Текст книги "Славянские отаку"

– Ты натурал, тебе вредно такое смотреть! – Елена накинула плед на изорванный зад программиста.

– С вами тут останешься натуралом, – обиделся Валера. – Так а где японка?

– В туалете, – объяснила Елена. – Надо подождать.

Мидори с кошачьей лапой вышла минут через десять.

– Ну? – Валера ткнул автослесаря в спину.

– Да ну, я стесняюсь, – Петр отвернулся.

– Ну! – крикнула Елена и тоже ткнула его в спину.

Петя достал из кармана бархатную коробочку и встал на одно колено.

Мидори попятилась.

– Мидори-сан! – начал автослесарь.

– Я да, я да! – замахала руками японка.

– Вам помочь? – спросил Сергеич.

– Я сам, – автослесарь начал что-то говорить по-японски.

– У нас был запасной вариант, – объяснила Елена охуевшему от этой сцены Егору.

Сергеич уже устал расписывать Мидори все достоинства сильного русского бритоголового мужчины, которого она чисто случайно приняла за скинхеда. Правда, в юности Петр действительно был скинхедом. Сергеич намекнул, что у Петра хорошая московская зарплата и трехкомнатная квартира, которая намного больше ее конуры. Мидори упрямилась и отвечала, что ей не нравятся натуралы. А на стильного бисёнена[104]104
  Бисёнен (яп. ) – слово, обозначающее идеально красивого молодого человека (т. е. с пышной прической, слащавого и женственного, согласно вкусам японок). За пределами Японии обычно используется отаку для обозначения стереотипного шаблона мужских персонажей манги и аниме.


[Закрыть] автослесарь никак не тянет.

– Я могу отрастить волосы, – с надеждой сказал Петр. – На голове…

Мидори обратилась к Елене, Сергеич перевел:

– Я понимаю, что вы стоите на страже семьи и традиционных отношений, как Елена Мизулина. И я очень ценю ваши усилия по обустройству моей личной жизни. Ваши добрые намерения я не забуду никогда! Но, к большому сожалению, мне нравятся только геи. Вашего друга я привела к себе исключительно потому, что встретила его рядом с гей-клубом, и он выглядел таким потерянным, как будто поссорился с парнем. От русских мужчин мне ничего не нужно. Спасибо за гостеприимство и интересно проведенное время.

– Мидори-сан! Дай ски дес[105]105
  Я любою вас, госпожа Мидори! (яп.)


[Закрыть]! – автослесарь сделал «догеза».

Японка покачала головой и пообещала Сергеичу, что выйдет замуж, но попозже и при условии, что лысый не является представителем местной мафии.

– Аригато годзаимас[106]106
  Огромное спасибо! (яп.)


[Закрыть]! – Петр стукнулся лбом о половицы.

– Омедето годзаимас[107]107
  Поздравляю от всей души! (яп.)


[Закрыть]! – крикнул с дивана Егор.

Петр поднялся с колен и надел кольцо на палец Мидори. Невеста улыбалась, показывая всем кривые зубы. Коля принес из подвала шампанское и разлил его по стаканам:

– За увольнение Димочки!

И все выпили за увольнение Нестеренко, даже он сам.

– Да не страшно, я все-таки журналист, – оправдывался он. – Конечно, денег станет меньше, Николя на фуа-гра не хватит. Буду меньше пить.

– За Мидори и Петю, – предложила тост Елена.

Коля сходил за второй бутылкой.

– Кстати, можно делать сидр, – заметил он. – Тут все богатые, яблоки выкидывают тоннами. Кто в землю закопает, кто в навозную яму. Некоторые просто навалят кучу у дороги и ждут, что разберут. Я мог бы его делать цистернами. Только не знаю, кому продавать.

– Мне продашь, – предложил Сергеич. – А кстати, где ребенок?

– Вася! – крикнула Елена.

Никто не отозвался.

– Пока мы ебались, его тут вроде не было, – задумался Коля. – Не мог же он уползти в лес?

– В лес?! – взвизгнула Елена.

– Всем оставаться на местах, – сказал Нестеренко. Он вышел с фонариком, осмотрел местность и доложил, что следов уползания дитяти не обнаружено.

Они обыскали весь первый этаж. Егор догадался подняться на второй. Василий спал на трех футонах, держа в руках педокуклу.

