Текст книги "Всё, что было"

– Признаюсь, утомился я от своих воспоминаний о «топтунах», садистах, министрах и прочих интересных людях, иногда встречавшихся мне в жизни, или от воспоминаний о их незабываемых делах, да и читателя наверняка утомил; вот и решил чуточку отдохнуть, уйти в отключку, как неожиданно в моей уставшей памяти, будто рядом, послышался требовательный женский голос, от которого вздрогнул: – «Говорить дальше будете Богданов?» – «Б-у-уду-у» – торопливо ору в ответ – «Только не допрашивайте с пристрастием, будьте милосердны!» «Ладно, валяйте!»-буркнула она, чуть подумав, и добавила – «Но на мои вопросы отвечайте письменно и пишите только правду, и ничего кроме правды». «Само собой» – торопливо соглашаюсь, и кричу в трубку, «да век свободы не видать, бляха-муха, что буду писать только голимую правду». «Хорошо, что вы понятливый, это зачтётся» – великодушно добавил требовательный голос невидимой корреспондентки из популярной газеты и принялся излагать голимую правду. Пишу эту правду о своей жизни не для неё, а для читателей, но и ей сгодится, если на её бессовестные глаза эта книга попадётся.

Всё-таки, тяжёлое и надсадное дело писать правду о своей жизни для опубликования в печати, далеко не каждый на это решится, но с детства помню поговорку, «взялся за гуж не говори, что не дюжь» и продолжаю пахоту за письменным столом, пишу эту книгу. Не зря историк А.А. Гусейнов написал: «Ничто не даётся нам так тяжело, как правда о самих себе». Поэтому и пишу воспоминания о своей жизни ни от чьего-то имени и поручению, а лично от себя, по собственной воле. Моя книга, по прочтении её содержания, наверное, производит на читателя довольно мрачное впечатление в описании тех событий в моей жизни, которыми она насыщена. Это не вина автора, будто бы преднамеренно сгустившего чудовищные жизненные факты, от которых душа содрогается, а правдиво изложенная история моей жизни, без изъятий. Окидывая взором весь свой жизненный путь, описанный в книге, с горечью признаю, что такую неимоверно тяжёлую жизнь мне устроили наши славные чекисты, воспитанные тоталитарным государством, верноподданно охранявшие завоевания октябрьского госпереворота от инакомыслящих граждан и прочих подозрительных элементов, сомневающихся в скором построении светлого будущего. Скажу больше, что советская власть создавалась коммунистами с кровавым замесом и главную роль в его создании играли чекисты с первых дней её зарождения. Надо, наконец, честно признать, что Ленин, как мировой гений злодейства создал социалистическое государство по форме демократическое, а по существу террористическое, о чём не раз писал и публично заявлял. «Мы ещё вернёмся к террору» – говорил он перед введением НЭПА и, кому-то, – пригрозил пальчиком. А на кровавой заре Советской власти убеждал председателя Чрезвычайной комиссии Ф. Дзержинского, что надо «Немедленно определить коммунизм на живую базу: расстреливать, расстреливать и расстреливать, не допуская волокиты». И ещё одно из его высказываний в отношении террора: «А на Россию мне наплевать, «ивашек» надо дурачить. Без одурачивания «ивашек» мы власть не захватим. Чтобы на несколько десятилетий ни о каком сопротивлении они и не смели думать. Суд должен не устранять террор, а обосновать и узаконить его принципиально. Нужно поощрять энергию и массовость террора». Известно, что за все годы Советской власти коммунисты, они же и чекисты, бюрократической волокиты, в этом архиважном деле, не допускали. Всё так, но сотрудники ЧК и КГБ, так много истребившие по разным причинам граждан страны Советов, оберегая её безопасность, почему-то, не смогли спасти страну от краха и разграбления, более того, в числе активных грабителей они в первых рядах оказались. Трудно сегодня представить, что более семидесяти лет, чекисты старательно занимались очищением советского общества от граждан, идеологически неустойчивых граждан, сомневающихся в построении светлого будущего и к стыду своему, с этой задачей не справились. Неужели не понимали, что немыслимо ладошками вычерпать из реки всю воду, но трудились в поте лица, всё черпали и черпали, а всех врагов не истребили, пока гром не грянул и беда пришла откуда её не ждали. Мне кажется они прозевали нашествие террористов в нашу страну, возвестивших о себе, как о