Текст книги "Страницы жизни русских писателей и поэтов"

За сборами в дорогу, поэт успел встретиться с А.А. Краевским и высказать мысль об издательстве собственного журнала, где будет место лишь отечественному слову. “Мы должны жить своей самостоятельной жизнью и внести свое самобытное в общечеловеческое. Зачем нам тянуться за Европой и французами”.

13 апреля 1841 года писатель. В.Ф. Одоевский сделал подарок отъезжающему. “Поэтому Лермонтову дается сия моя старая и любимая книга с тем, чтобы он возвратил мне ее сам и всю исписанную”. Из более пятисот страниц, были исписаны только пятьдесят. Здесь и “Выхожу один я на дорогу”, и “Ветка Палестины”, и “Сон”, и “Родина”– признание ей в любви.

Люблю отчизну я, но странною любовью!

Ни полный гордого доверия покой,…

Не победит ее рассудок мой.

Ни слава купленная кровью,

Вначале записи в книге Лермонтов вел карандашом, затем все переписал чернилами. Мелкие, торопливые с наклоном влево буквы, будто бы спешили за мыслями хозяина. Последним написан “Пророк”, под которым автор провел две короткие черты – итог прожитому.

Смотрите ж, дети, на него:

Как он угрюм и худ, и бледен!

Смотрите, как он наг и беден,

Как презирают все его!

Видимо, Россия не та сторона, где любят пророков. Презрение – вот их удел, и ничего больше им не остается, как уйти из такой жизни. Книга была возвращена В.Ф. Одоевскому позже. “Сия книга покойного Лермонтова возвращена мне Екимом Екимовичем Хастатовым. 30-го декабря 1843 года”. Сейчас она хранится в Петербурге в Пушкинском доме.

Лермонтов не отличался религиозностью, атеистом не был, но и не числился в богохульниках, он верил в проведение, и перед отъездом на Кавказ посетил гадалку А.Ф. Кирхгоф, которая когда-то предсказала Пушкину смерть от “белого человека”. Лермонтову предрекла другую отставку: “… после которой, уже просить ни о чем не станешь”.

“Ничего, все перемелется – мука будет. Прощай, поцелуй ручку у бабушки и будь здоров”, – сказал напоследок Мишель А.П.Шан-Гирею.

Прощай, немытая Россия,

Страна рабов, стана господ,

И вы, мундиры голубые

И ты, им преданный народ.

Быть может, за стеной Кавказа

Сокроюсь от твоих пашей,

От их всевидящего глаза,

От их всеслышащих ушей.

Всего лишь восемь строк в стихотворении, но по силе мысли, силе гнева, презрения к власти и обиды за рабский народ, в русской литературе не найти. Стихотворение, как узника в одиночке “голубые мундиры” держали сорок шесть лет от дня написания, П.А. Висковатов опубликовал его в “Русской старине” в 1887 году.

Последним местом, где остановился Лермонтов в Москве, был Петровский дворец однополчанина барона Дмитрия Розена. Пять дней, проведенные в златоглавой, были заполнены до отказа. После разговора с Ю. Ф. Самариным о современном состоянии России, Лермонтов сделал вывод: “Хуже всего не то, что известное количество людей терпеливо страдает, а то, что огромное большинство страдает, не сознавая этого”.

Михаил Юрьевич успел побывать и в ресторане. Среди друзей оказался немецкий поэт и переводчик Боденштадт. Ему запомнился огромный лоб Лермонтова, холеные руки, белоснежная рубашка, черный шейный платок, поношенный военный сюртук. Среди кутящей молодежи поэт отличался злым языком, неприятным задором, остротами, направленным в адрес друзей, но, заметив их смущение, тут же извинялся. Иное впечатление сложилось у Баденштадта от второй встречи с поэтом в литературном салоне, где он был “кроток и нежен как ребенок”. За день до отъезда поэт побывал и в Благородном собрании. “Он был грустен – когда уходил из собрания в своем армейском мундире и с кавказским кивером, – у меня сжалось сердце”, – так писал однокашник по университету В.И. Краснов.

