Текст книги "Полиция"
Автор книги: Уго Борис
Жанр: Полицейские детективы, Детективы
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)
Квартира Аристида: две комнаты с плиточным полом, обставленные случайной мебелью, – ящики с меламиновым покрытием, полки из «Икеи», африканские барабаны, небольшой музыкальный центр, черная пластиковая стойка для компакт-дисков. Кухонная мебель с отделкой под дерево – здесь явно никто не готовил: электроплитка, холодильник, рыбные палочки. В ванной душевая кабина с синтетической шторкой, где Аристид мылся шампунем, когда заканчивалось мыло, – как раз пора было пополнить запасы. Тут и там в свете энергосберегающих лампочек уже второй год пылились неразобранные после переезда коробки. В шкафчиках на кухне никогда не было ни чая, ни кофе. Новая, плохо проветриваемая квартира с отличной звукоизоляцией: соседей словно вообще не существует.
Перешагнув через порог, Виржини почувствовала себя такой бестактной, словно пролезла Аристиду прямо в душу. Она обнаружила его слабое место: он явно не знал, кто он такой. Его квартира обозначила непреодолимую пропасть, разделившую их раз и навсегда, – такой же пропастью стали бы противоположные политические взгляды или слишком явная разница в возрасте. Тогда-то она осознала, что они никогда не будут вместе, что она никогда не сможет по-настоящему его полюбить, что пропасть слишком велика. Она наблюдала за ним со спокойствием энтомолога, желая контролировать ситуацию, оставаться собой, не позволять себе лишнего. Это было глупо – ведь она прекрасно знала, что произойдет, но не могла расслабиться, смириться с тем, что уже оказалась здесь, решила пойти за ним. Она все еще внутренне сопротивлялась, как всегда портила себе все удовольствие.
Но едва Аристид разделся, как квартира преобразилась, заиграла всеми красками. Его сияющая мужественность давала больше света, чем энергосберегающие лампочки 18Вт = 75Вт. Она расхохоталась, когда он появился в комнате совершенно голый вслед за своим торчащим членом, опередившим его на долю секунды. Он вдруг заговорил с ней о чем-то отвлеченном, с невинным видом стал показывать мастерскую, не обращая внимания на свою очевидную, стойкую эрекцию: его пенис напоминал ручку чемодана, за которую ей так и хотелось ухватиться. Он сменил тему, и от одного взгляда на его тело у Виржини потемнело в глазах. Она рассмеялась его непринужденности, наконец сдалась, позволила себе разглядывать этого красавца, словно сошедшего с картинки в учебнике анатомии, – с лепным торсом и крепкими мышцами, которые она могла изучать и перечислять до бесконечности. Вот большая грудная и большая спинная мышцы. Вот дельтовидные мышцы, охватывающие плечо и помогающие ему вращаться. Ниже – ягодичные мышцы, вид которых ее совершенно одурманил. Бедра и икры окончательно свели ее с ума. Ее потрясли даже его ступни, крепкие, широкие, с выступающими венами. Он был слишком красив для реального человека. Она никогда не смогла бы насмотреться на это тело – и не была уверена, что заслужила его. Но он не дал ей времени на размышления. Тебе от меня не уйти, словно сказал он и обхватил ее за талию, принялся ласкать ей грудь. И в тот же миг Аристид перестал быть безжизненной фотографией, красавцем со страниц модного журнала: у Аристида был запах, Аристид обрел плоть, она увидела вблизи его кожу, тонкую, со множеством мелких изъянов. Он сжал ее в объятиях, и она растаяла, она готова была принять его таким, какой он есть, со всеми его глупостями, с его незрелостью, наглостью, с его стремлением выдать себя за того, кем он не является. Его широкие ладони сминали, отталкивали, доводили до безумия. Вцепившись ему в волосы, до боли кусая губы, она изучала саму себя, пока они занимались любовью, заставляла себя смотреть на происходящее со стороны, чтобы потом знать, что это действительно случилось. А затем, наконец, она забывалась, и он доводил ее до ослепляющих оргазмов, она хватала ртом воздух, а он падал рядом с ней, и она, словно тряпичная кукла в его руках, смеясь, угрожала, что подаст иск за надругательство над представителем сил правопорядка.
