Текст книги "Великий поворот. Как Америка отказалась от свободных рынков"

Регулирование слияний представляет собой компромисс между рыночной властью и эффективностью, отраженный в пунктах 4 и 5 приведенного выше списка. Даже если слияние создает угрозу для конкуренции, антимонопольные органы располагают определенной свободой действий при определении того, перевешивает ли полученная эффективность риски для конкуренции. Факторы эффективности включают в себя экономию от масштаба, побочные эффекты производства и распределение накладных расходов.

Любое слияние, которое увеличивает рыночную власть, неизбежно приведет к потерям благосостояния потребителей. Так почему же мы допускаем некоторые из них? Слияния почти всегда мотивируются требованиями повышения эффективности. Чтобы понять эту проблему, вернемся к примеру, который мы использовали в главе 2.

На рис. 5.6 показан случай эффективного слияния. Представьте себе, что мы начинаем с конкурентного равновесия, при котором цена равна предельным издержкам, обозначенным на рисунке как «старые предельные издержки» (возможно, вам было бы полезно вернуться к рис. 2.1). В этой исходной ситуации прибыли нет, а потребительский излишек измеряется большим треугольником над линией цены и старых предельных издержек. Предположим, что антимонопольный орган допускает слияние, а также предположим сначала, что в его результате эффективность не увеличивается. Вслед за повышением рыночной власти, вырастет цена. Излишек потребителя сведется к небольшому серому треугольнику. Фирмы получат прибыль, представленную прямоугольником. Рост прибыли меньше, чем потеря потребительского излишка, и черный треугольник на рис. 5.6 отображает потерю благосостояния общества в целом.

РИСУНОК 5.6. Эффективное слияние

Теперь давайте внесем в наше рассмотрение фактор повышения эффективности. Представьте, что слияние приводит к снижению издержек производства – от старых предельных издержек к новым, более низким. Это интересная часть анализа. Полученная в результате дополнительная прибыль представляет собой прирост эффективности, и, в отличие от предыдущего случая, данная прибыль не является результатом сокращения излишка потребителя. Чтобы правильно оценить общее благосостояние, нам нужно сравнить черный треугольник потерь потребителей с серым прямоугольником дополнительной прибыли. Что мы можем сказать?

Неудивительно, что вывод нашего анализа определяется двумя эффектами – эффектом наценки и эффектом эффективности. Возьмем отрасль с предельными издержками с и ценой р. Наценка составит m = p − c. На рис. 5.6 предполагается, что первоначально m = 0, то есть на рынке присутствует совершенная конкуренция, но в реальной жизни это условие не соблюдается. Если слияние будет разрешено, то произойдет следующее: – надбавка увеличится с m до m', а предельные издержки уменьшатся с с до с'. Новая цена составит p′ = c′ + m′. В результате возникает два возможных исхода:

• Исход обоюдной выгоды, когда новая цена ниже старой (p' < p). В этом случае наценка увеличивается на меньшую величину, чем прирост эффективности: m′ − m < c − c′. Улучшается положение как потребителей, так и акционеров новой компании. Очевидно, что это хорошее слияние.

• Неоднозначный исход, когда новая цена выше старой, несмотря на прирост эффективности (p' > p). В этом случае наценка увеличивается на большую величину, чем прирост эффективности: m' − m > c − c'. Положение потребителей ухудшается, а акционеров – улучшается. При таком исходе регулирующему органу необходимо оценить и сопоставить относительное воздействие слияния на излишек потребителей и прибыль.

На практике исход обоюдной выгоды возникает редко. При неоднозначном исходе ключевым моментом является то, что экономисты называют состязательностью рынка. Если в результате слияния эффективность возрастает, то для экономики это хорошо. Если в будущем новые участники рынка окажутся способны бросить вызов старым, то цены не сильно возрастут и могут даже снизиться, если в какой-то момент в будущем входящие на рынок фирмы смогут работать так же эффективно, как объединяющиеся фирмы. Другими словами, наличие угрозы входа на рынок может привести нас к исходу обоюдной выгоды, если не сразу, то, по крайней мере, в конечном итоге. Это подчеркивает критическую роль входа, или, выражаясь более формально, того, что мы называем состязательностью рынков.

