Текст книги "Всех, кто купит эту книгу, ждет удача"

К приходу Яна компания практически прикончила бутылку дорогого шампанского, а Гриб набил «трубку мира» превосходной травой. Ян в последние несколько лет не притрагивался к алкоголю, так как тот даже в малой дозе выбивал его из колеи. Выпив, Ян несколько дней страдал бы от депрессии и навязчивой мысли, что он сделал что-то не так. Душевные страдания усугубляла бы изжога, появляющаяся даже после самого лучшего алкоголя. Поэтому пить Яну никто из знакомых не предлагал. А вот от хорошей травы он отказывался крайне редко, хотя сам никогда не искал ее и не покупал. Что же до Гриба, то он не был прикрывающимся эзотерикой наркоманом. Употреблял он исключительно траву, исключительно высочайшего качества и весьма редко, когда ему нужно было «перезагрузить мозг». А так как курение травы – дело коллективное, он перезагружал мозги в компании друзей.

– Курить вредно, – нередко говорил Гриб, а посему надо курить исключительно то, что приносит максимальное наслаждение при минимальном вреде здоровью.

– По какому случаю праздник? – спросил Ян, устраиваясь на ковре так, чтобы был виден огонь в камине.

– Сегодня день рожденья моей новой картины, – ответил Сергей и кивнул на стену. Только после этого Ян обратил внимание на картину примерно метр на метр. На ней был изображен мужчина в стоматологическом кресле. Он сидел с закрытыми глазами и широко открытым ртом, куда стоящий у кресла стоматолог засовывал соответствующих размеров бомбу. Нижняя часть лица стоматолога была закрыта повязкой, но, судя по гениально переданному взгляду, на его губах должна была играть дьявольская улыбка.

Внизу картины была подпись: «Стоматолог-партизан взрывает мост».

– Как тебе? – спросил Сергей.

– Шедеврально, – ничуть не лукавя, ответил Ян. – Это не про тебя? – спросил он у Тима.

В ответ тот нехотя улыбнулся. Наверняка Ян был не первым, кто пытался его подколоть по этому поводу.

Тем временем Гриб раскурил трубку, и она пошла по кругу. Сделав три тяги, Ян передал ее дальше. Кайф не заставил себя ждать, и когда кто-то, Ян так и не понял кто, начал читать стихи, перед его глазами появились строчки, которые гармонично вписывались в возникающий в воображении видеоряд. Это было настолько здорово, что он решил рассказать о своих видениях друзьям:

– Я сейчас, – медленно произнес он, – видел картину из стихов и образов. Причем она не была иллюстрацией к стихам или написанными на изображении словами… И слова, и картины… – ему было трудно подбирать правильные слова, – были единой частью изображения. Они дополняли друг друга, плавно перетекая одно в другое. Это было единое целое, в котором ни слова, ни картинка не были главными, а были чем-то целым, как живой организм…

Ян чувствовал, что несет пургу, пытался объяснить… но только сильнее запутывался в словах. Наверно, он бы окончательно в них увяз, если бы его не выручил Сергей:

– Да ты, брат, похоже, изобрел новый жанр, – сказал он.

Эти слова заставили Яна расслабиться, и он окончательно провалился в кайф. Уснув или улетев далеко-далеко, он обнаружил себя совершенно голым в капле похожего на янтарь, но достаточно вязкого, чтобы в нем можно было двигаться, вещества. Он был одновременно собой и каждым когда-либо жившим, живущим и будущим жить человеком. Все эти люди занимали одно и то же пространство, словно бесконечное множество точек, имеющих одни и те же координаты в одной для всех координатной системе, но без какого-либо намека на мистическую недвойственность. У каждой такой точки-человека была своя и одновременно единая для всех капля янтаря. Когда людям казалось, что они активно действуют, сильно страдают или до одури чего-то хотят, они начинали неистово и хаотично двигаться, сбивая янтарь в густую пену. Окружало каплю бескрайнее ничто. Ян видел это одновременно снаружи и изнутри, и если бы ему было не лень бояться, он бы испугался до смерти. Но бояться было лень, и вместо страха в его голове лениво всплыл вопрос:

– Неужели жизнь – это всего лишь взбивание янтаря?