– Наш человек! – прошептал Петя.

– Да, это надежда славянской нации, – прошептал Егор.

– Хочу родить, – добавил Сергеич.

А связанный программист плакал на столе коричневыми слезами. «Кровью умоетесь», – шептал он. Его никто не замечал.

Елена увезла Васю и Валеру домой, Петя умчал Мидори на экскурсию по Москве, Сергеич посадил за руль более трезвого Егора. Коля мыл пол, тыкая шваброй в ноги террориста.

– И что с ним делать? – спросил Дмитро.

– Выбираю звонок другу, – Нестеренко набрал номер психиатра Ивана.

– Я просто хотел немного внимания, – сказал Артем. – Надоело сосать на помойках.

Нестеренко нажал на отбой:

– Запомни, мальчик! Жители этой страны вечно будут сосать, пока не научатся хоть немного уважать себя.

Конец

Дмитрию Нестеренко уже хз сколько лет, он тролль и абьюзер, живущий в Подмосковье с двумя нелегалами. У него несколько новостных сайтов, и он подрабатывает где только может, пытаясь удержаться на плаву. Больше всего в жизни он боится двух вещей: поломки джипа и потери авторитета. Ко всему остальному он более-менее привык.

Однажды вечером, сидя на кухне с остатками джина, он ощутил резкую боль в левой руке, отдающую в подбородок. Он даже потерял сознание и очнулся весь в поту. Сначала он решил, что это из-за раны, которую нанес из винтовки его сожитель Николай Дмитрук. Но в следующий раз, когда боль повторилась и ему стало трудно дышать, он понял, в чем проблема. Дмитрий Нестеренко съездил к нотариусу и переписал половину своего недвижимого имущества на няшку Николая. Вторую половину он отдавал ему в завещании. Коля об этом ничего не знал.

Лечиться Дмитрий не собирался: он лежал в больнице только один раз, когда был еще подростком, и то не по вине своего организма. В больнице ему не нравилось. На платное лечение не было денег, а лежать в восьмиместной палате и терпеть рядом с собой хрипящих натурастов было выше его сил. Он даже не купил себе тонометр, хотя знал, что у него проблемы с давлением. Украинские братья могли всё узнать и окружили бы его такой заботой, от которой он сошел бы в могилу еще скорее. Дмитрий все-таки взял лекарства по настоянию Вани и держал в столе у себя на работе. Там они и остались. Иван, конечно, насоветовал кучу народных средств, но откопать их из-под снега было бы трудновато. Дмитрий начал ездить к Ване в психоневрологический диспансер. Там он отсиживался в холле с больными дневного стационара или у Вани в кабинете, обсуждал политику и писал статьи. Братья в это время ублажали друг друга и слали ему эсэмэски с пруфами. «Ну что я с вами буду делать, два дебила?» – думал Нестеренко. Домой он отправлялся только убедившись, что братья совсем заездили друг друга. Иначе весь вечер пришлось бы слушать нытье Коли на тему, что «кацапик его больше не хочет». На самом деле «кацапик» больше не мог. Сначала он не желал обследоваться, но Ваня позвонил коллегам и буквально заставил его это сделать. Результаты ЭКГ не понравились Ване. УЗИ тоже не показало ничего хорошего. Выяснилось, что первый инфаркт Нестеренко уже перенес «на ногах». Ваня обещал, что еще до весны они справятся с ишемией и вообще, не таких еще лечили.

Персонал ПНД поглядывал на Нестеренко косо. Ваня сочинил, что его друг пишет книгу об отечественной психиатрии и приходит собирать материал, потому что он реалист и не хочет нести отсебятину. Нестеренко действительно писал две книги – про украинский конфликт и про Сирию. Обе были еще не закончены по понятным причинам. Чтобы поддержать легенду, он уже написал на тему психиатрии пару статей. Сейчас он как раз сидел в холле у работающего без звука телевизора и смотрел видеоблог Мидори. Японка буквально за два месяца овладела разговорным русским. Русский она учила очень давно, чтобы читать классиков в оригинале, но стеснялась говорить по причине отсутствия практики.

Мидори появилась перед камерой в розовом платье.

