Текст книги "Советская Россия (СССР) и Польша. Русские антисоветские формирования в Польше (1919–1925 гг.)"

Польское руководство было убеждено, что Англия не понимает сути происшедших перемен на Востоке Европы, что Польша есть «новый фактор», обладающий по сравнению с Россией «несравненно большими жизненными силами» и способный определять политическую ситуацию на Востоке Европы[103]103
  Документы и материалы по истории советско-польских отношений. Т. 2. С. 373.


[Закрыть]. Советское внешнеполитическое и военное руководство также недооценивало самостоятельную роль Польши в этом регионе и, как справедливо отметил российский исследователь, видели в ней не субъект международных отношений, а всего лишь объект политики Антанты[104]104
  Зубачевский В. А. Политика России в отношении восточной части Центральной Европы (1917–1923 гг.). С. 54.


[Закрыть].

В день снятия блокады Советской России Великобританией Верховное командование польской армии и Верховное командование армии Латвии подписали секретное соглашение о совместных действиях против Красной армии. 3 января началось их совместное выступление на «большевистском фронте»[105]105
  Там же. С. 479–481.


[Закрыть]. У. Черчилль констатировал, что, «пока большевики были поглощены столкновениями с Колчаком и Деникиным, возникшие на территории бывшей Российской империи государства создали сильные армии»[106]106
  Черчилль У. Мировой кризис. 1918–1925. Воспоминания. М.; Л.: Воениздат, 1932. С. 185.


[Закрыть].

Польское военное командование весьма умело использовало сложившуюся ситуацию для увеличения финансовых влияний на развитие армии: уже 18 января американский посланник в Варшаве Х. Гибсон сообщал государственному секретарю Р. Лансингу о намерении польского правительства заключить мир с большевиками ввиду отсутствия поддержки со стороны союзников[107]107
  Документы и материалы по истории советско-польских отношений. Т. 2. С. 488.


[Закрыть]. На следующий день Г. Румбольд телеграфировал Дж. Керзону об угрозе прорыва в Польше «барьера против большевиков», что могло бы поставить в «очень тяжелое положение» Центральную Европу и западные державы. Одновременно английский политический представитель при Деникине в ранге главного комиссара Х. Маккиндер получил указание Форин Оффиса «сделать все возможное для установления дружбы между Деникиным и польским правительством»[108]108
  Там же. С. 491; Documents on British Foreign Policy 1919–1939. First Series, Vol. III. P. 672–676, 787.


[Закрыть]. Маккиндер во время поездки в Париж и Польшу даже убеждал Деникина пойти на территориальные уступки, но успеха не добился[109]109
  Деникин А. И. Поход на Москву («Очерки русской смуты»). С. 202–203.


[Закрыть].

Вслед за этим премьер-министр Великобритании вынужден был «откровенно объяснить» Пилсудскому, что его правительство не хочет, чтобы Польша своими военными действиями «способствовала созданию экономического барьера между собой и Россией»[110]110
  Документы и материалы по истории советско-польских отношений. Т. 2. С. 504.


[Закрыть]. 28 января Сапега сообщал из Лондона в МИД Польши о кампании, развернутой в левой прессе Великобритании, под лозунгами: польские войска заняли «исконно русские земли», «большевистские атаки являются проявлением справедливых русских национальных стремлений»[111]111
  Там же. С. 507.


[Закрыть].

Если английский премьер-министр занимал позицию мира, то французское военное руководство было сторонником продолжения войны. Маршал Ф. Фош[112]112
  Ф. Фош – с 1918 г. маршал Франции, главнокомандующий войсками союзников.


[Закрыть] готовился к визиту в Польшу, польские военные круги связывали с этим визитом надежду на «щедрую материальную поддержку со стороны Франции», а также на ожидаемое некое «внутреннее национальное движение в России, которое спасет Польшу», – сообщал американский посланник в Варшаве Гибсон в Вашингтон. В этой ситуации США предоставили полякам полную свободу действий в вопросе переговоров с большевиками[113]113
  Документы и материалы по истории советско-польских отношений. Т. 2. С530.


[Закрыть].