13
На въезде в Ле Перё-сюр-Марн, в районе ресторана «Мэриленд», Аристид снова пытается нарушить царящую в машине тишину, поправляет зеркало заднего вида, пытается поймать ее взгляд.
– Все в порядке?
– Все в порядке.
– Звучит неуверенно.
– Я устала.
– Тебе надо принимать медь.
Он не осмелился бы давать ей советов по части здоровья, будь они одни в машине. Он притворяется, что тоже страшно устал, кривится, делает вид, что заснет, если его не отвлекут разговорами.
– Расскажи, как прошел твой день, – вымучивает он.
Она мрачно смотрит на него в зеркало. Она так раздражена, что ей сложно даже рот раскрыть. Додумался спросить, как у нее дела, и день выбрал самый подходящий.
– Не хочешь?
Он требует хоть показного, но уважения: ему нужно, чтобы она обратила на него внимание.
– День был отвратительный. Эрик подтвердит.
– Не говори плохого про день, который еще не закончился.
Он что, может быть жестоким? Она и не подозревала.
– Неужели ты можешь делать две вещи одновременно? Можешь ехать и при этом слушать меня?
– Я не еду, я веду машину.
Она замолкает, но затем заставляет себя говорить, надеясь ввести его в заблуждение. Через четверть километра ей удается наконец раскрыть рот.
– Нас вызвали на потасовку в районе стадиона «Лео Лагранж», – с деланой беззаботностью сообщает она.
Он точно слышал об этом по радио: два десятка человек устроили серьезную драку неподалеку от стадиона, на краю Венсенского леса. Она испытывает злорадство, рассказывая ему о заданиях вроде этого: беременных женщин на такие вызовы никогда не отправляют. Дружеский футбольный матч закончился скандалом, участников драки было так много, что сразу и не сосчитать. На поле смешалось все: жесты и крики, яростные схватки без правил, случайные и прицельные удары. Взгляд не мог ни на чем задержаться и метался от одной детали картины к другой. Парень с окровавленным лицом резко бьет другого в живот, словно перед ним боксерская груша / футболист в синтетических шортах стоит на четвереньках и, тряся головой, выплевывает кровавые сгустки / еще один мчится за какой-то девушкой, на бегу выбрасывает вперед ногу, чтобы свалить ее на землю / мальчишка с криками катается по земле, держась за нос. Дерущиеся внезапно рассредоточились по всему полю, затем снова стянулись к центру: потасовка пульсировала, жила своей жизнью. Стычки заканчивались на земле, где дерущиеся, разделившись на пары, отвешивали друг другу точные удары. Все это освещало сверху яркое, беспощадное солнце, не дававшее никакой тени.
– Не вздумай снова так себя вести, – напоминает Эрик.
– Что у вас случилось? – спрашивает Аристид.
– Да она в начале просто стояла и смотрела, как парни дерутся. Будто бы не собиралась вмешиваться, а, Виржини?
– Боялась колготки порвать?
Эрик считает ее предательницей. Она и правда не знала, с чего начать. Нерешительно замерла на краю поля, парализованная зрелищем, не понимала, как определить, кто тут жертва, а кто обидчик, не хотела валить на землю невинных. Ее наряд прибыл не один: в качестве подкрепления вызвали еще два, и все же она на несколько секунд застыла вне пределов этой первобытной драки, не двигалась, вдыхала запахи скошенной травы и горячего асфальта, словно собираясь простоять так всю жизнь: возможно, ее удерживал инстинкт самосохранения, и она бездумно ждала, оттягивала миг, когда ей придется броситься в гущу событий. Казалось, что из-за жары дерущиеся двигаются медленнее, чем могли бы. Она с удивлением рассматривала футболки в пятнах соли, брызги пота, разлетающиеся от волос резко дернувшего головой парня. Ее коллеги сразу кинулись в самое пекло. Конечно, они были правы: для начала надо остановить дерущихся, все разговоры потом. Она запомнила, как Эрик вдруг поднял на нее глаза, локтем держа одного из зачинщиков под горло, на миг замер и аккуратно спросил:
– Ты собираешься нам помочь?