В настоящее время идет оживленная дискуссия о роли антимонопольного законодательства и регулирования в эволюции американских рынков. В целом, однако, можно сделать вывод о том, что контроль слияний в США несколько ослаб. Брюс А. Блониген и Джастин Р. Пирс (Blonigen and Pierce, 2016) обнаружили, что в период с 1998 по 2006 год слияния конкурирующих производственных фирм приводили к увеличению прибыли без снижения затрат. Орли Ашенфелтер и Дэниел Хоскен (Ashenfelter and Hosken, 2010) изучили пять слияний, которые были близки к порогу расследования (но дело возбуждено не было), и обнаружили, что четыре из них привели к росту цен. Джон Квока (Kwoka, 2015) показал, что в период с 1996 по 2008 год Федеральная торговая комиссия постепенно ослабляла контроль соблюдения антимонопольного законодательства. В последние годы в отраслях с умеренной концентрацией, то есть в тех, в которых после слияния осталось не менее пяти конкурентов, Федеральная торговая комиссия практически не предпринимала действий по контролю за слияниями. По сути, комиссия, похоже, решила, что пяти фирм достаточно, чтобы обеспечить адекватную конкуренцию на большинстве рынков.

Основываясь на этих данных, Квока критикует ослабление контроля слияний в США в последние двадцать лет. Это вызвало острую дискуссию среди экспертов по антимонопольной политике[32]32
  Против выводов Квока были выдвинуты опровержения (Vita and Osinski, 2018), но он продолжает настаивать на справедливости своих первоначальных аргументов (Kwoka, 2017a).


[Закрыть]. Конкуренция может принимать множество форм, что делает экономику отраслевых рынков сложной областью экономической теории. Более того, по мере экономического развития расширяется разнообразие товаров и услуг. Чуть больше века назад Standard Oil производила стандартизированную продукцию, поэтому антимонопольное разбирательство в отношении этой компании было относительно простым делом. Однако в наше время антимонопольное регулирование в большинстве случаев затрагивает нестандартную продукцию, а рыночная власть зависит от множества сил, выходящих за рамки простого ограничения предложения. В телекоммуникационной отрасли, например, конкуренция осуществляется не только за счет цен, но и наборов услуг (телефон, интернет, телевидение), а также их качества.

Сложность продаваемой продукции, наряду с лоббистскими усилиями представителей отрасли, затрудняет достижение согласия экспертов. Поэтому можно ожидать, что в каждом конкретном случае дискуссии будут продолжаться. Вместе с тем нельзя отрицать, что одобрение слияний выросло беспрецедентными темпами, что в значительной степени способствовало росту концентрации в США.

Международная торговля и конкуренция взаимодействуют во многих увлекательных отношениях. Во второй половине этой книги мы подробно изучим политическую экономию лоббирования и финансирования предвыборных кампаний, но давайте насладимся кратким рассказом о том, как в политических дисуссиях иностранная конкуренция часто используется для оправдания сомнительных слияний на американском рынке. Это также даст мне возможность поговорить об одном из моих любимых подкастов.

В своем восхитительном и чрезвычайно информативном подкасте Trade Talks Сумайя Кейнс и Чад П. Боун обсуждают экономику и торговую политику. В январе 2018 года президент Трамп ввел тарифы на стиральные машины и солнечные батареи. Кстати, история стиральных машин очень увлекательна, поэтому после прочтения данного раздела я призываю вас отложить эту книгу на двадцать минут и послушать Trade Talks #20.

В середине двухтысячных годов на американском рынке стиральных машин доминировали два производителя – компании Whirlpool и Maytag – общая рыночная доля которых составляла 60 %. Когда эти компании решили объединиться, это вызвало обоснованную обеспокоенность Министерства юстиции. В конечном итоге Министерство юстиции одобрило слияние, поскольку посчитало, что рыночная власть будет сдерживаться иностранными конкурентами (в частности, корейскими производителями LG и Samsung). Как сообщается в New York Times за 30 марта 2006 года, «Томас О. Барнетт, начальник Антимонопольного управления Министерства юстиции, заявил вчера, что иностранные конкуренты – хотя в настоящее время они в основном поставляют более дорогие машины – способны оказывать существенное давление на цены на бытовую технику. „Вопрос о том, появятся ли они на американском рынке, не стоит, – сказал мистер Барнетт, – в данном случае это вполне реально, учитывая, что они уже здесь“».