грозной разрушительной силе, способной принести людям неисчислимые бедствия и страдания. – Бесспорно, привычная слежка за своими гражданами – занятие безопасное, а неожиданная возникшая борьба с террористами таила для них и общества грозную опасность. Неоспоримый факт, что от своей неготовности защитить своих граждан от их злодейства, они вначале растерялись, а пока в спешке научились с ними вести борьбу, безвинными жертвами террора стали тысячи людей, которые своими жизнями расплачивались за террористический вандализм и не способностью чекистов с этим эффективно бороться. Но справедливости ради надо признать, что они быстро научились вести беспощадную борьбу с ними и к их чести в этом преуспели, проявляя незаурядное мужество и отвагу, и нередко безвозвратно теряли своих боевых верных товарищей в борьбе с этим злом. Нам надо бы помнить, – что человеческая жизнь во все годы Советской власти мало чего стоила, хотя в развитых странах к жизни своих граждан относились чуть бережливей. Советское общество хорошо помнит побоище в г. Новочеркаске, устроенном по указке Никиты Хрущёва, с использованием воинской части советской армии для подавления мирной демонстрации жителей города. А последний массовый террор Советской власти был связан с так называемым «Лечением» инакомыслящих в психушках, по решению суда, опозоривших страну Советов перед всем мировым сообществом. Хватательный заглот инакомыслящих в прожорливую пасть психушек, устроенный спецслужбами и сегодня в здравой голове людей не укладывается; как можно было додуматься, чтобы здравомыслящего человека специально превратить в недоумка? Не было в истории человечества более чудовищного преступления перед людьми, чем это, со времени падения римской империи, как выражался один историк, правда по другому поводу. А инакомыслящие всегда были, есть и будут в любом обществе, даже самом демократическом, тем более тоталитарном. Нашим чекистам об этом надо бы всегда помнить.

Но мы же со школьной скамьи помним высказывание Максима Горького устами одного из героев пьесы «На дне», что «Человек – это звучит гордо» и подвергать сомнению это высказывание никогда не хотелось и сегодня не хочется, напротив, пусть оно в нашей жизни всегда торжествует. А вот высказывание о человеке Апостола Матфея в псалме 115, ст. 2, что «Всяк человек есть ложь» вызывает внутренний протест, хотя лживость всегда была свойственна человеку во все века и является порождением зла, что в свою очередь ведёт к различным конфликтам в обществе и войнам. Да неужели Апостол Матфей так разуверился в людях, раздумывал я, что не увидел в них признаков добродетели? Разберёмся и углубимся в первоисточники богословов, которые установили, что истинные слова пророка Давида были таковы: «Я сказал в опрометчивости моей, «всякий человек есть ложь», но пояснил, что он это сказал в отчаянии, когда отказался от престола и разочаровался в людях». И так почти три тысячи лет, подумать только, эмоциональная фраза, вырванная из контекста, успешно склонялась, как истинная. Многие христиане, не задумываясь, легко утверждали с пеной у рта, что «всяк человек есть ложь». Хорошо, что многовековую ошибку исправили, докопавших до первоисточника её появления и поиск истины оказался успешным. Всё-таки, пролетарский писатель Максим Горький, более свято верил в человеческую добродетель, чем первоначально Апостол Матфей и я верю, невзирая на постоянное гонение меня со стороны спецслужб, что ЧЕЛОВЕК действительно звучит гордо, чтобы они не вытворяли с инакомыслящим человеком. Конечно, никакое государство без спецслужб существовать не может, но вместо беспощадно – жестоких придут другие чиновники, уважающие права человека, которые нужно соблюдать, а его самого оберегать от насильственной гибели, как высшую ценность, созданную природой. И в подтверждение этого снова приведу высказывание философа Ильина: «Русская идея есть идея сердца. Идея созерцающего сердца… Она утверждает, что главное в жизни есть любовь и что именно любовью строится совместная жизнь на земле, ибо из любви родится вера и вся культура духа. Без веры человек не может существовать. Жить значит выбирать и стремиться, для этого нужно верить в некоторые ценности, служить им; все люди во что-то верят». Легко повторять крылатые высказывания мудрецов