Текст книги "Притяжение судьбы"
Автор книги: Валенсия Бэлль
Жанр: Современная русская литература, Современная проза
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)
XVIII
Впервые за почти полтора месяца я снова предлагаю Софи поехать со мной. Она очень странно соглашается, как будто удивившись, как в первый раз, сомневаясь.
Мы шли к машине и обе молчали. Потом одна из нас что-то спросила. У нас было странное общение, будто между нами была стена… Странные паузы, аккуратные вопросы и сдержанные ответы… Иногда Софи, в свойственном ей стиле, говорила с подробными деталями, а иногда уходила от ответа. Общение казалось прерывистым и тяжелым, а мне добавлялось волнение. Когда мы сели в машину, я включила музыку, а Софи взяла в руки книжку, которая лежала на сиденье. Она стала спрашивать, как читается. Я сказала, что книга интересна мне стилем письма и образом повествования от первого лица, что нужно мне для своего творения. Я решила рассказать ей про свою книгу. Отдаленно. Но с каждым днём мне было всё труднее держать свои чувства в себе. Я делилась своими эмоциями с друзьями, с книгой… но всего этого стало мало… Мне хотелось делиться этим с ней.
Софи:
– Ты хочешь написать книгу?
– Я её уже написала.
В этот момент заигравшая песня застала меня врасплох ввиду разговора. Звучавшие слова забирали меня с особой силой в присутствии Софи: «Погружение в себя – и чем глубже, тем видней, что никогда не быть рядом с ней», – поёт девушка (Мара «Невзаимная любовь»). Одна эта фраза так ёмко отражала все мои переживания и мысли последних дней. Я не хотела, чтобы Софи её услышала. Но что она точно услышала – это мой взволнованный голос, в лучшем случае списав это на обсуждение книги. Она задала несколько нейтральных вопросов, будто специально обходя те, из которых можно что-то узнать:
– О чем книга?
– Об одной интересной истории.
– На реальных событиях?
– Да.
– Это о тебе?
– Да.
Она спрашивала это такой интонацией, что на секунду мне казалось, будто она все знает или, по крайней мере, догадывается.
– Тебе самой нравится то, что ты написала?
– Сначала не нравилось, но несколько близких людей прочитали и сказали, что здорово, и меня это воодушевило.
– Понесёшь её в редакцию?
– Вряд ли. Скорее, это останется для себя.
– А концовка хорошая?
– Не знаю… непонятно.
– Название уже придумала?
Я засмеялась, и было понятно, что я не готова говорить. Софи понимающе посмеялась в ответ и больше спрашивать не стала. А я продолжила тему немного в другом направлении:
– Это необычно, когда начинаешь писать книгу и описывать все события. Понимаешь, что жизнь такая интересная.
– Как взгляд со стороны?
– Да. И порой странно, что такое реально происходит.
– У тебя что там, детектив? Какой жанр вообще?
– Любовь…
– То есть роман?
– Ну, как роман… Там немного нестандартно всё.
Мы снова замолчали.
Самое тяжёлое – это история, которую ты хочешь рассказать всему миру, но больше всего – одному единственному человеку. И ты рассказываешь её всем, но только не ему… Потому что только этому человеку из всего мира ты не можешь её рассказать, ведь он и есть эта история… И ты мечтаешь о том дне, когда ты мог бы ему это открыть… И этот день обязательно наступит… Но ты ничего не расскажешь. А может быть, расскажешь… Но совсем иначе.
Среда
Перед занятием Софи, как обычно, подошла включить музыку, но у неё не получалось подсоединить телефон к внешней колонке. Музыка не играла. Тогда она подняла голову и посмотрела на меня взглядом, ищущим помощи. Я спросила:
– Не играет?
– Нет, не получается.
– Она в розетку включена?
– Да, включена.
Поиску проблемы в технике с простейшего научили меня друзья-компьютерщики, поскольку именно это чаще всего является причиной «неисправности», особенно когда на неё жалуется женщина. Колонка не была включена в розетку, и Софи подсоединила не те провода. Я настроила ей музыку, и мы начали занятие.
