Текст книги "Всё сбудется (сборник)"

Каждый идёт своей тропой

Семья из Москвы – жена, мужи двадцатилетняя дочь – приехали на зимние каникулы в Израиль. В Иерусалиме жена заказала экскурсию по Старому городу. Как и все туристы, независимо от вероисповедания, они, пройдя контроль, подошли к древней Стене Плача. Эта Стена – основание фундамента Храма Соломона, построенного в X веке до новой эры и дважды разрушенного, последний раз в 70 году нашей эры. Над Стеной на холме возвышается мусульманский квартал с Золотой Мечетью. Стена Плача разделена на мужскую и женскую половины. Жена с трепетом приложилась к Стене и в щель древних плит вложила записочку с мольбами к Всевышнему от себя, родственников и друзей.

Экскурсовод, житель Израиля родом из Питера, решив удивить, повёл семью на смотровую площадку недавно построенной новой синагоги. Откуда с высоты открылся чарующей красоты вид на Вечный город: сияет золотом мечеть Купола Скалы, отливает свинцом мечеть Аль-Акса, блестят крестами и высятся колокольни и купола Храма Гроба Господня и других многочисленных христианских монастырей и храмов. Наши туристы в возбуждении от восхитительных видов ходили туда-сюда по узкому балкону, вглядывались в улочки, площади, людей – фотографировали.

Когда семья внимала рассказам гида, рядом появился молодой человек, на вид японец. Он внимательно слушал, что говорил экскурсовод.

– Вы из Японии? – спросил гид.

– Да! – ответил тот на хорошем русском языке.

– Откуда вы знаете русский? – поинтересовался экскурсовод. – Я учился и работаю сейчас в Москве.

– Как вы здесь оказались? Почему вы здесь, в Иерусалиме?

– Мне интересно!

– Как по-японски будет «Япония?» – спросил неожиданно экскурсовод.

– Nihon, – ответил японец.

– Как-как, повторите, я не расслышал?

– Nihon, – ответил японец и прибавил: – Нихон. Два иероглифа.

– Знаете ли, что существует гипотеза, будто японцы являются потомками одного из десяти колен Израиля? Основание – параллели между японскими и еврейскими ритуалами и даже языком, – важно сообщил экскурсовод.

– Я знаком с этой версией, – кротко ответил японец.

– Как интересно! – сказала жена и спросила: – Может, вы тоже еврей, как наш гид Пётр?

– Может быть, – весело ответил японец, и почему-то все рассмеялись.

– Вы знаете, я родился в Маньчжурии в Харбине, – серьёзно сообщил экскурсовод.

– Маньчжурия была когда-то японской, – помрачнев, сказал японец.

Тут встрял муж.

– Мой отец воевал в Маньчжурии. Я родился в Уссурийске.

На что гид ответил:

– Я учился в Хабаровске.

– Я тоже учился в Хабаровске, – сказал муж.

– Мой отец работал на КВЖД, – сказал экскурсовод.

Тут дочь спросила:

– Это вы про что? Про КВН?

– Нет, про КВЖД – Китайско-Восточная железная дорога, – ответил экскурсовод.

– Мой дед воевал в Маньчжурии в Квантунской армии, – сообщил японец.

Повисла томительная пауза.

– Невероятно! – воскликнул гид. – Значит, наши отцы и ваш дед вполне могли встретиться!

– Да! – сказал муж и задумался. Он вспомнил про медали отца, хранящиеся в металлической коробке из-под печенья. Среди множества орденов и медалей там есть медаль «За победу над Японией 1945 года».

Мужчины замолчали, каждый вспоминая свою Маньчжурию.

Жена же вспомнила про маньчжурский трофей свёкра – гобеленовую газетницу с изображением приема гостей в старинном особняке. Эта газетница висит у них в московской квартире. Антиквариат!

– А ещё мой прадед работал секретарём у последнего китайского императора Пу И, – гордо сообщил экскурсовод.

«Это он привирает», – подумала жена. Хотя всё может быть. Кажется, император Пу И был главнокомандующим маньчжурской армией и умер в конце шестидесятых годов прошлого века.

– Как тесен мир! Все друг другу земляки! – дружно воскликнули все.

Как могло произойти такое совпадение, чтобы именно в этот день именно здесь они встретились и узнали, что все мы, люди, близки друг другу!

Тут у японца в рюкзаке зазвонил мобильник мелодией старинного русского вальса.

– Что это? – спросила жена. – Это вальс «На сопках Манчжурии»?Тот самый?

