Текст книги "Всех, кто купит эту книгу, ждет удача"

– Ну а если предположить, что бог все-таки есть, каким бы ты его себе представил?

– Не знаю… – растерялся я, – наверно в виде какого-нибудь установочного драйвера. Настроил в самом начале саморегуляцию вселенной, а потом самоудалился за ненадобностью.

– Значит, в ад и дьявола ты тоже не веришь?

– Может, ты все-таки объяснишь, к чему все эти воландовские вопросы?

– К тому, что я собираюсь в ближайшее время представить тебя если не самому Сатане, то, как минимум, его сыну.

Теперь пришла моя очередь изучающе пялиться на Эмму. Да нет, похоже, она не шутила и не бредила.

– Вот, – выждав паузу, она положила передо мной фотографию какого-то карапуза.

– Это что, сам князь тьмы? – разочаровано спросил я.

– Мать этого ребенка была изнасилована в полночь на кладбище среди могил за девять месяцев до его рождения. Насильника так и не поймали. Она несколько раз пыталась сделать аборт, но каждый раз по каким-то независящим от нее причинам это мероприятие срывалось. В конце концов, ребенок родился шестого числа шестого месяца шестого года, а мать умерла при родах. Да, чуть не забыла, во время изнасилования она лишилась девственности.

– Ну и что? – спросил я.

– Каждое мое слово подтверждено документально. И нечего так улыбаться, – добавила она, заметив мою ехидную улыбку, – тебе придется в это поверить, потому что иначе…

– Так с этого и надо было начинать. Одно дело просто так верить в подобную чушь, ставшую популярной исключительно потому, что каббала слишком заумна для христианских мозгов, и совсем другое, если эта вера является частью должностных обязанностей. Верил же я в свое время в КПСС, а потом и в план нашего президента, а в это поверить было намного сложней, чем в ожившего дьявола. Если надо, я с должным благоговением буду плясать ритуальные танцы и призывать Тьму, вот только собак по ночам мне резать бы не хотелось.

– Собак резать тебе не придется. До этих мерзостей мы опускаться не намерены, да и настоящие сатанисты ничем подобным не занимаются, разве что насмотревшиеся телевизор уроды, так этих сатанистами кроме попов и задротов ни у кого язык не повернется назвать. Что же касательно твоего сарказма, подумай на досуге, как отнесется народ к этой истории при надлежащем пиаре.

– Извини, об этом я не подумал.

– Вот именно. А это дитя… не знаю, как врата ада, но врата Клуба перед нами оно точно откроет.

– Подожди, о каком Клубе ты говоришь?

То, что Эмма назвала Клубом, не является никаким клубом, и уж тем более тайным обществом. Положение дел на планете Земля таково, что около девяноста процентов всего, что имеет цену, принадлежит нескольким десяткам лиц. Периодически эти люди встречаются, играют в гольф, едят каких-нибудь омаров и между делом определяют, какой будет жизнь на нашей планете. Они не являются членами какой-либо организации и не устраивают тайных собраний, но если человек не их круга захочет приблизиться к одному из них, перед ним немедленно вырастет целая армия охранников, лакеев и секретарей.

Клубу принадлежат правительства и оппозиции, СМИ и спецслужбы, армии и террористические организации. Именно они, члены Клуба, решают, какие научные разработки финансировать, а какие заморозить на неопределенный срок.

На них работает мафия, им принадлежат церкви, они контролируют проституцию, наркотики и весь нелегальный бизнес. Причем те же наркотики для них – это не столько деньги, сколько власть. При помощи распределения наркотиков можно огромные группы людей либо держать в повиновении, либо заставлять бунтовать…

Короче говоря, Клуб – это всемирное правительство, которое не организовано в какую-либо структуру, не скрывает своего существования и контролирует все, что происходит в мире людей.

Разумеется, Глеб Валентинович не пытался пролезть со свиным рылом в калашный ряд.

