Текст книги "Славянские отаку"

Егор продолжал:

«К сожалению, эта пухлая шлюха-блондинка – мой начальник. Сознавая свое ничтожество, он пользуется своей мизерной властью надо мной, чтобы отыграться за собственный позор. Если ты раб системы, сделай своим рабом кого-то еще. Достойный сын Говнорашки, член Едра и представитель т. н. рашкованского небыдла».

– Отаке клин любви! – восхищался модер-австрияк. – Поздравляю, мужики! Фапаю всеми четырьмя!

– Кровью умоетесь, – обещал Артем из Сергиева Посада.

– Мальчики, я так вам завидую… – писал Коля.

– Ты победил, малыш, – написал Егор. – Когда нас вышвырнут на улицу и запиздят ногами, сможем сниматься в порно. Если доживем.

Сергеич легонько укусил его за ухо.

Егор очень тихо сказал:

– Сережа, послушай меня хоть раз в жизни.

– Что, малыш?

– Пожалуйста, не выебывайся, иначе те трое замкадышей нас запиздят прямо сейчас.

Мужики еще более выразительно посмотрели на Сергеича и заказали пиво.

Сергеич положил на стол две сотни и потащил Егора к машине.

Зазвонил айфон Сергеича, номер был незнакомый.

– Кто это? – Сергеич повернул ключ зажигания, машина сама покатилась вперед, он запоздало выкрутил руль. – Ваня?.. Ваня, пожалуйста, не надо! Не осуждай то, чего сам не понимаешь!

– Кто такой Ваня? – спросил Егор, стараясь придать голосу нейтральный тон.

– Ваня, да, я действительно гей. Я могу с бабами, но мне противно… Господи, да он не против… Все уже знают, и дядя тоже… Да не общается он с клиентами, его на люди ваще не выводят, он сидит в углу и дрочит на сервер. Не пострадает его репутация, у него ее нет… Ваня, прости меня, пожалуйста, я дебил, я выложил это, не подумав!

– Ваня, иди на хуй! – Егор вырвал айфон из руки Сергеича и швырнул на заднее сиденье. – А ты смотри на дорогу, иначе убьемся!

Сергеич вел машину молча, изредка поглядывая в зеркала.

– Кто такой этот сраный Ваня? Твой бывший ебарь? Или тупой натурал, перед которым ты разыгрывал мачо?

– Помнишь на тусе мужика с зеркалкой? Ну, такой седой, в костюме. Это он.

– Понятно, предпочитаешь кобелей постарше, – с ненавистью сказал Егор. – Своего мало?

– Да господи, он просто друг! Мы с ним говорим о физике, о летательных аппаратах. Обсуждаем всякую политоту. Меняемся рецептами! Он меня готовить учит! – Сергеич чуть не плакал. – Зачем ты его на хуй послал? Позвони ему сейчас же и извинись!

– Понятно, Сереженька боится растерять свой гарем. Вези меня домой!

Было уже почти двенадцать, когда Сергеич добрался до Хотьково. Он пару раз сворачивал не туда, так что времени они потеряли прилично, а бензина нажгли еще больше.

– Ну? – Сергеич подставил губы и закрыл глаза.

– На хуй пошел… – Егор выбежал из машины и хлопнул дверью, Сергеич бросился за ним в воняющий котами темный подъезд. Задел рукавом мусоропровод и побежал вверх, на свет из открывшейся двери.

Егор вышел с тремя смердящими пакетами. В проеме стояла неопрятная женщина, одетая в халат из фланели еще советского производства. За ней виднелись обои десяти сортов, которые она, как истинная еврейка, клеила из экономии, а не для того, чтобы было красиво. Сергеич мог поспорить, что за облезлыми шкафами обоев вообще не было.

– Сережа, уходи, – попросил Егор.

Женщина глядела на Сергеича с ненавистью, точно как сын. У нее были набрякшие семитские веки и голубые глаза навыкате.

– Кто это такой? – спросила она. – Что он здесь делает в такое время? Он хочет что-то украсть у нас?

– Это мой начальник. Мама, иди спать, пожалуйста.

– Он мне не нравится! Пусть он уйдет!

– Пожалуйста, уходи, мама немного того, – сказал Егор на ухо Сергеичу.

– Пиздец, лучше сдохнуть, чем быть как ты, – Сергеич сплюнул ему под ноги. – Вонючий пролетарий в своей вонючей замкадной дыре.