– Да, – ответил японец. – Почему вас это удивляет? Он очень популярен у нас в Японии в исполнении сестер Пинац.

Японец тепло распрощался со всеми и ушёл.

Семья, не переставая восхищаться чарующим видом Вечного города, вошла на внутренний балкон синагоги, откуда открылось скромное и строгое убранство храма с молящимися правоверными евреями, – все с длинными пейсами, в чёрных длинных пиджаках, в белых рубашках и в больших чёрных шляпах с полями. Евреи, раскачиваясь взад-впёред, читали Тору и молились за свой народ и за всех людей.

Экскурсанты спустились вниз в еврейский квартал. Им предстоял путь в христианский квартал – паломничество к Гробу Господню, главной цели посещения Иерусалима.

В очереди к Святая святых в Кувуклию – часовню над Гробом Господа – жена услышала разговор туристов из России. Молодая женщина говорила:

– Ой, как же я войду туда? Я же еврейка. Ой, боюсь, вдруг я провалюсь сквозь землю!

Молодой мужчина ответил:

– Ну и что! Не бойтесь! Я мусульманин и ничего – иду. Мне интересно.

Она:

– Вы татарин?

Он:

– Да, я из Казани.

Перед самим входом в Кувуклию все разговоры стихли, и люди благоговейно, кто с молитвой, кто с поклонами, осеняя себя крестным знаменем, проходили, согнувшись, в тесный и низкий вход в святыню.

Семья приложилась к Голгофе, освятила на Камне Помазания нательные крестики и свечи, зажжённые от Благодатного огня, и посмотрела начало католической службы в Храме.

Оказалось, что Храм делят между собой основные конфессии: армянская, греко-православная, католическая, коптская, и ещё сирийская и эфиопская. По традиции, во избежание распрей между конфессиями, ключи от главного входа Храма Гроба Господня ещё с 638 года переданы на постоянное хранение арабской семье.

Для полноты впечатлений об Иерусалиме как о городе трёх основных мировых религий – иудаизма, христианства и ислама, жена попросила гида отвести их на экскурсию в мечеть Аль-Акса или мечеть Скалы. Экскурсовод сказал, что это невозможно. Вход в арабский квартал европейцам воспрещен.

– Странно, но вы говорили, что различные кафе, сувенирная и даже церковная торговля в христианском квартале принадлежат арабам. Это так или нет? – спросила жена.

– Да, так! Не пытайтесь разобраться. Я живу в Иерусалиме 30 лет, и то ничего не понял.

Семья шла по узкой улочке вдоль пёстрых рядов восточного базара. Дочь то и дело останавливалась. Ей хотелось купить настоящую восточную турку для кофе. Родители на неё шикали.

– Вот мы дошли до ворот Ирода. Некоторым камням кладки может быть около четырёх с половиной тысяч лет, – рассказывал экскурсовод.

Жена, уставшая за день от впечатлений, слушала его вполуха.

– Через пять минут будем у вашего отеля, – сообщил гид и добавил: – Вопросы есть? Если нет, то с вас 200 долларов, – обратился он к мужу.

– В шекелях или в долларах? – спросил муж.

– Как хотите, но если в долларах, то дайте сейчас. Вот обменный пункт с хорошим курсом. Я сразу обменяю, – сказал экскурсовод.

– А что происходит с записками, которые люди закладывают в Стену Плача? Выбрасывают? – на прощание задала вопрос жена.

– Что вы, мадам! – ответил гид. – Записки два раза в год выгребают, собирают в мешки и хоронят на Масличной Горе. Даже школьные учебники, где есть слово «Бог», нельзя выбрасывать, их тоже там хоронят.

Семья распрощалась с экскурсоводом, поужинала в кафе и вернулась в отель. Муж с дочерью пошли прогуляться по городу, а жена, уставшая от впечатлений, решила прилечь. Но не могла заснуть.

Вместо лёгкости от прикосновения к намоленным местам её одолевала непонятная тяжесть и печаль. В Вечном городе изо дня в день, из года в год, из века в век миллионы людей приходят к Стене Плача и к Храму Гроба Господня с молитвами и мольбами. Эти мольбы и стенания буквально почти материальным облаком висят над Старым городом Иерусалима, и жене казалось, что они, эти мольбы, придавливают её своей тяжестью.