28 января СНК РСФСР за подписью В. И. Ленина, Г. В. Чичерина и Л. Д. Троцкого направил народу Польши обращение с изложением мирных основ политики советского правительства в отношении Польши. В обращении подчеркивалось, что «сторонники и агенты Черчилля – Клемансо» стремятся «ввергнуть Польшу в беспричинную, бессмысленную и преступную войну с Советской Россией». Существующая линия фронта была объявлена ненарушимой, было подчеркнуто также, что «не существует ни одного вопроса: территориального, экономического или иного, который не мог бы быть разрешен мирно»[114]114
  Там же. С. 508.


[Закрыть]. Ради мира советское руководство было готово уступить Польше всю Белоруссию и «порядочный кусок Украины», которые к тому моменту уже были заняты польской армией[115]115
  Ленин В. И. Неизвестные документы 1891–1922 гг. М.: РОССПЭН, 1999. С. 371.


[Закрыть].

В конце января советская дипломатия добилась некоторого успеха: между Латвией и Советской Россией было заключено перемирие[116]116
  Заключено 30 января 1920 г.


[Закрыть], согласно которому военные действия между договаривающимися странами приостанавливались. В тексте договора о перемирии содержалось взаимное обязательство «не допускать образования и пребывания на своих территориях каких бы то ни было организаций и групп, именующих себя или претендующих на роль правительства всей территории другой стороны».

В случае обнаружения таковых они подлежали интернированию в течение 48 часов с момента подписания соглашения. Такие группы подлежали разоружению, а все их военное имущество, технические средства и средства вооружения – полной нейтрализации и иммобилизации. Через территорию договаривающихся государств был запрещен провоз чужих вооруженных сил, а также военного, инженерного и прочего имущества[117]117
  Правительство Латвии в лице членов Национального совета А. Фриденберга, Н. Фогельмана и Ф. Мендеса, поставивших свои подписи под текстом договора, обязалось не допускать вступления солдат и командного состава «неправительственных войск» и Северо-Западного правительства, а также других организаций и групп в правительственную, т. е. латвийскую армию (Документы внешней политики СССР. М., 1958. Т. II. С. 335).


[Закрыть]. Вербовка в ряды антисоветских вооруженных сил, а также в антисоветские организации и группы на территории Латвии также была запрещена. В недельный срок Латвия обязалась предоставить данные о состоянии всех «неправительственных войск» (их военных складов, военного и технического имущества)[118]118
  Там же. С. 336.


[Закрыть].

Ситуация в Балтийском регионе существенно изменилась после подписания 2 февраля 1920 г. в Юрьеве (Тарту) мирного договора между РСФСР и Эстонией[119]119
  По условиям договора Советская республика должна была выплатить Эстонской республике 15 миллионов рублей золотом и безвозмездно передать ей все корабли российского флота, оказавшиеся в руках эстонцев.


[Закрыть]. Ему предшествовали договор о перемирии и приостановке военных действий между армиями РСФСР и Эстонской Демократической Республики от 31 декабря 1919 г., заключенный по инициативе советской стороны. В нем также содержались взаимные обязательства сторон воспретить «пребывание на своей территории каких-либо войск, кроме правительственных», а также «вербовку и мобилизацию личного состава в ряды армий государств, с которыми заключены военные конвенции». На основе взаимности было решено «запретить организации и группы, ставящие своей целью вооруженную борьбу с другой договаривающейся стороной»[120]120
  В контексте советско-польского военного конфликта ключевое значение имел пункт 4-й VII статьи Тартуского договора. Государствам, организациям и группам, находившимся в фактическом состоянии войны с другой стороной, запрещалось перевозить через порты и территорию договаривающихся сторон военное имущество и все, что могло бы быть использовано во вред договаривающемуся государству (Документы внешней политики СССР. Т. II. С. 343).


[Закрыть].

Запрещалось также образование и пребывание организаций и групп, «именующих себя или претендующих на роль правительства всей территории другой договаривающейся стороны или части ее территории». На интернирование таковых отводилось 48 часов. Пребывание любых «неправительственных войск» внутри договаривающихся государств также запрещалось. Запрещалось и пребывание представительств и должностных лиц организаций, имеющих своей целью низвержение правительства другой договаривающейся стороны[121]121
  Там же. С. 345.