За полчаса до отъезда из Москвы Лермонтов прощался с Ю.Ф. Самариным и: “… говорил мне о своей будущности, о своих литературных проектах, и среди этого он проронил о своей скорой кончине несколько слов, которые я принял за обычную шутку с его стороны. Я был последний, кто пожал ему руку в Москве”.

Длинный и утомительный путь на Кавказ, тем более изгнаннику. Из Ставрополя 10 мая 1841 года отправляет письмо С.Н. Карамзиной: “… Пожелайте мне счастья и легкого ранения. Это самое лучшее, что только можно пожелать… Я не знаю, на долго ли это; но во время переезда мной овладел демон поэзии… Я заполнил половину книжки, которую подарил мне Одоевский, что, вероятно, принесло мне счастье… признаюсь, что я порядком устал от всех этих путешествий, которым, кажется, суждено длится вечность…”.

Последнее письмо бабушке на французском языке он отправил из Пятигорска 28 июня 1841 года с просьбой прислать собрание сочинений Жуковского и Шекспира на английском. Писал и о возможной отставке и закончил: “Прощайте, милая бабушка, будьте здоровы и покойны”.

Не было ей покоя за любимого внука, и уповала на семейную икону Спас Нерукотворный, перед которой когда-то получила от родителей благословение на брак с М.В. Арсеньевым, теперь у этого образа она вымаливала счастье для Мишеля и: “… Со слезами благодарю бога, что он на старости послал мне тебя в утешение”. Но не уберег его господь. “И я ли не молилась о здравии Мишеля этому образу, и он все-таки не спас» и велела унести икону из дома в тарханскую церковь Михаила Архангела

10

За Христом всегда следовал Иуда! Вот он – Николай Соломонович Мартынов, русский, православный. Родился в 1815 году семье пензенского помещика, полковника в отставке, винного откупщика Соломона Михайловича Мартынова. Кроме Николая он имел еще сына и двух дочерей.

С братьями Лермонтов сблизился в школе подпрапорщиков, и они часто навещали его на квартире, что на Мойке. Николай Соломонович – гуляка, сердцеед, искатель чинов и внимания, был недурен собой и, можно сказать не глупый, сочинял стихи, эпиграммы, в том числе и на Лермонтова. Поэзия этого экстравагантного человека дальше узкого круга не расходилась и больше напоминала стихи Лермонтова.

Выпущенный из школы в чине корнета в 1835 году в Кавалергардский полк, где служил Жорж Дантес, гордился назначением. Мишель и Николай были друзьями, но не задушевными. Бывая в Москве, Лермонтов навещал дом Мартыновых, и принимался радушно. “Лермонтов у нас чуть ли не каждый день… Эти дамы (дочери) находят большое удовольствие в его обществе”, – так писала мать сыну Николаю на Кавказ. Мишелю действительно одно время нравилась Наталья, и ей посвятил стихотворение, и, якобы неудачно сватался к ней, но получил отказ. Николай Соломонович так вспоминал свои встречи с другом в Москве: “Мы встречались с ним каждый день, часто завтракали вместе у Яра”. Дороги их пересекались не раз: Петербург, Москва, Кавказ.

Мартынов не был трусом. За службу имел двадцать семь высочайших благодарностей, а за кампанию с горцами в 1837 году получил орден Святой Анны с бантами. В чине ротмистра Гребенского казачьего полка он вместе с Лермонтовым участвовал в экспедициях А.В.Галафеева.

Красавец кавалергард кроме огромного тщеславия имел еще одну слабость – карточную игру, причем нечестную, за что и получил прозвище «Маркиз де Шулерхов». Шулерство, пренебрежение к однополчанам привели к тому, что офицеры полка подали прошение высшему начальству о переводе Мартынова в другой полк. В феврале 1841 года в чине майора он был вынужден пойти в отставку, и намеревался уехать в первопрестольную, но передумал и восстановился в другом полку.

Штабист М.А.Костенецкий, служивший при штабе в Ставрополе вспоминал: «Из веселого и светского изящного молодого человека сделался каким-то дикарем: отрастил огромные бакенбарды, в простом черкесском костюме, с огромным кинжалом, в нахлобученной белой папахе, вечно мрачный и молчаливый». Таким, в возрасте двадцати пяти лет он приехал лечиться на воды в Пятигорск.