– Сережа, иди, пожалуйста. Встретимся в понедельник на работе.

– Сука, ты уволен, – Сергеич достал из кармана электронную сигарету и пустил Егору в лицо облако карамельного дыма.

– Ты уволен? – вскипела женщина. – Ты уволен, тварь? Опять два года будешь сидеть у меня на шее и играть в свои дебильные игры? Вон из моего дома!

– Мама, пожалуйста, тебе спать пора, – Егор бросил мешки и пытался завести ее в квартиру, женщина отбивалась, даже укусила его два раза.

– Вонючий пролетарий с сумасшедшей мамкой. И этот жалкий замкадыш фантазирует по поводу меня и дяди. Твоя жизнь в сто раз хуже твоих самых смелых фантазий… Кстати, если у твоей мамки деменция, есть вероятность процентов девяносто, что будет и у тебя… Хуевый из тебя еврей, не знал, что жиды могут жить в такой нищете.

– Он хочет нас обокрасть, – настаивала женщина. – Он похож на вора. Я не лягу, пока он не уйдет.

Сергеич, стараясь не дышать, зашел в квартиру. Спальню Егора он определил по стеллажам:

– А врал, что не играешь.

– Раньше играл. Тут гулять-то негде, выйдешь – запиздят сразу.

Сергеич заметил на койке одеяло, из которого от старости уже лезла вата, и плед из верблюжьей шерсти.

– А ты у нас большой знаток ваты и клетчатых пледов, – съязвил он, подняв одеяло двумя пальцами. – Давно изучаешь матчасть?

Из кухни тянуло спиртом и прокисшим борщом. Сумасшедшая стучала в дверь спальни. Под окном, несмотря на начало зимы, орали коты. Егор лег на койку, прикрыв лицо руками.

– Ты живешь в аду, – констатировал Сергеич. – Понятно, откуда в тебе столько говна.

– Сережа, пожалуйста, уйди, иначе она не успокоится.

Сергеич сел на него, чувствуя, как твердеет под джинсовой тканью его член.

– Ты хочешь окончательно меня унизить? – прошептал Егор.

– Да, – Сергеич укусил его нижнюю губу.

– Чем вы занимаетесь? – крикнула мать. – Педики, вон из дома!

Сергеич и Егор торопливо раздевали друг друга. Сереженька, извернувшись, снимал на айфон свою спину и зад, который мял вонючий пролетарий.

– Сначала язычком, – требовал Сергеич. – Сунь поглубже! Так, хорошо… Давай, сука, лижи мою дыру!

– Ты выложишь это на форуме? – шептал Егор.

– Да, ссука, да!

Через полчаса Егор прижался потным лбом к его плечу:

– Я щас засну.

– Не смей! Твоя маман меня загрызет.

– Его маман тебя зарежет, – мрачно сказали за дверью. – Я тебя ненавижу, тварь! Ты вор, я это сразу поняла! Я таких вижу насквозь! Белая крыса!

– А ты похож, – зевнул Егор. – Купи красные линзы, не пожалеешь.

– Ты сам с ней скоро ебнешься, – Сергеич торопливо одевался. – Ну, долго тебя ждать?

Егор встряхнулся, как собака. Его снова знобило, он обтерся влажными салфетками и тоже оделся. Они выскочили, отшвырнув маман с обвалочным ножом.

– Не страшно ее одну оставлять? – спросил Сергеич, с хрустом проезжая мимо припаркованных машин.

– Мне похуй. Раньше же оставлял.

Позвонил босс. Он спрашивал, где Сережа. Почему-то набрал он именно Егора, наверное, боялся, что неопытный Сереженька будет держать телефон в руке и попадет в аварию. Снег валил стеной, Сергеич включил противотуманки и ближний свет, дворники еле успевали стирать снежную кашу.

– Блядь, омыватель не тот! – простонал Сергеич. – Из-за тебя перепутал!

Лобовое стекло залепило пеной. Он включил аварийку, и они медленно въехали в белое, то ли на обочину, то ли в поле. Егор перекрестился и рванул ручник, о котором Сереженька постоянно забывал.

– И че делать с омывайкой? – упавшим голосом спросил Сергеич. – Бачок же замерзнет.

– Да просто брызгай, пока все не выльется, – злился дядя. – Сережа, ну что ты такой рукожопый?

– Папа, возьми меня на ючки, – попросил Сергеич.

Босс возмущенно хрюкнул и отключился.

Бензина оставалось мало, Сергеич зевал и тер глаза.