– Всем привет, – начала она. – Многие меня спрашивают: чем русски мужчины отричаюся от японски, кроме огромного русского чрена? Постараюсь подробно ответить на этот вопрос. У русски есь посуровица: «Пацан сказар – пацан сдерар». Это значит, чито русски всегда умеет ответить за свои срова. Очень часто японски мужчины из вежривости обещаю что-то с три гороба, а потом не выпорняю. До-бу-ро-со-ве-су-ту-но-си японца – это миф самих японца. Японски мужчина выполняет обязатери…ст…сува торико на работе, а дома ему на все пиривать. Русски мужчина не такой. Если он обещар уйти поранише с работа, он обязатерино уходит поранише, даже есри шефу это не понравися. Есри он обещар носить вас на рука, он деисотовитерино будет носить вас на рука. Есри он обещар купить вам шубу, он покупает вам шубу, даже есри вы ему три раза объяснири, что вы против убийсва минкс. И гравное отричие русски мужчины от японца: они умеет вас защищать. Если в Японии вас будут пинать ногами хуригана, трусуривый японски мужчина извиняеся перед хуригана… ми за ваше поведение. Русски мужчина будет сражаться даже с перевосуходящи по сире противник. Россия – это страна настоящи самураев, а не бумажни, как Япония.

У Нестеренко мелькнуло подозрение, что он ненастоящий самурай. Пора перестать врать мальчикам и начать что-то делать. Или хотя бы заработать перед смертью как можно больше денег. Тупо сдохнуть было бы слишком эгоистично. Старшему будет похуй, хоть он и привязался к папику за последнее время. Но младший без него не выживет. «Может, и правда написать книгу про ПНД?» – подумал Нестеренко. Конечно, сама по себе она никому на хер не нужна, но у него полно знакомых с журфака, которые помогут населению РФ понять, что этот шедевр намного круче, чем у какого-нибудь Минаева или Багирова, которых Нестеренко искренне и горячо ненавидел. Его репутация давно известна всему рунету. БДСМ-видео с хохлами висит на каждом порносайте для геев. Нужно тупо форсить эту тему. Пара скандальных телешоу – и все будет в шоколаде. А там, глядишь, еще вспомнят про педофила и ножницы. Нестеренко открыл вордовский файл и набрал: «Психопатка. 100 % док». Прошло полтора часа, он был на четвертой странице. Сестра-хозяйка с уважением глядела через его плечо:

– Уже начали, да? Только не пишите, что у нас такая плохая медицина, – попросила она. – Врачи у нас хорошие, только чиновники все воры, а практиканты – тупые недоучки.

Нестеренко мог легко нахуярить больше 10 страниц в день. Его личным рекордом было 17. Он решил, что за месяц управится. В качестве сюжета возьмет жизнь обычного русского яппи с опасной шизофреничкой. Что будет символизировать неизбывный конфликт психованных либералов и расчетливых демократов.

– Только про меня всякого яоя не пиши, а то я обижусь, – предупредил Иван.

У Нестеренко было сильное желание сделать главную героиню хохлушкой, но он ограничился еврейкой, что как бы намекало и придавало тексту остросоциальности. Если лав-стори про шизоту хорошо примут, следующая будет о коррупции.

Прошло две недели. Нестеренко в ударном темпе набрал шесть авторских листов. Иван картинно пугался и говорил, что все равно не будет читать эту гомосятину, хотя никакой гомосятины там не было, только крепкий броманс начмеда с главврачом. Напрягшись, Нестеренко родил еще два авторских листа, введя в действие сестру-лесбиянку. Файлы с главами он хранил в облаке, чтобы братья-украинцы не прикопались. Они все это время трахались и думали, что он просто обновляет сайт. Нестеренко сидел с ноутбуком на диване, а братья на ковре пытались привлечь его внимание всеми возможными способами. Они даже ебались в противогазах. Трагедия заключалась в том, что сайты тоже приходилось обновлять. Нестеренко спал от силы полтора часа в сутки. Зато украинцы понимали, что большой русский брат снова рвет за них жопу. Старший, правда, иногда ходил класть плитку или штукатурить у соседей. Младший тайком драл себя за деньги в чатах. У Нестеренко адски, до головокружений болела спина. «Сдохнешь», – предупреждал Иван.

