Текст книги "Страницы жизни русских писателей и поэтов"

Смотри, – синея друг за другом,

Каким широким полукругом

Уходят правнуки твои!

Зачем же тенью благотворной

Всё кружишь ты, старик упорный,

По рубежам родной земли?

Когда ж неведомым страданьям,

Когда жестоким испытаньям

Придет медлительный конец?

Иль вечно понапрасну годы

Рукой суровой непогоды

Упрямый щиплют твой венец?

Стихи о любви, написанные поэтом в последние года жизни, по выразительности запоздалых чувств напоминают тютчевские, посвященные Денисьевой. Вот и Фета охватило невероятное по силе чувство любви так, что заговорил языком и ощущениями молодого человека, который встретил долгожданную любовь.

Завтра – я не различаю;

Жизнь – запутанность и сложность!

Но сегодня, умоляю,

Не шепчи про осторожность!

Где владеть собой, коль глазки

Влагой светятся туманной,

В час, когда уводят ласки

В этот круг благоуханный?

Размышлять не время, видно,

Как в ушах и в сердце шумно;

Рассуждать сегодня стыдно,

А безумствовать – разумно.

Буря чувств и переживаний чувствуется и в ниже приведенном стихотворении.

Не отнеси к холодному бесстрастью,

Что на тебя безмолвно я гляжу;

Ступенями к томительному счастью

Не меньше я, чем счастьем дорожу.

С собой самим мне сладко лицемерить,

Хоть я давно забыл о всем ином,

И верится, и не хочу я верить,

Что нет преград, что мы одни вдвоем.

Мой поцелуй, и пламенный и чистый,

Не вдруг спешит к устам или щеке;

Жужжанье пчел под яблонью душистой

Отрадней мне замолкнувших в цветке.

Музыкальность стихов Фета неоспорима. Она достигнута благодаря многим литературным приемам, в том числе: звукоподражанием, звуковыми повторами, чередованием строф с рифмами и без них, подбором звуков и ритмов. Еще до выхода первого сборника его стихов, в 1850 году композитор Варламов и Гурилев, написали романсы, ставшие впоследствии народными песнями. Недаром же еще в 60е годы Салтыков-Щедрин сказал, что "романсы Фета распевает, чуть ли не вся Россия".

П.И.Чайковского делился мыслями с Константином Романовым по поводу Фета: "Считаю его поэтом, безусловно, гениальным… Фет есть явление совершенно исключительное; нет никакой возможности сравнивать его с другими первоклассными или иностранными поэтами. Скорее можно сказать, что Фет в лучшие свои минуты выходит из пределов указанной поэзии, и смело делает шаг в нашу область. Поэтому часто Фет напоминает мне Бетховена… Подобно Бетховену ему дана власть затрагивать такие струны нашей души, которые недоступны художникам, хотя бы и сильным, но ограниченными переделами слова. Это не просто поэт, скорее поэт-музыкант, как бы избегающий даже таких тем, которые легко поддаются выражению слова. От этого его часто не понимают, а есть даже и такие господа, которые смеются над ним… Для человека ограниченного и в особенности немузыкального, пожалуй, это и бессмыслица, – но ведь недаром же Фет, несмотря на свою несомненную для меня гениальность, вовсе не популярен".

В октябре 1888 года Фет писал К.Романову о мнении П.Чайковского: "Он как бы подсмотрел художественное направление, по которому меня постоянно тянуло и про которое покойный Тургенев говаривал, что ждет от меня стихотворения, в котором окончательный куплет надо будет передавать безмолвным шевелением губ. Чайковский тысячу раз прав, так как меня всегда из определенной области слов тянуло неопределенную область музыки, в которую я уходил, насколько хватало сил моих". 69

На тексты более 90 фетовских стихотворений композиторами Чайковским, Балакиревым, Римским-Корсаковым, Аренским, А.Гречаниновым, Булаховым, Направником и др., написаны превосходные романсы, звучащие и в наше время.

