Текст книги "Страницы жизни русских писателей и поэтов"

Силы больного стремительно таяли. На второй неделе поста, в халате и сапогах Николай Васильевич лег в постель и больше с нее не вставал.

Граф А.П. Толстой не бездействовал, созвал консилиум из видных докторов Москвы: Овера, Эвениуса, Сокологорского, Ворвинского и др. Мнения их разошлись. Предполагали «неврогенную горячку», «религиозное помешательство», «общее истощение» и «малокровие мозга». Точного диагноза нет, и по предложению Овера, начали лечить от менингита, воспаления мозговых оболочек.

Поскольку больной отказывался и от лечения, доктора решили, все проводить насильно: пиявки, обливания холодной водой в теплой ванне, примочки к голове, горчичники на конечности, лед на голову, шпанские мушки на затылок, алтейный корень, лавровишневую воду и каломель внутрь. По мнению консилиума, все делалось по правилам медицинской науки. К лечению добавили сеанс магнетизера Альфонского. Сеанс не был доведен до конца. Гоголь отказался.

Превозмогая слабость, оцепенение, он дрожащей рукой на бумажке написал последний совет живущим: «Будьте не мертвые, а живые души». И еще была одна запись: «Помилуй меня грешного, прости, Господи! Свяжи вновь сатану таинственною силою неисповедимого креста». Не оказалось у господа Бога такой веревки…

Обращение с больным было не безупречным из-за того, что видели в нем сумасшедшего и кричали «перед ним, как пред трупом». Фельдшер Клименков мял, ворчал, поливал на голову какой-то едкий спирт. На фоне крайнего истощения и обильного носового кровотечения были поставлены восемь пиявок к ноздрям. Больной твердил: «Снимите пиявки…». Сняли, но к затылку привязали шпанские мушки… «Лечение» привело больного к глубокому обмороку. Придя в себя, больной еще был в состоянии проглотить несколько глотков бульона и сказать: «Как сладко умирать». Дыхание участилось, стало хриплым, лицо посинело. Всю ночь проводилось лечение. Гоголь находился без сознания и стонал. Примерно в одиннадцать часов ночи в бреду закричал: «Лестницу поскорее давай, лестницу». У Иоанна Лествичника ли он просил лестницу, чтобы подняться в царство небесное? а может быть требовал пожарную? чтобы залить пламя в своей сгорающей душе – это осталось вечной тайной.

Двадцать первого февраля 1852 года у писателя остановилось сердце. «Долго глядел я на умершего: мне казалось, что лицо его выражало не страдание, а спокойствие, ясную мысль, унесенную в гроб»,– записал доктор А.Т.Тарасенков. Он же подвел итог проводимой «терапии»: «Все это, вероятно, помогло ему поскорее умереть». Современная медицина располагает средствами и методами лечения таких больных, как Гоголь, и не позволила бы сегодня ему уйти из жизни во цвете лет.

Похоронили Николая Васильевича Гоголя на кладбище Даниловского монастыря. На памятнике воспроизвели слова из книги пророка Иеремии: «Горьким словом моим посмеются». В связи с ликвидацией монастыря, 1 июня 1931 года прах писателя перезахоронили на Новодевичьем кладбище.

Современники считали, что толчком к добровольному уходу из жизни Гоголя была безвременная кончина 26 января 1852 года обожаемой им сестры Языкова, Елены Михайловны – по мужу Хомяковой. На панихиде Николай Васильевич с тоской обронил: «Все для меня кончено». Лавина безысходности сорвалась и понеслась в пропасть. Мысль о собственной скорой смерти полностью овладела его сознанием.

Ю.Ф.Самарин: «Я глубоко убежден, что Гоголь умер оттого, что он сознавал про себя, насколько его второй том ниже первого, сознавал и не хотел самому себе признаваться, что он начинал подрумянивать действительность». Это заключение справедливо, как справедливо и то, что писатель всю жизнь страдал не оттого, что жизнь плоха, а оттого, что не давалась ему в руки и главное – не нашел себя в быстротекущем времени, не нашел пристанища, не изведал возвышенной, окрыляющей любви. Разочарование, неуверенность, болезни привели Николая Васильевича к отказу борьбы за жизнь.