Ей совершенно некстати припомнилось водное сафари в Южной Африке. Как на закате они с егерем плыли по реке Чоп – полноводной и спокойной. Перед ними как театральное действие разворачивалась живая картина шествия животных на водопой. Слоны семьями, бабуины цепочкой стадом, буйволы, жирафы, антилопы, зебры и хищники кабаны и даже львы (их не увидели), все обитатели саваны медленно и торжественно шествовали к воде, причём каждый по своим тропам, не замечая других. Крокодил вылез из воды, раскрыл пасть и замер, устремив стеклянные глазищи на заходящее солнце. Бегемоты семьями по 10–12 туш, с разинутыми пастями, похожими на капоты старых машин «Запорожцев», кишели на небезопасном расстоянии от лодки, множество прекрасных птиц устраивалось на ночлег на диковинных деревьях. В этот час всё живое «молилось» своим главным богам Солнцу и Воде, и никто никого не трогал.

А в Иерусалиме? Иерусалим – узел трёх основных религий. Развязать его невозможно!

Как в семье трудно примириться в одном доме старому отцу 5578 лет Иудаизму и его сыновьям. Старший – Христианство, 2018 лет, уже насытился миссионерством и инквизицией, разбогател и даже пустил отца после изгнания в дом. Младший, Ислам, 1439 лет, с юношеским максимализмом отрицает свои истоки, враждует с братом и отцом, полагая, что, избавившись от них, обретёт счастье и власть. Так и живут, каждый в своей правоте, пытаясь не замечать друг друга.

И каждый идёт своей тропой…

Реконтра[1]1
  Карточный термин в бридже: реконтра – утверждение, что заявленный контракт всё-таки будет выигран. Применяется только после контры противника.


[Закрыть]

Давно не писала дневник, а сейчас выдалось время перед сном. Встала, как всегда, в 6.30, заглянула к маме в комнату. Жалобы на бессонницу и боли в суставах. Всё штатно для 90 лет. Слава Богу, плечо зажило после падения. Зачем, спрашивается, надо было подниматься на второй этаж в комнату Марика? Оказывается, ей среди ночи потребовалась книга по истории древнего Египта – не могла вспомнить фараона из XII династии.

Позавтракали с мужем кофе с бутербродами. Упаковала обеды в контейнеры. Завезла мужа на работу. Он не может водить машину из-за непроизвольного подёргивания головой – последствия перенесённого в детстве полиомиелита. Как удачно, что наши фирмы рядом.

На работе всё штатно. В перерыве поговорила с сыном. У Марика всё хорошо. На новой работе в американской фирме им довольны, и платят хорошо по сибирским меркам.

В конце смены я так устаю, что даже подумываю оставить работу. 56 лет, но на пенсию не проживёшь. Если я брошу работу, то мы не сможем путешествовать. Собираемся в отпуск в Черногорию. Было бы тяжело, не выезжая, жить почти в лесу, и только во сне видеть море рядом с нашей дачей под Одессой, ощущать его тёплую ласку, слышать приветливый шум волн.

Надеялась, что вечер проведу дома, но позвонила свекровь и прокричала, что свёкр упал с дивана и не двигается. Поехала. Помогла поднять. Слава Богу, он ничего не сломал, а только ушибся. Приложила лёд. Свекрови 80 лет, а ничего не помнит – Альцгеймер. Свёкру 85 лет – бывший узник концлагеря, куда попал ребёнком и чудом спасся. Он в уме-разуме, но в остальном очень плох. Предлагаю им нанять сиделку с проживанием, благо квартира просторная. Так нет, наотрез отказываются. Говорят, что никого чужого в своей квартире не потерпят. Я не жалуюсь, но последние 15 лет я к ним чуть ли не через день езжу: то вызвать врача, то «скорую», то надо класть их на обследование, то на операцию. Мне и с мамой хлопот хватает.

Хочется в выходной и к сыну съездить в Новосибирск, и на внучку полюбоваться. Крошечке Вике завтра будет полтора годика. Бедняжка переболела воспалением лёгких. Мы все переболели гриппом, но сильнее всех мама – с высокой температурой, а внучка вот с осложнением. Невестка почти не занимается малышкой. Всё сын: в садик её водит и забирает, кормит и спать укладывает – души в ней не чает!

В 21.00 вернулась домой, зашла к маме, померила ей давление, закапала в глаза, выслушала упрёки и наставления. Ужинали под телетрансляцию баскетбольного матча. Приготовила обед на завтра.