Однако мы живем в эпоху, когда реальная власть переходит от национальных правительств к транснациональным корпорациям, многие из которых богаче любого правительства на Земле. Эти корпорации являются акционерными обществами, которым, в свою очередь, принадлежат акции других таких же корпораций, в результате все принадлежит всем и никому конкретно, а все эти акционерные общества давно уже слились в некое единое надкорпоративное образование, которому принадлежит все. И кто лучше, чем сын самого Сатаны сможет стать персонифицированным лицом этого аморфного концентрата абсолютной власти! Тем более что испокон веков Сатана ассоциировался с богатством и абсолютной мирской властью, которая и теперь так притягивает многих из нас. Тайное лицо тайной сверхкомпании… Тайный властелин Мира… Величайшая из тайн, которая будет открываться лишь немногим избранным слугам Клуба. Вот что хотел предложить Клубу Глеб Валентинович в обмен на право работать непосредственно на Клуб в качестве верховного жреца нового культа для избранных рабов…

А на следующий день у нас было освящение нового офиса. Поп с торжественным видом рисовал что-то на обоях, махал кадилом, обливал всех водой… Присутствующие почтительно внимали, а многие даже знали, как правильно надо креститься.

Я же смотрел на это действо и чувствовал себя санитаром в отделении для слабоумных. Когда же поп протянул мне для лобзания руку, я сначала отшатнулся, а затем… Затем я просто пожал ему руку. Его же от этого буквально перекосило всего, но вступать со мной в религиозную полемику он не стал.

– Зайдем ко мне, – приказал Глеб Валентинович, когда торжественная панихида подошла к концу, и все собравшиеся во главе с попом отправились за стол.

В кабинете пахло краской и новой мебелью, а над креслом хозяина еще не висел портрет президента. Усадив меня в одно из кресел, Глеб Валентинович достал из бара бутылку армянского коньяка и пару бокалов. Налив грамм по пятьдесят, он протянул один бокал мне.

– Пей, – приказал он.

Я выпил залпом, как водку. Не могу пить крепкие напитки глотками. Он же лишь коснулся напитка губами.

– А теперь рассказывай, что это еще за дела.

– Не знаю. Ненавижу попов, – признался я.

Я не то, чтобы их ненавидел, скорее, испытывал к ним такие же чувства, как к опарышам или глистам. А ведь в двадцать с копейками, когда началась перестройка, я даже крестился, пытаясь найти в христианстве ответы на сокровенные вопросы. Когда же под видом священных истин мне выдали набор подержанных предрассудков, я и заработал отвращение к попам, а потом, пообщавшись с буддистами, кришнаитами, экстрасенсами, белыми магами и к подобной публике. В результате я выбросил крест в мусорное ведро и пополнил ряды агностиков со стойким иммунитетом к духовной заразе.

– Тебе не нравится христианство? – продолжил допрос Глеб Валентинович.

– По мне, так это оружие массового поражения или идеологический сифилис, которым евреи наградили римлян, в отместку за то, что те их вырезали в начале нашей эры. Ни что еще так не сокрушало разум и человеческий дух… Да взять даже туалеты… В дохристианском Риме были унитазы и водопровод, а в христианские средние века все уже гадили с балконов на улицу и купались в лучшем случае раза три за всю жизнь. Хотя, с другой стороны, если бы не христиане, мне, возможно, пришлось бы испытать болезненное надругательство над детородным органом, а девчата на улице вместо того, чтобы радовать взор своими ножками и голыми животиками, неуклюже чернели б чадрами.

Я пьянел, но не так, как пьянеют от алкоголя, а с ускорением свободного падения. Опьянение развязывало мне язык. Наверняка в коньяк было что-то подмешано, иначе я ни за что не стал бы высказывать свои мысли. «Никогда не позволяй кому-либо знать, что ты на самом деле думаешь»… Этот урок Дона Корлеоне я запомнил на всю жизнь. Сколько раз он меня выручал. А здесь же…

– Надеюсь, тебе не надо объяснять, кто такие вампиры? – спросил Глеб Валентинович, когда иссяк мой словесный понос.

– Смотрел несколько фильмов.

