Текст книги "Неугомонная"

Ромер задумался и пару раз повторил это имя.

– Не думаю, что я его знаю. Нет.

– То есть вы признаете, что были связаны с БЦКБ?

– Я ничего не признаю, мисс Гилмартин, – ответил он, улыбаясь.

Он вообще много улыбался мне, как и было положено Ромеру, но ни одна из его улыбок не была ни настоящей, ни дружеской.

– Знаете ли, – сказал он, – не хочу показаться занудой, но я раздумал давать вам это интервью. – С этими словами лорд Мэнсфилд встал, подошел к двери и открыл ее.

– Могу ли я поинтересоваться почему?

– Потому что я не верю ни одному вашему слову.

– Извините. Что я могу еще сказать? Я была с вами совершенно честной.

– Тогда можете считать, что я просто передумал.

– Ваше дело.

Не спеша, я сделала еще глоток виски, затем сложила блокнот и ручку в портфель и вышла из комнаты впереди него. Мать предупреждала, что, возможно, наша встреча могла закончиться подобным образом. Конечно, он обязательно должен был встретиться со мной после того упоминания о «СБД Лимитед» и попытаться определить мои намерения. Но в тот момент, когда Лукас Ромер почувствовал отсутствие угрозы – другими словами, простое журналистское любопытство, – он потерял ко мне всякий интерес.

– Я найду выход сама.

– Увы, здесь это не разрешается.

Мы прошли мимо столовой, в которой сейчас уже ужинало несколько джентльменов, мимо бара – он был заполнен более, чем когда я прибыла, и там стоял легкий гул голосов, мимо читального зала, где в одиночестве дремал старик, а потом вниз по широкой винтовой лестнице к простой черной двери с изящным стеклом.

Привратник отворил перед нами дверь. Ромер не протянул мне на прощание руку.

– Надеюсь, что не слишком занял ваше время, – сказал он, просигналив за моей спиной блестящему массивному автомобилю – кажется, «бентли», – который завелся и переехал на ту сторону улицы, где находился клуб «Бриджес».

– Но я все же напишу свою статью.

– Конечно, напишите, мисс Гилмартин. Но постарайтесь обойтись без очерняющих материалов. У меня прекрасный адвокат, кстати, он тоже член этого клуба.

– Это угроза?

– Это факт.

Я посмотрела Лукасу Ромеру прямо в глаза, надеясь, что он прочтет в моем взгляде: «Вы мне не нравитесь, и ваш клуб мне не нравится, и я ни капельки вас не боюсь».

– До свидания, – сказала я, развернулась и прошла мимо «бентли», из которого уже вылез шофер в ливрее, открывавший пассажирскую дверь.

По мере удаления от «Бриджес» я почувствовала, как во мне раскручивается странная смесь эмоций: я была довольна – довольна тем, что встретила этого человека, сыгравшего ключевую роль в жизни моей матери, и тем, что ему не удалось запугать меня. К тому же я была немного сердита на себя – подозревая и беспокоясь о том, что не провела встречу должным образом, не извлекла из нее всего, что могла, позволила Ромеру диктовать ее ход и содержание. Я слишком реагировала на него, чего нельзя было сказать о нем – по какой-то причине мне хотелось подразнить этого человека. Но мать строго наказала: не заходи слишком далеко, не открывай ничего из того, что знаешь – только упомяни «СБД Лимитед», Деверо и БЦКБ, – и добавила с радостным злорадством: «Этого будет достаточно, чтобы заставить его думать, достаточно, чтобы нарушить его прекрасный сон». Я надеялась, что выполнила ее указания в нужной мере.

К девяти вечера я уже была дома, в Оксфорде, и первым делом забрала Йохена от Вероники.

– А зачем ты ездила в Лондон? – спросил он, когда мы поднимались по черной лестнице в кухню.

– Я ездила, чтобы встретиться со старым бабушкиным другом.

– Бабушка говорит, что у нее нет друзей.

– Это один дядя, которого она знала давным-давно, – сказала я, направляясь к телефону в коридоре. – Пойди и надень пижаму.

Я набрала номер матери. Никого ответа не последовало, поэтому я положила трубку и позвонила снова, на этот раз прибегнув к ее глупому коду, и опять она не ответила. Я положила трубку на рычаг.