Сергеич заезжал на выходных и делал Нестеренко массаж. Он хорошо запомнил фразу «Димочке скоро пиздец». Также он заметил, что Нестеренко стал бледный, страдает одышкой, моется прохладной водой, не сидит в сауне и не участвует в оргиях. Он решил, что у Димы рак, возможно неоперабельная опухоль, но этот дурень не лечится за неимением средств на химиотерапию. Сергеич несколько раз предлагал дать в долг. Нестеренко не соглашался. Тогда Сергеич начал предлагать просто так и намекать, что у него полно друзей в НИИ Бурденко.

В лес пришла весна. Все пространство покрывал лед, деревья стояли в круглых колодцах с водой. У соседей опять сбежали кролики. Братья с утра до вечера охотились на них, как для добычи мяса, так и ради безопасности будущих посадок. В этот день Нестеренко рано уехал в город, сделал несколько фотографий, взял интервью у знакомого депутата и теперь ехал домой. Он чинно двигался в правом ряду со скоростью 90, поскольку снова болела левая рука, и теперь он знал, что это такое. Когда стало совсем невмоготу, он врубил аварийку и замедлил скорость, проехал так некоторое время, пока все не встали, и принял нитроглицерин. Остальные, матерясь, объезжали его.

В Нью-Йорке было 4 часа ночи. Очередной пользователь зашел в видеочат и начал разглядывать доступных парней. Ему приглянулся симпатичный худенький блондин с детским выражением лица.

– Откуда ты, малыш? – спросил американец.

Коля знал, что пендосов пугает одно упоминание о России. Поэтому написал:

– Я украинец.

Американец сразу перешел в приват, за который хорошо платили. Он начал неистово выражать свое сочувствие этому красивому украинскому мальчику, который, наверное, занимается онлайн-дрочкой со старыми мужиками, потому что ему нечего есть. Коля был голодный, но ждал мужа с работы и без него не обедал. Он только что погрузил в мультиварку нарезанные овощи с мясом и залил их кипятком. Поскольку суп мог бы потерять красивый алый цвет, Коля поставил его на отсроченный старт.

– Это правда, я очень мало ем, потому что у нас очень мало денег, – ответил Коля. «Мало денег» в его понимании было тысяч пятьдесят в месяц. Ему надоели сопли богатого америкоса. Коля перешел сразу к делу: снял футболку и приспустил трусы. Другие парни тянули с этим до последнего, но Коля знал, что скоро приедет Димочка, его украинскому члену не терпелось кончить, а в животе адски урчало, надо было перекусить хотя бы бутербродом. Увидев Колино тело, пендос ахнул: недавно Коля купил очень хорошую вебку, которая почти не искажала изображение.

– Бедный ребенок, ты весь в шрамах! – ужасался американец. – Кто с тобой сделал это?

– Один русский, – кратко ответил Коля, которому хотелось дрочить, а не печатать на поганой пендосской мове.

– Пожалуйста, расскажи, при каких обстоятельствах этот русский над тобой издевался! – оживился америкос.

Для Коли печатать на поганой мове было сущим мучением, но он терпеливо и очень медленно набирал все подробности своего романа с Димочкой. В конце концов, какая разница, за что ему платят, так и жопа будет целее. Пендос с трудом продирался через его базовый английский.

– Значит, он вывез тебя в Россию и заставил заниматься сексом со всеми своими «друзьями»? А потом тебя заставили отдаться нескольким полицейским? А впоследствии тебя и твоего брата заставили сниматься в порно и ублажать посетителей целого форума русских садистов? – распустил слюни пендос.

– Всё так, – скромно подтвердил Коля.

– Значит, ты настоящая жертва траффикинга? Тебя держат в сексуальном рабстве? – уточнил пендос. – У тебя нет паспорта и вида на жительство и тебе некуда бежать от своего мучителя, потому что бордель находится в глухом лесу?

«Заебал», – подумал Коля.

Вошел старший брат с винтовкой.

– О боже! – воскликнул пендос.

– Нихуя, – сказал Дмитро. – Все попрятались куда-то, ни одного не видел.

– Сделай вид, что я типа у тебя в рабстве, – попросил Коля. – Он от этого прется.

Дмитро скорчил злобную рожу и нагнул брата.

Пендос молчал, но не покидал приват, из чего Коля заключил, что клиент наконец-то дрочит. Он включил изображение со стороны клиента. Тот не дрочил, а сидел одетый и напряженно наблюдал, что там у бедного украинского мальчика.

