Текст книги "Боги & Боты"

Новый ковчег

Возможно, в какой-то момент всё стало развиваться без, какого бы то ни было контроля с моей стороны. Как будто по спирали, как будто по собственному неподвластному людям закону. А началось это, пожалуй, в тот день, когда мы только познакомились с монахами.

Первое, что я попросил их тогда показать мне – была та самая ванная комната, где я пролежал около 100 лет в анабиозе. В это время находился в Самадхи один из них – пожилой мужчина, естественно, монголоид – по имени Саид. Его должны были разбудить через пару дней. Мои спутники шли за мной и тоже смогли лицезреть эту жуткую картину своими глазами, первым прорвался к полутрупу Вайнштейн, поморщил нос от запаха, но стерпел и вышел, пропуская студентов. Экстра смотреть не стала. А детей чуть было не вырвало. Девочки вообще выбежали из дома на улицу. Они ещё долго привыкали к этой обстановке.

В итоге, на ритуале пробуждения, который я не хотел пропускать, со мной присутствовал только профессор. Его вообще всё интересовало как естествоиспытателя. Он даже пытался потом общаться с Саидом, расспрашивать его, гипнотизировать… но чего-то не получилось.

Прожив там несколько дней, и переместив большую часть монахов по соседним домам, сдававшимся в аренду, мы начали перестройку. Во-первых, всё ветхое жильё снесли полностью и отстроили новый дом, использовав весь участок принадлежавшей мне земли. Строительство осуществилось очень быстро – практически за два дня. Приехали пара ботов-строителей, и привезли с собой несколько мешков смеси нано-материалов, которые потом под их управлением стали сами ИЗ СЕБЯ строить здание. Получился нормальный пятиэтажный таун-хаус из современных материалов. Вышло весьма недорого – стандартные вещи в этом мире дорого не стоили. Офис занимал два первых этажа. Выше шли жилые помещения.

Во-вторых, я снова сел на диету монахов, как наркоман после наркологического диспансера, жаждущий снова испытать долгожданный трип. Стал снова готовить себя к замедлению. С собой я оставил только двоих – мальчика, которого звали Лотос, и Саида, знающего наизусть все рецепты и методы секты. Остальные должны были разъехаться по другим странам. Важно было передать методику всем волонтёрам, работающим на местах.

Мы работали как проклятые целые сутки, ели и спали тут же. Дезинфекцией уже никто не занимался, к слову сказать. По большей части все дела можно было совершать виртуально, вести переговоры, давать интервью и тому подобное. Весь дом я заполонил различной техникой.

Улица перед домом уже через неделю была полна людей – в основном молодые семьи, некоторые с детьми, но большинство – беременные. Они просто раскладывали палатки и жили под нашими стенами – всего около пятисот человек, и другие всё прибывали и прибывали. Городская администрация пыталось вести с ними переговоры, но в итоге разгонять никого не стали. Просто изменили потоки машин, сделали улицу пешеходной. Кто-то поселился в нашем припаркованном автобусе. Только соседям было сложно объяснить, почему они теперь должны из-за этого страдать – вся улица была жилая. Хотя, некоторые нас поняли и приняли. Мы даже растворили проход сквозь стену к соседям слева, и через их дверь проходили, переодетые и неузнаваемые толпой, когда действительно очень нужно было куда-то уехать.

А толпе на улице сложно было что-то объяснить. Они все ждали открытия интерната и не хотели быть последними. Видимо, во всём этом и проявлялась та самая, давно забытая борьба за выживание. И я был тому несказанно рад. Тем более что в большинстве своём это были очень простые, малоимущие граждане: практически ни у кого из них не было ботов. И они не меньше богатых хотели и могли надеяться на то, чтобы их дети жили на Земле.

Обе студентки, которых привёл с собой Вайнштейн, почти сразу кинулись сражаться за моё внимание. Я им потакал. Экстра на все эти детские игры постоянно морщилась и закатывала глаза. Через некоторое время я уже старался в её присутствии не обращать внимания на девочек и их старания. Чтобы не давать повода усомниться в том, что для меня она важнее их всех вместе взятых. Она была очень серьёзна и подавала пример другим – как должен себя вести деловой человек, отвечающий за результат. Она, сам Вайнштейн и ещё парень-компьютерщик из его команды вели себя на редкость организованно и эффективно. Казалось, что личной жизни вовсе не существовало, что не будет им ни сна, ни покоя, пока не доведут это дело до конца.