– Так вот, если отбросить всякую ерунду и оставить главное, получается весьма интересная картина: Весь род вампиров произошел от вампира прародителя, который появился на свет, как простой смертный. Он живет жизнью героя, а в ряде легенд творит чудеса. В самом расцвете лет он погибает насильственным путем, затем воскресает вновь уже как совершенно новое, бессмертное мистическое существо, наделенное сверхчеловеческими возможностями. Как говорится в легендах, вампиры питаются человеческой кровью, и тот, чью кровь они выпивают, сам становится вампиром. Но это не более чем фольклор. Эзотерические источники сообщают, что вампирам нужна, скорее, кровь духовная или энергия жизни, которая, в частности, выделяется во время кровавых жертвоприношений или во время сексуальных практик. Если же вампир хочет сделать кого-то вампиром, он совершает особый ритуал, во время которого угощает вновь обращенного собственной духовной кровью.

– Я думал, что легенды о вампирах пошли из-за эликсира стыда, – ляпнул я. – А пуританская стыдливость рассказчиков сделало местом добычи крови вены на шее или на руке.

– Откуда ты знаешь про эликсир стыда? – спросил меня Глеб Валентинович, и как-то уж слишком внимательно посмотрел мне в глаза.

– Вычитал где-то… Кажется, у Кроули.

Похоже, Глеба Валентиновича удовлетворило это объяснение.

– А теперь, – продолжил он, – давай рассмотрим другую легенду. Герой этой легенды рождается в простой семье. Практически с детства он демонстрирует свойства неординарной личности, а потом и творит чудеса. Он погибает в 33 года от удара копья, как ты уже догадался, прибитым к кресту. Незадолго до своей смерти, он наказывает ученикам пить его кровь и есть его плоть. На третий, кажется, день после смерти он воскресает, и превращается в бессмертное сверх существо, которое многие считают богом, многие пророком или просветленным учителем. А служители организованного в его честь культа постоянно приносят ему кровавые жертвы то под видом борьбы с еретиками, то под видом межрелигиозных конфликтов, а то и специально для этого создавая секты самоубийц.

– Подождите, вы что, хотите сказать, что Иисус и есть правампир?

– Ну что ты, – рассмеялся Глеб Валентинович, – вампиры – это мифические существа, существующие разве что в нашем коллективном бессознательном. Я же хочу, чтобы ты ясно понимал, кому на самом деле служат священники, и каждый раз, придя в церковь…

Он говорил, и его ставший громоподобным голос, доносился сразу отовсюду и одновременно рождался в моей голове вместе с рисуемыми им картинами, которые навсегда врезАлись в мое сознание, превращая для меня христианство в черный культ.

Наверно нечто подобное делают с теми, кого хотят превратить в террориста смертника, фанатика-сектанта или другой вариант зомби.

– Так что с сегодняшнего дня ты должен практически каждое воскресенье ходить в церковь, – закончил он свою лекцию, – считай это своей должностной обязанностью.

Через неделю после этого разговора я предстал перед сыном самого Сатаны, о котором мне рассказывала Эмма.

Получив в школе по географии пять, я постарался как можно быстрее забыть все эти муссоны-пассаты, Австралии-Зеландии, широту и долготу… короче все то, что мне вбивали на уроках в голову. Поэтому я не назову точные координаты острова, на котором жил маленький дьявол. Скажу лишь, что это поистине райское место: Маленький, полностью принадлежащий Глебу Валентиновичу остров там, где всегда тепло. Сам остров – поросшая тропическим лесом не слишком-то высокая гора с гладко выбритой тонзурой, на которой была построена шикарная вилла. На этой вилле в окружении фанатично преданных слуг и няни-кормилицы жил его величество дьявол.

Летели мы с Эммой туда сначала на личном самолете Глеба Валентиновича, затем в аэропорту какого-то города с непроизносимым названием пересели в вертолет. Едва наш самолет оторвался от земли, Эмма голосом сварливой жены наказала:

– Только постарайся на сей раз обойтись без фокусов. Делай все, что тебе говорят, и постарайся понравиться мальчику и его няне.

– Ну да, а иначе… – хотел я съязвить, но Эмма меня перебила:

– Иначе тебя бросят на съедение псов-людоедов, – сказала она, и было видно, что она не шутит.

Острый приступ страха сменился негодованием.

– Охуенно! – накинулся я на Эмму, – а раньше, когда ты мне сватала эту чертову работу, ты не могла сказать или хотя бы намекнуть?

