Текст книги "Чашка кофе"

Королевский пир

Эта Международная выставка оружия и вооружения для правоохранительных сил проводилась в Аммане, столице Иорданского Хашимитского Королевства. Полное название этого государства на арабском языке: Аль-Мамляка аль-Урдуния аль-Хашимия.

Иордания в настоящее время – одно из трёх государств мира, названных в честь правящей династии (Хашимитов), наряду с королевством Саудовская Аравия (династия Саудитов) и княжеством Лихтенштейн (владение князей фон унд цу Лихтенштейн).

Фирма «Ижмаш», на которой трудился я, подготовила достойный экспозиционный стенд, командировала представительную делегацию, неформально возглавляемую выдающимся конструктором-оружейником Михаилом Тимофеевичем Калашниковым, который на весь период выставки был взят под персональную опеку российским государственным экспортёром вооружений и спецтехники ФГУП «Рособоронэкспорт».

Калашников большую часть времени проводил с организаторами российского павильона и только периодически навещал свой стенд – учли почтенный возраст маэстро и его заслуги.

Приказом по предприятию я был назначен ответственным за участие в мероприятии и координатором в части всех возникающих по ходу выставки вопросов. Поэтому, как только в Амман прибыл наш груз спецбортом из Москвы, я вместе с нашей небольшой группой прибыл в выставочный комплекс и приступил к развёртыванию экспозиции, окончательному монтажу стеллажей, боксов и прочего оборудования, включая образцы стрелкового оружия.

Времени на раскачку, как обычно случается на подобных мероприятиях, было негусто, и каждый из нас занимался своим конкретным делом.

На улице уже начинало смеркаться, а мы всё ещё копошились, драили стволы и стойки, сдували каждую соринку, каждую пылинку, ведь завтра утром будет открытие. Прошёл слушок, что на церемонию прибудет сам король Иордании Абдалла II.

И вот когда павильон был уже почти пуст, я краем глаза замечаю, как от центрального входа в нашу сторону идёт группа людей. Подумав, что это служба безопасности объекта готовится к ночной смене, что нам пора сворачиваться, мы приготовились было к сдаче стенда под охрану. Но мы здорово просчитались: вместо security к нам направлялась личная охрана короля, который шёл в центре группы. Одет он был достаточно просто. В синей шёлковой навыпуск рубахе с коротким рукавом и расстёгнутым на несколько пуговиц воротом. Я был наслышан о либерализме короля, о том, что выпускник Британской военной академии, профессиональный коммандос, молодой правитель Иордании – не сказочный, жестокий восточный тиран, а вполне цивилизованный монарх, но всё же такого протокола явно не ожидал.

Быстро оценив ситуацию, даю команду своим коллегам:

– Внимание, к нам идёт король! Стоять спокойно, не дёргаться, руки для приветствия первыми не протягивать. На вопросы отвечать коротко и по существу.

Когда эскорт приблизился, я сделал короткий шаг вперёд:

– Ваше Королевское высочество, мы – делегация российской оружейной компании…

Жестом руки король прервал мой спич:

– Окей, окей. Можно без официоза. Я тут посмотрю на вашу экспозицию.

– Сэр, вам понадобится помощь для ознакомления с образцами? – спросил я.

Но король уже приступил к осмотру и останавливаться не стал.

За него ответил старший телохранитель:

– Расслабьтесь, парни. Мы недолго будем. К открытию стенд готов?

– Так точно! – отчеканил я.

Король знаком подозвал телохранителя к себе и что-то ему сказал.

Старший вновь подошёл ко мне:

– Сколько вас человек?

– Четверо, – мой ответ был лаконичен.

– Вот вам пригласительные. Завтра вечером Его Величество ждёт вас на официальный приём. Время и место проведения – на обратной стороне билета. Транспорт будет организован прямо с выставки.

Только ушла королевская свита во главе с королём, к нам, всё ещё оторопевшим от такого сюрприза, подходит представитель тульской компании «Левша-Т». Вид у него почище нашего. Мокрые от пота рубашка и волосы выдавали сильное волнение и крайнюю усталость.

