Текст книги "Советская Россия (СССР) и Польша. Русские антисоветские формирования в Польше (1919–1925 гг.)"

15 января 1921 г. штаб Упина направил во второй отдел штаба военного министерства информацию о размещении частей 1-го отряда в Торуни, Лукове, Острове-Ломжинском и 2-го отряда – в Плоцке, Шеперно, Скальмержицах. Казачья бригада Духопельникова была размещена в Ружанах, конный полк и полк уланов – в Радоме[411]411
  Письмо и. о. начальника второго отдела штаба военного министерства Польши майора Ю. Ульриха от 22 декабря 1920 г. Документ был разослан по следующим адресам: 2-й отдел командования Генерального округа, командование г. Варшавы, Центральный сборный пункт в Варшаве, командование 1-го батальона жандармерии в Варшаве (РГВА. Ф. 308к. Оп. 10. Д. 278. Л. 179. Перевод с польского языка Т. М. Симоновой).


[Закрыть]. Из 3200 человек дивизии есаула Яковлева 1200 человек находилось в Здунской Воле, остальные – в Сосновицах[412]412
  Там же. Л. 13.


[Закрыть].

На 20 января 1921 г., по данным РЭК, во всех этих лагерях, а также в составе бывшего авиаотряда НДА (в Варшаве) насчитывалось 13 383 человека. С лагерями в Радоме, под Брестом и в Кобрине на тот момент связь еще не была установлена, поэтому количество интернированных лиц в них на тот момент не было определено[413]413
  Секретная справка о положении пунктов литературно-агитационной комиссии РЭК и о работе на местах агитаторов комиссии № 2 от 20 января 1921 г. // Там же. Л. 9–12.


[Закрыть].

22 января Б. Савинков сообщал начальнику второго отдела штаба военного министерства полковнику Б. Медзинскому о численности интернированного контингента следующее:

Председатель РЭК в Польше

22. 01. 1921. № 378

Начальнику II отдела

штаба военного министерства

РЭК в Польше, председателем коего я имею честь состоять, имеет, как Вам известно, своей задачей попечение об интернированных чинах бывшей армии генерала Булак-Балаховича и генерала Пермикина. Таковых чинов ныне содержится в разных казармах и лагерях 12 564 офицера и солдата, не считая тех, кои находятся на излечении в госпиталях и больницах. С последними общая цифра интернированных значительно превышает 13 000[414]414
  Кроме отрядов № 1 и № 2 в польских лагерях находилось около 15 тысяч интернированных лиц из состава УНА (Письмо Б. Савинкова начальнику второго отдела штаба военного министерства от 22 января 1921 г. // РГВА. Ф. 460к. Оп. 1. Д. 142. Л. 104).


[Закрыть].

Эту количественную информацию следует считать максимально приближенной к истинной, поскольку в лагерях был налажен учет контингента силами военных священников, которые собирали информацию о погибших для их семей. В канун 1921 г. в лагере Щепёрно, где были размещены части НДА, настоятель гарнизонной церкви[415]415
  Приказ гарнизону лагеря Щепёрно № 11 от 27 декабря 1920 г. // ГАРФ. Ф. 5802. Оп. 1. Д. 1496. Л. 5–6.


[Закрыть] о. Иулиан Миллер стал принимать от начальников частей армии сведения о погибших «для занесения в метрические книги и сообщения родным (когда умер, какой части, звание и чин, имя, отчество, фамилия, возраст, от чего умер, уроженец какой местности)»[416]416
  Приказ гарнизону лагеря Щепёрно № 5 от 8 января 1921 г. // Там же. Л. 38.


[Закрыть].

Из архивных источников известно, что такую же работу в лагере Тухола проводил о. Симеон Великанов, настоятель православной церкви в местечке Тухола, который не делил русских по политическому признаку и располагал информацией о погибших в этом лагере военнопленных красноармейцах и интернированных антисоветских формирований[417]417
  Симонова Т. М. Советская Россия (СССР) и Польша. Военнопленные Красной армии в польских лагерях (1919–1924 гг.). С. 83–84.


[Закрыть].

Информация о личном составе поступала в РЭК, а затем – в польское военное ведомство, и от командиров интернированных частей, и от агентов литературно-агитационной комиссии РЭК, финансируемой из военного министерства Польши. Поскольку польское военное ведомство самостоятельно статистику интернированных антисоветских формирований (как и военнопленных красноармейцев) до приезда в Варшаву членов российско-украинской делегации смешанной комиссии по репатриации и передаче вопроса обо всем лагерном контингенте в ведение Министерства иностранных дел (МИД) Польши не вело, то эта функция была возложена на агентов литературно-агитационной комиссии. Они на постоянной основе находились в лагерях, ежемесячно совершали поездки в Варшаву, и также регулярно, с периодичностью в одну-две недели, направляли секретные отчеты Б. Савинкову и РЭК и, следовательно, во второй отдел военного министерства Польши.

В отчетах агентов комиссии имела место информация не только о численности контингента в лагерях (интернированные лица всех военных формирований и военнопленные красноармейцы), но и о бытовых условиях содержания офицеров и солдат (питание, санитарные условия, состояние одежды и обуви и т. д.), о политических пристрастиях, настроениях групп и их инициативах (организация кооперативов, школ, библиотек и т. д.). Поскольку агенты имели доступ к контингенту военнопленных красноармейцев в лагерях, то собранная ими статистика об их численности также важна[418]418
  Симонова Т. М. Советская Россия (СССР) и Польша. Военнопленные Красной армии в польских лагерях (1919–1924 гг.). С. 89.


