Текст книги "Притяжение судьбы"

Сама, вопреки своим способностям быстро засыпать, я не спала почти всю ночь, видимо, от переизбытка эмоций, от нового места, волнения и желания осознанно чувствовать каждую секунду. Почему-то казалось, Софи тоже не засыпала – её дыхание не менялось.

Я уснула только под утро, а потом нас разбудил Камил – он сказал, что замерз, и Софи позвала его к себе. Он лёг между нами, засунув ноги мне под майку, уперевшись в живот, и мило засопел рядом. Она обнимала его, а я умилялась всей этой картине. Потом он проснулся и снова разбудил Софи, теперь уже смешными разговорами: он спросил, наступил ли уже его день рождения, а потом сказал, что у него сломался голос. Я рассмеялась. Ему исполнилось шесть лет. Он немного хрипел, потому что приболел, и решил, что повзрослел. Он стал валяться на Софи и изображать, что делает ей массаж – потоптался по ногам и спине. Она лежала на животе поверх одеяла с голой спиной, невероятно красивая, лицом ко мне, с закрытыми глазами и милейшей улыбкой в утреннем свете, с прекрасными светлыми распущенными волосами, падающими на лицо, и я смотрела на это совершенство красоты. И вот тогда мне впервые хотелось её поцеловать. Никогда я, наверное, не видела девушки волшебнее. Странно, если в моих глазах в этот момент не светились сердечки. Я люблю утро – это самое прекрасное время суток, – когда встаёт еще мягкое солнышко, пробуждается природа, начинается новый день и внутри ощущается легкость и хорошее настроение. Что-то особенное есть в этом моменте, и нет ничего прекраснее любимого человека, просыпающегося утром, и особенно если это девушка…

Зашла мама Софи и стала играть с Камилом, а Софи решила в честь его дня рождения показать мне альбом – с выпиской из роддома, первыми значимыми датами, фотографиями и прочими событиями. Она, не одеваясь, встала с кровати, взяла альбом и легла обратно, не сильно пытаясь прикрыться. Я всё еще была под впечатлением её раскрепощённости. Я старалась не смотреть, но мой взгляд невольно падал на её красивое тело.

Помню разговор с Ритой… Она спросила, что я хочу дальше от этих отношений, я ответила, что хочу дружить. Она тогда сказала: «Ты не сможешь дружить с ней при всех этих чувствах». Я утверждала, что смогу, и секс не впереди всего. И тогда она сказала: «Когда человека так любишь, не важно, мужчину или женщину, хочется им обладать, чувствовать телом». Тогда я не испытывала такого, а сейчас поняла… Физические ощущения примитивнее душевных, но тем не менее они находятся на верхушке человеческих проявлений и приходят тогда, когда эмоции и чувства уже не справляются, когда они накапливаются и уже не помещаются в тебе, их невозможно контролировать – тогда они дают импульс телу, чтобы выразиться через него. Так, когда люди ругаются, они переходят на драку, а когда любят – на прикосновения, поцелуи и секс. Вот почему, наверное, некоторая дружба не сможет остаться в своих рамках – чувств к человеку становится так много, что душевного проявления уже не хватает, и, кроме взаимной радости общения и созерцания, тебе хочется действительно обладать им, чтобы вы слились и душой, и телом.

Мы просмотрели альбом, встали, оделись и пошли завтракать. Камилу начали дарить подарки, я подарила свой – большой глобус с подсветкой, кажется, он ему понравился. Это утро, напротив всех моих опасений, сидевших в голове накануне поездки, было очень комфортным и приятным. За столом Софи рассказывала маме про сделанных мною птичек для праздничного торта, радовалась и веселилась, потом очень нежно погладила меня по щеке.

Мы поели и повезли Камила к преподавателю. Пока он занимался, мы с Софи пошли в магазин и купили продуктов. Приехав обратно домой, мы стали готовить всё для праздничного стола. Как я уже рассказывала, я никогда не любила готовить и обычно меня это утомляет, но вместе с Софи это делать было приятно и интересно.

