Текст книги "Притяжение судьбы"

XXXI

После письма

В тот вечер, когда Софи прочитала книгу и написала мне своё письмо, я не знала, что мне делать, как всё это остановить, как всё изменить, лишь бы не терять её.

Она просила не отвечать ей, но я не могла, просто не могла. Я не хотела, чтобы она уходила из моей жизни, не хотела настолько, что это невозможно объяснить или описать. Я написала ей. Отчаянно, открыто, не скрывая больше никаких эмоций и чувств, буквально крича о том, как она нужна мне. Ты чувствуешь, как ты любишь, когда всё хорошо и ты рядом с человеком, когда ты окрыленный и порхаешь, но по-настоящему чувствуешь, как ты любишь, когда испытываешь боль.

Я поняла, что я узнала её по-настоящему, и убедилась в том, что полюбила её действительно очень сильно и глубоко.

Я написала ей:

Извини, моё сердце не дает мне не ответить… Что было бы, если бы ты распознала? Нерастраченная нежность, которую ты даришь, во мне родила потребность отдавать свою. Тебе. Потому что никто меня так не обнимал. У меня никогда ничего не было с женщинами, но ты вызвала во мне эту «любовь к прекрасному» и это желание, потому что ты действительно настолько прекрасная, что можешь вызвать это даже у девушки. И я всем сердцем не хочу отпускать тебя! Потому что это будет одна из самых больших моих потерь в жизни!

А потом я просто ревела на протяжении нескольких часов, уткнувшись в подушку, и не могла остановиться. Она прочитала сообщение и больше ничего не ответила. Я снова вспоминала наше знакомство, все улыбки, музыку, её глаза и моё счастье… Её дом… И ту ужасную роковую ночь… Иногда, делая простые глупости, мы не знаем, как они могут изменить нашу жизнь. Я проклинала этот бар, себя, Макса, Нику, которую никто не просил к ним подходить, книгу, которая теперь, казалось, сделала ещё хуже… А больше всего я проклинала правду, которая была в том, что во всём этом была виновата я сама и только я, и, кроме этих отчаянных порывов эмоций безысходности, я понимала, что не имею права никого ни в чём винить, а самое главное, что это ничем мне не поможет, ведь в ту ночь я могла уберечь себя от всех этих последствий. Когда слезы и силы кончились, я уснула, а через три часа проснулась с ужасным необъяснимым чувством тревоги и колотящегося сердца. Тогда я поняла, что всё это был не сон и это утро говорит мне о печальной реальности всего произошедшего и обещает каждую следующую минуту отсчитывать от этой точки. Без Софи.

Я показала её письмо своим близким.

Брат:

– Она прекрасна! И ты прекрасна. Но это всё.

– И зачем мне это в жизни случилось…

– Поживём – увидим, зачем это всё случилось.

Катрин:

– Я даже не знаю, что сказать… Её общение было не просто так! Я не верю, что она относилась к тебе как к другим девушкам. Она просто, видимо, не понимала, насколько это всё серьезно. Она просит не отвечать, потому что боится, потому что не знает, как с тобой общаться. Дай ей время.

– Сейчас я полюбила её ещё больше… Или осознала больше… Теряя…

– Ты заплатила сполна за свои ошибки. Но ты сама хотела быть честной с ней. А она, конечно, железная…

Хочешь сблизиться с человеком – поссорься. Если удастся помириться – вы станете роднее. Именно первые ссоры и конфликты, будь то подруга или кто угодно, обнажают самые главные особенности сущности, характера и ваших отношений. Ссорясь, люди показывают друг другу свои взгляды и принципы, восприятие, а мирясь, они показывают свою необходимость друг в друге. Но как бы напомнить тем, кто уходит из твоей жизни, не забывать уходить ещё и из головы.

