Текст книги "Культурология. История мировой и отечественной культуры"

В самом начале эпохи Чжоу был написал трактат «Хунь Фань» («Великий закон об управлении»), где излагались основы управления государством. Они красноречиво иллюстрируются такой притчей. В глубокой древности, во времена сильных разливов рек, герой Гунь стал строить запруды. За это «Владыка неба» наказал героя: реки должны течь, как предписано природой. «Великий закон» был ниспослан только его сыну Юю. В первых двух частях «Хунь Фань» разъяснялись «пять стихий» (вода, огонь, воздух, земля, металл) и «пять дел» (как себя держать, как говорить, видеть, слышать и думать). Действовать надо так, чтобы соответствовать природе стихий. Изначально природе присущи пять совершенств: человечность, чувство долга, благопристойность, искренность и мудрость. Природосообразность, стремление учиться у природы, преклонение перед ней составляет одну из определяющих и наиболее устойчивых традиций китайской культуры. Известна и такая притча. Незадачливый садовник, желая ускорить рост растений, понемножку тянул их вверх – пока не вырвал. Страшным китайским проклятием является – «жить тебе во время великих перемен».

В ту же эпоху была составлена и «Книга перемен» (И-цзин). В ней приводятся стандартные ситуации (64) принятия решений, которые изображаются гектограммами, шестью линиями, которые символизируют светлое начало Ян (непрерывная линия) и темное – Ин (прерывистая линия). Эти линии выражают соотношение небесного, земного и человеческого, которое возможно только в форме своеобразного единства противоположностей, порядка и хаоса. «Вещи, которые достигли своего предела, претерпевают превращения», – говорили древнекитайские мудрецы. При этом в безостановочных изменениях сохраняется прочная основа, стержень.

Концепция инь и янь, соответствие земных дел велениям Неба легла в основу философии даосизма. Ян – это сильное, активное, положительное, светлое, мужское начало, инь – слабое, пассивное, отрицательное, темное, женское начало. Мир движим их борьбой и взаимопревращением, а «то, что приводит то к инь, то к янь – это Дао». Понятие дао имеет несколько смыслов – это и путь, и закон. Иероглиф Дао состоит из двух частей – «голова» и «идти», соединяя мысль и путь. Дао присутствует во всем, это великий закон и «великий предел», из которого все исходит и в который все возвращается. Это понятие во многом по смыслу близко буддийской нирване. «Люди следуют земле, земля – небу, небо – Дао, и только Дао следует сам себе (естественности)», – гласит изречение из трактата «Дао дэ цзин», приписываемого Лао-Цзы, «Старому Учителю» (VI в. до н.э.). Важное значение в даосизме имеет также книга Чжуан-цзы, названная по имени автора (369–289 гг. до н.э.) По Лао-Цзы, Дао рождается из небытия: «В мире все вещи рождаются в бытии, а бытие рождается из небытия», при этом «явленное Дао не есть постоянное Дао; тот, кто свободен от страстей, видит чудесную тайну Дао, а кто имеет страсти, видит его только в конечной форме. Безымянное и обладающее именем – одного и того же происхождения, но с разными названиями (смыслами). Вместе они называются глубочайшими. Переход от одного глубочайшего к другому – дверь ко всему чудесному» (Антология мировой философии. В 4-х тт. Т. 1. М., 1969. С. 182). Индивидуальное проявление Дао – дэ, в нем раскрывается нравственное совершенство личности, достигшей гармонии с окружающим миром, то есть соответствия Дао.