А потом она снова вызвала у меня волну непонимания подтекста её общения со мной. И скажите мне, что в её жестах было всё обычно, тогда я признаю, что я ненормальная, с извращённым восприятием, но в своей адекватности я была уверена куда больше, чем в обычности Софи. Мы сидели в какой-то позе для растяжки, Софи, как обычно, была рядом со мной и, улыбаясь, вдруг стала гладить меня… как художественно выражаются, ниже талии… со словами: «У тебя лосины другие? Чувствую по ощущениям, что другие», – это продолжалось несколько секунд, и, надо отметить, довольно долго для подобного действия. Потом она убрала руку, но через мгновение вернула её обратно, озорно сжав мне ягодицу и хитрым голосом добавив: «Другие у неё лосины». И я, разумеется, была в недоумении, но уже даже не удивлялась этому, как раньше. И, конечно, она, возможно, и не придавала никакого значения своему поведению, но это ещё интереснее, если так вело её подсознание. А поскольку гадать я уже устала, то все эти её жесты меня просто забавляли и вызывали улыбку. Вот такая Софи. А все эти дни она стала как-то радостнее вести себя на занятиях, как будто соскучилась…
В попытках переключиться на нормальную жизнь я познакомилась с молодым человеком, с которым у меня начали завязываться отношения. После тренировки я планировала ехать к нему, а по пути, как обычно, завозила Софи домой. Мы болтали с ней о танцах, и, подъехав к дому, я хотела показать ей видеозапись своего выступления. Мне была интересна её оценка, ведь она для меня лучший преподаватель. Я спросила, не спешит ли она, и она сказала, что нет. Тогда я взяла телефон, стала открывать видео из интернета и, как назло… или вовсе не назло… около её дома совсем не ловила сеть, и видео не загружалось. Мы сидели молча и смотрели на мой телефон. Я попробовала несколько раз, но даже за пару минут ожидания видео не прогрузилось ни на процент. Было понятно, что ждать бесполезно. Я сказала, что не удастся его посмотреть, оторвала взгляд от телефона и повернулась к ней попрощаться. И я увидела, что Софи впервые очень странно сидела в машине и даже не пыталась уходить… она безумно мило на меня смотрела и молчала. Я ожидала, что она пойдет домой, но она этого не делала. Это вызвало во мне удивление и что-то невероятно приятное. Сначала она забавно сказала, что тут, под её окном, есть «кусочек вай-фая…», но она не помнит к нему пароль… Меня снова это позабавило – эти её милые особенности поведения. И, мне кажется, даже ей самой неизвестно, что в эти моменты происходит в её голове и вызывает эту чудинку. Я снова наблюдала за ней в некотором непонимании. А она сидела и рассматривала мишку на торпеде моей машины, после долгой паузы спросив, на чём он держится. И тогда я поняла, что она просто не хочет уходить и что ей так же хорошо тут сидеть со мной, как и мне с ней. Впервые я увидела в ней какую-то тягу ко мне – не физическую, не кокетливую и озорную на занятии, а спокойную душевную, когда мы тихо сидели в этой машине в полутьме под её домом и я чувствовала, как время замедлилось и моя машина наполнилась какой-то тёплой энергией нашего отношения друг к другу и приятного ощущения быть рядом. Просто почти молча.
А после этого мне совсем не хотелось никуда ехать…
На следующий день Софи, выходя из зала, завороженно смотрела на заходящего преподавателя танцев и сказала, что останется позаниматься. Я немного расстроилась, что мы не поедем вместе, но порадовалась за её горящие глаза и то, что она проведет время для себя. А вечером я написала ей в Facebook.
– Как ты позанималась?
Софи оказалась очень расположена к общению и ответила развернуто и эмоционально. Мы немного пообщались, и я спросила, планирует ли она посещать эти занятия и дальше.
– Я бы с удовольствием, но, увы… Сегодня просто мама Камила забрала, поэтому я и осталась.
– Ну, у тебя же муж с ним сидит…
– Нет, сын для меня дороже всего. Я его и так целый день из-за садика не вижу. Мы с ним засыпаем вместе. Спокойной ночки, глазки мои закрываются!
