Текст книги "За шаг до встречи"

Глава шестая

Она поджидала его возле журнального киоска, и когда в конце рабочего дня он вышел из офиса, предстала перед ним во всем величии оскорблённой добродетели.

– Ты что, даже не собирался мне звонить?

На ней был лёгкий красный плащ и красные туфли-лодочки на каблуках. Волосы перехвачены красной шёлковой лентой. Именно эта лента вызвала у него приступ неудержимого смеха, в сложившейся ситуации явно оскорбительного.

– Что с тобой? – осведомилась она, холодно приподняв брови. – Истерика?

– Да, – выдавил Александр, продолжая трястись от смеха. – Ты на себя в зеркало смотрела?

– В смысле?

Она действительно не понимала.

– Вот это. – Александр указал на ленту. – Сними ради бога, люди же вокруг.

Это был некрасивый приём, но играть в благородство ему совершенно не хотелось, к тому же это могло бы породить у его собеседницы ложную надежду.

Поджав губы, Настя резким движением сдёрнула ленту с головы и, скомкав, запихнула в карман.

– Доволен?

– Да.

– В таком случае, может быть, ответишь на вопрос?

– Собирался ли я тебе звонить? Нет, не собирался.

Неспешным шагом Александр двинулся в сторону метро. Настя шла рядом.

– Раньше ты уверял, что красный мне к лицу, – заговорила она после паузы.

Заговорила неожиданно миролюбиво, что привело его в ужас. Лучше бы ругалась! Теперь будет труднее объяснить ей положение дел. Непонятно даже, как реагировать на эту реплику. Что бы он сделал месяц назад? Пробормотал: «Всё хорошо в меру»? Рассказал анекдот про Красную Шапочку? В нынешней ситуации и первое, и второе было неуместно, поэтому он промолчал.

Настя продолжала говорить. С теми же терапевтическими интонациями.

– Поверить не могу, что тебя так задела моя… ну, вспыльчивость, несдержанность. Да, я вела себя некрасиво. Психанула, наговорила лишнего. Я виновата, я это признаю. Но, понимаешь, женщине не всегда удаётся быть спокойной, логичной… женщины более эмоциональны, чем мужчины, они острее чувствуют, чаще обижаются.

Господи, где пишут такую хрень? В брошюрах для школьных психологов?

Александр остановился, чтобы закурить.

– Мне казалось, мы с тобой уже достаточно знаем друг друга, – монотонно журчала Настя, – и такие досадные недоразумения не должны…

– Слушай… – произнёс он отрывисто, выдохнув в сторону сигаретный дымок. – У меня сегодня еще есть дела, так что давай отложим этот разговор на потом. При условии, что он тебе нужен. Мне – нет.

– Нет? – Настя испытующе взглянула ему в лицо. – Ты хочешь сказать… – Она прикусила губу. – Ты хочешь сказать, что всё кончено?

– Я бы сказал иначе, но такая формулировка тоже годится.

– Но почему?!

От избытка чувств она повысила голос, и сцена эта стала привлекать внимание прохожих. Имея представление о ее способности устраивать скандалы в любое время и в любом месте, Александр достал из кармана смартфон, чтобы вызвать такси. Ехать с ней в метро ему совершенно не хотелось.

– У тебя кто-то есть? – Настя не спускала с него глаз. – Другая женщина?

Этот вопрос поставил его в тупик.

Есть ли у меня Флинн?

Он знал, что имеет в виду Настя, и, возможно, стоило бы ответить «да, есть», но его остановила мысль, что такая самонадеянность может обернуться потерей. Как бы не сглазить… Поэтому он покачал головой. Ответить «нет» тоже не счёл возможным, ведь в некотором смысле Флинн у него была. Он занимался с ней сексом.

– Скажи мне правду!

Он спокойно встретил ее взгляд.

– Я не готов обсуждать это здесь и сейчас. Меня ждут дела. Поговорим позже. Я позвоню.

Глаза ее уже блестели от слез. Подбородок дрожал.

О нет… Только этого мне не хватало посреди улицы.

Как можно мягче он взял ее за плечи, развернул в сторону подземного перехода, из которого можно было попасть в метро, и слегка подтолкнул.

– Поезжай домой, Настя. Прошу тебя.

– Не прикасайся ко мне! – выкрикнула она хрипло.