Человек не должен думать о славе, о власти, о покорении чего-то, а тем более – природы. Он должен чувствовать ее, вживаться в нее: «Дао выражает (вещи), дэ вскармливает (их), взращивает (вспомним исходный смысл понятия «культура» – В. Т.), совершенствует их, воспитывает их зрелыми, ухаживает за ними, поддерживает их. Создавать и не присваивать, творить и не хвалиться, являясь старшими, не повелевать, вот что называется глубочайшим дэ». Лао-Цзы подчеркивает: «Мягкое и слабое побеждает твердое и сильное», и поэтому нормой жизни должно быть у-вэй (недеяние, невмешательство): «Небытие проникает везде и всюду, вот почему я знаю пользу от у-вэй. В Поднебесной нет ничего, что можно сравнить с учением, не прибегающим к словам, и пользой от у-вэй». И здесь – налицо сходство с буддизмом.

Термином Поднебесная называли Китай вплоть до ХХ в., не забыт он и сейчас. Деяния людей должны соразмеряться с велениями неба, личный Дао должен следовать небесному Дао. В Китае верили, что смуты в стране, означающие отклонение от Дао, могли приводить и к стихийным бедствиям. Характерно, что император Поднебесной объявлялся сыном неба, но это означало не просто непомерное его возвеличивание, но и степень ответственности, возлагаемой на него. «Лучший правитель – тот, о котором народ знает лишь то, что он существует. Несколько хуже те правители, которые требуют от народа любить их и возвышать. Еще хуже те, которых народ боится, а хуже всех те, которых народ презирает. Кто вдумчив и сдержан в словах, успешно завершает дела, и народ говорит, что он следует естественности». «Я излагаю (веления Неба – В. Т.), а не говорю», – постоянно подчеркивали Лао-Цзы и его последователь Кун-Фу-Цзы (551–479 гг. до н.э.), или Конфуций, в европейской транскрипции.

Известно, что Кун-фу-цзы посетил Лао-Цзы, но без особого успеха, так как «желтолицый старик» нашел, что Кун слишком много шумит и растрачивает себя на социальные реформы, то есть на суету. По содержанию, однако, учение Кун-фу-цзы органично согласуется с учением старшего мудреца Лао (по преданию, прожившего 200 лет). Другое дело, что, начиная с Кунфу-цзы, философия принимает более практическую направленность, философы все чаще привлекаются к управлению государством и даже становятся правителями.

Живя в эпоху «воюющих царств», Кун-фу-цзы был чрезвычайно озабочен состоянием дел в стране: «В Поднебесной давно уже нет Дао. Небо использует учителя в качестве колокола». «Причину упадка нравов Кун видел в отходе от традиций, пренебрежении стариной. Сам он проникся к ней глубочайшим благоговением еще с раннего детства, когда изучал древние наставления и обряды. Чтобы исправить нравы, надо начинать с себя. Конфуций дает образец благородного мужа, противопоставляя его «низкому человеку». Первый требователен к себе, второй – к другим… Первый живет в согласии с людьми, но не следует за ними, второй следует за другими, но не живет с ними в согласии. Первому легко услужить, но трудно доставить ему радость, ибо он радуется лишь должному, второму трудно услужить, но легко доставить радость» (Древнекитайская философия. Собр. текстов. В 2-х т. Т. 1. М., 1972. С. 170). По Конфуцию, «благородный муж думает о девяти (вещах): о том, чтобы видеть ясно, слышать четко, чтобы лицо его было приветливо, поступки – почтительны, речь – искренней, действия – осторожными, о необходимости скрашивать других, когда появляются сомнения, о необходимости помнить о последствиях своего гнева, о необходимости помнить о справедливости, когда есть возможность извлечь пользу».

Конфуций учил, что каждому человеку отведено строго определенное место в мире и обществе, структура которых вечна и неизменна: «Пусть отец будет отцом, сын сыном, государь – государем, сановник – сановником. Сын должен чтить отца, подчиненный – начальника». Вообще культ старших (по возрасту, званию), как живых, так и умерших является краеугольным камнем китайского этического кодекса. Вместе с тем философия Конфуция более активна, чем даосизм, и принцип недеяния, у-вэй, находит у него своеобразную интерпретацию, выраженную притчей о путнике, который без заметных усилий и без страха пересекал бурный поток. Когда Конфуций спросил, как это ему удается, тот якобы поведал ему три заповеди: «Не бойся вступить в поток. Вступив в поток, не бойся отдаться ему. Отдавшись потоку, не забывай следить за его течением». Именно таким, по Конфуцию, должно быть отношение к потоку жизни.