Романсы на слова А.Фета включали в свой репертуар знаменитые исполнители: Е.Шумская, И.Юрьева, Г.Виноградов, Н.Обухова, И.Козловский, С.Лемешев, М.Максакова, В.Атлантов, Е.Образцова, М.Магамаев, П.Лисициан, Л.Зыкина и многие др.

9

Как рождение поэта осталось за занавесом неизвестности, так и непосредственная причина смерти остается неясной.

Длительное время Афанасия Афанасьевича страдал заболеванием легких с кашлем и удушьями. На языке современной медицины – хроническим бронхитом, осложнившимся бронхиальной астмой. Её в то время лечили только симптоматически, да и в наше время нет от нее радикального средства.

Несмотря на болезнь, 12 июня 1892 года, он написал стихотворение, в котором звучит минор о прошлом, уступающий место мажору будущего.

Ночь лазурная смотрит на скошенный луг.

Запах роз под балконом и сена вокруг;

Но за толь, что отрады не жду впереди, -

Благодарности нет в истомленной груди.

Все далекий, давнишний мне чудится сад, -

Да и звезды крупней, и сильней аромат,

И ночных благовоний живая волна

Там доходит до сердца, истомы полна.

Точно в нежном дыханьи травы и цветов

С ароматов знакомых доносится зов,

И как будто вот-вот кто-то милый опять

О восторге свиданья готов прошептать.

2 октября 1892 года семейство Шеншиных приехало из усадьбы Воробьевка в Москву на Плющиху. В тот же вечер, как приехали, Афанасий Афанасьевич нанял извозчика и поехал в Хамовники навестить С.А.Толстую. Погода стояла холодная, ветреная. Через три дня Фет начал сильно кашлять и задыхаться. Вызвали домашнего доктора А.Н.Икова. Прослушав его и, не найдя ничего серьезного, он выписал хинин и теплое питье. Больному полегчало, но не надолго. Пришлось на консилиум вызвать московское медицинское светило – Остроумова. Назначенное им лечение не улучшило состояние больного, тем не менее, он продолжал вести обычный образ жизни, но, как отмечали домашние, стал апатичным, раздражительным и редко принимал лекарства.

П.П.Боткин, посетивший больного, посоветовал Марье Петровне причастить его. Та возразила, зная, как он относится к религии: "Ради Бога, не говорите ему этого; он рассердится, и ему будет хуже; он не верит в обряды; я уж беру на себя этот грех и буду молиться об нем сама". Афанасий Афанасьевич с юношеских лет не верил в Бога и бессмертие души. Его биограф Б.А.Садовский считал, что "Фет был убежденным атеистом. Когда он беседовал о религии с верующим Полонским, то порой доводил последнего, по свидетельству его самим, до слез".

Секретарь Фета Е.В.Кудрявцева, которая присутствовала при последних минутах его жизни, оставила воспоминания. В частности, в них говорилось: "Между тем, Афанасий Афанасьевич, замечая сам, что болезнь не поддается лечению постепенно начал приходить в какое-то ожесточение: он и здоровым всегда тяготился жизнью и не раз говорил, что от самоубийства останавливает его только мысль, что завещание будет недействительным; а иначе его давно бы не было на свете.

21 ноября утром, напившись кофею, он сказал, что ему хочется шампанского. Марья Петровна не решилась дать и вызвалась сию же минуту съездить к Остроумову и спросить. Афанасий Афанасьевич согласился, и пока она одевалась, несколько раз спрашивал, скоро ли будут готовы лошади? Уезжая, Марья Петровна подошла к нему, он ласково с ней простился, сказав: "Прощай, мамочка, будь здорова, дорогая моя", – и поцеловал руку. Надо прибавить, что и накануне весь вечер, и в это утро он был очень мрачен и молчалив. Только что Марья Петровна уехала, Афанасий Афанасьевич поднялся и сказал: "Пойдемте в кабинет (мы сидели в столовой), мне надо вам продиктовать". Мы пошли, и я его поддерживала, как всегда в последнее время. В кабинете я спросила: "Мы будем писать письмо?" – "Нет, возьмите лист писчей бумаги". В эту минуту я заметила у него резальный для писем стальной нож. Я ни о чем еще не догадывалась; оно продиктовал следующее: "Не понимаю сознательного преумножения неизбежных страданий. Добровольно иду к неизбежному". "Дайте, я подпишу". При этом он заметно был в большом волнении. Поняв его, я растерялась и начала уговаривать; он рассердился; я подошла и старалась взять у него из рук разрезальный нож; с большим трудом мне это удалось, причем я разрезала себе ладонь в нескольких местах; тогда Афанасий Афанасьевич побежал в столовую и так скоро, что я едва догнала; по дороге звоню изо всех сил, но никто из прислуги нейдет; я вижу, что Афанасий Афанасьевич хочет открыть шифоньерку, где лежали ножи, я стараюсь его не пустить; наконец, силы его оставили от такого волнения, и прошептавши: "Черт", он опустился тут же на стул ( в это время прибежал наш человек и девушка), начал дышать все тише, тише, потом вдруг широко раскрыл глаза, как будто увидев что-то необычное, и через минуты две все было кончено". Это произошло 21 ноября 1892 года.