Мы, российские оружейники, друг друга знаем в лицо.

– Николай Иванович, в чём дело? Ты что такой взъерошенный? – спросил я коллегу.

– Ребята, тут у меня такое! Сперва – наша таможня, погранцы, а потом – их службы. Достаётся сегодня по первое число!

– Да говори ты толком, что стряслось. Образцы арестовали?

– Бери круче! Выполняю личное распоряжение ВВП. В начале года был у нас в России их король. Его сам Путин принимал. Повели Абдаллу в Оружейную палату на экскурсию. Увидел он там наше подарочное холодное оружие, заценил. Улучив момент, сказал Путину, что есть у него королевская родовая реликвия – редкий экземпляр арабской сабли. Гравировка, значит, злато-серебро и всякое такое. Но поизносилась сабля, местами камни на рукоятке стали выпадать. Попросил он, чтобы русские мастера отреставрировали её. Так вот и получили мы правительственный заказ. Но вы же знаете нашего президента! Ставит он задачу: не только саблю ту отреставрировать, но и придумать что-нибудь такое, чтобы короля и удивить бы, и порадовать. Думали мы, думали и придумали. Решили в комплект с реликвией сработать арабский традиционный кинжал. А вдобавок и саблю, и кинжал уложили в резной инкрустированный ларец. Там есть всё: всечка золотом и серебром, перламутр и жемчуга. Одних изумрудов и бриллиантов – куча каратов. Делать подарок, так делать! Чтоб нашему президенту не стыдно было.

Мы все ждём, не расспрашиваем, где же это чудо сейчас. Хоть краем бы глаза подивиться.

– Собственно, я к вам вот по какому делу… Завтра состоится открытие в русском павильоне. Прямо у вас. Вы ведь – флагман и международная оружейная Мекка. Мне бы подарок куда-то спрятать до завтра…

Мы дружно запротестовали:

– Ты о чём говоришь, Иваныч! У нас ведь кладовка – не сейф какой. Не дай бог что пропадёт.

Но тульский командир просит, не отступает:

– Ребята, мы ларчик положим на самый низ, прикроем коробками, сверху ещё чего-нибудь навалим. Завтра камера хранения оружия открывается за час до открытия, а мне в это время надо всё подготовить, предъявить службе королевской охраны. Не успею к вручению. Тем более вручать-то будет ваш земляк – МТК. Да и безопасность тут что надо, не спит на ходу.

МТК (или МихТим) – так Михаила Тимофеевича зашифровали наши, ещё советские спецы из контрразведки, чтоб врагу непонятно было, кто есть кто.

– Так что, соотечественники, я тут даже заночевать готов. Для надёжности. Если на то пошло.

Пришлось входить в его положение. Но за такое понимание ситуации мы таки договорились, что Николай Иванович даст нам взглянуть на шедевр.

Это было нечто! Я лично много разных мечей, сабель, ножей и кинжалов видывал. И из той же Тулы, и из Златоуста, и немецкие, и австрийские, но королевский подарок был выше всяких похвал.

В тот вечер мы долго не могли разойтись по своим номерам в гостинице. Всё думали и гадали, во что одеваться, к чему себя готовить. Для порядка решили с утра доложиться руководству Рособоронэкспорта. Они жутко не любят, когда в таких вопросах им позже всех сообщают.

На выставку мы пришли мы числе первых. Вместе с заступающей сменой охраны. Получили свои экспонаты, ещё раз их протёрли, разместили по местам. Следом за нами появились москвичи из Рособоронэкспорта. Первым делом я сообщил о вчерашнем визите и приглашении. Они, похоже, были уже в курсе:

– Мужики, сегодня у вас жарко и людно будет. Почём зря не суетитесь, внимательнее смотрите за образцами. Мало ли что. Сами понимаете.

За полчаса до церемонии стали подходить VIP-персоны, фоторепортёры. Телевидение. За пятнадцать минут до начала появился МТК. Деловито, по-хозяйски осмотрел стенд, с каждым из нас поздоровался за руку, глянул на рекламные листовки и каталоги.