Верзилинский дом привлекал к себе пятигорскую молодежь не только гостеприимством, но и дочерями генерала: Аграфеной, Надеждой, и Эмилией. На них Лермонтов написал экспромт.

За девицей Эмилией

Молодежь как кобели.

За девицей же Надина

Был их тоже не один;

А у Груши в целый век

Был лишь дикой человек.

Мишель и Николай симпатизировали Эмили, но она предпочитала внимание Мишеля. Эмилия Александровна потом вышла замуж за родственника Лермонтова А.П.Шан-Гирея и оставила воспоминания о поэте.

Мартынов никогда не расставался с длинными кинжалами. Как-то он пришел к Лермонтову играть в карты в бешмете, подпоясанном ремнем с оружием наперевес. Бритая голова Мартынова впечатляла. Увидев друга, хозяин продекламировал.

            Скинь бешмет свой друг, Мартыш,

Распояшься, сбрось кинжалы,

Вздень броню, возьми бердыш

И блюди нас, как хожалый!

Четверостишье было встречено хохотом. «Мартыш» смутился. Во время очередной пирушки кто-то из гостей съязвил в сторону Николая Соломоновича, касаясь его сомнительных достоинств. Мишель развил оброненную мысль.

Он прав! Наш друг Мартыш не Соломон …

Тот храм воздвиг и стал известен всем

Гаремом и судом,

А этот храм, и суд, и свой гарем

Несет в себе самом…

Парировать нечем. Снова скрытая обида на поэта. Не способствовали взаимоотношениям и иронические рисунки Лермонтова на Николая, над которыми часто смеялись в компаниях.

“У него была страсть отыскивать в каждом своем знакомом какую-нибудь комическую сторону, какую-нибудь слабость, и, отыскав ее, он упорно и постоянно преследовал такого человека, подтрунивал над ним и выводил его, наконец, из терпения… Не Мартынов, так кто-нибудь другой убил бы его”, – так считал И.И. Панаев.

Незадолго до дуэли полковник Ильясов имел задушевный разговор с Лермонтовым: “… я вас люблю… если бы у меня был такой сын, я бы вполне был счастлив!… Ведь вы такой умница!… И что же? Только дурачитесь… Бросьте все это…ведь они убьют вас!… Посмотрите, сколько вы врагов себе нажили, а ведь это все друзья ваши были”… Изменить себя Лермонтов не мог и, возвратившись домой, написал.

Мои друзья – вчерашние враги,

Враги – мои друзья,

Но, да простит мне грех господь благой,

Их презираю я…

Строки – отчаяние человека, стоящего у грани смертельного круга; еще мгновение, и грань исчезнет.

11

До роковой дуэли, кроме с Барантом, у Лермонтова оставалось несколько. В 1830 году он стрелялся с родственником – Столыпиным-Монго из-за двоюродной сестры. Потом, якобы «Лермонтов стрелялся с А.Н.Долгоруким, которого он убил» – это со слов А.Ф.Тирана. Смерть Долгорукого от пули Лермонтова не подтверждена. Еще Мишель дрался с другом детства Алексеем Лопухиным из – за Екатерины Сушковой в 1835 году. В 1837 по дороге в Георгиевск Мишель перессорился с тремя попутчиками и был вызван ими. Секунданты не допустили «смертоубийства». С Р.И.Дороховым тоже была проба пистолетов. Дорохов хотел проучить "столичную выскочку", но потом расстались друзьями. В 1841 году "друзья" провоцировали С.Д.Лисневича на дуэль, на что получили ответ: "Что вы, чтобы у меня поднялась рука на этого человека!"

Версий дуэли с Мартыновым много. Даже близкие друзья и откровенные враги Лермонтова не могли их четко назвать. В своей исповеди, спустя сорок лет после дуэли, Мартынов не коснулся истинных причин и деталей поединка, но не поскупился на похвалы убитого им.

… “все одинаково сознают, что он был очень умен, а многие видят в нем даже гениального человека. Как писатель, действительно, он весьма высоко стоит… он был добрый человек от природы… что все хорошие движения сердца, всякий порыв нежного чувства он старался так же тщательно в себе заглушить и скрывать от других, как другие стараются скрыть свои грустные пороки…”.