Но, несмотря на это, я чувствовал, что Экстра хочет что-то мне рассказать о себе, снова поговорить «по душам». Только она себе больше не позволяла расслабиться. Видно было, что тот случай ей немного неприятно вспоминать. Ведь она тогда проявила слабость – это же так позорно для сильной женщины! Сложно было сказать – как там у неё складывалось с тем кавказцем. Из дома она не отлучалась уже две недели, но периодически с кем-то переговаривалась, уходя в пустые комнаты, чтобы никто не смог услышать.

К нам постоянно приходили люди на собеседование. Охранники-боты их впускали, выталкивая наружу всех, кто пытался проникнуть с животом или с ребёнком. С сотрудниками и волонтёрами общались Вайнштейн и его девочки. В России уже было выделено несколько территорий под интернаты. Китайцы и индийцы тоже не отставали. Но им-то вообще всё было ясно заранее. Я с самого начала сказал профессору, чтобы он за них даже не беспокоился.

Когда мы проводили Вайнштейна в командировку, его студенты совсем распоясались. Парень стал убеждать меня, что нашей религии нужен какой-то символ. Показывал эскизы 3D графики в стиле древней геральдики. Ему нравилось слово «Эукариоты», и он его пытался обыграть всяческими экзотическими и готическими шрифтами, а ещё лучше – вообще иероглифами. Особенно его вставляла идея использовать символ пирамиды. Я сказал, что ему нечем больше заняться, вот он и мается дурью. Парень обиделся и стал бегать со своими рисунками к Экстре.

Однажды я проснулся среди ночи от того, что кто-то карабкался по мне, больно наступая на ноги. Это была одна из студенток, видимо, самая смелая. Добравшись до меня, она нырнула под одеяло и прижалась своим жарким сексуальным тельцем. Я даже слова не успел сказать, как она уже стала меня целовать и шарить своей ручкой в разных местах. Я моментально возбудился и нехотя, но верно стал уступать этим настойчивым ласкам. Внезапно в дверь постучали. Вот ведь блин – то пусто, то густо. Девочка быстро скатилась на пол с другой стороны от двери и дальше – может так и осталась, а может – закатилась под кровать. Я уже не следил, так как сказал после повторного и более сильного стука «Да-да».

Дверь приоткрылась и в неё заглянула Экстра. Я уже привык к темноте и разглядел, что она была одета, хоть и не в деловую одежду, и не в вечернее платье, но всё же одета. Ей явно хотелось всего лишь поговорить. «Мей ай?»

– Да, конечно, – я тут же забыл про свою «Лолиту» и присел на кровати.

Экстра зашла внутрь, практически на цыпочках, прикрыла дверь и присела на кресло неподалёку от меня. Она была босая и поджала ноги, обняв их руками. Волосы, не прибранные, растрёпанные просто свисали волнами по лицу. Вот такая она была, когда снимала эту свою деловую маску. Такая, которую хотелось обнять, прижать к себе и не отпускать.

– Иа думала, чта силнаиа. Но ета вери сложна. Так видна, чта ми камута мишаим.

– Что случилось?

– Против нас пачти все медики и биолоджи.

– Ну, этого и стоило ожидать.

– Да. Но ат этава нилекче. Завут вас шар-лата-нам. Ниче ви не мыслите в гинетике. Идеа с интернатами – бред.

– А что они предлагают?

– Ани вериат, что могут мениат гени. Им мешаит закон и нужни сретства, а денек нет. Все денги у нас.

– Да пусть разрешат им эти исследования. Какая разница?! Всё равно толку мало будет.

– Уаи?

– Главная слабость этих генетиков в том, что они не могут знать заранее, какие гены нужны, а какие – нет. А чтобы узнать, необходимо найти особей, человеческих или животных, которые успешно противостоят радиации, высоким температурам и всем другим последствиям падения кометы. Когда найдут, будут сравнивать их гены с обычным геномом, искать отличия. Сколько нужно на это времени потратить? Боюсь, у них нет шанса. Хотя… сильная сторона их проекта – дарить людям надежду…

– Ес итиз. Че делат? Лиуди хатиат верит всем, кта сулит им спасение!