21 февраля 1852 года И.С.Тургенев в письме к Полине Виардо в Париж скорбел: «… нас поразило великое несчастие…нет русского, сердце которого не обливалось бы кровью в настоящую минуту… надо быть русским, чтобы понимать, кого мы лишились».

26 февраля И.С.Аксаков – И.С.Тургеневу: «Теперь все лопнуло, надо начинать жить без Гоголя! Он изнемог под тяжести неразрешимой задачи, от тщетных усилий найти примирение и светлую сторону там, где ни то, ни другое невозможно, – в обществе».

Безымянный посмертный некролог напечатали в «Москвитянке» спустя две недели после кончины писателя. Петербургский свет с равнодушием отнесся к его кончине. Официальный представитель власти, попечитель Петербургского университета Мусин-Пушкин, назвал его «писателем лакейским».

И.С.Тургенев, не выдержав подобного отношения властей к писателю, написал «Письмо из Петербурга», опубликованное 13 марта 1852 года в «Московских ведомостях». «Гоголь умер! – какую русскую душу не потрясут эти два слова? …Да, он умер, этот человек, которого мы теперь имеем право, горькое право, данное нам смертию, называть великим; человек, который своим именем означил эпоху в истории нашей литературы; человек, которым мы гордимся, как одной из слав наших! … вечная слава его имени».

16 апреля автор письма был арестован и, по предписанию жандармов, отправлен в ссылку в свое имение Спасское-Лутовиново на орловщине.

По возвращении в Петербург, Иван Сергеевич написал И.С.Аксакову: «Трагическая судьба России отражается на тех из русских, кои ближе других стоят к ее недрам, – ни одному человеку, самому сильному духом, не выдержать в себе борьбу целого народа, и Гоголь погиб! Мне, право, кажется, что он умер потому, что решился, захотел умереть и это самоубийство началось с истребления «Мертвых душ».

Итог жизни Николая Васильевича Гоголя подвел оптинский иеромонах Ефимий, в миру Трунов: «Трудно представить человеку непосвященному всю бездну человеческого горя и муки, которую узрел под ногами своими Гоголь, когда вновь открылись затуманенные его духовные очи, и он ясно, лицом к лицу увидел, что бездна эта выкопана его собственными руками… и что он сам стремился в эту бездну, очертя свою бедную голову»…

Отец Матвей тоже сделал вывод о смерти Гоголя: «С ним повторилось обыкновенное явление нашей русской жизни…, что сильные натуры, наскучивши суетной мирской жизни, или находя себя неспособными к прежней мирской деятельности, покидали все, или уходили в монастырь, искать внутреннего умиротворения и очищения… так было и с Гоголем».

Гоголь прожил жизнь по-монашески: дома своего не имел, семьей не обзавелся, капитала не скопил. Долю имения отказал в пользу матери, а из небольших средств, получаемых за издания книг, часть тратил на поддержку бедных студентов. После смерти друзья обнаружили, что все его богатство состояло из нескольких десятков рублей серебром, книг и старых вещей. Среди прочих оказался коричневый кожаный портфель с оторванными ремнями и почерневшей застежкой и ключиком – хранитель таланта писателя.

В 1857 году в Киеве некий А.Ващенко-Захарченко выпустил «довольно большой том, напечатанный на порядочной бумаге, довольно сносным шрифтом» большое сочинение под названием «Мертвые души», окончание поэмы Н.В.Гоголя «Похождения Чичикова». Цензура благосклонно отнеслась к сочинителю и его "творению".