– Унижай меня, – пролепетал Коля.

Дмитро швырнул брата на ковер и заставил лизать свои сапоги. Предварительно Коля поправил камеру, чтобы это попало в кадр. Решив, что сапоги уже достаточно чистые, Дмитро поставил Коле ногу на спину в знак своего превосходства и потыкал малыша в затылок разряженной винтовкой. Затем пристроился сзади, плюнул ему в анус и привычно вставил.

– За волосы давай, – простонал Коля.

– Извини, извини, – зверским голосом ответил Дмитро, хватая волосы брата.

Коля уже почти забил на пендоса, когда спускал. Дмитро шлепнул его по попке и ушел мыться. Подойдя к компьютеру, Коля с удивлением и восхищением обнаружил, что пендос еще там. В привате прошло уже часа два, это были очень приличные бабки.

– Я всё видел, это ужасно! – волновался пендос.

– Я привык, – набрал Коля и кокетливо улыбнулся.

– Бедный малыш! У тебя очень добрая, красивая улыбка, – набрал пендос. – Если бы это зависело только от меня, я бы вывез тебя из этой ужасной страны. Если бы я был геем, я бы на тебе женился не раздумывая.

– А ты что, не гей? – неприятная догадка осветила девственные мозги Коли. – Ты сраный журналист? Если опубликуешь эту хуйню, я тебя из-под земли достану!

Коля вышел из чата с таким ощущением, будто вывалялся в говне. Затем вошел снова. Пожалуй, Димочка наругает его, если узнает подробности. Эта падла же наверняка все записала.

– Я хочу все объяснить, – набрал Коля. – Меня никто не вывозил из Украины, я уехал сам к парню, которого очень люблю. А парень, который меня трахал, на самом деле мой брат.

– Бедный мальчик, ты все еще продолжаешь жить иллюзией, что русские и украинцы – братья, – просвещал его пендос. – Я понимаю, у тебя могут быть серьезные неприятности из-за нашей беседы. Прости, если навлек на тебя еще большие несчастья. Но нужно говорить о проблеме! Нельзя замалчивать траффикинг! Я очень горд, что мне довелось общаться с таким женственным и нежным, но в то же время таким мужественным и отважным украинским парнем. Надеюсь, я смогу хоть как-то помочь тебе!

– Еб твою мать! – услышал Коля голос за спиной. Нестеренко оттолкнул Колю и сам занялся пендосом. Он в течение получаса объяснял американскому коллеге, что это была шутка, ролевая игра для привлечения внимания клиента. Привел Дмитро и заставил его помахать перед камерой, чтобы пендос убедился в отсутствии у него садистских наклонностей. Дмитро ради прикола сбегал на чердак и явил пендосу свой паспорт ДНР, за что получил от кацапа по шее и был выгнан с кухни.

– Я так и знал, – ответил пендос. – Я с самого начала вам не верил. Говорите, вы тоже журналист? Но кто верит продажным русским писакам? Могу поспорить, вы состоите в «Единой России».

– Да похуй на тебя, ты же наверняка ведешь какой-то никому нахуй не интересный бложик, буду я еще перед тобой распинаться, – набрал кацап по-русски.

– Это мне на тебя похуй, кретин, – набрал пендос тоже по-русски. – Слава богу, я из этой говностраны свалил еще в девяносто восьмом. У вас там у всех мозги дерьмом заросли. И веду я не никому нахуй не интересный бложик, а колонку в одной известной газете. Борис Райтман тебя на хую вертел, тупая вата.

– Дмитрий Нестеренко брезгует вертеть тебя на хую, потому что ты ветхий, никому нахуй тут не нужный диссидент, а у меня двое охуенных парней, – обозлился кацап. – Ты настолько старое дерьмо игуанодона, что даже я на твоем фоне – сладкий школьник. Ты живешь своими плесневелыми представлениями о совке, а у нас, на минуточку, 2018 год на дворе. Ты когда в последний раз был в России, копченая ты маца?

– В 2002-м, но ваш тоталитарный режим с тех пор ни капельки не изменился, – набрал пендос.

– Борщ готов! – крикнул Коля. – Дима один, Дима два, марш за стол!

