Текст книги "Страницы жизни русских писателей и поэтов"

Узнав, что Некрасов тяжело болен, Чернышевский из Вилюйска в письме к А.Н.Пыпину просил передать ему такие слова признания, что "… я горячо любил его как человека, что я благодарю его за доброе расположение, что я целую его, что я убежден: его слава будет бессмертна, что вечна любовь России к нему, гениальнейшему и благороднейшему из всех русских поэтов".

Салтыков-Щедрин отмечал: "Замечательно то сочувствие, которое возбуждает этот человек. Отовсюду шлют ему адреса, из самой глубины России". Официальные же власти и пресса сохраняли молчание.

20 февраля 1877 года издателю журнала "Новое время" Суворину пришло письмо из Костромы от В.С.Соколова, в нем говорилось: "Вы, вероятно, согласитесь со мной, что заслуга Некрасова велика перед обществом; его деятельность в высшей степени плодотворна. Но насколько важны его заслуги, настолько он дорог читающему люду. Поэтому вы вполне можете понять, насколько обидно, больно и досадно на нашу ежедневную прессу за ее крайне равнодушное отношение к больному и читателям. Признаюсь, подобное отношение прессы к таким деятелям, как незабвенный Некрасов, мне представляется, по меньшей мере, постыдным".

Состояние прогрессивно ухудшалось, кишечник отказывался работать. Белоголовый позвал на консилиум профессоров: терапевта С.П.Боткина и хирурга Е.И.Богдановского, которые обнаружили у больного в левом отделе живота опухоль, причину кишечной непроходимости.

Анна Алексеевна писала брату Федору Алексеевичу в Ярославль 1 февраля 1877 года: "… Здоровье брата не хуже; приглашен новый доктор, хирург Богдановский, который нашел возможность искусственным образом, с помощью катетера, освободить кишки. Вообще доктора говорят, что болезнь продолжительная и может длиться годы, если только не случится что-нибудь необычное. Один Боткин все еще стоит на том, что это не рак". После манипуляций Николай Алексеевич почувствовал облегчение настолько, что диктовал свою биографию, редактировал и дописывал стихотворения.

Эффект лечения оказался временным. Для уточнения диагноза и выработки дальней тактики пригласили хирурга – профессора Н.В.Склифосовского, который уточнил расположение опухоли и подтвердил худший прогноз. Теперь всё сводилось к купированию болей опием, и продолжению борьбы с непроходимостью кишечника. Боясь, что опий повлияет на умственную деятельность, Некрасов старался или не принимать его, или только минимальные дозы.

Терапевтические меры не стали приносить больному облегчения. Болезнь приняла угрожающий для жизни характер. Встал вопрос об оперативном создании искусственного прохода для кала – колостомы.

К этому времени сестра Некрасова обратилась через знакомых в Вене, к профессору Т.Бильроту, запросившего за операцию 15 тысяч прусских марок. Необходимую сумму собрали, но Николай Алексеевич сомневался в целесообразности хирургического вмешательства. На высоте очередного эпизода непроходимости кишечника он обратился к докторам: "Ну, делайте дыру, что ли? Ведь не могу-ж я дольше так оставаться?". Ждали приезда Бильрота.

12 апреля Некрасова прооперировали. За 25 минут создали стому, но опухоль удалить не удалось. Через 3 дня после операции Бильрот уехал. Дальнейшее лечение продолжил доктор Богдановский и Белоголовый.

Через месяц больной встал с постели и начал ходить по комнате, но боли в животе и поясничной области продолжались. "Любезный брат, – писала сестра поэта Федору, – послезавтра будет четыре недели как сделали операцию брату, до сих пор рана еще не зажила, два шва упорно держатся, а следовало бы им давно отойти. Местная болезнь, по-видимому, осталась в той же силе, только припадки изменили свой характер: теперь он вскрикивает буквально через каждые двадцать минут, боль продолжается недолго, но за то нет ему покоя ни днем, ни ночью ".

