Текст книги "Страницы жизни русских писателей и поэтов"

…Вот Белка, наконец, уж стала и стара

И Льву наскучила: в отставку ей пора.

Отставку Белке дали,

И точно, целый воз орехов ей прислали.

Орехи славные, каких не видел свет;

Все на отбор: орех к ореху – чудо!

Одно лишь только худо –

Давно зубов у Белки нет.

Подчиняясь депрессии, Иван Андреевич все реже и реже встречался с друзьями, но навещать В.Ф.Одоевского находил силы. В одну из встреч он встретился с Белинским, который высказался так: "… Иван Андреевич больше всех наших писателей кандидат на никем еще не занятое место народного поэта. Он им сделается тот час же, когда русский народ весь сделается грамотным народом". Здесь же, у Одоевского, он познакомился с молодым писателем И. С.Тургеневым.

На семьдесят втором году жизни, 1 марта 1841 года Крылов оставил службу в библиотеке. В распоряжении министра просвещения по этому поводу говорилось: "… производить при отставке пенсию из государственного казначейства, не в пример другим полное содержание его по библиотеке, а именно по 2486 р. 79 коп, серебром в год, сверх пенсии, получаемой им из кабинета Его Величества". За Иваном Андреевичем осталось право быть ординарным академиком по отделу русского языка и словесности Российской академии наук.

Выйдя в отставку, Иван Андреевич нанял новую квартиру на Васильевском острове, куда переехало и семейство Сашеньки, дочери Фени, с мужем и шестилетней Наденькой. Сашеньку Иван Андреевич удочерил, оставив ей по завещанию приличное содержание.

В декабре 1843 года вышли 9 книг из 197 басен "Басни И.Крылова". Всего им написано 205 басен.

Если не считать мозгового удара в 1825 году, Крылов больше ничем не болел, но одышка, головные боли, отеки на ногах мучили давно. Последняя и роковая болезнь пришла к нему внезапно, 7 ноября 1844 года. Вечером, строя планы на будущее, и, как всегда, плотно поужинав, лег спать. Среди ночи почувствовал себя плохо. Утром пригласили врача. Состояние больного катастрофически ухудшалось. Даже в этом состоянии он не утратил чувства юмора, рассказав притчу о самом себе, и вслух прочитал последние страницы "Эзоповского жития". В наступившем забытье прозвучали его последние слова: "Тяжко мне". 9 ноября 1844 года в 7 часов 30 минут великого баснописца не стало. По заключению врачей он умер от "Антонова огня", по-современному от заражения крови.

По заранее сделанному распоряжению душеприказчику Я.И.Ростовцеву, Иван Андреевич просил вместе с извещением о похоронах направить близким друзьям экземпляр нового издания басен с надписью: "Приношение НА ПАМЯТЬ ОБ ИВАНЕ АНДРЕЕВИЧЕ. По его желанию. Санктпетербург 1844. 9 ноября ¾ 8-го утром".

Отпевали покойного в Адмиралтейской церкви святого Исаакия Долматского. Похороны состоялись 13 ноября на Александро-Невском кладбище. Его могила расположена рядом с могилой друга Н.И.Гнедича.

"Северная пчела" откликнулась на похороны И.А.Крылова словами: "К выносу тела в девять часов утра собрались государственные сановники, ученые, литераторы, дамы, сколько могли вместиться в церкви… будущее поколение, знающее наизусть поучительные рассказы дедушки Крылова, студенты здешнего университета окружили гроб, поддерживали балдахин и несли ордена. При сопровождении гроба в Александро-Невскую лавру множество народу следовало за печальною процессией и встречало ее на улицах. Отцы и матери провожали добродушного наставника своих детей; дети оплакивали своего любимого собеседника и учителя, вес народ прощался со своим писателем, равно для всех понятным, занимательным и поучительным".

Через несколько дней после похорон Н.В.Гоголь сказал о Крылове: "Его притчи – достояние народное и составляют книгу мудрости самого народа".