Автор, не стесняясь, выдавал за свои целые страницы из оригинала и к тому же вольно распоряжается замыслом Гоголя. По Ващенко, Чичиков не покупает мертвые души, а продает за 60 тысяч серебром. Разбогатев, женится на богатой помещице, но счастье быстротечно и герой в маразме умирает.

Оберегая имя Гоголя, редакция «Современника» тех лет возмущенно отреагировала на плагиат: «Если имя Ващенко-Захарченко не настоящее… а псевдоним, мы очень рады тому: автор подделки или раскаивается уже, или скоро будет раскаиваться в своей наглости, если же «Ващенко-Захарченко» – не псевдоним, подлинное имя человека, сделавшего эту недостойную дерзость, мы искренне сожалеем о его судьбе: он своей безрассудной наглостью навек испортил свою репутацию». Так в позапрошлом веке передовая часть интеллигенции защитила честь Николая Васильевича Гоголя.

Безвременная кончина великого писателя не давала покоя пытливым умам в России. Они искали истинные причины его смерти. В начале двадцатого века доктор Н.Н.Баженов, анализируя скорбный лист Гоголя по годам, отметил, что он в детском и юношеском возрасте страдал неврастенией на фоне наследственной психопатизации личности. Доктор был солидарен с А.П.Тарасенковым и считал: «Печально сознаваться в том, но одною из причин кончины Гоголя приходится считать неумелые и нерациональные медицинские мероприятия… Следовало делать как раз обратное тому, что с ним делали… вместо кровопускания, может быть, наоборот, к вливанию в подкожную клетчатку соляного раствора. Следовало делать как раз обратное тому, что с ним делали».

По выводу Баженова, непосредственной причиной смерти писателя стала ишемия мозга, вызванная истощением, носовыми кровотечениями и пиявками. «В течение последних 15-20 лет, – анализировал дальше, Н.Н.Баженов, – он (Гоголь) страдал тою формой душевной болезни, которая в нашей науке носит название «периодического психоза», в форме, так называемой периодической меланхолии». На языке двадцать первого века – шизофрения с маниакально-депрессивным психозом.

Россия не спешила увековечить память писателя. Первое скульптурное изображение Гоголя появилась на памятнике М.О.Микешина «Тысячелетие России» в Новгороде в 1862 году. Во время открытия памятника А.С.Пушкину в Москве в 1880 году «Пушкинский комитет» решил собрать средства и на памятник Н.В.Гоголю. Собирали долго, почти тридцать лет, и набрали 102 тысячи рублей. 11 декабря 1908 года Николай ΙΙ подписал высочайшее соизволение на увековечение памяти писателя. К столетию со дня его рождения был объявлен конкурс. 40 претендентов выставили свои работы. Жюри отобрало четыре, но не утвердило ни одну. Затем предложенный вариант скульптора А.А.Андреева приняли единогласно. 16 апреля 1909 года в начале Пречистенского бульвара при большом стечении почитателей таланта Н.В.Гоголя был открыт памятник, а бульвар с этого времени стал носить его имя. Андреевское творение простояло до 1951 года, и было свезено в Донской монастырь, а спустя восемь лет нашло свое место во дворе дома номер 7 на Суворовском бульваре, где жил и умер писатель. На месте первого памятника к столетию со дня смерти Н.В.Гоголя в феврале 1952 года был открыт другой, скульптора Н.Томского.

Память о писателе до настоящего времени хранит Спасо-Преображенская церковь 18 века в Сорочинцах, в которой крестили новорожденного. В этом же селе на добровольные пожертвования на ярмарочной площади 28 августа 1911 года был открыт памятник Н.В.Гоголю скульптора И.Гинцбурга и был возложен серебряный венок. Были венки и с такими надписями: «Бессмертному Гоголю, «Творцу общественных типов», «Великому учителю жизни», «Самому славному и гениальному уроженцу Сорочинцев».