и философов из прошлого, а во что я верил и верю, ради чего живу, испытывая тяжкие страдания и неизбывное горе в своей жизни? Задумался об этом, прочитал всё выше написанное, прислушался к уставшему сердцу и, не мудрствуя пишу, что, по-прежнему, верю в доброту людей, их добропорядочность, в любовь вообще и к своей семье и ближним родственникам в частности, в уверенности, что я в своей жизни, всё-таки, был востребован обществом, как человек труда и никому несчастья и горя не причинил. В общем – то, всё выше перечисленное, нельзя назвать выдающимися достижениями моего духа, скорее это норма жизни любого здравомыслящего человека, но как много исключений было у меня из этой нормы и, к моему сожалению эти исключения довольно часто мне жизнь изрядно отравляли, делали её невыносимой. Да, из меня хотели сделать изгоя жизни в своём отечестве, но я устоял и не хочу, чтобы меня считали глубоко несчастным, сломленным человеком, потерявшим веру в добро, свойственную большинству людей. Нет и нет, я сохранил в себе человеческое достоинство, веру в справедливость и надежду на лучшую жизнь моих внуков, если им повезёт в будущем не стать жертвой садистов-опричников из спецслужб. Как ни горько признавать, но в моей унылой душе сегодня нет привычной радости, при взгляде на своих внуков, но лучик надежды в сумерках моей жизни засветился и светит всё ярче, будто возвращает в мою сегодняшнюю жизнь сказку детства. С замиранием сердца смотрю на своих внуков, на детей убитого сына, выросших без отца и восхищаюсь их успехами в учёбе, в познании сегодняшней жизни и своего места в ней. Особенно радует внучка Аня, ученица 10-го класса, удивительно похожая и внешностью, и своим трудолюбием на своего папу, ушедшего из жизни, когда ей было четыре годика. К сожалению, она смутно его помнит, но любит и дорожит, что у неё был такой папа. Она отличница по всем предметам за все годы учёбы в школе, творчески одарённая и одна из девочек в областной команде из 20-ти учащихся старших классов, «Кадры будущего для регионов», где инициатором выступает АНО «Агентство стратегической инициативы по продвижению новых проектов». Есть уверенность, что среди талантливых ребят она не затеряется и проявит себя с самой лучшей стороны. Недавно нас удивила и даже напугала, что два раза уже прыгала с парашютом и поступила так лишь потому, что решила нашу унылую старость взбодрить и, чуть порадовать. Ничего не скажешь, заботливая внучка у нас, в третий раз прыгнет, совсем повеселеем. Её старший брат Гриша уже успешно окончил первый курс строительного университета; и с таким же прилежанием учится на втором и нет сомнения, что из него получится классный специалист по избранной специальности. Будь жив их отец они были бы по-настоящему счастливы в своём детстве, а сиротство радости никому не приносит и оставляет в душе горький след на всю жизнь, сужу по своей жизни, я тоже рано потерял своего отца на той войне. Ещё нас радует внук Серёжа, сын дочери Вали, своей изумительной работоспособностью, деловой активностью в достижении поставленной цели и нам кажется, что всего он добивается играючи, без особых усилий, хотя это не так. Как-то непринуждённо окончил экономический факультет индустриального университета и поступил в магистратуру, которую, без сомнения, успешно окончит. Его младшая сестрёнка Машенька учится в седьмом классе и находится в активном поиске применения своих удивительных талантов; и уверен, что найдёт при своём упорстве и настойчивости достигать поставленной цели. Особенно радуют успехи внуков, достигнутые ими в изучении английского языка, которым они в совершенстве овладели благодаря своей бабушке, приложившей для этого немало усилий. Внук Серёжа подтвердил это на практике. Он самостоятельно съездил в Англию в 16 лет, с неделю гостил в Лондоне, где взял напрокат велосипед и разъезжал на нём по городу, знакомился с его достопримечательностями, общался с жителями. Ничего не скажешь, практичен, умён и находчив при любых обстоятельствах. Вот такими скромными радостями мы и живём сейчас с супругой у конца жизненного путина склоне лет. Да ведь не зря говорят, что хорошего в жизни бывает помаленьку и не до жиру быть бы живу, после всего горюшка, которого мы нахлебались досыта и маленькие радости в нашей семье – всегда праздник.