Покойного отпевали в университетской церкви. Теплые и искренние слова сказал критик Н.Страхов: "Он был сильный человек, всю жизнь боролся и достиг всего, чего хотел: завоевал себе имя, богатство, литературную знаменитость и место в высшем свете, даже при дворе. Всё это он ценил и всем этим наслаждался, но я уверен, что всего дороже на свете ему были его стихи, и что он знал: их прелесть несравненна, самые вершины поэзии. Чем дальше, тем больше будут это понимать и другие. Знаете ли, иногда всякие люди и дела мне кажутся несуществующими, как будто призраками и тенями; но, встречаясь с Фетом, можно было отдохнуть от этого тяжелого чувства: Фет был несомненная и яркая действительность".

По завещанию его похоронили в склепе церкви родового села Клейменова Мценского уезда Орловской губернии, где покоился прах его родственников – Шеншиных. Через два года, здесь будет похоронена и жена Афанасия Афанасьевича – Марья Петровна.

10

В 1890 году Фет на свои деньги выпустил два объемных тома "Мои воспоминания". В 1893 годы вышел ещё том воспоминаний – "Ранние годы моей жизни", а в следующем году посмертное издание его "Лирических стихотворений". В 1901г издательство "Маркс". выпустило "Полное собрание стихотворений" Фета с повтором в 1910 и 1912 годах.

Внимание к творчеству Фета в конце XIX и начале XX века вдруг вспыхнуло с новой силой и в новом качестве. В эти годы в России возникло новое литературное течение – символизм, родоначальником которого был Валерий Брюсов. В 1895 году он писал о Фете: "Я лучше всего определяю впечатление, которое он произвел на меня, если скажу, что то была моя первая любовь. Одно время я смотрел на Фета, как на божество, я упивался гармонией каждого его стиха, я знал наизусть обе части издания 63 года и мог проводить целые часы, повторяя про себя фетовские стихи… Вслед за Фетом я прочел Майкова, Лермонтова, Апухтина. Эти показались мне более слабыми по сравнению с моим богом Фетом".

Надо отдать должное символистам, а среди них Блоку, Белому, которые не только назвали Фета своим предшественником, но и возбудили интерес читателей к его поэзии и обратили на нее внимание критиков, литературоведов и мемуаристов. Их издание, "Северные цветы", напечатали ранее не изданные стихи Фета, статьи и его переписку. По мнению символистов у Фета и Тютчева все творчество зашифровано в таинственные символы, и "… все исполнено стихийной значимости, окрашено художественным мистицизмом". Бальмонт высказал и такую мысль, что "Пушкин живет во времени, Фет и Тютчев в вечности".

Александр Блок считал Фета одним из "великих своих учителей", что и подтвердил в анкете в 1915 году. На ее вопрос: "Какие писатели и поэты оказали наибольшее влияние", – ответил, – Жуковский, Соловьев, Фет". В стихотворении

Простим угрюмство, разве это,

Сокрытый двигатель его,

Он весь дитя добра и света,

Он весь свободы торжество.

Блок будто бы отразил психологический портрет своего кумира.