[Закрыть]. Каждому агенту польское военное ведомство выплачивало по 3,5 тысячи польских марок в месяц. В их подчинении в концентрационных лагерях находилось по 15 агентов-офицеров из числа интернированных или военнопленных (также получали некоторое содержание от главного командования польской армии)[419]419
  Отчет за январь агентов РЭК Орлова и Аничкова о работе в лагере Стржалково от 25 января 1921 г. // РГВА. Ф. 461к. Оп. 1. Д. 176. Л. 21.


[Закрыть].

В обязанности агентов также входила политическая агитация как в среде интернированных, так и в среде военнопленных красноармейцев с целью «возбуждения ненависти к советской власти, вселения уверенности в неизбежности ее падения». Перед агитаторами была поставлена задача сплочения групп добровольцев для вооруженной борьбы с большевиками. Агитаторы-агенты были обязаны вызывать сочувствие к польскому народу, ставить его в пример, «как народ, создавший государство из пепла». Ключевым был тезис: народ, который еще сам нуждается, приходит на помощь русским. Разумеется, со стороны польской администрации лагерей агитаторы находили полную поддержку как в агитационной деятельности, так и в организации досуга солдат и офицеров[420]420
  Рапорт штабс-капитана русской армии Гавриила Соловьева поручику второго отдела штаба военного министерства Кошаковскому (Кешковскому) от 13 января 1921 г. // РГВА. Ф. 461к. Оп. 1. Д. 116. Л. 184–185.


[Закрыть].

После краха военного предприятия в ноябре 1920 г., организованного Б. Савинковым, руководство неоднородного в политическом отношении контингента антисоветских формирований в массе своей пережило крушение надежд. О том, какова была степень разочарования результатами «военного похода» и руководством Б. Савинкова, косвенным образом свидетельствует его обращение к «бывшим бойцам, отдававшим все свои лучшие силы на святое дело освобождения своей Родины от злых насильников». Солдат и офицеров-добровольцев, попавших «в невероятно тяжелую обстановку», он призывал «не винить тех, кто делает все возможное, чтобы всячески облегчить положение интернированных». Старших офицеров Б. Савинков призвал «не поддерживать, а всемерно бороться с озлобленным настроением тех, кто совершенно несправедливо» возлагает вину за поражение на РПК (РЭК). «Это временное испытание», – убеждал добровольцев «главнокомандующий». На Рождество в январе 1921 г. Б. Савинков выделил интернированным «на улучшение пайка» по 400 тысяч польских марок каждому отряду. Ничтожность этой подачки подчеркнуло командование первого отряда («балаховцев»), которое раздало эту сумму интернированным в лагерях по 50 марок на человека[421]421
  Там же. Д. 176. Л. 116 об. В лагерной библиотеке Щепёрно, собранной американской благотворительной организацией YMCA для военнопленных красноармейцев, в январе 1921 г. под залог в 50 марок интернированные солдаты и офицеры имели право взять одну книгу для чтения (Информация о положении пунктов и работы на местах агитаторов литературно-агитационной комиссии от 20 января 1921 г. // РГВА. Ф. 461к. Оп. 1. Д. 128. Л. 10).


[Закрыть].

В первые три месяца интернирования, до подписания Рижского мирного договора между Советской Россией и Польшей (18 марта 1921 г.), солдаты и офицеры 3РА могли бы не иметь оснований для жалоб на свое материальное положение. Их финансовое обеспечение могло бы осуществляться за счет продажи имущества армий. Ликвидационная комиссия РЭК по этой статье уже в конце ноября получила 4 миллиона польских марок. 11 декабря 1920 г. по этой же статье было получено еще 2 миллиона марок[422]422
  Приказ гарнизону лагеря Щепёрно № 2 от 16 декабря 1920 г. // ГАРФ. Ф. 5802. Оп. 1. Д. 1496. Л. 10 об. – 11.


[Закрыть]. В начале января 1921 г. общий приход (включая доход от продажи военного имущества) составил 6 миллионов 102 тысячи польских марок. Особая комиссия распределила их следующим образом: личный состав армии должен был получить 5 543 764 польские марки, «по аттестатам и счетам» различным лицам предполагалось выдать 202 789 марок[423]423
  Генерал-майору Матвееву полагалось 40 тысяч польских марок, полковнику Канеману – 50, командиру отряда Белорусского батальона – 120, полковникам Степину и Беляеву – по 15, капитану Войцеховскому – 52, полковнику Звягинцеву – 50, прапорщику Лавенделю – 5, подпоручику Сидорову – 7 тысяч (Приказ гарнизону лагеря Щепёрно № 3 от 5 января 1921 г. // Там же. Л. 36).


[Закрыть].

Согласно отчетам РПК, всего на содержание воинских формирований «русских беженцев» на территории Польши и на содержание интернированных частей антисоветских формирований польским военным ведомством в период с 01.06.1920 г. по 01.04.1921 г. было выдано 244 256 509 польских марок, 8 000 600 царских рублей, 2 миллиона думских рублей и 5 миллионов украинских карбованцев. От Н. В. Чайковского и Е. К. Миллера на нужды интернированных в течение этого периода времени поступили 25 тысяч франков, которые образовали особый фонд им. Чайковского.

Кроме финансовой поддержки генерал Миллер направил из Парижа 3000 пар ботинок с условием их распределения через эмигрантский РОКК строго определенным частям бывшей 3РА[424]424
  Краткая сводка деятельности Управления по делам интернированных по реорганизации и устройству Русской армии на территории Польши за подписью М. Росселевича и Ю. Кобылецкого. Без даты // ГАРФ. Ф. 7003. Оп. 1. Д. 1. Л. 6.