Внучки Маша и Аня, Тюмень 2018 год

Внук Гриша 2017 г. Тюмень

– Порой мне кажется, что в своей долгой жизни, я будто тащился с ведёрком в руках, собирая по пути, кем-то случайно брошенный мусор и набрёл на чекистов, ведёрко от неожиданности выронил, а чекисты, заподозрив неладное в меня вцепились и до сих пор не выпускают. Ну хоть бы кто-то из важняков-карателей, за пятьдесят с лишним лет слежки, пригласил меня для профилактической беседы, с целью пошариться по закоулкам моей души, вызнать о чём думаю, какие планы вынашиваю. Напрасная надежда. В таких случаях они привычно говорят, что мы не богодельня и не обязаны с каждым цацкаться, а заслужил, получай сполна и не кашляй. Вроде бы по-ихнему всё правильно, но зачем себя сравнивать с богадельней, с домом божиим, унижать её обитателей, где живут люди бездеятельные, уже не оправдывающие своего назначения в конце жизни, отдавшие ей сполна всё и, которые оказались у разбитого корыта; без детей, родни и без всякой надежды, кроме как на Бога. Случись такая встреча с моими мучителями, я не стал бы рассказывать о чём думаю и о планах, которых, из-за преклонного возраста, уже не имею, а прочитал бы любимые строчки из стихотворения С. Есенина, «Гой ты, Русь моя родная…», которое помню с юных лет

 
Если крикнет рать святая:
«Кинь ты Русь, живи в раю!»
Я скажу, не надо рая,
«Дайте родину мою».
 

– Поверьте, это не фальшивый пафос, чтобы лишний раз покрасоваться и публично блеснуть патриотизмом, а моя жизненная позиция взрослого человека, с устоявшимися взглядами на жизнь. Я никогда даже не задумывался, что могу уехать в чужую страну и там спокойно доживать свой век. Я никогда не просил туристической путёвки, в развитую капиталистическую страну, чтобы убедиться, как там привольно и сытно живут люди, мне это неинтересно и чуждо моему характеру. Да разве можно забыть знакомые с детства слова из песни: «Не нужен нам берег турецкий, чужая страна не нужна…». Эти слова по своему смыслу вошли в плоть и кровь моего поколения, определив нашу жизненную позицию, а сегодня это поколение, с обидой на власть за унизительную бедность в старческие годы, молча и незаметно уходит из жизни, наравне с участниками Великой Отечественной войны. Меня удивило признание известного правозащитника В. Новодворской, ныне покойной, царство ей небесное, которая сказала, что, побывав в западных странах и посмотрев, как они прекрасно живут, расплакалась от того, что у нас, якобы, так никогда не будет. Да стоило ли из-за этого мокрить свои глаза образованному и культурному человеку, какой я её, не без оснований, считал и считаю. Неужели ей было не понятно, что россияне по уровню благополучия, в недалёком будущем, будут жить гораздо лучше, чем там за бугром, но только по – нашему, по-российскому укладу жизни, с учётом национальных вековых традиций, обычаев и культуре, одной из лучших в мировом сообществе. Мы другие, не похожие на западного обывателя, как и они на нас и стараться быть похожими друг на друга, значит надо изменить свой менталитет, изменить свои национальные корни, сформировавшиеся за столетия, но такая ломка человеческого сознания никому не под силу. Это правило без исключения на все века. Русские большевики, до одурения начитавшись бредней К. Маркса о бродячем призраке коммунизма, бродившим по Европе, но который в Россию, почему-то, не заглядывал, спланировали рубануть и рубанули по корням русского самосознания, с изуверской целью уничтожить православие и создать, из российского мужика нового человека социалистического образца, невиданного в мире. Они стремились его создать лихим кавалерийским наскоком, с истошным воплем – «Даёшь Каховку» и захватили её, но ничего у них с созданием нового человека с таким же наскоком не получилось и не могло получиться. Любого человека, даже сегодня, охватывает ужас, когда он читает воспоминания свидетелей о дикой и жестокой расправе коммунистов со священнослужителями православной религии, какой не знало мировое сообщество. Однако они выжили в кровавом замесе, устроенном коммунистами. Оказалось, что невозможно уничтожить веру в Христа-спасителя, ставшего более двадцати веков назад непоколебимой верой миллионов христиан. Однако, признаемся, что нового человека хоть и не удалось