[Закрыть].

В день заключения мирного договора в Тарту ВЦИК направил очередное обращение к польскому народу с призывом установить добрососедские отношения между Польшей и Советской Россией. Суть документа сводилась к заявлению, что разгром «контрреволюционных сил Колчака, Деникина, Юденича» не означает стремления к завоеванию Польши и водворению там коммунизма «штыками Красной армии»[122]122
  Документы и материалы по истории советско-польских отношений. Т. 2. С. 511–513.


[Закрыть]. В начале февраля 1920 г. в период Лондонской конференции глав правительств польские дипломаты приступили к выяснению отношения правительств Антанты к мирным предложениям России. Польские политики, с одной стороны, понимали, что отказ от мира означает длительную затяжную войну, к которой польский народ не будет готов. С другой стороны, министр иностранных дел Польши Ст. Патек осознавал, что польскому правительству следует действовать «в прямом соответствии с желаниями» союзных держав[123]123
  Там же. С. 518–519.


[Закрыть]. Ранее, на конференции в Гельсингфорсе в январе 1920 г. с участием Эстонии, Латвии, Литвы, Польши и Финляндии, также было принято такое же решение.

Однако союзные державы заявили лишь о своих обязательствах поддерживать государства, граничащие с Россией, в том случае, если та нарушит их «законные границы». Американский посланник в Варшаве доносил в Вашингтон, что союзные державы в этот момент «были склонны предоставить Польше взять на себя всю ответственность» за решение по вопросу о заключении мира с Советской Россией. О сильной антипатии к идее мира с большевиками, а также о бессилии оказать влияние на политику Ллойд Джорджа спустя некоторое время высказался только король Великобритании Георг V[124]124
  Документы и материалы по истории советско-польских отношений. Т. 2. С. 548.


[Закрыть].

У. Черчилль вспоминал, что в этот период союзники встали перед выбором: финансировать наступление польской армии в направлении на Москву или польскому правительству заключать мир с большевиками. Оба варианта были неприемлемы, поэтому союзники решили не «предпринимать никаких действий, которые требовали бы от союзников больших жертв», но «оказывать материальную и моральную поддержку тем антибольшевистским силам, которые существуют»[125]125
  Черчилль У. Мировой кризис. М.; Л.: Госвоениздат, 1932. С. 169.


[Закрыть].

Идея использовать военный потенциал значительного контингента русской военной эмиграции созрела у Черчилля. Вопрос о лидере, способном собрать и удержать под своим руководством разочаровавшуюся и дезориентированную массу профессиональных военных, был решен также британским премьером. Р. Б. Локкарт вспоминал, что Черчилль в этот период времени «находился под благоприятным впечатлением» от Б. Савинкова; ему казалось, что тот «обладает наибольшим политическим весом и, самое главное, прекрасными организаторскими способностями, дававшими основание надеяться на успех контрреволюционного переворота»[126]126
  Локкарт Р. Б. Ас шпионажа // Сидней Рейли: шпион – легенда ХХ века. М.: Центрполиграф, 2001. С. 115.


[Закрыть]. Агент британской разведки Сидней Рейли, «с благословения Черчилля и заручившись поддержкой шефа британской секретной службы»[127]127
  Там же. С. 116–117.


[Закрыть], был направлен к Б. Савинкову для установления с ним постоянной связи.

Существенную идеологическую и информационную поддержку идее сотрудничества белых формирований и русской эмиграции с Польшей оказал сам Б. Савинков[128]128
  После подавления мятежей в Рыбинске и Ярославле в июле 1918 г. Б. В. Савинков переправился в Петроград, затем в Казань, где поступил рядовым в отряд В. О. Каппеля. Сибирское правительство предложило ему пост министра, но Савинков отказался. А. В. Колчак, свергнув это правительство, назначил Савинкова руководителем военной миссии в Париже и начальником Бюро русской прессы информационно-телеграфного агентства «Унион». В августе 1919 г. он прибыл в Париж, был ключевой фигурой в структурах А. В. Колчака: отчеты о финансовой и административно-хозяйственной деятельности Бюро русской прессы направлялись только на имя Б. Савинкова. Только в декабре 1919 г. «Унион» получил из разных источников 370 тысяч французских франков (в основном безвозмездно). См.: Личный архив Б. В. Савинкова. ГАРФ. Ф. 5831. Оп. 1. Д. 325.