– Иду, мам! – ответил Нестеренко.

Он повернул вебку так, чтобы голимый диссидент мог наслаждаться их семейной трапезой.

– Угнетенные кормят угнетателей, – набрал Райтман. – Ты тот самый Нестеренко? Желаю тебе сдохнуть в страшных мучениях, падаль ты ватная.

– Много просрал на «сбор материала» о проклятой Рашке? – спросил Нестеренко, сбежав к компьютеру. – У вас там щас какие расценки? Думаешь, руководство оплатит этот эпик фейл с блэкджеком и укропскими шлюхами?

Коля увел нарушителя за руку обратно к столу и дал ему ложкой по лбу. Райтман упорно сидел в привате и смотрел, как они едят. Нестеренко ерзал и поглядывал на экран.

– Я тебя к стулу привяжу, – строго сказал Коля.

Райтман наконец вышел из чата. Коля с облегчением налил себе и положил в тарелку шмат майонеза. За это Димочка всегда его ругал и жаловался, что не может есть, глядя на такое извращение. По какой-то странной причине братья часто употребляли майонез вместо сметаны.

– Няшиться сегодня будем? – спросил старший.

– Прости, малыш, работы много, – извернулся Нестеренко. – Я интервью записывал на диктофон, а это еще несколько часов.

– А мы уже, – надулся младший. – Есть подозрение, что тебе на меня плевать.

– Малыш, мне на тебя не плевать, – Нестеренко нервно оглянулся на монитор. Райтман ломился в скайп на его смартфоне.

– О господи, ну чего еще? – простонал Нестеренко. – Если помнишь, у меня два роскошных парня, мне не нужен сморщенный старый еврей.

– Я хотел извиниться, – сказал Райтман. – Я нашел вашу статью про Николая.

– В таком случае я тоже приношу свои искренние извинения, – сказал Нестеренко.

– Я бы хотел взять у вас нормальное интервью, – сказал Райтман.

– Хорошо, только подождите секунду, надо перелогиниться.

Нестеренко понимал, что нужно работать над своей статьей, которую утром сдавать, но решил, что успеет. Он сменил пользователя в скайпе на Колином компьютере и принес два стула.

– Итак, вы известный киевский пацифист Николай Дмитрук? – спросил Райтман.

– Да, я известный киевский пацифист, – Коля скромно опустил глаза.

– Как получилось, что вы сожительствуете с одним из самых одиозных московских журналистов, который оголтело защищает агрессию Путина в Украине?

– На самом деле Димочка ни за кого. У него нет личных пристрастий.

– Дмитрий, как ваши коллеги-запутинцы относятся к факту вашего сожительства с украинским геем? – спросил Райтман. – Подвергались ли вы преследованиям?

– Меня дважды увольняли с работы, – ответил Нестеренко. – Но вообще все относятся к этому нейтрально. То, что происходит у меня дома, – это мое личное дело. Борис, у вас какое-то превратное представление о путинской России. У нас не ходят по улицам медведи с автоматами, а гомофобов и сектантов, наверное, еще меньше, чем в США. Я был уволен совсем не из-за ориентации. Я был уволен из-за того, что в сети появились скандальные видео с нашим участием.

– А можно ссылки? – спросил Райтман.

Коля накидал ему ссылок. Райтман полчаса смотрел, вытирая пот со лба, и сказал наконец:

– Дмитрий… Вы же понимали, какие будут последствия. Зачем вы это вывешивали в сеть? Зачем?

– Сам не знаю, – Нестеренко потер переносицу. – Вы ведь иногда совершаете поступки, которым не можете найти рациональное объяснение?

– Со мной такого не бывает, – ответил Райтман.

– Это загадка славянской души, Борис. «Все то, что гибелью грозит, для сердца смертного таит неизъяснимы наслажденья».

– Димочка – эксгибиционист, – кратко пояснил Коля.

– Да кто бы говорил, – обиделся Нестеренко.

– А почему вы заставляете Николая заниматься сексом с братом? – поинтересовался Райтман.

– А почему нет? Вам разве не понравилось?