Ну а звездой вечера всё же оказался торт с птичками – его показывали всем, восхищались и хвалили меня. Мне было приятно, но когда в шутку говорили, что я могу открывать бизнес, я обозначала, что это разовое вдохновение, желая дать понять, что это только для Софи.

А тем временем я спешила написать Лиле подробности прошлого вечера. Она, шутя, спросила:

– Ты расстроилась? Или пересматриваешь жизнь?

Я посмеялась.

Я столько думала всю эту историю о том, чего я хочу от Софи, чего она хочет от меня, к чему приведут все наши взгляды и прикосновения и смогу ли я с ней дружить в зависимости от той или иной развязки, будет ли у меня дальнейший интерес к ней, если ничего не случится и надуманный подтекст не получит подтверждения в реальности, смогу ли я без него и как буду смотреть на неё дальше – буду ли расстраиваться, – что я делала даже зимой, когда мы всего лишь меньше общались… Пережив эту ночь с ней, в которую я и испугалась её действий, и восхищалась ею рядом совсем не взглядом подруги с желанием поцеловать, чего до сих пор не ожидала от себя, – я поняла, что она нужна мне и без этого. Мне безумно хорошо в пространстве её энергетики, в этом созерцании прекрасного, в улыбках, радости и дружбе. Наверное, это и был тот самый пересмотр жизни и своего ощущения в этой истории.

А потом Лилия спросила меня, как я себя чувствую, поскольку знала, что я заболела. Что было действительно странным для меня – это моё абсолютно идеальное самочувствие уже предыдущим вечером. А ведь дома накануне поездки я не могла спать из-за кашля и боялась, что буду мучиться им и здесь. Но я словно и не испытывала этого ничего. Что это? Целительная любовь? Смеюсь. Лилия порадовалась за меня и предложила по пути домой заехать к ней за куличиком. Я с радостью согласилась.

Весь день мы с семьей Софи занимались праздником, то накрывая на стол, то убирая за детьми, я фотографировала их. Потом дети ушли играть наверх, а мы сидели за столом на веранде.

Был удачный момент, я сидела рядом с Лорой и сказала ей, что у меня важный вопрос про день рождения Софи. Она тут же спросила:

– Что подарить?

– Нет. Я знаю, что подарить! Я хочу подарить ей поездку в Питер.

– Ого! А как она туда поедет? Одна?

– Со мной. Я хотела спросить, не доставит ли ей это неудобства, согласится ли? С кем оставит Камила?

Лора очень воодушевленно и активно отреагировала:

– Камила мы возьмём на себя, всё нормально. Я думаю, она будет ошарашена, но обрадуется!

– Ну… я её и так периодически шарашу…

Лора забавно и знающе кивнула с улыбкой и неоднозначным взглядом.

Я сказала, что мне нужны паспортные данные Софи для покупки билета, и она тут же вскочила за её сумкой, достала паспорт и дала мне. Я сфотографировала все необходимые данные. Огромный шаг был сделан.

Вечером, когда основные гости разошлись, а дети еще играли наверху, мы отдыхали в гостиной и смотрели телевизор. Я сидела на диване, Софи подошла и села ко мне. За эти выходные, несмотря на всё счастье и то, что она всегда рядом, мне не хватало этого самого контакта с ней, а она его совсем не проявляла. И когда мы оказались на диване совсем близко, я положила голову ей на плечо, а она тут же опустила в ответ ко мне свою и погладила меня. И вот тогда картина моего счастья была полной. Так мы сидели какое-то время. А через некоторое время Софи отошла на кухню и, когда вернулась, села полулежа, облокотившись половиной туловища на меня и положив руку мне на ногу. Я была невероятно довольна результатом своей инициативы и её ответной реакции. Так мы сидели долго и смотрели телевизор, и мне было невероятно хорошо. А в это время я наблюдала за ней – я поняла, что, несмотря на её внешнее спокойствие, она довольно чувствительный человек и часто нервничает, но держит это в себе, внутри, о чём говорили её легкие подергивания мышц живота и лица, что-то вроде нервного напряжения. Я заметила это, потому что у меня тоже это есть. Тогда мне хотелось погладить её по руке и сказать, чтобы она расслабилась, но решила её не смущать.