А.С.Суворин так описывал страдания Николая Алексеевича: "Нервные боли он чувствовал во всем теле и постоянно должен был переменять положение. То он ходит, то прижимается в угол и стоит неподвижно, то упрется головою об стену, то ляжет и тут не может остановиться и нескольких минут в одном положении… Боли усиливаются, долго он терпит и выдерживает – есть всему пределы, и комната его оглашается криками и стонами…".

Приходится удивляться мощи некрасовского духа. В минуты свободные от болей он находил силы для творчества: писать свою автобиографию, заканчивать новую главу поэмы "Кому на Руси жить хорошо", "Пир на весь мир", продолжать работу над поэмой "Мать" и успел дважды позировать художнику И.Крамскому. Кстати, портреты можно увидеть в зале Третьяковской галереи. В планах Некрасова была поэма "Без роду, без племени" и "Сказка", "наподобие пушкинской".

Знаменитый цикл "Последние песни" были написаны поэтом за 1876 – 1877 годы и вышел в журнале "Отечественные записки" 2 апреля 1877 года. В одной из них слышалось отчаяние и надежда на понимание.

Нет! Не поможет мне аптека,

Ни мудрость опытных врачей:

Зачем же мучить человека?

О небо! Смерть пошли скорей!..

Борюсь с мучительным недугом,

Борюсь – до скрежета зубов…

О муза! Ты была мне другом,

Приди на мой последний зов!..

Вам, мой дар ценившим и любившим,

Вам, ко мне участье заявившим

В черный год, простертый надо мной,

Посвящаю труд последний мой!

Я примеру русского народа

Верен: в горе жить –

"Некручинну быть" –

И больной работая полгода,

Я с трудом смягчаю свой недуг:

Ты не будешь, строг, читатель – друг!

Несмотря на тяжелое состояние, 23 мая больной написал письмо А.Н.Пыпину: "Александр Николаевич. Пришлите мне адрес Тургенева, и скажите, сколько дней он пробудет здесь. Дня и часа пока выбрать не могу, мне очень худо сегодня. Ваш Некрасов".

И.С.Тургенев навестил Николая Алексеевича. На этом закончилась длительная неприязнь между ними. Некрасову Иван Сергеевич в 1878 году посвятил стихотворение в прозе "Последнее свидание". "Мы были когда-то короткими, близкими друзьями… Но настал недобрый миг – и мы расстались, как враги. Прошло много лет… И вот, заехав в город, где он жил, я узнав, что он безнадежно болен – и желает видеться со мною. Я отправился к нему, вошел в комнату…. Взоры наши встретились… Мне почудилось, что между нами сидит высокая, тихая, белая женщина… Эта женщина соединила наши руки… Она навсегда примирила нас. Да… Смерть нас примирила". Узнав о смерти Некрасова, Иван Сергеевич написал в письме А.В.Топорову из Парижа 1 января 1878 года: – "… надо было её ожидать – и даже удивительно, как он мог так долго бороться. Никогда не выйдет у меня из памяти его лицо, каким я его видел нынешней весною".

Посещал тяжело больного и Ф.М.Достоевский. При одной из встреч он получил от Николая Алексеевича в подарок книгу "Последние песни". Позже Федор Михайлович в дневнике запишет, что "Некрасов является последним поэтом из "господ" и придет время, и оно уже близко, когда новый поэт, равный Пушкину, Лермонтову, Некрасову, явится из самого народа… За Некрасовым остается бессмертие, вполне им заслуженное". Из "Дневника писателя".1877 год. №12,стр. 317.

Думая, что за городом будет лучше, 1 июля Некрасов переехал на дачу в район Черной речки, но не задержался и вернулся в Петербург. Болезнь прогрессировала.

Черный день! Как нищий просит хлеба,

Смерти, смерти я прошу у неба,

Я прошу ее у докторов,

У друзей, врагов и цензоров,

Я взываю к русскому народу:

Коли можешь, выручай!

Окуни меня в живую воду,

Или мертвой в меру дай.