Версия оскорбленного брата за сестру Наталью, которая, возможно, и послужила прообразом княжны Мери, не выдерживает критики и не подтверждена современниками. Другая версия. Лермонтов якобы распечатал письмо, которое вез Мартынову и не вернул ему триста рублей, переданные родителями, но это не вписывается в мораль поэта, тем более, что его в Тамани обокрали и в числе вещей, похитили письмо к Николаю Соломоновичу. Он не был в обиде, так как Мишель отдал ему свои деньги. Не повод для дуэли и то, что главное действующее лицо романа Грушницкий похож на Мартынова, а тем более конкуренция Лермонтова и Мартынова из-за рыжей красавицы Эмилии Верзилиной.

Может быть, ближе к истине биограф Лермонтова П.Л. Висковатов: “Нет никакого сомнения, что г. Мартынова подстрекали со стороны лица, давно желавшие вызвать столкновение между поэтом и кем-нибудь из не в меру щекотливых или малоразвитых личностей. Полагали, что “обуздание” тем или иным способом “неудобного” юноши-писателя будет принято некоторыми влиятельными сферами в Петербурге… Мы находим много общего между интригами, доведшими до гроба Пушкина и до кровавой кончины Лермонтова”.

Могло быть и такое, как вспоминал секундант Мишеля А.И. Васильчиков: “Положа руку на сердце всякий беспристрастный свидетель должен признаться, что Лермонтов сам напросился на дуэль и поставил своего противника в такое положение, что он не смог его не вызвать… Этот печальный исход был почти неизбежен при строптивом, беспокойном его нраве и при том непомерном самолюбии или преувеличенном чувстве чести, которое удерживало его от всякого шага к примирению”.

Лермонтов и Мартынов – два противоположных человека, две противоположные психологии. Первый, разочаровавшись во всем, искал смерть, а второй пытался найти в жизни выгоды и, не найдя… “Всю ненависть и злобу он перенес на Лермонтова”, – такого мнения был однополчанин А.Ф.Таран.

13 июля 1841 года молодежь собралась в доме Верзилиных. Князь Сергей Трубецкой играл на фортепиано. Лермонтов, сидя на диване, разговаривал с Эмилей. При доспехах, в дверях залы, показался Мартынов.

Лермонтов сказал негромко: “Мадмуазель Эмиля, берегитесь, вот приближается свирепый горец”. На мгновение музыка смолкла и “свирепый горец” был услышан всеми. После некоторого замешательства веселье продолжалось. По окончании, когда Лермонтов вышел на улицу, Мартынов сказал ему по-французски: “Господин Лермонтов, я много раз просил вас воздерживаться от шуток на мой счет, по крайней мере, в присутствии женщин”. Последовал вопрос: “…вы действительно сердитесь на меня, и вызываете меня” “Да, я вас вызываю”. Лермонтов по характеру был не сахар, но меру шуткам знал и, если видел, что зашел далеко, извинялся, предлагая мировую.

Друзей старались примирить, но Мартынов стоял на своем: “… не хотел впоследствии подвергаться насмешкам, которые вообще осыпают людей, делающих дуэль предлогом бесполезной трате пыжей и гомерическим попойкам”, – так он объяснил свое нежелание Столыпину Дмитрию Аркадьевичу, брату Монго.

Перед тем, как распрощаться с компанией, Лермонтов сочинил экспромт.

Ну, вот теперь у вас для разговора будет

Дня на три тема,

И верно, в вас к себе участие возбудит

Не Миллер – Эмма.

После похорон автора Дмитриевский И.Д. расшифровал “Миллер”, как инициалы Ми Лер., а “Эмма” – Мартынова.

Катя Быховец, свидетель последних часов жизни поэта, писала подруге 5 августа 1841 года: “… Когда приехали в Железные, Лермонтов сейчас прибежал; мы пошли в рощу и все там гуляли… Он при всех был весел, шутил, а когда мы были вдвоем, он ужасно грустил…, но мне в голову не приходила дуэль… В колонке обедали. Уезжавши, он целует несколько раз мою руку и говорит: “Кузина, душечка, счастливее этого часа не будет больше в моей жизни”… Я еще смеялась… Это было в пять часов, а в 8 пришли сказать, что он убит…”.