Покинув голову Яна, вопрос растаял в окружающем каплю ничто.

– Я пойду, – сказал Ян, когда его отпустило достаточно для того, чтобы вернуться в реальность дома Сергея.

На его уход никто не обратил внимания – каждый был занят собственным кайфом. Выйдя из дома, Ян обнаружил, что плохо понимает, что надо делать, чтобы осуществлять движение в нужном направлении. К счастью мимо проезжало такси.

Обычно после накурки Ян спал беспробудно и без сновидений, но той ночью ему приснился довольно-таки странный сон. Ян бродил мимо забитых всевозможным товаром полок в городском гипермаркете, куда приезжал каждую субботу за продуктами и барахлом.

– Милостивый государь, не уделите мне пару минут своего драгоценного времени, – спросил кто-то за его спиной.

Обернувшись, Ян увидел «стоматолога» с картины Сергея. На нем был безукоризненный фрак с белоснежной манишкой и изящной завязываемой вручную, а не на резинке, бабочкой; идеально отглаженные брюки и до блеска начищенные туфли.

Ян узнал его по демоническому блеску глаз. На губах у «стоматолога» играла подстать глазам улыбка. Его лицо (во сне на нем не было маски) было без приторности красивым. «Стоматолог» пугал и притягивал одновременно.

– К вашим услугам, сударь, – ответил Ян.

– Желаете попробовать усилитель вкуса жизни? – спросил «стоматолог», и в его руке появился поднос с миниатюрной красивой чашкой, в которой была похожая на кофе жидкость.

– А что это? – немного растерялся Ян.

– Гарантированно натуральный и чистый продукт, усиливающий вкус жизни. Не дает никакого привкуса или иных искажений. Гарантирую, кроме усиления естественного вкуса вашей жизни никакого побочного эффекта не будет. Сейчас ведь у жизни почти полностью исчез вкус. Как и у выращиваемых по современным технологиям овощей.

– Это точно, – согласился с ним Ян. – Рекомендуете?

– Я не знаю, какого вкуса ваша жизнь, и стоит ли его усиливать, так что решать вам.

– Хорошо. Я с удовольствием его попробую.

Сказав это, Ян взял чашку и сделал небольшой глоток. Усилитель вкуса походил на нечто среднее между кофе и какао, и был довольно-таки приятным.

– Отсчет начат, – сказал «стоматолог».

– Пусть будет так, – согласился Ян, допил усилитель и проснулся.

Часы показывали начало второго. Покидать постель не хотелось, но потребность сходить в туалет была намного сильней лени, и Яну пришлось встать. Как обычно после накурки тело было немного картонным, зато голова – пустой и совершенно чистой. Пустота звенела еле уловимым звоном, который совершенно не беспокоил Яна. Ему было беспричинно хорошо. Именно это состояние Гриб и называл перезагрузкой.

Как выяснилось, ночью Яна хватило только на то, чтобы снять куртку и ботинки.

Чтобы привести тело в относительную норму Ян принял душ, затем заварил красный чай, который пил с медом и лимоном. Такой чай весьма мягко и быстро приводит тело надлежащий тонус, и Ян заменял им утреннюю зарядку. Несмотря на заметное чувство голода, готовить было лень, и Ян решил позавтракать в кафешке в гипермаркете.

Людей, как обычно там было немного – основная масса питалась в дешевых забегаловках с самообслуживанием и дерьмовым кофе. Сюда же заходили лишь те, кто готов был платить за обслуживание и качество еды и напитков, а таких было немного.

– У нас появился новый сорт кофе. Хотите попробовать? Дегустация за счет заведения, – сообщил официант.

– Хороший? – спросил Ян.

– С легким привкусом шоколада. Но это чисто вкус кофе, без всяких добавок.

– Хорошо, давайте. И принесите пирог с грибами. Можно 2 куска сразу.

Пирог, как всегда, был превосходным, а кофе… Он оказался точь-в-точь, как усилитель вкуса жизни во сне. Едва Ян это понял, как кто-то из группы подростков за соседним столом, наверняка пришедших в кафе ради вай-фая, громко произнес:

– Отсчет пошел.