[Закрыть]. В. Л. Бурцев собрал на содержание интернированных добровольцев через свою газету «Общее дело» 2 тысячи французских франков. Все финансовые средства РЭК хранились на текущем счете начальника финансового отдела Н. Г. Буланова.

Чтобы пополнить свою казну, Б. Савинков разослал в эмигрантские газеты статьи с описанием тяжелого положения «русских героев» в польских лагерях. В одной из них он высказывал признательность к «полуразоренной, полуголодной, полураздетой Польше», братский народ которой «в тяжелую годину междуусобия и смуты» протянул руку и «поистине поделился с нами последним». «Героические, доблестные борцы» сидят за проволокой, «лишенные свободы», взывал к читателям Б. Савинков, в бараках температура не выше 0º; ежедневно отправляют по 2–3 человека в лазарет; питание – по 1–1,25 фунта хлеба и половина селедки; «и нет конца их неизбывному горю». Только генерал Миллер и Чайковский из всей русской эмиграции, подчеркивал Б. Савинков, «подумали о русских людях, интернированных на территории Польши». Все остальные забыли о русских, «о погорельцах», о тех, кто «перенес ужасы междоусобной войны, мерз, голодал и лежал в тифу на холодной земле»[425]425
  Последние известия. 1921. № 30. 7 февраля.


[Закрыть]. Однако страстные призывы Б. Савинкова о материальной помощи отклика в русской эмиграции не находили.

В начале 1921 г. усилиями Чайковского и с согласия Вендзягольского в Польше было создано польское отделение общественной организации Российский земско-городской комитет помощи беженцам (Земгор). Первоначально польское отделение Земгора было задумано как организация, работающая в согласии с савинковским РЭК и эмигрантским РОКК. Деятельность комитета, писал Чайковский в феврале 1921 г., «кроме чисто продовольственных задач, направляется по линиям санитарной, трудовой и культурно-просветительной помощи» для всех категорий русских в Польше: «военнопленных, интернированных и просто спасающихся от большевиков». Земгор в Париже был признан французским правительством, что было крайне необходимо, так как, по словам Чайковского, «французское правительство наложило руку» на остатки всех российских средств за рубежом[426]426
  Письмо Н. В. Чайковского Дмитрию Михайловичу (фамилия адресата не установлена) от 14 февраля 1921 г. // ГАРФ. Ф. 5814. Оп. 1. Д. 2. Л. 33–33 об.


[Закрыть].

Проблема исследования положения русских в Польше (особенно в лагерях военнопленных и интернированных) была поставлена польским отделением Земгора очень остро, поскольку точных сведений об их положении и численности в тот момент он не имел. Польские официальные профильные структуры учет русских военнопленных красноармейцев, интернированных, беженцев не вели и более или менее точными данными об их количестве не располагали. Какая-либо русская организация, способная провести регистрацию всех жертв войны на территории Польши, отсутствовала. Советские структуры в тот момент в Польше еще не работали.

По приблизительным данным польского отделения Земгора, количество русских беженцев в Польше на тот момент составляло 300 тысяч человек, военнопленных красноармейцев в лагерях – до 70 тысяч человек, интернированных солдат и офицеров бывших армий Булак-Балаховича и Пермикина – 15 тысяч человек. Польское отделение Земгора предполагало, что в польской провинции имеет место «громадное количество беженцев», не поддающееся учету. Таким же «громадным» было число русских – граждан Польской республики, национального меньшинства[427]427
  Письмо из Варшавского отдела Земгора в Парижское отделение от 9 марта 1921 г. // Там же. Ф. 7003. Оп. 1. Д. 7. Л. 141.


[Закрыть].

Председателем Совещания земско-городских деятелей в Польше был избран земский деятель Петр Эрастович Бутенко[428]428
  П. Э. Бутенко был земским деятелем, в 1917 г. был избран гласным Киевской городской думы. В 1921–1927 гг. – председатель Русского попечительного об эмигрантах комитета.


[Закрыть]. Однако признание польского отделения в Парижском земгоре и его регистрация в центральном правлении Российского земско-городского комитета помощи российским гражданам заграницей в Париже[429]429
  Комитет был гуманитарным учреждением, которое оказывало помощь русским гражданам независимо от их политической ориентации. Имел отделения в странах с наиболее компактным расселением русских беженцев. На счет Земгора средства поступали от русской Политической делегации, созданной в Париже, и бывшего Южно-Российского правительства, созданного П. Н. Врангелем.


[Закрыть] прошли не сразу. Переписка по этому поводу длилась до июня 1921 г., когда бессменный председатель Российского земгора Г. Е. Львов принял решение командировать в Польшу своего представителя для выяснения «программы и способов ее осуществления» в варшавском отделении, после чего выделил ему 25 тысяч франков, вместо 50–100 тысяч, запрашиваемых Бутенко[430]430
  Письмо П. Э. Бутенко в Парижское отделение Земгора от 3 мая 1921 г. // ГАРФ. Ф. 7003. Оп. 1. Д. 7. Л. 135; Ответ князя Г. Е. Львова П. Э. Бутенко от 14 июня 1921 г. // Там же. Л. 134–134 об.


[Закрыть].

На первые средства, полученные от Земгора, Бутенко начал работу по обследованию положения беженцев в восточной части Польши. По соглашению с эмигрантским РОКК члены Земгора выехали в районы Сарны – Барановичи, Ровно – Львов и Ковель[431]431
  Там же. Л. 107.


