удручен, но нам обрадовался. Заулыбался через силу. Мы вышли в больничный двор и сели на скамейку.

– Я смерти не боюсь, в Тоцке насмотрелся. Помереть бы в раз и никого не мучить. Страшно вот так лежать немощным и видеть, как близкие люди страдают, глядя на тебя. А здесь ведь долго не держат, диагноз определили, терапию назначили. А кто не операбельный, тех домой помирать. Вот такие дела невеселые.

Дядя Толя вздохнул глубоко, как бы набираясь сил:

– Спасибо, что пришли, может быть, не увидимся больше. До следующего лета вряд ли дотяну. Пойду я, устал.

Отец обнял друга:

– Держись, боец, не унывай!

А я забыла, что обещала шутить и улыбаться. Шутки здесь совсем не уместны. Обняла дядю Толю за шею и поцеловала в небритую щеку. Щетина немного скрывала нездоровый оттенок кожи.

Домой мы шли молча, да и что тут обсуждать, когда и так понятно: дядю Толю мы больше не увидим.

В Юганск прилетели поздно вечером, рейсовый автобус ушел битком набитый, отпускники возвращались по домам. Отец позвонил на работу в диспетчерскую и попросил прислать дежурный автобус. Как я соскучилась по белым ночам. На Юге ночи темные, звездные, а здесь светло и звезд не видно. Вот и дом. Лиза узнала знакомые места, увидела коробку с игрушками и с порога бросилась к ним. Начала их все выгребать из коробки и, потрясая каждого плюшевого зверя или куклу, рассаживать на ковре.

– Танюшк, организуй поесть что-нибудь, я дочку уложу.

Егор унес Лизу в спальню, и было слышно, как он тихонько напевал ей про серого волчка. Лизу мы покормили в самолете. Она прекрасно переносила перелеты. Пока другие дети верещали на разные голоса, играла в свои игрушки или смотрела в иллюминатор и, вскидывая ручонки, поворачивалась к нам:

– О! О-о-о! – типа, смотрите, что там.

За ужином муж уговаривал меня не выходить на работу, а уволиться и сидеть с ребенком. Маленькая еще, жалко ее по нянькам таскать.

– Егор, мамка уже нашла хорошую няню, еще перед отпуском договорилась, ее все хвалят. Северный стаж надо зарабатывать, зарплата больше будет. Зря, что ли, мы в таком суровом климате живем.

– Ладно, – согласился муж. – Если что, я тебя сам уволю и никого спрашивать не буду. Моей зарплаты хватит, я не в конторе сижу на окладе.