С тоской Александр смотрел на ее перекошенное лицо. Когда она находилась в таком состоянии, всякие разговоры были бесполезны.

– Ты врал мне всё это время, да?

– На какую тему?

– Что у тебя нет другой женщины.

– Опомнись. Я не говорил, что ее у меня нет, и не говорил, что она у меня есть. Вообще не говорил ни о каких женщинах.

Она спустилась в подземный переход, но через пару минут появилась снова. Взбежала по ступеням вверх и остановилась, тяжело дыша, пожирая глазами стоящего в десяти шагах Александра. Вид у нее был такой, будто там, в переходе, она только что купила пистолет и сейчас выстрелит неверному возлюбленному прямо в сердце. Но тут подъехало спасительное такси.

Уже из салона Александр еще раз мельком глянул на молодую брюнетку в красном плаще и красных туфельках, усилием воли подавил желание помахать ей на прощание через стекло (это было так же трудно, как сдержаться и не чихнуть, когда хочешь чихнуть) и, откинувшись на спинку сиденья, закрыл глаза.

В кафе, куда он заехал перекусить, прежде чем отправиться к Флинн, было полно свободных столиков. Поближе к окну? Нет. Сегодня – вон в тот замечательный угол, откуда можно обозревать весь зал. Столик для курящих? Отлично.

Конечно, он знал, что последует продолжение, но не предполагал, что так быстро. На тарелке еще оставался салат, в пепельнице дымилась сигарета, а лежащий на краю стола смартфон уже выводил свои трели, сигнализируя о чьём-то непреодолимом желании пообщаться. Сделав глубокую затяжку, Александр покосился на экран.

О чьём-то? Известно, о чьем.

Он съел еще огурчик. Не спеша докурил.

Никогда она не умела ждать, держать паузу, выбирать подходящий момент. Сначала думать, потом говорить. Всегда озвучивала первое, что приходило на ум. Потом жалела о сказанном, в свое оправдание выдавая перлы типа «я просто не сдержалась», «я просто была на нервах», «я просто…» Готовность к сексуальным экспериментам в значительной степени компенсировала ее фантастическую скандальность, каждый раз удерживая Александра от окончательного разрыва, но с некоторых пор все изменилось.

Только ли благодаря появлению Флинн?

Это был всем вопросам вопрос.

– Слушаю, – произнёс он ровным голосом.

И понеслась…

– Ты уже с ней?

– Я ужинаю, Настя.

– Мы могли бы поужинать вместе.

– Если находясь вдали от меня, ты умудряешься портить мне аппетит, то уж находясь рядом…

Она отключилась, не дав ему договорить. Он был уверен в том, что через минуту опять раздастся звонок, и не ошибся.

– Мы с тобой были вместе шесть лет. Шесть лет – ты это понимаешь?

– Конечно, – ответил он, отодвигая пустую тарелку. – Что тут не понять? Ты потратила на меня шесть лет жизни, но не добилась того, на что рассчитывала. И теперь бесишься, потому что могла потратить их на другого мужчину, который в конце концов женился бы на тебе. Ведь именно это было целью, не так ли? Печать в паспорте и семейная жизнь. Всё, как у людей. Единственное, что мне не совсем понятно, почему, собственно, ты на это рассчитывала? Я же тебя не обманывал. Я сразу сказал, что никакой семейной жизни не будет.

– Неужели за эти шесть лет ты не изменил своего мнения?

– Нет. С чего бы?

– Нам было хорошо вместе.

– В некотором смысле, да.

– Что же тебя не устраивало?

Он помедлил.

– Проще сказать, что меня устраивало.

– И что же?

– Секс.

– Только секс? – потрясённо переспросила Настя. – Ты не шутишь?

– Нет.

– Ну, допустим. Но ведь секс – это очень важно!

– Важно, да. Достаточно для свиданий, но недостаточно для совместной жизни.

Из смартфона донеслись сдавленные рыдания.

– Почему ты не сказал мне раньше?

– Я сказал в первый же день.

– Но шесть лет! Я думала…

– Что ты там себе думала – твоё личное дело. Я не могу нести ответственность за твои ожидания. Никто не может.

– Какой ты жестокий!

Рыдания, рыдания…

– Я говорю правду, которая тебе неприятна, и ты называешь меня жестоким. Но если бы я говорил приятные вещи, ты имела бы право назвать меня лживым. Поверь, мне сейчас так же хреново, как тебе. Закончим на этом?