– А хочешь, устроим приключение? – спросила я сына, стараясь, чтобы все звучало как можно веселее. – Давай съездим к бабушке и устроим ей сюрприз.

– Ей это не понравится, – сказал Йохен. – Она терпеть не может сюрпризов.

Когда мы добрались до Мидл-Эштона, я сразу заметила, что в коттедже не горел свет и что не было видно маминой машины. Я подняла третий цветочный горшок слева от входной двери, почему-то внезапно разволновавшись, нашла ключ и зашла в дом.

– Что происходит, мамочка? – спросил Йохен. – Это такая игра?

– Вроде того.

Внутри дома все казалось в порядке: в кухне было прибрано, посуда вымыта, белье сушилось на раме в котельной. Я поднялась по лестнице в мамину спальню и огляделась, Йохен поднялся за мной следом. Кровать была заправлена, а на письменном столе лежал коричневый конверт с надписью «Для Руфи». Я уже протянула руку, чтобы взять его, когда Йохен сказал:

– Смотри, машина!

Это вернулась мать в своем старом белом «аллегро». Я одновременно почувствовала глупость создавшегося положения и облегчение. Я сбежала вниз, распахнула входную дверь и закричала:

– Сэл! Это мы. Мы приехали тебя навестить.

Мать вышла из машины, наклонилась, чтобы поцеловать Йохена, и сказала с иронией:

– Какой замечательный сюрприз. Мне кажется, что я не оставляла свет включенным. Кому-то не спится.

– Ты сама просила, чтобы я позвонила тебе в ту же минуту, в ту же секунду, как вернусь, – ответила я весьма недовольно и раздраженно. – Ты не отвечаешь, что мне было думать?

– Я, должно быть, забыла, о чем тебя просила, – ответила мама игривым тоном, следуя за мной в дом. – Кто хочет чаю?

– Я встретилась с Ромером, – выпалила я вместо ответа. – Я говорила с ним. Думаю, что тебе должно быть интересно. Но все пошло не так. Фактически он оказался жутко неприятным типом.

– Я уверена, что и ты произвела на него не лучшее впечатление, – сказала она. – Мне кажется, вы оба выглядели заведенными, когда прощались.

Я замерла.

– Что ты имеешь в виду?

– Я была снаружи и видела, как вы оба выходили из клуба, – ответила мама, не отводя взгляда, так бесхитростно, словно это было в порядке вещей. – Потом я проследила за Ромером до его дома и теперь знаю, где он живет: Найтсбридж, Уолтон-Кресент, дом двадцать девять. Громадный белый отштукатуренный особняк. В следующий раз его будет гораздо проще найти.

История Евы Делекторской

Нью-Йорк, 1941 год

ЕВА ПОЗВОНИЛА В «ТРАНСОКЕАНСКУЮ ПРЕССУ» из телефона-автомата на улице рядом со своим «безопасным» домом в Бруклине. После событий в Лас-Крусисе прошло пять дней, в течение которых она медленно добиралась до Нью-Йорка, пользуясь всеми возможными видами транспорта – самолетом, поездом, автобусом и автомобилем. В первый день в Нью-Йорке Ева отметилась в своем «безопасном» доме. Она зашла туда только после того, как убедилась, что никакого наблюдения не было, после чего улеглась там на дно. Наконец, посчитав, что ее молчание начало уже вызывать ощутимое беспокойство, Ева позвонила в редакцию.

– Ив! – почти прокричал Моррис Деверо, забыв про установленный порядок. – Слава богу. Где ты?

– Где-то на Восточном побережье, – ответила она. – Моррис, я не вернусь.

– Ты должна вернуться, – возразил он. – Мы должны увидеться. Обстоятельства изменились.

– Ты не знаешь, что там со мной произошло, – сказала Ева с оттенком злобы. – Мне повезло, что я осталась жива. Мне надо поговорить с Ромером. Он вернулся?

– Да.

– Скажи, что я позвоню на телефон Сильвии в БЦКБ. Завтра, в четыре дня. – И Ева положила трубку.