[Закрыть]. Результатом их работы стала достаточно полная картина положения на местах (состояние русских школ, положение русского духовенства, уровень трудовой занятости и, главное, уровень правовой адаптации русских в Польше). От польских государственных или военных структур Земгор никакой поддержки не имел. Поскольку Земгор располагал финансовыми средствами, савинковцы сделали попытку получить от него «на пособие для интернированных» значительные средства. В марте 1921 г. Философов запросил у Бутенко по 10 французских франков на человека, т. е. 120 тысяч французских франков в месяц[432]432
  ГАРФ. Ф. 7003. Оп. 1. Д. 148. Л. 178. См.: приложение 9 к данной монографии.


[Закрыть].

Единственной русской организацией, которая работала в тесном контакте со вторым отделом штаба военного министерства Польши, продолжал оставаться РЭК Б. Савинкова. В марте 1921 г. польское военное министерство на содержание интернированных выделило еще 5 миллионов марок, столько же было решено выделить в апреле[433]433
  Смета на содержание интернированных за март и апрель 1921 г. от 31 марта 1921 г. // ГАРФ. Ф. 7003. Оп. 1. Д. 1. Л. 7.


[Закрыть]. Тогда же хозяйственная комиссия РЭК провела инвентаризацию имущества, полученного от польского военного ведомства армиями Пермикина и Булак-Балаховича. Из отчета Б. Савинкова Б. Медзинскому в связи с инвентаризацией следовало, что на учете комиссии числилось имущества на 17 862 400 польских марок (техническое и санитарное имущество, автомобили, мотоциклеты, аэроплан). Но в распоряжении РЭК находилось имущества всего на сумму 1,5 миллиона польских марок, остальное числилось в распоряжении польского военного ведомства[434]434
  Выписка из доклада хозяйственной комиссии РЭК во второй отдел штаба польского военного министерства от 9 марта 1921 г. // РГВА. Ф. 461 к. Оп. 1. Д. 128. Л. 68.


[Закрыть]. Анализ архивных документов позволяет сделать однозначный вывод: значительные финансовые средства, которыми располагал РПК (РЭК) Б. Савинкова, не были использованы по назначению.

Кроме того, с первых же дней пребывания интернированных в лагерях проявилась неприспособленность помещений к содержанию большого контингента людей. Глава советской делегации на мирных переговорах в Риге А. А. Иоффе, ссылаясь на доклад представителя советского РОКК в Польше С. Семполовской, сообщал в НКИД, Польбюро и Центрэвак, что положение российских граждан в лагерях Польши – «пленных, интернированных, политических заключенных и беженцев крайне тяжело»[435]435
  Симонова Т. М. Советская Россия (СССР) и Польша. Военнопленные Красной армии в польских лагерях (1919–1924 гг.). С. 32.


[Закрыть].

27 декабря 1920 г. французский майор медицинской службы Радули, служивший в составе французской военной миссии в Польше, получил от директора санитарной службы военной миссии Франции командировочное предписание посетить лагерь военнопленных в Щепёрно. В лагере, где были размещены интернированные части НДА, было отмечено «неудовлетворительное состояние»[436]436
  Русская военная эмиграция 20–40-х годов: Документы и материалы. Т. 1. Так начиналось изгнанье. 1920–1922 гг. Кн. 2. На чужбине. С. 342.


[Закрыть], поскольку эпидемии тифа, вспыхнувшей в Польше, интернированным в лагерях избежать не удалось. Штаб польской армии в Познани в связи с всплеском заболеваемости тифом в лагере Щепёрно издал приказ от 13 декабря 1920 г., после чего была вторично проведена «поголовная дезинфекция как бараков, так и населения лагеря»[437]437
  Приказ № 5 по гарнизону лагеря Щепёрно от 19 декабря 1920 г. // ГАРФ. Ф. 5802. Оп. 1. Д. 1496. Л. 14.


[Закрыть].

Только после вмешательства французской миссии врачи НДА совместно с врачами польской комендатуры приступили к устройству лазарета. Советское представительство РОКК в Польше должно было поставить в лагерь медикаменты[438]438
  Приказ конфинированным частям НДА № 2 от 11 декабря 1920 г. // Там же. Л. 3.


[Закрыть]. 30 декабря лагерному доктору Осипову было приказано организовать «центральный околодок» (санитарную часть). Медицинский персонал НДА насчитывал 9 врачей, 16 фельдшеров, 22 сестры милосердия[439]439
  Приказ № 13 по гарнизону лагеря Щепёрно по санитарной части от 30 декабря 1920 г. // Там же. Л. 29 об. – 30.


[Закрыть]. Из хозяйственной части польского госпиталя было получено всего 15 кроватей, 30 одеял, по 15 кружек, мисок, простыней, а также щетки для мытья полов, плевательницы, электрические лампочки, носилки. Особенно ощутимым был недостаток мыла, вследствие чего даже во второй половине февраля 1921 г., когда эпидемия тифа пошла на убыль, в лагерных бараках «вши по-прежнему заедали»[440]440
  Выписка из сведений о положении пунктов и работ на местах агитаторов литературно-агитационной комиссии РЭК от 19 февраля 1921 г. // РГВА. Ф. 461к. Оп. 1. Д. 147. Л. 43.


[Закрыть]. В январе 1921 г. «санитарный околодок» был организован в лагере в Лукове.