В 1929 году в доме, где родился будущий писатель, распахнул двери музей, рассказывающий о детстве, юношеских годах, начале литературной деятельности. Много в нем было выставлено подлинных документов, личные вещи, автографы, первые издания произведений писателя…

Позже, в Васильевке – Гоголево, открыли Литературно-мемориальный музей, посвященный родословной семьи Гоголей-Яновских. В нем постарались сохранить дух времени, в котором жило семейство, комнаты, интерьер. Воссоздан сад, аллеи, пруд, гроты. Музей стал методическим центром по изучению творчества великого земляка. Не забыты и места, связанные с Гоголем: Нежин, Полтава, Диканька, Миргород, Кибинцы…

Много памятных мест отмечено мемориальными досками или памятными знаками в Ленинграде, Одессе, Калуге и других городах СССР. Миллионными тиражами издавались в СССР сочинения Гоголя. Их в полном объеме изучали школьники. Пьесы Гоголя до сих пор не сходят со сцены. Гоголь – признанный автор и за рубежом.

В 2008 году в Москве на Никитском бульваре наконец-то был открыт музей великому писателю.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Полтора века прошло, как умер «веселый меланхолик». В большинстве своих произведений он сквозь слезы смеялся над происходящим в России, призывая «мертвых быть живыми».

Гоголь и его произведения бессмертны! Вон в собственном иностранном выезде пропылил Хлестаков – новый русский, которого с подобострастием принимает городничий в недавно отстроенном загородном дворце, а прислуживать им будут с университетским образованием добчинские и бобчинские. Все лучшие люди спешат на поклон к ревизору, и каждый готов откупиться от чиновника кругленькой суммой в иностранной валюте.

А вон Павел Иванович Чичиков, подсчитывающий барыши от приобретенных мертвых душ. Ему нет дела до обреченного на нищенское существование инженера, врача, педагога…

Коробочка – материалистка до мозга костей, значительно помолодела и почувствовала другой вкус к жизни. Невзирая на мораль и бога, превратила семейные отношения в контракт сожительства, а другие "коробочки" пошли на панель.

Не перевелись и высокопоставленные маниловы, выдающие в масштабах всего государства, желаемое за действительное. В то время, как означенные мечтатели обещают благоденствие народу, разбитной Ноздрев готов всю движимость и недвижимость продать за гроши или проиграть в карты. Таковы вечные гоголевские герои.

Хочется еще раз повторить слова писателя: «Будьте не мертвые, а живые души».

НЕИСТОВЫЙ ВИССАРИОН

… Молясь твоей многострадальной тени,

Учитель! перед именем твоим

Позволь смиренно преклонить колени!

Ты нас гуманно мыслить научил,

Едва ль не первый вспомнил о народе,

Едва ль не первый ты заговорил

О равенстве, о братстве, о свободе…

Н.А.Некрасов о В.Г.Белинском.

XIX век – это век творчества В.А.Жуковского, К.Н.Батюшкова, Ф.И.Тютчева, К.И.Рылеева, И.А.Крылова, А.С.Грибоедова, А.С.Пушкина, М.В.Лермонтова, Н.В.Гоголя, Н.А.Некрасова, И.С.Тургенева, Ф.И.Достоевского, Л.Н.Толстого и многих других писателей и поэтов, определивших дальнейшее развитие отечественной и зарубежной литературы. Их век означился и тем, что они переходили от классицизма к романтизму и реализму, затрагивая социальные проблемы, конфликты личности с обществом и другие злободневные вопросы.

Литературная критика – кнут и пряник для сочинителя. Основателем русской материалистическо-философской критики считают Виссариона Григорьевича Белинского: мыслителя, теоретика литературы, ее историка, писателя, публициста. До него критика, не имела философского начала и сводилась к поверхностному пересказу произведения, а то и к сведению счетов с автором или издателями. Белинский считал: «Критиковать – значит искать и открывать в частном явлении общие законы разума, по которым и чрез которые оно могло быть, и определять степень живого, органического соотношения частного явления с его идеалом… Критика всегда соответственна тем явлениям, о которых судит: поэтому она есть сознание действительности».