И наконец в 22:30 занялась разбором бриджевых партий. Скоро турнир. Нельзя подвести партнёра. Кубок Сениоров требует усиленных тренировок. Бридж – вот где я наслаждаюсь своим умением анализировать ситуацию и точно принимать решения. Бридж окрашивает мою серую жизнь и даёт глоток свежего воздуха. Я часто задыхаюсь от морозов, снежных бурь и домашних забот. Бридж вносит в мою незаметную, небогатую жизнь «маленького человека» праздник азарта и борьбы. Вон на шкафу поблёскивают четыре кубка победителя. Моя мечта – Большой шлем под реконтрой.

Вся наша жизнь – игра.

Однажды летним вечером

Есть у нас один знакомый, сосед по дому – очень добрый и хороший человек. Он почти всегда перед праздниками дарит нам дорогие подарки, – любит делать подарки, обожает смотреть, как люди радуются. Он высоченный – под два метра, худой как Дон Кихот. Зовут его Григорий Львович. Он уже немолод, но страшный щёголь и модник: на нём всегда элегантная шляпа и дорогая обувь.

Однажды летним вечером мы с мужем пошли прогуляться в парке и случайно встретили Григория Львовича. Выглядел он неотразимо в шикарном «депутатском» светло-сером костюме с жёлтым галстуком, в ботинках из крокодиловой кожи, благоухал духами. И не только – Григорий Львович был в небольшом, а может, и в большом, подпитии. У него «тяжёлая» работа администратора, он вхож в Думы разного уровня, где без «возлияний», как известно, ни один серьёзный вопрос не решается. Завидев нас, он бросился ко мне с объятиями и поцелуями, что меня не удивило, поскольку это его обычная манера здороваться.

После витиеватых комплиментов он вдруг воскликнул:

– Я сейчас, стойте здесь, ждите! – и убежал, а через пятнадцать минут появился с огромной охапкой ярко-розовых шикарных роз. Их было тридцать или даже сорок штук.

Вот так сюрприз! Восторг и удивление! Столько роз в подарок я получила только на собственной свадьбе. Тогда друг мужа оборвал все цветы в оранжерее. Ну, тогда было понятно, – я догадывалась, что очень ему нравилась.

А сейчас с какой стати этот Григорий Львович мне дарит столько цветов? Это даже не совсем удобно, вызывает неловкость. Муж может подумать, что Григорий Львович в меня влюблён! Ошеломил! Я польщена и даже немного растерялась. С трудом удерживала охапку роз. Муж увидел, что я мучаюсь, взял у меня цветы.

– Ах, какая погода стоит прекрасная! Пойдёмте, дорогие мои, я покажу вам моё любимое местечко – ресторан «Сокольничий», где я часто провожу свои холостяцкие вечера. Хозяин ресторана – мой знакомый азербайджанец, и у него хорошая кухня и вино! – радушно позвал нас сосед и, обнимая, повёл по тёмной липовой аллее к ресторану.

Григорий Львович давно развёлся с женой. Его взрослые дети живут отдельно. Он большой сердцеед, и мы часто его встречаем в обществе молоденьких «аспиранток». А тут в такой роскошный летний вечер он в полном одиночестве. Странно!

Мы пришли к ресторану, похожему на трёхэтажный мраморный мавзолей с арками. Это здание казалось вовсе неуместным в парке летним вечером. Мы прошли во дворик, где за деревянным забором расположились по периметру бревенчатые избы в псевдорусском стиле. На замощённом дешёвой плиткой, плохо подметённом полу в ряд, как солдаты, выстроились грубые деревянные столы. В торце дворика высился огромный вульгарный искусственный грот-водопад, подсвеченный разноцветными прожекторами.

Григорий Львович захотел сесть за столик именно перед этим чудовищным сооружением. Кроме нас рядом никого не было. Попросили у официанта ёмкость для цветов – он принёс ведро с водой и поставил эту ослепительную, благоухающую красоту на соседний стол. Сделали заказ. Сидим, ждём. Приятель с воодушевлением что-то рассказывал. Он из тех людей, которые могут говорить на любые темы без остановки и не дают «собеседнику» вставить ни слова.

Чудный летний вечер! Я залюбовалась розами. Ну просто как в песне: «Миллион, миллион алых роз». Только мои розы были не алые, а тёмно-розовые. Их головки крепко сидели на длинных толстых стволах с острыми ровными шипами. В каждой чаше пышного цветка блестела слезинкой капелька воды. Наверное, перед продажей продавец цветов опрыскал их из лейки.

Прекрасные розы, классические, лепесток к лепестку-безупречные!