– А ты бы тогда согласился? – спросила она.

– Конечно же нет! Я что, по-твоему, идиот? Я понимаю, рисковать чьей-то шкурой, но своей…

Я орал на Эмму всю дорогу, а она слушала с таким видом, будто бы так все и было задумано. Когда же я замолчал, она лишь сказала:

– Извини, но ты нам нужен.

А потом добавила:

– Нам, а особенно мне.

Я не ответил. Остаток дороги я провел, демонстративно разглядывая вид за иллюминатором.

– А что если я пошлю всех вас на хуй и останусь в самолете? – спросил я, когда подали трап.

– Тебя бросят к псам-людоедам.

– Похоже, выбора у меня нет, – пробурчал я и вышел из самолета.

У трапа уже ждал хоть и пожилой, но прекрасно сохранившийся членовоз, на котором нас доставили к зданию аэровокзала. Вертолет ожидался минут через тридцать, и мы решили провести это время в кафе.

– А теперь послушай меня внимательно, – сказала Эмма, когда нам принесли на удивление прекрасный кофе, и ознакомила меня с протоколом знакомства, состоящим сплошь из наших с Эммой унижений.

– Ты, главное, покажи им свой страх и подобострастие, – закончила Эмма.

– И вы думаете, что владельцы заводов, газет, пароходов захотят пройти через подобное унижение? – спросил я.

– Они пойдут и не на такое, а потом не только очень сильно будут хотеть, чтобы все оставалось в секрете, но и пожелают, чтобы другие тоже прошли через это.

– Ну да… Это как гомосексуальные акты у тамплиеров.

– Вроде того.

– Ну а нам это зачем? Мы же знаем, что он не настоящий?

– Вот поэтому мы тоже должны пройти посвящение, чтобы хоть сколько-то в это поверить, иначе клиенты почувствуют фальшь, и тогда…

– Понятно.

В вертолете было шумно, тряско и немного страшно. Зато в конце пути нас встретил настоящий рай. 24 градуса по Цельсию. Солнечно, тихо. Наисвежайший воздух с запахом цветов. Пение птиц. Да и сама вилла, похожая на дворец сказочных халифов…

– Ты все помнишь? – спросила Эмма у дверей в покои дьявола.

– Да, – ответил я.

Она старалась держать хвост пистолетом, но, зная ее, я видел, что она боится не меньше меня.

Мы сняли обувь, и слуга распахнул дверь в комнату размером со школьный стадион. Посреди нее в кресле сидела чертова няня. Ей было за двадцать с копейками. Не красивая, но и не страшная. Одета дорого, но безвкусно. Короче говоря, возомнившая себя владычицей морской ПТУшница. Когда мы подползли на коленях к ее креслу, она одарила нас презрительным взглядом. Похоже, она упивалась собственной важностью.

– Склоняясь к вашим ногам, мы покорнейше просим вас и вашего господина принять в дар жизнь, тело и душу этого человека, и даровать ему привилегию стать вашим покорным рабом. Он обязуется верой и правдой служить вам и вашему господину, выполнять все ваши приказы и по первому же требованию отдать за вас жизнь, – представила меня Эмма.

– Посмотри мне в глаза, – приказала чертова няня.

Несколько минут она словно иридодиагност на приеме рассматривала мои глаза. Затем, ни слова не говоря, немного придвинула ко мне ногу в дорогой туфле.

– Благодарю, госпожа, за оказанную честь, – сказал я положенную по протоколу фразу и поцеловал пол подле ее туфли.

Аудиенция была закончена, и мы задом наперед, чтобы не дай бог не повернуться к чертовой няне спиной, поползли на четвереньках в соседнюю комнату, где нас ждало маленькое дьявольское отродье. Он принял нас, восседая на троне.

– Склоняясь к вашим ногам, господин, мы покорнейше просим вас принять в дар жизнь, тело и душу этого человека, и даровать ему привилегию стать вашим покорным рабом. Он обязуется верой и правдой служить вам, выполнять все ваши приказы и по первому же требованию отдать за вас жизнь, – повторила заученную фразу Эмма.