Изменение цен на бытовую технику в результате этого слияния было исследовано группой экономистов (Ashenfelter, Hosken, and Weinberg, 2011). Они обнаружили значительный рост цен на посудомоечные машины и сушильные машины для белья. Однако к стиральным машинам это не относится – очевидно, что на данном рынке зарубежная конкуренция удержала цены на низком уровне.

«Но затем конкуренция из-за рубежа, на которую Whirlpool ссылалась, чтобы получить одобрение слияния, стала слишком жесткой для этой компании», как объясняет Сумайя Кейнс. Whirlpool уступила свою долю рынка LG и Samsung и подала петицию о защитных тарифах. Когда правительство удовлетворило эту просьбу, цена акций Whirlpool пошла вверх, а LG объявила, что поднимет цены на свои стиральные машины. В апреле 2018 года «цены на стиральные машины выросли на 9 %. В следующем месяце они выросли на 6 %. Это самый большой рост цен в месяц с тех пор, как Бюро статистики труда начало собирать такие данные в 1977 году»[33]33
  B. R. Mayes, T. Mellnik, K. Rabinowitz, and S. Tan, “Trump’s trade war has started. Who’s been helped and who’s been hurt?” Washington Post, July 2018.


[Закрыть]. Приведенный пример показывает опасности, которые возникают, когда мы полагаемся на иностранную конкуренцию для сдерживания местных фирм.

Давайте теперь объединим выводы главы 4 об инвестициях с выводами этой главы о входе. Мы описали фундаментальный закон инвестирования. Когда коэффициент Тобина отрасли превышает единицу, это означает, что там присутствует монопольная рента. Если же отрасль конкурентна, то эта рента должна исчезнуть – либо в результате расширения присутствующих на рынке фирм (как в нашем примере), либо в результате появления новых конкурентов.

Таким образом, на основе фундаментального закона инвестирования рождается фундаментальный закон входа. По мере приспособления рынков к различным экономическим потрясениям, некоторые их них становятся более прибыльными, а другие – менее. Экономическая эффективность требует, чтобы фирмы покидали менее прибыльные отрасли и переходили в более прибыльные. Отсюда закономерно следует аналогичная теории инвестиций q-теория входа. Подобно тому как расширение фирм при высоком значении коэффициента Тобина (q) приводит к созданию экономической ценности, ее создает также переход фирм из отраслей с низким q в отрасли с высоким q. Вместе с Гутьерресом мы изучили эту идею и пришли к выводу, что в последние годы свободный переход фирм из отрасли в отрасль все больше сокращается.

На рис. 5.7 показана эластичность числа фирм по отношению к медианному значению q в отрасли за последние сорок лет. Раньше эта эластичность составляла около 0,5. Это означает, что когда в определенной отрасли медианное значение q увеличивалось на 0,1 (скажем, с 1,1 до 1,2), стандартизированное изменение числа фирм в этой отрасли в следующие три года оказывалось на 5 % выше по сравнению с другими отраслями. В отраслях с более высоким значением коэффициента Тобина проникновение новых фирм обычно оказывалось выше, а выход существующих – ниже, как это и предсказывает теория свободного входа. Однако в последние годы рассматриваемая эластичность стала приближаться к нулю. Об этом явлении свидетельствуют все источники данных, при этом в непроизводственной сфере оно сильнее.

Что же объясняет возникновение данного провала свободного входа на рынок? Вероятно, этому способствовало несколько факторов, но один из них занимает в этой книге центральное место. На рис. 5.8 снижение уровня входа новых фирм сопоставлено с ростом федерального регулирования в США. Как подчеркивает чикагский экономист Стивен Дэвис (Davis, 2017), за последние пятьдесят шесть лет Свод федеральных постановлений США вырос в восемь раз и его объем теперь составляет почти 180 000 страниц.

РИСУНОК 5.7. Снижение входа в отрасли с высокой добавленной стоимостью. На рисунке отображен коэффициент годичной регрессии изменений логарифмического числа фирм и предприятий по отношению к медианному значению коэффициента Тобина отрасли.