коммунистам создать, но изуродовать сознание большинству россиян им удалось. Сегодняшние манкурты, в большинстве своём неисправимые сталинисты, скоропостижно выдуревшие из марксистско-ленинского бреда в грозную силу после их нашествия в крестьянскую Россию. Жуткие последствия их кровавой диктатуры, как и догмы их террористической партии, принесли слишком много горя и страдания народа, поверившего в обещание построить светлое будущее, которое они, якобы, сотворят на глазах. Они и сегодня лишены понятия о сострадании миллионным жертвам массового террора, они по-прежнему не ощущают чувства боли и жалости к ним, как и к другим лагерным страдальцам той эпохи и остальным гражданам, попавшим в беду, но остались в них, зловещие признаки садизма советской опричнины ХХ-го века, беспощадно истязавшей свои жертвы и раболепно поклонявшейся палачу и богоборцу Сталину. Они оттуда, из советской действительности, это зловонная отрыжка от создателей нового человека продолжает и сегодня удушливо смердить, создавая массу тяжелейших проблем в формировании новой идеологии россиян на прочной основе общечеловеческих ценностей. Хотя «мудрый» И. Сталин говорил профессору Мочалову в 1946 году, что «Марксизм есть религия класса, это символ веры». Но что это за религия и символ веры, если через 75 лет ничего от этого не осталось, кроме потешных кривляний нынешних, коммунистов, похожих на скоморохов из охвостья сгинувшей партии, якобы, вооружённых религией от Маркса и каким-то её символом.

– Вспоминаю символы той религии и не могу отделаться от мысли, что всё случившееся с нами за годы советской власти, было как в дурном сне, и появляется надежда, что он больше не приснится, не к ночи будет сказано. Советская действительность мне запомнилась огромными, нескончаемыми очередями мрачных, озабоченных людей, покорно отстаивающих в них часами, чтобы купить, хоть что-нибудь, необходимое для жизни. Мой сынок Коленька много часов провёл в этих очередях и долго об этом вспоминал. Зачастую свою очерёдность записывали на ладони трёхзначной цифрой и, пока очередь подойдёт, бежали в ЖКК уплатить квартплату, или записаться на прём к врачу. На обратно пути в очередь, как правило, забегали на работу, показаться начальству, что были на рабочем месте, работали, и снова в очередь. Похоже, третья часть трудового населения тогда не работала, простаивая в очередях, а искусственно созданные герои труда плодились, как грибы после дождя, и грудь тех героев и просто орденоносцев сейчас сверкает, как иконостас. Поразительно, как много у нас в те годы расплодилось героических тружеников, а уровень жизни всегда был на самом низком уровне среди развитых государств и все эти герои становились знаменитыми, запредельно демонизированными партией до небес, лишь в период строительства развитого социализма. Сейчас их искусственно не создают, слишком затратной оказалась для нашего общества показушная героизация граждан и морально ущербной. Ведь нельзя было тогда, кому-либо, усомниться в непобедимости социалистической системы, поскольку нормально работать уже не могли или не хотели за ничтожно низкую зарплату, а показушных героев появилось столько, что плюнуть нельзя было, чтобы в них ненароком не попасть. Не от хорошего настроения, И. Сталин, однажды с досадой сказал: «Все великие! Все гениальные! А чаю выпить не с кем». Да какой там чай, Иосиф Виссарионович! Высокочтимый вы наш отец и вождь! Да разве можно было с вами чаёвничать и вести непринуждённый застольный разговор о той героической жизни, какую вы тогда устроили своему народу? Ведь по простоте душевной можно было схлопотать лет десять без права переписки. Без сомнения, любой застольный гость, при чаепитии с вами, держал себе на уме, что любое критическое замечание о героическом труде советского народа, тогда считалось уголовным преступлением, как идеологическая диверсия и с такими диверсантами, вы, товарищ Сталин, надолго приучили безжалостно бороться наших блюстителей государственной безопасности и нетрадиционных писателей, и они в этом преуспели. Да кому нужно такое чаепитие? Это сейчас у нас появилась вольная болтливость, что можно и пошутить по адресу усопшего вождя, а при нём такая шальная мысль даже в голову никому не залетала.