Она глупо кивнула. Его тон тут же сменился, мигом вернул ее к реальной жизни:
– Всех в наручники! Тех, кто сопротивляется, на землю!
Она напрягла мышцы рук, на секунду сжала кулаки, чтобы напомнить себе, какая она сильная, а затем тоже бросилась вперед, выставив локоть, чтобы прикрыть лицо, тяжело дыша, с трудом разнимая дерущихся, рубя рукой воздух, чувствуя, как со всех сторон ей на плечи, на ноги посыпались удары. Она схватила какого-то юношу и едва не вывихнула ему запястье, чтобы застегнуть наручники. Тут же развернулась к парню килограммов на тридцать тяжелее нее, пригнула голову, выставила вперед обе руки, чтобы прикрыться.
Когда все закончилось, она задумалась. Ей не понравилось охватившее ее замешательство. Она вспомнила, как в школе полиции в Ниме один из преподавателей говорил им в коридоре после занятия в тире:
– Самые опасные люди в армии – новички: их еще терзают сомнения, они еще не на все готовы, в самом начале они еще не могут убивать. Когда им приходится впервые по-настоящему стрелять, для самозащиты или чтобы прикрыть коллег, они колеблются лишние полсекунды.
Она думала, что уже совершенно сжилась со своей работой, что у нее пропала тревога, преследовавшая ее в первые годы, когда она захлопывала за собой дверцу машины и не знала, что ее ждет. Диспетчер на главной станции сообщил о драке в районе стадиона «Лео Лагранж», и они помчались, не понимая, сколько человек дерется, вооружены ли они, что это – мелкая перепалка или серьезная стычка с бейсбольными битами и «розочками» из бутылок. Ты приезжаешь на вызов о семейной ссоре и натыкаешься на вооруженного мужика, который держит оборону в своей квартире. Ты останавливаешь отца семейства за мелкое нарушение правил дорожного движения, а в итоге везешь его в комиссариат, потому что он стал угрожать тебе убийством. Из-за этой тревоги она часто говорила себе, что уйдет из полиции лет через двадцать, когда устанет постоянно чувствовать себя куском мяса, дрожащим за собственную жизнь. Она знает, что эта тревога несколько раз в год спасает ее, заставляет инстинктивно принимать решения, не имеющие ничего общего с храбростью. И вот сегодня она стояла у края поля и смотрела, наблюдала со стороны, как люди молотят друг друга, как ее коллеги растаскивают их без ее помощи, – словно она была ни при чем.
Когда драка закончилась, на земле осталось несколько человек: лежа на животе, со сцепленными за спиной руками, они бились будто в агонии, как выброшенные на берег рыбы. Виржини с благодарностью взглянула на задыхающихся от жары коллег.
– Ну что, разобрались? – отрывисто бросил Эрик.
Виржини с улыбкой кивнула, по лицу стекал пот. От соли щипало глаза. Внезапно ей показалось, что начался снегопад. Мелкие пылинки посыпались с неба, тонким слоем покрыли траву. Пожар в Центре административного задержания набирал силу. Кремационный пепел начал разлетаться по району.
Пока она признает свою вину перед Эриком, подтверждает, что на миг засомневалась, ее правая рука, а затем и левая подбираются ближе к запястьям таджика. Да, она действительно испугалась, но в качестве оправдания она напоминает Аристиду:
– За последние два года я ни разу не спала целую ночь от и до.
Она небрежно, словно из прихоти, расстегивает наручники.
– Что ты делаешь? – спрашивает Эрик, услышав за спиной металлический щелчок.
– Все в порядке, он спокоен.
– Ты с ума сошла? Что с тобой сегодня?
– Все в порядке, расслабься…
– Слушай, ты тут чем вообще занимаешься, а? Он что, твой друг? У тебя, что ли, родня в Таджикистане?
– У него руки скованы впереди, я не хочу, чтобы он придушил тебя наручниками, и все тут.
– Погоди, так он у нас спокойный или нет?
– Он тут свернулся как креветка. Вообще не шевелится. Чего ты боишься?
– Если вдруг что, сама за ним побежишь.
– Как скажешь.