Она зашла в продовольственный магазин и купила несколько банок консервированного супа, буханку хлеба, три яблока и две пачки сигарет «Лаки страйк», а потом вернулась в свою комнату на третьем этаже кирпичного дома, облицованного коричневым песчаником, на Пайнэппл-стрит. Никто ее не беспокоил, никто из неизвестных ей соседей, казалось, не заметил, что мисс Марджери Аллердайс была дома. Если бы Ева открыла окно в туалете и высунулась насколько могла наружу, то она увидела бы верхушку одной из башен Бруклинского моста – в ясный день. У нее в квартире имелись гостиная с выдвижной кроватью, двумя креслами, радио, маленькая кухня с двухконфорочной электрической плитой, раковина из мыльного камня (вода была только холодная) и унитаз, отделенный пластиковой занавеской с тропическими рыбками, плывшими в одном направлении. Вернувшись сюда, Ева приготовила себе суп – грибной – и съела его с куском хлеба, намазанного маслом. Потом выкурила три сигареты, обдумывая, что ей делать. «Возможно, – размышляла она, – лучше всего было бы сбежать… У меня есть документы, я могла бы стать Марджери Аллердайс и исчезнуть до того, как кто-нибудь действительно заметит это. Но куда бежать? В Мексику? Оттуда можно сесть на корабль, идущий в Испанию или Португалию. Или лучше в Канаду? Хотя, наверное, Канада – это слишком близко? И у БЦКБ там тоже солидная организация». Ева бегло просчитала все за и против, подумав, что в Канаде ей будет легче устроиться, там она вызовет меньше подозрений; в Мексике она станет выделяться – молодая англичанка, – хотя оттуда можно податься в Бразилию или еще лучше – в Аргентину. В Аргентине имеется значительное по размерам английское сообщество; она могла бы найти работу, переводить, выдумать для себя прошлое, стать невидимой, спрятаться. Именно это Ева и хотела сделать – исчезнуть. Но, продолжая думать на эту тему, она понимала, что все размышления, все планы, какими бы хорошими они ни казались, нельзя осуществить до того, как она встретится и поговорит с Ромером. Она должна была рассказать ему о том, что произошло. Возможно, он сумеет разложить все по полочкам и разрешить накопившиеся загадки. И только тогда она сможет решить, что делать, но не раньше.

Приближался вечер. Ева немного послушала музыку по радио и вернулась в мыслях к случаю в Лас-Крусисе. «Случай в Лас-Крусисе» – этот эвфемизм был довольно успокаивающим: как будто ее комнату в гостинице заняли по ошибке, или ее машина сломалась на дороге № 80. Она не испытывала никакой вины, никаких угрызений совести за то, что сделала с Луисом де Бака. Ведь если бы она не убила его, то он сам убил бы ее через минуту или две. Ева собиралась только ткнуть его в глаз и убежать. В конце концов, у нее был всего лишь остро заточенный карандаш – и его глаз был единственной возможной мишенью: а как, интересно, еще с помощью карандаша можно вывести человека из строя? Но, вспоминая те несколько секунд в машине, восстанавливая в памяти все, что произошло с де Бака, Ева поняла, что сила ее удара была настолько велика, что острие карандаша прошло сквозь глаз и глазницу прямо в череп, проделав отверстие в мозгу задев сонную артерию или, возможно, ствол мозга и вызвав тем самым немедленную остановку сердца. Другого объяснения его почти моментальной смерти не могло быть. Если бы Ева промахнулась и не попала в артерию, а карандаш просто проник бы в его мозг, де Бака мог и не умереть. Однако у нее появился бы шанс сбежать. Но Еве повезло: ее меткость и острота карандаша убили мексиканца не менее быстро и надежно, как если бы он принял синильную кислоту или его бы привязали к электрическому стулу. Ева рано легла спать, и ей приснилось, что Рауль пытался продать ей автомобиль-купе – маленький, быстрый и красный.

Ева набрала номер Сильвии в БЦКБ ровно в четыре часа одну минуту пополудни. Она стояла в будке телефона-автомата у Рокфеллер-центра на Пятой авеню, откуда хорошо был виден главный вход. После третьего гудка трубку сняли.

– Алло, Ева, – произнес Ромер. Голос его звучал ровно, в нем не было удивления. – Мы хотим, чтобы ты к нам зашла.

– Слушай внимательно, – ответила она. – Выходи сейчас же из здания и иди на юг по Пятой авеню. Я даю тебе две минуты, или не будет никакой встречи.