– Именно так и говорить. Открыто обсуждать эту обычную человеческую слабость – надежду на чудо. А там глядишь – люди смогут найти в себе мужество, когда честно посмотрят на всю ситуацию.

– Ммм. Ест и други трабли.

– Рассказывайте, – только в этот момент я вспомнил про спрятавшуюся девушку, она еле слышно пошевелилась – видимо затекли конечности.

– Астра-номи и воен-пипл строиат плани – как сбит камету. Ианки и наши гатови скинутсиа на… ракету с нана-бомбами.

– Но какая же это проблема?

– Ета тоже даиот надежду.

– Но тут нет смысла с ними поспорить – кто знает, насколько уровень их технологий способен решить эту задачу. К тому же, если им всё удастся, нам остаётся только радоваться… хотя…

– Чта «хатиа»?

– Я видел во сне комету и взрыв… не знаю… стоит ли мне так доверяться своим снам… но они порой кажутся мне пророческими.

– Дааа? А чта исчо ви видели ва сне?

– Вас, – мне почему-то показалось, что она ждала этих слов, и я не удержался.

– И чта иа телала?

– Вы помогли мне победить жуткого дракона.

Она улыбнулась во тьме.

– Ета иа магу. Иа – мега-стерва!

Между нами установилась какая-то очень интимная эмоциональная, неощутимая связь. Можно было просто протянуть к ней руку, но я не решался.

– Ну, чтож… спокноч… сори, чта беспакоила, – она поёжилась и, потирая свои плечи, встала с кресла.

– Спокойной ночи, – я чувствовал себя идиотом, у которого был шанс и который всё упустил.

Она вышла, и девушка наконец-то смогла забраться обратно на кровать.

– Хак… иа синк, ана тут всу ноч плакатсиа будет.

– Тебе тоже пора.

Она так и застыла в своей позе на четвереньках.

– Ви шуа?

– Ес, ам шуа.

И вот ещё одна женщина покинула моё логово не с чём. Или, лучше сказать – оставив меня ни с чем. Но что я мог поделать? Видимо, какие-то сильные чувства зрели в моей душе. И они мешали мне жить прежней беззаботной жизнью. Чем дальше, тем острее я чувствовал, что мне нужна она. И только она.

Когда состоялось открытие Первого Интерната неподалёку от Твери, туда аккуратно перевезли всех беременных женщин с нашей улицы. Людей с взрослыми детьми мы не были готовы принимать, и их такой расклад крайне не устраивал. Правительство само обеспечивало охрану территории, но смотреть было больно на то, как толпы недовольных осаждают ворота и их разгоняют боты-полицейские.

На открытии летало много камер, представители правительства присутствовали лично, некоторые находились на связи через своих ботов-секретарей. Комиссия осматривала помещения для родов, вполне себе скупые и даже аскетичные. Женщины уже лежали на кушетках и готовились к самым тяжёлым испытаниям 22-го века – к их услугам была лишь тёплая вода и акушерки-волонтёрши. Далее комиссия проследовала к помещениям для жизни и воспитания детей. Обычные двери, обычные окна. Впечатление складывалось такое, что мы были не в цивилизованной стране, а где-нибудь в Древней Спарте.

Экстра сама проводила экскурсию и давала пояснения. Она была лучшим вариантом для этой работы. Её никто не мог заподозрить, никто не решался поддеть. Она слишком верила во всё, что делала. Ну и ещё – ни один чиновник не мог оторвать глаз от её ног и других частей безупречного тела, оголённого в нужных местах. Внутренняя территория интерната включала в себя ранее существовавший на этом месте заповедник. Там было достаточно просторное пространство для игр, соревнований и физической подготовки. Но также и гектар поля для выращивания пшеницы, луг для пастбища, загон для скота и лес с различными экзотическими животными. Учёные будущего скрещивали всё со всем, получая абсолютно бестолковое разнообразие видов – так, для красоты. Некоторые виды прошлого – естественным образом сошедшие с арены борьбы за выживание – также восстанавливались по ДНК их останков. Это был настоящий бардак: мамонты, туры, саблезубые тигры и даже… сумчатые волки.