Чувствуя, что жить остается мало, Николай Алексеевич решил придать официальный статус отношениям с гражданской женой Феклой Анисимовной Викторовой, с которой сблизился в 1870 году и называл ее – Зинаидой Николаевной. На пути задуманному встали формальности. Митрополит Исидор, сославшись на церковный указ, отказался венчать на дому, но дал понять, что венчание могут совершить по-походному армейские священники. Библиограф П.А.Ефремов вспоминал эту скорбную церемонию: "… Достали церковь-палатку, поместили ее в зале у Некрасова, и здесь же, поддерживая его за руки, обвели его три раза вокруг аналоя, уже полумертвого от страданий. Он был при этом босой и в одной рубашке". Ранее Николай Алексеевич посвятил Зинаиде Николаевне следующие строки.

Подвинь перо, бумагу, книги!

Милый друг! Легенду я слыхал:

Пали с плеч подвижника вериги,

И подвижник мертвый пал!

Помогай же мне трудиться, Зина!

Труд всегда меня животворил.

Вот еще красивая картина –

Запиши, пока я не забыл!

Да не плачь украдкой! Верь надежде,

Смейся, пой, как пела ты весной,

Повторяй друзьям моим, как прежде,

Каждый стих, записанный тобой…

В декабре, измученный болезнью, поэт написал последнее стихотворение.

О муза! я у двери гроба!

Пускай я много виноват,

Пусть увеличит во сто крат

Мои вины людская злоба –

Не плачь! завиден жребий наш,

Не надругаются над нами:

Меж мной и чистыми сердцами

Порваться долго ты не дашь

Живому, кровному союзу!

Не – русский взглянет без любви

На эту бледную в крови,

Кнутом иссеченную музу.

Дни жизни потекли на счет. Усилились боли в спине, возникла лихорадка, отекли ноги, пошло нагноение. 14 декабря 1877 года доктор Белоголовый записал: "… полный паралич правой половины тела", но сознание и речь сохранились. В этот промежуток было написано последнее письмо, но без адресата. "Сим заявляю, что по крайней слабости здоровья ни принимать приходящих ко мне не могу, ни отвечать на письма, которые оставляются не прочитанными. Н.Некрасов".

За несколько дней до смерти, Николай Алексеевич сказал Суворину: "Сколько я передумал за это время, боже мой, сколько передумал! Время много. Закрыты глаза. Полагают, что я сплю, а я думаю, думаю, пока боли не напомнят о себе. И о том думаю, что без меня будет… Вот глаза закроются… Устал. Заходите".

26 декабря больной поочередно подозвал к себе жену, сестру, сиделку и каждой сказал: "Прощайте", и 27 декабря (8 января 1878 года по новому стилю) в 8 часов 30 минут навечно закрыл глаза.

В некрологе, написанном А.Н.Плещеевым, говорилось: "Для тех, кто посвятил себя поэтической деятельности, утрата эта особенно чувствительна, скажем больше – незаменима… Вообще это был человек сильного, выдающегося ума, и та же самая верность и ширина взгляда замечалась у него при оценке людей и фактов".

Похороны Николая Алексеевича Некрасова стали демонстрацией всенародной любви к нему. Впереди процессии несли венки с надписями: "Некрасову – студенты", "Бессмертному певцу народной скорби", "От русских женщин", "Слава начальнику горя народного". Был венок и от учеников городского училища "Любимому учителю от детей", а венок с надписью "Борец за свободу" полиция изъяла. За гробом шли: Салтыков – Щедрин, Достоевский, Плещеев, Панаев, Григорович, Микешин, Данилевский, Плеханов и др.

О том, как проходили похороны, писал поэт и переводчик, сотрудник "Современника" П.И.Вейнберг: " В очень морозное утро… 30 декабря, вынесли на руках тело Некрасова из его квартиры. На улице перед домом собралась тысячная толпа, преимущественно молодежи, не давшей поставить гроб на колесницу и понесшей его на руках. Чем дальше продвигались мы вперед, тем больше увеличивалась эта толпа, и к кладбищу Новодевичьего монастыря сошлось уже больше пяти тысяч… Это были первые грандиозные похороны русского писателя… "Слава богу, – сказал шедший за гробом Салтыков (Щедрин), – начинают понимать, что значит писатель…".