Ева повесила трубку и стала ждать. Прошло приблизительно три с половиной минуты, и появился Ромер. «Довольно быстро, – подумала она, – ему явно не хватило времени собрать группу». Ромер свернул на Пятую авеню. Она пошла за ним по другой стороне улицы сзади, глядя ему в спину, наблюдая за его поведением. Проследив за Лукасом почти шесть кварталов, она убедилась, что хвоста за ними не было. На Еве были шарф, очки, туфли без каблуков и пальто из верблюжьей шерсти, купленное этим утром в комиссионном магазине. Ева перешла улицу на перекрестке и шла вплотную за Лукасом еще квартал или два. Он был без головного убора, в пальто свободного покроя, старом, с несколькими заплатами, на шее повязан темно-синий шарф. Казалось, Ромер чувствовал себя очень свободно. Он шел в южном направлении, не оглядываясь по сторонам, ожидая встречи. Они дошли до Тридцать девятой улицы, после чего Ева перегнала его, сказав:

– Следуй за мной.

Она повернула на восток и на Парк-авеню снова свернула на север в направлении Сорок второй улицы и Центрального вокзала, в который вошла через вход с Вандербильт-авеню, пройдя по пандусу в главный вестибюль. По огромному пространству в разные стороны передвигались тысячи пассажиров, собираясь в толпу, толкаясь, спеша: был час пик – пожалуй, безопаснее места встречи во всем городе и не придумаешь. Ева рассудила правильно: здесь трудно случайно столкнуться с ней, зато легко организовать неразбериху и скрыться. Не оглядываясь, она пошла прямо к центральному справочному бюро, и только дойдя до него, обернулась и сняла очки.

Лукас стоял прямо у нее за спиной. На лице не отражалось никаких эмоций.

– Расслабься, я один. Я не настолько туп. – Он сделал паузу, приблизился к ней и тихим голосом спросил: – Как ты, Ева?

В том возбужденном состоянии, в котором она тогда находилась, от откровенной заботы, прозвучавшей в голосе Ромера, Еве неожиданно захотелось расплакаться. Но стоило ей только вспомнить Луиса де Бака, как она снова стала твердой и несгибаемой. Она сняла платок и, встряхнув, распустила волосы.

– Меня предали, – сказала она. – Кто-то предал меня.

– Никто из наших не мог. Я не знаю, что случилось, но в «Трансокеанской прессе» все чисто.

– Думаю, что ты ошибаешься.

– Я тебя понимаю. На твоем месте я бы тоже так думал. Но я узнаю, Ева. Хотя, похоже, у нас все чисто.

– А в БЦКБ?

– В БЦКБ тебя наградили бы медалью, если бы могли, ты сделала великолепное дело.

Его слова поразили Еву: она окинула взглядом сотни людей, спешивших в разные стороны, словно искала в них воодушевления, посмотрела вверх на громадные своды потолка, с созвездиями, мигавшими на голубом фоне. Внезапно на нее напала слабость: напряжение последних дней резко дало себя знать. Сейчас Еве хотелось только одного: чтобы Лукас обнял ее.

– Давай спустимся, – предложил Ромер. – Там можно нормально поговорить. Мне многое нужно тебе сказать.

Они прошли по пандусу в нижний зал, где нашли место за стойкой молочного бара. Ева заказала вишневый молочный коктейль с шариком ванильного мороженого. Ей вдруг очень захотелось сладкого. Пока готовили заказ, она осмотрела зал.

– Нет необходимости осматриваться, – сказал Ромер. – Я пришел один. Тебе нужно вернуться, Ева. Не сейчас, не сегодня и не завтра. Отдохни. Ты заслужила это. – Он взял ее за руку. – То, что тебе удалось сделать, – удивительно. Расскажи мне, как все было. Начни с того, как ты покинула Нью-Йорк. – Лукас отпустил ее руку.

И она рассказала ему: она описывала каждый час своего странствия из Нью-Йорка в Лас-Крусис, а Ромер молча слушал, не говоря ни слова, только попросил, когда она закончила, повторить еще раз с того момента, когда она попрощалась с Раулем, и до встречи с де Бака.