Сносное санитарное состояние имело место только в Острове-Ломжинском, где имелись баня и прачечная. Но в феврале 1921 г. ухудшение положения было отмечено и там, в связи «с расколом и неладами в офицерской среде». По-прежнему интернированные солдаты спали на голых нарах, без тюфяков и одеял. «Медицинско-санитарная часть поставлена скверно», – отмечал в своем отчете по результатам инспекции лагеря агент литературно-агитационной комиссии РЭК. «Со стороны польских властей притеснения усиливаются, – подчеркивал агент, – пропусков не выдают, в последнее время их стали отбирать даже у семейных»[441]441
  РГВА. Ф. 461к. Оп. 1. Д. 147. Л. 43 об.


[Закрыть].

Неудовлетворительным было санитарное состояние в фортах Стефана Батория и Княжевича (Торунь): бани были за пределами лагеря, казармы – «темными, сырыми». Плохими санитарные условия были в Плоцке: «казармы сырые, неотапливаемые, прачечной при лагере нет». Совсем удручающим было состояние лагеря Пикулицы-Засания, где в феврале 1921 г. специально назначенная комиссия польского сейма вынуждена была провести инспекционный осмотр («ревизию») по факту его ненадлежащего содержания. Результатом работы комиссии стало увольнение главного врача госпиталя и лагерного врача. Комендант лагеря получил выговор за антисанитарное состояние помещений и территории лагеря. После этого в феврале 1921 г. там приступили к ремонту госпиталя и нескольких бараков[442]442
  Там же. Л. 44.


[Закрыть].

Режим наибольшего благоприятствования польская военная власть применяла только к казачьим формированиям. Казаки пребывали в «бодром настроении», сообщал агент литературно-агитационной комиссии[443]443
  Там же. Л. 45 об.


[Закрыть]. Лучше всех содержали казачью бригаду Духопельникова в Ружанах, где казаки размещались в теплых казармах, имели свободный режим перемещения[444]444
  Секретная справка о положении пунктов и работы на местах агитаторов литературно-агитационной комиссии РЭК № 2 от 20 января 1921 г. // Там же. Д. 128. Л. 9–12.


[Закрыть]. Агент литературно-агитационной комиссии отмечал, что каждый казак бригады Духопельникова имеет тюфяк и одеяло; интернированные казаки «одеты хорошо, жалоб на пищу нет». Некоторый недостаток казаки ощущали только в табаке[445]445
  Выписка из сведений о положении пунктов и работ на местах агитаторов литературно-агитационной комиссии РЭК от 19 февраля 1921 г. // Там же. Д. 147. Л. 43.


[Закрыть].

Теоретически интернированным и их семьям выделялось питание в размере пайка польского солдата. Так, например, приказом № 7 по гарнизону лагеря Щепёрно был установлен расклад продуктов для офицеров, их семей, а также дневной солдатский паек[446]446
  Приказ № 7 по гарнизону лагеря Щепёрно № 7 от 21 декабря 1920 г. // Там же. Л. 16.


[Закрыть]. Однако прописанные на бумаге нормы выдачи продуктов нигде не соблюдались. С начала января 1921 г. в русской эмигрантской газете «Свобода» стали регулярно публиковаться сводки о положении интернированных в лагерях. В одной из первых сводок за подписью Б. Савинкова сообщалось, что в лагере Щепёрно положенные нормы питания интернированных не соблюдались, а хлеба люди не получали по 1–2 дня[447]447
  Интернированным в январе 1921 г. было положено в день: 700 г хлеба, 40 г мяса, 70 г сельди, 30 г сахара, 50 г повидла, 5 папирос. В действительности в этом лагере выдавали 1–1, 25 ф. хлеба, 1 ч. л. сахара и повидла, по «малой кружке крупы», половину селедки (Свобода. 1921. № 5. 5 января).


[Закрыть].

В те же дни агент литературно-агитационной комиссии РЭК И. Т. Фомичев отмечал, что в лагерях Щепёрно, Ружаны, Торн (Торунь), Луков, Остров-Ломжинский положение с питанием «сносное». В Плоцке он оценил питание как «удовлетворительное», однако доставлялось оно «неаккуратно по вине администрации обоза»[448]448
  Секретная справка о положении пунктов и работы на местах агитаторов литературно-агитационной комиссии РЭК № 2 от 20 января 1920 г. // РГВА. Ф. 461к. Оп. 1. Д. 128. Л. 9–12.


[Закрыть]. Генерал А. П. Пален сообщал генералу Нисселю 29 января 1921 г. из Торуни: «положенный паек отпускается неисправно», «по нескольку дней люди остаются без хлеба и картофеля», «купить что-либо из съестных продуктов не на что»[449]449
  Русская военная эмиграция 20–40-х годов: Документы и материалы. Т. 1. Так начиналось изгнанье. 1920–1922 гг. Кн. 2. На чужбине. С. 350.


[Закрыть].

В самом большом лагере Стржалково, согласно отчету агента литературно-агитационной комиссии РЭК Б. Д. Рыбакова от 29 января 1921 г., питание в лагере было «плохое», общее количество больных – свыше 5 тысяч человек. В числе больных он учитывал и больных военнопленных красноармейцев, общая численность которых в лагере в тот момент составляла 15 тысяч человек[450]450
  Общее число «приписанных к лагерю» составляло, по данным Б. Рыбакова, 31 478 человек.


[Закрыть]. Рыбаков прибыл в лагерь с целью организации там пункта литературно-агитационной комиссии РЭК. Позицию местного польского военного руководства в этом вопросе он оценил как доброжелательную, поскольку оно его «полностью поддержало»[451]451
  Доклад Б. Рыбакова председателю литературно-агитационной комиссии РЭК от 29 января 1921 г. // РГВА. Ф. 461к. Оп. 1. Д. 176. Л. 13–14.


[Закрыть].