Спокойствие, которое он сохранял, заводило ее все сильнее. Как, впрочем, всегда. Поэтому было совершенно ясно: заканчивать придётся ему.

Между тем народу прибавилось. Вместо ненавязчивой инструментальной музыки завели какое-то оглушительное гоп-цаца, отчего у Александра возникло желание покинуть это место как можно скорее. К тому же сидящие за соседним столиком юные девы навострили ушки, старательно не глядя в его сторону, а ему порядком наскучила роль героя мелодрамы.

Флинн! Вот откуда могло прийти спасение. При мысли о ней Александр улыбнулся.

Девушка в темноте. Любопытство, смущение, искренность, нежность. Он боготворил ее за участие в этом эксперименте. И больше всего – за удовольствие, которое она получала, вопреки абсурдности ситуации.

– Я хочу, чтобы ты рассказал мне что-нибудь ужасное.

– В каком смысле?

– Чтобы я почувствовала себя шокированной.

Они лежали, обнявшись, под хлопковым пледом в небрежно занавешенной спальне чужого дома, ставшего для них порталом в другое измерение. Пальцы Дэмиена ласково перебирали волосы Даши, тепло поджарого, твёрдого мускулистого тела согревало и обеспечивало чувство защищённости. Приятное чувство.

– Но, дорогая, откуда же мне знать, что тебя может шокировать?

– Например, убийство.

– О!

После этого короткого восклицания он надолго замолчал.

– Что? – подождав, спросила Даша. – Прикидываешь, как это повлияет на мою неустойчивую психику?

– Она у тебя вполне устойчивая.

– Тогда рассказывай. Кого ты убил?

Вопрос, разумеется, был задан в шутку. Но ответ заставил ее содрогнуться.

– Одного паразита, который сначала пытался загубить мою профессиональную репутацию, а потом, когда это ему не удалось, уничтожить меня самого, – медленно произнёс Дэмиен. – Ему казалось, что я слишком быстро продвигаюсь по карьерной лестнице и скоро его обгоню.

– И ты его убил?

– Строго говоря, я его пальцем не тронул. Он предложил мне покатушки на байках по загородным дорогам, асфальтированным и грунтовым, знал, что я тоже любитель этого дела. И на дороге начал чудить. Дважды пытался выдавить меня на встречную полосу, когда по ней шли грузовики, швырнул мне под колёса заранее припасённую (иначе не представляю, откуда он ее взял) горсть мелких камешков…

– Он что, с ума сошёл? – поразилась Даша.

– Нет, просто решил избавиться от конкурента, надеясь, что все сойдёт ему с рук. Камеры слежения на дорогах в то время уже были, но не в таком количестве, как сейчас. Да и не везде. Дело кончилось тем, что я тоже перестал играть в благородство и, совершив лихой манёвр, вынудил его проехать по небольшому масляному пятну на краю дороги, в результате чего он вылетел в кювет. Он мог отделаться травмой, но погиб. Потому что при падении ударился головой о камень.

– Он был без шлема? Но почему?

– Мы оба были без шлемов. Так решили перед началом заезда.

– Сумасшедшие…

Дэмиен пожал плечами.

– Что было дальше? Ты вызвал «скорую»? Полицию?

– Нет, Флинн. Я даже не остановился. И только на следующий день узнал, что он погиб.

– Даже не остановился? – Она слегка поёжилась. – Я бы, наверное, так не смогла. Обязательно подошла бы посмотреть. Хотя мне было бы очень страшно.

– Я понимал, что рано или поздно на место происшествия прибудет полиция, и не хотел оставлять следов.

– Но ведь было же расследование. После того, как нашли тело. Или нет?

– Может, и было, но мне никто никаких вопросов не задавал. – Дэмиен на мгновение умолк, и Даша успела подумать, что в некоторых случаях спокойствие мужчин пугает сильнее, чем крики и угрозы. – Как я уже сказал, мой изобретательный коллега хотел избавиться от меня, и потому никого не поставил в известность о предстоящих гонках. Ни друзья, ни родственники не знали, куда он поехал в тот вечер и с кем.

– Кто сообщил тебе о его гибели?

– Генеральный директор. Он сообщил всем сотрудникам.

– И о чем ты подумал тогда?