[Закрыть]. Как член Русской заграничной делегации, он представлял интересы России на Парижской мирной конференции в 1919 г. и регулировал вопросы обеспечения армии Колчака со стороны союзников (поставки оружия, боеприпасов, продовольствия, обмундирования). Как член Политического совещания, в тесном контакте с лидерами русской эмиграции (Н. В. Чайковским, В. А. Маклаковым, С. Д. Сазоновым) Б. Савинков проводил встречи с Клемансо, Ллойд-Джорджем, Черчиллем, представителями эсеров, правыми социал-демократами, группой кадетов во главе с П. Н. Милюковым.

С конца 1919 г. Б. Савинков стал развивать мысль, «что польский плацдарм, моральный и территориальный, по обстоятельствам текущего момента является вполне подходящим для организации русского вооруженного патриотического движения… и установления вечного мира с братской по крови Польшей»[129]129
  Вендзягольский К. М. Савинков // Новый журнал. 1963. № 71. С. 140.


[Закрыть]. Во французской прессе он активизировал кампанию под лозунгом: «Польско-русское соглашение является вопросом первоклассного значения для политической стратегии Франции», публикуя статьи во французских газетах и журналах[130]130
  В печатных изданиях «Матэн», «Пари Суар», «Журналь де Деба», «Л̓Ордр» и др. (Симонова Т. М. Б. В. Савинков // Общественная мысль Русского зарубежья: Энциклопедия. М.: РОССПЭН, 2009. С. 500).


[Закрыть].

Тремя месяцами ранее Б. Савинков озвучил вполне реалистический вывод[131]131
  Составленная Б. Савинковым «Памятная записка Российской делегации о политике союзных держав в областях Балтийского края» была подана 13 сентября 1919 г. на рассмотрение в комитет на Версальской конференции.


[Закрыть] о неудачной «политике Балтийского блока» союзных правительств, которая будет иметь «только один результат: подготовку торжества русского большевизма»[132]132
  ГАРФ. Ф. 5831. Оп. 1. Д. 412. Л. 3.


[Закрыть]. Гарантией против «большевизации» Балтийских государств Б. Савинков и русская делегация на Парижской мирной конференции в тот период времени считали помощь со стороны союзников русским военным частям в Эстонии и Латвии, подчиненным генералу Юденичу[133]133
  Впоследствии в автобиографии («На пути к “третьей” России») об этом периоде в своей биографии (сотрудничестве с Колчаком под лозунгом «единой и неделимой» России) Б. Савинков скромно умолчал.


[Закрыть].

Прежде чем согласиться с точкой зрения Черчилля по вопросу о потенциальном лидере антибольшевистских сил, Пилсудский направил в Париж И. Матушевского[134]134
  Близкий соратник Пилсудского, офицер российской армии, затем – Первого польского корпуса, Игнаций Матушевский на съезде поляков-военнослужащих в России в Петрограде 7 июня 1917 г. предложил избрать Ю. Пилсудского почетным председателем съезда (Волос М. Польская военная организация в России и на Украине в 1917–1918 годах // Революционная Россия 1917 года и польский вопрос: Новые источники, новые взгляды. С. 195).


[Закрыть], который должен был проанализировать ситуацию в среде русской эмиграции и оценить политический потенциал Б. Савинкова. В секретном отчете на имя начальника государства Матушевский сообщал, что Б. Савинков «завоевал доверие» в Париже и Лондоне, «умело использует евреев и масонов», имеет влияние в английской и французской печати, находится в тесном контакте с русскими банкирами в эмиграции[135]135
  Отчет майора И. Матушевского начальнику государства Ю. Пилсудскому. Не ранее января 1920 г. (РГВА. Ф. 461к. Оп. 1. Д. 146. Л. 75).


[Закрыть].