Это было уже слишком для простого совпадения, и Ян почувствовал, что он стоит на пороге неведомого, и именно сейчас ему надо решить, сделать решающий шаг вперед или отказаться от этого шанса. Впереди могло быть все, что угодно, и это пугало, а сзади – такая спокойная и одновременно унылая жизнь. Решив, что он никогда не простит себя за малодушие, Ян отчетливо произнес:

– Пусть будет так.

Была среда. Первый послеобеденный рабочий час. Прошлой ночью Ян почти не спал. Часов до пяти он «медитировал», тупо уставившись в потолок. Потом ему приснился дурацкий сон. Во сне он был служащим, который ходит по домам и снимает показания счетчика. Счетчики были людьми, которые не желали давать ему показания. Поэтому показания из них приходилось выбивать, чем он и занимался до спасительного звонка будильника. Не удивительно, что проснулся он совершенно разбитым.

Ян дремал в рабочем кабинете, мечтая поскорее лечь в постель. Можно, конечно, было под предлогом поездки к клиенту свалить с работы, но шеф был не в духе, и лучше было не нарываться.

Зазвонил телефон.

– Клиент хочет пригласить вас на дом для заключения индивидуального договора, – сообщил арендатор.

– Диктуйте адрес, – сказал Ян, приготовившись записывать. Судьба сама давала ему повод уйти с работы, и от этого настроение заметно улучшилось.

Записав адрес, Ян ввел его в карту на компьютере, и его настроение упало почти до нуля. Клиент жил на другом конце города в районе для неудачников. Тащиться туда было еще хуже, чем торчать на работе, поэтому Ян спросил:

– А в чем у вас там проблема?

– Я так и не понял, – ответил арендатор.

– Дайте мне его.

– Слушаю, – сказал клиент.

– Здравствуйте. С вами говорит менеджер юридического отдела Ян Горин.

– Здравствуйте.

– Расскажите, пожалуйста, какая возникла проблема.

– У меня никаких проблем.

– Обычно меня приглашают, когда компетенции арендатора недостаточно для заключения индивидуального договора. В этом случае он, как сейчас, звонит мне, и я решаю проблему чаще всего по телефону.

– В буклете сказано, что я вправе пригласить консультанта из юридического отдела на дом, и вы обязаны ко мне приехать. Это так?

– Так, но мы можем все обсудить и по телефону.

– А я хочу лично.

– Можно вас спросить, почему?

– Потому что я хочу видеть того, с кем имею дело, и имею на это полное право.

– Хорошо, я выезжаю, – сказал Ян, мысленно выматерив и клиента, и арендатора.

Ян уже сталкивался с подобными экземплярами. Это были вынужденные унижаться большую часть своей жизни ничтожества, не упускающие возможность потешить свое больное эго, унижая тех, кто в силу разных обстоятельств не мог дать им отпор. Подобная публика – настоящий кошмар для официантов, обслуживающего персонала в отелях, подчиненных, и особенно собственных детей и супругов, если те (супруги) давали им над собой власть. С такими клиентами было бесполезно решать вопросы в рабочем порядке, так как они вызывали Яна исключительно для того, чтобы всласть над ним поиздеваться. Ян же обязан был им всячески потакать, ведь самооценка клиента и понимание им ценности своей души – главная забота фирмы.

Одевшись, Ян вышел из кабинета.

Уже сев в автобус и отъехав от остановки, он сообразил, что забыл распечатать карту маршрута. В качестве мобильника он использовал самый дешевый телефон без дополнительных функций, поэтому там карт не было. Слоняться по кишащему хулиганьем району ему совсем не хотелось, поэтому Ян, решив поймать такси, вышел из автобуса. Остановка была в метрах в 100 от перекрестка, за которым обычно стояли такси.