– Черт, да ты совсем с катушек съехала. Просто спятила. Она спятила или нет?
– Явно спятила, – подтверждает Аристид.
14
Если кто за ним и побежит, то как раз Эрик, она в этом уверена. Не зря из них троих он старший по званию. Повышение получают только профессионалы своего дела. Раз он дослужился до формы с серебристой тесьмой и красной оторочкой, значит, он четко блюдет иерархию. Его считают кропотливым работником: пожалуй, именно это сочетание четкости и честолюбия в нем и злит.
Сегодня днем они сопровождали домой женщину, которую избил сожитель. Жертва попросила их поехать с ней, чтобы она смогла собрать вещи, не боясь новых побоев. Эрик вышел из машины одновременно с пострадавшей: он часто так делает, создает две возможные мишени вместо одной.
В лифте он спросил у женщины, на каком этаже та живет.
– Нет, на пятом, – повторила пострадавшая, увидев, как Эрик нажимает кнопку шестого этажа: решила, что он ослышался.
Виржини смущенно улыбнулась, опустив глаза. Даже в такой ситуации он обязательно должен спуститься на один этаж по лестнице – на случай, если на лестничной площадке их уже ждут.
– Ты чего смеешься? – заговорщицки, но с долей серьезности бросил ей Эрик, привычный к ее насмешкам.
Оказавшись на пятом этаже, Виржини демонстративно прижалась спиной к стене: она все еще подтрунивала над ним незаметно для пострадавшей. Она вжалась в стену и, вытянув руку, дважды постучала: если через дверь будут стрелять, ее не заденут, так их учили в школе полиции. Она хотела показать Эрику, что запомнила его уроки.
Оказавшись в квартире, Эрик затащил парня в кухню, а Виржини стала помогать девушке. Потом ей это надоело: ей захотелось взглянуть на мерзкого ублюдка, оказаться к нему поближе. Она вволю посмеялась над командиром по пути сюда и чувствовала себя очень уверенно. Она сменила Эрика – ради удовольствия просверлить парня глазами, напугать его, показать ему, что обычная женщина тоже на что-то способна. Он оказался вполне себе красавцем: темно-серые глаза, полные, чувственные губы, белоснежная, открытая улыбка.
– Если двинешься, я тебя раздавлю, – предупредила она и встала перед ним, широко расставив ноги, сунув большие пальцы под ремень.
Мужчина не двигался. Он смотрел на нее не отрываясь, с едва ли не болезненным вниманием.
Она не рассчитала своих возможностей – так собака вдруг забывает длину своей цепи. Почва ушла у нее из-под ног, боевой дух выветрился. Парень явно почувствовал ее слабость, минутную уязвимость: некоторые люди хорошо замечают такие вещи. Все произошло тихо, спокойно. Он принялся шепотом ее оскорблять.
– Сука. Мелкая тварь.
Голос у него был красивый, хрипловатый.
– Сволочь.
Он жевал оскорбления, выплевывал их одно за другим сквозь зубы, перемалывал слоги, словно боевые патроны. Виржини видела, как в нем растет уверенность в себе. Он понял, что может себе это позволить, что у него на руках хорошие карты.
– Соси мой хуй, дура тупая.
Вот и она дожила до похабщины, до непристойностей, произнесенных шепотом, без свидетелей. Она позволила оскорблять себя, представительницу сил правопорядка, а он, начав, уже не мог остановиться. Полицейские часто не отвечают на подобную ругань – из гордости, чтобы не прослыть трусом, из лени, от усталости или малодушия, потому, что нет сил, потому, что они привыкли сносить обиды, потому, что в душе так черно, что в любом оскорблении вполне можно отыскать долю правды. Она бесстрастно выслушивала брань, вместо того чтобы ударить его, схватить за ворот и шарахнуть об стену, как обещала. Вместо этого она слушала, как он костерит ее, смотрела, как он наслаждается. Она просто выстроила перед собой стену безразличия, чтобы сохранить лицо, притворилась, что ей все равно, и лишь без конца повторяла одну и ту же бессмысленную угрозу:
– Ну-ну, конечно, давай продолжай.
И он продолжал, его уверенность в себе все крепла, и с каждым разом он все сильнее наслаждался силой, с которой ее припечатывал.