– О том, что если кто-нибудь из присутствующих в курсе дела, то, услышав эту новость, он обязательно посмотрит на меня. Но на меня никто не посмотрел. Все толпились вокруг генерального директора, ахали-охали и задавали дурацкие вопросы.

– Никто не знал о вашей взаимной неприязни? О том, что погибший считал тебя конкурентом?

– Знали, конечно. Но там весь отдел представлял собой банку с пауками, и наша взаимная неприязнь не выглядела чем-то из ряда вон выходящим.

– И как ты чувствовал себя в этой… банке с пауками?

– Ну, я и сам не садовая ромашка. Старался меньше болтать.

– Даже не знаю, что еще спросить. – Даша сглотнула. Ничего себе разговорчик сегодня получился! – Хотя нет, знаю. Это событие никак тебя не изменило? Не помешало относиться к себе так же, как раньше?

– Видишь ли, я всегда отношусь к себе одинаково, – не сразу ответил Дэмиен, – независимо от того, что делаю и что говорю. Даже когда я веду себя как мудак, я не перестаю себя любить и уважать. Многих это бесит, между прочим. Но мне всё равно.

– Ты его не убивал, – подумав, сказала Даша.

– Я сделал так, что он убился сам.

– Это была самооборона.

В темноте раздался смешок.

– Можно и так сказать. Но зачем? Меня ведь никто не обвиняет. Оправдываться нет нужды.

В голову ей пришла неожиданная мысль: возможно, подобные вещи происходят гораздо чаще, чем мы привыкли думать, чаще, чем нам хочется думать. Так ведь спокойнее, правда? Пять дней в неделю приходишь в офис, видишь одни и те же лица и не задаёшься вопросом, что твои коллеги делают в свободное от работы время. Может, половина из них – маньяки. Но об этом лучше не знать.

Обняв покрепче лежащего рядом мужчину, Даша поймала себя на том, что ее отношение к нему изменилось.

А ведь он опасен.

Вспомнились тревоги Лизы: «Ты уверена, что он не причинит тебе вреда?» Тогда это казалось Даше немыслимым. Мы же интеллигентные люди. Все так, но разве интеллигентные люди не совершают преступлений? Взять хотя бы того преподавателя из Питерского университета, который убил и расчленил аспирантку, состоявшую с ним в интимной связи. Собирался утопить в Мойке, но сам свалился в воду, откуда его и выловили вместе с фрагментами тела. Доцент, специалист по эпохе Наполеона – если это не интеллигент, то кто тогда интеллигент?

Видишь ли, я всегда отношусь к себе одинаково…

Вот тут у нас под пледом тоже интеллигент. Столкнувший мотоциклиста в масляную лужу. Но дело не только в этом, точнее, вообще не в этом, а в том, что его самодовольство осталось на прежнем месте. Никуда не делось. И значит, в случае чего он сможет повторить.

…независимо от того, что делаю и что говорю.

Забавно, что перед тем, как он сделал свое великолепное признание, Даша чувствовала себя рядом с ним в полнейшей безопасности и наслаждалась этим чувством.

Не устояв перед искушением, она сообщила ему об этом. Интересно же, как он отреагирует. Можно отшутиться, можно изумиться, можно пропустить мимо ушей.

– Что же изменилось? – спросил Дэмиен.

– Ну, я не знаю… Просто вдруг выяснилось, что я лежу в постели с человеком, способным на убийство. Во всяком случае сам ты называешь это убийством.

– На убийство способен каждый человек. При тех или иных обстоятельствах.

– Каждый?

– Думаю, да. Это в природе человека. Мы же, по сути, хищники. Но психически здоровому человеку для убийства нужна причина. Маньяку причина не нужна.

– Значит, я могу расслабиться? – Теперь она поддразнивала его. – Ты не прикуёшь меня наручниками к спинке кровати и не задушишь в момент оргазма?

– Даже не знаю, что сказать. Я думал, такие сюжеты годятся только для бестселлеров-однодневок. Но у нас же с тобой другая история, Флинн?

– Хочется верить!