Завернув за угол, Ян увидел столпившихся у дороги людей. ДТП, – решил он. Обычно Ян не интересовался тем, на что глазеют зеваки, но на этот раз какая-то сила заставила его подойти. Протиснувшись сквозь людей к дороге, Ян увидел лежащую на спине совершенно бесцветную женщину. На вид ей было около 40. Ее правая рука и нога были неестественно вывернуты. Она часто-часто дышала верхушками легких, а ее лицо было искажено гримасой боли. Она не кричала и даже не стонала – скорее всего, просто не могла этого делать. Из ее носа, ушей и рта сочилась кровь, которую смывал дождь.

Возле нее, сидел на корточках и нервно курил совсем еще молодой парень. Наверняка сбивший ее водитель. Его машина стояла чуть впереди. ДТП произошло недавно, и скорая с полицией еще не подъехали. Сидевший на корточках попытался подложить ей под голову куртку, но его остановил пожилой мужчина.

– Нельзя ее трогать, – сказал он, – вдруг у нее сломана шея.

Позади столпившихся появился Проводник, и люди почтительно расступились. Когда он подошел к сбитой женщине, все кроме Яна вежливо отвернулись – встреча уходящего с Проводником считалась делом интимным, и на нее не принято было смотреть. Ян тоже хотел отвернуться, но та же сила, что заставила его присоединиться к зевакам, принуждала его внимательно смотреть на происходящее.

Остановившись возле сбитой женщины, Проводник нагнулся, посмотрел ей в глаза и протянул руку. Под действием его взгляда ее лицо стало холодно-бесстрастным. Вздохнув полной грудью, она тоже протянула ему руку. Когда он взял ее за руку, чтобы помочь подняться, ее лицо на какое-то мгновение озарилось внутренним светом понимания чего-то предельно важного и стало совершенно по-детски счастливым. Она повернула голову к Яну, посмотрела ему в глаза и улыбнулась, словно делясь с ним обретенным мгновение назад пониманием. Взгляд женщины проник в самую глубину его сути, и оттуда пришла ответная улыбка. Все это продолжалось не больше мгновения. Затем лицо женщины вновь стало бесстрастным. Она встала на ноги с помощью Провожатого, и их окутало облако серо-желтого тумана. Когда туман через несколько секунд рассеялся, их уже не было.

К Яну подошел полицейский. Совсем молодой, симпатичный парнишка.

– Сержант Ковров, – представился он. – Здравствуйте. Мы опрашиваем свидетелей.

– Я подошел, когда уже все произошло, так что, к сожалению, ничем не могу помочь. Извините, – растерянно ответил Ян. Он был под впечатлением от последнего взгляда женщины.

– Ничего, – совсем не официально ответил на это полицейский, и Ян спросил:

– Вы уже выяснили, как это произошло?

– По предварительным данным она сама бросилась под колеса.

– Зачем? – вырвалось у Яна.

– Не знаю, – ответил полицейский. Извинившись, он занялся другим потенциальным свидетелем.

Яну пора было ловить такси и ехать к клиенту.

– Подождете? – спросил он у таксиста, когда тот остановился у подъезда муниципальной высотки.

– Извини, брат, но здесь ни за какие деньги, – решительно ответил тот.

Ян уже хотел, было предложить тому весьма щедрое вознаграждение за ожидание, но вовремя заметил чуть в стороне машину с логотипом фирмы на двери. Клиент не только пригласил Яна, но и не отпустил арендатора. Поэтому без дальнейших торгов и уговоров он, заплатив таксисту, вышел из машины и вошел в подъезд дома.

Домофон был сломан, и, судя по резкому характерному запаху, подъезд давно уже играл для здешней общественности роль туалета. Оказываясь в подобных местах обитания бедноты, Ян часто задавался вопросом: они срут там, где живут, потому что нихрена у них нет, или же у них нихрена нет, потому что у них психика повсюду срущих уродов? Чем больше он общался с подобной публикой, тем чаще склонялся к последнему. Лифт, к счастью, работал, и там было даже сравнительно чисто.

Клиенту было под 50. Бочкообразный, лысый, одетый в заметно нестиранную одежду с дешевого рынка. От него разило потом, и чем-то еще более противным. Еще одна вещь, которую Ян не мог понять: ладно, у тебя нет денег на нормальные вещи, но почему при этом нужно переставать мыться и стирать! Или это еще одно неотъемлемое свойство нищего неудачника?