Он сообщил, что заснет прямо здесь и ебись все конем.

– Мы же замерзнем, – уговаривал Егор. – Давай доедем до мотеля, тут есть недалеко. Сережа, не будь таким эгоистом!

В конце концов он вытащил Сереженьку и затолкал его на заднее сиденье. Права он получил давно и с тех пор ездил от силы раз десять. Оттерев лобовое стекло и прочитав «Отче наш», Егор вырулил на шоссе. Проехать несколько километров по прямой с АКПП он еще мог. Из печки потянуло холодом, Егор поставил на максимальную мощность, но ничего не менялось. Он съехал на обочину и задал вопрос натурасту-автомеханику, над которым стебался летом.

– Это радиатор. Новые тачки – говно, лучше старых «марков» еще ничего не придумали, – поучал натурал.

– И что делать?

– Ждать, когда закипишь, либо срочно ехать в сервис. Тупо дождись, пока двигатель остынет, и следи за температурой.

Егор ехал по холодному аду, включив аварийку и все время протирая запотевшее стекло. Мимо пролетали машины, Егор очень боялся, что в него кто-то врежется сослепу, но сзади тащился хвост из таких же рукожопых, не успевших поменять резину. Руки уже не слушались, мизинцы совсем замерзли, Сереженька завозился сзади:

– Ну чего тебе в доме не сиделось? Щас бы пили вискарь и смотрели про Жожо. Крепкий броманс, Миике уже лайв-экшн снял.

Впереди мигали аварийкой два джипа, пришлось ждать, чтобы их объехать. Сергеич уже окончательно проснулся и воцарился на своем месте. Они доехали до сервиса, где заспанный таджик поменял антифриз и залил годный омыватель. Печка заработала как надо, было уже четыре часа утра. Сергеич залил рядом на заправке полный бак, поставил будильник на семь, откинул спинку и захрапел. Егор не мог заснуть, он вспоминал степь, которую видел под таблетками. В салоне было душно, Егор несколько раз глушил двигатель, пока Сереженька отдыхал.

– Я всегда хотел братика, – отчетливо сказал Сергеич. – Чтобы братик няшил меня под хвостик. Ваня, засади мне… Аааа… Сделай меня шлюхой!

Егор понял, что битву с ватаном уже проиграл.

Сергеич стукнулся коленом о руль и проснулся. Заметно было, что он все помнит:

– Насчет Вани – он натурал.

– Мне про вату не интересно.

– Мы с ним все время общаемся в личке, но не так, как ты думаешь, – Сергеич нашарил на торпедо одну из своих электронных сигарет, жадно сунул ее в рот и выдохнул облако клубничного пара. – Я бы ему отдался, но это был бы конец всему. Ваня мне нужен как друг, понимаешь?

Егор кивнул.

Сергеич сунул ему в рот свой агрегат, Егор затянулся без особого удовольствия – курить он бросил два года назад, а до того смолил по полторы пачки в день. Сергеич так задрал его своей пропагандой «парения», что сама мысль о никотине стала отвратительна. После сигареты его губы раздвинул Сереженькин средний палец.

– Давай? – Сергеич расстегнулся.

– Ты меня с кем-то путаешь. Я не плечевая.

Сергеич все-таки нагнул его голову, а в финале сообщил, что бабы стараются больше, надо смотреть и учиться. Егор блеванул на снег, и они поехали дальше.

– И куда теперь? – спросил Егор.

– Ко мне… – Сергеич поднял крашеные брови. – Ну не к тебе же… На самом деле у меня маман такая же. Если б не дядька, давно бы спилась. Я с ней даже разговаривать не могу, бесит!

– Хотел бы я знать, что тебя не бесит. Есть ли такое уникальное явление в этом огромном мире.

– Артемка лучше сосет, – вдумчиво молвил Сергеич. – Всегда как в последний раз. А ты как будто хочешь отгрызть вместе с яйцами.

– Ты читаешь мои мысли, – Егор отвернулся к окну.

– Карлуша, мне снился Холодный Ад. Я ехал в нарте, запряженной белыми собаками. И Бог посмотрел на меня с неба, в полярном сиянии. И спросил: «Почему ты не молишься, не каешься?» Знаешь, что я ответил? «Это бесполезно».

– У Бога было лицо Вани, а потом он тебя заставил каяться?

Сергеич снова затянулся и промолчал.