⁂

Весь день я промучилась ужасным состоянием, не находя себе места, а к вечеру моё отчаяние достигло того предела, в котором я не могла сдержать себя, чтобы не написать ей снова. И я призналась ей в самом сокровенном. Когда-то это было необъяснимой и еле уловимой мыслью, которую я едва позволяла себе допустить… не зная, что может допустить она… а она это не допускала, у неё это было… Строки её письма вызвали у меня необъяснимые чувства – это было смесью ревности, боли и необычайного желания. Да, именно в этот момент я поняла, что хотела бы этого.

– Прости, я напишу тебе ещё раз. Я всегда буду бороться за любимых людей. Софи, с тобой всё безумно красиво, и даже то, что происходит сейчас. Но я не знаю, что хочешь ты. Какие чувства у тебя есть ко мне? Твои слова в письме трогательны и гармоничны, и про секс с женщинами от тебя звучит особенно красиво. Да, я бы, наверное, хотела, чтобы в моей жизни это было, и именно в такой истории, если бы это случилось с тобой. Я первый раз в жизни полюбила девушку, и это действительно прекрасно. Но мне не нужны с тобой любовные отношения, я не вижу себя в этом. Я другая. Мне просто нужна эта нежная дружба, которая у нас была. Так недолго… Но была.

Что я писала ей, зачем, я не знала… Я писала не головой, а сердцем. Это был поток чувств и эмоций, кое-как выраженный в слова и пытающийся нести какой-то смысл. Она не отвечала.

Брат:

– Эля, не надо! Не пиши ей ничего. Ты осознанно ухудшаешь ситуацию.

– Я не хочу её отпускать! Почему она написала не отвечать?

– Потому что переживает стресс. У неё тоже к тебе чувства есть!

Мы ничего не знаем друг о друге. А ведь даже телефон из записной книжки можно удалять с совершенно разными чувствами. Мы всегда хотим, чтобы всё это было от любви. Даже самое страшное расставание или молчание мы хотим объяснить любовью.

И с этого дня началось моё лето… Печальное лето потери надежд, отчаяния и слёз, лето мучительных солнечных лучей, ухода от реальности и погружения в себя. Дни шли как-то иначе, тепло чувствовалось по-другому, и люди приобрели иное значение. Просто было ощущение, что всё в жизни теперь по-другому. Что это вообще уже не моя жизнь. Мне только хотелось, чтобы всё это было дурацким сном, но с каждым днём всё убедительнее приобретало черты реальности.

⁂

Каждый новый день, когда ничего не меняется вокруг, нужно менять что-то в своей голове, чтобы пережить, чтобы справиться, чтобы вернуть гармонию и душевное равновесие. Это долгий и трудный путь. Так, сначала ты отчаянно рыдаешь и кричишь, рвёшь на себе волосы и отказываешься принимать данность, на втором этапе – устаёшь от истерик, отчаяния и принимаешь то, что случилось, умирая внутри, оставляя в душе абсолютную пустоту. На третьем этапе начинаешь размышлять о том, что это было, зачем это было, что ты сделал правильно, что нет, что тебе это дало, что ещё может дать, – и это, наверное, самый нужный этап. Сильные не те, кто закрываются, сильные те, кто продолжают любить.

Меня поддерживали девочки, мы часто встречались, они меня веселили и отвлекали. Но когда кто-нибудь меня обнимал, я думала: какое странное ощущение – все делают это совершенно по-другому… Они обнимают крепко, любя, со всей душой, но не так. Когда меня обнимала Софи, у меня возникало чувство наполненности. Ты ищешь его потом во всех объятиях, но не находишь. Любовь – это всё-таки химическая реакция. Ведь другой человек может делать всё то же самое – так же смотреть, так же обнимать, но ты ничего не чувствуешь от этого.