Сказал свое слово и В.Г.Белинский: "…Кто не желал бы видеть всегда живым и здоровым исполненного дней и славы старца? Кому не грустна мысль о том, что его уже нет? – Но это грусть светлая, в ней нет страдания: дедушка Крылов заплатил последнюю и неизбежную дань природе; он умер, вполне совершив свое призвание, вполне насладившись заслуженною славою. Смерть для него была не несчастьем, а успокоением, может быть, давно желанным".

В 1855 году в Летнем саду Петербурга открыли первый в России памятник И.А.Крылову, работы знаменитого скульптора П.К.Клодта. Крылов увековечен на памятнике М.О.Микешина "Тысячелетие России", установленном в Великом Новгороде 8(20) сентября 1862 г. В Калинине памятник открыли 14 августа 1959 года, в Москве на Патриарших прудах в 1976 г.

Портреты И.А.Крылова написали: Гиппиус Г. в 1822 году, И.Е.Эггинк в 1834г., К.Брюлов в 1839г. Были портреты и других художников.

В СССР выпускались почтовые марки с портретом великого баснописца. Его именем были названы улицы в Ленинграде, Нижнем Новгороде, Калинине, Казани, Владивостоке, Томске, Омске, Свердловске, Сургуте, Качканаре, Караганде и др. городах. Центральный банк России отчеканил монету в честь Крылова.

Басни И.А.Крылова входили в учебную программу всех школ СССР. Массовыми тиражами издавались его басни. Издаются и сейчас, но не в тех количествах.

В советское время крыловские басенные традиции поддержал Д. Бедный, С.Михалков, А.Твардовский и др. поэты. Твардовский в "Народной басне" в 1959 году писал:

Так повелось издревле в мире:

Где праздничный спешит на елку дед,

Там бабке будничной – сатире

Понятно, места нет.

К тому же басня – жанр особой меры,

Дошедший к нам из глубины веков,

И в наши дни удел ее таков:

Прибрал к рукам сначала Михалков,

А вслед за ним – пенсионеры.

Взялись чесать –

Держись, печать! –

Забыв про отдых на досуге,

Пороки наши и недуги

Изобличать.

К сожалению, в наше время талантливых баснописцев нет и потому глохнет жанр. Однако не забыты басни великого Крылова, которые во многом актуальные и сейчас.

ПОСЛЕДНИЕ ТОЧКИ В МНОГОТОЧИИ

Формула, чем талантливее человек, тем больше у него врагов, целиком и полностью относится к Александру Сергеевичу Пушкину (1799 – 1837) – гению русской словесности.

Первые точки в многоточии пути к ранней его гибели был поставлены властями николаевской России еще до барона Жоржа-Шарля Дантеса (1812-1895), выстрел которого до сих пор эхом раздается над Россией.

Рожденный в богатой помещичьей семье в Эльзасе, Дантес после окончания парижской Сен-Сирской военной школ начал авантюрные поиски места в жизни. Во время июльской французской революции сражался на стороне свергнутого Карла X Бурбона. Очевидно, не увидев в этой борьбе выгоды, вернулся домой в имение отца – Зульце. Революция лишила многочисленное семейство Дантесов материальной помощи со стороны правительства. В 1833 году разочарованный Жорж, благодаря родственникам матери, получил покровительство у прусского принца Вильгельма. Предложенный им чин унтер – офицера показался маловатым для молодого человека, и принц написал рекомендательное письмо российскому императору Николаю I о помощи просителю.

Полный радужных надежд Дантес поехал в Россию, но по пути заболел. Пришлось остановиться в захудалой дорожной гостинице. На этот раз судьба улыбнулась ему. У голландского посланника Геккерена, который возвращался из отпуска, именно около этого заведения сломалось коляска. Они познакомились. Посланник настолько проникся состраданием и любовью к Дантесу, что остался ждать выздоровления его с тем, чтобы вместе ехать в Россию. Так началась их взаимная любовь.

К дуэльной драме барон Якоб-Теодор-Анна де Геккерен де Беверваард (1791-1884) поставил свою точку. Выходец из обедневшего дворянского рода Геккерен с 1823 года служил чиновником при посольстве Нидерландов в России, а через три года стал посланником. При русском дворе он пользовался большим уважением, находился в тесной дружбе с министром иностранных дел России графом Нессельроде и другими видными чиновниками из царского окружения, часто бывая на балах, которые посещал монарх.