– Наконец-то, – недовольно буркнул клиент в ответ на приветствие Яна и пригласил его в комнату, где уже скучал арендатор.

– Чем могу служить? – спросил Ян, садясь на продавленный и тоже грязный, со следами былых трапез диван.

– Вы хотите заполучить мою бесценную душу, – сообщил клиент, – и я готов ее вам продать, – но я знаю ей цену и не собираюсь отдавать ее по дешевке.

– Что вы хотите за аренду души? – спросил Ян, готовясь услышать в ответ что-нибудь запредельное.

– Не знаю, – ответил клиент. Это ведь не моя инициатива. Это вам понадобилась душа добропорядочного, верующего человека. Предложите мне то, ради чего я соглашусь ее вам отдать, и я подумаю, стоит ли это делать.

Должностные инструкции требовали от Яна, с одной стороны, направленных исключительно на повышение самооценки клиента и подтверждение ценности его души действий; с другой – бережного отношения к арендному фонду фирмы, так как аренда душ осуществляется на деньги налогоплательщиков. Проще говоря, Ян должен был льстить этому возомнившему о себе неудачнику и унижаться перед ним до тех пор, пока он, пресытившись собственной важностью и властью над Яном, не согласится на приемлемые для фирмы условия аренды.

Обычно Ян так и поступал, но в этот раз что-то зашевелилось в глубине его души, и вместо того, чтобы начать пресмыкаться, он выдал:

– Сегодня я не в настроении, поэтому скажу тебе прямо: ты – неудачник, и твоя душонка мне нахер не нужна. Поэтому я не буду плясать тут перед тобой на цырлах или предлагать золотые горы. Я вообще ничего не хочу тебе предлагать, так как ты – решивший с какой-то стати отыграться на мне за все свои жизненные невзгоды мудак. Я же совсем не хочу быть твоим мальчиком для битья, и больше всего на свете хочу просто послать тебя ко всем чертям. Но раз уж мы здесь, я даю тебе последний шанс подписать типовой контракт и заполучить хоть что-то в обмен на ничего, чем и является твоя душа. Не хочешь – как хочешь. В этом случае мы развернемся и уйдем, после чего я внесу тебя в негласный черный список, и ты не сможешь заполучить за свою душу даже пустой банки из-под пива. И, кстати, можешь жаловаться на меня, сколько захочешь. Телефон для жалоб есть в рекламном буклете. Тебе понятно?

– Хорошо, давайте ваш типовой договор, – ответил тот, на глазах превратившись в покладистого и довольного всем человека.

– Держи и подписывай, и не сомневайся, ты не потерял ничего.

– Лихо вы с ним, – восхищенно сказал арендатор, когда они спускались вниз на лифте.

– Сегодня день такой, – ответил Ян. Он и сам опешил от такого поворота событий. – Подбросите куда-нибудь в более приличный район? – попросил он.

– С удовольствием отвезу, куда скажете.

Войдя утром в автобус, Ян сразу же обратил внимание на женщину лет 30. Среднего роста, стройная. Волосы длинные, светлые, прямые. Лицо простое, не красивое, но и не страшное. На ней было ярко-голубое пальто и короткая черная юбка. На красивых, можно даже сказать, эталонных ногах были черные колготки и синие сапожки на высоких каблуках. На фоне всеобщей строгости и внешней асексуальности это выглядело вызывающе, но не вульгарно, а, скорее, шикарно. Однако внимание она привлекала к себе не столько внешностью или одеждой, сколько чем-то необъяснимо весенним, исходящим от всего ее облика.

Автобус был полупустой, и Ян выбрал место, с которого было лучше всего на нее смотреть, не привлекая к себе внимания. Яна влекло к ней той самой тоской обладания, которая обычно изводит взрослеющих, но еще не знающих, как подойти к понравившейся девочке, школьников. Для Яна она была женщиной из категории «не по карману» в том смысле, что ему нечем было увлечь такую, как она. А раз так, то ему ничего не оставалось, как, любуясь ею, наслаждаться легкой формой любовного томления.