– А вот, что случилось после того, как ты исчезла оттуда, – сказал Лукас, когда Ева закончила. – Шериф округа прибыл на место аварии после твоего звонка. Были найдены обрывок карты и деньги. Вызвали местного агента ФБР из Санта-Фе. Карту отправили Гуверу в Вашингтон, а Гувер лично положил ее на стол президенту. – Ромер сделал паузу. – Никто не мог ничего понять – поэтому они позвали нас, что было естественно, поскольку просматривалась связь с бразильской картой. Как все это объяснить? Мексиканский сыщик гибнет в автокатастрофе у самой границы. При нем обнаружены солидная сумма денег и нечто, похожее на обрывок карты, с немецким текстом относительно возможных воздушных путей над Мексикой и Соединенными Штатами. Преступление? Или несчастный случай? Что, он купил эту карту? Или пытался продать, но сделка не удалась? Кто-то пытался украсть ее у полицейского, но был застукан и убежал? – Ромер развел руками. – Кто знает? Расследование продолжается. Главное здесь, с нашей точки зрения, то есть с точки зрения БЦКБ, это то, что подтверждается подлинность бразильской карты. Без всяких сомнений. – Он рассмеялся. – Ты не могла этого предвидеть, Ева, но эпизод оказался сработан исключительно чисто: карта дошла до Рузвельта и Гопкинса без малейшего следа или запаха БЦКБ на ней. От окружного шерифа она попала к оперативнику ФБР и сразу к Гуверу в Белый дом. Что делается на южной границе? Что там планируют нацисты со своими авиалиниями, и что это за Gaus такие? Лучше и не придумаешь.

Ева задумалась.

– Но ведь материал был очень плохого качества.

– Для них – в самый раз. Рауль просто хотел запустить его, послать в местную газету. Только это и планировалось. Пока твой план не заменил первоначальный.

– Но у меня не было никакого плана.

– Ну хорошо. Твоя… импровизация. Необходимость рождает изобретательность, и все такое.

Ромер замолчал и оглядел ее так, словно проверял, не изменилась ли она, и Ева почувствовала это.

– Основное здесь, – продолжил он, – и самое удивительное заключается в том, что все сработало в сотни раз лучше, чем кто-либо надеялся. Теперь американцы не смогут тыкать пальцем в британцев и в БЦКБ и говорить: «Это очередная ваша грязная уловка, чтобы одурачить нас и вынудить ввязаться в вашу европейскую войну». Они сами загнали себя в угол. Что сможет возразить «Германо-американский союз»? Или «Америка – прежде всего»? Все ясно, как божий день: нацисты планируют полеты из Мехико в Сан-Антонио и Майами. Они уже у ворот США, это происходит здесь, а не где-то за Атлантическим океаном – проснитесь.

Лукасу не нужно было больше ничего говорить: Еве и так было все понятно.

– В Лондоне очень довольны, – заключил Ромер. – Ну просто очень. Это может перевесить чашу весов в нашу сторону.

Ева почувствовала, как ее вновь охватывает усталость, словно на нее навьючили тяжелый рюкзак. «Главное, – подумала она, – что мне не нужно больше убегать, скрываться, все как бы оказалось в порядке, каким-то чудесным образом».

– Хорошо. Я приду. Я буду в офисе в понедельник.

– Вот и славно. Дел много. «Трансокеанская пресса» должна будет развить эту тему в нескольких направлениях.

Ева слезла со своего табурета, а Ромер заплатил за молочный коктейль.

– Но все было настолько на грани, чуть не сорвалось, – сказала она с оттенком горечи в голосе. – Просто висело на волоске.

– Понимаю. Жизнь – это всегда на грани.

– Увидимся в понедельник, пока. – Она отвернулась, ей очень хотелось спать.

– Ева, – сказал Ромер, беря ее за локоть. – Мистер и миссис Сэйдж, номер триста сорок, гостиница «Алгонкин».

– Расскажи мне обо всем, что произошло, точно и по порядку, – попросил Моррис Деверо, – начиная с той минуты, как ты покинула Нью-Йорк.

Они сидели в офисе «Трансокеанской прессы» утром в пятницу. За окном было холодно, стоял конец ноября, вот-вот выпадет снег. Ева провела субботу и воскресенье в гостинице «Алгонкин» с Ромером. Она проспала всю субботу, Ромер вел себя понимающе и был ласков с нею. В воскресенье они гуляли в Центральном парке, совместили завтрак с обедом в гостинице «Плаза», затем вернулись в гостиницу и занялись любовью. Вечером Ева отправилась к себе в квартиру. Сильвия ждала, Ева предупредила ее заранее.