Геккерен слыл искусным политиком, но как человек производил отталкивающее впечатление жадностью, не истощимым желанием ссорить людей и неразборчивостью в интимных связях.

Оказывая Жоржу чрезмерное внимание, Геккерен ввел его в великосветский круг. Император пожаловал молодому человеку чин корнета в лучшем российском полку – Кавалергардском. По этому поводу в одном из дневников Пушкин тогда записал: "Барон д,Антес и маркиз де-Пина, два шуана, будут приняты в гвардию прямо офицерами. Гвардия ропщет". Через два года корнета усыновил покровитель, завещав ему наследство и баронский титул.

Красавец, весельчак, острослов, новоявленный барон без труда вошел в лучшие дома Петербурга, в том числе Вяземских, Карамзина и др. Однополчане признали в нём "славного малого" и любителя женщин. По воспоминаниям современников: "Он относился к дамам вообще, как иностранец, смелее, чем мы, русские, требовательнее, если хотите, нахальнее, наглее, чем даже было принято в нашем обществе".

Александр Сергеевич с Дантесом познакомился летом 1834 года за обедом в ресторане Дюма и с этого времени новый знакомец стал частым гостем в доме поэта, в котором его привлекал не хозяин дома, а хозяйка, которая симпатизировала кавалергарду. "Мне с ним весело, он мне нравится", – говорила она. Об этом знал и Александр Сергеевич, но не придавал значения, поскольку считал Наталью Николаевну вне всяких подозрений, и говорил друзьям: "Он смутил её".

В феврале 1836 года на балу у сицилийского посланника многие из присутствующих обратили внимание на слишком очевидные ухаживания Дантеса за женой Пушкина. По салонам Петербурга пошли разговоры, задевающие честь супругов.

4 ноября Александр Сергеевич по почте получил три анонимных письма следующего содержания: "Кавалеры первой степени, командоры и кавалеры светлейшего ордена рогоносцев, собравшись в Великом Капитуле под председательством достопочтенного великого магистра ордена, его превосходительства Д.Н.Нарышкина, единогласно избрали г-на Пушкина коадъютором великого магистра ордена рогоносцев и историографом ордена. Непременный секретарь граф И. Борх". Такие же письма для передачи Пушкину получили в двойных конвертах, несколько его друзей и знакомых.

На следующий день, возмущенный поэт послал вызов на дуэль Дантесу, считая автором этих пасквилей Геккерен старшего. сказав своему секунданту Соллогубу: "Ступайте завтра к д'Аршиаку. Условьтесь с ним только насчет материальной стороны дела. Чем кровавее, тем лучше. Ни на какие объяснения не соглашайтесь". Подозревались в авторстве и князь Долгоруков и Гагарин, но позднейшие графологические сопоставления подчерков не подтвердили этой версии.

6 ноября к Пушкину явился барон Геккерен и умолял перенести дуэль на две недели. Потом выяснилось, что Дантес "воспылал" чувствами к сестре Натальи – Екатерине и на 10 января 1837 года назначено их венчание. Таким образом, первая дуэль была расстроена.

Последнюю точку в многоточии к дуэли поставила Идалия Григорьевна Полетика. Это о ней позже украинская поэтесса Лина Костенко скажет в стихотворении "Веер мадам Полетики":

Идалия, красавица, и очи с поволокою,

Дитя разврата графского без чести и венца.

Как ты травила гения! Безжалостно, толково.

Чего ж теперь ты веером прикрыла пол-лица?

Идалия родилась во Франции, правда, точная дата рождения не установлена, но где-то между 1806 – 1810 годами. Мать девочки, по мнению А.О.Смирновой-Россет – модистка, французская гризетка. Отец – граф, обер-камергер, любитель женщин – Григорий Александрович Строганов, служил в разные годы послом в Испании, Швеции, Турции и приходился двоюродным дядей Н.Н.Пушкиной.