Результаты совместных усилий дали весьма скорые результаты. Уже в отчете от 28 февраля 1921 г. агенты литературно-агитационной комиссии Орлов и Аничков сообщали, что «общее состояние лагеря» Стржалково «удовлетворительное». Питание интернированных они оценивали как «достаточное», обмундирование интернированным было выдано в размере 50 %. Уровень заболеваемости был невысоким[452]452
  Агенты литературно-агитационной комиссии сообщали: «Из числа приписанных к лагерю около 40 000 человек в данный момент налицо 12 514 человек». В этот период в лагере находились военнопленные красноармейцы и интернированные антисоветских формирований. Указано их общее количество (Доклад агентов литературно-агитационной комиссии Орлова и Аничкова от 28 февраля 1921 г. // Там же. Д. 128. Л. 59 об.; Д. 176. Л. 20 об. – 21).


[Закрыть]. В начале марта Рыбаков дал еще более оптимистичную оценку ситуации в лагере: «питание удовлетворительное, санитарные условия поправляются к лучшему».

При посещении им небольших лагерей Познани, Червонака, Бедруска и Быдгощи Рыбаков отметил «хорошие условия жизни», сносное питание и санитарное состояние. Особо Рыбаков отмечал «полное взаимопонимание» с военным руководством лагеря Стржалково и руководителем местной «экспозитуры» поручиком Грабовским и его помощником («сотрудником литературно-агитационной комиссии без содержания полковником Насекиным»). Был налажен тесный контакт же с референтом по делам военнопленных командования Познанского военного округа (ВО) поручиком Бергером[453]453
  Доклад Б. Д. Рыбакова от 4 апреля 1921 г. // РГВА. Ф. 461к. Оп. 1. Д. 176. Л. 33–35.


[Закрыть].

В феврале 1921 г. несколько улучшилась ситуация в лагере под Барановичами. РЭК инициировал проверку положения в лагере специальной комиссией из Варшавы, что дало положительные результаты. В отчете комиссии как большое достижение было отмечено то, что интернированные стали регулярно получать газету «Свобода»[454]454
  Письмо поручика Каликина Б. Савинкову из Барановичей от 26 февраля 1921 г. // Там же. Л. 12.


[Закрыть].

В разных местах размещения контингента интернированных ситуация складывалась по-разному. Например, в Варшавской цитадели разместили контингент «малограмотных и вовсе безграмотных крестьян» из центральных и Уральской губерний России, который был занят «работами в городском районе». Положение их было терпимым, «открытой вооруженной борьбе с большевиками» они не сочувствовали из-за «нежелания пролития братской крови»[455]455
  Там же. Д. 147. Л. 44 об.


[Закрыть]. В особенно трудном положении оказались женщины, которых в лагере Щепёрно разместили в одном бараке («законные жены офицеров, живущие гражданским браком и проститутки»)[456]456
  Там же. Л. 43.


[Закрыть]. Но во всех лагерях крайне неудовлетворительно обстояли дела со снабжением людей обмундированием и обувью. Многие из офицеров и солдат были разуты и раздеты в буквальном смысле слова[457]457
  Краткая сводка деятельности Управления по делам интернированных по реорганизации и устройству Русской армии на территории Польши за подписями М. Росселевича и Ю. Кобылецкого. Без даты // ГАРФ. Ф. 5802. Оп. 1. Д. 1496. Л. 5–6.


[Закрыть].

Самый многочисленный контингент – интернированные бывшей НДА – были сконцентрированы в лагере Щепёрно. Территория их размещения была поделена на «районы», в соответствии с прежним войсковым делением армии[458]458
  Начальником 1-го района (1-й дивизии «Смерти») был полковник Жгун, 2-го (2-й дивизии) – подполковник Брандт, района 3-й дивизии – полковник Степин, района интендантства и армейских учреждений – полковник Афанасьев (Приказ конфинированным частям НДА № 1 от 10 декабря 1920 г. по лагерю Щепёрно // ГАРФ. Ф. 5814. Оп. 1. Д. 1. Л. 1).


[Закрыть]. За пределами лагеря было разрешено проживать только начальникам отдельных частей, членам особой комиссии и некоторым семейным офицерам[459]459
  Приказ № 3 по гарнизону лагеря Щепёрно № 3 от 17 декабря 1920 г. // Там же. Л. 12 об.


[Закрыть]. В интернированной НДА продолжались назначения: 2 декабря генерал Булак-Балахович-младший произвел в генерал-майоры начальника 1-й пехотной дивизии полковника А. П. Матвеева[460]460
  Личный адъютант Булак-Балаховича-старшего – старший ротмистр Тимченко сразу был произведен в подполковники (Приказ конфинированным частям НДА № 37-а от 2 декабря 1920 г. // Там же. Л. 21).


[Закрыть]. 12 декабря он вступил в исполнение обязанностей начальника группы интернированных частей лагеря Щепёрно. 15 декабря в должность начальника гарнизона лагеря Щепёрно и одновременно – председателя Ликвидационной комиссии НДА вступил генерал М. Ярославцев, который был введен в состав РЭК. Главным контролером (начальником контрольного отдела Ликвидационной комиссии) назначили генерал-майора в отставке Б. Н. Брусилова[461]461
  Генерал-майор императорской армии Борис Николаевич Брусилов вышел в отставку 1 сентября 1914 г., проживал в Польше до своей смерти (06.09.1936). См.: Незабытые могилы (Российское зарубежье: некрологи 1917–1979) / РГБ; Сост. В. Н. Чуваков. М.: Пашков дом, 1999. Т. 1. А – В.


[Закрыть].