– Ты даже во сне изменяешь, – Егор отобрал у него сигарету и затянулся сам. – Сережа, отпусти меня. Зачем я тебе нужен?

– Это я тебе нужен, дурак.

Егор сосал его сигарету и тупо смотрел в окно, считая столбы, а Сергеич строил планы на будущее:

– Хочешь, напишем вместе какую-нибудь крутую программу или поисковик? Или замутим что-то такое концептуальное, как Жопс и Возняк?

– Ты сам в это веришь? – спрашивал Егор.

– Ты не умеешь мечтать, – отвечал Сергеич. – Конечно, ты сможешь как Возняк и даже лучше.

Он всю дорогу расхваливал деловые качества и интеллект Егора и как-то незаметно въехал с Ярославского шоссе на МКАД.

– Ты же в центре живешь? – Егор принял это волевое решение за очередную Сережину ошибку.

– Я не хочу в выходные торчать дома.

По МКАДу они плелись долго, со скоростью 80, а то и 60, снегопад усилился, кого-то занесло, кто-то слишком поздно затормозил. Когда они доехали до химкинской «Меги», был уже день. Сергеич был занят закупкой приданого для бойфренда, который сбежал от гомофобной мегеры без единой зубной щетки.

– Да она все забудет еще до вечера! Я могу вернуться в любое время… – Егор обреченно катил тележку. – Она каждый вечер зарезать обещает, видел у меня замок на двери?

Дядина карта в этот день изрядно пострадала. Сергеич набрал виски, текилы и мяса, купил Егору четыре свитера, пару джинсов, две рубашки, пять футболок и очень много трусов. Егор вырвал из его лап три банки песто по 300 р. каждая, но после небольшой лекции об итальянской кухне сунул песто в тележку.

– Надеюсь, хохол еще там, – Сергеич очень осторожно продвигался по укатанному снегу мимо недостроенных дач.

Хохол был там. Он сидел на коленях в снегу совершенно голый, а рядом валялись шмотки. Коля плакал. Нестеренко в халате бегал вокруг него, хватал за руки и пытался утащить в пристройку, над которой курился дым. Но хохленок вырывался и падал лицом в снег.

– Каждую зиму… граждане великой и могучей страны 404… празднуют начало Евромайдана… веселыми играми… – приплясывая, орал Нестеренко. – Поможите унести активиста до хаты!

Егор как бы в полусне вышел из машины и попробовал схватить Колю за ногу. Нога была холодная и скользкая, хохол дернулся и упал на бок.

– Всех несогласных эта страна ебет в сауне, как шлюх, и выставляет на мороз, – пошутил Егор.

– Ты заебал! – Нестеренко хлестнул Колю по щеке, схватил за волосы и потащил в дом. Тот цеплялся за его руку, рыдая в голос.

– Наше будущее, – сказал Егор.

– Не драматизируй, – Сергеич обнял его и открыл багажник.

– Иди в баню, дебил! – послышалось из дома.

Сергеич поставил пакеты на кухне, скинул одежду и помчался в сауну. Егор последовал за ним. В сауне кацапа было два входа – с улицы и с кухни, топилась она дровами и была вдвое больше, чем у Сергеича. Тот объяснил, что любит погорячее, потому так и спроектировал, чтобы нагревалась быстро и без еботни. Все равно кроме них с дядькой там никто не живет.

Хохленок сидел на сосновых досках и размазывал сопли по лицу, кацап лез к нему с полотенцем, хохленок отбивался. Его руки от ладоней до локтей были покрыты шрамами от порезов, там почти не осталось нормальной кожи.

– Каждые выходные такой пиздец, – жаловался Нестеренко. – Скандал по любому поводу: я сгубил его юность, я не даю видеться с друзьями, я не уважаю его страну, я накидался с утра…

– Ну не я же накидался?! – Коля высморкался в полотенце. – Все время норовит съебать, потом нажирается и бьет меня.

– У вас токсичные отношения, – заявил Сергеич, прикрывая стояк. – Карлуша, теперь понимаешь, как тебе повезло со мной?

– О да, медовый месяц… – подхватил Нестеренко. – Так, ладно, вы друг другу потрите спинку, а мы выйдем.

Он потащил Егора в душ. В углу кухни-гостиной Егор заметил странный агрегат из нескольких видеокарт.

– Это наш дебил криптовалюту майнит, – объяснил Нестеренко. – По скайпу больше не ебется, нашел себе занятие. Ну, рассказывай.