Большинство же считало, что, будучи на отдыхе во Франции, «Дон-Жуан» Григорий Александрович страстно полюбил графиню Джулию Ойенгаузен д’Эга, супругу португальского посла, любвеобильную с вулканически непредсказуемым темпераментом. К этому времени Григорий Александрович был женат на княгине Анне Сергеевне Трубецкой и имел двух дочерей. Смерть законной жены позволила графу официально вступить в брак с пассией.

Идалия, рожденная до официального брака, не имела права носить фамилию отца, и он дал ей фамилию – Обертей. Девочка жила в доме на правах воспитанницы, на которую родители смотрели как на горький плод своей любви, и она отвечала им тем же: мать называла не иначе, как «мадам», а отца – «господин граф». Надо отдать должное, они ни в чем не отказывали ребенку, баловали и дали по тем временам хорошее образование. От природы умная, но без достаточного материнского и отцовского тепла, Идалия росла дичком. В её характере обозначилась жестокость, нервность, подозрительность, коварство. Повзрослев, поняла свое незавидное место в жизни и сделала вывод, что все построено на лжи, и стала лгать, плести сети интриг, в которые попадали зрелые дамы, молодые девицы, убеленные сединами офицеры и чиновники разных рангов. Следствием хитросплетений были: разбитые сердца, слезы, дуэли. Недаром в салонах ее называли “мадам интрига”. В несчастьях других юная красавица находила свое моральное удовлетворение.

В возрасте чуть за девятнадцать лет ее выдали замуж за подающего надежды офицера Кавалергардского полка Александра Михайловича Полетику, дослужившегося до чина полковника. Бесхарактерный, а однополчане его звали "божья коровка", предоставил жене полную свободу, а сам или пропадал в полку, или играл в карты, что не помешало им иметь детей: Юлию и Александра.

По мнению виконта д’Аршиака, сотрудника французского посольства в Москве: «Идалия Полетика принадлежит к типу тех живых, подвижных и разговорчивых женщин, которым свойственны обычно рискованные похождения и смелые светские интриги. Южный темперамент превращает их жизнь в богатую эротическую эпопею, а личные столкновения заставляют их сплетать сложные и таинственные комбинации, в которых находят себе выход их честолюбие, вражда, ненависть, а подчас и жестокая мстительность».

Такому описанию соответствует и акварельный портрет кисти художника Петра Федоровича Соколова. Все внешне на нем гармонично, прекрасно, привлекательно. Накидка из красного бархата, отделанная мехом из горностая, который считался царским, видимо, моделью выбрана для того, чтобы подчеркнуть свое знатное происхождение. Однако холодные голубые глаза не смотрят прямо, а куда-то в сторону, боясь, что зрители в них увидят ее истинную душу.

Иного мнения была А.О.Смирнова-Россет: «Эта молодая девушка была прелестна, умна, благовоспитанна, у нее были большие голубые, ласковые и кокетливые глаза».

Идалия и Наталья Николаевна были приятельницами. Их отношения поддерживал и Пушкин. Когда осенью 1833 года он жил в Болдино, в одном из писем Наталья Николаевна передала ему поцелуй от Идалии. В ответе просил: "Полетике скажите, что за ее поцелуем явлюсь лично, а что де по почте не принимаю".

Привыкшая всем нравиться, Идалия не терпела отказов ни в чем, а тем более холодного отношения и шуток, от кого бы они не исходили. Александр Сергеевич любил пошутить.

В частности, П.И.Бартенев писал, как однажды чета Пушкиных ехала в карете вместе с Идалией. Поэт сидел напротив и «позволил себе схватить ее (Идалию) за ногу. Нат. Ник. пришла в ужас, и потом по ее настоянию Пушкин просил у нее прощения…, – и далее, – есть повод думать, что Пушкин, зная свойства Идалии, оскорблял ее, и она, из мести, была сочинительницей анонимных писем, из-за которых произошел поединок".

Княгиня В.Ф.Вяземская считала: «…Пушкин не внимал сердечным излияниям невзрачной Идалии Григорьевны…».