Через пару остановок в автобус вошла клуша лет 50. Лишенное каких-либо следов косметики и средств ухода угрюмое лицо, бесформенный, чуть ли не до пят балахон, из-под которого торчали ноги в дешевых колготках, теплых носках и бесформенных мужских ботинках, и нелепый платок на голове выдавали в ней религиозную фанатичку.

При виде «прекрасной незнакомки» (так Ян окрестил для себя предмет своего любования), клушу буквально затрясло от охватившего ее «праведного негодования». Подлетев к незнакомке, она набросилась на нее без объявления войны.

– Да как ты смеешь появляться в приличном месте, разодевшись, как проститутка! – Заорала она на весь автобус. – Убирайся к себе на панель! Шалава! Дьявольское отродье!

И дальше о том, что таким место в аду, а заодно и тем, кто потворствует им в их блуде и развращении молодежи и детей.

Не ожидая такого поворота событий, незнакомка растерялась. Клуша же просто мечтала услышать что-то неугодное в ответ, чтобы перейти от слов к действию. Остальные пассажиры, как обычно, делали вид, что ничего не происходит. Ян никогда не был героем и несколько дней назад повел бы себя, как и все остальные. Но последний взгляд уходящей, видимо, изменил что-то на каком-то глубинном уровне его психики, поэтому вместо того, чтобы сидеть и тупо пялиться в окно, проклиная себя за трусость, он, громко сказал клуше:

– А не пошла бы ты в жопу со своим богом.

За эту реплику можно было бы очутиться на скамье подсудимых, но он не желал больше терпеть.

– Что? – не веря своим ушам, спросила она.

– Что слышала.

– Да как ты смеешь!..

– Ты же смеешь набрасываться на людей. Или ты думаешь, что раз таким, как ты, непонятно почему разрешают выходить из дома без намордников, ты можешь просто так набрасываться на людей?

Та попыталась что-то вставить, но Ян не дал ей раскрыть рта.

– И не надо нести чушь, про твою духовность, праведность и прочие добродетели. Все твои добродетели – это возведенное в ранг достоинства убожество. Ты тупо просрала свою жизнь и тебе просто завидно, что при взгляде на нее у других аж дух захватывает, тогда как ты своим праведным обликом вызываешь только тошноту и желание блевать.

– Оскорбляя меня, ты оскорбляешь бога! – завизжала она.

– Да как ты смеешь равнять себя с богом! – заорал он в ответ. – Посмотри на себя! Если в тебе и была когда-то его искра, то она давно потухла в затхлости твоей души. Не бог в тебе говорит, а убожество и гнилость души. Если бы ты действительно нашла бога, ты бы светилась любовью и счастьем, а не кидалась на людей в порыве ненависти ко всему радостному и живому. Ты не бога нашла, а убожество, и теперь в тебе бога меньше, чем в пылинке на ее сапоге. В твоей душе ад затхлости, которой ты щедро при каждой возможности пытаешься отравить все вокруг потому, что твоя душа мертва. И это ты убила ее! Это ты совершила убийство собственной души, а это грех еще более страшный, чем грех убийства собственной плоти! И это ты – исчадие ада, которому место в аду, так как уже только одним своим мерзким обличием ты заставляешь хотеть отречься от твоего бога, как можно быстрее.

Растерявшись, от такой отповеди, клуша завертела головой по сторонам, ища у других пассажиров поддержки. Не найдя ее, она, захлебываясь злостью, пообещала:

– Вы все будете гореть в аду, – и бросилась к водителю с требованием выпустить ее немедленно.

– Огромное вам спасибо, – сказала Яну незнакомка.

Ее голос дрожал от еле сдерживаемых слез. Яна тоже заметно трусило.

– Сейчас для успокоения не плохо бы выпить по чашечке кофе. Если вы, конечно, свободны и не возражаете, – предложил он, сам не веря тому, что на такое осмелился.

– А вы на работу не опоздаете? – спросила она.

– Опоздаю. Но опоздание – одна из маленьких роскошей, какие я могу себе позволить.

– Тогда я с удовольствием.

Они вышли на следующей остановке и, не долго думая, зашли в первое попавшееся кафе: обычную сетевую кофейню без претензий.