Это звучало невероятно мило – в этой любви к ребенку она была какая-то ещё более волшебная. А так же мило для меня звучало то, что сейчас она засыпала за разговором со мной.
А в следующий вечер по дороге домой мы болтали совсем легко и свободно, не было никаких пауз, напряжения, пропала эта стена между нами и неловкость. Я чувствовала, как будто что-то вдруг переменилось. Незаметно и внезапно. Сначала Софи рассказала очень много личного про сестру, про их детство. Мне было даже немного неловко слушать про личные моменты её семьи. Она вдруг сильно открылась к общению. Мы болтали, она рассказывала ещё про себя и не уходила домой. Так мы просидели в машине почти час, что было чем-то невероятным. Это была будто не она – раньше я не могла пообщаться с ней даже лишних пяти минут, а теперь я была счастливая от такого обрушившегося изменения. И я снова не хотела никуда ехать… Мне было так хорошо и так… особенно… после этого общения. Мне хотелось остаться одной в той атмосфере, которая была у меня в машине, с тем присутствием её, тех чувств, ощущений и эмоций, которые были во мне. Я снова ехала к молодому человеку и понимала, что не хочу к нему. Я поехала медленно, самой длинной дорогой. Тогда я поняла, что он никогда не перебьет во мне чувств к ней. Я приехала к нему домой, с трудом о чем-то поговорила и предложила пойти спать, сославшись на сильную усталость. Так впервые в своей жизни я легла в постель с мужчиной с мыслями о женщине…
Среда
На занятии Софи показала мне связку, которую я просила у неё для своей партии в мюзикле. Она очень интересно её описывала, проводя аллегорию танца с эмоциями: «Как будто всё рухнуло, а потом что-то снова дало сил подняться», – в этом я тоже нашла отражение своих чувств к ней.
За пять минут до конца занятия она сказала всем: «Спасибо, урок закончен». Все вышли, она закрыла дверь, и мы остались в зале вдвоём. Она станцевала для меня, чтобы я записала всё на видео и могла потренировать в свободное время сама. С моего телефона играла музыка, поэтому снимала я на телефон Софи.
Вечером в Facebook она прислала мне видео. Я посмотрела и поблагодарила. Потом посмотрела еще раз, и какие-то чувства рвались наружу. Я написала:
– Софи! Какая же ты классная!
– Да, ладно тебе!
Иногда она ставит запятые «по Фрейду» (смеюсь).
Четверг
На работе до меня снова добралась волна сокращений, которую я миновала в октябре. В очередной раз мне предложили уволиться. Так у нас ушла уже половина компании, но я из тех людей, кому не лень побороться за справедливость. И хотя я была уверена в своих силах, это нарушило мое спокойствие.
После урока Софи спросила:
– Ты сегодня грустная?
Она заметила это, хотя я ничего не показывала и, казалось, абсолютно нормально отзанималась.
– Я в стрессе.
– На работе что-то?
– Да.
И вот спустя долгое время она снова меня обняла, а я, кажется, от радости и невероятно соскучившись по этому, мгновенно прильнула к ней в ответ. Следом я предложила ей, как обычно, поехать вместе домой. Она радостно отреагировала.
По пути я рассказала ей про свои проблемы на работе, она тревожно спрашивала, что я буду дальше делать, где искать работу, а потом сказала: «Ну, у тебя всё будет хорошо». И только читатель сейчас имеет возможность заглянуть в будущее и узнать то, что тогда ни я, ни она и представить себе не могли – новую работу я найду через полгода около её дома.
Я попросила её отправить видеозапись танцевальной связки мне на телефон, на что она забавно сказала:
– Но у меня нет твоего номера.
Я продиктовала. В этот момент раздался звонок, и она сказала: «Это я балуюсь». И вот у меня появился её телефон. Кажется, что теперь мы стали еще ближе.