Генерал Матвеев сразу приступил к упорядочению жизни в лагере: отдал приказ о создании в лагере офицерских курсов как отдельной учебно-строевой части при НДА. За окончание курсов на «отлично» следовало производство в очередной чин и награждение особым наградным знаком. Начальником офицерских курсов он назначил полковника Генерального штаба императорской армии Лисицына[462]462
  Приказ гарнизону лагеря Щепёрно № 9 от 24 декабря 1920 г. // ГАРФ. Ф. 5814. Оп. 1. Д. 1. Л. 18.


[Закрыть]. Особо отличившихся в боях представили к ордену «За отличия в боях в рядах НДА»[463]463
  Приказ гарнизону лагеря Щепёрно № 5 от 19 декабря 1920 г. // Там же. Л. 14 об.


[Закрыть]. Матвеев жестко поставил вопрос «о борьбе с пьянством и развратом, способствующими разложению армии». Всех офицеров и солдат, которые «своим поведением будут пятнать честь НДА», было решено отправлять в концентрационные лагеря, где содержались военнопленные красноармейцы.

Сохранившиеся архивные документы дают нам основания сделать вывод, что личный состав НДА доставил немало хлопот местному населению. В одном из первых приказов генерала Матвеева читаем: «Ввиду продолжающихся пьянства и безобразий в местечке – запрещаю распитие спиртных напитков в ресторанах. Если есть люди, не умеющие пить и держать себя в общественном месте, товарищи их должны вступиться и поддержать честь русского воина, чтобы не приходилось применять репрессии и стеснять достойных офицеров и добровольцев. Мало до сих пор видно офицерской и начальнической работы в этом отношении. Польское командование лагеря вынуждено сокращать пропуска из лагеря только из-за некоторых недостойных лиц. Проект поселить нас всех в деревнях не прошел лишь из-за безобразий, творившихся некоторыми лицами на польской территории. Пора бы одуматься»[464]464
  Приказ гарнизону лагеря Щепёрно № 5 от 8 января 1921 г. // ГАРФ. Ф. 5814. Оп. 1. Д. 1. Л. 38.


[Закрыть].

Генерал Матвеев предпринял ряд усилий, чтобы переломить ситуацию в лагере, прежде всего создать «разумные развлечения», судебную комиссию, организовать работу Ликвидационной комиссии[465]465
  Приказ конфинированным частям НДА № 3 от 12 декабря 1920 г. // Там же. Л. 4 об.


[Закрыть]. Титулярному советнику Вертоградову было поручено организовать лагерный театр, «при условии, чтобы цены были невысокие»; а также организовать церковный хор, наладить получение корреспонденции и газет и т. п.[466]466
  Приказ гарнизону лагеря Щепёрно № 7 от 21 декабря 1920 г. // Там же. Л. 16 об.


[Закрыть] По информации агентов литературно-агитационной комиссии РЭК, в Щепёрно к февралю 1921 г. уже действовала школа, в которой преподавали английский, французский, немецкий, польский и русский языки, а также историю, географию, арифметику, грамоту. Школы, где изучали польский язык, и курсы польского языка действовали в лагерях Плоцке и в фортах Батория и Княжевича в Торуни.

В начале 1921 г. в лагере Щепёрно была реализована еще одна инициатива командования НДА: был создан кооператив-кантина[467]467
  Kantyna (польск.) – столовая, буфет.


[Закрыть] с целью: «1) приобретения и продажи по возможно дешевым ценам продуктов, 2) предоставления удобного, прочного, выгодного помещения денежных средств, 3) возможности разумно использовать свой доход». Кооператив имел равные права с кооперативами в польской армии, получал товары из отдела снабжения РЭК. Оборотный капитал складывался из членских взносов и беспроцентных ссуд от РЭК. Кроме коммерческой деятельности, согласно уставу кооператива, он должен был организовать библиотеку, читальню, театральные представления, кинематограф, концерты. Кроме этого, предполагалось организовать мастерские: портняжную, сапожную, столярную, прачечную и прочие[468]468
  Устав кооператива-кантины лагеря Щепёрно. Копия. Без даты // ГАРФ. Ф. 5802. Оп. 1. Д. 1496. Л. 22–23.


[Закрыть].

Важнейшей проблемой, которая проявилась сразу после размещения интернированных офицеров и солдат в лагерях и вызвала раскол в их среде, была проблема занятости. РЭК пытался ее решить: 7 февраля при Управлении интернированных РЭК был создан отдел трудовой помощи. Перед отделом стояли две задачи: организовать артели для интернированных вне лагерей и создать мастерские при кооперативах на территории лагерей. Специально созванное межведомственное совещание из представителей польских властных структур 10 февраля 1921 г. одобрило это направление работы РЭК[469]469
  Письмо заведующего отделом трудовой помощи Управления по делам интернированных РЭК полковника Н. Беляева коменданту лагеря Щепёрно полковнику Кевнарскому от 12 февраля 1921 г. // Там же. Ф. 5814. Оп. 1. Д. 1. Л. 41.


[Закрыть].

Однако Министерство труда Польши более месяца тормозило положительное решение этого вопроса, аргументируя свою позицию высоким уровнем безработицы в стране, особенно возросшим после демобилизации польской армии. Только после подписания Соглашения о репатриации и Рижского мирного договора между Польской и Советской республиками вопрос о занятости интернированных лиц был решен положительно. К этому обязывала статья 5 Соглашения о репатриации, которая предусматривала обязательство сторон «обеспечить достаточное содержание или возможный заработок всем находящимся на их территориях» лицам всех категорий (военнопленным, гражданским пленным, интернированным и заложникам)[470]470
  Документы и материалы по истории советско-польских отношений. Т. 3. С. 504.