Секундантом у Лермонтова был князь А.И. Васильчиков, а у Мартынова – корнет М.П. Глебов. На дуэли в качестве зрителей были А.А.Столыпин-Монго, С.В.Трубецкой, И.Д.Дмитревский, говорят, и Руфин Дорохов – известный дуэлянт и бретер. Компания, надеясь на примирение противников, не взяла врача, и экипаж на всякий случай, как было положено при поединке. Лев Сергеевич Пушкин, брат поэта, задушевный друг Лермонтова уверял: “… эта дуэль никогда бы состояться не смогла, если б секунданты были бы не мальчики, она сделана против всех правил чести”. А.Я. Булгаков подтверждает Л.С. Пушкина: “Удивительно, что секунданты допустили Мартынова совершить его зверский поступок".

Произошедшую дуэль, 15 июля 1841 года в 18 часов 30 минут, описывал Васильчиков: “Мы отмерили с Глебовым 30 шагов; последний барьер поставили на 10-ти и, разведя противников на крайние дистанции, положили им сходиться каждому на 10 шагов по команде: “марш”. Зарядили пистолеты. Глебов подал один Мартынову, я другой Лермонтову, и скомандовали: “сходись!” Лермонтов остался неподвижен и, взведя курок, поднял пистолет дулом вверх, заслонясь рукой и локтем по всем правилам опытного дуэлиста. В эту минуту, и в последний раз, я взглянул на него и никогда не забуду того спокойного, почти веселого выражения, которое играло на лице поэта перед дулом пистолета, уже направленного на него. Мартынов быстрым шагом подошел и выстрелил. Лермонтов упал, как будто его скосило на месте, не сделав движения ни назад, ни вперед, не успел даже захватить больное место, как это обыкновенно делают люди раненные или ушибленные.

Мы побежали, в правом боку дымилась рана, в левом – сочилась кровь, пуля пробила сердце и легкие”…

К убитому хотел подбежать и Мартынов, но Столыпин остановил: “Уходите, вы сделали свое дело”.

Иной взгляд излагает М.Давыдов на поединок. Гроза разразилась до него. Ливень хлестал во всю. По команде М.Глебова сходиться, Лермонтов не торопился. Столыпин-Монго не выдержав, крикнул: "Стреляйтесь, или я разведу вас!" Это принуждение было против правил. Лермонтов громко ответил: "Я в этого дурака стрелять не буду!" и выстрелил на воздух. Соперник не промахнулся… и, подойдя к смертельно раненому, попросил у него прощения. Вскочив на коня, поскакал к коменданту Ильяшенкову докладывать о дуэли и ему написал записку, такого содержания: «Для облегчения моей преступной скорбящей души, позвольте мне проститься с телом моего лучшего друга и товарища" на что получил ответ: "нельзя!!!". Последними словами Лермонтова, якобы были, обращены к М.Глебову: "Миша, умираю". Некоторые исследователи придерживаются версии, что Лермонтов жил еще около четырех часов после ранения.

После рокового выстрела Мартынова небо внезапно разверзлось: под проливной дождь, гром, молнии, труп лежал на тропе, пока Васильчиков ездил в город за медиком. Вернулся ни с чем; врачи отказали выехать из-за непогоды. Теперь Столыпин и Глебов поскакали в город, чтобы распорядиться о перевозке тела. Лишь в одиннадцать ночи приехали полицейские дроги. Несмотря на поздний час, известие о гибели Лермонтова разошлось по Пятигорску. А.Чакрыков, побывав ночью в доме поэта, вспоминал: “… Вхожу в сени, налево дверь затворенная, а направо, в открытую дверь, увидел труп поэта, покрытый простыней на столе; под ним медный таз… Но вот что меня особенно поразило тогда: я ожидал встретить толпу поклонников погибшего поэта, к великому удивлению моему, не застал ни одной души”.

Художник Шведе по заказу Столыпина сделал карандашный портрет покойного, а потом маслом. На нем поэт коротко острижен, глаза закрыты с “губ еще не сошла насмешка”. В настоящее время портрет хранится в Историческом музее Москвы. Художник сделал несколько повторений. Одно из них и пистолет кухенрейтер № 2, из которого был убит поэт, над своей кроватью повесил А.А. Столыпин.