Группа влиятельных банкиров из России, по его наблюдениям, стремится «использовать Б. Савинкова в качестве потенциального главы российского правительства». Банкиры относятся к нему «как к человеку умному и реалисту», поэтому Б. Савинков «получает средства» от К. И. Ярошинского[136]136
  До эмиграции в 1918 г. – крупнейший сахарозаводчик и фабрикант, президент пяти столичных банков.


[Закрыть], А. И. Путилова[137]137
  Принадлежал к числу наиболее известных русских банкиров и фабрикантов. До 1917 г. – председатель правления Русско-Азиатского банка.


[Закрыть], Б. А. Каминки[138]138
  До эмиграции в 1918 г. – председатель правления Азовского Донского банка.


[Закрыть], Г. Д. Лесина[139]139
  Был «правой рукой» А. И. Путилова, глава крупного банкирского дома в Петрограде «Г. Лесин».


[Закрыть] и многих других богатых людей русской эмиграции[140]140
  РГВА. Ф. 461к. Оп. 1. Д. 146. Л. 80–81.


[Закрыть].

В то же время Матушевский отметил в отчете, что Б. Савинков не является «абсолютно свободным от империалистической российской традиции». Но, как человек «практичный», он хочет «практичного соглашения с Польшей, которое обещает большую выгоду для демократической России». Б. Савинков, по мнению соратника Пилсудского, понимал опасность для России возможного польско-румынского союза, который «откроет Польше выход к морю». Безусловно, полагал польский офицер, «находясь под влиянием чехов», Б. Савинков «желает общей с чехами границы вдоль Галиции»[141]141
  Там же. Л. 84.


[Закрыть], т. е. способен признать Галицию за Польшей. Таким образом, внешеполитическая позиция претендента на роль руководителя антибольшевистских сил более или менее отвечала требованиям военного руководства Польши.

Идея сотрудничества с левым крылом русской эмиграции стала разрабатываться в окружении Пилсудского и в польских военных кругах с мая 1919 г. Члены польской делегации на мирной конференции в Париже (Л. Василевский, М. Сокольницкий, В. Иодко-Наркевич) исходили из мысли о невозможности реконструкции императорской России и неизбежности создания федерации освободившихся от русского угнетения государств-лимитрофов под эгидой Польши. Завязав контакты с демократом Б. Савинковым, они убедились в том, что тот остается сторонником конституционного российского правительства, которое самостоятельно будет регулировать развитие всех народов империи, кроме поляков[142]142
  Juzwenko А. Polska a «biała» Rosja (od listopada 1918 do kwietnia 1920 r). Wrocław, 1973. S. 85.


[Закрыть].

Перед польскими политиками встал вопрос: кто опаснее для Польши – красная или белая Россия? Ответ на этот вопрос был очевиден: Колчак опаснее, поскольку имеет поддержку Антанты и через своих генералов может получить поддержку в Германии[143]143
  Okulewicz P. Koncepcja «międzymorza» w myśli i praktyce politycznej obozu Józefa Piłsudskiego w latach 1918–1926. Poznań, 2001. S. 50.


[Закрыть]. В конце 1919 г. вопрос решался уже в аспекте равной опасности для Польши как «красной», так и «белой» России. Вплоть до конца 1920 г., по мнению польского исследователя, Пилсудский был сторонником идеи федерации, несмотря на начало создания в 1919 г. классического военно-политического союза государств, отделяющих Россию от Германии[144]144
  Ibid. S. 112–113.


[Закрыть].

Тем не менее Пилсудский пошел на контакт с Б. Савинковым и Чайковским, хотя и не связывал с ними особых надежд[145]145
  Wędziagolski К. Pamiętniki. W., 1989. S. 391–395.


[Закрыть]. В польской историографии утвердилось мнение, что для Пилсудского в этот момент был важен сам факт сотрудничества с русской эмиграцией, как потенциальной военной силой будущего российского демократического государства[146]146
  Grosfeld L. Piłsudski i Sawinkow // Studia historyczne. Księga jubileuszowa z okazji 70 rocznicy urodzin prof. dra Stanisława Arnolda. W., 1965. С. 117–118.


[Закрыть]. К числу сторонников Пилсудского в этом вопросе принадлежали начальник второго отдела штаба военного министерства Б. Медзинский, М. Сокольницкий, А. Струг, Б. Венява-Длугошевский, Т. Шетцель, сменивший впоследствии Медзинского на его посту.