– Вот почему любовь бога надо искать именно так? Почему это нельзя делать красиво? – спросила Рада, так звали прекрасную незнакомку.

– Потому что, когда у тебя все красиво и хорошо, когда ты счастлив, тебе не нужен тот, кто будет указывать, как надо жить, и объяснять, как тебе плохо. Другое дело если ты не можешь ничего добиться. Такому достаточно объяснить, что его недоделанность не порок, а добродетель, за которую его любит бог, и за которую он попадет в рай и будет оттуда смотреть на горящих в аду тех, кому он завидует, и с ним можно делать все, что угодно. Большинство сект забито такими фруктами. Опять же, вы хорошо помните Библию?

– Если честно, я смогла осилить только несколько страниц.

– Рассказывая о царстве небесном, Иисус говорит, что оно для кротких, бедных, нищих духом… и что верблюду легче пролезть через игольное ушко, чем богатому попасть в царство небесное. Говоря современным языком, оно является чем-то вроде посмертного приюта для бедных, нищих духом, мучеников-святых и прочей подобной публики, то есть для тех, кто окончательно сошел с дистанции в эволюционной гонке. В эпоху своего абсолютного господства христианская церковь создала проходной образ и правила поведения для вхождения туда и, решив, что мы все должны ему соответствовать, объявила его обязательным для всех, а любые противоречащие ему поступки – грехами, то есть тем, что мы не должны совершать, а если и совершаем, то должны считать злом и обязаны в этом раскаиваться. Конечно, если человек стремится попасть в это царство, он должен так и поступать. Вот только я думаю, что всеобщее стремление в царство небесное не является само собой разумеющимся, и каждый для себя сам должен решать, желает ли он спасения в этом царстве, или же предпочитает продолжать свой эволюционный путь.

– Интересная точка зрения.

– Это один из результатов моей любимой игры: смотреть на все, как в первый раз, как будто я ребенок или марсианин. Тогда вещи срывают маску привычного и однозначного и открывают свое истинное лицо.

– Почему ты один? – спросила Рада, когда Ян коротко рассказал о себе.

– Детей я не хочу, вести с кем-либо совместное хозяйство необходимости не было, а больше…

– А как же любовь?

– По мне любовь – это эталонный штамп из палаты мер и весов или сценарий, по которому нас учат развивать отношения. А если учесть, что эталон этот создают, прежде всего, любовные неудачники, то и сценарий у них получается уродливым и нежизнеспособным.

– Почему это неудачники?

– Потому, что тем, кто счастлив в любви, достаточно самой любви, а те, кому, как Петрарке, по зубам только облизываться на предмет своей страсти, начинают в стихах или еще каким образом воспевать наполняющую их воображение любовную фигню, в основе которой лежит их любовная несостоятельность. Так что любовь – это романтический яд, отравляющий отношения хуже любого быта.

– А ты не думал, что, отказавшись от любви, ты сильно обедняешь свою жизнь?

– Ничуть. Я ведь отказываюсь только от навеянного похотью несостоявшихся любовников образа, который только мешает развивать людям то, что есть.

– А что есть?

– Притяжение, влечение, возбуждение, страсть, единение и слияние душ или близость… А для этого нужна свобода, а не штамп. А чем живешь ты?

– Занимаюсь дизайном всякой ерунды.

– А я думал, ты журналистка.

– Почему?

– Ты словно берешь у меня интервью.

– Даже никогда и не хотела. Стихи в школе писала, а так…

– А семья, дети?

– Неделю назад похоронила любимую кошку. Так что теперь я совершенно одна.

Увидев удивленные глаза Яна, она продолжила:

– Наверно, я не встретила еще человека, с которым действительно хотелось бы быть вместе. Да и роль замужней женщины… Терпеть не могу роли.

– Я тоже. Знаешь, какое я испытал облегчение, когда решил для себя, что больше не хочу быть мужчиной и выбросил эту роль вместе с привязанным к ней вагоном того, что должен и не должен делать мужчина.