Несколько минут дьяволенок с поистине дьявольской ухмылкой молча меня разглядывал. Эта тварь наслаждалась своей властью и моим ужасом, который пробрал меня правда что до костей. По его взгляду я понял, что ему нравится смотреть, как псы заживо разрывают людей. Потом он спросил:

– А на голове стоять ты умеешь?

– Когда-то умел, – признался я.

– Покажи.

С третьей попытки я встал на голову. Продержав меня в этой позе до предобморочного состояния, он милостиво сказал:

– Хватит.

А затем, когда я снова встал на колени, приказал.

– Подойди поближе.

Когда я подполз к самому трону, он встал на него, расстегнул штаны…

– Считай это моей печатью, – сказал он, и мне в лицо ударила струя мочи.

Он ссал мне в лицо, а я стоял перед ним на коленях, боясь даже прикрыть глаза. Как же я ненавидел его в этот момент!

– А теперь проваливайте, – приказал он, закончив свое дело.

– Все, пиздец. Теперь можно и напиться, – облегченно сказала Эмма, когда мы вошли в самолет.

– Ты так переживала, как будто не меня, а тебя в случае чего ждала бы участь собачьего корма.

– Эта участь ждала бы нас обоих, так как я за тебя отвечаю жизнью, – призналась она. – Что будешь пить?

– Надеюсь, ты не сильно занят? – услышал я в трубке голос Глеба Валентиновича.

– Да не очень, а что?

– Ты мне нужен.

– Когда?

– Сейчас. Машина уже ждет во дворе.

– Хорошо. Одеваюсь и иду.

Это был выходной, мой первый и единственный выходной за последний месяц. Для начала я решил просто выспаться, а потом тупо провести остаток дня перед телевизором, и на тебе. Не успел встать, а уже зачем-то понадобился начальству. Правда что, если хочешь нормально провести выходной, первым делом выключи телефон. Я нарушил это правило, и вот теперь…

Во дворе меня ждала черная «Бэха» с тонированными стеклами. Кроме водителя в ней на заднем сиденье сидели двое, вылитые крутые парни из шпионского боевика. Я сел рядом с водителем, и мы рванули с места.

– Куда едем? – спросил я у водителя.

– На пятый объект, – совершенно недружелюбно ответил он.

Мне это ни о чем не говорило, а парочка на заднем сиденье вообще не была настроена разговаривать. В результате в полном молчании мы прибыли на какой-то склад в промзоне на левом берегу Дона где-то между Ворошиловским и Западным мостами.

Глеб Валентинович уже был на месте.

Он поприветствовал нас ленивым взмахом руки, затем нырнул в дверь в подвал. Там в узком коридоре нас ждало еще трое. Двое таких же крепких парней, как те, что привезли меня, и привязанный к стулу мужчина с мешком на голове.

– Правило таково. Своим ходом отсюда уйдет только один из вас, – сообщил мне Глеб Валентинович. – Что скажешь?

– Что нужно сделать? – спросил я.

– Держи, – Глеб Валентинович вручил мне пистолет. – Сейчас с него снимут мешок, а потом у тебя будет ровно одна минута. Тебе все понятно?

Я кивнул.

Должен сказать, что, несмотря на криминальный характер моей работы, лично убивать людей мне еще не приходилось, так что чувствовал я себя преотвратно. Но настоящий шок я испытал, когда с него сняли маску. Человеком, которого я должен был пристрелить, был я. Не кто-то, похожий на меня, не двойник, а я собственной персоной. Рот у того меня был заклеен скотчем, но все, что он хотел сказать, было написано у него в глазах.

Разумеется, он не хотел умирать, а я не хотел его убивать, но умирать я хотел еще меньше, поэтому, когда Глеб Валентинович сказал: «Тридцать секунд», я нажал на спусковой крючок, а потом еще и еще…

Говорят, мне пришлось разжимать пальцы, чтобы забрать пистолет. Что я чувствовал потом, когда вышел из шока? Ничего. И это «ничего» заставило меня почувствовать сначала вину, – как же так, я убил человека, и мне пофигу, – потом досаду из-за вины, потом досаду из-за досады… Короче, полный спектр мелодраматической хренотени. В конце концов, меня стало тошнить от собственной чувствительности к собственному бесчувствию. А потом прошло и это.