Егор понимал, что перед ним тролль выше на сто левелов. Москаль свел с ума сотни человек и дожимал слабые мозги хохленочка, как трижды заваренный чайный пакетик. Рассказывать о себе этому монстру было равносильно суициду:

– Ну что… Не жизнь, а сказка.

– Да, я заметил. А он тебя сразу связал или когда ты отрубился?

– В процессе. Я уже плохо соображал.

– Ненавижу таких, – Нестеренко толкнул его на диван у окна и принес стаканы. – Ты что будешь?

– Мне все равно.

Егор сам не понял, как язык Москаля оказался у него во рту. Его тело при падении в бездну заметно ускорялось.

– Долго вас еще ждать? – Сергеич вывел к ним Колю и ахнул. – Так, слез с моего мужика!

– Да похуй на вас на всех, – Егор налил себе какую-то коричневую жидкость, это оказался ямайский ром. Нестеренко чокнулся с ним:

– Знаешь, я тут вспоминал наши золотые дни на твиче, пытался понять, что у нас с Коленькой стало не так. Ты ведь Васёк, да?

– Ага… – обрадовался Егор.

– Это ведь ты написал, что таким, как он, лучше умереть?

– Да, потому что у нас нет выбора, – Егор залпом выпил и налил себе еще.

– Как это нет?! – вспыхнул Сергеич. – Вали к своей мамке-шизофреничке! Выбора полные штаны!

– А жопу хохлу успел потереть? – Егор швырнул в него стакан. – Прикройся, мудак!

Нестеренко снова хохотал. Стакан не разбился: он специально брал из самого толстого стекла, для семейных сцен.

Сергеич достал из пакета трусы, оделся сам и поругал Егора за то, что напялил грязное, «хотя для пролетариев это норма». Коля ушел наверх, откуда вернулся в зимнем камуфляже и с винтовкой.

– Опять в АТО собрался? – съязвил Нестеренко.

Коля молча подхватил пакет с жестяными банками.

Они наблюдали из окна, как он тренируется боевыми: винтовка сильно отдавала, банки убивались с первого выстрела. Покончив с последней, он зашагал в лес.

– На их месте могла бы быть моя голова, – спокойно сказал Нестеренко. – Я рассказывал, как он хотел меня зарезать во сне? Вместо этого порезал шины. Щас, покажу кое-что.

Он вернулся со второго этажа с открытым томиком Конан-Дойла и ткнул в один абзац:

– Знаете, Уотсон, – сказал он, – беда такого мышления, как у меня, в том, что я воспринимаю окружающее очень субъективно. Вот вы смотрите на эти рассеянные вдоль дороги дома и восхищаетесь их красотой. А я, когда вижу их, думаю только о том, как они уединенны и как безнаказанно здесь можно совершить преступление.

– О господи! – воскликнул я. – Кому бы в голову пришло связывать эти милые сердцу старые домики с преступлением?

– Они внушают мне страх. Я уверен, Уотсон, – и уверенность эта проистекает из опыта, – что в самых отвратительных трущобах Лондона не свершается столько страшных грехов, сколько в этой восхитительной и веселой сельской местности.

– Мне дай посмотреть, – Сергеич положил подбородок на плечо Нестеренко. Потом отобрал книгу и пролистал назад. Через некоторое время он уже разжег камин, поставил на плиту кастрюлю с водой и нарезал мясо.

Егор и Нестеренко тупо смотрели на него со стаканами в руках. Сергеич хозяйничал как у себя дома: нашел мультиварку, запихал в нее мясо и какие-то специи, кинул в кастрюлю фетучини, нарезал овощи для салата. Присел на край стола и снова принялся читать.

– Позитивный мальчик, – сказал Нестеренко.

– А с чего ему быть негативным? – сказал Егор.

В лесу прогремел выстрел.

– Ебаный в рот! – Нестеренко вскочил, накинул куртку и выбежал на улицу.

Воображение Егора нарисовало хохленка, большим пальцем ноги нажимающего спусковой крючок. Егор обулся, накинул пуховик и помчался искать хохла.

– Фонарик возьми! – крикнул вдогонку Нестеренко.

– Похуй! – Егор побежал в темноту, светя айфоном.

Взошла луна. Небесный свет отражался от снега, глаза слезились от ветра, Егор проваливался по щиколотку, а где-то и по колено. Ему удалось разглядеть цепочку следов, он шел по ней, жалея, что не может быстрее. Добрался до полянки, где стоял джип кацапа. Серо-белая фигура лежала в снегу.