А потом она позвонила маме:
– Да, я еду домой. Да, меня везёт Эля…
Она повернулась ко мне и сказала, что мне «Привет» и добавила: «Мама наслышана про тебя». Я улыбалась. Я услышала тогда нечто значимое для себя, в тот момент я поняла – я в её жизни, я не девочка с занятий, не просто попутчица домой, она рассказывает про меня маме. Это было совершенно особенное ощущение. Я далеко не про каждого упомяну своим близким, особенно из круга коллективных занятий или работы, для меня эти люди за пределами моего пространства, даже если мы общаемся каждый день.
А потом я спросила у неё:
– Ты всегда только с семьёй отдыхаешь? Не гуляешь где-нибудь с друзьями?
– Ты знаешь, у меня тут особо никого и нет. После института все разъехались. Была одна подруга, но перестала заниматься танцами и стало неинтересно общаться, она всё время про работу рассказывала, про каких-то неизвестных мне людей…
И вот снова это ощущение, когда тебе даёт сигнал что-то в твоей голове в реакцию на услышанное, но ты не принимаешь его во внимание и сразу отбрасываешь, ведь прислушаться к нему не входит в твои планы… Меня, конечно, смутило, что у неё нет подруг, а одна-единственная перестала быть интересной только потому, что перестала ходить на танцы… Мне это было совершенно непонятно, ведь для меня друзья – это неизменная часть, вне зависимости от расстояния, увлечений и личной жизни. Мы есть для того, чтобы поддерживать друг друга в любых интересах и оставлять точки соприкосновения несмотря на всё, что разводит нас по жизни. А если и уходят одни, то обязательно появляются другие. Люди всегда вокруг и их много – интересных, настоящих… с которыми можно подружиться. Но тогда мне совсем не хотелось настораживаться её словами, и я не сильно об этом задумалась – ни в тот момент, ни позже.
Софи продолжила:
– А так есть троюродная сестра, которая рядом живёт…
По интонации её рассказа было понятно, что это не близкое общение. И, кроме всех разумных мыслей, которым стоило бы меня посетить в тот момент, я только осознала, почему она рассказывает про меня маме и что я вполне иду к тому, чтобы занять определённое место в её жизни. Думаю, любому, кроме семьи, нужен ещё какой-то близкий человек, с кем можно поговорить, провести время, – нужен друг. И в этот момент я поняла, что, завоевывая с трудом каждый сантиметр дистанции между нами, я перешагнула какую-то черту и стала ближе к ней, попадаю в уже довольно узкий круг её пространства. Она допустила меня в него, будучи довольно закрытой там. По моему ощущению, она нежная и ранимая, и кажется, что не сильно подпускает к себе людей, несмотря на удивительную порой откровенность. Тогда я увидела еще одну часть её жизни и поняла, что с этого момента я ответственна за эти чувства, которые вызвала в ней, за это доверие и расположенность ко мне. И я не знала, как буду бороться со своими больше чем дружескими чувствами, но знала, что постараюсь привнести в жизнь Софи максимум хорошего.
А потом, делая еще одну попытку вызывать её на внеплановое общение, я наконец спросила:
– Ну а вообще тебя реально куда-то позвать?
Она улыбалась, понимая, что я уже не раз пыталась это сделать и дожимаю её. В этот момент было ощущение, будто этот прямой вопрос назревал не только у меня, но и она сама его ждала, будто оттягивала до последнего, и вот наконец сдалась… И согласилась на контакт:
– Реально, Эль. Но когда у меня нет Камила. Потому что так я всё время с ним. Пока я работаю, сидит Макс, а с мужчинами вообще одни проблемы… они ещё хуже детей.