Не отрицают и то, что поводом ненависти к поэту была шутливая запись его в альбом Полетики. «Стих Пушкина был до того лучезарен, что казалось, брильянты сыпались по золоту, и каждый привет так ярок и ценен, как дивное ожерелье, нанизанное самою Харитою в угоду красавицы. Все в нем было блестяще, но дата поставлена Днем смеха, первого апреля, хотя месяц подходил к концу. Кто-то из присутствующих в салоне обратил внимание на дату и указал хозяйке и она …вдруг вся вспыхнула, на лице выступили пятна, глаза сверкнули, и альбом полетел в другую комнату».

Наталья Николаевна и Идалия Григорьевна были одного возраста, но кардинально противоположными по многим взглядам, и особенно в вопросах морали, чести и любви. Насколько первая была неискушенной в этих вопросах, настолько вторая опережала ее.

Полетика выстроила треугольник, одним углом которого был её возлюбленный П.П.Ланской, другим – обожаемый Жорж Дантес, а в третий угол, угол мщения, поместила Александра Сергеевича. Исполнителем интриги стал Дантес, который после женитьбы на Екатерине Гончаровой не оставлял любовных домогательств по отношению к Наталье Николаевне, вызвавшие всеобщее любопытство, пересуды и сплетни. Свет любил подобное. Пушкин в категоричной форме требовал от жены прекратить принимать у себя в доме Дантеса и при встречах быть с ним холодной.

Преследовал замужнюю женщину и барон Геккерен. При удобном случае он настаивал, чтобы Наталья Николаевна ответила на любовь Жоржа, но получил от неё резкий ответ: «Допустим даже, что мое увлечение вашим сыном так велико, что, отуманенная им, я могла бы изменить священному долгу; но вы упустили из виду: я – мать. У меня четверо маленьких детей. Покинув их в угоду преступной страсти, я стала бы в собственных глазах самою презренною из женщин. Между нами все сказано, и я требую, чтобы вы меня оставили в покое».

24 января 1837 года Дантес послал Наталье Николаевне письмо с обращением «не как влюбленный мужчина, а как брат, вынужденный посоветоваться с нею о важных семейных делах». Доверчивая женщина откликнулась на просьбу и согласилась на свидание, о котором потом горько сожалела. Свидетель тому ее дочь от второго брака А.П.Арапова: «Года за три перед смертью она рассказала во всех подробностях разыгравшуюся драму… С ее слов я узнала, что, дойдя до этого эпизода, мать, со слезами на глазах сказала: «Видите, дорогая Констанция, сколько лет прошло с тех пор, а я не перестала строго допытывать свою совесть, и единственный поступок, в котором она меня уличает, это на согласие на роковое свидание… свидание , за которое муж заплатил своей кровью, а я – счастьем и покоем всей своей жизни. Бог свидетель, что оно было столь же кратко, сколь невинно. Единственным извинением мне может послужить моя неопытность на почве сострадания… Сострадание, вызванное посланием Дантеса…». Это потом, а пока интрига превратилась в роковой детектив.

Узнав, что Дантес просил рандеву с Натальей, Идалия предложила для этой цели свой дом, рассчитывая убить трех зайцев: услужить Жоржу и тем самым вернуть его расположение к себе, отмстить Пушкину и занять место в свете вместо опозоренной его жены, которая пользовалась вниманием самого императора. Сообщив Дантесу, что все готово для свидания, привезла Наталью Николаевну и, под предлогом навестить больную родственницу, оставила одну.

Кавалергард на случай отказа Натальи Николаевны «увенчать его страсть», хотел застрелиться из прихваченного с собой пистолета. Однако выстрел не прозвучал. Увидев женщину одну, бросился к её ногам, но в комнату за игрушкой вбежала Юлия, дочь Полетики. Воспользовавшись моментом, представленным судьбой, Наталья Николаевна спешно покинула дом, и обо всем рассказала мужу.