– Забери меня с собой! – крикнул Егор. – Я больше не могу, заебало все!

Он наклонился к Коле, тот был жив и даже не ранен.

– Помоги встать, – попросил хохол. – Плечо болит пиздец как.

Минут через десять Коля победоносно переступил порог кухни и швырнул на пол зайца. Точнее, это был черный кролик, один из тех, кто сбежал прошлым летом у соседей.

– Понимаешь, я так обрадовался, что забыл прижать приклад, – он растирал свои красные щеки. – Так ебнуло, чуть не сдох.

Коля налюбовался на кроля, ухватил его за задние лапы и ловко содрал шкуру, подрезая ножом для филе. Кроличью голову он насадил на кол во дворе, в память об игре своего детства. Сергеич разделал кролика, промыл и поставил тушиться в сметане с чесноком. «Надо было вымочить, но сильно жрать охота, – извинился он, – вы не волнуйтесь, чеснок должен отбить запах».

– На месте этого зайца мог быть я, – сказал Нестеренко.

– Лучше я, – сказал Егор. – Кстати, помнишь, у Конан-Дойла было про баранину с чесночным соусом?

– Жрать идите, дураки, – скомандовал Сергеич.

Он заметил Колину ферму для майнинга и за ужином еще полчаса обсуждал с ним преимущества разных видеокарт, заключив это словами «все равно нахуй сгорит». После Сергеич мыл тарелки, а заодно плиту, кухонные шкафы и пол, приговаривая, что невозможно жить в таком сральнике. Нестеренко все время наливал, предлагая поменяться женами. Егор нажрался быстрее, поскольку не имел такого алкоголического стажа и веса. Он уже нажаловался, что Сереженька сделал его своим рабом и тащит в постель, как баба в загс. Нестеренко горячо возражал, называя Егора дураком и аутистом. Любой вменяемый гей женился бы на дочке босса, чтобы потом руководить фирмой. Егор ворчал, что королевством пришлось бы править из-под стола, делая ртом принцессе.

– Ну посмотри, как стало уютно, – уговаривал Нестеренко. – Он как котик из калтактика, везде несет тепло и позитив. Он не думает о свободе, о сратом смысле жизни, он просто живет, понимаешь? Живет моментом. Он не фрустрирует, как ты, и не депрессует, как я. Просто если ему плохо, он доставляет себе удовольствие. Мальчик не жадный, он всем делится с тобой. А ты трясешься, как жид на говне.

Сергеич слушал его краем уха и посмеивался, затем предложил сменять Карлушу на хохла, а то заебала эта кислая жидовская морда. Тем более, Карлуша и кацап уже сосались, так что совет им да любовь и страусиные перья в зады.

– Малыш, дай мне отдохнуть, – попросил Егор.

– Конечно, конечно, – Сергеич плюхнулся рядом и обнял его, бок Сергеича адским пламенем жег Егора.

– Сережа, ну что ты в нем нашел, ни рожи ни кожи, – обиженно сказал Нестеренко. – Иди ко мне на ручки, у меня больше.

Через минуту Сереженька уже совал язык в рот Нестеренко. Зазвонил таймер, Сереженька вскочил доставать кролика из духовки. Он водрузил гусятницу на пробковую подставку, снова расставил тарелки и разложил приборы.

– Красное сухое есть? – деловито крикнул он Коле.

– Когда же это кончится? – спросил Коля.

– В смысле? – Сергеич взял его лицо в свои ладони. – Что не так?

– Вот это всё. Я больше не могу. Я не могу спать, не могу смотреть, как Димочка пьет, не могу оставаться один. Я даже мангу читать больше не могу.

Нестеренко, услышав про мангу, расхохотался:

– Украинский пафос – самый пафосный в мире. Щас он тебе расскажет, как больше не может стрелять в компьютерных играх. Кстати, на прошлой неделе он застрелил кота.

Сергеич явно хотел сказать какую-то гадость, но сдержался. Лицо Коли стало белым и полупрозрачным, будто из молочного стекла. Он смотрел сквозь Сергеича иконописным взором, как персонаж с иллюстраций Глазунова. Егор понял, что это настоящая шизофрения, причем у Коли она давно и не лечится – его ебырь игнорирует проблему. Похоже, кацап настолько зациклен на себе, что считает истерики хохленка следствием скуки и плохого воспитания.