Но что-то было не так. Что-то меня смущало. Но что же? И тут я догадалась – они, все эти тридцать или сорок штук роз, были совершенно одинаковые, без малейшего изъяна, ну как яйца из инкубатора или, вернее, клоны. Создавалось впечатление, что это не живые цветы, а штампованные искусственные заводские изделия из тончайшего ароматизированного пластика. Каждый цветок, выращенный на земле под солнцем, должен обладать индивидуальностью. Мои розы были начисто лишены этого необходимого качества. Мне после таких размышлений стало грустно, и я перевела взгляд на грот.

Присмотрелась и вижу, что из искусственных пещерок степенно выходят какие-то странные мелкие зверьки и разгуливают от нас поодаль. Цвет их шерсти невозможно было определить: она переливалась всеми цветами – от жёлтого и зелёного до красного и лилового, в зависимости от лучей подсвечивающих прожекторов. Мерзкие твари с длинными отвратительными хвостами важно ходили, как актёры, по освещённой сцене. Жуткое разноцветное зрелище. Просто какой-то цветной аттракцион!

Я сначала подумала, что, может быть, в этом ресторане устроили «живой уголок»? Рядом в парке у кафе «Березка» в большом решетчатом вольере живёт пара огромных сов. Я очень люблю наблюдать за ними, особенно когда рождается птенец. Невозможно удержаться от умиления, глядя на совёнка: серого, пушистого, как шар с большими круглыми жёлтыми глазами.

Но эти зверьки как-то очень напоминали обыкновенных крыс. И они стали нагло приближаться уже к нашему столу. Казалось, что Григорий Львович был пьян настолько, что ничего не замечал. На стол подали очень вкусный азербайджанский тёплый мягкий хлеб. Приятель наш вдруг прервал свой монолог, увидел зверьков, расхохотался, и, оторвав от лепёшки большой кусок, прицелился и с удовольствием запустил им в самую наглую крупную крысу, но промазал, а та даже не испугалась и не убежала.

Подошёл официант с большим дымящимся блюдом, от которого исходил вкусный пряный аромат. Но у меня аппетит пропал.

Я спросила его, что это за зверьки, указывая на копошащихся на полу тварей.

– А, это? Крыски! – ответил он спокойно с восточным акцентом. – Что ещё мадам желает?

Как же мне стало мерзко и противно! И уйти нельзя – обидеть хорошего человека, да и нужного – он иногда даёт заказы мужу. И оставаться невозможно!

Гадко, хоть плачь. Всё это ужасно! И прекрасные розы, и чудесная национальная домашняя кухня, и хорошее вино, и добрый приятель-всё это отравили крысы, вольготно живущие в этом ресторане. Испорчен весь вечер и память об этом вечере. Я с негодованием подумала: «Что, нельзя было извести крыс? Конечно, можно. И почему ни раньше, ни сейчас не вызывают СЭС?» Наверное, хозяин думает, что пьяные клиенты ничего не заметят, а кто заметит, тот промолчит и уйдёт.

Приятеля нашего появление крыс ничуть не расстроило, даже позабавило. Для него, завсегдатая этого ресторана ужинать рядом с крысами, наверное, в порядке вещей. Никогда бы не подумала, что всегда элегантный, модный и надушенный Григорий Львович может спокойно отнестись к соседству с крысами. Это только мы с мужем сидели, брезгливо морщась и поджимая ноги. А вечер обещал быть таким чудесным, благоухающий розами! Но он непоправимо испорчен.

Я сказала, что у меня разболелась голова, и мы, быстро попрощавшись с Григорием Львовичем, покинули это «чудное» местечко. Муж, глядя под ноги, нёс тяжёлую охапку роз, молчал и тяжело вздыхал.

Я посмотрела вокруг. Ах, как хорошо опять оказаться в парке!

На чистой тёмно-синей шёлковой скатерти ночного неба диск полной луны в моём «гастрономическом» воображении казался гигантской жёлтой сковородкой без ручки, перевёрнутой вверх дном. На поверхности ярко выделялись лунные пятна. Я представила, что когда небесная хозяйка чистила сковородку, её кто-то отвлёк, и она убежала. Куда? Зачем?..

Мы с мужем медленно шли по круговой липовой аллее. Старинные деревья в темноте казались таинственными и огромными, а в их густых ветвях вскрикивали невидимые птицы. Гармония природы тихой летней ночи нежно обступила меня. И я, счастливая, что вырвалась из этого «крысятника», подумала:

«Как удивительно! Для изменения нашей собственной картины мира от восхитительной и прекрасной до отвратительной и ужасной достаточно вторжения в нашу жизнь одного крысиного хвоста, и наоборот!»