На следующий день о свидании знали многие в Петербурге. Пушкин получил анонимку, переполнившую чашу его терпения. 26 января 1837 года в гневе он написал письмо Геккерену, в котором, по выражению П.А.Вяземского «…излил все свое бешенство, всю скорбь раздраженного, оскорбленного сердца своего, желая, жаждая развязки, и пером, отточенном в желчи, запятнал неизгладимыми поношениями и старика, и молодого». Кстати, "старику" было сорок пять лет, а молодой интриган не достиг двадцати пяти. В письме были и такие строки, обращенные к посланнику: «… Подобно бесстыжей старухе, вы подстерегали мою жену по всем углам, чтобы говорить ей о любви вашего незаконнорожденного или так называемого сына; а когда, заболев сифилисом, он должен был сидеть дома, вы говорили, что он умирал от любви к ней… Я не могу позволить, чтобы ваш сын, после своего мерзкого поведения, смел разговаривать с моей женой, и еще того менее – чтобы он отпускал ей казарменные каламбуры и разыгрывал преданность и несчастную любовь, тогда как он просто плут и подлец». Послание служило вызовом на дуэль.

27 января 1837 года в 4 часа прозвучал роковой выстрел Дантеса.

Официальное донесение о дуэли звучало так: "Полициею узнано, что вчера в 5 часу пополудни, за чертою города позади комендантской дачи, происходила дуэль между камер-юнкером Александром Пушкиным и поручиком Кавалергардского ее величества полка Геккерном, первый из них ранен пулею в нижнюю часть брюха, а последний в правую руку навылет и получил контузию в брюхо. Г-н Пушкин при всех пособиях, оказываемых ему его превосходительством г-м лейб-медиком Арендтом, находится в опасности жизни. О чем вашему превосходительству имею честь донесть. 28 января 1837 года. Старший врач полиции Иоделич".

С места дуэли, истекающего кровью Пушкина, в коляске Геккерена старшего, привезли домой на набережную реки Мойки, дом 12. Данзас, секундант Пушкина, сказав Наталье Николаевне, что ранение не опасное, пошел на квартиры знакомых врачей, но никого из них дома не оказалось. Возвращаясь, на улице встретил профессора-акушера В.Б.Шольца, который осмотрел и оказал первую помощь раненому. Вскоре приехал хирург К.К.Задлер.

Лечением смертельно раненого поэта руководил лейб-хирург царя профессор Н.Ф.Арендт. Выполнял его назначения домашний доктор Пушкиных И.С.Спасский, Е.И.Андреевский и друг семьи академик В.И.Даль, который потом вместе с Спасским производили вскрытие. В качестве консультантов для уточнения лечения приглашались хирургические светила Петербурга: Х.Х.Саломон и профессор И.В.Буяльский.

Наиболее близкие друзья поэта – В.А.Жуковский, П.А.Вяземский с женой, А.И.Тургенев, М.Ю.Виельгорский не отходили от постели умирающего. Жуковский вывешивал на окне бюллетени о состоянии здоровья Пушкина. "Больной находится в весьма опасном положении", – гласил последний из них.

Осмотрев рану, Арендт, по просьбе Пушкина, высказал свое мнение о ее тяжести: "Я должен вам сказать, что рана ваша очень опасна и что к выздоровлению вашему я почти не имею надежды". Поблагодарив доктора за откровенность, и, попросив ничего не говорить жене, Александр Сергеевич начал давать последние распоряжения.

Лечили Александра Сергеевича по всем правилам медицины того времени, а именно: настойкой опия, экстрактом белены, лавровишневой водой, каломелью, пиявками, касторовым маслом, а также холодными компрессами и "мягчительными" припарками на живот. Поскольку раненого мучила жажда, его из чайной ложечки поили холодной водой.