Когда все окончательно разошлись и забрали детей, мы с семьёй стали играть в настольную игру. Софи объясняла мне правила, потом всё время смотрела, какой я делаю ход, помогала мне и советовала. А чудесный Камил снова добавил приятности моего ощущения в этом доме, что уже было некуда больше, – он сел рядом со мной и сказал: «Я тебе буду помогать», – сделав акцент именно на втором слове. Выиграла игру Софи.

В полночь началась Пасхальная служба, мы смотрели её по телевизору с Софи и её мамой. Остальные уже спали. Мне было жаль, что в этом году я не присутствую на ней, но я была там, где мне хорошо.

Потом Софи принесла планшет и стала показывать свои фотографии. Их было много и очень красивых. Много фотографий с сестрой, с Нового года, где она была невероятно прекрасная в красивом платье и с шикарной прической. А потом показала фотографию конфет, которые я ей дарила. Мне было приятно.

Мы пошли спать. И снова лежали, о чем-то болтая, вспоминая и рассказывая друг другу истории. Но в этот раз в голове их было меньше, а пауз больше. Я лежала рядом с ней, и мне безумно хотелось её коснуться – её рука лежала около моей и будто притягивала магнитом, – у меня было непреодолимое желание взять её, но я не могла на это решиться.

Я подумала, что если и есть возможность её обнять, то спровоцировав на этот жест её. И я сказала:

– Как же у вас тут хорошо!

– Правда? Тебе понравилось?

– Да, очень!

В этот момент она посмотрела на меня, как будто немного задумавшись, и сдержанно улыбнулась, сказав: «Я рада». Мне казалось, она всё чувствовала и понимала, чего я хотела, но не стала этого делать. Я точно знаю, что в любом другом случае после этих слов она обвила бы мою шею своими приятными руками и засветилась неподдельной радостью.

Мы еще немного поговорили, посмеялись, и Софи сказала, что очень хочет спать и уже засыпает. Мы пожелали друг другу спокойной ночи, и она сразу уснула, на этот раз я точно поняла это по её дыханию. Я тоже следом уснула. Эту ночь я спала очень хорошо, даже проснувшись ровно в том же положении, в котором легла, над чем утром повеселилась Софи. Когда я крепко сплю, я не двигаюсь и ничего не слышу. Одна подружка однажды мне сказала: «Ты спишь, как камень, я думала ночью, жива ли ты».

К нам снова пришёл Камил, немного полежал с нами и встал, а за ним сразу встала Софи. Я полежала еще немного, прощаясь с этим моментом, положив руку на её теплую подушку. Я будто чувствовала, что больше меня здесь не будет… Я снова думала о том, какая странная впервые во мне любовь: я внезапно стала понимать все самые нелепые для меня когда-то кадры из кино, которые я считала слишком гиперболизированными для реальной жизни, но вот я ощущаю это сама и признаю, что всё это действительно с нами происходит, когда мы обретаем это чувство, – мы, как влюблённые герои кинолент, завороженно смотрим в глаза, ходим по пятам и ищем встреч любыми способами, разговариваем с фотографиями, набираем номер и молчим в трубку, наслаждаемся запахом одежды и целуем подушку, отдаваясь безрассудному влечению, и сходим с ума…

Я встала, заправила кровать и спустилась вниз. Софи протянула ко мне руки и со светлой улыбкой сказала: «Христос Воскресе!»

– Воистину Воскресе!

Мы обнялись и поцеловались. Потом ко мне подошла её мама и тоже поцеловала. Я села за стол, и мы стали завтракать. В этот светлый праздник я сидела рядом с одним из самых важных и любимых мне людей, и для меня это было особенно.