– Иди подмойся, грязная шлюха.
– Все, отлегло?
– Пизда.
Он оскорблял ее так мастерски, что в конце концов она принялась раскачиваться на пятках взад-вперед, шатаясь от исходящей от него агрессии.
Автострада уже близко. Она заметила первый голубой щит, указывающий направление на A86. Они въезжают в Фонтене-су-Буа.
Эрик вернулся на кухню.
– Что он тут?
– Глупости говорит, – ответила Виржини.
Брань оборвалась, словно Эрик резко завернул кран. Виржини тут же пришла в себя.
– Замолчите! – громко потребовал Эрик. – Вы меня поняли? Чтобы я больше от вас ни звука не слышал!
Эрик всегда подбирает правильный тон, который любого заставит повиноваться. Эрик пришел ей на помощь и не забыл при этом, что к преступнику нужно обращаться на вы. Эрик знает теорию. Он так хорошо ее усвоил, что применяет лучше, чем его собственные преподаватели из школы полиции. Он весит столько же, сколько весил сразу после выпуска: семьдесят восемь килограммов без формы. Внешне он очень спокоен, но теряет самообладание, если не бегает три раза в неделю. Эрик верит в назидательность наказаний и в силу авторитета, считает, что определенные преступления должны караться смертной казнью. Эрик говорит, что они – последний оплот общественных институтов. Эрик считает Европу осажденной крепостью. Эрик порой так напряжен, что кажется, у него вот-вот пойдет носом кровь. Эрик отвезет Асомидина Тохирова, в наручниках или без них, в аэропорт, потому что ему приказали это сделать.
Радио продолжает передавать тарабарщину из цифр и сокращений, которые их больше не интересуют: они уже выехали за границы участка. Городские огни скользят по высоким азиатским скулам их пленника. Они минуют стройплощадку, отделенную от дороги забором и перегородками. Когда они окажутся на автостраде, шансов уже не будет. Ей сложно поверить, что этот человек осмелился разоблачить торговцев людьми – хотя именно так написано в его деле, лежащем у нее на коленях. Его ждут большие неприятности, сказала ей та женщина. В конце концов его просто убьют, и она, Виржини, сейчас помогает этой мерзости произойти. На следующем светофоре, возле псевдоитальянского ресторана, она делает задержанному знак, чтобы тот выметался, пока машина стоит. Пренебрежительно машет рукой перед его носом, чтобы доходчивее показать ему, что она имеет в виду. Она ничего не продумала заранее. Она весь день проездила в этой машине. Она знает, что в ней, как и в половине полицейских машин Парижа, нет центрального замка. Если повезет, нет и блокировки от детей на задних дверях. Она трясет рукой с нелепой гримасой, раздраженно глядя на таджика, словно на собаку, что путается у нее под ногами. Вали отсюда. Я на тебя уже насмотрелась. Отстегивай ремень, открывай дверцу, беги. Ты меня задолбал. Не хочу тебя больше видеть. Не хочу больше дышать с тобой одним воздухом. Я тебя не выбирала, ты мне не нужен.
Мужчина явно не понимает, поворачивает к ней изумленное, обеспокоенное лицо. Он не слишком хорошо владеет своим телом, он уже давно толком не двигался. Как же он медленно соображает, думает Виржини. Загорается зеленый свет. Она тут же отворачивается, словно ничего не произошло. Он не использовал свой шанс, тем хуже для него. Она больше не играет в эту игру. Что бы она ни делала, что бы ни предпринимала, она бросает все, едва начав.
Внезапно она замечает, что Аристид пристально смотрит на нее в зеркало заднего вида. Он видел все ее движения. Он украдкой следил за ней с тех пор, как она сняла с их пассажира наручники. Он знает, что увидел то, чего не должен был видеть.
15
Аристид поправляет зеркало заднего вида и боковые зеркала, чтобы поймать в них отражение Виржини. На следующем светофоре он слегка притормаживает, но не останавливается и, вдруг дав по газам, на полной скорости мчится вперед на красный свет. Эрик морщится, откидывается назад, опускает голову на подголовник.
– Мы не торопимся. Давай не лихачь.