Разделение общества на верхи и низы должно определяться не знатностью или богатством, а знанием и добродетелью, стремлением к ним. В этой связи огромное значение придавалось образованию. В школе Конфуция временами обучалось до 3 000 человек, и каждому из них, каждому по-своему учитель терпеливо разъяснял смысл понятия Дао. Кун-фу-цзы гордился тем, что давал знания каждому, кто «приносил связку сушеного мяса». Тем не менее между сословием чиновников и простым людом сохранялась «стена иероглифов». Конфуций предложил не назначать чиновников, а отбирать их на основе рекомендаций – как мудрого и справедливого руководителя, – а также принимаемого комиссией конкурсного экзамена. Проверялись знание классических авторов, умение творчески интерпретировать сюжеты из истории, понимание философских трактатов, литературный вкус, умение сочинять стихи. Следует отметить, что претенденты писали тушью, каллиграфическим почерком. Тем самым они проходили испытание не только на грамотность, но и на терпение, прилежание. Характерно, что такая практика и сегодня сохраняется в Китае и Японии. Примерно 3–5 % абитуриентов получали право на экзамен второй и третьей ступени. С тех пор образование является у китайцев наиболее надежным путем самореализации и социального продвижения. Образование в китайских традициях угодно и государству, воспитывая не только образованных, но и верноподданных граждан.

Характерно, что когда в 1989 г. на пекинской площади Тяньяньминь, крупнейшей в мире, проходили непрерывные студенческие демонстрации с требованием демократических перемен, давно назревших, в целом китайском общество не поддерживало и даже осуждало демонстрантов, так как они проявили неуважение к старшим и нарушение традиции.

Стремление к образованию, его престижность и сейчас являются важными составляющими китайской культуры. Это можно проиллюстрировать не менее характерным примером также из недавнего прошлого. В 1981–82 гг. автору этих срок довелось пройти научную стажировку в США. Так вот, в тот год стажеров из СССР было в США 28 человек, а из Китая – 5 тысяч! В том экономическом рывке, который удался Китаю в последние годы, немалую роль сыграло такое обстоятельство: собрав наиболее талантливых молодых специалистов со всего Китая, государство приглашало с курсом лекций (на месяц, на семестр) крупных зарубежных специалистов в этой области. Нетрудно подсчитать, что даже выплатив 100 000 долларов, Китай не оставался внакладе – из расчета ста слушателей подготовка каждого из них обходилась всего в 1 000 (!) долларов.

Учение Конфуция в III–II вв. до н.э. было канонизировано. Конфуцианство удобно для управления огромной империей, оно позволяет не только держать в повиновении народ, но и влиять на власть. Согласно Конфуцию, государство – это большая семья, семья – малое государство, а основа социального порядка – подчинение старшим. Кстати, тенденция к росту семьи, создавшая серьезные проблемы впоследствии, получила благословение именно в конфуцианстве.

Основой конфуцианского гуманизма – жэнь, является вовсе не самоценность личности, как в европейской культуре, а напротив, растворение личности в обществе, семейный долг, почтительность к старшим. Задолго до Канта и античных стоиков Конфуций выработал принцип: «Не делай людям того, чего не желаешь себе, и тогда в государстве и семье к тебе не будут испытывать вражды». Когда Конфуция спросили, что такое мудрость, тот ответил: «Отдавать все силы служению людям, почитать духов и держаться от них в отдалении».