Между ними влез Дмитро:

– Колю никто не заставлял. Мы типа пацифисты и хотели научить кацапов братской любви. А то некоторые думали, что если Коля накончал мне на лицо, я его за это запизжу ногами. А я им всем доказал, что люблю своего братика, и никакая пидорская хуйня меня не заставит это самое. Наоборот, я его еще больше полюбил. А потом мне понравилось с его ебырем, хотя сначала я его ненавидел. А потом оказалось, что Димка классный мужик. А вы, жидовская пендосня, мечтаете разлучить братские народы и чтобы мы все друг друга поубивали. Но мы тут все со всеми перееблись и стали все как братья. Так что вот, я клал на ваши ЗОГ большой укропский хуй!

– Димон, у нас сигареты кончились, сходи в «24 часа», – попросил Нестеренко.

– Я еще не все сказал, – уперся Дмитро. – Короче, вот, когда кровавый режим Порошенки меня угнал в АТО, я порвал паспорт и пошел навстречу свободе под перекрестным огнем. И ни одна, сука, пуля не попала в меня. Потому что я пацифист и за мир во всем мире. Наше дело правое, мы победим. На этом у меня все.

– Молодца, теперь за сигаретами давай, – Нестеренко шлепнул его по попке.

– Не пойду я никуда, там четыре километра хуярить, – капризно сказал Дмитро. – Я и так утром набегался, ноги до жопы стер. И вообще, курить вредно.

– Ой всё, иди подрочи, – Нестеренко снова его шлепнул.

– Вы можете серьезно отнестись к интервью? – обозлился Райтман.

– Я молчу, молчу, – Дмитро пересел на диван, поставил рядом планшет и расстегнул камуфляжные штаны.

– А у тебя щас прон с бабами или с мужиками? – поинтересовался Коля.

– Да ёб вашу мать! – крикнул Райтман. – Никакие вы не пацифисты, а обычные бляди с напрочь отбитыми мозгами! Вот меня всегда умиляло, как бляди ищут оправдание своему блядству! Один, блядь, за «права человека» в жопу дает, другой партнера заражает, чтобы не было ВИЧ-фобии и дискриминации, третий ебется вместо работы, чтобы «не быть винтиком государственной машины». Бабы тоже, разденутся и сиськами своими обвисшими трясут, чтобы мужло не насиловало бедных женщин. Можно ведь было сиськами не трясти? Нет, лезут и трясут!

– Есть мнение, что у кого-то бомбит пукан, – вставил Коля.

– Да, Димон у нас стихийный тролль, – с гордостью сказал Нестеренко.

Дмитро на заднем плане ласкал себя, мешая диссиденту сосредоточиться.

– И все-таки, почему у Николая все тело в шрамах? – пошел в лобовую атаку Райтман.

– А почему Павленский прибил яйца к булыжникам Красной площади? – спросил Нестеренко. – Почему Мавромати распял себя на ограде собора Христа Спасителя? Вот по той же причине у Николая все тело в шрамах. Просто он не выскочка вроде Кулика и Воротникова, и о его работах знают немногие. А вы в курсе, что он в качестве перформанса хотел с собой покончить на Майдане? И этому уделили полминуты в вечерних новостях. Кстати, замечу, что мошонка Павленского не сильно пострадала, а Николай потом долго лечился от ожогов.

– Из него современный художник как из меня балерина, – ответил Райтман. – Я думаю, что вы тупо садист и измываетесь над двумя бесправными парнями. Как только ватное быдло осознает свою безнаказанность, оно звереет.

– Может, и так, – отозвался Нестеренко. – Но я не вижу никаких выходов из создавшейся ситуации. Давайте вы возьмете интервью как-нибудь потом, я очень устал, мне надо полежать.

– Дима, скажи мне правду, – потребовал Коля. – У тебя рак? Сережа сказал, что у тебя рак.

Незапертая дверь распахнулась, и в кухню ввалились восемь «космонавтов». Через секунду Нестеренко и братья лежали мордами в пол, а охуевший Райтман смотрел на них с экрана.

Наручники больно прищемили кожу на руках Димы.

– За что? – спросил он.

– За все, – ответил один из «космонавтов».

Второй оказался щедрее на слова:

– Незаконное хранение оружия, содержание притона, укрывательство нелегалов, хранение и употребление наркотических веществ, покушение на убийство, групповое изнасилование. Это все про вас.