Аристид не обращает внимания на его слова: он следит в зеркало за Виржини. Она растерянно смотрит ему прямо в глаза, пытаясь понять, что он задумал. Нет чтобы громко заявить о том, что он видел: он молчит, спокойно едет вперед, сбрасывает и прибавляет скорость, следя за стоящими вдоль дороги светофорами, притормаживает, ожидая, пока не загорится зеленый, умудряется все время двигаться, не останавливать машину ни на секунду. Виржини упирается коленом в спинку его сиденья. Что это за игра? Все и без того достаточно сложно. Они приближаются к шоссе A86. Аристид вдруг принимается нетерпеливо переключать скорости, по-детски пытаясь показать всем в машине, на что он способен. Он жмет на газ, желая подтвердить свое превосходство, вырывается на автостраду с застывшим выражением восторга на лице. Благосклонность Виржини по отношению к таджику была слишком очевидной. И это притом что в последние недели она совершенно не слушала его, Аристида, когда он пытался с ней поговорить. Он не позволит первому попавшемуся арестанту завладеть ее вниманием, отвлечь от драмы, которую он переживает. Сейчас он решает, в какую сторону едет машина, когда она тормозит, когда останавливается: он и только он держит в своих руках жизнь этого человека. Виржини разглядывает глаза Аристида в зеркале. Ей неприятно думать, что так он пытается ей отплатить. В зеркале заднего вида идет борьба не на жизнь, а на смерть. Они въезжают в департамент Сена-Сен-Дени, мчатся под сводами забирающего вправо туннеля. Чтобы удержать равновесие, она хватается за ручку над дверцей машины. Дорога вольно стелется перед ними, с огромной скоростью укладывается им под колеса. Вцепившись в руль – руки в положении без десяти два, Аристид на чем свет честит водителей, вынуждающих его сбрасывать скорость.
– Да давай же вперед, осел! – вдруг громко кричит он. – «Длинный кузов», мать твою!
Эрик раздраженно цокает языком, но Аристид его не слышит. Он несется по дорожному полотну, вне себя от гнева, не сводя глаз с открытой могилы автострады. Земляная насыпь отделяет их от движущихся навстречу машин. Перекрестки сменились мостами. Светофоров нет, видны лишь бесконечные дорожные знаки, щиты, указатели съездов. Аристид играет свою роль: каждому свой заключенный, каждому свои границы. Сегодня он доставляет своего, а завтра она займется своим. Это внезапное озарение придает горький привкус охватившему его пьянящему чувству вседозволенности.
Виржини с облегчением выдыхает, когда Эрик сердито повторяет свою просьбу:
– Эй ты! – гремит он, стараясь перекричать шуршание шин. – Давай, включи музыку погромче, езжай на красный, сворачивай, где тебе заблагорассудится. Ты что, хочешь, чтобы у нас двигатель на коленках оказался? Я сказал, мы не торопимся. Что с тобой сегодня?
Аристид слегка отпускает педаль газа, притормаживает перед первым указателем на аэропорт.
БОБИНЬИ
АЭРОПОРТ Ш. ДЕ ГОЛЛЬ
ЛИЛЛЬ
При виде указателя он ощущает уверенность в исходе путешествия. Они и правда не торопятся, куда он гонит?
Они проезжают по эстакаде над рестораном «Леон де Брюссель». Справа видна яркая вывеска «Офис Депо». За ней – штаб-квартира «Эр Чайна».
Солнце оставляет за собой на горизонте тонкую светлую полосу. Взгляд Виржини на мгновение задерживается на кирпичном доме прямо у автострады: последние этажи торчат над шумоподавляющим ограждением. За окнами вывешено белье. Она спрашивает себя, каково здесь жить, а глаза навсегда фиксируют в памяти потрепанное строение.
Она думает о том, что всякий раз, проезжая здесь, – будь то спустя месяц, год или двадцать лет, – будет вспоминать этот момент своей жизни.
16
– Ты сегодня уже разбил одно зеркало, забыл? – подкалывает Эрик.
– Это не я! – кипятится Аристид. – Я сидел сзади, а вел Викинг. Ты вообще откуда знаешь?