Декаденты тоже считали Фета своим единомышленником. Так, критик Р.О.Дистерло написал: "В последнее время нередко указывают на сходство между поэзией Фета и школой новейших поэтов, известных под названием декадентов".

М.Горький причислил Фета и Тютчева к романтикам "с большими или меньшими уклонами к реализму".

Советский писатель Константин Паустовский назвал позднюю фетовскую поэзию космической, которая "как бы вплотную приближала космос к нашему человеческому, земному восприятию… Раньше в нашем сознании присутствовало загадочное, грозное и торжественное ощущение Галактики, а теперь зарождается новая лирика межзвездных пространств. Первые слова об этом сказал старый поэт, глядя из своего ночного сада на роящееся звездное небо где-то в глуши Курска".

На стоге сена ночью южной

Лицом ко тверди я лежал,

И хор светил, живой и дружный,

Кругом раскинувшись, дрожал.

Земля, как смутный сон немая,

Безвестно уносилась прочь,

И я, как первый житель рая,

Один в лицо увидел ночь…

И с замираньем и смятеньем

Я взором мерил глубину,

В которой с каждым я мгновеньем

Все невозвратнее тону.

С октября 1917 года по 1936 год Фета, как декадента, не печатали. В 1936 году Горький, в основанной им "Библиотеке поэта", издал фетовские стихи, как особо значимые для русского поэзии. В следующем году вышло "Полное собрание сочинений", а в 1953 были переизданы "Стихи" Фета, тиражом в 20 тысяч экземпляров. В 1956 году тираж фетовских стихов дошел до 50тысяч экземпляров. В этом же году в серии "Сокровища лирической поэзии" вышла "Лирика" Фета. В 1959 вышло "Полное собрание стихотворений". В 1970 – "Стихотворения Фета". В 1971 в серии "Литературные памятники" тиражом в 50тыс. вышли стихи Фета. Переиздавались и фетовские "Вечерние огни".

Итак, по словам исследователя творчества А.Фета Б.Я.Бухштаба: "Вопрос о ценности писателей прошлого решает время. При жизни мало читаемый и чтимый, Фет для нас – один из значительнейших русских лириков. Фет сравнивал себя с угасшими звездами, но угасло много других звезд, а звезда поэзии Фета разгорается все ярче".

Н.А.НЕКРАСОВ – ПОЭТ СКОРБЕЙ РОДНОЙ ЗЕМЛИ

«За Некрасовым остается бессмертие, вполне им заслуженное».

Ф.М.Достоевский

Николай Алексеевич Некрасов состоялся как поэт в эпоху, когда палочная дисциплина в России, установленная императором Николаем I, достигла апогея, свободомыслие подавлялась в зачатке, был убит на дуэли Пушкин, Лермонтов, признан сумасшедшим поэт Чаадаев, изгнаны из страны Герцен и Огарев, ушел из жизни Гоголь, томились в Сибири декабристы, процветало крепостное право… Однако слово правды имеет свойство зреть и распространяться в любых условиях. Наступало время поворота сознания к осмыслению того, что происходило в стране. Умами интеллигенции и студенчества завладевали Белинский, Добролюбов, Чернышевский, Тургенев, Л.Толстой, Достоевский, Гончаров и др. писатели и поэты. Из Англии во всю звучал «Колокол» Герцена, призывавший к демократическим преобразованиям в России.

В Некрасове нашло удивительное сочетание талантов: поэта, прозаика, публициста, критика, журналиста, издателя, воспитателя молодых талантов, гуманиста, защитника униженных и обездоленных. Не чужды были ему и человеческие слабости: игра в карты, охота, застолья и встречи с друзьями. Библиограф А.М.Скобичевский в 1892 году сказал: "Личность Некрасова является и до сих пор еще камнем преткновения для всех имеющих обыкновение судить шаблонными представлениями".

1

Путь к вершине творчества

28 ноября 1821 года (10. 12 по новому стилю) в семье поручика Алексея Сергеевича Некрасова и его супруги Елены Андреевны, урожденной Закревской, в местечке Немирово Подольской губернии родился сын, нареченный Николаем, которому в будущем суждено стать великим русским поэтом.