После завтрака Софи притащила коробки с фотографиями, и мы стали их смотреть: огромное количество её снимков из разных периодов жизни – и смешные и красивые, на всех она была разная. Я даже увидела её с темными волосами, что не могла себе представить, но темный цвет ей тоже шёл. Она показывала кадры с давних выступлений, когда она участвовала в шоу-группе, и рассказывала, что ей всегда давали самые откровенные наряды – на фото она была в прозрачной майке, под которой была видна грудь – меня это нисколько не удивило, потому что её образ подходил для этого больше других. Потом она показывала какие-то вечеринки и показала мужчину, сказав, что у него они и спали на надувном матрасе. А на следующей же фотографии была девочка, и Софи сказала: «У нас с ней были интересные отношения». В этот момент я уже понимала, что все эти брошенные фразы не простые совпадения. Дальше были фото с её свадьбы, с мужем, с каких-то их совместных прогулок. Она показывала его и говорила: «Ну, симпатичный всё-таки». Мне снова казалось, что где-то внутри неё чувства к нему не приходили к общему знаменателю, кажется, что она его любит, но что-то ей мешает… или она сама себе что-то запрещает, ставит защитные барьеры, может быть, чтобы быть холоднее и когда-то не было больно… Я всегда хотела этому научиться, но никогда не могла. Я никогда не признавала полумер – к человеку я или открыта полностью, или закрыта совсем. Возможно, всё было и не так…

Днём мы поиграли на улице в бадминтон, погуляли и даже посидели позагорали – погода была восхитительная.

Мы планировали уехать пораньше, но было так хорошо, что поехали только к вечеру. По дороге я два раза почти повернула обратно, путаясь на перекрестке, на что пошутила, что мне так понравилось у Софи, что я пытаюсь вернуться. Она посмеялась и сказала: «Приезжай, когда захочешь!» – было безумно приятно это слышать, и знала бы она, как бы я хотела приехать туда снова, но у меня не было ощущения, что когда-то это ещё случится…

В дороге она сказала, что хочет спать, я сказала: «Поспи», – она будто ждала одобрения и после моих слов закрыла глаза. Мы ехали долго, были пробки, Софи спала, а мне было просто спокойно и хорошо. Я смотрела на неё, милую, рядом, такого же милого спящего её ребенка, и было ощущение, что весь мир сейчас в такой же гармонии, как я. Я думала о том, что я чувствую, и поняла: самые прекрасные люди, будучи теми, кто они есть, лишены возможности самого большого счастья в жизни – быть на месте тех, кто рядом с ними.

По пути мы заехали к Лиле взять куличик. Она вышла с дочкой и сказала, что ждут Камила, Софи попросила его выйти из машины. Дети обменялись куличами, а потом очень мило поцеловались в губы. Мы с Лилей обнялись, поздравили друг друга, и она пошла домой, а мы поехали дальше. Потом она писала, что дочке очень понравился Камил, а я спросила, как ей было видеть нас с Софи вместе:

– Я всегда рассказывала тебе про неё как про эфемерное создание, а тут уже второй раз ты её видишь.

– Сегодня всё так естественно было. Я порадовалась. Я думала, выйдет ли она из машины, и если выйдет, поцеловать ли её… А она сама потянулась.

– Да, все выходные было всё естественно и хорошо. Мы столько смеялись, что-то делали, готовили. А Софи все время говорила: «Наша комната, наша машина».

– Она очень классная!

Мне тепло и приятно было это читать. Лиля любит меня, поддерживает мои чувства и понимает, она видит Софи такой, как и я.

Софи попросила завезти их не домой, а к свекрови – они должны были отметить там день рождения Камила. Когда мы подъезжали, у меня снова всплыла в голове ситуация с Максом. Мне хотелось как-то понять мнение Софи о том, что мне делать – рассказывать ей это или нет. Я спросила, считает ли она правильным, что Макс признался ей когда-то в своей измене. Она сказала, что рада, что он решил быть искренним, но она бы больше об этом знать не хотела. Потом добавила, что всё зависит от того, насколько человек может с этим жить. И однозначного ответа на свою ситуацию я не получила… Она не хочет ничего знать, но я абсолютно не могу с этим жить… Мы договорили, когда она показала поворот во двор к дому и подъезд.