– Не говори мне ничего, – сказала она, – не спеши, я здесь, если понадоблюсь.

Ева почувствовала, что снова пришла в себя, на какое-то время все больные вопросы улеглись в ее голове, пока просьба Морриса не взбудоражила их снова. Она повторила ему все, что рассказывала Ромеру, ничего не пропуская. Деверо слушал ее очень внимательно и делал короткие пометки в лежавшем перед ним блокноте: даты, время.

Когда Ева закончила, он покачал головой, демонстрируя свое удивление.

– И все это закончилось так удачно. Фантастически удачно. Это сильнее «письма Бельмонте»,[43]43
  Весной 1941 г. майор Элиас Бельмонте, военный атташе Боливии в Берлине и ярый сторонник нацистов, был вовлечен в германский план военного переворота в Боливии, но БЦКБ удалось вовремя перехватить письмо Бельмонте к одному из боливийских министров, немцу по национальности.


[Закрыть] сильнее «бразильской карты».

– Ты говоришь так, словно все это какая-то коварная суперсхема. Но ведь никакого плана не было. Все происходило спонтанно, сообразно ситуации. Я просто пыталась замести следы – замутить воду, выиграть для себя время. Ввести кого-то в заблуждение. У меня не было никакого плана.

– Может быть, все великие схемы похожи на эту, – заявил он. – Случайность, помноженная на здравый смысл, дает нечто совершенно новое и значительное.

– Возможно. Но меня предали, Моррис, – сказала Ева резко и с каким-то вызовом. – Что ты об этом думаешь?

С грустной миной на лице он согласился:

– Мне остается признать, что это выглядит именно так.

– Я все время думаю об их плане. И не важно, что я каким-то образом, благодаря везению или случайности, расстроила его, превратив в наш так называемый триумф. Меня это не интересует. Меня должны были найти мертвой в пустыне с сомнительной картой Мексики и пятью тысячами долларов. Это и был их подлинный план. Но почему? Зачем им все это было надо?

Моррис выглядел озадаченным, задумавшись над тем, что она сейчас сказала.

– Давай попробуем еще раз, – предложил он. – Когда ты заметила, что за тобой следят те двое в Денвере?

Они еще раз повторили последовательность событий. Ева понимала, что Морриса все время беспокоит что-то такое, о чем он не готов рассказать ей – пока.

– Кто «вел» меня, Моррис?

– Я.

– А разве не Ангус и Сильвия?

– Да, но только по моим распоряжениям. Это был мой «выход».

Ева внимательно посмотрела на него.

– Тогда я, возможно, теперь должна относиться к тебе с большим подозрением.

– Да, – согласился он задумчиво, – по логике должно быть именно так. – Он выпрямился и сомкнул пальцы на затылке. – Я бы тоже заподозрил себя. Ты ушла от хвоста в Денвере? Уверена?

– На сто процентов.

– Но они ждали тебя в Лас-Крусисе.

– Я даже не знала, что собираюсь в Лас-Крусис, пока человек в Альбукерке не сказал мне. Я могла поехать куда угодно.

– Тогда, должно быть, он подставил тебя.

– Он был шестеркой. Подай-принеси.

– Те, кто следили за тобой в Денвере, были местными?

– Я уверена. Обычные агенты ФБР.

– Из чего я делаю вывод, что хвост в Лас-Крусисе отношения к ФБР не имел.

– Что ты хочешь сказать? – Это становилось уже интересным.

– Они были уж очень профессиональны. Слишком хороши для тебя.

Об этом Ева даже не подумала. Как не подумал об этом и Ромер. Денвер и Лас-Крусис все время представлялись как два конца одной и той же операции. Деверо предположил, что разыгрывалось две партии – они проходили одновременно и не были связаны между собой.

– Два комплекта ищеек? Но какой в этом смысл – одни плохие, другие хорошие?

Деверо поднял руку.

– Давай продолжим с посылкой и оставим пока решение в покое. Разве тебя не учили этому в Лайне?