Глебов и Васильчиков, как секунданты были посажены на гауптвахту, а Мартынов в тюрьму.

“На другой день, когда собрались все к панихиде, долго ждали священника, который с большим трудом согласился хоронить Лермонтова, уступив убедительным и неотступным просьбам кн. Васильчикова и других, но с условием, чтобы не было музыки и никакого параду… Наконец все уладилось, отслужили панихиду и проводили на кладбище; гроб несли товарищи; народу было много, и все шли за гробом в каком-то благоговейном молчании. Это меня поразило: ведь не все же его знали и не все его любили! Похоронили и положили небольшой камень с надписью: “Михаил”, – так вспоминала участница похорон Э.А. Шан-Гирей.

12

По-разному отреагировала Россия на смерть поэта. Официально лишь газета “Одесский вестник” напечатала маленькую заметку: “15 июля, около 5-ти часов вечера, разразилась ужасная буря с молнией и громом: в это самое время, между горами Машукою и Бештау, скончался – лечившийся в Пятигорске М.Ю. Лермонтов”.

“Плачьте, милостивый государь… плачьте, надевайте глубокий траур…Лермонтов… в семь часов по полудни убит на дуэли отставным майором Мартыновым… Мартынов – чистейший сколок с Дантеса… Мартынов никем не был терпим в кругу, который составлялся из молодежи гвардейцев… Мартынов в душе подлец и трус”, – написал П.Т.Поливодин спустя двенадцать дней.

Достоверных подтверждений слов Николая I в адрес убитого “Собаке – собачья смерть” и “Туда ему и дорога” нет. Императрица записала в своем дневнике 7 августа 1841 года: “Гром среди ясного неба. Почти целое утро с великой княжной, стихотворения Лермонтова”. Пройдет неделя и она поделится с Бобринской: “Вздох о Лермонтове, об его разбитой лире, которая обещала русской литературе стать ее выдающейся звездой”.

П.А.Вяземский – А.Я.Булгакову: “Да, сердечно жаль Лермонтова, особенно узнавши, что он так бесчеловечно убит. На Пушкина целила, по крайней мере, французская рука, а русской руке грешно было целить в Лермонтова”.

Не нашлось в России другого “Лермонтова”, чтобы во весь голос ответить на смерть поэта!

Следствие, учиненное по расследованию дуэли, пыталось выяснить мотивы, стрелял ли Лермонтов в Мартынова или вообще отказался стрелять, или выстрелил вверх? Даже при живых свидетелях не удалось установить многих фактов, но, тем не менее, 30 сентября вынесено: “Мартынов был признан виновным в произведении дуэли, приведшей к смерти Лермонтова, и приговорен к лишению чинов и прав состояния…”.

Николай Соломонович оправдывался на следствии: «…с самого приезда моего в Пятигорск Лермонтов не пропускал ни одного случая, где бы мог он сказать мне, что-нибудь неприятное. Остроты, колкости, насмешки на мой счет, одним словом, все, чем можно досадить человеку, не касаясь его чести. Я показывал ему, что не намерен служить мишенью для его ума, но он делал вид, как будто не замечает, как я принимаю его шутки».

Вообще дуэли появились в России в 18 веке, но вначале среди иностранцев. Дурной пример оказался заразительным для русской знати и поединки вошли в моду. Вскоре последовал запрет и жесткие меры против дуэлянтов. По “Положению о наказаниях” Мартынову полагалось заключение в крепости от четырех до шести лет и восьми месяцев. Монарх оказался выше “положения”: “Майора Мартынова посадить в Киевскую крепость на гауптвахту на три месяца и предать церковному покаянию. Титулярного советника князя Васильчикова и корнета Глебова простить, первого во внимание к заслугам отца, а второго по уважению получения тяжелой раны”. Закон, что дышло, куда царь повернул, туда и вышло.