О лечении и состоянии раненого бесстрастно говорят протоколы. 28 января, 7 – 11 часов (19 часов после ранения). Состояние тяжёлое, принимает экстракт белены с каломелью, сохраняется вздутие живота, но боли уменьшились, конечности холодные, пульс едва прощупывается, сознание сохранено. 28 января, 11 – 12 часов (19 – 20 часов после ранения). Арендт дает опий в каплях. Пушкин несколько успокаивается и беседует с Арендтом. 28 января, 12 – 14 часов (20 – 22 часа после ранения). Чувствует улучшение, согрелись руки, стал определяться пульс и улучшилось его качество, на живот стали прикладывать «мягчительные припарки». 28 января, 14 – 17 часов (22 – 25 часов после ранения). Страдает меньше, но состояние остается тяжелым. Пришел доктор Даль и записал: «Пульс крайне мал, слаб и част». Пользует лавровишневой водой с каломелью. Пушкин более или менее спокоен, но есть страх смерти. 28 января, 17 – 18 часов (25 – 26 часов после ранения). Небольшой общий жар. Пульс 120, полный, твердый. Усилилось беспокойство. Даль считает, что начало образовываться воспаление. Поставили 25 пиявок на живот. 28 января, 19 – 23 часа (27 – 31 час после ранения). Состояние слабости. Стихла лихорадка, опал живот, кожное испарение. Пульс стал ровнее и мягче. Дали касторку. Не спит, чувство тоски, боли продолжаются. Частое прерывистое дыхание. Тихо стонет. Сознание сохранено. 28 января, 24 часа, до 12 дня 29 января (32 – 44 часа после ранения). Пульс падает с каждым часом. Общее изнеможение. Изменилось лицо, остыли руки, ноги теплые. Из-за слабости с трудом говорит. Чувство тоски. 29 января, 12 – 14. 45 (44 – 46 часов 45 минут после ранения). Руки остыли по самые плечи. Частое отрывистое дыхание сменяется протяжным. Состояние забытья, головокружение, путаность сознания. Зрительные галлюцинации. Просветление с ясным сознанием. Сказал: «Трудно дышать».В этот момент были остановлены часы в его кабинете.

В то время, да и в наше все еще раздаются слова критики в адрес врачей, лечивших Пушкина. Учитывая уровень медицины его времени, нет оснований строго судить действия тех высококвалифицированных докторов. Однако с настоящей системой оказания скорой помощи и высоким уровнем развития хирургической техники, Александр Сергеевич имел бы гарантию на выздоровление.

Заключение В.И.Даля о ранении Пушкина: "Пуля пробила общие покровы живота в двух дюймах от верхней передней оконечности подвздошной кости правой стороны, потом шла, скользя по окружности большого таза, сверху вниз, и, встретив сопротивление в крестцовой кости, раздробили ее и засела где-нибудь поблизости… раздробления подвздошной и в особенности крестцовой кости – неисцелимы… в одном только месте, величиной с грош, тонкие кишки были поражены гангреной. В этой точке, по всей вероятности кишки были ушиблены пулей". Непосредственной причиной смерти А.С.Пушкина стало воспаление вен, инфекция, вызванная раздроблением костей таза, и потеря крови.

Отпевание тела поэта предполагалось провести в Исаакиевском соборе, но, испугавшись, что процедура может перейти в демонстрацию, церемонию перенесли в церковь Спаса Нерукотворного Образа, в обиходе – Конюшенную. Василий Андреевич Жуковский так описал это потом: «Назначенную для отпевания церковь переменили, тело перенесли в нее ночью, с какою-то тайною, всех поразившею, без факелов, почти без проводников; и в минуту выноса, на который собралось не более десяти ближайших друзей Пушкина, жандармы наполнили ту горницу, где молились о умершем, нас оцепили, и мы, так сказать, под стражей проводили тело до церкви».

Не были оповещены и ближайшие родственники. Племянник Пушкина – Лев Павлищев – писал: "Дед мой узнал о смерти сына в половине февраля 1837 года, как видно из письма к нему В.А. Жуковского, а мой дядя Лев гораздо позднее".

По приказу Бенкендорфа гроб заколотили в ящик и в сопровождении жандармского наблюдателя камергера Николая Яхонтова и друга усопшего Александра Тургенева ночью тайно вывезли из Петербурга в Михайловское с высочайшим предписанием псковскому губернатору Алексею Пещурову: «…воспретить всякое особенное волеизъявление. Отпевание уже совершено». Следовательно, гроб не вскрывать…".