Уйдя в отставку, через два года Алексей Сергеевич вместе с семейством переехал на жительство в родовое поместье Грешнево Ярославской губернии и зажил помещиком среднего достатка. Нрав имел буйный, увлекался вином, псовой охотой, жестоко обходился с крепостными. Тяжесть воспитания пятерых сыновей и двух девочек пала на кроткую, добросердечную Елену Андреевну. Обладая богатым воображением, Коля с шести лет начал писать стихи. С раннего детства, находясь среди народа, бывая в избах крестьян, общаясь с охотниками, рыбаками, слушая бурлаков, он запоминал их речь, прибаутки, песни, сказки, поговорки. В дальнейшем все это отразится в речи Некрасова – поэта, в которой народный фольклор и светская речь сольются и будут звучать в унисон.

В одиннадцать лет его и брата Андрея определили учиться в Ярославскую гимназию. Особой тяги к знаниям Николай не проявлял и в пятом классе был оставлен на второй год; зато по части сочинения стихов был первым. Он вспоминал: "В гимназии я ударился в фразерство, начал почитывать журналы, в то же время писал сатиры на товарищей…". В числе прочитанного был и Пушкин, со стихами которого сестра Елизавета познакомила мальчика в раннем детстве. Осенью 1836 года по состоянию здоровья Николаю пришлось оставить гимназию и заняться домашним самообразованием.

Отец хотел видеть сына военным, и для продолжения учебы в соответствующей школе, отправил его в Петербург в 1838 году, но вышло иначе. Семнадцатилетнего юношу не привлекла карьера служивого. Его тянуло к гуманитарным наукам. Гимназических знаний оказалась мало, и две попытки поступить в университет на филологический факультет окончились провалом. Это не охладило желания учиться, и два года вольнослушателем посещал университетские лекции.

Отец, узнав, что сын пошел вопреки его воли, лишил материального содержания, и ослушнику пришлось надеяться на свои силы и упорство. Началась борьба за выживание, и доходило до того, что не было денег заплатить за убогую квартиру и не на что было купить хлеб. Актриса А.И.Шуберт рассказала об одном из эпизодов скитальческой жизни Некрасова: "Мне горько и стыдно вспоминать, что мы с маменькой прозвали его "несчастным".

– Кто там пришел? – бывало, спросит маменька. – Несчастный? – и потом обратиться к нему: – Небось, есть хотите?

– Позвольте.

– Акулина, подай ему, что от обеда осталось.

Особенно жалким выглядел Некрасов в холодное время. Очень бледен, одет плохо, все как-то дрожал и пожимался. Руки у него были голые, красные, белья не было видно, но шею обертывал он красным вязаным шарфом, очень изорванным. Раз я нахально спросила его:

– Вы зачем такой рваный шарф надели?

Он окинул меня сердитым взглядом и резко ответил:

– Этот шарф вязала моя мать".

В Петербург Некрасов привез тетрадь стихов собственного сочинения, рассчитывая опубликовать их. Дебют юноши состоялся в 1838 году в журнале "Сын отечества" стихотворением "Мысль". С этого стихотворения начался шестилетний период поденщины Некрасова в литературе. За этот период он написал двенадцать повестей и рассказов, четырнадцать пьес, две сказки, множество фельетонов, статей и водевилей. Рассказ "Без вести пропавший пиита" был напечатан в 1840 году в журнале Ф.А. Кони "Пантеон и Репертуар русской сцены" под псевдонимом – "Перепельский". Водевиль "Шила в мешке не утаишь – девушка под замком" поставил Александринский театр. Сохранилась до нашего время его шутка – водевиль "Актер" и пьеса "Осенняя скука".

"Господи! Сколько я работал! Уму непостижимо, сколько, я работал", – вспоминал Николай Алексеевич.

Праздник жизни – молодости годы –

Я убил под тяжестью труда

И поэтом, баловнем свободы,

Другом лени – не был никогда.