Если долго идти по краю, то однажды обязательно сорвешься вниз. Мы подъехали к месту назначения, и там стоял Макс… Это был тот самый момент, которого я так боялась всё это время и надеялась, что смогу его избежать, расскажу ей всё до такой встречи, потому что больше всего на свете я не хотела ей врать в момент «знакомства» с ним и делать из неё дурочку. Она сказала: «Вон и муж мой стоит». Тогда у меня затряслось всё внутри и бешено заколотилось сердце. Почему? Я не знаю. Я прекрасно понимала, что Софи ничего не знает, и Макс понимает, что я ей ничего не сказала, за неожиданное вскрытие ситуации можно было не беспокоиться, да и вообще бояться было нечего, но от этого отвратительного осознания меня переворачивало внутри. Я остановилась около дома и совершенно не знала, как мне быть. Я готова была сделать что угодно, только не играть спектакль знакомства – мне не хотелось этого, и было больно. Надеясь, что мне удастся не выходить из машины, я спросила у Софи: «Тебе надо что-нибудь помочь?» – на что она сказала: «Ну, ты выйди, пообнимаемся!» – Я поняла, что всё пропало и мне от этого не уйти. Она вышла из машины, а Макс заглянул с задней двери и многозначительно сказал: «Здравствуйте». Я небрежно ответила. Я понимала, что он меня помнит. Я вышла из машины, подошла к багажнику, вернулась обратно к своей двери и не знала, куда себя деть и как успокоить вырывающееся сердце, ведь сейчас она будет меня обнимать, и что я ей скажу? В этот момент она позвала меня и представила ему: «Это Эля», а он, широко улыбаясь и смотря на меня двусмысленным взглядом, наигранно протянул руку. Я не понимала, зачем он это делает, мы могли бы обойтись без таких жестов. Я несогласно посмотрела ему в глаза, пожала руку и тут же отошла. Я была на грани того, чтобы убежать оттуда, – так тяжело всё оказалось вопреки тому, что я сто раз представляла себе эту встречу. Я только стояла и уговаривала своё сердце успокоиться, ведь мне оставались считаные секунды до того, как Софи может это почувствовать. Я стояла у багажника, делая вид, что достаю вещи, а сама, кажется, готова была рухнуть в обморок. Она подошла ко мне и спросила: «Ты чем такая расстроенная?» – Я начинала чувствовать всё больше свой провал, потому что она заметила это. Я понимала, что не могу скрыть своего лица. Я ответила, что всё нормально, но, видимо, это получилось неубедительно, потому что следом она спросила: «Я тебя чем-то обидела?» – и это был самый ужасный вопрос, который я могла услышать. Я собрала все свои силы, чтобы улыбнуться и сказать: «Нет, Софочка, ты что», – и тут же стиснула зубы, чтобы не расплакаться. Она забрала сумки и обняла меня. Я постаралась не прижиматься к ней, потому что сердце всё ещё колотилось. Она поцеловала меня, снова в губы, а я, даже не почувствовав это, сразу ушла в машину. Сдерживая себя последние секунды и торопясь уехать, я поехала даже не в ту сторону, просто скорее заворачивая за дом в любом направлении, убегая из этого места. И наконец я разревелась. Ужасная боль и отчаяние были в моей душе: все было так чудесно, и вот произошло то, чего я боялась; и как же отвратительно мне было от того, что я делала, так сильно любя её. Я ревела и повторяла себе: «Что я наделала!» В этот момент у меня больше не было никаких сомнений, что я должна всё ей рассказать. «Я не хочу и не могу ей врать!»