В воздухе повисло напряжённое ожидание.

Я думал, короли приходят, когда они будут сами готовы. Но Абдалла ибн Хуссейн был по-военному пунктуален.

По протоколу, ещё до объявления об открытии выставки, была намечена церемония вручения подарка.

Наш МихТим был готов, как всегда.

В знак особой значимости события и своей признательности король принимал реликвию лично, не стал передоверять своим помощникам.

Заветный ларец был в руках у Калашникова. Он сообщил присутствующим, что за предмет ему поручено вручить.

Король подошёл уверенной, твёрдой походкой, неожиданно для всех преклонил колено. Вместо традиционного и короткого «Бисмилля» («Во имя Аллаха») произнёс полную фразу:

– Именем Аллаха, Всемилостивого и Всемогущего.

Принял саблю, поцеловал святыню. И тут он увидел, что рядом в ларце был ещё и кинжал, богато украшенный, с выгравированными арабской вязью фразами из Корана.

Тронутый и взволнованный, он тем не менее не выдал своих чувств, по-королевски окинул взглядом собравшихся. Приняв дорогой подарок из рук Калашникова, передал его черкесу, своему старшему охраннику:

– Исмаил, позаботься.

Выставка стала набирать свои рабочие обороты.

В назначенный час мы были у автобусов.

При проверке приглашений на входе мне пояснили, что моё место – в королевской ложе, а остальным предложено пройти на нижнюю террасу, где собирается народ из сословий пониже. Очевидно, подчинённые Его Величества приняли моё командировочное звание «руководитель» как повод разместить меня среди знати. Я только успел сказать своим ребятам, чтобы после приёма они нашли меня.

На самом высоком месте, под большим открытым шатром стояли столы и стулья. Я увидел, что Калашников и его адъютант-переводчик были уже на месте, с кем-то вели неторопливую беседу. Меня усадили в первом ряду, сразу предложив традиционную холодную воду. По традиции я выпил воду не до конца, вылив последний глоток на землю, как проявление уважения к гостеприимной земле Иордании.

Вскоре понесли салаты и холодные закуски, за ними последовали бараньи отбивные, ещё какие-то неизвестные мне яства местного кулинарного искусства. Напоследок подали чай и кофе – на выбор. Сразу же после этого появился молодой человек, который всем желающим разносил кальяны.

В целом всё выглядело почти по-европейски, не считая кальяны. Я ожидал большего, чего-то более экзотического и необычного. Мои ожидания начали сбываться, когда на сцене перед королевской ложей появились артисты. Зрители с нижней террасы расселись амфитеатром сбоку, так, чтобы не мешать высокородным гостям лицезреть представление.

Заиграл оркестр. Это была увертюра из арабского репертуара. Когда музыканты и их почитатели разогрелись, вошли в настроение, начался боевой танец бедуинов. Рослые, поджарые молодые люди в традиционных арабских одеяниях с кривыми саблями в руках пошли хороводом, запели, изображая свой боевой дух и то, как мнимый враг был повержен. Танец и пение добавили людям настроения, народ зашевелился, сперва послышались одиночные возгласы, но постепенно они переросли в дружный хор: «Асуад! Асуад! Асуад!» («Чёрная! Чёрная! Чёрная!»). Музыканты добавили темперамента, и на сцену вышла дива Мириам – арабская сказочная красавица. Начался танец живота.

Из-под густых ресниц смотрели карие, с томной поволокой глаза, наповал разящие сердца мужчин. Узкая, «осиная» талия, широкие, влекущие к себе, не знающие покоя бёдра, стройные, сытые босые ноги. Лицо её прекрасно, как лик луны. Опьянённая танцовщицей публика в экстазе кричала «Шаар! Шаар!», требуя исполнения «Танца волос». Новой волной на присутствующих обрушился музыкальный водопад. Изнемогая, задыхаясь от вспыхнувших чувств, люди периодически переходили на восторженное улюлюканье. Даже старейшины-шейхи и сановные военачальники едва сдерживали свои эмоции.