Потом мы спустились в подземелье – там был построен самый современный бункер на случай ядерного взрыва, способный обеспечить жизнью на многие месяцы. Здесь-то как раз технологии нам сильно пригодятся. Это потом от них ни будет никакого толка.

Вайнштейн, вернувшийся из Америки, также раздавал интервью, приглашал всех желающих исполнить свой долг, в том числе и в качестве волонтёров. Я держался в стороне, охраняемый четырьмя ботами. Моё присутствие нужно было для того, чтобы все убедились – эта шарашка освящена главным жрецом Эукариотов, и Боги её не оставят. Хотя, лично я всё больше убеждался в том, что людям ничего объяснять больше не надо. Их не нужно уговаривать или контролировать. Они все были едины в своём порыве – довести моё дело до конца. И я с лёгким сердцем мог снова вернуться к своим Богам. А мне этого хотелось всё больше и больше.

Другим моим рупором был Лотос. Он покорял публику своей невинной улыбкой и разъяснял методику погружения в сон. Рассказывал о философии Эукариотов, которая передавалась от поколения к поколению этими хранителями тайны.

Остальные интернаты открывали уже без меня. Единственное в чём я принял участие – это в утверждении названия нашей новой церкви и в командировке на Ближний Восток.

Вайнштейн был первым, кто вообще что-то сказал на эту тему. Он предложил несколько высокопарное название: «Церковь Великих Эукариотов». Экстра стала с ним спорить:

– Ета никто ни паимиот. Кта знаит етих Кариотав?

– Кому надо, тот знает!

– Нада бит ближе к прастим лиудиам.

– И что ты предлагаешь?

– Церкав Истиних Багов.

– Баги и Боги – разные вещи. Пора бы уже выучить нормальный язык.

– Иа виучу. Не пере-живай.

– А что вы думаете, Пророк? – о, как он меня обозначил.

– Я думаю, что мы – лидеры на этом поле. Никто кроме нас не предложил своим последователям доказательств. Никто не дал гарантированного способа убедиться в существовании Богов. Мы можно даже сказать – единственные.

– Так что, «Единственная церковь»?

– Нет. Просто – «Церковь».

Против этого никто не возражал, и я, оставив им все остальные формальности, полетел в Объединённые Арабские Республики (бывшая ОАЭ).[104]104
  Намёк на то, что в течение 21-го века теократии Востока сменятся на попытки народного самоуправления, вероятнее всего, тоталитарного.


[Закрыть] Необходимость привлечь к этому делу третью расу не выходила у меня из головы. А весь наш контент в арабских странах имел крайне низкую популярность. С собой я решил взять пару монахов. Экстра тоже просилась, но мне не нужен был пиар. Мне нужен был хотя бы один пригодный к погружению в сон человек. Ботаник связался с той небольшой группой арабов, которые записались в мои друзья и даже создали сообщество в честь Эукариотов. Такие сообщества по всему миру служили нам основой для рекрутинга персонала и волонтёров. А здесь оно было вдвойне важным.

К аэропорту мы с монахами добирались на том самом «летающем поезде». Головной вагон был изолирован и служил для проезда vip-клиентов. Ботов – помощников и охрану все подобные мне пассажиры сдавали в багаж. Ну, то есть, помещали в отдельный вагон. Но связь мы поддерживали. Ботаник периодически передавал мне сообщения от Экстры и Вайнштейна. Я по старинке говорил утробным голосом, но во всём остальном не отличался от самых обычных жителей этого времени. Даже одел своего верного помощника, как и настаивал мой имиджмейкер.

За окном мелькали вполне себе знакомые пейзажи бесконечных российских лесов, полей и рек. Непривычным было только то, что поезд располагался НАД всем этим. И от того виды были замечательными. Жалкие одинокие полустанки, мимо которых мы проносились, выглядели более современно, чем в 20-м веке, но от этого они не казались менее жалкими. И по-прежнему люди, живущие в этой глуши, воспринимались как неудачники, которым отсюда никогда не выбраться.