К очередному вечеру спустя уже три недели моя тоска по Софи доходила до залезания на стену, и я писала ей снова:

– Я по тебе скучаю… очень…

Понять и принять – самое важное в любви. И, кажется, первый раз в жизни я чувствовала это. Я могла принять этого человека таким, какой он есть. Со всеми странностями, нелогичностью, непоследовательностью, инопланетностью… Со всем, как бы это ни было парадоксально, моим непониманием её. И пониманием этого. Я продолжала любить её.

Я решила сделать последнюю попытку. А после этого, сжав зубы и пусть даже вырывая волосы на голове, закрыть эту историю. И, собрав всю свою легкость и теплую любовь, откинув все схемы и стратегии, я написала Софи в последней надежде:

– Привет. Может быть, кофе? Если бывает свободное время… Хочется тебя увидеть.

Частенько я задумывалась о чудесах – что это такое и бывают ли они. Они, несомненно, бывают. И иногда они такие простые – мы делаем их сами. Можем сделать. Иногда просто достаточно написать сообщение человеку, который этого очень ждёт. Я думала: могло бы такое чудо произойти со мной? Одно слово порой решает так много.

Спустя час я посмотрела на телефон – никакого ответа не было. Тогда я поняла, что больше ничего не случится. Я ехала домой с какой-то встречи грустная, слушала музыку и пыталась смириться с реальностью.

Как вдруг мне пришло СМС:

– Привет! Почему бы и нет. Будет возможность – напишу.

Это ли было то самое чудо? Для меня тогда это, без сомнений, было оно.

Я и не понимала, верить ли мне в это, радоваться или нет? Софи поменялась от игнора до лёгкости, от молчания до согласия на встречу. И что в итоге от этого ждать?

На следующий день я сидела в кафе, обедала, и на меня нахлынули эмоции. Из-под руки в мгновение вылилось стихотворение:

 
Проходит время, но не лечит,
И я считаю дни с последней встречи.
Не дают покоя все воспоминания
И разрывает на куски твоё молчание.
Хочется сбежать куда-то далеко, закрыться
В страну, где все чужие лица
И где смогу без слез я улыбнуться,
Хоть раз без мыслей о тебе проснуться.
Там, где найду я силу воли,
И, перестав спасаться алкоголем,
Смогу я в будущее снова верить,
И жизнь шагами до тебя не мерить.
 

А через два часа после этого Софи написала мне:

– Эля, если хочешь, можем сегодня встретиться. Я выйду из школы в девять вечера.

Я была уже дома, отдыхала и собиралась почитать книжку, как получила это сообщение. И вот тогда я действительно была в полном недоумении. Я прочитала сообщение несколько раз и думала, не сошла ли я с ума. Она предлагает встретиться сегодня? Я сразу ответила:

– Привет! Здорово. Тебе как лучше – где-то посидеть или прогуляться?

– Мне все равно, сама решай.

– Ладно, я заеду за тобой.

Я ещё раз переварила весь этот диалог, убедившись, что мне это не снится. А дальше было что-то похожее на американские комедии – я в панике начала бегать по квартире, выкидывать вещи из шкафа, краситься, решать, что надеть, что сказать, писала в шоке девочкам и искала в аптечке валерьянку. И это, кроме всего, было очень смешно.

И я оставлю рассказ об этой встрече с Софи на последнюю страницу, потому что именно так должна закончиться эта история, какая бы она ни была.

Ошибки мы всегда будем совершать. Просто потому, что мы не знаем, как лучше, просто потому, что мы не знаем, что будет, просто потому, что мы не знаем друг друга на сто процентов, просто потому, что мы не знаем себя на сто процентов… Но как важно помогать друг другу проходить эти ошибки, понимать, принимать и прощать.

Мы вернули общение с Софи.

XXXIII

Примирение

Спустя неделю после нашей встречи я пришла в школу, и у меня снова колотилось сердце. Она вышла с предыдущего занятия, я встала поцеловать её, а она мгновенно обвила мне шею руками и радостно тепло сказала: «Я знала, что ты сегодня придёшь».