После концерта все подались к выходу. Тут я заметил отдельно стоящую группу. Это были мои ребята. Я ещё и рта не успел открыть, а они уже спрашивают:

– У нас есть ещё пара минут? Это надо видеть.

Меня повели смотреть, как прошёл приём у тех, кто не попал в ложу.

Настоящий пир был здесь!

В больших шатрах бедуинов, сшитых из чёрной шерстяной ткани, всё было устлано дорогими коврами. Люди не сидели за столами, а восседали на этих коврах. И даже возлежали, по бокам подперев себя шёлковыми подушками с шерстяной набивкой.

У входа в каждый шатёр стояли большие ящики со льдом, откуда каждый выбирал себе прохладительные напитки. Тут было всё, кроме алкоголя. Иордания – исламская страна.

Но самое удивительное меня ждало там, где приглашённые выбирали себе пищу. Нет, слово «пища» никак не вяжется с тем, что было явлено даже видавшему виды, искушённому гурману.

Овощи и фрукты, чаши с кускусом – даже не в счёт. На огромном вертеле повара-кудесники укрепили тушу верблюда, внутри неё – тушу молодого бычка, а внутри бычка была целая туша барана. Вся эта кулинарная композиция, постоянно поливаемая специальным соусом, непрерывно поворачиваемая над горячими углями, доходила до готовности больше суток. На раздаче стоял колоритный бедуин с огромным и острым, как лезвие бритвы, ножом. В подставленную тарелку он с каждой туши виртуозно срезал нежнейшее мясо.

Ребята признались, что ничего подобного они в жизни не пробовали.

Королевский пир удался на славу.

После той выставки прошло какое-то время. Я снова оказался в аэропорту Аммана. Проходя к месту посадки на свой рейс, я обратил внимание на человека, стоящего возле кафетерия. Ошибки нет: человек смотрел в мою сторону.

Я напряг зрение и память. Это был Исмаил, некогда служивший в личной охране короля. Я сменил курс и пошёл прямо к нему. Он тоже улыбнулся:

– Салам алейкум! Я Исмаил.

– Ана масрур бан шуффак. Мир тебе, Исмаил! Рад тебя видеть. – сказал я.

Мы поздоровались как давнишние приятели, по-восточному, обеими руками пожимая руку друга.

– Я с недавних пор вышел в отставку, – пояснил Исмаил. – А вы какими судьбами снова у нас?

– У меня тут пересадка. Лечу дальше, в Хартум.

– Рихля саида! Доброго пути, – пожелал мне Исмаил.

– Кстати, могу ли я задать вопрос?

– Да, конечно.

– Помните, несколько лет назад, на оружейной выставке, Его Величество пригласил нашу группу на приём. Был приглашён и доктор Калашников, вручивший королю саблю и кинжал. Однако сам король участия в званом ужине не принял, а поручил провести его кронпринцу, своему брату.

– Это очень интересная и поучительная история. В знак величайшей благодарности за подарок, в знак уважения к легендарному конструктору король решил на время приёма уступить своё тронное место ему: «Два короля на одном приёме – слишком много. Я хочу, чтобы пиром сегодня правил он». Наш король мудр и великодушен. Да хранит его Аллах и дарует ему многие лета, – сказал Исмаил.

И мы расстались.

Икрам

Последнее время я стал часто вспоминать моих соотечественников, переводчиков-арабистов, с кем мне довелось работать в разных странах Ближнего Востока и Северной Африки. Вот они, эти имена: Шамсуддин, Виктор Овсянников, Марат, Сергей, Нигматулла, Шириншо, Гиви Бжалава, Мовлян, Икрам Болтубоев. Память человеческая далека от совершенства, где-то в ней остались только имена, иногда – и фамилии. Навсегда запомнились не столько имена, а величина и масштаб человека, его поведение в кругу друзей и в официальных ситуациях, его отношение к своему делу и к товарищам. Каждый из них заслуживает, чтобы о нём была написана отдельная книга. Великолепное знание арабского языка, культуры, религии, личная душевная и духовная глубина – вот то, что я могу сказать об этих ребятах и подписаться под своими словами.