– Сейчас, когда пишу эту книгу, сибирская осень в разгаре. «Унылая пора очей очарованье…», сказал однажды великий россиянин и более точными словами об осенней поре не скажешь, так органично они выражают наше настроение в это время года. В них слышится прощальная музыка отшумевшего лета, как и человеческой жизни, и кто уловит музыку в этих словах, непременно задумается, вникнет в поэтические строчки и услышит тихую, грустную музыку в своей душе, навеянную этим чудным стихотворением, рождённым настроением поэта в осеннюю пору. Только не ухмыляйтесь, прочитав эти строки, а прислушайтесь к своему сердцу, оно вас не обманет. Я слышу и чувствую музыку этих слов, хотя не музыкант и с тоской смотрю в окно на осеннюю непогоду, на озабоченных людей, спешащих по своим делам, на хмурое низкое небо и меня одолевает тоска-кручина о моём недавнем прошлом, когда я, именно в такую непогоду, старался выезжать на рыбалку, или в лес за грибами и, воспоминания о прошлом наваливаются на меня с неодолимою силой. А сейчас, к своему огорчению, даже на улицу не могу выйти, чтобы погулять во дворе, подышать свежим, осенним воздухом. Да моя жизнь – это не те дни, искромётно пролетевшие, а те, которые громыхнули в моей жизни и навсегда запомнились, о которых и пишу. Они – то и тревожат мою душу и мне кажется, что от постоянных воспоминаний о своём прошлом я устал, но избавиться от них нет сил, так они надоедливо привязчивы, спасу нет. Да есть горький вкус запоздалых воспоминаний о своём прошлом и сожалений о совершённых ошибках, но какая-то дьявольская сила всё тянет и тянет туда, в прошлое и я мысленно погружаюсь в ту жизнь, навсегда отпечатавшуюся в моей памяти, как на фотографии. Хорошо помню, что с детства мне по душе были тихие, томительно скучные, ненастные дни, с мелким моросящим дождичком. Я обычно брал своё ружьишко, старенькую одноствольную ижевку двадцатого калибра и не спеша обходил вокруг близкое озеро, примыкавшее одним берегом к деревенским огородам. Думалось при этом легко, мысли разлетались, казалось, в невидимую высь и даль, я будто, живьём растворялся в ненастном пасмурном дне и, казалось, не осознавал, что я на охоте, а не на прогулке. Нет, я зорко, скорее интуитивно, всматривался в береговые заросли и, каким-то, шестым, или десятым чувством угадывал диких уток, кормящихся вблизи берега. Из головы мигом улетали фантастические грёзы, возвращая в реальную жизнь, меня сразу охватывал охотничий азарт, я плашмя падал на мокрую траву и умело начинал подползать к уткам на доступное для стрельбы расстояние. После выстрела небольшой табунок уток улетал, а одна, а то и две из них трепыхались в береговой траве и нужно было их, как-то, доставать. Я снимал штаны, поднимал рубашку до груди и морщась от охватившей дрожи, лез в холодную осеннюю воду за добычей. Выбравшись на берег, от охватившей дрожи, в спешке одевался и с уткой в одной руке и ружьём в другой, бегом бежал до самого дома, чтобы согреться. И вот он, любимый дом моего сиротского детства, всегда родной и милый моему сердцу, где меня с ласковой улыбкой встречает баба Лепестинья, гладит по голове, помогает переодеться в сухую одежонку и заботливо предлагает забраться на тёплую русскую печку отогреться. Я так и делаю и, укрывшись тёплым стареньким, и засиканым одеяльцем, легко засыпаю и сплю таким беззаботным глубоким сном, самым сладким и счастливым, какой бывает только в детстве. До сих пор помню лишь мгновения того сна, а ощутить его сладостное упоение ни разу не удалось, сколько ни пытался. Видимо детский сон принадлежит только детству, которое в своё