Отпевание в церкви Новодевичьего монастыря провел профессор Петербургского университета священник Горчаков, в заключении сказавший, что "… лучшим свидетельством заслуг Некрасова перед родиной служит собравшаяся вокруг гроба молодежь". Ф.М.Достоевский у могилы произнес теплые слова: "Это было раненое сердце, раз на всю жизнь, и незакрывшаяся рана эта и была источником всей его поэзии, всей страстной до мучения любви этого человека ко всему, что страдает, от насилия, от жестокости необузданной воли, что гнетет нашу русскую женщину, нашего ребенка в русской семье, нашего простолюдина и горькой, так часто, доле его". Г.В.Плеханов воспоминал эпизод, произошедший на похоронах: "Достоевский… сказал, что по своему таланту Некрасов был не ниже Пушкина. Это показалось нам вопиющей несправедливостью.

– Он был выше Пушкина! – закричали мы дружно и громко.

Бедный Достоевский этого не ожидал. На мгновение он растерялся. Но его любовь к Пушкину была слишком велика, чтобы он мог согласиться с нами. Поставив Некрасова на один уровень с Пушкиным, он дошел до крайнего предела уступок "молодому поколению".

– Не выше, но и не ниже Пушкина! – не без раздражения ответил он, обернувшись в нашу сторону. Мы стояли на своем: "Выше, выше!" Достоевский, очевидно, убедился, что нас не переговорить, и продолжил свою речь, уже не отзываясь на наши замечания".

Слово прощание сказал и писатель-народник П.В.Засодимский: "Мы чтим в покойном поэта и гражданина. Он нам понятен… Дорог же и симпатичен он нам по тем мотивам, какие наигрывали его сумрачная муза, которую он сам недаром называл "музой мести и печали"… как русский человек он, конечно, с особой рельефностью изображал горе нашей жизни народной… теперь понятно, чем покойный Некрасов завоевал себе симпатии всех честных русских людей… теперь понятно, почему в начале 60х годов вокруг покойного Некрасова собрались лучшие литературные силы, наши лучшие деятели… Вот почему с именем Некрасова связывается для нас представление о лучших, благороднейших стремлениях, проявившихся в нашем обществе за последние 25 лет. Много вынес покойный Некрасов… Тот гнет, который всех нас давил и который все мы ощущали более или менее осязательно, давил и его… В его песнях мы находим живой отголосок и выражение собственных чувств и души… Он имел право – он выстрадал себе право сказать: "За каплю крови, общую с народом, прости меня, о, Родина! Прости!". Мир праху твоему, Некрасов!"

Знаменитый адвокат 80х годов XIX века Анатолий Федорович Кони в очерке "Николай Алексеевич Некрасов", выразил свое восхищение: "… Нужно ли говорить о красоте, сжатости и выразительности его языка, о богатстве глубоких по содержанию прилагательных, рисующих целые картины, об искусных звукоподражаниях, ярких образах, щедрой рукою рассыпанных в его произведениях? Можно ли забыть о тяжких впечатлениях его де, протекшего "средь буйных дикарей", под звон цепей каторжников, проходивших "по Владимировке", и унылое пение бурлаков на Волге, и частых горьких слезах, разделяемых им со страдалицей матерью, воспетой им с такой захватывающей скорбь?…". Из воспоминаний.

Исчерпывающую оценку о "певце скорбей родной земли" дал первый нарком просвещения постреволюционной России А.В.Луначарский: "Не принижая ни на минуту: ни великих алтарей Пушкина и Лермонтова, ни более скромных, но прекрасных памятников Алексея Толстого, Тютчева, Фета и других, мы все же говорим – нет в русской литературе, во всей литературе такого человека, перед которым с любовью и благоговением склонялись бы ниже, чем перед памятью Некрасова".

В СССР произведения Н.А.Некрасова издавались массовыми тиражами, и были обязательными к изучению в школах страны: "Размышления у парадного подъезда", "Железная дорога" и др.