А потом она начала говорить про Макса. Много, личное, про их отношения. И хотя сюжетная линия моей книги невольно включает его, я хотела бы по максимуму обойти эту тему, не прикасаясь к этой части жизни Софи, её личной, поскольку мне это совершенно не интересно и для меня существуют только мои отношения с ней, мои чувства к ней, и эта история про них. Я освещу только моменты, раскрывающие её образ и характеризующие её в принципе, а также то, что имеет отношение к моим убеждениям. В разговоре она произнесла фразу: «Я просто нашла для себя какую-то свою зону комфорта…», – и это то, что я видела в ней изначально, когда мы ещё не разговаривали так откровенно, а также то, что увидела уже далеко позже в её отношении ко всему в целом. Сейчас я узнавала её всё глубже, она открывалась передо мной со всей своей жизнью, ситуациями в семье. А я каждое её слово чувствовала, снова вспоминая что-то из своего прошлого. Но одно меня задело – когда она сказала, что отодвинула свою личную жизнь. Всё во мне протестовало этому. От неё снова звучали довольно странные оправдания Макса… Что он не так уж плох, хотя не относится к ней как к женщине, но занимается с ребёнком, иногда что-то готовит… Она говорила всё как будто самой себе, снова себя убеждая. Но всему этому предшествовал рассказ о гулянках, истрёпанных нервах и её слезах… И эти самовнушения – снова исключительно женская особенность. У меня довольно большое количество близких друзей – мужчин, с которыми мы много общаемся по душам, и ни один из них не ищет оправдания своей женщине и не убеждает себя ни в чём, а живёт исключительно для своего удобства и удовольствия. А если они и терпят что-то ради семьи, – конечно, мужчины тоже это делают, – то в этом случае они не ограничивают себя за её пределами и имеют свою личную жизнь. И я вовсе не про измены и тому подобное, а про эмоции, увлечения и время, посвящённое себе. И это правильно.
Все проблемы, о которых говорила Софи, я когда-то пережила и прочувствовала. По счастью, я не связала с этими людьми свою жизнь, но никогда уже не верну себе той свежести взглядов на отношения и потерянного времени на жизнь, смирившуюся с обстоятельствами. Всё это имело огромный отпечаток во мне до встречи с Софи. И только эмоции с ней заставили меня забыть это прошлое. В этом я, наверное, понимала нашу тягу друг к другу как к чему-то светлому, чистому и нежному, к тому, как мы чувствуем друг друга и понимаем. В этот момент и возникало это огромное желание дать внимание и заботу человеку, которого ты так чувствуешь, которые он заслуживает, но недополучает. Я смотрела на неё и думала: самые прекрасные женщины – в неидеальном браке. Это цветы, которые научились жить без солнца. И если они не завяли, то они цветут особенным цветом, чуть бледные, но прекрасные, улыбаясь даже самому маленькому пробравшемуся лучику, и излучающие свой особый свет изнутри. В них накоплено гораздо больше красоты и благоухания, которые ещё не реализовали себя. Софи – именно такой цветок, с каким-то секретом внутри, с волшебством.
И, может быть, не случайно именно в контрасте с рассказом про мужа и семейную жизнь она сказала мне следующую фразу. Наверное, это и стало завязкой наших с ней совершенно иных отношений.
– Вот придёт лето, Камил будет у бабушки, у меня будет много свободного времени – и пойдем с тобой гулять.
– Отлично! И съездим в Питер!
Она посмеялась. Я продолжила:
– Серьезно! Ты читала мое пожелание на Новый год?
– Читала. Ну, как я поеду, Эль? Что я Максу скажу?
Этим она меня снова огорчала. Макс, как и большинство мужчин, и не подумает, ехать ему куда-то или нет, если он захочет, ну, или во всяком случае он уж точно найдет, что сказать. А она уже заранее ставит себе барьеры. И хотя моя категоричность не имела скидки на оковы семейной жизни, но все же я считала, что женщина, хоть и с поправками на зависимость от мужа и ребенка, не должна забывать себя и может отстаивать своё пространство, иметь право на, пусть и редкое, дуновение свежего ветерка в своей жизни, ведь она этого заслуживает.