К примеру, Гиви Ивлианович Бжалава – абхаз, капитан первого ранга, один из немногих, кто бы так профессионально и тонко знал сложнейший аспект арабского языка – военно-техническую и производственно-техническую терминологию. Благодаря его уникальным знаниям, к слову сказать, нам, готовившимся самим и готовивших других к длительной и непростой командировке в Ливию, удалось создать русско-арабский технический словарь-разговорник, где использовали не арабскую вязь. Слова речи были изображены в русской транслитерации.

В Ливии Советский Союз строил несколько важных оборонных объектов. Тогда мы пошли на смелый эксперимент и приняли программу обучения всех наших специалистов, выезжающих в длительную командировку в эту страну, вобравшую в себя основы культуры ливийцев, их религии – ислама, национальные традиции и обычаи, способы и методы скорейшей адаптации к жёстким условиям Ливийской пустыни, которой принадлежит абсолютный рекорд жары – +62° С при влажности не выше двух-трёх процентов.

Эксперимент полностью себя оправдал.

Ничуть не умаляя таланты и вклад в международное сотрудничество других переводчиков, отдельной строкой хотелось бы написать об Икраме Болтубоеве, таджике по этническому происхождению. Икрам – многосторонне развитый человек. Он умел хорошо готовить. Если вы ели из его казана плов по-узбекски или по-таджикски – это был лучший плов, который может приготовить человек. А как он варил кофе! Его метод уникален. Тщательно отобранные свежемолотые зёрна он насыпал прямо в фарфоровую чашку. Не скупясь добавлял туда сахар, совсем чуть-чуть – кардамона, маленькую щепотку молотого белого перца, заливал холодной водой и ставил на самый медленный огонь. Вы могли сидеть, играть в нарды, беседовать, но Икрам чутко следил за тем, что происходит на плите. Получался изумительный напиток! Я потом много раз пробовал повторить его секретную технологию, но у меня упорно ничего не получалось. Очевидно, что-то я не доглядел, что-то не услышал. Икрам, наверное, нашёптывал какие-то особые волшебные заклинания.

Однажды мы с ним поехали на рынок в Триполи, где продаются старинные книги. Икрам там находил Омара Хайяма, его рубаи – четверостишия на персидском, написанные ещё арабским шрифтом до того, как персы изменили арабскую огласовку и написание. «Руба» по-арабски означает «четверть».

У себя дома, в Душанбе, Икрам одно время работал диктором телевидения, вёл передачи на русском языке. Придирчивый к качеству произношения, я восхищался звуками его русской речи. Но это ещё не всё! Он мастерски вырезал из дерева изящные восточные кувшины, таблички с изысканным орнаментом и каллиграфически написанными фразами из Корана, увлекался выжиганием по дереву. Недаром гласит пословица: «Талантливый человек талантлив во всём».

Жизнь в арабском мире, как показывает практика многих лет, бывает сложной и опасной не только для иностранцев, но и для местного населения. Увы, не миновала эта участь и Ливию. Когда возле её берегов на рейде стали боевые корабли непрошеных иностранных флотов, некоторые, в основном западные страны, в срочном порядке отозвали свои фирмы, весь людской контингент. Оставались либо только самые отчаянные, либо те, кто находился в безвыходном положении, либо те, кем особо дорожили ливийцы. В числе третьих были специалисты тех стран, присутствие которых играло фактором сдерживания и стабильности. К таким в первую очередь относился Советский Союз.

По инициативе нескольких общин, включая Индию, Пакистан, Болгарию, Польшу, Мальту, Финляндию, Филиппины и ещё несколько сообществ (очевидно, не без инициативы со стороны местных властей), был создан Международный комитет иностранных специалистов в защиту народа Ливии. Встал вопрос об участии в этом процессе СССР. В арабском мире сложилась напряжённая пауза выжидания.