– Малыш, хочешь, поедем ко мне? – спросил Сергеич. – Сходим в театр, пошопимся, я тебя покажу психологу.

– Да, увези его Христа ради, пусть развеется, – крикнул Нестеренко.

Коля помотал головой.

Сергеич усадил его рядом с Нестеренко и отвел Егора в сторону:

– Не обижайся, но хохол уже все. Поехал кукушкой. Они оба того, надо отсюда выбираться. И не ври, что мы друг другу не подходим. Просто посмотри на них. Щас еще пожрем и домой.

Коля с отвращением резал кролика, похожего на безголовый человеческий эмбрион. Сергеич ласково отобрал у него нож и помог разложить мясо по тарелкам.

– Ненавижу, – сказал Коля, уставившись в одну точку.

– Кого, малыш? – Сергеич заглянул в его глаза.

– Дима, я тебя убью. Прекрати меня унижать, заткни свой поганый рот, я не могу так больше.

– Щас он вам расскажет, какой я абьюзер, – кивнул Нестеренко. – Заставляю ни в чем не повинного дауна чувствовать себя дауном. А на самом деле он огого, Эйнштейн в стрингах!

Сергеич заметил на полке у камина свечи, поставил их на стол и выключил свет. Теперь в бокалах отражалось пламя камина и свечей. Адские огоньки плясали в широких зрачках хохла.

– Можем рассказывать страшные истории и в конце каждой задувать по одной свече. Как японцы, – предложил Сергеич.

– Весной моего брата угнали на Донбасс. И всем было насрать, что у него справка от психиатра, сказали, годен. С тех пор он мне ни разу не писал, – Коля задул самую ближнюю свечу.

– Я не это имел в виду, а всяких демонов и привидений, – замялся Сергеич. – Слушай, я правда не знал, что у тебя такое с братом, дружище, мне очень жаль.

– Давай я, – вызвался Егор. – После встречи на Репе моя маман начала слышать стуки в ванной. Ее очень возмутило, что я перестал ночевать дома, и она выдумывала, что в квартире кто-то есть. Когда она спит, он наваливается на нее и душит.

– Это клиника, – прервал его Нестеренко.

– Не перебивай. Она меня раньше будила в шесть утра, чтобы я успел на работу. И вот я, короче, просыпаюсь, а на меня кто-то навалился и душит подушкой. И это был нихуя не домовой, а она. Я чуть не сдох. – Егор задул свечу.

– Однажды я смотрел «Боку-но пико» и услышал фразу «Я тебя съем», – начал Сергеич. Он долго и во всех подробностях живописал, как его преследовал голодный дух.

Настала очередь Нестеренко.

– Ничего в башку не приходит, – извинился он. – Слушайте, вы задрали своими выдуманными проблемами. Вон, щас на Донбассе у людей нет крыши над головой, а вы сидите в тепле, жрете как не в себя, в игры, блядь, играете, обсуждаете, ссука, ОТНОШЕНИЯ… Пойдем ебаться.

– Я спать хочу, – Сергеич поцеловал Егора в плечо. – Мы уже поедем, наверное.

– Да без проблем, – сказал Нестеренко. – Кстати, возможно, я что-то выкрутил, пока вы терли друг другу спинки.

– Не было ничего, – сказал Коля. – Это твои больные свингерские фантазии.

– Да похуй, было или нет. Короче, в лесу скучают только дураки. Для человека с баблом и хорошим воображением лес – неиссякаемый источник этого вашего… хайпа. Ждите здесь.

Нестеренко вернулся с чердака, таща камуфляж, местами заляпанный краской:

– Одевайтесь!

Он снова исчез наверху и принес три маркера.

– А сам не будешь? – спросил Егор.

– Сам буду, – он тоже начал одеваться. – А у хохла будут боевые. Точнее, один боевой. Если он так меня ненавидит, пора покончить с этим раз и навсегда.

– Не возражаю, – Коля бережно взял винтовку и глянул на ебыря через оптический прицел.

– Целься получше, – бросил Нестеренко и направился к выходу.

– Стоять! – приказал Сергеич. – В игре должны быть правила. Допустим, если ты в него выстрелишь первым, он уже не может в тебя стрелять.

– Принято, – кивнул Нестеренко.

– Два боевых, – сказал Егор. – Тебе и мне. Я хохлу смерти желал, пусть в меня тоже стреляет.

– Ты никуда не пойдешь! – Сергеич попытался отобрать у Егора маркер. – Пусть они сами друг друга мочат, мы-то тут при чем?