Снова всплывала острая для меня тема потерянного времени и ценности жизни, ценности себя. Всем нам кажется, что когда-то ещё что-то изменится, там, впереди. Сколько бы лет нам ни было, около тридцати или около сорока, мы ещё не видим того дня, когда будем жалеть обо всём несделанном и обо всём потерянном. Дети вырастут, люди уйдут, а ты останешься наедине с тем, что было в твоей жизни, с тем, что ты видел и испытывал. И какие бы миллионы книг, статей, рассказов и стихов мы ни читали про мудрых пожилых людей перед смертью, которые взывают об изменении жизни вовремя, посвящению её себе, об их размышлениях и выводах, о том, на что им не хватило времени или простой решимости, у нас всегда возникает одна из двух мыслей: «я еще всё успею» или «я ни о чем жалеть не буду, а если и буду, я сам это выбрал». Что касается первой мысли, то она поразительно стойка к течению времени – она, я бы сказала, его в упор не замечает. Она звучит одинаково уверенно спустя ещё десять лет и её не смущает их едва заметно промелькнувший след и обозримое отсутствие каких-либо изменений. Вторая мысль ещё менее перспективна. Человек уверен, что осознает принятие своих решений и делает это правильно, он – такая верная жертва своей жизни. Ему это где-то порой даже нравится. А пока мы так живём, ничего не изменится. Кто-то скажет, что он хочет, но не может что-то изменить. Он может. Понемногу, постепенно, по маленьким радостям – и твой путь станет значительно краше. А главное – просто найти в себе этот огонёк и желание прожить жизнь чуть ярче. Она сама покажет, зачем всё это и что она может тебе подарить. Ей главное – увидеть твой шаг навстречу и твою заинтересованность в ней – твоей единственной жизни.
У меня было огромное желание отвлечь Софи от привычного однообразия работы, семейных проблем и круговорота быта и подарить впечатления, смену обстановки и чтобы она увидела красоту, которую так любит. Она вдохновляла меня на желание увидеть эту красоту вместе с ней. Почему-то тогда воплощением этой идеи виделся Питер. Она однажды сказала мне, что оказалась там проездом и была очарована. Я была в Питере много раз – с родителями, с подругами, в романтической поездке с молодым человеком, и в каждой из этих поездок этот город раскрывался для меня по-новому. И хотя я не отношусь к людям, млеющим по нему, как по какой-то особенной атмосфере, с образом романтики крыш и сигаретного дыма, подвалов русского рока или дождливых подворотен с бездомными котами, я могу сравнить этот город с настроением: бывает просто такое настроение – «Питер». Этот город красивый, спокойный и уютный. И мне бы хотелось видеть именно взгляд Софи на это настроение и увидеть там её глаза.
А в продолжение разговора она сказала еще одну фразу, которая окончательно возвела наше общение на другой уровень:
– Скоро будет тепло, цветочки пойдут, приглашу тебя к нам в гости.
Я не ожидала такого услышать. Это было окончательным принятием меня в свой мир. Я даже не нашлась, что сказать, и только недоуменно посмотрела, а Софи добавила:
– На выходные.
Я поняла, что она говорит про дом её мамы, но я не понимала, что я слышу в принципе… Софи ли это… Я не верила своим ушам, да, честно говоря, не восприняла это всерьёз и не придала значения её словам. Нет, конечно, я придала им огромное значение, но я не ждала от них ровно ничего. Но даже то, что она просто это сказала, мне уже подарило какое-то особенное чувство.
Мы подъехали к дому, но теперь она задерживалась в машине, чтобы поговорить. Она спросила, как у меня дела с молодым человеком. Я рассказала, что вроде он хороший, но нет искры, а потом добавила, что сейчас у меня эмоции в другом, поэтому меня вряд ли может что-то зацепить… Я пыталась ей всё время немного намекнуть на свои чувства к ней, которые с каждым днём держать в себе было всё тяжелее, тем самым слегка щекоча себе нервы, напрашиваясь этими фразами на очевидный вопрос, который они провоцируют. Что интересно, Софи не задала никакого вопроса и сразу пошла домой.
Любопытно, что с близкими людьми тебе всегда есть чем поделиться – важными моментами жизни, переживаниями, мыслями, – и в основном делиться хочется тем, что волнует сильнее всего и занимает первое и основное место. Когда появляется любовь, она и встает на это место, а этот человек становится тебе самым важным. Но с ним ты не можешь этим поделиться… И ты вынужден подбирать тему для разговора, рассказывать какие-то не столь значимые вещи, вспоминать прошлое и обсуждать будни, в то время как, уходя от него, ты готов сутки напролет делиться со всеми остальными волной своих чувств и эмоций, рассказывая о самом важном для тебя – о нём.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.