Спустя несколько минут мне пришло сообщение от Софи о том, что она мне звонила, потому что искала какую-то сумку, но не смогла дозвониться. Звонка у меня не было. А дальше она написала: «Не знаю причину твоего расстройства, но надеюсь, что не я тому виной. Целую тебя, спасибо», – тогда я разревелась еще больше. Что я могла ей ответить? Она думала, что она меня могла обидеть, но у меня болело сердце от того, что обижала её я, но она этого даже не знала. И я ничего не ответила ей…

Приехав домой, я просто упала спать, обессиленная от слёз и дороги. Проснувшись, я не могла понять, что со мной произошло и было ли это сном. Немного придя в себя, я написала Лиле, рассказав про страшное знакомство. Мы поговорили о моём намерении всё рассказать, Лиля сомневалась, но сказала, что, наверное, так будет правильно. Я спросила, простила бы она меня на месте Софи. Она сказала, что ей было бы неприятно, но простила.

– Я только боюсь, что ты можешь потерять всё то, чего ты так долго добивалась и что приносит тебе такое счастье… И хватит ли тебе смелости сказать…

И Лилия в своих опасениях была права… К сожалению, абсолютно права. А насчет смелости… Лучше бы вместо всего этого у меня тогда хватило смелости поцеловать её….

XXIV

В этот день после занятий я и решила признаться Софи в знакомстве с её мужем. Целый день я прокручивала в голове, как и что я ей скажу и как она отреагирует. Время тянулось бесконечно долго, а мне не хотелось больше откладывать, я будто боялась чего-то не успеть… Во мне была паника, истерика… Я не пошла ни на какие другие занятия, кроме её, и понимала одно – они могут быть последними для меня… Но я точно знала, что не хочу быть еще одним человеком, который ей врёт.

Я советовалась с подругами. Катрин была категорически против того, чтобы всё рассказывать. Она была убеждена, что ничего правильного в этом нет, ни к чему хорошему это не приведет ни в её семье, ни в наших отношениях, ни даже у меня внутри, и что честность эта никому не нужна. Она уверенно говорила, что Софи меня не простит. Я осознавала, что нужно быть готовой к этому, но где-то в глубине души я чувствовала и верила, что правда должна победить.

По пути на занятия я заехала к брату, рассказала ему о случившемся и тоже спросила совета. Он сказал, что, пока я не сделаю этого, я никогда не узнаю, как было бы правильно:

– Сестрёнка, здесь множество вариантов, и все они имеют право на жизнь. Ты можешь рассказать ей всё, и она порадуется, что есть в её жизни честный и искренний человек, который готов признавать свои ошибки перед ней, – и это действительно редкость. И она полюбит тебя ещё больше. Но есть и другой вариант. Ты не знаешь её прошлого, её жизни, её отношения к людям. Она долго шла на сближение, у неё нет подруг, она прониклась к тебе особенным чувством… Почему? За всем этим может крыться много нюансов. Возможно, ей вообще не везло, а узнав всё, она может окончательно разочароваться в людях, в дружбе и закрыть это для себя уже навсегда. И тогда ты нанесешь ей финальный удар. Другой вариант – ты можешь промолчать и жить с этим сама, мучиться дальше, но каждая такая встреча будет наращивать враньё. Возможно, через пару раз ты про это забудешь, возможно, будешь чувствовать себя еще хуже. Сейчас ты не угадаешь, какой вариант лучше, и какая у неё будет реакция, и как всё будет дальше. Что из этого окажется правильно, а что всё испортит. Но в данный момент, я считаю, ты сама слишком большую трагедию придаёшь произошедшему. Это случилось, ты сделала это не специально, ты пожалела… Забудь. Ты не шла против неё, ты не хотела сделать ей плохо, ты не хотела забрать у неё мужа… ты ошиблась… Отпусти себе это.

На занятиях я была сосредоточена, переживала и волновалась. Перед школой я видела машину Софи. После растяжки я подошла и спросила, не на машине ли она, а она как-то растерянно и грустно сказала, что нет. Я спросила, поедет ли она со мной, на что она тоже очень странно ответила: «Эль, перестань меня возить. Мне неудобно, тебе в другую сторону ездить». Кажется, всё вокруг, и даже она сама, делали мне намёки на то, что не нужно с ней сегодня ехать… Но я упорно продолжала своё направление… Я не послушала ни Катрин, ни брата.