На занятии я смотрела на неё и думала: любовь – удивительная вещь, почему другие не видят в ней того, что я? Ведь, казалось бы, мы все обычные одинаковые люди, видим синее синим, зелёное – зелёным, и глаза обычных цветов. И ничего особенного вроде бы нет, но почему её глаза не забирают так всех подряд, кто смотрит на неё? Почему всех подряд не тянет к ней с той бешеной силой?

Эти дни Софи была очень заботлива и всё время проявляла внимание. Я же чувствовала себя странно – я ожидала, что вернусь на занятия в эйфории, эмоциях и счастье, но я настолько боялась всё это проявить, что просто концентрировалась на занятиях, чтобы ничего не показывать. Когда я задумывалась о том, что она всё знает, мне становилось некомфортно. Над нами повисла тишина. Мне было тяжело от того, что я открылась ей.

При этом она, казалось, очень радовалась моему возвращению и общалась со мной, как никогда раньше. И в те дни я впервые просто чувствовала любовь человека. У меня было много сомнений в этой истории, я многого не понимала, я многое пыталась угадать – это было всегда, но одно я поняла тогда: я поняла, что она меня любит – в своей степени, по-дружески, по-доброму. И мне не надо было это слышать от неё. Я просто посмотрела на эту ситуацию, на всё, что произошло, и поняла, что её теплый взгляд на меня – это больше, чем доказательства. Я вылила на неё информацию, в которой она не нуждалась, боль, которую она почувствовала, признания, которых она не ожидала, я заставила её радоваться, а потом переживать… И она всё это приняла. Она просто приняла меня со всем этим. И она смотрела мне в глаза с теплотой и нежностью. И большего говорить было не нужно. И я, в свою очередь, бесконечно ценила это и принимала все её странности, её молчание, которое мучило меня и доставляло боль, её полное отсутствие видимых шагов к общению. После занятия она, поцеловав, очень по-родному меня обняла. Я прижалась в ответ.

В один вечер мы ехали вместе домой, и Софи вдруг сказала мне:

– Ты мне сегодня приснилась! Такой сон красивый был. Мне снилось, что ты мне делаешь дизайн дома, что весь интерьер – это твои задумки. И я хожу, смотрю и восхищаюсь – как всё красиво! Захожу в спальню, открываю шкаф, а там платья такие, голубой пиджак висит, и думаю: какая она молодец, всё, как я хотела. И откуда она знает, что я люблю, как она всё это угадала?! А из спальни, где большие красивые окна в пол, видно небо и море.

Я замлела от рассказа такого красивейшего сна, связанного со мной, но главное, о чём он мне сказал, – это снова то, что не одна я удивлялась тому, что действительно знаю Софи и чувствую на каком-то особом уровне.

В этот день я смотрела на неё, ещё раз благодаря Бога за то, что она снова рядом, и за то, что я так её люблю.

Мы с Лилей предложили Софи с сыном погулять и сделать детскую фотосессию. Я была немало удивлена тому, что она сразу же согласилась. Софи была удивительна – она с полной открытостью и отдачей шла на общение.

И вот в чудесный летний солнечный день мы впервые просто поехали днём вместе гулять в парк. Мы болтали о танцах, я фотографировала Камила. Софи была очень красивая – в обтягивающей юбке, которая подчеркивала ее идеальную фигуру, и с распущенными волосами. Глаза её как всегда сияли, а губы были накрашены яркой розовой помадой. Но в этот день общение с ней мне давалось тяжело. Ощущалось непонятное напряжение – я не знала, о чем говорить, и чувствовала себя не очень комфортно. Даже не знаю, почему, но казалось, что это времяпрепровождение вместе было притянуто за уши и совсем не казалось легким и непринужденным. Я не знала, что вызывает во мне эти чувства, но от этого было грустно. Мне казалось, что Софи видит во мне что-то не то. Было ощущение, что она пыталась понять меня, но совсем не в том направлении. Мы заводили какие-то разговоры, я что-то рассказывала, но иногда мне казалось, что она даже не слушает. Она была где-то в себе. Потом она вдруг спросила меня: «А ты хочешь детей?». Вопрос был странный, из ниоткуда. Тогда я ещё больше подумала о том, что она совсем не знает меня. Я сказала, что хочу, но пока нет перспектив к этому, поэтому я об этом не думаю. Мы уже прошли почти весь парк, и наконец подъехала Лиля. Мы чудесно пофотографировали детей. А помимо этого, я поймала пару волшебных кадров с Софи. Потом мы сделали несколько фотографий все вместе, которые потом анализировали с Лилей.