Полное собрание сочинений и писем вышли 12томником в 1948 – 1952 годах. 3хтомник вышел в 1967 году и 15титомник в 1981 – 2000годах. Издания союзных республик тоже издавали стихи поэта. Песни на его слова стали народными.

Именем Некрасова назвались библиотеки и другие культурные учреждения, учебные заведения и улицы во многих городах Союза.

В 1946 году открыли музей Некрасова в Ленинграде, затем в Чудово Новгородской области и в усадьбе Карабиха под Ярославлем, в которых устраиваются некрасовские чтения.

Стихи поэта были переведены на многие языки мира. Большими тиражами печатались произведения Николая Алексеевича в Болгарии, Польше, Румынии, Германской Демократической Республике (ГДР), Венгрии, Чехословакии. Издавался он и в других странах.

ДРАМАТУРГ А.Н.ОСТРОВСКИЙ

«В Островском мы имеем истинного национального драматурга, сказавшего действительно новое слово в русской литературе и жизни», – А.С.Суворин.

1

30 августа 1756г. считается официальным днем рождения русского театра. В этот день императрица Елизавета Петровна подписала указ об его учреждении. Однако истоки русского театра начинаются от скоморохов далекого XI века.

Театр в переводе с греческого языка – место для зрелищ, зрелище. Это "род искусства, специфическим средством выражения которого является сценическое действие, возникающее в процессе игры актера перед публикой". В ходе исторического развития определились три основных вида театра: драматический, оперный и балетный.

Драма, с того же языка – "действие, тяжёлое событие, переживание, причиняющее нравственные страдания". Драматург – писатель, который пишет драматические произведения. Ярким представителем этого жанра в XIX веке был Александр Николаевич Островский.

Его отец, Николай Федорович, сын костромского священника и сам окончивший Костромскую семинарию и Московскую духовную академию, не принял церковного сана, а выбрал светскую службу. Ум и деловитость позволили ему достичь высокой ступени на служебной лестнице. В 1821 году он коллежский секретарь, с 1825 года – титулярный советник с должностью штатного секретаря Московской палаты гражданского суда, затем коллежский асессор. Чин дал ему возможность не только жить в достатке, но и получить дворянский титул.

Женой Николая Федоровича стала Любовь Ивановна Саввина из семьи пономаря. В Замоскворечье на Малой Ордынке 31 марта (12 апреля) 1823 года у них родился Александр, один из четырех детей (Наташа, Миша, Сережа), ставший великим русским драматургом.

Когда Саше было неполных девять, 27 декабря 1831 года умерла мать. Через пять лет Николай Федорович женился вторично. Его избранницей стала баронесса Эмилия Андреевна фон Тесин, дочь коллежского асессора. Образованная, владевшая французским и немецким языком, неплохо игравшая на фортепиано, она с теплотой относилась к детям мужа. Новый брак пополнил семейство сыном Андреем в 1836 году и через два года – Николаем.

В 1840 году Николай Федорович приобрел в Замоскворечье в Николо-Воробьянинском и Серебриническом переулке пять домов, и на следующий год переехал в один из них. В 1842 году глава семейства вышел в отставку, занявшись частной адвокатской практикой. Купив в Новгородской и Костромской губернии четыре небольших поместья, он в 1848 году поселился в костромском селе Щелыкове, где и умер 22 февраля 1853 года.

Замоскворечье, в котором Саша провел детство и юность, считалось миром купечества, с домостроевским укладом и своими понятиями о чести и совести. В одном из очерков Александр Николаевич позже напишет: "За Москвой-рекой не живут своим умом, там на все есть правило и обычай, и каждый человек соображает свои действия с действиями других. К уму Замоскворечье имеет очень мало доверия, а чтит предания. На науку там тоже смотрят со своей точки зрения, там науку понимают как специальное изучение чего-нибудь с практической целью".