– Ну так верь. – Дэмиен фыркнул. Легонько толкнул ее в бок. – Мы здесь ради чего собрались? Ладно, ладно, на самом деле я тебя понимаю. До тебя вдруг дошло, что ты регулярно остаёшься наедине с потенциальным убийцей в доме, хозяева которого вернутся не скоро. Что он гораздо сильнее тебя и, если захочет, сможет запросто сыграть с тобой скверную шутку, например, приковать, как ты сказала, наручниками к спинке кровати и оставить так на сутки или двое. Не очень приятная мысль, соглашусь. Но жизнь вообще рискованное мероприятие.

– Только не надо банальностей. Кирпич на голову и все такое.

– Как ты думаешь, что может вызвать у меня желание обойтись с тобой так, как ты сказала? Грубо, жестоко… хотел употребить слово «бесчеловечно», но вовремя одумался, вспомнив, что самая жестокая тварь на этой планете – это как раз человек. Так что?

– Ты сам сказал, маньяку причина не нужна.

– А я похож на маньяка? Можешь не отвечать. Я знаю, что не похож.

– На маньяка ты не похож, – согласилась Даша. – Зато похож на человека, который не прочь поразвлечься.

– Не поинтересовавшись, готова ли к развлечениям его партнёрша?

– Ну да. Развлечения за чужой счёт. Ты такое не практикуешь?

– Нет.

– А если бы я согласилась? Оказаться прикованной к спинке кровати. Без удушения, разумеется.

Повернувшись к ней лицом, Дэмиен широко улыбнулся. Белые зубы, неслышный смех… Даша почувствовала непреодолимое желание его укусить.

– Ты определись, что ли. Тебя это пугает или привлекает?

– То и другое, Дэмиен.

Он немного помолчал.

– Я не желаю уподобляться героям бульварных романов. Все эти истории про связывание и приковывание, обильно политые сахарным сиропом, смешат меня до слез. Пишут их чаще всего те, кто ничего подобного не испытывал. Нет, для чтения в электричке они, быть может, и годятся, по крайней мере некоторые из них, но привносить такие сюжеты в реальную жизнь – без меня, без меня.

– И ты никогда не привносил их в реальную жизнь? Например, по просьбе какой-нибудь своей подруги. Или никто тебя об этом не просил?

– Просили, конечно. Это щекочет нервишки. Будет о чем потрындеть в соцсетях. Я умею играть в эту игру, Флинн, но с тобой не хочу, потому что моя роль требует маски. Не хочу надевать маску. – В его голосе прозвучала лёгкая грусть. Или Даше так показалось. – Должно же быть у человека хотя бы одно место, где он может обходиться без масок. У меня такое место здесь.

– Что же будет, когда наш эксперимент закончится? – спросила она шёпотом. – Когда вернутся хозяева.

Он мягко привлёк ее к себе. Стук его сердца был таким отчётливым, что Даша разволновалась. Эти слова… Неужели там, снаружи, за стенами дома Дашиных соседей, он не может быть самим собой?

И тут же спросила себя: а ты сама-то можешь? И что это значит вообще – «быть собой»? Когда человек снимает маску, предназначенную для общества, в котором живёт и работает, это мало кому нравится обычно.

Нежность и страсть, которые он проявил, овладев ею вторично, прежде чем они начали собираться по домам, немного выбили ее из колеи. Она привыкла думать о нем, как об уверенном в себе человеке, хладнокровном и ироничном. Признавшись в том, что устал от социальных масок, он показал ей свою уязвимость. То, что мужчины предпочитают не показывать.

Отвечая на его поцелуи, подстраиваясь под упоительный ритм, Даша вдруг поймала себя на том, что мысленно прикидывает, удалось бы им – по окончании пресловутого эксперимента – образовать пару или нет. Жить под одной крышей, как муж и жена, спать в одной постели, ужинать на кухне, обсуждая случившееся за день, вместе проводить выходные и отпуска.

Да, они ни разу не взглянули друг другу в лицо. Да, внешность – это важно. Во всяком случае для нее, Даши. Она вполне могла представить себе физиономию, с обладателем которой не захотела бы иметь ничего общего. Но лицо Дэмиена наощупь было весьма привлекательным. Никакого носа картошкой, детского подбородка или оттопыренных ушей. Чистая кожа и приятный запах. Конечно, у него могут обнаружиться дурные привычки, способные сделать совместное проживание невыносимым. Не будем про набившие оскомину привычки разбрасывать носки и пренебрегать ёршиком для унитаза. Тут может всплыть всё что угодно: он чавкает во время еды, он не выключает на ночь свой мобильник, он отчитывается перед мамой за каждый свой шаг…