Конфуций не оставил собственноручно написанных текстов. Его изречения были собраны учениками в трактате «Лунь Юй» («Беседы и суждения»), ставшим классическим. Каждая фраза там начинается со слов «Учитель сказал». Вот некоторые из его наставлений: «Учиться и не размышлять – напрасно терять время»; «размышлять, не учась – опасно», «Учиться без пресыщения». В «Книге обрядов», составляемой последователями Конфуция на протяжении четырех веков (IV–I вв. до н.э.), изложена целая система педагогических принципов: «Питай почтение к последовательности»; «Благородный муж наставляет, но не тянет за собой, побуждает, но не заставляет, открывает путь, но не доводит до конца»; «Если учиться в одиночестве, кругозор будет ограничен, а познания – скудны». Совершенно новой была идея: «Ученик и учитель растут вместе».

Наряду с конфуцианством некоторое время влиянием пользовался возникший позже него моизм – учение Мо-цзы (479–400 гг. до н.э.). Поначалу тот был конфуцианцем, но разработал иные принципы социальной гармонии. Мо видел выход в принудительном равенстве, единообразии в потребностях и единомыслии. Он даже разработал систему мер, призванных обеспечить такой идеал.

Законники («Фа») пошли еще дальше, проповедуя жестокость в управлении государством, линию на «отстранение умных и удаление знающих», однако и эта линия, несмотря на локальные успехи, не вписалась в традиции китайской культуры.

Ближе к ним в конечном итоге оказался буддизм, приобретя значительное влияние, сохраняющееся и по сей день. Датой прихода буддизма в Китай считается 65 г. н.э., когда близ города Лояна был возведен знаменитый монастырь Баймасы (Белой лошади). В некоторых районах Китая развилась форма цань-буддизма, придерживавшаяся принципа «внезапного просветления» благодаря освобождению, а не очищению сознания. В Тибете буддизм принял форму ламаизма. Постоянно адаптируясь к традициям китайской культуры, буддизм, наряду с даосизмом и конфуцианством, входит в состав философской триады, получившей название «сань цзяо».

Надо сказать, что влияние даосизма и конфуцианства было столь велико, что они в определенном смысле замещали китайцам религию, точнее, представляли собой в равной мере философские и религиозные учения, как и буддизм. В них, однако, значительно меньше мистики, значительно больше выход на социальную этику и административную практику.

Специфические особенности китайской культуры отчетливо проявляются и в мифологии. Оказав огромное влияние на художественную культуру (живопись, музыка, архитектура), китайская мифология значительно менее отражена в словесном искусстве, письменных источниках. Ряд исследователей связывает этот необычный факт с эвгемеризацией (историзацией) мифических персонажей, которые, под влиянием рационалистического конфуцианского мировоззрения очень рано начали истолковываться как реальные деятели глубокой древности» (Мифы народов мира. В 2-х т. М., 1980. С. 652). Китайская мифология реконструируется по фрагментам древних историко-философских сочинений – «Шу-цзин», XIV–XI вв. до н.э., «И-цзин» (VIII–VII вв.), «Чжуан-цзы» (III–II вв.). Наибольшее количество мифологических сведений можно извлечь из трактата «Шан-хай цзин» (Книга гор и морей. IV–II вв. до н.э.), а также поэзии Цюй Юаня (IV в. до н.э.).

В мифологической картине мира, возникшей задолго до даосизма и конфуцианства, значительная роль (как и в других восточных мифологиях) отведена первоначальному хаосу (Хунь-тунь). Судя по начертанию иероглифов хунь и тунь, в основе этого образа лежит водная стихия. Признаки нерасчлененности (сросшиеся ноги, зубы) обнаруживаются и у ряда мифических первопредков. Согласно трактату «Хуайнянь-цзы», когда не было еще ни неба, ни земли, в кромешной тьме блуждали бесформенные образы, из которых возникли два божества. (Там же.). Земля и небо были перемешаны, подобно содержанию куриного яйца, их отделение же шло по мере роста Пань Гу, с которыми связывается происхождение явлений природы: его вздох рождает ветер и дождь, выдох – гром и молнию, открывает глаза – день, закрывает – ночь. После смерти Пань Гу его локти, колени и голова превращаются в пять священных горных вершин, волосы – в деревья и травы, паразиты на его теле – в людей. Таким образом, в китайской мифологии, как и во многих других, мир уподобляется человеческому организму.