Мемуарист Андрей Дельвиг вспоминал: “…Мартынов, убивший на дуэли поэта Лермонтова и посланный в Киев на церковное покаяние, которое, как видно, не было строго, потому что Мартынов участвовал на всех балах и в вечерах, и даже через эту несчастную дуэль сделался знаменитостью”. Каждый век российской истории рождает своих геростратов. Кто-то из них поджигает, кто-то из-за угла убивает, кто-то разваливает государства…

Приятель Лермонтова А.Н. Муравьев так описывал свою киевскую встречу с Мартыновым: “Мне случилось в 1843 году встретится в Киеве с тем, кто имел несчастие убить Лермонтова; он там исполнял возложенную на него епитимию и не мог равнодушно говорить об этом поединке; всякий год, в роковой его день, служил панихиду по убиенному…”.

Священный синод в этом же году сократил покаяние с 12 лет до пяти, а потом и вовсе освободил от епитимии. Мартынов благополучно женился в Киеве на польке, переехал в Москву в собственный дом. Прожив после дуэли тридцать четыре года, написав исповедь, умер в шестьдесят лет 25 декабря 1875 года в имении Знаменское-Иевлево, что неподалеку от Середниково, и был похоронен в церкви Знамение. Сейчас руины восстанавливаются. Якобы, в двадцатых годах, “шкидовцы”, которые проживали в имении, узнав, что в церкви лежит убийца Лермонтова, вскрыли склеп и кости развесили по деревьям.

Больших трудов стоило бабушке получить разрешение у властей на перевоз останков внука в Тарханы. Пензенский губернатор писал 9 февраля 1842 года епископу пензенскому и саранскому: “Государь император… объявил высочайшее соизволение на перевоз из Пятигорска тела умершего там, в июле 1841 года… Михаила Лермонтова… для погребения на фамильном кладбище с тем, чтобы упомянутое тело было закупорено в свинцовом и засмоленном гробе”.

В конце марта печальная повозка отправилась из Пятигорска и почти через месяц достигла Тархан. 23 апреля 1842 года было совершено отпевание. На памятнике из черного мрамора высечено: “Михайло Юрьевич Лермонтов 1814 – 1841г.”. Ветку Палестины, подаренную поэту А.Н. Муравьевым, поместили в ящичек под стекло и положили рядом. Шестнадцатилетний Мишель будто бы заранее знал, что

Есть место, где я буду отдыхать,

Когда мой прах, смешавшийся с землею,

Навеки прежний вид оставит свой.

Бабушка пережила внука на четыре года. Мраморная плита тому свидетель: “Елизавета Алексеевна Арсеньева, рожденная Столыпина, скончалась 16 ноября 1845 года. 85 лет”. В действительности ей 73. При составлении завещания она приписала себе годы, чтобы казаться старше.

В 1974 году из села Шилова привезли останки Юрия Петровича Лермонтова. Смерть соединила отца и сына. На памятнике отцу его слова.

Ты дал мне жизнь, но счастья не дал;

Ты сам на свете был гоним,

Ты в людях только зло изведал…

Но понимаем, был одним.

Сейчас в часовне находятся те же иконы, которые были в том далеком прошлом. На восточной стороне “Воскресение Христово”. С росписи купола внимательные глаза бога Саваофа смотрят на быстротекущее время, а Михаил Архангел со своим воинством готов покарать тех, кто посмеет нарушить покой усопших.

13

Для Николая I даже мертвый поэт представлял опасность, иначе бы не последовал высочайший запрет на издание биографии и мемуаров современников о погибшем. После его смерти в 1855 году, через два года вышли в свет воспоминания товарища по юнкерской школе А.М.Меринского о Лермонтове. Со временем начали откликаться и другие друзья и недруги. Видимо, чувствуя за собой вину в гибели поэта, не оставили даже строчки Трубецкой С.В., А.А. Столыпин, И.Д. Дмитриевский, ни секундант Мартынова Н.П. Глебов. Правда, он вскоре был убит на дуэли.

К пятидесятилетию со дня гибели Лермонтова профессор Дерптского университета П.А.Висковатов выпустил шеститомное собрание произведений поэта с подробной биографией в отдельном томе.