– Просто знаю, и все.
– В любом случае мы, были ни при чем, ты же слышал? – уточняет Аристид, словно ему важно, чтобы Эрик согласился с его версией событий. – Нам под колеса кинулся какой-то негрила, врезал по машине, бабах, мы и пискнуть не успели. Прикинь, их было двое, и оба убраны в хлам, средь бела дня. У них все футболки были в крови, и мне совсем не хочется знать почему. Викинг хотел задержать того, который сломал зеркало, но Матьё сказал, не надо, не останавливайся, вызовем подкрепление. Тут мы услышали по радио, что начался пожар, этот самый, в Центре, и поняли, что подкрепления не будет, тогда мы вылезли, схватили парня, надели ему браслеты и упаковали в тачку. И тут, я так и не понял почему, Викинг повел себя как девчонка, он ехал совсем медленно, а этот дебил умудрился открыть дверцу изнутри. Его дружок…
– Какой еще дружок? – прерывает его Эрик.
– Второй идиот, приятель его, который отвалил в сторону, пока мы этого вязали. Мы его не тронули, он вроде вел себя тихо. Так вот, он побежал за машиной с той стороны, где открылась дверца, пытался влезть внутрь и освободить своего дружка. Вцепился что есть мочи в переднее сиденье. Викинг орет: «Выброси его наружу! Пошел отсюда!» А тачка при этом едет, прикинь? Ты бы видел, как я его дубасил ботинком! И таки его выпихнул. Викинг специально рулил прямо вдоль машин, чтобы парня этого подцепить кому-нибудь на зеркало. В конце концов я ему пшикнул газом в морду. Отделал его как надо.
– И он что, отпустил сиденье?
– Конечно, отпустил.
Аристид ухмыляется, старательно играя роль изверга-расиста. Зачем он притворяется? Он пересказывал эту историю с удовольствием – будто он и правда такой. Но за его развеселым видом явно сквозят гнев и боль.
– Видишь, все дело в блокировке от детей, – говорит он.
Она потрясенно смотрит на его отражение в зеркале.
– Надо бы проверить весь парк. Взять, к примеру, эту машину, я даже не знаю, работает ли тут блокировка.
Он оборачивается на полном ходу, делано улыбается таджику.
– Ну что, малыш, ты там как? Прости, у нас не нашлось для тебя детского сиденья.
Виржини задыхается, не знает, что и думать. Он явно решил ее довести. Удары ботинком были адресованы ей. Неужели он так сильно ее ненавидит? Она почти злится на себя, не может поверить, что это ее задело. У нее начинает щипать глаза. Не хватало еще сейчас заплакать.
Он продолжает следить в зеркало за ее реакцией.
– По-шел-на-хер-ско-ти-на, – четко произносит она одними губами.
Он кивает, печально улыбается, увидев, что она морщится, а глаза у нее полны слез.
Он не дал ей спуску, подошел так близко, что сумел прорвать ее защитную линию.
Теперь он колеблется: трусливый враг, в последний миг решивший отступить. Он почти готов сдаться: он до невозможного незрел, он злится так, как злятся от бессилия и тоски.
Они минуют второй щит, указывающий направление на аэропорт. Шоссе A86 скоро сольется с A3, которое, в свою очередь, выведет их на A1. Переходящие друг в друга автострады одним махом доставят их к аэропорту Шарль-де-Голль.
Теперь, когда его цель достигнута, он чувствует себя дураком. Ему удалось ее расстроить, разозлить – пора молить о пощаде, такова игра. Разве она не готова его возненавидеть? Он хочет вновь завоевать ее сердце, не спускает с нее глаз, ласкает взглядом, лишь изредка отвлекаясь на дорогу. «Я тебя просто приструнил, это был выстрел вхолостую!» – молча оправдывается он. Он заставил ее страдать, но у него были на то причины. Его кривая улыбка словно бы говорит ей: «Если ты меня укусишь, я укушу в ответ».
Допущенный промах не дает ему покоя: он зашел слишком далеко.