Не знаю, винить или благодарить, наш новоприбывший из Союза директор объекта в Бени-Валиде решил увильнуть от личного участия, посоветовал ввести меня в состав этого комитета. Дескать, парень он опытный, побывал во многих странах, знаком с особенностями жизни и выживания в сложных ситуациях. Говорят, тогда добро дал лично посол Советского Союза в СНЛАД – Социалистической Народной Ливийской Арабской Джамахирии. Мою кандидатуру поддержал и бывший до этого директор завода Александр Лихачёв, человек пользовавшийся неоспоримым авторитетом и среди наших, и среди ливийских руководителей. Также по указанию посла ко мне был прикреплён советник из числа сотрудников нашего посольства, от которого я получал необходимые консультации и установки.

И вот был назначен день первой Международной конференции, организованной комитетом, проводить которую, по убедительной просьбе местных лидеров, было поручено мне. Уважая существующие правила, одному мне посещать подобные сборы и совещания было, мягко говоря, не рекомендовано. В качестве дополнительной помощи ко мне был приписан Икрам. С его блистательным арабским языком. Естественно, на конференции я должен был произнести речь.

Посоветовавшись с представителем посольства, мы составили канву выступления: никаких провокационных намёков, ничем не подтверждённых домыслов. Речь должна быть сдержанной, корректной и дипломатически выдержанной.

Мне было рекомендовано зачитать своё выступление не на английском языке (по понятным причинам), а на русском, поскольку живая русская речь лучше всяких аргументов свидетельствовала бы наше присутствие в регионе: русские – здесь! Но мы решили усилить эффект, поручив Икраму перевести и зачитать текст обращения на литературном кораническом арабском языке. Икраму была дана творческая свобода, но в пределах политической корректности, так сказать.

Икрам выжал из себя даже то, чего он сам от себя не ожидал. Но мы же знаем, кому дело поручали! Жена его сказала, что он часами строчил, бросался читать Священное Писание, всё заново переписывал, стоял возле зеркала, отрабатывал жестикуляцию, дикцию, интонации. По существующим неписаным правилам текст перевода мы дали двум другим переводчикам. Для проверки. Получился шедевр!

И вот настал Судный день. Не успел я ещё выйти к трибуне, было только объявлено, что слово даётся представителю СССР, как заполненный до отказа зал взорвался возгласами и рукоплесканиями. Не торопясь, следуя восточной пословице «Великие люди никогда не ходят спеша», я подошёл к трибуне, взором обвёл зал и, как научил меня Икрам, произнёс начальную фразу по-арабски:

– Бисмилляхи р-рахмаани р-рахим («Именем Аллаха, Всемилостивого и Всемогущего»).

Зал буквально взревел:

– Аллах акбар! Да здравствует Советский Союз! Да здравствует ливийско-советская дружба!

Далее пошло, как мы готовились. Икрам блистательно выполнил свою работу!

За всю свою жизнь – ни до ни после ничего подобного я не испытывал. Овации, улюлюканья радости и восторга, проклятия врагам, слёзы – настоящий экстаз! Люди рвались к сцене, к микрофону. Служба безопасности тогда без дела не сидела.

Не успели мы вернуться в свой городок, как из соседнего аналогичного городка приехала машина – финны всё видели, слышали и записали речь на видео, привезли кассету нам.

Прошло ещё какое-то время. Наши ливийские друзья придумали очередную акцию. Они затеяли всеобщую перепись не только населения страны, но и тех иностранцев, которые не покинули Ливию в час испытаний. Мы подумали, что это было в большей степени связано с тем, что совсем недавно с палуб недружественных авианосцев был нанесён удар по резиденции лидера СНЛАД полковника Муаммара Каддафи.