За независимость взглядов, идейную направленность и умение в полемике довести оппонентам свой образ мыслей, его называли "неистовым" Виссарионом.

1

Дед будущего критика Никифор Трифонов был священником в приходской церкви села Белынь Пензенской губернии. Его сын, Григорий Никифорович, пошел по стопам отца. Учась в Тамбовской семинарии, получил фамилию Белынский, связанную с названием села, в котором родился. Вместе со свидетельством об окончании семинарии, где наравне с прочими дисциплинами преподавали основы народной медицины и лекарств, получил свидетельство о начальном медицинском образовании. Этих знаний оказалось достаточным, чтобы поступить в Петербургскую медико-хирургическую академию. Окончив в 1809 году, он получил должность хирурга в Кронштадтском морском госпитале, расположенном в крепости Свеаборг.

Женой Григория Никифоровича стала Мария Ивановна Иванова из рода обедневших дворян. 30 мая 1811 года у них родился Виссарион. Через десять лет семья пополнится еще сыном Константином и дочерью.

В 1812 году Григорий Никифорович участвовал в качестве медика в морских сражениях. В 1816 году, дослужившись до штаб-лекаря, с правом на потомственно дворянство, вышел в отставку и переехал в Чембар. Среди местного культурного слоя отставной штаб-лекарь выделялся начитанностью, независимостью мыслей, гордостью, резкостью в высказываниях. Сын унаследовал от отца эти черты. Со временем Григорий Никифорович пристрастился к спиртному, на почве которого в доме часто возникали скандалы. Об отношениях отца и сына можно судить по строкам его письма В.П.Боткину от 16 мая 1840 года: "… отец меня терпеть не мог, ругал, унижал, придирался, бил нещадно и площадно – вечная ему память!"

Мария Ивановна занималась домашними делами. Ее задачей было накормить детей. На этом и кончалась ее материнская любовь. О матери Виссарион Григорьевич с горечью вспоминал: "Мать моя была охотница рыскать по кумушкам; я, грудной ребёнок, оставался с нянькою, нанятой девкою; чтобы я не беспокоил её своим криком, она меня душила и била… Я в семье был чужой".

Начальную грамоту Виссарион усвоил от отца, дальнейшую от частной учительницы Е.П.Ципровской, строгой и требовательной. Об ее уроках потом вспоминал: "… что, по-видимому, легче, как выучиться грамоте? Но, читатели, едва ли кто из вас не содрогается, вспомнив о той нестерпимой скуке, о той нравственной пытке, которыми был омрачен, по крайней мере, один год из вашего светлого младенчества! Очевидно, учиться читать скучно и трудно не от чего другого, как оттого что не умеют учить читать".

В 1822 году Виссарион поступил во вновь открытое в Чембаре двухгодичное училище. К этому времени он знал наизусть многие стихотворения Державина, читал Карамзина и др. писателей и поэтов. Среди учащихся класса Виссарион числился первым. Особенно преуспевал в литературе, географии и истории, а по закону божьему и латыни отставал.

В 1823 году в Чембар приехал инспектор учебных заведений Пензенской губернии И.И.Лажечников, автор знаменитого романа "Ледяной дом" и "Последний Новик". Инспектору представили невысокого, худенького, с большим лбом подростка. Между ними завязался разговор. Лажечников вспоминал: "… На все делаемые ему вопросы он отвечал так скоро, легко, с такой уверенностию, будто налетал на них, как ястреб на свою добычу, и отвечал большею частию своими словами, прибавляя ими то, чего не было даже в казенном руководстве, – доказательство, что он читал и книги, не положенные в классах. Я особенно занялся им, бросался с ним от одного предмета к другому, связывая их непрерывной цепью, и, признаюсь, старался сбить его… Мальчик вышел из трудного положения с торжеством. Это меня приятно изумило. Я поцеловал Белинского в лоб, с душевной теплотой приветствовал его, тут же потребовал из продажной библиотеки какую-нибудь книжонку, на заглавном листе которой подписал: Виссариону Белинскому за прекрасные успехи в учении… Мальчик принял от меня книгу без особенного радостного увлечения, как должную себе дань, без низких поклонов, которым учат бедняков с малолетства". Разговор с чиновником высокого ранга вселила в двенадцатилетнего подростка уверенность в собственных силах.