Конец тридцатых и начало сороковых оказались черными для Некрасова: в 1838 году умер брат Андрей, в 1841 – горячо любимая мать, а в 1842 году умерла сестра Елизавета. Депрессия стала его постоянной спутницей.

За будничной суетой Некрасов продолжал писать стихи, надеясь выпустить их отельной книжкой. В 1840 году на прилавках книжных магазинов Петербурга появился его романтический сборник "Мечты и звуки", изданный на собственные деньги. Многие критики, в том числе и В.Г.Белинский, дали отрицательную оценку новинке. Автор самокритично оценил свое произведение. "Все это, – вспоминал Некрасов, – мне кажется мелким, ничтожным… оглянусь назад, загляну в тайник души и, верно, ужаснусь, заплачу… Мне будет стыдно самого себя, но что делать". Выход был найден, и он последовал примеру Гоголя – скупил почти весь тираж и сжег. В дальнейшем, считая стихи из сборника "Мечты и звуков" недостаточно зрелыми, ни одно из них не включал в свои издания.

Трудолюбие Некрасова оценил издатель театрального журнала Ф.А.Кони, пригласив в сотрудники. С 1841 года Некрасов перешел в другой журнал – "Отечественные записки", в котором напечатал рассказ "Опытная женщина". Работая в журналах, он проявил себя не только талантливым поэтом, но и организатором.

Скопив деньги, в 1845 году выпустил сборник "Физиология Петербурга", под "физиологией" тогда понимали зарисовки с натуры быта и нравов общества. В сборнике объединились литераторы реалистической "натуральной школы": Белинский, Григорович, Панаев, Даль и др. Некрасов тоже опубликовал в нем очерк "Петербургские углы", о трущобах города и их обитателях. Предисловие к очерку написал Белинский, увидевший в авторе достойного продолжателя гоголевской тематики в русской литературе. Близкое знакомство Некрасова с критиком состоялось в доме Языкова, куда Некрасов зашел за рукописью "Петербургских углов". Несомненно, Виссарион Григорьевич оказал огромное влияние на Некрасова, как в литературном, так и идейном плане. Дружба их будет длиться годы. Панаева в своих "Воспоминаниях" приводит слова Некрасова: "… Моя встреча с Белинским была для меня спасением…".

Разноречивыми оказались отзывы на очерк "Петербургские углы". Гоголь просил А.О.Смирнову-Россет в письме из Гамбурга, купить книгу: "… что-то вроде "Петербургских сцен" Некрасова, которую очень хвалят и которую бы мне хотелось прочесть".

Ф.Булгарин же в своей газете "Северная пчела" "ужалил" автора: "Господин Некрасов – питомец новейшей школы, образованной господином Гоголем, которая стыдится чувственного, патетического, предпочитая сцены грязные, "черные" и т.д. поставляет торжество искусства в картинах грязных и отвратительных".

В 1839 году Некрасов познакомился с богатым дворянином Иваном Ивановичем Панаевым, который окончил Благородный пансион при Петербургском университете для детей привилегированного класса и работал в Департаменте казначейства Министерства финансов. Родственники, занимавшие высокие посты в правительстве России, не разделяли увлечение Ивана Ивановича литературой, а тем более, революционно-демократического направления. Публицистом, писателем, поэтом-пародистом Панаев оказался средним, но другом и помощником не только Некрасову, но и другим братьям по перу, оставался верным на долгие годы.

В 1848 году Некрасов и Панаев издали "Иллюстрированный альманах", который вскоре был закрыт.

Осенью этого же года Некрасов на квартире А.А.Комарова встретился с Гоголем. Об этой встрече Панаев писал: "Гоголь приехал в половине одиннадцатого, отказался от чая, говоря, что он его никогда не пьет, взглянул бегло на всех, подал руку знакомым, отправился в другую комнату и разлегся на диване. Он говорил вяло, мало, нехотя, распространяя вокруг себя какую-то неловкость, что-то принужденное. Хозяин представил ему Гончарова, Григоровича, Некрасова и Дружинина. Гоголь несколько оживился, говорил с каждым из них об их произведениях, хотя было очень заметно, что не читал их… Не знаю, как другим – мне стало как-то легче дышать после его отъезда".