Однако мы обратили внимание на то, что так называемых переписчиков особо интересовали не паспортные данные, а военная специализация наших сотрудников. Наши, чётко инструктированные, давали однотипные ответы: инженер-специалист (хабир-махандис). Отчества арабы писали не по имени отца, а по матери. Мы спросили: «Почему?». Они пояснили, что по законам шариата каждый мужчина может иметь несколько жён. В семьях при одном отце были дети от разных матерей. Чтобы не было путаницы, второе имя ребёнку давали по линии его кровной, биологической матери.

Эта неожиданная инициатива местных вызвала у наших начальников подозрение. Что-то за ней скрывается, о чём наши друзья и партнёры не торопятся делиться.

Вскоре была намечена вторая Международная конференция, где мне снова предстояло сказать слово. Где-то внутри сидело сомнение в искренности намерений организаторов. Уж больно они хотели, чтобы в конференции принял участие весь советский контингент. Такое развитие событий вызвало напряжение и в нашем посольстве. Пошла реляция за реляцией. В них посол требовал предельной внимательности, просил предпринять все меры предосторожности, чтобы не подставить под удар советский технический персонал, а особенно членов семей – жён и детей.

Речь была составлена, переведена и согласована в установленном порядке.

Мне и Икраму было предписано ливийцами прибыть в зал, где должна проходить конференция, на несколько минут раньше. Дали понять, что в Бени-Валид прибудет сам Каддафи и он хочет с нами лично повстречаться.

Ситуация приобретала ещё более напряжённый характер. Чего они хотят на самом деле? Каков их тайный замысел?

На конференцию мы решили ехать не основным автобусом, а на своей легковушке. Чуть раньше, с опережением в полчаса. Икрам, выполнявший функции водителя и переводчика, предложил пойти на хитрость. Мы подъехали к зданию профтехцентра (также построенного нашими), где должна была пройти конференция, постояли минуту-другую, осмотрелись. Везде – огромное количество машин и народу. Видно было, как служба охраны отгоняла местных, сохраняя, очевидно, места для русских. Они ждали большой автобус. Мы сунулись было, но, не разобравшись, кто мы, нас тут же остановили красно-беретчики – в зале яблоку негде упасть. Некоторые люди из дальних оазисов и селений, прознав, что будет лидер, прибыли ещё вчера вечером и бивуаком стали неподалёку. Спорить и доказывать, кто есть кто, мы даже и не намеревались, а потому входить не стали. У нас появилось алиби: мы пробовали войти, но офицеры в красных беретах не пустили. Развернув автомобиль, мы поехали в сторону городка. По дороге, увидев нас, остановился автобус со специалистами объекта. Икрам, объяснив, что делать там уже нечего, всё забито, предложил разворачивать оглобли, возвращаться назад.

Что там было в тот день, мы не могли знать, но то, что произошло нечто экстраординарное, почувствовали незамедлительно. Ещё время не настало для открытия конференции, пошли звонки, гневные вопросы, почему ни представитель, ни специалисты не явились на мероприятие. Икрам как можно доходчивее всё объяснил, даже внешность того, кто нас не пустил, расписал как картину маслом.

В Триполи разразился скандал. Уже вечером того же дня прибыл сотрудник посольства, вызвал меня в помещение школы, что была организована для детей советских специалистов. Он сообщил, что из достоверных источников стало известно, почему ливийцы так хотели знать военные специальности наших ребят на объекте: составив списки, они хотели в присутствии мировых СМИ, самого лидера заявить, что Советский Союз присоединяется к вооружённому противостоянию и его военные готовы вступить в Международный легион, встать в ряды борцов с международным империализмом под зелёным знаменем Джамахирии. Посол выразил удовлетворение по поводу того, что явно недружественная и чрезвычайно опасная провокация была предотвращена.

Инструктаж моего советника был чётким и кратким:

– Срочно заболеть на неделю-другую. Из дома не выходить ни под каким предлогом.

Советник явно зачастил. Приезжает второй раз за неделю:

– Будьте особо острожным. Появилась информация, что за вами снарядили снайпера. Надо срочно выезжать домой.

Откуда ему стала известна такая информация, уточнять я не стал. Становилось совсем горячо.