Окончив училище, Виссарион год провел дома, а в 1825 году поступил в Пензенскую четырехклассную гимназию. Жил на дешевых квартирах, питался нерегулярно, поскольку отец был скупым на деньги. Однако учился хорошо. Мечтая продлить учебу в Московском университете, заранее штудировал греческий и французский язык. Из-за того, что родители вовсе отказали в помощи, юноша вернулся в Чембар и начал усиленно готовился к экзаменам в университет. Однако на пути к мечте возникло серьезное затруднение: отец не торопился оформить ему свидетельство о рождении и разрешение из полиции на поездку. Выдав себя за слугу родственника, рискуя быть разоблаченным, Виссарион отправился в Москву.

Так как документов, подтверждающих личность, не было, приемная комиссия не допустила его к сдаче экзаменов, а их было 9: закон божий, словесность, история, география, французский, латинский, греческий, немецкий языки и математика. После нескольких отчаянных писем домой, Виссарион получил нужные бумаги, очевидно, за их оформлением и произошла метаморфоза с фамилией, вместо "Белынский" она стала "Белинский". В сентябре 1829 года он успешно выдержал экзамены на словесное отделение университета. Из-за бедности его зачислили на казенное обучение с общежитием в комнатах по 15 – 20 коек, скудным питанием и плохеньким обмундированием. Чтобы иметь дополнительные деньги на посещение театра и покупку книг, Виссарион занялся репетиторством.

2

Россия помнила о восстании декабристов. Страна пожинала его плоды. Николай I установил палочную дисциплину в войсках и тотальный надзор за вольнодумцами, особенно в университетах. Не остался в стороне и московский. Руководили им послушные императору чиновники далекие от науки и просвещения. Так, генерал А.А.Писарев меньше всего интересовался учебным процессом, а больше студенческими мундирами на военный лад и искоренением в подопечных крамольных мыслей. Пришедший ему на смену князь-шталмейстер С.М.Голицын большую часть времени отдавал конюшне государя, чем университету.

Студент Белинский на все имел свое мнение, был вспыльчивым, стремился к лидерству, участвовал во многих студенческих "заварушках", манкировал лекции "средних" преподавателей. Например, лекции профессора П.В.Победоносцева, по мнению Виссариона, были скучными и сухими, что давало повод отвлекаться или читать другую литературу. На замечания профессора Виссарион не реагировал, что вызывало неприязнь с последующими неудами на зачетах.

В то же время, студент с уважением относился к поэту и критику А.Ф.Мерзлякову, читавшего теорию словесности, историку М.Т.Каченовскому, эстету и историку русской литературы И.И.Давыдову, а также историку М.П.Погодину, издателю журнала "Москвитянка".

Неуды, частые пропуски обошлись Виссариону провалом экзаменационной сессии и повторным обучением на первом курсе. Проведя лето 1830 года дома, он опоздал на несколько дней на занятия, за что был вызван к ректору И.А.Двигубскому. Выслушав слова оправдания, тот, в присутствии других преподавателей, заявил: "Заметьте этого молодца; при первом случае его надо выгнать".

Случай не заставил себя долго ждать. В Москве свирепствовала холера. Студентам запретили выходить из общежития. Чтобы не терять времени даром, на взлете вдохновения, осенью 1830 года, Белинский написал трагедию "Дмитрий Калинин". Следуя законам трагедийного жанра, включил убийства, самоубийства, гражданские браки, незаконное рождение детей. Главное – трагедия носила антикрепостнический характер. В письме домой он писал 17 февраля 1831 года: "В этом сочинении со всем жаром сердца, пламенеющего любовию к истине, со всем негодованием души, ненавидящей несправедливость, я в картине довольно живой и верной представил тиранства людей, присвоивших себе гибельное и несправедливое право мучить себе подобных".