ИСТОЧНИКИ ДАННЫХ: Compustat и Statistics of U.S. Businesses (SUSB) Бюро переписи населения США на уровне NAICS 4. Число предприятий в отрасли по данным Quarterly Census of Employment and Wages (QCEW) на уровне SIC 4 до 1997 года, а затем на уровне NAICS 4. Изменения в числе фирм стандартизированы так, чтобы среднее значение было равно нулю, а дисперсия – единице, чтобы обеспечить сопоставимость между источниками данных. Медианное значение коэффициента Тобина отрасли по данным Compustat. Подробнее см.: Gutiérrez and Philippon, 2019b.

Если мы хотим проанализировать, как федеральное регулирование воздействует на отраслевую динамику, то нам необходимо построить индекс регулирования. Как это сделать? Используя компьютеры для изучения и классификации данных! RegData – это относительно новая база данных, представленная в статье Аль-Убайдли и Маклафлина (Al-Ubaydli and McLaughlin, 2017), которая направлена на измерение строгости регулирования на отраслевом уровне. Она опирается на методы машинного обучения и обработки естественного языка, чтобы подсчитать количество ограничительных слов или фраз, таких как «обязан», «должен» и «не может», применяемых в каждом разделе Кодекса федеральных постановлений в отношении каждой отрасли. В результате RegData позволяет оценить строгость регулирования гораздо точнее, чем простой подсчет количества страниц[34]34
  Подробнее RegData и ее ограничения обсуждают Гольдшлаг и Табаррок (Goldschlag and Tabarrok, 2018). В частности, они оценивают объективность этой базы данных, например, сравнивая ее с такими показателями, как размер соответствующих регулирующих органов и доля занятости юристов в каждой отрасли. Гольдшлаг и Табаррок приходят к выводу, что «относительные значения индекса жесткости регулирования хорошо отражают различия в регулировании в разные периоды времени, в разных отраслях и разными ведомствами».


[Закрыть].

Рисунок 5.8 демонстрирует, что снижение уровня входа новых предприятий совпадает с ростом числа нормативных ограничений. Однако это еще не означает, что регулирование вызывает снижение входа. Существует две основные теории регулирования – теория общественного интереса и теория общественного выбора. Основанная на работах английского экономиста Артура Сесила Пигу (Pigou, 1932; Пигу, 1985) теория общественных интересов делает акцент на корректирующем регулировании для борьбы с внешними эффектами и защиты потребителей. Теоретики общественного выбора поставили идеи Пигу под сомнение. Как доказывал знаменитый чикагский экономист Джордж Стиглер (Stigler, 1971: 3; Стиглер, 2017: 197), «как правило, отрасль стремится к регулированию, и оно разрабатывается и внедряется преимущественно для ее блага». Чтобы глубже разобраться в этом вопросы, я и Гутьеррес изучили в нашей статье данные на уровне отраслей и фирм. В результате мы обнаружили, что нормативные ограничения препятствуют входу и росту малых фирм по сравнению с крупными, особенно в отраслях с высокими затратами на лоббирование. Это подтверждает теорию общественного выбора, а не пигувианскую теорию общественных интересов, и является еще одним доказательством в поддержку гипотезы о снижении внутренней конкуренции на американском рынке.

РИСУНОК 5.8. Индекс регулирования и вход на рынок новых предприятий.

ИСТОЧНИКИ: Уровень входа новых предприятий по US Census Bureau, Business Dynamics Statistics, нормативные ограничения по RegData. Подробнее см.: Gutiérrez and Philippon, 2019b.

Изучение изменения статистических показателей американского бизнеса обнаруживает две основные тенденции. Во-первых, снижается число новых фирм. Сейчас компании стали старше и с каждым годом они сталкиваются с меньшим числом новых конкурентов. Это привело к концентрации снизу-вверх. Во-вторых, суды и регулирующие органы стали чаще разрешать слияния крупных предприятий. Это привело к концентрации сверху-вниз. Совместно, обе эти тенденции объясняют наблюдаемый рост концентрации.

Свобода входа имеет критически важное значение для механизма восстановления равновесия, который составляет основу рыночной экономики. К сожалению, за последние двадцать лет в экономике США этот механизм стал работать хуже. Проблема не только в том, что с каждым годом появляется все меньше новых фирм, но и в том, что они уже не так активно, как раньше, входят в отрасли с высоким значением коэффициента Тобина. Кроме того, представляется, что снижение со временем уровня входа в разных областях объясняется преимущественно лоббированием и регулированием. На данный момент у нас есть достаточно свидетельств, которые позволяют предположить, что рост прибыли и концентрации в США отражает значительное увеличение ренты, но у нас нет достаточных данных для количественной оценки ущерба, причиненного потребителям и наемным работникам. Пришло время расширить наш анализ и изучить то, что происходит в остальном мире.