– Софи, мне надо с тобой поговорить.

– Да? Ну хорошо.

Мы встретились в холле и пошли к машине. Я не пыталась ни о чем поговорить, шла сосредоточенная и готовилась к главному разговору. Она тоже молчала. По дороге, чтобы не было совсем напряженной обстановки, я сказала пару незначительных фраз на какие-то наши общие темы. Она спросила, о чем я хотела с ней поговорить, я попросила отложить это до того, как мы подъедем к дому.

Когда мы проезжали по набережной, она рассказала про парк, который там строят, и это было похоже на тему, притянутую за уши для заполнения тяжелого молчания. Была какая-то странная атмосфера между нами – я была вся в себе, она тоже немного странная, как будто всё чувствовала. Мне хотелось скорее доехать. Подъезжая ближе к дому, мое сердцебиение учащалось и волнение усиливалось. Я понимала, что вот уже сейчас подходит тот момент, когда мне надо всё ей сказать, и мне до последнего не верилось, что я смогу это сделать, что я смогу это произнести и что я должна это сделать… В голове звучали отрывки фраз Лилии, Катрин, брата: «Ты можешь потерять всё это счастье», «Не нужно ничего рассказывать», «Ты сделаешь ей больно», «Она разочаруется в подругах окончательно и закроется», и другие: «Это будет честно», «Все равно когда-нибудь она это узнает»… Мне было жутко страшно, и был порыв передумать в последнюю минуту, но я решила идти до конца.

Мы подъехали к дому, я заглушила машину, выключила музыку и повернулась к ней. Она смотрела с ожиданием и легким непониманием – что же я такого хочу ей сказать. А я смотрела на неё, в её большие безобидные серо-голубые глаза, и самое сложное было начать. Моё дыхание было взволнованным и прерывистым, и я вообще не могла сказать слова, тогда мы слегка посмеялись от этой неловкой паузы, что немного сняло моё напряжение, и я заговорила:

– Софи…. Ты для меня очень особенный и очень важный человек… – она смотрела в недоумении, прямо в глаза, с приятной и удивленной улыбкой – …и больше всего на свете я сейчас боюсь тебя потерять, – мой голос жутко дрожал, я говорила с большими паузами, пытаясь выровнять дыхание. Она ещё более недоуменно улыбнулась. Её лицо выражало умиление и непонимание меня. И снисхождение к моему жуткому волнению. А я с трудом продолжала:

– Но по той же причине я не хочу никогда в жизни тебе врать. И, может быть, я сейчас делаю ошибку, но… я терзаюсь этим больше полугода… У меня есть огромная вина перед тобой…

– У тебя передо мной вина? (она слегка посмеялась) Какая? – она спросила это еще более удивленно своим высоким звонким голосом.

– Я оттягивала это до момента, который внезапно случился…

Я подняла глаза на неё и, вопреки ожиданиям, мне оказалось это сказать даже легче, чем всё предисловие:

– Я знакома с твоим Максом…

– Ну, кстати, ты меня сейчас не удивишь. Я это чувствовала. Во-первых, мне это приснилось. Я тебе говорила, что мне снятся вещие сны… и… ну, ладно, договори.

Я сама слегка удивилась от её слов, но договорила:

– Мы оказались однажды вместе в клубе… и… я с ним целовалась…

Я потупила глаза, а потом сказала, что корю себя за это и даже исповедовалась в церкви, что было чистой правдой, как, в общем, и всё, что я ей говорила… А её дальнейшая реакция снова меня удивила:

– Ну, целовалась. Ладно. Если бы я не знала своего мужа, я бы удивилась. Но для меня это не новости. А потом вот, знаешь, этот сон, женская интуиция, может быть… Макс всегда комментирует девушек, что-нибудь говорит, а когда я ему показала нашу с тобой фотографию, он не сказал ни слова, мне это показалось очень странным. Ну и, когда мы позавчера подъехали, и на тебе лица не было… Я не подумала ничего про это… но потом всё начинает складываться.