Ночами я часто просыпался, вслушивался в тишину спящего городка. Даже если кто-то бесшумно откроет дверь, попытается войти внутрь спящего дома, по звукам извне – шуму листвы эвкалиптов, заботливо посаженных у крыльца, стрекотанию ночных цикад можно, как по сигналу тревоги, понять: будь начеку, готовься. А к чему готовиться, если любое твоё невооружённое сопротивление может привести к безнаказанному выстрелу в лоб?

Тут, как на грех, в стране голову подняла контрреволюция. На всех важных дорогах, возле важных энергетических объектов появились блок-посты, которые самым тщательным, самым дотошным образом у всех, кто на транспорте, проверяли документы, рылись в личных вещах, сумках и чемоданах.

Были случаи, когда движущиеся ночью машины останавливали подозрительные люди с зелёной чалмой на голове. Вопрос задавали один:

– Ты за кого – за Каддафи или за новую революцию?

Как отвечать? Скажешь, что за лидера, – убьют, если ты ненароком нарвался на бандитов. Скажешь, что за революцию, – тоже прикончат, если ты попал на бойцов сил, преданных Каддафи. За симпатизирование контре и международному агрессору.

На заводе ситуация не слаще. В цехах стали часто ломаться станки, упала дисциплина, бездельники рабочие сбивались в группы, о чём-то шептались.

Но беда никогда не приходит одна. Понимая, что советские специалисты – надёжный щит от врага, что допустить их отъезд на родину по окончании контракта опасно вдвойне – работать тогда вообще будет некому, мудрецы из числа отъявленных антисоветчиков (больше некому) пошли на ещё одну провокацию. Дело упрощалось для них тем, что все паспорта специалистов, даже членов их семей, хранились в ливийском отделе кадров. Зная график отъезда в СССР, провокаторы обманным путём завладели документами наиболее важных спецов, заперли их в кабинете директора и нас к ним не подпускали ни под каким соусом.

Икрам, как личный переводчик дирекции с советской стороны, всё же имел право допуска. Так он заметил, где и в каком столе (а не в сейфе) хранятся паспорта с выездными визами, высмотрел, где хранится нужный ключ. Выбрав удобный момент, пользуясь своим арабским и напористостью, свойственной личному переводчику главного русского мудира – начальника объекта, вечером проник в кабинет и извлёк арестованные паспорта. Заранее на всех запланированных отбывающих были заказаны аэрофлотовские билеты, и акция с паспортами была проведена буквально накануне, чтобы создать фактор неожиданности, чтобы местные не смогли бы помешать отъезду домой.

Итак, все дороги блокированы, всех будут проверять. Автобус в аэропорт выезжает затемно, чтобы народ успел к утреннему самолёту. Водитель делает традиционный, последний круг по кольцу вокруг городка, подаёт прощальные сигналы. В это время радиоточка городка громко играет «Марш славянки».

Отдельно от автобуса, на час раньше, городок незаметно покидает автомобиль «Лада» жёлтого цвета. Кроме водителя, туляка Саши Куренкова, – я, моя жена и главный механик-энергетик объекта Володя Кузнецов. Ехали по старому, некогда стратегическому Трансафриканскому шоссе, построенному ещё по приказу Бенито Муссолини. Волновались, что можно обхитрить, обойти все блок-посты между Бени-Валидом и Триполи, но мимо аэропорта никак не проскочить. Тут-то они и могли нас взять, а скорее всего, перестрелять под шумок.

Бог миловал, мы спокойно прошли все предполётные формальности и вернулись в родную Москву.

Рискуя собой, Икрам обеспечил нам выезд, отправил свою семью, а сам остался в качестве потенциального заложника. Уже дома я узнал от сотрудников Главного технического управления ГКЭС СССР, что конфликтная ситуация в Бени-Валиде была улажена, провокаторы и заговорщики были выявлены, арестованы и преданы суду. Икрам вернулся на Родину через год, как раз когда стал распадаться наш Союз. С тех пор я о нём ничего не слышал. Да хранит Аллах его и всех его близких!