Музыкальность лермонтовских стихов заметили многие композиторы: А.И.Гурилев, Н.А. Титов, П.П. Булахов и другие. А.Г. Рубинштейн написал три оперы на сюжеты Лермонтова: “Месть”, “Демон”, и “Песня про купца Калашникова”…

“Демон” дебютировал в 1875 году на сцене Мариинского театра в Петербурге. В 1914 году в Большом театре Москвы арию “Демона” исполнял великий Шаляпин. 25 февраля 1917 года в Александринском театре В.Э. Мейерхольд поставил драму “Маскарад”. Фильм по этой драме был снят С. Герасимовым в 1941 году. Роль Арбенина играл Н. Мордвинов, а Нины – Т. Макарова. Фильм “Герой нашего времени” был обязательным для просмотра школьниками пятидесятых годов прошлого века.

С 1917 по 1920 год девятнадцать раз издавались произведения М.Ю. Лермонтова, а с 1946 по 1984 еще двадцать. В пятидесятые годы вышло шеститомное академическое собрание сочинений Лермонтова. В 1981 выпущена “Лермонтовская энциклопедия”, переизданная в 1999 году.

Когда-то Лермонтов сам иллюстрировал свои произведения. Его художественное наследие составляет 30 работ маслом, 51 акварель, 450 рисунков пером, карандашом в альбомах или на отдельных листах.

Художник Айвазовский, Шишкин, Поленов, Репин, Врубель, а затем Добужинский, Кузьмин, Маврина создали замечательные иллюстрации к лермонтовским произведениям. Врубель по психологическому настрою души оказался ближе всех к пониманию поэта и особенно его “Демона”, которого изобразил на впечатляющем полотне.

Только в семидесятые годы девятнадцатого века правительство разрешило собрать деньги по подписке на памятник Лермонтову. В 1889 году он был установлен в Пятигорске. Автор его скульптор А.М.Опекушин. Затем появились памятники в Пензе, Петербурге, Середниково, Тамбове, Тарханах… Москва увековечила Лермонтова скульптурой А.Д. Бродского, установленной в 1965 году, неподалеку от места рождения поэта.

Стоит обелиск работы Микешина у подножья Машука, где произошла дуэль, на самом деле она произошла в километре от памятника. На Пятигорском кладбище, на месте предполагаемого изначального места захоронения Лермонтова, тоже поставили памятник в 1903 году.

Сразу же после Октябрьской революции, среди памятников “Писатели и поэты”, утвержденных Совнаркомом, третьим по списку после Л.Н. Толстого, Ф.М. Достоевского значился и Лермонтов.

В СССР было открыто множество памятных знаков, мемориальных досок и плит на местах, связанных с пребыванием там поэта. Его именем назван город, библиотеки, театры, школы, литературные кружки и объединения, парки, улицы…

Первый музей в России поэту открыт в Петербурге в 1880 году, затем в 1912г. “Домик Лермонтова” в Пятигорске. Сейчас он объединяет целый комплекс зданий. В 1939 году распахнул двери Тарханский заповедник в Пензенской области. В 1981 году в Москве принял первых посетителей музей на Малой Молчановке, где собраны уникальные материалы и предметы, касающиеся жизни и творчества Лермонтова.

Осенью 1989 года мне довелось побывать на первом лермонтовском празднике поэзии в селе Лигачево, около Зеленограда. Выступали лермонтоведы, фольклорный ансамбль из Солнечногорска; любители читали стихи поэта и пели романсы на его слова. Народу было мало, но не это главное, а то, что не угасла искра любви к Лермонтову, и она разгорелась до лермонтовского центра в Середниково. Это благое место Подмосковья, в котором Мишель четыре года подряд проводил летние ваканции, учась в Москве. Оно будто бы насыщено необыкновенной аурой, которая помогает усадьбе вернуться во времена счастливые для юноши-поэта, а для наших современников, любителям поэзии Лермонтова, стать притягательным источником его бессмертных произведений. Прежний вид принял главный усадебный дом, колоннады, соединяющие флигели. Хотелось бы верить, что лермонтовское Середниково будет таким же, как пушкинское Михайловское или Болдино. К сожалению, в настоящее время оно больше напоминает коммерческий развлекательный центр.

ГЛАЗА, НЕ ЗНАВШИЕ РАДОСТИ

      1

Утро вставало над Спасским. Туман клубился над землей, просачивался вглубь парка, обдавая влагой траву, деревья, цветы. В зарослях черемухи рассыпал трели соловей, из дальних кустов отвечал ему другой, более голосистый, звонкий.