– Я не могу себе этого простить, не знаю, сможешь ли ты простить меня… Мне жаль, что я не оправдываю твоего отношения, что заставляю тебя знать то, чего ты не хочешь знать…

– Эль, ну ты просто ещё одно доказательство того, что мой муж козел. Вот и всё.

– Я предала тебя…

– Ну чем ты меня предала? Поцелуем?

– Да…

– Да перестань. Я буду смотреть на тебя так же, как раньше.

Мне казалось, с каждым её словом я любила её ещё сильнее. То, что она говорила, и то, как она говорила… Какие слова и обороты использовала. Она чудесная и уникальная, нежная и добрая. Она добавила:

– Знаешь, я бы, может, тяжело воспринимала все эти вещи, но я понимаю, что все идут по своей программе, и куда он придёт – неизвестно. У меня своя программа. А ты не расстраивайся. Он тебе понравился? Чего целовалась-то?

Она так легко и с долей смеха это спросила, что я смутилась. Понравился ли мне Макс? Я любила её до дрожи на кончиках пальцев, а он был её мужем. И он ей изменял.

Вопрос про симпатию к человеку, к которому я относилась резко осуждающе, ввел меня в тупик. Я сказала, что я не знаю, как это произошло, и я не планировала с ним общаться…

– Ты знала, что он мой муж?

– Знала… – произнесла я виновато и с печальным осознанием своего поступка, но не желая ничего скрывать от неё…

Софи разочарованно протянула «Ммм».

– Ещё хуже, мы сказали ему, что я тебя знаю…

– И что он?

– Он говорил, что он не женат…

– Ну вот, видишь…

Потом она посмотрела на меня очень ласково и искренне, погладила по голове и щеке и добавила:

– А в наших с тобой отношениях просто главное, чтобы такого больше не было и это не повторилось.

Она сказала про наши отношения в будущем времени, построила фразу с обозначением продолжения – и в этих словах было для меня её прощение. Предположение повторения такой ситуации было, конечно, абсурдно.

– Ты что! Я ненавижу себя за это! Такого больше никогда в жизни не будет!

Я даже думать не могла о таком, это была единственная ошибка, которая заставила меня испытать всю гамму мучений и раскаяний, безысходности от невозможности стереть это из светлой истории. Это урок на всю жизнь, и я благодарила Бога в тот день, что он простил мне это устами Софи и оставил наши отношения без изменений, – это было самое главное прощение для меня. Так я думала в тот момент, когда увидела её добрый взгляд и такую реакцию… Слишком легкую реакцию… И слишком добрый и искренний разговор…

А дальше был момент прощания. Наверное, в тот момент еще ни она, ни я этого не знали и не понимали. Никто не обозначал его как прощание, но так впоследствии распорядилась история. Тогда я в последний раз так близко чувствовала такого дорогого и любимого мне человека.

Она обняла меня, а я со всем чувством прижалась к ней и уткнулась ей в воротник. Для меня это было главнее всего – эти объятия. Ими она сняла с меня камень и приняла меня, приняла мой поступок и мои раскаяния. Она сказала: «Не переживай, всё хорошо». Мы сидели так какое-то время, и мне стало спокойно с ней. Она спросила: «Тебе полегче?» – Я пожала плечами. Я не могла отодвинуться, мне хотелось сидеть так, уткнувшись в неё, вечно, как будто что-то во мне знало: «Не отпускай её». Ощущений этому моменту добавляла её мягкая куртка, которая окутала меня при этих объятиях. Тогда я, кажется, тонула в ней во всей – во всей её мягкости, нежности и доброте. Больше я никогда этого не испытывала. Я почти проплакала «Спасибо», – она посмеялась. Она обнимала меня так по-доброму и по-родному, прижав одной рукой мою голову, как будто в знак особой нежности. Тогда я подумала, что всё останется так же, только теперь честно. Мы улыбнулись, она ещё раз обняла меня крепко и поцеловала в губы, дольше, чем обычно, в этот момент я прочувствовала это особенно – её приятные мягкие губы. Они до сих пор остались этим ощущением на моих.