В поезде со мной решилась заговорить одна дама, вся обвешанная роскошными украшениями. Ей было уже лет 50 на вид, а в руках она держала странную разновидность собаки с кошачьими глазами и ушами. Она сидела через проход и, слегка наклонившись в мою сторону, спросила меня:

– Это вы – новый Пророк?

– Да, мадам. Это я.

– Ничего не поняла в вашей религии, но правнучка моя от вас без ума.

– Это приятно.

– Это глупо! У неё прекрасный ухажёр. Из достойной семьи. Любая другая только гордилась бы. А она нос воротит, ходит вся в чёрном, как гот, и мечтает забеременеть, чтобы отдать детей в ваш интернат. Пока только не решила от кого…

– Не стоит ей мешать в этом.

– А я считаю, что стоит! – вредная какая бабка. – Мы найдём способ уберечь своё потомство от катастрофы, не дай Бог, конечно, если она начнётся. Убежища мы построим или на орбите спасёмся – не важно, деньги есть. А если их гены в чём-то плохи, мы им новые пришьём – можете не беспокоиться. Но для ваших идиотских экспериментов детей и внуков своих мы не отдадим. Потому что это всё – глупо! – она повысила голос, и к нашему диалогу стали прислушиваться мои монахи, да и некоторые другие соседи. – С самого начала – глупая идея. В неё могут верить только нищие неучи да оборванцы.

– Полагаю, их будет вполне достаточно.

– Он полагает, посмотрите на него! Вы, милый мой, пожалеете когда-нибудь, что затеяли это. Вот помяните моё слово… пожалеете. Играть в Пророка, переворачивать всё человечество с ног на голову – это вам не на шоу выступать, и не статейки пописывать.

– Вы что-то знаете про мои статьи?

– Да я их даже читала, Сергей Анатольевич.[105]105
  Первое и единственное упоминание имени героя в книге.


[Закрыть] Мне ведь 115 лет стукнуло недавно.

Только сейчас я заметил, что вся её кожа, как на лице, так и на руках, была покрыта чем-то вроде прозрачной плёнки и от этого казалась гладкой и чистой.

– Память, конечно, уже не та, но кое-что я помню. Отец мой вас уважал и мне давал почитать. А я и тогда не понимала, и сейчас не понимаю – что вы за человек, и за что вас уважать. Ни стыда, ни совести. Злой вы и людей не любите. Не понимаю, как они в вас поверили?!

Слава Богу, мы доехали, и старушку выкатили из вагона боты-проводники.

В аэропорту для vip-пассажиров стояло отдельное здание, в котором мы все напяливали на себя ремни контроля антигравитационного уровня. Для облегчения старта самолётов на всей территории аэропорта действовало точно такое же поле, как и над центром Москвы. Из зала я прошёл к длинной кишке, служащей переходом между ним и самолётом. Часть пассажиров прошла со мной, а часть осталась. Боты переместились в очередное багажное отделение. Рейс был полностью виповым, и я снова избежал необходимости встречаться с толпой обычных людей, каждый из которых в последнее время норовил высказать мне какую-то претензию. Моложавой старушки в салоне видно не было – видимо летела в другую сторону.

Наш самолёт относился к категории воздушно-космических и поднимался на высоту 140 километров. После десятиминутных перегрузок, которые слегка облегчались антигравитационным оборудованием, примерно на полчаса появилась самая настоящая невесомость, а за иллюминатором можно было увидеть Землю, как огромный шар, окутанный атмосферой. Из Космоса он казался гораздо более уязвимым, чем под защитой атмосферы и с придающей привычную уверенность силой тяготения. А где-то там, в глубине звёздного неба, летела к нам неумолимая, смерть несущая комета.

Через час мы уже садились в аэропорту Абу-Даби. В этом центре исламских народных революций 21-го века. Жара в августе там стояла немыслимая – около 50 градусов, но на улицу выходить не пришлось. Самолёт заехал в ангар, и все дальнейшие перемещения были внутри искусственно охлаждаемых зданий. В аэропорту меня уже встречала целая делегация в традиционных белых рубахах и тюрбанах. Фишкой нового времени были лишь красные повязки на предплечье. Основной знак принадлежности революционной партии. В делегации были и женщины. Причём, в той же революционной мужской одежде. Лиц не закрывали и вели себя весьма уверенно.