Сам Пань Гу не творит мир, но есть в китайской мифологии и прародительница мира – Нюй-Ва. Она чинит обвалившуюся часть небосвода, отрубает ноги гигантской черепахе и подпирает ими четыре предела неба, собирает тростниковую золу и преграждает путь разливу вод. Скорее всего, образы Пань-Гу и Нюй-Ва возникли в разных областях древнего Китая. Более широко распространено предание о герое Фу-Си, прародителе, первопредке китайцев. Он изобрел рыболовные сети, научил людей охоте, приготовлению пищи на огне. Будучи первоначально культурным героем племени и, тотемом которого являлась птица, Фу Си представлялся как человекоптица, а уже позже, в процессе формирования общекитайской мифологической системы изображался вместе с Нюй-Ва в виде пары сходных существ с туловищами человека и переплетенными (что символизирует супружескую связь) хвостами дракона. Достаточно рано (XI век до н.э.) в китайской мифологии выделился и верховный бог Шанди, и тогда же возникли представления о прямой связи божественных сил и земных правителей.

В китайской мифологии, как и многих других, все в мире находится в движении и постоянных изменениях в результате столкновения противоположных, но и единых сил – Света и Тьмы. Есть в китайской культуре и миф о всемирном потопе, и есть основания предполагать, что он не заимствован, а родился самостоятельно, вероятно, в сходных обстоятельствах. Есть представление, также архетипическое, о мировой оси, или мировом древе. В одних мифах это просто лестница от земли к небу (которые не сразу отделились), в других представления о космической вертикали выражены образом солнечного дерева – фусан (букв. «поддерживающее тутовое дерево»).

Важное место в китайской картине мира занимают представления о пяти звездных дворцах – срединном, восточном, южном, западном и северном, каждому из которых соответствовал свой символ (соответственно, «Великая единица», «Зеленый дракон», «Красная птица», «Белый тигр», «Темная воинственность»). Каждое из этих понятий было одновременно и созвездием и графическим изображением. Звезды считались местом обитания богов и духов или, по крайней мере, их воплощением. Мир же земной – это прежде всего горы и реки, с соответствующими божествами и духами. Среди божеств стихий и явлений природы наиболее архаичен бог грома Лэй Гун. Обращает на себя внимание, что понятие «удар грома» (чжэнь) этимологически связано с понятием «забеременеть», в чем можно видеть реликты древнейших представлений (Там же. С. 654). Особое место в китайской мифологии занимают образы идеальных правителей древности, особенно Яо и его преемника Шуня.

На рубеже нашей эры происходит просачивание древних мифологических представлений в даосизм, все более приобретавший черты религии. Происходит трансформация многих мифологических божеств и героев, в частности Хуан-ди рассматривается как покровитель даосизма, а богиня Си-ван-му – не как страшная владычица Запада, насылающая кары и смерть, а как хозяйка плодов бессмертия, растущих на волшебном персиковом дереве в ее саду (связь древа жизни с женским божеством также архетипична и прослеживается в самых различных мифологиях мира). Со временем даосистский пантеон богов насчитывает тысячи бессмертных святых, духов, героев, персонажей «низшей мифологии». Старинные китайские сюжеты проникают и в мифологию буддизма, все более утверждавшегося (в адаптированной форме) в Китае. Наконец, большое распространение получила так называемая народная мифология, или религия, принявшая весьма синкретический характер, то есть соединявшая весьма разнородные и подчас противоречивые элементы.