Чтобы печататься, в то время необходимо было разрешение цензора. По этому поводу автор обратился в цензурный комитет. Входящие в комитет профессора университета наложили запрет и сделали все, чтобы избавиться от вольномыслящего студента. Повторные экзамены за первый курс для него стали роковыми: был оставлен на третий год на первом курсе.

На этом полоса невезения для Виссариона не закончилась. В конце 1831 года привязалась чахотка. Пришлось почти пять месяцев лечиться в университетской больнице, что послужило поводам для отчисления из числа студентов с формулировкой: "по слабому здоровью и притом по ограниченности способностей". 14 сентября 1832 года акт отчисления совершился.

"Что делать?" Возвращаться к родителям нет смысла, тем более не поставил их в известность об исключении из университета. Перебиваться случайными заработками домашнего учителя – тоже не вариант. Таких учителей, как он, в столице предостаточно. Оставалось испытать счастья учителем в провинции…

Неожиданную помощь бывшему студенту предложил профессор Николай Иванович Надеждин, познакомив его с Г.И.Карташевским, попечителем Белорусского учебного округа. Тот, чтобы убедиться в способностях будущего учителя, попросил написать сочинение, которое определит дальнейший статус. Оно называлось: "Мои мысли о том, каким образом должно поступать учителю при обучении русскому языку учеников, не могущих объясняться на оном, и который со своей стороны не знает их отечественного языка". В работе явно просматривались научные мысли, актуальные и для нашего времени. "… От той или другой методы учения, – говорилось в частности, – которой придерживается учащий, зависят не только успехи или неуспехи учеников, но и их расположение или отвращения занятиями науками. Учить, худо знающий свое дело, может заглушить, затоптать в своем ученике семена самых счастливых дарований и, отбив у него охоту к учению, навсегда сделать его ни к чему не способным… Из сего видно, как много потребно для учителя проницательности, чтобы отличить истинные дарования от ложных, и хотя иного, по-видимому, и блестящих, и как много нужно искусства и умения для того, чтобы развернуть их и заставить приносить плоды".

Время шло, от Карташевского ответа не было. Оно пришло лишь через год. Работа в белорусском захолустье Белинского не привлекла.

Оказавшись на грани нищеты, он сделал попытку устроиться корректором в университетскую типографию, но начальники учли причину его исключения из студентов, отказали в приеме. Единственным его доходом стала литературная работа в газетах.

Дебютировал Белинский в 1831г балладой "Русская быль" и рецензией на анонимную брошюру «О Борисе Годунове, сочинении Александра Пушкина. Разговор". Платили в газетах мало. Отчаявшись, недостаточно владея французским языком, он на заказ перевел роман Поль де Кока "Магдалина". Получилось неплохо, а вот на гонорар заказчик поскупился, выделив лишь 100 рублей.

Работа литературного поденщика дала Белинскому возможность сблизиться с журналистами и издателями. В 1833г. он вошёл в кружок Н.В.Станкевича, в котором изучал идеи немецкой классической философии, ставшие на годы мировоззрением нового кружковца. Однако идеями сыт не будешь. Требовался постоянный заработок.

Снова на помощь пришел Н.И.Надеждин, предложив Белинскому сотрудничать в его журнале "Телескоп" и газете "Молва". Теперь появилась возможность устроить быт и печатать свои переводы с французского, оригинальные статьи, критические замечания, обзоры по проблемам русской литературы. Вскоре Виссарион Григорьевич стал ведущим сотрудником "Телескопа" и "Молвы".