[Закрыть].

Наконец, 30 марта 1921 г. на совещании во втором отделе штаба военного министерства капитан Блонский дал обещание издать приказ, определяющий порядок выхода интернированных из лагерей на сельскохозяйственные работы и лесные разработки с учетом пожеланий Министерства труда[471]471
  Доклад заведующего отделом трудовой помощи Управления по делам интернированных РЭК полковника Н. Беляева начальнику штаба Управления интернированных от 31 марта 1921 г. // ГАРФ. Ф. 5802. Оп. 1. Д. 1496. Л. 10–10 об.


[Закрыть].

Из лагерей в РЭК стали приходить сообщения от солдат и офицеров о разных формах их занятости. Так, солдат бывшей НДА писал о том, что офицеры зовут солдат работать «артелями в леса, фабрики и заводы», пока «не прикажет вступить в ряды армии генерал Врангель (которого они называют чуть ли не царем и богом России)»[472]472
  Там же. Л. 28.


[Закрыть].

Сослуживец Виктора Савинкова по Красной армии писал из Острова-Ломжинского, что интернированные в течение всей зимы «за проволоку никуда не выходили, потому что начальство наше ни на какие просьбы не обращает внимания; посылают ежедневно на казенные работы и гоняют на занятия казаки»[473]473
  Казаки имели высокую степень доверия у польской военной власти и назначались на ключевые должности в лагерях (Письмо И. П. Быкадорова от 10 февраля 1921 г. // РГВА. Ф. 461к. Оп. 1. Д. 156. Л. 150).


[Закрыть]. Не лучшим было положение и тех, кто оказался вне лагерей; так, один «старый доброволец», который работал в частном имении, жаловался на полное отсутствие «сапог, брюк, гимнастерок и белья»[474]474
  Письмо фельдфебеля Д. Николаева Б. Савинкову из имения пана Владиславского, из-под Варшавы // РГВА. Ф. 461к. Оп. 1. Д. 156. Л. 107.


[Закрыть]. РЭК выделял средства на развитие самодеятельности интернированных, организацию различных мастерских в лагерях, на удовлетворение хозяйственных, санитарных, канцелярских и прочих потребностей. Моральное состояние контингента интернированных НДА агенты литературно-агитационной комиссии РЭК в этот период оценивали очень высоко.

Иное восприятие «балаховцев» и «похода Булак-Балаховича», а также методов «борьбы» его офицеров имело место в польском обществе и сейме. Группа депутатов сейма направила запрос в польское правительство по факту преступных действий ряда чинов бывшей НДА. В этой ситуации Б. Савинков в письме Медзинскому признал, что «некоторые из чинов бывшей армии генерала Булак-Балаховича обвиняются в тяжких преступлениях и что запрос части депутатов сейма до известной степени фактически обоснован»[475]475
  Письмо Б. Савинкова начальнику второго отдела штаба военного министерства Б. Медзинскому от 2 февраля 1921 г. // Там же. Д. 142. Л. 65.


[Закрыть]. К письму прилагался список «судных дел о грабежах, разбоях, убийствах и изнасилованиях, совершенных чинами Добровольческой армии». Эти дела рассматривались в Люблинском, Радомском и Житомирском окружных судах[476]476
  Письмо Б. Савинкова начальнику второго отдела штаба военного министерства Б. Медзинскому от 2 февраля 1921 г. Л. 66.


[Закрыть].

Об уровне морального состояния контингента НДА после «похода» свидетельствовали многие очевидцы событий. «Партизан» Терентьев так описывал мытарства тех «бойцов» НДА, кто не попал в лагеря интернированных: нам «тяжелым камнем пала на душу перспектива будущего, большинство запили, занюхались кокаином». «Боец-партизан» писал в письме Б. Савинкову, что «кто был в Лунинце», тот долго будет помнить «пьяную оргию разочарованных». Некоторые интернированные добровольцы НДА безуспешно пытались уехать в Лодзь по линии польского военного министерства «на формировку». «Но, – писал Терентьев, – первое слово, которое мы встретили: вы – балаховцы». Не только в польском обществе, но и в структурах польского военного командования это определение ассоциировалось с погромами и насилием[477]477
  Письмо партизана Терентьева Б. Савинкову от 20 февраля 1921 г. // РГВА. Ф. 461к. Оп. 1. Д. 151. Л. 40–41.


[Закрыть].

В январе 1921 г. начальник отдела главного контроля РЭК генерал императорской армии П. Н. Симанский и польский военный юрист полковник Лисовский провели ревизию финансовой отчетности НДА. «Подозрение» контролеров сразу вызвал «финансовый отчет» доверенного лица Булак-Балаховича, капитана Елина, на сумму в несколько сотен тысяч польских марок[478]478
  Там же. Д. 142. Л. 87.


[Закрыть]. Контролеры установили, что он «не соответствовал действительности»: «авансовые выдачи на разные расходы на много миллионов не оправданы документами», «показано много расходов совершено непроизводительных», а также «не относящихся к деятельности отдела снабжения НДА». Так, без объяснения причин 550 тысяч марок было выдано Белорусскому комитету в Лунинце, 130 тысяч марок – Вольному экономическому обществу (т. е. полковнику Страдину) и т. п.[479]479
  Например, на покупку костюмов, бекеши на меху, двух пальто на подкладке, на штатское платье капитану Елину и капитану Темницкому, на покупку чемодана. На театр и оркестр было выдано 500 тысяч марок, на покупку автомобиля – 900 тысяч марок (Там же. Л. 88).


[Закрыть]