6 февраля 1837 года на кладбище Святогорского монастыря в Псковской губернии был похоронен Александр Сергеевич Пушкин – гордость русской поэзии.

Советский писатель К.Паустовский, посетивший место захоронения, скажет: "Лучшим местом на земле я считаю холм под стеной Святогорского монастыря в Псковской области, где похоронен Пушкин. Таких далеких и чистых далей, какие открываются с этого холма, нет больше нигде в России".

Очевидно, в знак особого внимания к покойному Пушкину, император дал распоряжение: 1. Заплатить долги. 2. Заложенное имение отца очистить от долга. 3. Вдове пенсион и дочери по замужество. 4. Сыновей в пажи и по 1500 рублей на воспитание каждого по вступление на службу. 5. Сочинения издать на казённый счёт в пользу вдовы и детей. 6. Единовременно 10000 рублей

В России того времени к дуэлянтам относились очень строго, руководствуясь законом времен Петра I, в котором говорилось: "Все вызовы, драки и поединки чрез сие наижесточайше запрещаются … Кто против сего учинит, оный всеконечно, как вызыватель, так и кто выйдет, имеет быть казнен, а именно повешен, хотя из них кто будет ранен или умерщвлен, или хотя оба не ранены от того отойдут. И ежели случится, что оба или один из них в таком поединке останетца, то их и по смерти за ноги повесить".

29 января 1837 года командующий Отдельным Гвардейским Корпусом, в который входил Кавалергардский полк генерал-адъютант Карл Бистром "Всеподданнейше донес о сем ГОСУДАРЮ ИМПЕРАТОРУ того ж 29-го числа ВЫСОЧАЙШЕ повелеть соизволил: "судить военным судом как Геккерена и Пушкина, так равно и всех прикосновенных к сему делу, с тем, что ежели между ними окажутся лица иностранные, то не делая им допросов и не включая в сентенцию Суда, представить об них особую записку, с означением токмо меры их прикосновенности".

Исходя из петровского указа, полковой суд приговорил предварительно Геккерена и Данзаса к смертной казни. Окончательное решение от 17 марта 1837 года предлагало: Геккерена «лишив чинов и приобретенного им Российского дворянского достоинства, написать в рядовые, с определением на службу по назначению Инспекторского Департамента». В отношении секунданта Пушкина подполковника Данзаса: "Принимая во внимание его боевые заслуги и иные смягчающие вину обстоятельства, ограничиться арестом ещё на 2 месяца, после чего "обратить по прежнему на службу"; "преступный же поступок самого Камерюнкера Пушкина … по случаю его смерти предать забвению". На следующий день монарх утвердил приговор: "Быть по сему, но рядового Геккерена, как не русского подданного, выслать с жандармом заграницу, отобрав офицерские патенты".

18 марта приговор привели в исполнение. По словам французского посла, осужденный был: "… посажен в открытую телегу и отвезен за границу, как бродяга, без предупреждения его семьи об этом решении".

Посланник Вюртембергский князь Гогенлоэ-Кирхберг сообщал своему правительству: "Непосредственно после дуэли между Пушкиным и молодым Геккереном большинство высказывались в пользу последнего, но не понадобилось и двадцати четырех часов, чтобы русская партия изменила настроение умов в пользу Пушкина".

В то время никакой "русской партии" не было. Николай I и его приближенные не ожидали, что гибель Пушкина от пули иностранца взбудоражит все слои общества Петербурга, вплоть до "черни". На прощание с национальным поэтом пришли тысячи людей. Император помня, как "ценой крови подданных" в декабре 1825 года он занял трон, рекомендовал суду ужесточить наказание Дантесу.

Прусский посланник свое донесение о скороспешности изменения отношения императора российского к дуэлянту изложил так: "Начинают думать, что император не может, а быть может, не сможет всецело следовать своим первым впечатлениям и подвергает барона Геккерена (Дантеса) достаточно суровому наказанию, хотя бы для того, чтобы успокоить раздражение и крики о возмездии или, если угодно, горячую жажду публичного обвинения, которую вызвало печальное происшествие".