– Им незачем было ждать меня, – сказала Ева, быстро соображая. – Они могли сопровождать меня на всем пути от самого Нью-Йорка, если они были настолько профессиональны.

– Возможно. Точно.

– Так кем же были те вторые, если они не являлись агентами ФБР? – спросила Ева. В ее голове все снова закрутилось: вопросы, вопросы, вопросы – и никаких ответов. – «Германо-американский союз»? «Америка – прежде всего»? Частные детективы?

– Ты опять забегаешь вперед и ищешь решение. Давай сначала проиграем все до конца. Они хотели, чтобы тебя нашли мертвой и при тебе была карта. Тебя опознали бы как британскую шпионку, поскольку агенты ФБР следили за тобой от самого Нью-Йорка. И то, что ты оторвалась от них, значения не имеет.

– Ну и в чем здесь смысл? Подумаешь, одна мертвая британская шпионка.

Ева заметила, что на лице Морриса появилось озабоченное выражение.

– Ты права: что-то не сходится. Мы что-то упустили из виду…

Он был похож на человека, у которого есть добрая дюжина вариантов возможного решения, причем все неприятные.

– Кто знал, что я поехала в Лас-Крусис? – быстро сообразила Ева, стараясь не упустить нить.

– Я, Ангус, Сильвия.

– А Ромер?

– Нет. Он был в Англии. Он знал только про Альбукерке.

– Рауль знал, – добавила Ева. – И еще тот парень в Альбукерке. Так что, кроме вас троих, это было известно и другим людям… – Внезапно она вспомнила что-то. – Как мог де Бака узнать, что я была в «Мотор лодж»? Никто не знал, что я собираюсь туда, никто, кроме меня самой. Ты не знал, Ангус и Сильвия тоже. Я путала следы, ходила кривыми путями, возвращалась. За мной не было слежки, клянусь.

– Получается, была, – настаивал Моррис. – Только подумай: вот почему те, кто следил за тобой в Лас-Крусисе, не имели ничего общего с ищейками из Денвера. За тобой шла целая стая, или она поджидала тебя. Бригада из четырех-шести человек. И они вели себя очень профессионально.

– Там была женщина в красном автомобиле-купе, – вспомнила Ева. – Может быть, я просто не обращала внимания на женщину. Или женщин.

– А как насчет портье в «Аламогордо инн»? Он ведь знал, что ты освобождаешь номер.

Ева подумала: «Этот замухрышка у стойки?» И вспомнила правило, которому ее научили в Лайне: «Лучшее часто кажется худшим». Может быть, и Рауль тоже. Альбинос Рауль, портье, парочка в купе – вот и бригада, а если верить Моррису, то еще двух она просто не заметила. А кому де Бака подавал знак, когда они выезжали из «Мотор лодж»? Неожиданно все показалось ей более вероятным. Ева посмотрела на сидевшего в задумчивости Морриса. Он оттягивал свою нижнюю губу указательным и большим пальцами. «А может быть, Деверо специально наводит меня на эти мысли? – подумала она. – Это действительно рождено его интуицией или он просто манипулирует мной?» Ева решила остановиться, почувствовав, что ходит по кругу и запутывается.

– Я подумаю, – сказала она. – И позвоню тебе, если что-нибудь придет в голову.

Направляясь в свой кабинет, Ева вспомнила, что сказал ей портье, когда она устраивалась в «Аламогордо инн». «Вы уверены, что вам нужна именно эта гостиница? Сразу за городом есть отели гораздо лучше нашего». Не специально ли он пытался подсунуть ей эту идею? «Нет, – сказала она себе, – это становится абсурдным. Так и с ума сойти недолго».

Тем вечером Сильвия поджарила бифштексы, и они откупорили бутылку вина.

– В офисе все гудит, – сказала она с неуклюжим намеком. – Все говорят, что ты – звезда сцены.

– Я обязательно все расскажу тебе, – пообещала Ева. – Но пока я и сама половины не понимаю.

Она уже ложилась в постель, когда позвонил Моррис Деверо. Он говорил с напряжением, почти раздраженно. Из его голоса куда-то исчезли медлительность и протяжность.

– Ты можешь говорить? – спросил он.

Ева оглянулась и увидела, что Сильвия убирает посуду со стола.

– Да, все замечательно.