На фото у Софи была очень интересная поза – я стояла слева от неё, она наклонялась ко мне всем корпусом, но держала руки за спиной.

– Она будто тянется к тебе сердцем, но не позволяет себе этого.

После прогулки мы с Софи поехали в школу, а после занятий я завозила её домой. Я была переполнена эмоциями этого дня, нежностью к ней, льющейся через край, и не могла держать это в себе. Я сказала ей со всем чувством: «Я так рада тебя видеть!». Она снисходительно улыбнулась и сказала: «Ну, видишь, целый день сегодня вместе провели». Я знала, что теперь она понимает, что это для меня значит. Но тогда у меня возникло чувство, что она просто делилась собой. Для меня. Странно звучит, но это точно отражает её энергию в тот момент. Я не чувствовала, что ей самой это нужно, что она хочет этого.

И наши полюса стали меняться. Если до этого Софи была рада возвращению общения, а я боялась проявить чувства, то теперь мне хотелось их показать, а она вдруг начала «уходить»…

Однажды на растяжке я лежала в какой-то позиции, Софи сидела рядом. На мне было кольцо, то самое, которое фигурировало в самом начале истории, когда Софи заметила его и впервые взяла меня за руку. Теперь она знала про это, прочитав книгу. Она вдруг посмотрела на это кольцо, а потом подняла взгляд на меня. Она смотрела мне в глаза с таким странным выражением, как будто именно в эту минуту вдруг всё осознала – мои чувства, мой взгляд на неё, всю ситуацию и почему я сейчас здесь, как я к ней отношусь. В её глазах была какая-то смесь сожаления, испуга и непонимания… непонимания, что делать дальше и как всё к этому привело. Я же смотрела на неё открыто, позволяя ей увидеть моё подтверждение всему. Мы довольно долго продержали этот зрительный контакт, а потом я грустно отвернулась. Я понимала, что мы с ней смотрим друг на друга совершенно по-разному.

XXXIV

Судьба

Я искала работу и была на собеседовании в одной крупной международной компании. Мне сказали, что рассматривают меня как финального кандидата, но через два дня руководитель отдала предпочтение другому человеку. Я рассказала это Софи, а она сказала: «Не переживай. Значит, у Бога на тебя другие планы».

А потом мне пришло приглашение в другую компанию. Как только я зашла к руководителю, я сразу поняла, что буду здесь работать. Мы пообщались, и, вопреки всем формальностям, мне сразу же сказали, что меня берут. Офис компании находился на той же улице, где жила Софи, в нескольких домах от неё. И если бы мне кто-то рассказывал такую историю со всеми этими совпадениями, я бы точно решила, что он здорово привирает… Эта работа стала переломным этапом в моей жизни.

Джаз-модерн

Я ловила каждое мгновение занятия, танцевала любимые и до сих пор не поддающиеся мне связки. В конце урока Софи попросила включить мою песню.

Когда мы ехали домой, я сказала ей, что это был мой последний джаз-модерн, поскольку в связи с выходом на работу я больше не смогу приезжать. Она задумчиво улыбнулась.

А на следующий день на занятии она сказала мне:

– Это был и мой последний джаз-модерн. Больше я не буду его преподавать.