Саша рано приобщился к чтению; богатая домашняя библиотека способствовала этому. Получив хорошее домашнее образование, в 1835 году сразу поступил в третий класс 1-ой московской гимназии и через пять лет блестяще окончил ее. По желанию отца, юноша подал документы в Московский университет на юридический факультет и был принят без экзаменов. Студенту особенно запомнились лекции по русской словесности профессора С.П.Шевырева и по истории средневековья профессора Т.Н.Грановского. Для расширения кругозора Островский не замыкался университетской программой, а старался как можно больше читать, узнавать новое, посещая всевозможные диспуты, художественные выставки и, полюбившийся Петровский (Большой) и Малый театр.

Проучившись два курса, с третьего, из-за ссоры с преподавателем, он оставил учебу, устроившись писцом в Московский совестный суд. С 1845 по 1851 год работал в канцелярии Московского коммерческого суда.

Мимо глаз наблюдательного канцеляриста проходило множество посетителей: купцы, мещане, приказчики, вдовы, мастеровые и другие просители, имевшие свои особенности поведения, характеры. Эти наблюдения он записывал в тетрадь. И чем больше записывал, тем больше в душе росло убеждение, что он рожден не для работы в канцелярии, а должен стать писателем.

Строчка за строчкой сложились в комедию "Несостоятельный должник", ставшей затем – "Свои люди – сочтемся". Отрывок из комедии опубликовал в 7 номере за 1847 год "Московский городской листок" с инициалами "А.О." и "Д.Г.", т.е. А.Островский и Дмитрий Горин, соавтор одной из сцен пьесы. В редакции "Листка" Александр Островский познакомился с критиком и поэтом А.А.Григорьевым.

В этой же газете, в номерах 60 и 61, без подписи, появилось новая работа Островского "Картины московской жизни. Картина семейного счастья". Отредактированную пьесу опубликовал в 4 номере журнал "Современник" в 1856 году, но под названием "Семейная картина". Именно с нее Островский будет вести отсчет своего дальнейшего творчества.

14 февраля 1847 года стал для Александра Николаевича памятным днем, связанный с прочтением пьесы "Картина семейного счастья" в доме профессора Шевырева. Можно представить себе волнение автора, увидевшего в компании не только именитого хозяина дома и Григорьева, но и Грановского, философа и поэта А.С.Хомякова, сотрудников "Московского городского листка" и других незнакомых людей.

Чтение закончилось. Какое-то время в комнате стояла тишина. Хозяин квартиры встал, подошел к автору и обратился к присутствующим: "Поздравляю вас, господа, с новым светилом в отечественной литературе". Хомяков назвал сочинение "даровитым", а Григорьев отметил, что "ты победил, Александр, и в новости быта, до тебя еще непочатого, и в новости своего отношения к быту и лицам, и в новости языка – все ново и самобытно!"

Кроме пьес, Островский писал и рассказы из замоскворецкого быта. Один из них, "Записки замоскворецкого жителя" напечатал "Московский городской листок".

Пьесу "Банкрот", измененную в "Свои люди – сочтемся", автор прочитал вместе с актером Садовским в доме М.П.Погодина в декабре 1849 года. В основу сюжета пьесы автор положил историю купца Самсона Силыча Большова, решившегося объявить себя банкротом и присвоить деньги своих кредиторов. Обман не прошел. Проворная дочь Липочка и ее муж приказчик Подхалюзин сделали все, чтобы банкрот оказался в долговой тюрьме.

На чтении присутствовал Н.В.Гоголь, графиня Е.П.Растопчина, Т.Н.Грановский, историк С.М.Соловьев и др. Все сошлись в положительной оценке пьесы. После ухода Гоголя, Берг – поэт и переводчик, пересказал автору слова Николая Васильевича в его адрес. "Любезный друг Александр Николаевич, от души тебя поздравляю! Сам Гоголь благословил тебя! Сказал, что у тебя несомненный и большой талант, но проглядывает неопытность в технике. Вот этот акт нужно бы подлиннее, а этот покороче. Все это, по его словам, ты узнаешь впоследствии. А главное – ты талант, решительный талант, это слова Гоголя!"