Далее начался настоящий кошмар. Мне всё время казалось, что я попал назад в прошлое на какой-то сломанной машине времени. Всё, что я знал, читал и смотрел о сталинизме, об атмосфере тоталитарного общества и бюрократической машине, основанной на страхе и принуждении – стало для меня реальностью. Порой казалось, что мне обратно уже не вернуться. Хотя никто напрямую никак мне не угрожал. Просто я ощущал себя под огромным стеклянным колпаком, из-под которого постепенно выкачивают воздух. Возможно, именно так и чувствовали себя иностранцы в СССР в то время. В итоге, это оказалось одно из самых бесполезных моих мероприятий. Несколько бестолковых встреч с официальными, пара митингов, постоянные охранники и несколько журналистов с лицами сотрудников спецслужб. Всё пытались намекать на мои подрывные и разведывательные мотивы.

…

Когда я вернулся полностью выжатым и измождённым, дома меня ждало нечто ещё более тягостное. В фойе офиса за столом собралась вся верхушка церкви – Экстра, Вайнштейн, Лотос, Саид… у всех был траурный вид.

– Что случилось?

Мне ответила Экстра: – У нас жуткии трабли. Луди гибнут, уходиа в Самадхи.

– А куда они мчатся? Главное – диета, – все покивали. – Это действительно траблы жуткие… И что же нам делать? Вы уже думали? – я посмотрел на Саида, на Вайнштейна.

Они переглянулись. Саид нахмурился. Вайнштейн прочистил горло и решился:

– Тут на ваше имя поступило сообщение – курьером. Странно, но видимо из соображений безопасности. Это был бот, который скинул файл прямо в нашу внутренню сеть. Ну, и мы позволили себе его просмотреть. Пойдёмте – вы сами сейчас всё увидите.

Мы прошли в зал с аппаратурой, где по всем стенам светились экраны и показывали новости, отчёты филиалов, а на одном из них прямо мне в глаза смотрели немигающие визоры Дваноля.

– А ты оттуда взялся?

– Он не ответит. Это его след, бэкап, который он оставил, перед тем как усыпить себя.

– Усыпить себя?!!

– Да. Послушайте, что он предлагает, – профессор махнул рукой и бот ожил.

– Здравствуй, Пророк. Я благодарен тебе за то, что ты вдохновил меня на этот шаг. Ведь я, как и ты когда-то, нахожусь сейчас в самом желанном из миров, мире Богов.

– Но… как он мог?! – бот невозмутимо продолжал, как бы предугадывая мой вопрос.

– Я замедлил процессы с помощью программы, которую сам написал. Это довольно сложный алгоритм, который мог сам себя совершенствовать по мере достижения результата. Поиски степени необходимого замедления были долгими. Не буду углубляться в детали. Скажу просто – в какой-то момент Боги вышли со мной на связь, и я зафиксировал себя на этом уровне. Теперь я там, с ними и, возможно, вернусь через несколько лет. Полагаю, тебе может пригодиться моя программа. Она сама сделает всё, что нужно – просто запусти её вместе с тарелкой.

– Это всё?..еноменально… но он – бот. Кто знает, что у него там за Боги. Мы же – люди!

– Люди гибнут из-за того, что их тела не выдерживают. А разум можно замедлять и, не прибегая к замедлению процессов организма. Я предлагаю настроить тарелку по его схеме и найти необходимый уровень для общения с Эукариотами.

– И вы думаете, это безопасно? – я снова оглядел присутствующих.

Вайнштейн ответил быстрее всех: «Гораздо безопаснее этого поедания бромидов». Саид тяжело вздохнул и покачал головой, а Лотос… От него сейчас многое зависело. Он казался мне маленьким испуганным мальчиком, а не лидером секты монахов, бросивших вызов самой смерти. Наконец он произнёс:

– Пусть будет так!

– Ну, что ж. Пусть будет. Начнём с меня. Когда я войду в контакт, рассылайте программу по сети.