По пути домой она продолжала размышлять на эту тему. Нет, последнее, пожалуй, можно исключить. Вряд ли такой скрытный мужчина (без маски только в доме Генриетты и Олега, с женщиной, биография и даже имя которой ему неизвестны) откровенничает с мамочкой. Есть ли у него близкий друг? В компании друзей ношение масок вроде неуместно. Хотя Даша понятия не имела, в чем заключается мужская дружба, к тому же Дэмиен рассказывал, что именно друг – тогда еще не мужчина, но мальчик, будущий мужчина – оставил его в минуту опасности, навсегда отбив охоту доверять.

Я утратил способность говорить откровенно.

Человеку, живущему не в лесу, не в пустыне, а среди других людей, социальные маски, безусловно, необходимы. Но если хотя бы одна из них прирастает к лицу, это беда.

Что будет делать Дэмиен, когда вернутся хозяева дома, где они нашли друг друга, Дашу по-настоящему волновало. Но не только это. Ничуть не меньше ее волновала собственная готовность (или отсутствие привычной неготовности) рассматривать всерьёз возможность совместной жизни с мужчиной.

Место для парковки удалось найти почти сразу, что привело его в прекрасное расположение духа, и, шагая через двор по направлению к дому, Александр успевает выкурить еще одну сигарету. После секса с Флинн он чувствует себя обновлённым, помолодевшим лет на десять. Сейчас еще свиную отбивную… В холодильнике, кажется, две банки пива остались со вчерашнего вечера…

С мыслями о пиве и свиной отбивной он выходит из лифта и обнаруживает, что на пути к заветной цели придётся преодолеть серьёзное препятствие. На лестничной клетке стоит Настя. В том же красном плаще и тех же красных туфлях. Стало быть, до своего дома так и не добралась. Всё время торчала здесь? Чёрт. Это уже психопатология. И что с ней прикажете делать?

На это и расчёт, дружище… На это и расчёт.

Целую минуту они молча таращатся друг на друга. Почему молчит Александр, в общем понятно. Явление бывшей подруги застало его врасплох. Но почему молчит Настя? Не подготовилась?

– Ты не собираешься открыть и войти? – произносит она наконец, кивая на дверь его квартиры.

– Собираюсь, – отвечает Александр с лёгкой усмешкой, – но без тебя.

Настя смотрит на него немигающим взглядом. Пальцы ее то сжимаются в кулаки, то вновь разжимаются. Губная помада размазана и нет зеркала, чтобы поправить макияж.

– Давай войдём в квартиру и поговорим спокойно.

– Мы уже поговорили. Ты забыла?

– Но это… это не в счёт.

– Почему?

– Я не объяснила тебе…

– Ты объяснила, но не добилась желаемого, поэтому считаешь, что не объяснила. Ни сегодняшнее объяснение, ни все последующие, сколько бы их ни было, ничего не изменят. И чем раньше ты это поймёшь, тем лучше для тебя же.

– Если ты не пустишь меня в квартиру, я закричу. Я буду кричать до тех пор, пока соседи не вызовут полицию. А потом скажу, что ты меня избил.

– Не забудь удариться головой об стену. Чтобы появился хоть один синяк.

Он походит к двери, вставляет ключ в замочную скважину. Настя дышит ему в спину, явно намереваясь войти вслед за ним. Пустить? А как же отбивная и пиво? Настроенный бороться за ужин самым решительным образом, Александр дважды поворачивает ключ в замке, толкает – не бьёт, а именно толкает – незваную гостью основанием ладони в солнечное сплетение, быстро открывает дверь и, переступив порог, закрывает и запирает. Всё. Теперь снять куртку, ботинки…

Всё? Как бы не так.

Отдышавшись, красотка принимается что есть силы колотить в дверь. Биться о нее всем телом. О господи… Тут не полицию, тут санитаров пора вызывать.

Однако никто никого не вызывает. Соседи делают вид, что ничего не происходит, хотя наверняка подглядывают через дверные «глазки». А что, собственно, происходит? Женщина весом пятьдесят килограммов пытается высадить железную дверь. Да такое сейчас сплошь и рядом! Достаточно открыть хронику происшествий. Некоторые еще с крыши прыгают. С двадцать второго этажа.