На смерть Н.В.Гоголя в 1852 году Некрасов отозвался стихотворением "Блажен незлобивый поэт".

… Но нет пощады у судьбы

Тому, чей благородный гений

Стал обличителем толпы,

Ее страстей и заблуждений.

Питая ненавистью грудь,

Уста вооружив сатирой,

Проходит он тернистый путь

С своей карающею лирой…

Со всех сторон его клянут

И, только труп его увидя,

Как много сделал он, поймут,

И как любил он – ненавидя!

У Панаева была жена – Авдотья Яковлевна. Она родилась в 1819 году в Петербурге в семье актеров императорской сцены. Отец – Брянский Я.Г.(Григорьев) исполнял роли трагиков, а мать – Степанова А.М. – исполнительница разных ролей в драмах, опереттах и комедиях. Дочь они воспитывали в строгости и дали возможность закончить ей казенное театральное училище.

В доме мужа всегда собиралось множество литераторов: Тургенев, Л.Толстой, Гончаров, Островский, Герцен, Белинский, Чернышевский, Фет, Добролюбов и другие деятели искусства. Юная хозяйка дома пользовалась уважением этих почтенных гостей. Слушая их разговоры, она пополняла недостающие свои знания, много читала и была в курсе всей литературной жизни Петербурга и Москвы.

Впервые Авдотья Яковлевна увидела Некрасова у себя в доме в 1842г. куда его пригласили на чтение своих "Петербургских углов". Потом они часто встречались у общих знакомых, в редакции. В средине 40х годов Панаева стала гражданской женой Н.А.Некрасова. Отношения их были далеко не без облачными. В стихотворении, ей посвященном в 1847 году, слышалась гамма теплых чувств.

Ты всегда хороша несравненно,

Но когда я уныл и угрюм,

Оживляется так вдохновенно

Твой веселый, насмешливый ум…

…Что с тобой настоящее горе

Я разумно и кротко сношу

И вперед – в это темное море –

Без обычного страха гляжу…

Ей же через три года.

Я не люблю иронии твоей.

Оставь ее отжившим и не жившим,

А нам с тобой, так горячо любившим,

Еще остаток чувства сохранившим, -

Нам рано предаваться ей!..

В более позднем стихотворении звучат иные мотивы.

Мы с тобой бестолковые люди:

Что минута, то вспышка готова!

Облегчение взволнованной груди

Неразумное, резкое слово.

С Авдотьей Яковлевной связано и стихотворение, написанное им в период своей болезни весной 1855 года.

Тяжелый крест достался ей на долю:

Страдай, молчи, притворствуй и не плачь;

Кому и страсть, и молодость, и волю –

Все отдала, – то стал ее палач!

Давно ни с кем она не знает встречи;

Угнетена, пуглива и грустна,

Безумные, язвительные речи

Безропотно выслушивать должна:..

Семейные разногласия не помешали им вместе трудиться над романом "Три стороны света" и "Мертвое озеро", первый вышел под псевдонимом "Н.Н.Станицкий". Ее повести, рассказы: "Безобразный муж", "Неосторожное слово", "Женская доля" и др. часто печатались в "Современнике". В романе "Семейство Тальниковых" отраженно детство писательницы и протест против жестокого воспитания детей.

В 1864 году супруги расстались, сохранив при этом дружеские отношения. Вскоре Авдотья Яковлевна вышла замуж за публициста А.Ф.Головачева. Счастье оказалось недолгим. Муж умер, и она осталась с малолетней девочкой, практически, без средств к существованию. Пришлось вернуться в литературу. Последней ее большой работой были "Воспоминания", которые никто не хотел издавать. Она писала Чернышевскому: " Если Вы можете запродать на отдельное издание мои "Воспоминания", то Вы просто спасете меня. Сижу теперь без гроша, а надо что-нибудь писать, а как будешь писать, когда голова только тем занята, чем завтра накормить семью… Если бы не страх, что маленькие сироты, мои внучата, умрут с голоду, то я бы ни за что не показала бы носу ни в одну редакцию со своим трудом, так тяжко переносить бесцеремонное отношение ко мне, как позабытому автору прошлой литературной эпохи". К сожалению, Чернышевский умер, и Авдотья Яковлевна была вынуждена за бесценок отдать заурядному книгопродавцу В.И.Губинскому свой труд, который отпечатал на плохой бумаге, с множеством ошибок и не имел успеха среди читателей. Умерла Авдотья Яковлевна на 74 году жизни 30 марта 1893 года.