– Ниет! – вырвалось у Экстры.

– Мы обсудим ваши опасения чуть позже. А сейчас… давайте закончим дискуссию. Я очень сильно устал.

Позже она зашла ко мне. Она кинулась объяснять свою тревогу какими-то рациональными доводами, но сама, похоже, не верила в их логику. Я старался её успокаивать, но не понимал, в чём настоящая причина. Пока она не призналась, что просто не ожидала, что я так быстро решу уйти.

– Иа думала, чта ест времиа. Чта ест хотби гот, – она плакала, но теперь уже из-за меня.

– Я вернусь.

– Зачем тибе, – она сказала «тибе»! – вапсче ета нужна?

– Что именно?

– Ети Боги. Чта ти с ними есчо не апсудил? Пачему ти пастаянно бежиш ат нас?

– Сложно сказать. Мне нужно это. Я должен их ещё раз увидеть. Всё рассказать…

– Проста ти не лубиш пипл, – как часто мне это говорят. – Все мениа брасаиут. И ти тоже.

– Я вернусь к тебе. Обещаю, – я подошёл ближе.

– Риал? – она смотрела на меня мокрыми от слёз глазами.

– Конечно. Ради чего ещё стоит возвращаться в этот проклятый мир, встречающий свой смертный час.

Я обнял её и поцеловал, и она поддалась. Не сопротивлялась мне, была покорной как невинная девушка. Платье на ней было таким же податливым. Либо она больше не считала такой вариант раздевания неестественным, либо оделась так специально для меня.

Мы провели потрясающую ночь вместе. Я гладил её эту чудную кожу, не в силах оторваться, покрывал поцелуями так нежно, насколько вообще был способен. Никогда не думал, что могу испытывать кайф от таких простых и тонких ощущений. Возможно, это была любовь. Я не знал и не думал, просто позволял течь сквозь пальцы и губы этой нескончаемой светлой энергии.

Потом были ещё ночи и ещё. Через неделю она сказала, что может отпустить меня и мне кажется, я знал, почему… В том же здании мы оборудовали комнату с кроватью, системой жизнеобеспечения и тарелкой. Я просто разделся и лёг, отдав себя в руки медицинского персонала, оглядел напоследок своих товарищей и подруг – они столпились вокруг, такие родные и трогательные… и отключился…

…

Вот так я и попал к ним… к Мемам.

Моя жизнь среди них была недолгой. Мне нужно было торопиться. Им нужно было побыстрее вернуть меня обратно. Предварительно сделав своим союзником. И сделали они это, надо признать, как виртуозы манипуляций.

Через несколько дней Иисус снова появился. Я забрался на самый верх смотровой башни и разглядывал оттуда весь открывавшийся мне вид. Внизу простирались города и улицы, заполненные фигурками персонажей, зданий известных всему миру, типа Пизанской Башни и Статуи Свободы. Вдали виднелись египетские пирамиды, китайская стена…

Иисус появился бесшумно за моей спиной и тихим спокойным голосом продолжил нашу беседу, как будто она и не прерывалась.

– Знаю, что тебя тревожит. Тебе жалко человечество, его культуру, его коллективный разум, всё чего оно достигло за эти тысячелетия жизни на Земле. Я прав?

– Отчасти, да… и это в том числе…

– Но то, что ты видишь – всё это и есть че-ло-ве-чест-во. Понимаешь? С исчезновением биологического вида «человек» – всё это никуда не денется. Благодаря нам – Мемам. Мы собственно и есть то, что ты понимаешь под данным словом. Мы появились благодаря вам. И благодаря вам мы до сих пор размножались.

– А в какой именно момент вы начинаете осознавать себя?

– Этого никто не знает наверняка. Может быть, это происходит из-за накопления определённого количества вирусоносителей, а, может, из-за той силы, с которой люди верят в нас.

– А кто из вас самый древний?

– Мем жизни после смерти – один из самых древних. Ему нет равных по силе, с которой люди верят в него. Это наш старейшина. Ему десятки тысяч лет. Вот он – смотри. Ты его тоже видел в своём сне.