Люська ко всем подругам брата относилась с ревнивым подозрением. То, что информацию он выдавал редко и скудно, разумеется, подогревало ее интерес. Но Александр, зная о ее феноменальной проницательности, остерегался говорить больше. Из самых лучших побуждений любящая сестрица могла испортить ему всё удовольствие от любовного романа. Например, заявить безапелляционным тоном: «Она просто глупая курица! Не веришь? Проверь. Сделай вот это и посмотри, как она отреагирует. Вангую, что так и так». И если разыгравшееся любопытство побуждало его последовать совету, предсказания сестры сбывались в девяти случаях из десяти.

Иногда, чтобы своими глазами увидеть новую избранницу брата, Люська пускалась на хитрость. Например, устраивала засаду на лестничной площадке между первым и вторым этажом, чтобы, завидев приближающуюся к подъезду парочку, сбежать по лестнице, столкнуться с девушкой, рассыпаться в извинениях и посмотреть, что будет. Александр говорил открытым текстом всё, что думает о ее поведении, но уже потом, по телефону или при встрече. В присутствии подруги отношения с сестрой он не выяснял. Вёл себя так, будто они не знакомы.

Одобрение заслужила только одна подруга, профессиональная виолончелистка, с которой Александр познакомился в консерватории. Строгая, серьёзная, целеустремленная, она, по мнению Люськи, могла уравновесить безбашенность Александра и стать для него надёжной спутницей жизни. Он был целиком согласен, однако с виолончелисткой расстался спустя месяцев пять или шесть.

– Чем она тебе не угодила?! – бушевала Люська. – Что с ней было не так?

– Всё так, – бормотал в ответ Александр. – Даже слишком так.

– Слишком? Что значит слишком?

– В ней нет изъяна.

– Ну, допустим, – озадаченно нахмурилась Люська.

– Как раз это недопустимо! Абсолютно недопустимо. Живой человек несовершенен и тем интересен. Его несовершенство взывает к сочувствию, взывает к любви. Совершенство же мертво и немо. Это конечный пункт. Остановка. Только боги совершенны. Человеку совершенство противопоказано.

– Ты прав. Но может, если подумать, у нее удастся найти какой-нибудь недостаток? Хотя бы один.

– Не знаю. Мне это не удалось.

– Ладно. А в себе ты не пробовал покопаться? На предмет внятных критериев оценки той или иной претендентки на руку и сердце, так сказать. Что тебе нужно от женщины?

– Смотря для какой цели.

– Чтобы жить вместе долго и счастливо, осел ты этакий, и умереть в один день.

– Эм-м… А можно жить долго и счастливо не вместе, а порознь?

Люська перешла в наступление:

– Ты решительно против семейной жизни? Можно узнать, почему?

– Я не против семейной жизни. Мне просто не с кем ее прожить.

– Потому я и спрашиваю о критериях.

– Да нет никаких критериев! – потерял терпение Александр. – Это как удар молнии. Тебя или шарахнуло, или нет. А если ты сидишь и занимаешься бухгалтерией, сравниваешь, чего больше, соответствий твоим критериям или несоответствий, то… короче, лучше забить на это дело, все равно ничего путного не выйдет.

Его речь заставила Люську глубоко задуматься, и она не приставала к брату целую неделю.

Неспеша он съедает свою отбивную (под пиво идёт «на ура»), просматривает почту, затем, включив любимый Люськин Faun, моет посуду и, прежде чем влезть под душ, заглядывает в «глазок».

Настя стоит напротив лифта, но смотрит в противоположную сторону, хотя там, строго говоря, не на что смотреть.

Он принимает душ, тщательно растирается полотенцем, морщась от удовольствия, потягивается, накидывает рубашку и опять подходит к «глазку».

Настя стоит в прежней позе. Глядя в пространство, не двигаясь, кажется, собираясь пустить корни сквозь междуэтажное перекрытие.

Он читает в постели, через час подходит к «глазку» и что же видит?

Вы угадали. Он видит Настю, сидящую напротив лифта на полу.

В три часа ночи она всё еще там. Сидит, подтянув колени к груди и положив на них подбородок. Красные туфельки валяются рядом. Сумочка тоже. Всё купается в безжалостном свете люминесцентных ламп.

Пожав плечами, Александр возвращается в постель и через пять минут уже крепко спит.