Почву для приезда Савинкова в Польшу в начале 1920 г. готовил К. М. Вендзягольский[147]147
  К. М. Вендзягольский не только хорошо знал Б. В. Савинкова, но и занимал должность комиссара одной из российских армий в период правления А. Ф. Керенского. См.: Вендзягольский К. М. Савинков // Новый журнал. 1963. № 71; Wędziagolski K. Pamiętniki. W., 1989.


[Закрыть], который инициировал письменное приглашение от Пилсудского. Делегация Колчака на Парижской мирной конференции направила Савинкова и Чайковского в Варшаву, куда они и супруги А. А. и Л. Е. Дикгоф-Деренталь прибыли 16 января. До конца своего пребывания в Варшаве (20 января) они нанесли ряд визитов, в том числе начальнику государства Пилсудскому.

Важнейшим вопросом, который обсуждался на этой встрече в резиденции маршала в Бельведере, был вопрос о будущем устройстве Восточной Европы. Пилсудский озвучил основную идею своей внешнеполитической концепции, позже получившей наименование «прометеизма»[148]148
  Был «правой рукой» А. И. Путилова, глава крупного банкирского дома в Петрограде «Г. Лесин».


[Закрыть]. В «широкий» план Пилсудского входило использование «русских антибольшевистских сил» в рамках союза пограничных государств (образовавшихся на границе с Россией) и Финляндией – «своего рода Лиги Наций для борьбы с большевизмом». Однако Пилсудский из этого разговора с Б. Савинковым и Чайковским понял, что лидеры русской эмиграции «никогда не согласятся на полную независимость пограничных с Россией государств и пойдут только на предоставление им автономии»[149]149
  Донесение английского посланника в Польше Г. Румбольда Дж. Керзону от 23 января 1920 г. (Документы и материалы по истории советско-польских отношений. Т. 2. С. 479–480).


[Закрыть].

На встрече было достигнуто взаимопонимание по вопросу о возможности создания в Польше русских военных отрядов. Было решено на средства польского военного министерства создать политический отдел – координирующий центр по их формированию. Политический отдел должен был находиться в тесном контакте с польским правительством, правительствами союзных Польше государств, с военными и дипломатическими представительствами Англии и Франции. Печатным и пропагандистским органом РПК становилась газета «Свобода»[150]150
  После высылки Б. Савинкова и савинковцев из Польши по требованию советского полномочного представительства в ноябре 1921 г. газету переименовали – «За Свободу».


[Закрыть].

Информация о решении собрать антисоветские группы и добровольцев на польской территории достигла советской столицы окольным путем – через Германию. «Из Берлина сообщают, – докладывал М. М. Литвинов[151]151
  М. М. Литвинов – заместитель наркома по иностранным делам Г. В. Чичерина.


[Закрыть] наркому Чичерину, – что Польша объявила всеобщую мобилизацию и что ожидается Фош. Сазонов[152]152
  Документальных подтверждений посещения С. Д. Сазоновым Варшавы в этот период времени пока не обнаружено.


[Закрыть], Б. Савинков и Чайковский перекочевали в Варшаву, где они организуют русскую армию». Литвинов констатировал также, что белыми агитаторами «продолжаются попытки тайной вербовки среди пленных в Германии»[153]153
  Документы и материалы по истории советско-польских отношений. Т. 2. С. 502.


[Закрыть].

27 февраля Пилсудский вновь отправил Вендзягольского в Париж с письмом к Савинкову. Вендзягольский должен был сообщить о готовности Пилсудского заключить и с «русской национальной армией» соглашение при условии согласия ее командования (в лице А. И. Деникина. – Т. С.) на созыв Учредительного собрания, избранного путем всеобщего голосования и на тех же территориальных и политических условиях, какие начальник государства выставил советскому правительству.