В марте 1850 года пьесу опубликовал журнал М.П.Погодина "Москвитянин", в котором будут напечатаны и другие пьесы драматурга: "Бедная невеста", "Не в свои сани не садись", "Не так живи, как хочется".

"Банкрот" возмутил московское купечество, поскольку автор показал в нем неизвестные и далеко несветлые страницы его жизни. Цензура посчитала издание пьесы преждевременным, наложила запрет на сценический показ, а за автором, как неблагонадежным, учредили полицейское наблюдение почти на пять лет. Через несколько лет пьесу издали повторно, но с изменениями в тексте и другим окончанием.

Вместе с А.Григорьевым, филологом Т.Филипповым, пародистом и фельетонистом Б.Алмазовым, критиком Е.Эдельсон, поэтом и переводчиком Н.Бергом, Островский вошел в "молодую редакцию" "Москвитянина", определившую его популярность.

Со страхом и нетерпением ожидал Островский премьеры на сцене Малого театра в Москве своей первой комедии "Не в свои сани не садись". Наступило 14 января 1853 года. Занавес открылся. В спектакле были заняты ведущие актеры: П.Садовский, С.Васильев, Л.Косицкая и другие.

Автор из директорской ложи внимательно следил не только за их игрой, но и за реакцией публики. На сцене шла обыкновенная жизнь, которую зрители видели в натуре множество раз и, подчас, не обращали на нее внимание. Актеры играли так достоверно и захватывающе, что зал пришел в восторг. Спектакль закончился. Аплодисменты заставили выйти на сцену всех исполнителей и автора пьесы. После спектакля Островский с облегчением сказал: "Я счастлив, моя пьеса сыграна… В бенефисе Л.П.Косицкой, 14 января 1853 года, я испытал первые авторские тревоги и первый успех".

Критика благосклонно отнеслись к премьере. В.Боткин, друг В.Г.Белинского, писал об успехе комедии И.С.Тургеневу в Париж: "Я видел ее три раза, и каждый раз не выходил из театра без слез на глазах. Актеры стоят вполне в уровень с автором; более артистической игры я не видел нигде; правда, натура, жизнь – так и захватывают. Театр – вот уже девятое представление – каждый раз полон, шумит, смеется, плачет, хлопает".

Прозаик П.Боборыкин вспоминал: "Никогда еще перед тем я не испытывал того особенного восхищения, какое дает общий лад игры, где перед вами сама жизнь. И это было в «Не в свои сани не садись», больше, чем в «Ревизоре» и в «Горе от ума…»

Отметил пьесу и скупой на похвалы император Николай I, побывавший на ее премьере в Александринском театре. "Очень мало пьес,– сказал он, – которые бы мне доставили такой удовольствие, как эта. Это не просто пьеса, это – урок".

В ноябре 1853 года Островский закончил работу над пьесой "Бедность не порок". Чернышевский и Добролюбов из журнала "Современник" назвали ее слабой, а счастливое окончание: "не воспеванием народной широты и доброты, а приукрашиванием реальной, куда более мрачной действительности". Критики ошиблись, пьеса пережила автора и их, и по сей день идет на сценах театров.

В пятидесятые годы XIX века среди множества литературных салонов Москвы выделялись субботы графини Е.П.Растопчиной: поэтессы, писательницы, драматурга, переводчицы, красавицы, посещавшей царские балы в Петербурге. Она была знакома с Жуковским, Пушкиным, Лермонтовым, Гоголем, ей посвящал стихи Тютчев, Огарев, Мей и др. Среди посетителей ее салона оказался и Островский. Дух встреч оказался не созвучным с пониманием жизни Островским, и он перестал посещать графиню.

2

В начале 1856 года Морское министерство организовало поездку любителей этнографии по Волге с целью изучения быта населения прибрежных городов. Островский поехал с ними, начав знакомство с истории города Твери, Ржева, Городни, Осташкова, Торжка. Посетил и знаменитую часовенку в болоте над родником, с которого начинается Волга.

Путешествуя, глаз любопытного писателя касался всего, что могло потом войти в его произведения. Здесь и проповедь отца Матвея из ржевского собора, случай, когда зажиточный мужик предлагал за плату проезжим офицерам своих дочерей и многое другое.