Ему хотелось на миг одержать над ней верх, хорошенько ее разозлить, поменяться с ней ролями. Это был лишь маскарад. Их огромная тайна не давала ему спокойно дышать. Он больше не мог выносить всю трагичность их отношений, нелепость пути, на который они вступили подобно тысячам других пар: тайный роман и, возможно, пара венерических болезней в придачу. Теперь ему лучше. Скорость развеяла его гнев. Он и правда жалеет о том, что повел себя недостойно. Если бы он мог, то встал бы перед ней на колени. Его глаза в прямоугольнике зеркала умоляют о прощении. Он смотрит на нее покорно и преданно, как собака. Отныне он будет есть у нее из рук, справлять нужду только с ее разрешения, охранять ее, свернувшись калачиком в ногах кровати, ловить самые неприметные ее движения, откликаться лишь на ее голос. Он беспрерывно взглядывает на нее, беспокойно всматривается в зеркала. Неужели им уже нечего спасать? Лишь бы заметить блеск в ее глазах, взмах ресниц, хоть какой-то знак, который он счел бы прощением.
Они проезжают под третьим указателем на аэропорт.
Виржини видит, что лицо Аристида смягчилось. Сегодня у нее нет сил ни на ненависть, ни даже на конфликт. Она на миг представляет себе, как Тома́, согнувшись, сидит на синей пластиковой подставке, уложенной поперек ванны. Сейчас он наверняка как раз купает Максанса: подставил ладонь под спинку, придерживает за плечо указательным и большим пальцами, чтобы малыш не выскользнул. Она видит крепкое, соразмерное тельце сына, с восторгом плещущегося в теплой воде.
Первая автострада втекает во вторую. Щит над дорогой подтверждает, что они на верном пути. Скоро они доберутся до A1. Внезапно Аристид сворачивает вправо: ему хочется порадовать Виржини, растянуть поездку, он слишком рад возможности кинуться ей в ноги теперь, когда ей наконец понадобился. Он сбрасывает скорость, заметив на ее лице волнующую, так красящую ее растерянность. Аристид съезжает на выезд № 5, в районе Оне-су-Буа, подобно решившему отыграться игроку.
– Почему ты сворачиваешь? – спрашивает Эрик.
– Есть хочу.
– Теперь мы точно опоздаем.
– Приезжать вовремя невежливо.
17
Они въезжают в зеленый городок Оне-су-Буа. За автоцентром «Каргласс», ниже уровня автострады, виднеется двухэтажный «Макдоналдс»: он еще открыт. Они объезжают здание, чтобы попасть на стоянку, минуют строящийся дом с рекламным щитом компании «Феникс». Аристид паркуется. Виржини первой вылезает из машины, оставив пленника на заднем сиденье.
– Давайте быстро, – бросает Эрик, опустив стекло.
– Надеть ему наручники? – спрашивает Виржини.
Эрик на миг замирает, обдумывает ее вопрос. У него тоже есть гордость. Он что-то бормочет себе под нос, качает головой, повторяет:
– Пошевеливайтесь, я не хочу тут ночевать.
– Мы на пять минут, – улыбается Аристид. – Сам знаешь, мне больше пяти минут не нужно.
Виржини и Аристид молча доходят до террасы «Макдоналдса», поднимаются по ступенькам, идут мимо пустых столов, ужинающей семьи, влюбленной парочки, огибают игровые лунные модули в детском уголке. Толкнув дверь, ныряют в наполненное сладковатым запахом помещение. Теплые цвета хорошо сочетаются с благородными материалами – дерево, кожа, матированный алюминий. Сегодня вечером, в этом фастфуде, Земля кажется вполне пригодной для жизни. Доказательство – они могут здесь сесть и поесть. Столы, навечно привинченные к полу, расставлены вокруг нескольких сенсорных терминалов. Они встают в очередь, поворачиваются друг к другу, встречаются глазами, словно после долгой разлуки. Она впервые за день смотрит ему в лицо. До этого момента она видела лишь его затылок, макушку, нос, крупные уши, его отражение в зеркале заднего вида. Она едва достает ему до плеча. Не зная, с чего начать, она с улыбкой вскидывает брови, словно призывая его в свидетели тех мелких трудностей, что подбрасывает им жизнь. Даже в такой момент она умудряется заметить, что он хорош собой. Это просто невыносимо.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.