До сих пор наше внимание было сосредоточено почти исключительно на США. Далее я покажу вам, что многому можно научиться, если сравнить США с другими регионами мира, в частности с Европой.

Часть II
Европейский опыт

Мы проанализировали эволюцию экономики США за последние двадцать лет. Мы сформулировали и проверили различные теории. Теория «фирм-суперзвезд» доказывает, что концентрация отражает рост производительности лидеров отрасли. Согласно гипотезе нематериальных активов, их накопление объясняет эволюцию концентрации, прибыли и инвестиций. Теория снижения конкуренции на национальном рынке утверждает, что внутренняя конкуренция снизилась, а фирмы во многих отраслях получили возможность применять рыночную власть. С другой стороны, глобализация привела к появлению иностранной конкуренции в некоторых отраслях промышленности.

Наш детальный анализ этих теорий позволил уточнить диагноз американской экономики. Мы обнаружили, что эффект «суперзвезд» действовал в 1990-е годы, а в 2000-е прекратился. Гипотеза нематериальных активов явно актуальна для секторов розничной и оптовой торговли, а глобализация является основной силой, формирующей промышленный сектор.

Однако в целом очевидно, что в последние двадцать лет конкуренция в большинстве отраслей слаба и продолжает снижаться. Снижение конкуренции привело к росту концентрации, усилению влияния лидеров отрасли, увеличению прибылей и выплат акционерам, снижению инвестиций и падению темпов роста производительности.

На данном этапе мы хотели бы понять, почему и как это произошло. Причина в технологии? Связано ли это с изменением предпочтений потребителей? Или виноваты регулирующие органы и политические решения?

Мы уже затрагивали значение политического воздействия. На основе наличия высоких затрат на лоббирование и жесткости нормативного регулирования можно спрогнозировать снижение уровня входа с течением времени и в разных отраслях. Однако мы не располагаем возможностью проведения идеального контролируемого эксперимента. Идеальным экспериментом было бы сравнение аналогичных отраслей при различных режимах регулирования бизнеса. Подобного идеального эксперимента не существует, но все же мы сможем сделать важные выводы, сравнив Соединенные Штаты и Европу. Именно этим мы и займемся в следующих главах.

Европа представляет замечательный пример для сравнения, но прежде чем погрузиться в рассмотрение различий в проводимой в США и ЕС политики, необходимо оговорить один вопрос. Я не утверждаю, что в Европе в целом дела идут лучше, чем в США, или даже что дела там идут особенно хорошо. Рост популизма и растущее недоверие к устоявшимся партиям и институтам схожи в обоих регионах. Макроэкономическая архитектура еврозоны все еще не завершена и гораздо менее стабильна, чем в США. Европейские университеты все еще отстают от американских – именно по этой причине я пишу эту книгу в Нью-Йорке, а не в Париже. Европейские финансовые рынки не предлагают амбициозным новым компаниям таких же возможностей роста, как американские. Европа также отстает от США и Китая в некоторых новых технологиях, особенно в области искусственного интеллекта.

Тем не менее, если мы взглянем на общую картину, то увидим, что сходства превосходят различия, особенно в том, что касается экономического развития. Размеры экономик США и Европы примерно одинаковы. Потребители характеризуются схожими вкусами и покупают практически одинаковые продукты. Фирмы применяют похожие технологии в большинстве отраслей и идентичные во многих. Американская и европейская модели торговли также схожи. Сходство в этих ключевых измерениях делает сравнение между США и Европой особенно актуальным.

Наконец, плодотворность и информативность сравнения Европы и США вовсе не случайны. По меньшей мере начиная с периода после окончания Второй мировой войны европейские политики и предприниматели вдохновлялись тем, что они видели (и чем восхищались) в США. Как мы обсудим далее, некоторые европейские институты были либо смоделированы по образцу соответствующих американских институтов, либо последние сильно повлияли на их разработку.