Мое гротескно-сюрреалистическое самоубийство было лишь преддверием настоящего кошмара. Решив, что я достойно справился с испытаниями, Глеб Валентинович назначил меня куратором маленького ублюдка, сына Сатаны, этого дьявольского отродья!

На первый взгляд мне грех было жаловаться. Примерно две из четырех недель каждого месяца я проводил на вилле. Самого мальчишку я практически не встречал, да мне он и не был нужен. Основные вопросы приходилось решать с начальником охраны, вполне, кстати, нормальным мужиком, который совершенно непонятным мне образом влип в это дело. Делами на вилле я занимался не более двух-трех часов в день. Все остальное время я либо отсыпался, либо обжирался деликатесами, либо торчал на берегу океана. В общем, далеко не каждый состоятельный человек мог так отдыхать, как я работал. Дорога тоже состояла из удовольствий. Сначала это был перелет на частном самолете, затем, если позволяли погода и время, меня везли на остров на скоростном катере. В противном случае туда приходилось тащиться на вертолете, но к этому монстру с винтами над головой я скоро привык, и мне стало даже нравиться на нем летать.

Ложкой, я бы даже сказал ведром дегтя в этой бочке меда была чертова няня, которая изводила меня при каждой встрече. Вот уж кто был непревзойденным мастером моральных пыток! Не то, чтобы она устраивала скандалы или садо-мазо шоу с наступанием каблуком на мошонку и вытиранием об меня ног. Внешне все выглядело вполне вежливо и прилично. От меня больше не требовалось ни коленопреклонений, ни каких-либо еще верноподданнических жестов. При встрече мы обменивались рукопожатием и обращались друг к другу на «вы» и по имени отчеству. Вот только она при этом умудрялась, чуть ли не каждым своим взглядом, каждым жестом, каждым словом заставлять меня чувствовать себя конченым дерьмом, даже не пытаясь при этом меня явно оскорбить или унизить. Ни намека, и, тем не менее, уже после минутного разговора с ней мне хотелось повеситься. Как же я ненавидел ее за это! И она это видела! Видела, и демонстрировала свое полное презрение к моей ненависти, еще раз подчеркивая, что я настолько ничто, что моя бессильная ненависть даже неспособна ее задеть.

Единственным моим утешением было понимание того, что уже скоро чертовой няни не станет, как не станет никого из тех, кто мог бы оказывать влияние на этого ребенка. Мальчишке промоют мозги, и он будет говорить и делать, что скажет Глеб Валентинович, а главным представителем Глеба Валентиновича в Ордене Сатаны уже назначен я, так что…

Но этому сценарию тоже не суждено было осуществиться.

Ночью за сутки до тех событий меня разбудил телефонный звонок.

– У нас проблемы, – выдал начальник службы безопасности, даже не поздоровавшись.

– Что там еще? – недовольно спросил я.

– Валентина Александровна убита.

Совсем забыл сказать, чертову няню звали Валентиной Александровной.

– Что?!! – забыв про сон, я вскочил с постели. – Какого хрена?!! Как?!!

– Одна из служанок собиралась убить господина, но Валентина Александровна что-то там заподозрила… В общем, она спасла его ценой своей жизни.

– Что говорит эта сука?

– Ничего. Когда она поняла, что у нее ничего не получится, она покончила с собой при помощи яда.

– Хреново, блин!

– Не то слово.

– Ладно, я скоро перезвоню.

Я сразу же позвонил Глебу Валентиновичу.

– Тебе что, не спится? – спросил он после целой вечности гудков.

– У нас покушение. Погибла няня и исполнитель.

– Что?

Я повторил.

– А ты где?

– Дома.

– Какого хрена ты еще там? Дуй на остров. Готовьтесь к эвакуации.

– Понял.

Предупредив начальника охраны, что я еду к ним, я приказал пилотам запрягать и вызвал такси.

Что было потом, я уже рассказал. Но почему вместо того, чтобы, следуя инструкциям, плыть по подземной реке до того места, где нас должна была ждать подмога, я бросил лодку, а сам с дьяволенком забрался в пещеру? И о каких вариантах я говорил?

Что ж, посмотрим на эту историю с другой стороны.