2

Некрасовский «Современник»

В 1847 на деньги Панаева, вырученные от продажи леса, и большой суммы, занятой Некрасовым у Герцена, был выкуплен у поэта Плетнева за три тысячи годовых право на издание журнала "Современник", основанный еще Пушкиным. О программе журнала Некрасов сказал: "С каждым днем заметно назревают все новые и новые общественные вопросы, надо заниматься ими не со снотворным педантизмом, а с огнем, чтобы он наэлектризовал читателей, пробудил бы в них жажду деятельности".

В журнал Некрасов сумел привлечь цвет писателей и критиков того времени: Тургенева, Л.Толстого, Гончарова, Островского, Дружинина, Григоровича, Салтыкова-Щедрина, Белинского, Анненкова, Боткина, Чернышевского и Добролюбова. Белинский писал о содержании журнала: "Повести у нас объядение, роскошь, ни один журнал никогда не был так блистательно богат в этом отношении; а русские повести с гоголевским направлением теперь дороже всего дали русской публики; и этого не видят только уже слепые".

В 1848 году "Современник" понес первую утрату – в возрасте тридцати семи лет умер от туберкулеза Виссарион Григорьевич Белинский – гений литературной критики.

Много средств, здоровья, физических и моральных сил было затрачено издателями на журнал, официально признанный властям революционным. Гонения на него начались с запрета выписывать его полковыми библиотеками. Тем не менее, дела журнала шли неплохо. С третьего номера он готовился выйти иллюстрированным, для чего привлекли художников – сатириков: П.А.Федотова, А.Агина и Н.Степанова, будущего редактора революционной газеты "Искра". Этот номер благополучно миновал цензуру, но до России дошла весть о французской революции, а установившуюся там республику, Николай I назвал "хаосом" и "вертепом извергов". Боясь распространения "французской заразы" в России, император весь свой гнев обрушил на демократическую печать, и началось "мрачное семилетие", о котором писали: "Террор внутри… преследование печати, усиление полиции, подозрительность, репрессивные меры… на сцену выступает Бутурлин с ненавистью к мысли и свободе, проповедью безграничного послушания и молчанием… Доносы развиваются до сумасшествия". Всех, кого объявляли неблагонадежными, называли "коммунистами". С подачи Ф.Булгарина в их число попал и Некрасов, как: "… самый отчаянный коммунист… Он страшно вопит в пользу революции". Некрасова от имени монарха предупредили, что если "Современник" не изменит тон и позицию, то редактору грозит "чахотка и Сибирь".

Для журнала наступил черный период: его авторами стали либералы, угодники власти, но с приходом в журнал в 1854 году критика Н.Г.Чернышевского, все вернулось на прежние позиции. Николай Гавриилович – один из образованных людей того времени: магистр философии, знал латынь немецкий, французский, греческий, персидский, арабский, татарский языки. В литературной критике он оставался на позициях Белинского, стоял у истоков народничества и считал, что социализм, как форма устройства общества, является фазой развития человечества, а для России переход к новой общественной формации возможен лишь через крестьянскую общину. Николай Гавриилович выступал против крепостного права, за реформирование системы образования в России. Уезжая на лечение за границу, функцию редактора журнала Некрасов передал Чернышевскому.

Позже в журнал пригласили и Н.А.Добролюбова, окончившего Нижегородскую семинарию и Петербургский Педагогический институт. Новый сотрудник выступал против монархии в России, придерживался антирелигиозных и антикрепостнических взглядов, что нашло отражение в его многочисленных «крамольных» стихах, прозе и критических статьях, за которые он оказался под негласным наблюдением полиции. Многие считали его вторым критиком после Белинского.