время кончается вместе со сном, и никогда не возвращается, а жаль. Однажды спросил маму, почему мне всегда по душе ненастные осенние дни и меня тянет, на охоту, или в лес, где мне хорошо думается, и я себя чувствую отрешённым от всех навалившихся забот, более спокойным и уверенным? Она чуть подумала и, почему-то, виноватым голосом, как мне показалось, тихо ответила, наверное, потому, что родились вы с Риммой – как двойняшки, в конце октября, в ненастный день, потому и жизнь с вами не ласково обошлась. Грустный ответ, но, пожалуй, справедливый, если вглядеться в наш жизненный путь. Хотел спросить маму, а по душе ли зимняя пора, с лютыми морозами и метелями, людям, родившихся в эту пору, но, почему-то, не спросил, видимо, не хотелось нагружать её душу мрачными вопросами. У каждого из нас есть своя мама и это магическое слово вмещает в себя всё многообразие нашего мира, в центре которого навеки запечатлён родной образ, дороже которого на свете ничего нет и не будет. Я всю жизнь любил и жалел маму, в двадцать восемь лет ставшую вдовой с четырьмя малыми детьми и, сумевшую в немыслимо тяжелейшие военные и послевоенные годы нас вырастить, да ещё в колхозной деревушке, дать нам неполно-среднее образование и отправить в самостоятельное плавание по бескрайнему океану жизни. И в путешествии без мамы по океану жизни, мы вдоволь нахлебались всякого горюшка, но до желанной пристани сумели добраться только я и младшая сестрёнка Люся, а Римма с Виталием сгинули в пучине жизни в рассвете лет, не сумев преодолеть все её непосильные тяготы. На большее у мамы сил не хватило, ни моральных, ни физических, она изработалась без остатка за эти годы и для нас, её детей, была живым свидетелем того тяжелейшего времени и самой дорогой памятью о войне и сиротском детстве, о чём зачастую вспоминаю с содроганием сердца.

– Пытаюсь вспомнить, когда же я впервые в своей жизни ощутил горе, жестокий обман, подлость и всё, что связано с человеческими пороками, поразившими меня до глубины души и каким чудом оказался морально не изуродованным? Конечно же полученная похоронка о гибели отца на войне, в июне 1945 года. Свалившееся горе было столь сокрушительным, что поселилось во мне на долгие годы, длинною в жизнь, хотя к её концу моральная рана зарубцевалась, но ранимость от этого горя сказалась на всей моей жизни самым печальным образом. Об этом я подробно написал в книге «Слёзы войны» и повторяться нет смысла. А впервые был жестоко обманут, спустя два года после войны. Как помню, весна 1947 года была хоть и запоздалой, но дружной, и блеск накатившей весны, ослепительное сияние солнечных дней радовали не только меня, но и всех деревенских жителей, истомившихся от её ожидания. В один из весенних дней я проснулся поздно, когда яркий солнечный свет уже затопил всю горницу, где я спал. Из избы доносился мужской говор и я, щурясь спросонья от слепящего солнечного света, вышел из горницы и увидел дядю Лаврушу, родного брата мамы, с раскрасневшимся лицом, сидевшего на лавке за столом и, что-то говорившего бабе Лепестинье, своей матери. Увидев меня, он весело спросил, так что племяш, охотится то на уток собираешься весной, или как? Будешь давать своё ружьё так буду, буркнул я в ответ и хотел было выйти во двор, но он меня остановил. Ты погоди племяшок, что тебе скажу – то: я обернулся, вопросительно на него посмотрел и услышал: на этой недели к вам заеду и привезу тебе берданку с винтовочным затвором, двадцать четвёртого калибра с четырьмя патронами и тебе подарю. От услышанного я, кажется прирос к полу, настолько был ошарашен его обещанием