Огромное значение для китайской культуры имело раннее создание письменности. Уже к XV в. до н.э. было создано до 2 000 иероглифов. Поначалу их писали на шелке натуральными красками, однако на рубеже нашей эры в Китае были изобретены бумага (из тряпья и коры) и тушь, что дало новый импульс развитию письменности. Во II в. н.э. количество иероглифов достигало уже 10 тысяч, а в III – 18 000. Тогда же было введено единообразное письмо, составлены словари, при императорских дворцах создавались богатые библиотеки. Самые ранние памятники китайской письменности относятся к I в. до н.э. – это «Книга перемен», уже упоминавшаяся, и «Книга песен», включавшая до 300 стихов. Основоположником китайской поэзии считается Цюй Юань (IV–III вв. до н.э.). Значительным событием в китайской поэзии было рождение (II в. н.э.) пятисловного стиха, фу, который пришел на смену четырехсловному и значительно приблизил поэтический язык к разговорной речи, народной песне, из которой он и вышел. Начало профессиональной поэзии положили в Китае «Семь мудрых из бамбуковой рощи». Поэты не боялись возмущаться общественной несправедливостью, что стоило им порой заточения в тюрьму или даже смерти. В IV в. создана «Поэзия таинственных речений», стихов на темы философии даосизма, а V век – пора расцвета пейзажной лирики («Стихи о горах и водах»).

Любование природой составляет основу всей китайской художественной культуры. Даже письменность трепетно-красива и утонченна, само произношение иероглифов предполагает особую мелодию, интонацию, в зависимости от которой одни и те же иероглифы могут иметь весьма различный смысл (что порой приводило к курьезным и даже конфузным ситуациям, когда иностранцы, желающие угодить китайцам, заучивали и механически воспроизводили те или иные слова). Каллиграфический знак в китайской культуре заключает в себе одновременно эстетическое и этическое значение. Каллиграфию даже сравнивают в Китае с искусством танца. Заметим, что китайская бумага, в силу технологических причин, особо гигроскопична: она мгновенно впитывает краску (тушь), так что никакие поправки невозможны.

Наиболее наглядным образом воспевание красоты мира и гармонии природы выражено в живописи. Китай считается родиной живописи «цветов и птиц», «трав и насекомых», которая зародилась в IX в. Единое – мир выражается через единственное – дерево, цветок, каждое из которых что-то символизирует – богатство, благородство (феникс, зимородок), праздность или уединение (сосна, бамбук, хризантемы, гуси). (См. Виноградов А. Китайская пейзажная живопись. М., 1972. С. 136). Четыре благородных растения – это орхидея, дикая слива мэйхуа, бамбук и хризантема. Цветы – такие же живые, со своим характером, как люди, у них есть своя иерархия и свои особенные сочетания. Главное для китайского художника – не то, что изображено, явлено, а то, что скрыто за видимым, «на китайскую картину не смотрят, а вглядываются, каждый раз открывая и постигая новые смыслы. Поэтому картины не принято вывешивать, отсюда и форма картины – горизонтальный или вертикальный свиток» (Культурология. / Под ред. А. И. Марковой. 2-е изд. М., 2001. С. 290). Традиционная китайская живопись объединяет живописные и графические приемы, с включением каллиграфических надписей. Строго регламентированы набор и сочетание цветов, по которым можно определить как эпоху, так и характер изображенного события.

Чрезвычайно утонченным является китайское прикладное искусство – вышивка по шелку, резьба по кости, яшме, нефриту, бронзовые изделия, художественная керамика, особенно из фарфора, изобретенного в Китае в IV в. до н.э., лаковые покрытия. Символическое значение здесь придается и по сей день нефриту.

Особо выделяется в художественной культуре музыка, которая издавна считалась в Китае делом особой государственной важности. Она сопровождала любые ритуалы, праздничные и грустные, особым образом заключая в себе природные символы. Музыка называлась Юэ, что означало нечто культивированное, организованное, регламентированное. Она была включена в число конфуцианских экзаменов, использовалась и для лечения болезней. Уже во II тысячелетии до н.э. в Китае существовало более двух десятков музыкальных инструментов – барабан, бубен, дудка, колокольчики, струнные щипковые инструменты, духовые – из бамбука и глины. В эпоху Чжоу была создана «тигровая коробка» – полый деревянный брус в форме тигра с зазубренной спиной, который издавал звуки при малейшем прикосновении. На рубеже нашей эры появились трактаты о музыке. В наиболее известном из них, «Юэ-цзы», отдельные тона отождествлялись с первоэлементами мира, цветами, голосами животных и птиц. Нисхождения тона в звукоряды символизировали общественную иерархию, начиная с правителя.