Летом 1834 года шеф уехал инспектировать образование в Тульскую и Рязанскую губернии, поручив руководство изданиями двадцатитрехлетнему Белинскому. Не имея навыков организатора, а тем более редактора, он успешно справился с работой. И даже больше. За период отсутствия Николая Ивановича он написал свой знаменитый цикл "Литературные мечтания" и успел напечатать первые десять глав. Если не учитывать в "мечтаниях" влияний Надеждина, то это, в основном, оригинальные статьи с глубоким философским анализом произведений прозаиков и поэтов.

3

Белинский считал, что произведения обретают силу в том случае, если носят народный характер. Исходя из этого, русскую литературу он разделил на четыре периода: Ломоносовский, Карамзинский, Пушкинский и новый. По его мнению, первые два не имеют ничего народного, а в Пушкинском оказалось больше романтического, чем народного. При этом предтечами Пушкина назвал Жуковского и Батюшкова. Большие надежды критик возложил на новый период, в котором должна появиться литература истинно народная, "натуральная". Во главе "натуральной" школы он поставил Н.В.Гоголя.

Смелыми для того времени были "Литературные мечтания", но не они стали поводом для закрытия изданий Надеждина. В начале октября 1836 года "Телескоп" опубликовал первое из восьми "Философических писем" Петра Яковлевича Чаадаева. В нем, Петр Яковлевич, в частности, писал о церкви и о том, что память – это связующее звено между прошлым и настоящем, мы, "… явившись на свет как незаконнорожденные дети, без наследства, без связи с людьми, предшественниками нашими на земле, не храним в сердцах ничего из поучений, оставленных еще до нашего появления. Необходимо, чтобы каждый из нас сам пытался связать порванную нить родства. То, что у других народов является просто привычкой, инстинктом, то нам приходится вбивать в свои головы ударом молота. Наши воспоминания не идут далее вчерашнего дня; мы как бы чужие для себя самих. Мы так удивительно шествуем во времени, что, по мере движения вперед, пережитое пропадает для нас безвозвратно. Это естественное последствие культуры, всецело заимствованной и подражательной. У нас совсем нет внутреннего развития, естественного прогресса; прежние идеи выметаются новыми, потому, что последние не происходят из первых, а появляются у нас неизвестно откуда. Мы воспринимаем только совершенно готовые идеи, поэтому те неизгладимые следы, которые отлагаются в умах последовательным развитием мысли и создают умственную силу, не бороздят наших сознаний. Мы растем, но не созреваем, мы подвигаемся вперед по кривой, т.е. по линии, не приводящей к цели. Мы подобны тем детям, которых не заставили самих рассуждать, так что, когда они вырастают, своего в них нет ничего; все их знание поверхностно, вся их душа вне их. Таковы же и мы".

По словам литератора Свербеева "Журнальная статья Ч. Произвела страшное негодование публики и поэтому не могла не обратить на него преследования правительства. На автора восстало все и вся и небывалым до того ожесточением в нашем довольно апатичном обществе".

По приказу Николая I журнал немедленно закрыли, Чаадаева посадили под домашний арест и признали "сумасшедшим", Надеждина и цензора Болдина вызвали в Петербург для объяснений. Первого спешно судили и сослали в Усть-Сысольск, затем в Вологду, второго отстранили от работы. Не забыл и о Белинском, который находился в это время у Бакунина в гостях в Тверской губернии. По возвращении в Москву, 15 ноября 1836 года, его доставили к обер-полицмейстеру. Все обошлось. В изъятых рукописях и статьях ничего порочащего власть полицейские не обнаружили.

Белинский вновь не у дела. Одно время он надеялся на сотрудничество с А.С.Пушкиным. По независящим от них причинам, альянс не состоялся. 1837 год стал для поэта роковым. Позже критик напишет цикл из 11 статей, посвященных А.С.Пушкину, вызывавшие большой интерес у читателей России. В статьях четко определены этапы истории развития русской литературы, начиная с XVIII века, этапы творчества Пушкина и его значение для становления русской словесности.