– Доскакались, – прошептал Нестеренко. Стальные спицы пронзили его грудь и левую руку, стало трудно дышать. – Переверните меня на спину, пожалуйста. Не то чтобы я очень хотел жить, но я сейчас уже всё.

– Чего? – спросил кто-то над его головой.

– Вызовите скорую, – попросил Нестеренко. – И дайте мне телефон, я позвоню в ГУВД.

– Зачем скорую, у тебя что, роды начались?

– А похуй, – прошептал Нестеренко.

– Учтите, я американский журналист! – крикнул Райтман. – Завтра же во всех газетах мира появится моя статья о преследовании ЛГБТ в России!

– Им поебать, – сказал Нестеренко.

Он очнулся от того, что его били по ребрам и кто-то прижимался к его рту большими мягкими губами. Нестеренко погладил этого человека по лицу и услышал:

– Ну все, Лёха, теперь ты зашкварен.

– Заткнулись все, я человеку жизнь спасал, – смутился омоновец.

– На оружие у меня есть разрешение, – сказал Нестеренко. – Вот этот черненький – гражданин ДНР, беленький – беженец с Украины, у него есть недвижимость в РФ.

– Я паспорт потерял, – всхлипнул Коля. – Я тебе тогда не сказал, боялся, что заругаешь.

– Группового изнасилования не было, – продолжал Нестеренко. – У нас всё и всегда по взаимному согласию… Я могу позвонить другу?

Ему нехотя протянули смартфон, он набрал Проктолога:

– Миша, слушай меня. Вытащи хохлят. Помоги Коле получить гражданство и мою хату. Допиши мою хуйню про Сирию и Хохланд, найдешь у меня в облаке данных… Надеюсь на тебя.

Братья все еще лежали на полу в наручниках, Коля плакал и давился соплями, Дмитро молча смотрел на Нестеренко.

Омоновцы сообщили, что скорая уже едет.

– Не доедет, – ответил Нестеренко.

– Димочка, не умирай! – рыдал Коля. – Что я без тебя буду делать?!

– По рукам пойдешь, – успокоил Нестеренко. – Желающих – вагон, ты у нас звезда интернетов. Надеюсь, когда-нибудь встретишь не такое говно, как я.

Колю вырвало соплями, один из омоновцев передвинул его и брезгливо обтер его лицо полотенцем.

– Малыш, прости меня, – сказал Нестеренко. – Тебе так будет лучше, правда. Мы все это время тупо мучили друг друга.

– Блядь, позволь мне решать, как мне лучше, – Коля снова захлебнулся от рвотного позыва.

– Да снимите вы с него наручники, он задохнется сейчас! – крикнул Райтман.

Омоновец помог Коле высморкаться в полотенце, но наручники не снял.

– Я сейчас в твоих доспехах боли, – пошутил Нестеренко. – Ощущения так себе.

– И что с нами будет? – спросил Дмитро.

Омоновцы пожали плечами.

– Я тебе скажу, что с нами будет, – прошептал Нестеренко. – В итоге мы все умрем. Разница только во времени. Итог существования любого человека – это смерть. Как бы ты ни выебывался, конец у всех один.

Доспехи боли снова сковали Диму, и его сознание растворилось в темном колодце с маленьким световым пятном наверху. «Ну и похуй», – успел подумать он.

Через месяц Коля Дмитрук, обколотый нейролептиками, сидел рядом с пальмой в холле психоневрологического диспансера и смотрел телевизор. Был выходной, время посещения. Сергеич и Егор разговаривали с Ваней на тему, когда можно будет забрать хохла.

– Я бы на вашем месте не торопился, – отвечал психиатр.

Коля держал в руках закрытый контейнер с элитной нямкой от Сергеича. Запах любой еды вызывал тошноту, несколько дней Коля прожил на одних капельницах с глюкозой.

Сергеич и Егор вышли на улицу. Было пасмурно, деревья рядом с ПНД желтели полураскрытыми почками, таджичка на газоне собирала мусор в большой черный мешок.

– Скоро сорок дней… Светлый был человек, – сказал Сергеич.

– Да ты ёбнулся, – ответил Егор. – В Рашке не бывает светлых людей, здесь только олигархи и охлос.

– Ты прав, Нестеренко был говно, – вздохнул Сергеич. – Но некоторые жители Этой Страны и Ближнего Зарубежья его очень любили. Непонятно почему.