И это был наш совместный последний джаз-модерн…

XXXV

Обратный отсчёт

Теперь, когда мы общались искренне, я хотела узнать, действительно ли мне не нужно было тогда ничего ей рассказывать?

– Не нужно, Эль. Что это дало? Ничего хорошего. С Максом мы сразу поругались, с тобой поссорились… Ну и зачем? А теперь ты у него враг номер один, он не хочет, чтобы мы общались, говорит: «зачем она тебя возит опять?». Я ему говорю: «ты сам натворил дел, обвиняешь человека, а выливаешь всё на меня».

Она защищала меня перед мужем, защищала наше общение! Тогда я совершенно с другой стороны посмотрела на то, что я всё ей рассказала. Когда смотришь на что-то только под своим углом, действительно не видишь многого – тебе даже в голову это не приходит. Тогда я снова понимала, что я значу для Софи, и что ей нужна эта дружба. Я расчувствовалась от этого разговора и потом написала ей:

– Спасибо тебе, что ты меня простила и приняла!

Она ответила мне веселым смайликом. А я продолжила:

– Мне правда это важно! Я очень боялась, что этого не будет.

Эмоции, сожаление, переживания захлестнули меня и стали раскачивать маятник, который накопил в себе уже слишком много. И с этого момента он начал рушить всё, что оказывалось на пути, сбивая всё прошлое, настоящее, построенное, сохранившееся, восстановленное и новое. Он просто начал сносить всё, что есть.

– Эля, переставай уже сокрушаться, пожалуйста!

И только спустя год я понимаю это её сообщение, понимаю эту эмоцию и то, что она пыталась мне сказать. Снова она брала всё на себя и, наверное, даже неосознанно пыталась спасти ситуацию.

Она добавила:

– Что случилось, то случилось… Теперь надо отпустить эту ситуацию и жить дальше.

Она тормозила меня, и поддерживала, и общалась действительно близко и по-дружески. Когда через время смотришь на себя со стороны, понимаешь, как глупо ты себя ведёшь и куда тебя заносит. Но потом ты делаешь это снова и снова…

Я сидела на новой работе в ожидании функционала и заполняла бездельное время рождением творений. И маятник разогнался до максимума. У меня был период адаптации – к новому общению с Софи, приходу в себя после переживания, осознанию того, что она вернулась, но не та. Я была раскачана эмоциями и не справлялась с ними. Я стала писать стихи – много, откровенно… И все они были о Софи. Стихи, которые лились из меня вот уже больше месяца, от которых я уставала сама, но они звучали, словно голоса в голове, порой до тошноты, до боли, но о самых искренних чувствах – мне хотелось отдавать ей. И я стала отдавать… А Софи терпела. Терпела много. Терпела мои метания, мои тихие истерики… Но она была к этому не готова.

То лето, а точнее короткие полтора месяца с момента нашего примирения, были последним вздохом той светлой истории.

А потом начался период обратного отсчёта.

Я не узнавала себя, не узнавала её. Мы не слышали друг друга. Не понимали. Не хотели понимать. Не могли понять. Я не знаю, что было сознательной, что скрытой составляющей всех наших реакций друг на друга, но как факт – после, казалось бы, уже не сулящего ничего плохого чудеснейшего перемирия всё у нас снова перевернулось с ног на голову. Мы ссорились.

И нам давно стоило поговорить открыто, но совершенно не так, как произошло в тот вечер.

Она вдруг довольно резко, не слишком тактично и не чувствительно стала говорить про то, что для неё это повтор истории, что мы похожи с той девочкой, которая была в неё влюблена и ходила за ней по пятам, о которой она писала в своем письме. Она сказала: «Мне кажется, моя жизнь пошла по второму кругу, у вас только имена разные». Она как-то совсем не тепло вспоминала Веронику, говоря, что она её достала. Тогда я не знала, была ли она одной из тех женщин, с которыми у Софи что-то было.

Через год я познакомилась с Вероникой.