подарить ружьё мне, двенадцатилетнему деревенскому мальчишке, охотнику с рождения, что дар речи поерял. Видя мою растерянность, он громко рассмеялся, встал и, проходя мимо взъерошил мне волосы, жди, сказал он на прощание и уехал. Я, впервые в своём возрасте, был радостно потрясён до глубины души, что могу вот так просто получить ружьё в качестве подарка, о котором только грезил, но не верил, что моя заветная мечта так скоро сбудется. Шутка ли, среди своих деревенских сверстников я буду единственным обладателем своего ружья. Это меня возвышало над ними на недостижимую высоту. В ту ночь я не спал, как обычно, крепким детским сном, а дремал, будто в бреду, думая о скором приезде дяди с дорогим для меня подарком. Однако, к утру решил, что незачем мне ждать приезда дяди на этой неделе, а лучше самому съездить за ним в соседнюю деревню, где он жил, что в шести километрах от нас. К утру всё же задремал, но проснулся, как от испуга с мыслью, что проспал и съездить за подарком сегодня не успею. К счастью не проспал, но мама с дедом уже ушли на работу, а баба Лепестинья, как обычно, была занята приготовлением обеда, у полыхающей жаром печки. Не сказав ей ни слова, я снял со стены в сенях уздечку, пошёл в табун лошадей, пасшихся на оттаявшей большой поляне у озера, и взнуздал старую кобылу, отощавшую за зиму от бескормицы, на которую и взобрался, предварительно подстелив старую фуфайку на её выпирающий костлявый хребет. И вот весенняя дорога, раскисшая от растаявшего снега и грязи и по ней, изредка фыркая, медленно шлёпает копытами кобыла, а на ней восседает мальчишка и с восторгом озирается на сияние весеннего дня. Красотища чудная и помнил я ту дорогу за дядиным подарком долгие годы. Любовался в тот день, как редкие белые облака, эти бесцельные странники, медленно плыли в синеве бездонного неба, а в лицо ласково шептал тёплый весенний ветер и яркое солнце до слёз слепило мои уставшие глаза, а взволнованная душа, казалось, от восторга пела. Слышу, как птичий хоровод пролетавших птиц, разноголосо ликует о своём возвращении в родные края, и я радуюсь скорому счастью, которое совсем близко, за ближним поворотом берёзового колка, где и должна появиться деревня и дом дяди, а в доме том лежит мой драгоценный подарок. Наконец, справа, появилось большое камышовое озеро, покрытое льдом, отливающим синевой от лучей солнца, а по его закраинам и по заливным мелководным лужам, чернели стаи отдыхающих пролётных птиц. В безоглядной небесной выси, куда ни глянь, тянутся в родные места их косяки и приветственный птичий гомон слышится отовсюду. Моя душа охотника в восторге замирает от их дружного нашествия, и я прикидываю, как на обратном пути буду охотиться, имея четыре патрона в придачу к подаренному ружью. Да очень просто, как в таком случае охотился мой дядя и я это хорошо запомнил. Не доезжая до одного из приозёрных заливов, на которых сидит табун уток, слезу с лошади и, прячась за её крупом с внешней от уток стороны, поводком уздечки буду править лошадью и вместе с ней к ним приближаться. Уже знал, что они лошади не боятся, а меня, спрятавшегося за ней, не увидят и, подкравшись к ним на нужное расстояние, выстрелю. Был уверен, что домой вернусь не только с подаренным ружьём, но и с подбитой уткой, из которой баба Лепестинья к ужину приготовит вкуснейший суп, с дразнящим запахом на весь дом. Какое было счастье, кто бы понимал, иметь своё ружьё двенадцатилетнему мальчишке, живущему в глухой сибирской деревушке, в голодные послевоенные годы, но это могут понять только те люди, которые в то лихоманное время там жили.