Музыка была непременным атрибутом театральных представлений, которые восходят к глубокой древности. Китайский театр объединял музыку, пение, танец, акробатику, декламацию. Чрезвычайно популярны были куклы, приводимые в движение водой (I в. н.э.). В первые века нашей эры в Китае возник и театр теней, черпающий сюжеты из легенд и популярных исторических сочинений. Декорации в китайском театре отсутствовали, любая ситуация могла быть выражена символом. Так, символом счастья была летучая мышь, прежде всего из-за созвучия этих понятий. Пять летучих мышей означали пять счастливых благ: богатство, здоровье, благонравие, долголетие и естественную смерть.

Визитной карточкой китайской культуры является архитектура. Как и в Индии, в Китае строились грандиозные монастырские комплексы, вырубленные в скалах, деревянные буддийские храмы и высокие многоярусные башни – пагоды, которые отличались особой строгостью и гармонией. Самая знаменитая из них – пагода Диких Гусей (652 г.). Уже в III в. до н.э. в Китае было построено более 7 000 императорских дворцов. В зале самого большого из них помещалось 10 тысяч человек.

В эпоху Мин, когда Китай освободился от монгольского владычества, за короткое время были построены императорские дворцы в северной столице – Пекине и южной – Нанкине, а в их пригородах – грандиозные погребальные комплексы для императоров. Была обновлена и облицована камнем Великая китайская стена, а в Пекине построен дворцовый комплекс площадью 17 км² – «Запретный город», доступ в который открылся лишь в конце ХХ века. Главный пекинский Храм Неба (1420–1530) включил древние символы – земли, воды, неба. В XV–XVII вв. строились Аллеи духов со скульптурами воинов, чиновников, реальных и мифических животных (в том числе цилиня, символизирующего покой и благоденствие).

Пантеистическое (букв. обожествляющее природу) мировосприятие китайцев выразилось в архитектуре «фэн-шуй» («ветер-вода»), с особой ориентацией и планировкой городов, зданий, парков – соответственно расположению светил, гор, рек, направлению воздушных потоков. Китайским изобретением являются сады камней, позже распространившиеся и в Японии. Они выражают идею единства естественного и искусственного, их гармоничного слияния.

Китайское искусство, предполагающее неторопливое любование, открывание смыслов всегда выполняло огромные воспитательные и образовательные задачи. В силу особенностей китайской культуры проникновению в мир в ней в значительно большей степени служит искусство, нежели наука.

Что касается науки, на нее, как и в Индии, наложило отпечаток созерцательное отношение к природе, одинаково присущее индийским и китайским культурным традициям. Длительное время это было поводом для пренебрежительного отношения европейцев. Успехи китайской науки скорее связаны не с экспериментальным расчленением природы и ее рациональным описанием, а с практическими нуждами, возникшими в древности: в Китае были изобретены шелк, бумага, фарфор, порох, спички, компас, позже были созданы «волшебные зеркала» (оправдывая репутацию этой страны) – лучи солнца проникали их насквозь, позволяя видеть узоры на обратной стороне; их тайну разгадали только в ХХ веке. В Китае был создан первый в мире сейсмограф. Китайские математики открыли способ измерения физических тел на расстоянии, астрономы установили, что «Земля имеет форму, а небо лишено тела», создали календарь, уже в IV в. до н.э. в Китае был составлен звездный каталог на 800 светил. Китайская медицина дала миру иглоукалывание и уникальные методы диагностики болезней.