– Извини, что звоню тебе так поздно, но меня кое-что беспокоит, и только ты можешь дать ответ.

– Что такое?

– Почему ты просто не отдала карту Раулю?

– Что?

– Я имею в виду: так тебе было приказано, да? Ты просто должна была передать «посылку» Раулю вместе с деньгами?

– Да.

– Но тогда почему же ты этого не сделала?

Ева оглянулась, с кухни доносился звон посуды.

– Поскольку я проверила и решила, что карта была сделана недобросовестно. Это был некондиционный материал – он дурно пах.

– Тебе кто-нибудь велел проверять «товар»?

– Нет.

– Тогда почему же ты так поступила?

– Потому… Потому что я решила, что должна… – Ева задумалась: а действительно, почему так случилось, и поняла, что она все делала совершенно инстинктивно. – Я просто подумала, что неплохо было бы это сделать.

Он умолк. Ева подождала секунду и сказала:

– Алло? Ты – здесь?

– Да, – ответил Моррис. – Дело в том, Ева, что если бы ты просто отдала «товар» Раулю, как тебе было приказано, то ничего бы не случилось. Ты понимаешь? Абсолютно точно: все это произошло потому, что ты не сделала того, что должна была сделать.

Ева какое-то время обдумывала слова Деверо, но не могла понять, к чему он клонит.

– Я не понимаю, – сказала она. – Не хочешь ли ты сказать, что все это – моя вина?

– Боже праведный! – почти прошептал он.

– Моррис, с тобой все в порядке?

– Теперь я понимаю… – почти про себя сказал он. – Боже мой, да ведь…

– Понимаешь что?

– Завтра мне нужно будет кое-что проверить. Давай завтра и встретимся. Завтра в полдень.

Моррис объяснил Еве, как найти маленький кинотеатр, в котором круглые сутки демонстрировались мультфильмы и выпуски новостей. Он располагался на Бродвее, прямо к северу от Таймс-скуэр.

– Около четырех там всегда безлюдно, – сказал Моррис. – Сядь в заднем ряду. Я тебя найду.

– Да что происходит, Моррис? Ты не можешь оставить меня вот так, в подвешенном состоянии.

– Мне нужно осторожно навести кое-какие справки. Ни с кем ничего не обсуждай. Я боюсь, что это очень серьезно.

– Мне показалось, что все напуганы не на шутку.

– Я полагаю, что те, кто следил за тобой в Лас-Крусисе, могли быть от наших друзей «в сером».

Под нашими друзьями «в сером» подразумевался Германо-американский союз.

– Местные?

– Бери выше.

– Господи!

– Молчи. Увидимся завтра. Спокойной ночи.

Ева положила трубку. Моррис явно говорил об абвере или СД. Ничего удивительного в том, что он так взволнован. Если он не ошибался, то у немцев должен был быть свой человек в БЦКБ – враг в самом сердце оперативной работы.

– Кто звонил? – спросила Сильвия, выходя из кухни. – Тебе налить кофе?

– Да, пожалуйста. Это был Моррис. Какие-то бухгалтерские вопросы в «Трансокеанской прессе».

– Ах вот как?

Они обе понимали, когда лгали друг другу, но никогда на это не обижались. Сильвия просто запомнит сей факт: это весьма необычно – насколько нужно было расстроить Морриса, чтобы он привлекал к себе внимание подобным образом. Сильвия с Евой выпили кофе, послушали какую-то музыку по радио и легли спать. Уже почти во сне Еве послышалось, что Сильвия с кем-то коротко поговорила по телефону. Она подумала, не лучше ли рассказать Сильвии о подозрениях Морриса, но в конце концов решила, что надо сначала подтвердить или опровергнуть предположения, а уж потом делиться ими. Лежа в постели, Ева еще раз по порядку вспомнила весь их разговор: Моррис усмотрел в событиях, произошедших в Лас-Крусисе, что-то, что она не сумела или не могла разглядеть. Затем она стала размышлять о том, стоит или нет рассказать кому-нибудь о завтрашней встрече с ним – в качестве страховки. Но потом решила не делать этого – завтра она просто даст Моррису возможность объяснить свое видение событий. Почему-то Ева доверяла ему, а верить кому-то, она знала это слишком хорошо, значило совершить первую и самую крупную ошибку из всех возможных.