– Отвали, заебал, – Егор толкнул Сергеича.

– Хорошо, если я попаду в вас обоих, он в вас стрелять не сможет. Идет? – Сергеич даже немного волновался.

– Окей, других правил не будет, – Нестеренко схватил Егора за руку и вытащил на мороз.

– Нахуя этот цирк? – кричал Егор, протирая на ходу защитные очки. – Куда мы вообще?

– Съебемся в кабак! Тут лесом два километра! – орал Нестеренко. – Да не ссы, он меня любит, он не будет стрелять. Поревет, пососет и заснет. Еще прощенья попросит.

Когда они добежали до джипа, сзади два раза пальнули. Егора ощутимо стукнуло между лопаток, Нестеренко оттирался снегом.

– Ну вы предсказуемые ебланы! – радовался Сергеич, слепя фонариком глаза Егору.

Между деревьев вспыхнуло, раздался треск, Нестеренко осел в сугроб.

– Что за… – простонал Сергеич. – Валим! Тащи у него ключи!

Следующим выстрелом пробило покрышку джипа.

– Щас он нам устроит АТО, – прошептал Егор. – Ложись…

– Не поможет, – шепнул Сергеич. – У него еще два патрона. Я хуево бегаю. Может, зигзагами?

– Что, зассали? – крикнул Коля. – У этого козла броник есть. – Он уверенно подошел и пнул неподвижного Нестеренко. – Следующий будет в голову! Хорош валяться!..

Нестеренко лежал.

– Эта сука скорее меня застрелит, чем позволит причинить себе какой-то вред, – Коля снова пнул его под ребра. – Вставай, мудак!

Сергеич кинулся на Колю, рванул ствол вверх и несколько раз истерично нажал спусковой крючок. Оба упали. Под телом Нестеренко расплывалось темное пятно. Егор светил на него айфоном, пока Сергеич боролся с Колей.

– Вот и нет абьюзера, – сказал Егор.

Хохол был страшен. Казалось, он стал Снежной женщиной, которая своим дыханием отбирает жизнь у заблудившихся путников.

– Ненавижу вас всех, – сказал он тихим голосом, без всяких эмоций. Сел рядом с телом, упер приклад в землю и взял ствол в рот.

– А перезарядить? – напомнил Нестеренко.

– Дебил! – Коля разрыдался. – Он всегда меня троллит. У него все шутки такие дебильные!

– Я одевался при тебе, – еще тише сказал Нестеренко. – Коля, где ты видел броник? Может, ты, наконец, послушаешь меня, и мы поедем к врачу?

– Вызывай скорую, – дергался Сергеич. – И съебываем отсюда! Посадят, как соучастников!

– Коля, тебе надо показаться психиатру, – уточнил Нестеренко.

– Димочка, я поеду в психушку! Только не оставляй меня одного! Никогда! – Коля вцепился в его куртку.

– С тобой только в психушку и попадешь, – пошутил Нестеренко, теряя сознание.

Скорую они вызывать не стали, сначала довезли Нестеренко до дома. Оказалось, он ранен навылет в левую руку. Коля имел богатый опыт первой помощи себе, обошлись без врачей. Нестеренко глодал кроличью лапку, перевязанный и обколотый антибиотиками. Коля стоял перед ним на коленях и просил прощения каждые пять минут.

– Вас можно оставить одних? – спросил Сергеич. – А то нам утром на работу.

– У нас всегда так, – успокоил Нестеренко.

Было еще темно, белый БМВ летел среди полей в потоке других машин. Егор уже не боялся, что они вдвоем разобьются, и щурил глаза на мертвый пейзаж с красными огнями.

– Я тебя зарегил на госуслугах, получишь загранку, – обещал Сергеич. – И поедем куда захочешь из этого дерьма. Ты же хотел угнать трактор?

– Уже не хочу, – Егор закрыл глаза и слушал равномерное урчание двигателя. – Думаю, дерьмо будет везде.

Через полтора часа, когда босс заглянул к ним в кабинет, оба лежали мордами на столе.

– Егорка, достань песто из багажника, а то банки лопнут, – стонал во сне племянник.

Босс беззвучно матюгнулся и пошел дальше. Сотрудники ежились в свитерах и пили кофе, солнце тускло светило в окна, по радио обещали минус десять. В такие дни очень важно создать вокруг себя уютную атмосферу и радоваться незначительным вещам, которые делают нашу жизнь немного лучше.