Александр Николаевич дотошно вникал в рыболовство, кустарные промыслы, быт и язык бурлаков, лоцманов и многое другое. Любил он слушать и народные песни. По словам композитора М.Ипполитова-Иванова: "Народную песню Александр Николаевич любил особенной любовью. Песня, по его словам, выражает душу народа, убьют песню – загубят душу. Любовь Александра Николаевича к музыке и глубокое понимание ее психологического воздействия на душу человека яркой чертой проходит во многих его произведениях. Достаточно вспомнить "Бедность не порок" или "Доходное место"…"

В Калязине Островский попала под тарантас. С поврежденной ногой пролечился здесь около месяца, затем уехал в Москву с мыслью, продолжить путешествие в следующем году. Так оно и было.

Эмоции захлестывали писателя от впечатлений. "Мы стоим на крутейшей горе, – отметил он, – под ногами у нас Волга, и по ней взад и вперед идут суда то на парусах, то бурлаками, и одна очаровательная песня преследует нас неотразимо. Вот подходит расшива, и издали чуть слышны очаровательные звуки; все ближе и ближе, песнь растет, и полилась, наконец, во весь голос, потом мало-помалу начала стихать, а между тем подходит другая расшива и разрастается та же песня. И так нет конца этой песне… Народ и рослый, и красивый, и умный, и откровенный, и обязательный, и вольный ум, и душа нараспашку. Это земляки мои возлюбленные".

От Костромы путешественник пришел в восторг: "Опять ходили смотреть на города. Пошли мелкими улицами и вдруг вышли в какую-то чудную улицу. Что-то волшебное открылось нам… А на той стороне Волги, прямо против города, два села; и особенно живописно одно… Я изумился, глядя на это. Измученный, воротился я домой и долго-долго не мог уснуть. Какое-то отчаяние овладело мной. Неужели мучительные впечатления 5 дней будут бесплодны для меня?"

Поразил Островского и Нижний Новгород: Кремль, вид на Стрелку (место слияния Оки с Волгой), купеческие дома, торговые ряды и многое другое, присущее городу. Поклонился он в Спасо-Преображенском соборе и могиле Кузьмы Минину.

Итог путешествия Островского подвел в своих воспоминаниях писатель С.Максимов. В частности, он писал: "Действительно, в полную меру доставлена была возможность довершить свое развитие нашему драматическому писателю, бравшему художественные типы прямо из жизни и вырабатывавшему целые картины по непосредственным личным впечатлениям. Он почерпнул здесь и живые образы и заручился новым материалом для последующих произведений. Волга дала Островскому обильную пищу, указала ему новые темы для драм и комедий и вдохновила его на те из них, которые составляют честь и гордость отечественной литературы". К ним относится пьеса "Воевода" ("Сон на Волге), "Дмитрий самозванец и Василий Шуйский" "На бойком месте", "Гроза".

Необычная история написания этой драмы. Считали, что сюжетом послужила трагедия, произошедшая в Костроме: в Волге нашли труп утопившейся мещанки Александры Клыковой. Следствие пришло к выводу, что поводом для сведения счетов с жизнью послужили семейные и личные причины, вроде как: невозможность жить в доме властной свекрови; будучи за мужем любить другого; ревность мужа.

Кажется, что сюжет и реальный случай полностью совпадают. Разница в одном. Драму Островский закончил писать 9 октября 1859 года, а тело Клыковой нашли через месяц.

Премьера "Грозы" состоялась в Малом театре 16 ноября, а 2 декабря в Александринском театре Петербурга. В январе 1860 года драму напечатали в журнале А.Ф.Писемского "Библиотека для чтения". Успех, особенно сценический, превзошел все ожидания.

Пресса гудела, разбуженная драмой. Высказал положительное мнение писатель П.Мельников-Печерский, Ф.Достоевский, П.Анненков, А.Григорьев. Были и другие мнения, осуждающие Катерину за пренебрежения моральными устоями семьи.