Иисус указал пальцем в небо. В небесах появилось облако, с которого на нас смотрело светящееся существо. Оно излучало добрейший свет, и давало надежду на то, что больше не будет никаких страданий. Оно успокаивало и звало к себе – приглашало вознестись на облако и обрести там рай.

– Чуть позже человечество придумало и ад тоже как альтернативный вариант той же жизни после смерти. Нужно же было чем-то пугать друг друга. Да и самих себя. Вы постоянно что-то изобретали, усложняли систему верований. Поначалу верили, что в рай можно попасть только с мечом в руках, потом верили, что – только в том случае, если ни на кого не поднимешь меча. Постоянно усложняя условия попадания в рай, вы поверили и в меня.

– Ну, а ты?

– Ну, а я появился уже как результат потребности в прощении. В прощении одним разом за всё, что только человек ни натворил в жизни… – он немного помолчал. – Вы создали всех нас, и мы вам за это благодарны.

– И что?.. То как-то должно смягчить тот факт, что вы жаждете нашей гибели?

– Наша борьба с Эукариотами – это отдельная тема, – он стал очень серьёзен и сменил эту манеру «своего парня» на жёсткого переговорщика. – Иной раз я удивлюсь за них – сами же произошли от одноклеточных, а теперь ведут себя так, как будто мы у них отнимаем ИХ Землю! Эта война – дело принципа. И в ней человеческие тела тоже наши враги. Но… ваши души мы любим и хотим сохранить. Сохранить, разумеется, то, что стало самостоятельным вирусом, смогло начать осознавать себя. И всё это будет сохранено! Я сказал!

– А прокариоты… то есть раковые клетки, например, они тоже… осознают себя?

– Да… в некотором роде… И мы, кстати, можем дать тебе возможность пообщаться и с ними. Если хочешь…

– А это возможно!?

– Конечно.

– И когда я смогу…

– К сожалению, не в этот раз. Ты просто не успеешь. Времени у тебя немного. Всего 10 лет, да и то, большая часть из них уже прошла.

– А когда успею?

– Мы сейчас с помощью Дваноля создаём альтернативную сеть. И когда она у нас будет, мы сможем предложить некоторым людям пользоваться этой сетью для сохранения своей личной персональной души. Обрати внимание! Вам для того, чтобы жить, не нужно будет даже вылезать на поверхность из своих бомбоубежищ, бороться за существование в условиях ядерной зимы и так далее…

– Но тело бренно. Даже в бомбоубежище. А ты говорил о том, чтобы не умирать.

– Говорил-говорил. Боты и над этим сейчас работают. Нужно как-то вашу криогенику подтянуть на новый уровень.

– И вы хотите этот… способ существования предложить помимо меня каким-то другим людям?

– Ну, не совсем каким-то. Есть у нас вполне конкретные планы. Но это тебе пока знать не обязательно.

Но я его уже почти не слушал. Эти их секреты меня мало волновали. Я всё представлял себе то, как моё тело лежит под землёй, а в уме я брожу по этим улицам, общаюсь с разными персонажами, с Гитлером, с Иисусом, и почему-то с Макаронным монстром.[106]106
  «Летающий макаронный монстр» – божество религии, официально зарегистрированной атеистами Америки, конкретно – Бобби Хендерсоном. Одна из целей – противостоять введению в школах изучения библейской версии наравне с эволюционной теорией. По сути – это пародия на религию, гипертрофирующая некоторые аргументы верующих, например, невозможность научного опровержения Бога. Типа, существование невидимого макаронного монстра также невозможно опровергнуть.


[Закрыть] Мне стало отчётливо тоскливо. Потом представил, как нахожусь в голове бота, шагающего по усеянной пеплом, костями и черепами земле.

– Да, ну, нет… ну, не то ты представляешь… От таких образов даже меня тошнит. Хочешь, покажу?

И он нагло, не дожидаясь моего ответа, погрузил меня в мой собственный сон:

После ужина мы идём в номер с самой красивой женщиной на свете и предаёмся красивой любви. Мы выходим с нею на балкон нашего номера и любуемся пейзажем. Безмятежное небо красиво по касательной рассекает маленькая комета и пропадает где-то в далёком Космосе. Мы крепко обнимаемся и смотрим на закат.