После кофе они решили пойти прогуляться. Затем был поздний обед с бутылкой вина. Ян по такому случаю не стал выпендриваться, и тоже выпил бокал. Потом они занимались любовью у Яна дома.

После соития Рада уснула, а Ян тихонечко, чтобы ее не разбудить, встал с постели и, одевшись, отправился в магазин. По дороге к кассе он обнаружил на полке со всяким барахлом довольно-таки симпатичные комнатные тапочки, которые тоже кинул в корзинку. Вернувшись домой, он занялся ужином, приготовив который, разбудил Раду.

– Это что, уже мне? – удивилась она, увидев тапочки.

– Я не тороплю события. Просто в сапожках тебе будет неудобно, а босиком холодно.

– Спасибо. Может, у тебя еще и халат есть?

– Только мой банный. Он чистый.

– Пойдет, если тебе не жалко, конечно.

Ян улыбнулся и принес халат.

– Что у нас на ужин? – спросила она.

– Я испек блинчики. К ним – икра, семга и мед. А пить будем Дарджилинг. Надеюсь, ты не изнуряешь себя диетой?

– Даже не пытаюсь.

– Вот и отлично! Сейчас все принесу.

Буквально через минуту он вкатил в спальню столик на колесиках, в центре которого стояла тарелка с блинчиками, а вокруг нее располагалась свита из чашек, чайника с чаем, блюдца с семгой и вазочки с икрой и медом.

– О, да ты настоящая хозяйка! – воскликнула Рада.

– Это точно, – согласился Ян. – Если бы меня потянуло на семью, я бы предпочел роль традиционной жены. Сидел бы дома, готовил, занимался домашними делами… Надеюсь, тебя это не смущает?

– Нисколько, если в качестве мужа ты видишь женщину. Хотя в этом я не сомневаюсь.

– И правильно делаешь.

Рада занялась блинами. Ян больше любовался ею, чем ел.

– Ты на меня так смотришь… – заметив это, сказала она.

– Не верится, что рядом со мной такая женщина. Я даже немного боюсь, что это волшебство может скоро закончиться.

– И я превращусь в тыкву?

– Просто уйдешь и не захочешь вернуться.

– Ты этого боишься?

– Ты не поверишь, но, увидев тебя в автобусе, я увидел, как из тебя исходит сияние самой жизни, и влюбился с первого взгляда… Наверно, это смешно в моем возрасте.

– Скорее, грустно то, что это может показаться смешным…

– Ты заговорил о волшебстве, – сказала она после небольшой паузы, – и я вспомнила, что в детстве мечтала о том, что в меня влюбится настоящий волшебник, который будет разгонять для меня тучи.

– Не любишь тучи?

– Терпеть не могу. Особенно такие, как сейчас, полностью закрывающие небо.

– Я разгоню их для тебя, – пообещал Ян, – не прямо сейчас, но в ближайшие дни.

На следующее утро во время заполнения погодного листа у Яна было выражение лица подстать «стоматологу» из сна.

– Посмотрим, что вы на это скажете, – произнес он и нажал «отправить данные».

Они опомнились в конце рабочего дня.

– Ян Горин? – спросил приятный женский голос, когда Ян ответил на телефонный звонок.

– Он самый.

– Вас беспокоит менеджер Людмила из метеослужбы.

– Чем могу помочь?

– У Вас ошибка в погодном листе.

– Какая?

– Вы написали, что хотите завтра солнечную погоду и температуру +180 градусов по Цельсию.

– Да, именно так я и написал. Тут нет никакой ошибки.

– Но, господин Горин, это же противоречит всему… – она так и не нашла, чему «всему» это противоречит.

– Ну и что?

– Как что?

– Это незаконно?

– Нет, но…

– Тогда какие проблемы?

После этого разговора он зашел на свою страницу в «СС» (местная социальная сеть) и написал:

«Изначально человек – это стадное животное, управляемое, ко всему прочему, и своим стадным инстинктом. Эволюционировав, этот инстинкт превратился в коллективное стремление стада научиться внедрять в сознание каждого своего члена внутреннего надсмотрщика, наделенного абсолютной властью, который бы заставлял всех без исключения всегда поступать правильно с господствующей в стаде точки зрения.