В Париже Вендзягольский встретился с лидерами русской эмиграции (Г. Е. Львовым, В. А. Маклаковым) и Б. Савинковым и сообщил им о готовящемся тактическом маневре польского правительства: предложить советскому правительству мир на условиях, которые заведомо не будут им приняты[154]154
  Кроме главных требований: признание восточных границ Польши 1772 г. и независимости Украины, Литвы, Эстонии, а также казачьих республик на Дону, Кубани, Тереке Пилсудский требовал прекращения агитации в соседних государствах; ратификации мирного договора, заключенного на этих условиях Учредительным собранием, избранным путем всеобщего голосования (Документы и материалы по истории советско-польских отношений. Т. 2. С. 498).


[Закрыть]. Во время переговоров Пилсудский потребовал бы признать «восточные границы Польши 1772 г.» и независимость новых государств, образовавшихся в пределах бывшей Российской империи (не только Украины, Литвы, Эстонии, но и казачьих областей – Дона, Кубани, Терека)[155]155
  Документы внешней политики СССР. Т. II. С. 427–428; Przegłąd Współczesny. 1936. № 173. S. 49–50.


[Закрыть].

Ощущение себя освободителем угнетенных русским царизмом народов переполняло Пилсудского. «Мы на штыках несем этим несчастным странам безоговорочную свободу», – заявил начальник государства журналисту одной парижской газеты в эти февральские дни 1920 г.[156]156
  Piłsudski J. Pisma zbiorowe. W., 1937. T. 5. S. 147–149.


[Закрыть]

18 марта 1920 г. польский посланник в Париже М. Замойский сообщал в Варшаву о «коренных изменениях» «французских планов в отношении Советской России». «Печальный опыт» белых армий привел французское руководство к выводу о наличии «явно национального характера большевистской системы», наличия «определенного национального самосознания» в Советской России, а также ее «сплочения и усиления». Если вооруженная борьба с ней, как извне, так и изнутри, в такой ситуации бесцельна, то – полагало французское руководство – война с большевиками утратила признанный за нею «характер защиты Европы от большевизма (теория колючей проволоки) и свелась исключительно к разрешению польско-большевистских споров»[157]157
  Документы и материалы по истории советско-польских отношений. Т. 2. С. 603.


[Закрыть].

Теперь Франция желала видеть в Польше «прежде всего еще одну гарантию против Германии», подчеркивал Замойский. Нападение большевиков на Польшу руководство Франции в данный период времени считало «маловероятным»[158]158
  Там же. С. 604.


[Закрыть]. В этот период времени, как и в конце 1919 г., советское руководство вплоть до апреля 1920 г. считало возможным заключить мир с Польшей за счет территориальных потерь. Главное командование Красной армии только начинало вырабатывать планы предстоящей операции на польском фронте, отдавая директивы об «активной обороне» на Западном и Юго-Западном фронтах. Директива Главного командования обоим фронтам о приведении войск в боевую готовность последовала лишь 8 апреля[159]159
  Директивы Главного командования Красной Армии (1917–1920): Сб. документов. М., 1969. С. 629, 674.


[Закрыть] в ответ на наступление Пилсудского на Украину.

Видимое ослабление позиций Красной армии на Западном фронте стало следствием колоссального напряжения сил Советской республики в Гражданской войне. Мы не привлекаем внимание читателя к фактическому материалу, свидетельствующему о финансовых вливаниях из бюджетов стран Антанты в организацию, снабжение и поддержку белых армий на севере, северо-западе, юге России и на ее Дальнем Востоке, а также в Сибири. Однако такого рода финансовая интервенция не принесла желаемых результатов.

Обратив свой взор на Польшу как на «барьер против России» или «ключ к миру» в Европе, союзники стали экономнее расходовать средства. Они разыскали подходящего, как им казалось, кандидата на роль организатора «русского вооруженного патриотического движения в Польше», в детстве и юности связанного с Польшей, – Б. Савинкова. Эта кандидатура почти без труда (не считая «несвободу» Б. Савинкова от того, что он был русским) вписалась в политический фон молодой республики, вступившей на трудный путь самостоятельного развития.

Военный лидер Польского государства Пилсудский с присущей ему осторожностью присматривался к этой неординарной фигуре, которая на первой же встрече смогла уловить смысл мессианских планов начальника государства. Принципиальное согласие на формирование русских отрядов в Польше Б. Савинковым было получено.