⁂

Я предложила Софи пообщаться как-нибудь в спокойной обстановке, чтобы мы смогли понять друг друга. Но она отказалась. Она написала мне сообщение, в котором подтвердились все мои опасения по поводу её восприятия меня, в котором был негатив и начало полной закрытости. В сообщении прозвучали такие фразы, как «Я не рассматриваю нас», «Тебе надо большего, но я тебе этого дать не могу. Я не хочу ни в чем разбираться и ни о чем говорить». А я, не умея вовремя остановиться, продолжила переписку с ней. Это была моя большая ошибка. Тогда я понаписала ей много мыслей, и всё это было искреннее, но, как говорил мой брат, не в то время. Когда дверь открыта, ты тихонечко входишь, когда закрыта, тебе приходится стучаться, и этот стук всех раздражает.

И вот на этом иллюзия нашей дружбы и рухнула, потому как обе мы, кажется, обманывались и обманывали друг друга в том, к чему мы были готовы в наших отношениях. Она, вероятно, думала, что сможет меня принять, но не смогла, а я думала, что смогу общаться с ней без эмоций, но тоже не могла. Мы ругались и не понимали друг друга, а может, даже и не пытались понять.

А когда всё стало окончательно плохо, я просто отчаянно пыталась ей показать, как не хочу с ней ссориться. Но Софи не реагировала даже на мои последние отчаянные признания и заплаканные глаза. Она была жёсткая и холодная. Было ли ей настолько всё равно или она скрывала чувства и эмоции по своим соображениям… Но, как факт, она уходила всё дальше.

Она перестала со мной ездить, не подходила на занятиях, прощалась вскользь… После очередных занятий я решилась подойти к ней:

– Поговори со мной?

Она согласилась с огромным нежеланием. Я попыталась узнать, что в ней изменилось ко мне, а она сказала, что я её достала и никакой дружбы у нас не будет, что она не вернёт того отношения. Она сказала, что если я тогда поехала в тот бар, где был Макс, у меня была какая-то цель либо я полная дура. Я в очередной раз подтвердила ей, что тот поступок был дуростью и ничем иным. И хотя мы всё, казалось, уже выяснили, видимо, в своём фоновом режиме у неё продолжали формироваться другие версии ситуации. И тогда я поняла, что она всё-таки не простила меня. Не смогла простить. Она разговаривала холодно и грубо, не выбирая слова, говоря, что я дура, достала её и все мои переживания ей неинтересны, что муж против того, чтобы мы общались. От такого человека это слышать больнее всего, потому что твоё сердце к нему открыто и все эти камни летят в тебя беспрепятственно.

Софи оказалась такой многоликой для меня – той, кокетливой и привлекательной, которую я когда-то увидела и влюбилась; доброй и милой, которую я узнала потом и полюбила всей душой; жесткой и непреклонной, которую я не могла понять и разбивалась о неё, как об айсберг.

Я попыталась что-то ей объяснить, что-то донести, но понимала, что потеряла с ней всякую нить. Слушающий никогда не поймет говорящего. И даже разговаривая на одном языке, однозначными словами и фразами, мы будем звучать друг для друга с абсолютно разным смыслом. Потому что, даже используя слова, мы общаемся чувствами и эмоциями. Причём своими. Если человек изначально не настроен тебя понять, то уже совершенно не важно, что ты ему скажешь.

Самое тяжёлое – это когда в твоей голове сталкиваются вместе самые счастливые кадры твоей жизни и фраза «этого больше никогда не будет». Это толкает на безумия. Любовь – интересная вещь: сначала она тебя наполняет, а потом начинает разрушать.

Многие мне говорили, что все к лучшему, значит, так надо, значит, для чего-то это было, надо искать философский смысл. А я начала думать, что весь этот поиск философии – это просто попытки оправдания своих неудач. К лучшему – это мир между людьми и любимые рядом. Все остальное – промахи.