Текст книги "Псевдолотман. Историко-бытовой комментарий к поэме А. С. Пушкина «Граф Нулин»"

Глава 22
(Граф Нулин)

(текст)

 
Когда коляска ускакала,
Жена все мужу рассказала
И подвиг графа моего
Всему соседству описала.
Но кто же более всего
С Натальей Павловной смеялся?
Муж? – Как не так. Совсем не муж.
Он очень этим оскорблялся,
Он говорил, что граф дурак,
Молокосос; что если так,
То графа он визжать заставит,
Что псами он его затравит.
Смеялся Лидин, их сосед,
Помещик двадцати трех лет.
 

(комментарий)

У автора есть и формальное право продолжать повествование после отъезда графа: история Лукреции заканчивается трагической сценой. В примечаниях к тексту Плутарха в издании 1815 г. эта сцена выглядит так: «Тит Ливий пишет, что сия добродетельная женщина призвала мужа, отца, родственников и друзей, объявила им в кратких словах несчастие, ей приключившееся, просила об отомщении за свою честь и в ту же минуту поразила себя мечом. Между тем как горесть и отчаяние обладали мужем и другими, Люций Юний, иначе по его притворно глупому виду известный по имени Брута, вырвал из груди Лукреции окровавленный меч и клялся отомстить за учиненное бесчестие» (Плутарх, 88–89).

Все основные элементы этой сцены в пушкинском тексте сохранены (за исключением самоубийства, конечно), хотя и несколько перегруппированы. Концовка поэмы разделена три части: публичное признание мужу, торжественное обещание отомстить и сочувствие положению хозяйки со стороны «друга семьи».

Признание Натальи Павловны произошло не просто в кругу семьи, но перед «всем соседством». Это последний и очень эффектный штрих в картине усадебной жизни того времени. Наталья Павловна, помня о слугах и возможных пересудах, не менее древней римлянки должна была опасаться за свою честь. Дворянство в деревне жило своим очень тесным кругом. Слухи в нем распространялись очень быстро, и диктат общественного мнения был ничуть не слабее, чем, скажем, при дворе. Бесцеремонность и свойская непринужденность деревенских соседей порой граничили с нахальством. «А вот еще деревенское удовольствие, – писал приятелю один из немногих заядлых урбанистов той эпохи, Ю.А. Нелединнский – любезные соседи! Пожалуют с 9 часов утра и на каждый день»! (Оболенский, 241)

Казалось бы, явная гипербола. Но вот еще одно свидетельство – фрагмент письма А.А. Баратынского П.А. Вяземскому от 29 декабря 1809 года: «По приезде моем в деревню ежедневно собирался я вам напомнить о себе, любезный князь, но как-то не удавалось, и я оставался при благом намерении… Набег целой орды соседей отнял у меня на дело время» (Баратынский, 59).

Практически все общение дворянина с равными себе, проходило «в гостях». Строго следя за очередностью визитов, высчитывая первенство по старшинству и положению, они то отправлялись в гости, то принимали гостей сами или как отмечал еще один живописатель нравов той эпохи, «в деревнях дворяне или помещики любят ездить в гости из одного села в другое, таща с собой в нескольких экипажах почти весь свой причт слуг и служанок» (Бурьянов, 141).

При такой интенсивности общения трех-четырех десятков семей все разговоры велись о знакомых и их делах. Как писал К. Н. Батюшков в своей статье «Похвальное слово сну» (опубликованной в «Вестнике Европы» в 1810 и 1816 годах): «…в деревне нельзя быть без общества; соседи мои люди деятельные; с ними нужно говорить, ездить на охоту, заводить тяжбы, мирить, ссорить и проч. и проч.» (Батюшков, 278).

Свежих новостей в провинции по понятным причинам всегда не хватало, и слухи о ночном приключении графа, передаваемые сначала дворней, а потом и господами, могли сделать жизнь Натальи Павловны невыносимой. Единственный выход – самой представить на суд соседей поступок графа и изложить его в выгодном для нее свете.

Он говорил, что граф дурак,

Молокосос; — слово дурак помогает выстроить целую цепочку рассуждений мужа Натальи Павловны. Дурак – не просто ругательное слово. Оно вызывало в памяти читателя целый ряд басенных «дураков», начиная с философской басни И. И. Хемницера «Дурак и тень» и кончая знаменитым афоризмом И. А. Крылова: «услужливый дурак опаснее врага» из басни «Пустынник и медведь».

Однако к данной ситуации более всего подходят две басни. Первая – А. Е. Измайлова «Поединок» – о несостоявшейся дуэли осла и лошака, начинавшаяся так: «Осла нечаянно толкнул лошак. "Смотри же ты дурак! / – Осел мой закричал. / – Как смеешь ты толкаться?"». А заканчивалась, как полагается, моралью: «Что, если бы велели / Мальчишек розгами за поединки сечь?» Может быть потому, что муж Натальи Павловны считал себя одурачнным, в его сознании выстроился ряд: дурак – осел – мальчишка – молокосос, и, соответственно, отказ от мысли о дуэли и желание расправиться с обидчиком при помощи собак.

Вторая басня – «Голова и ноги» Дениса Давыдова. Концовка ее выглядит следующим образом: «Смысл этой басни всякий знает… / Но должно – тс! – молчать: дурак, кто все болтает». Если мужу Натальи Павловны пришла на ум именно эта басня, то рассуждения его очевидны: граф человек не серьезный, может разболтать о своем конфузе, косвенно опозорив и его – полуодураченного мужа.

В цитированном уже выше стихотворении В.Л. Пушкина «Вечер», ориентированном на традиции басни-сказки, есть такие строки о старом муже Скопидомове, «купившем» себе молодую жену:

 
«Не правда ль, что в жене находит он врага
И что она ему поставила рога?
…
Бог наградил его прекрасною женою!
Да полно, сам дурак всем шалостям виною.
Не он один таков: в Москве им счета нет!»
 

Дальнейший ход мыслей мужа Натальи Павловны: «Собаками его затравит», – тем более очевиден, что в то время существовала давняя и прочная традиция давать кличку Дурак охотничьим собакам. Так, в шуточном стихотворении Г.Р. Державина «Милорду, моему пуделю» антиподом комнатной собачке выступает дворовый пес – «велик могущ Дурак». Примерно в те же годы (первое десятилетие XIX в.) С.П. Жихарев, уезжая на лето из Москвы в Липецк, ходил на охоту сразу с «двумя преогромными польскими легавыми, которым кличка: Дурак № 2 и Дурак № 3» (Жихарев, 100), подаренными ему местным лесничим.

Пожилым читателям первого издания поэмы строка «…графа он визжать заставит» должна была напомнить «сказку» Н.В. Леонтьева «Разумный и дурак», в которой есть такие строки:

 
«С налету мужику дурак дал оплеуху.
Мужик, взбесясь, схватил, давил его как муху.
Дурак под ним визжал;
Оплаты таковой отнюдь не ожидал…» (1766)
 

Но, вероятнее всего, «визжащий дурак» двух произведений – чистое совпадение, вызванное частичной ориентацией поэмы «Граф Нулин» на стилевые образцы классицистической басни и сказки.

Смеялся Лидин… – Выше мы отмечали, что фамилия Лидин впервые появилась в комедии А.А. Шаховского «Не любо – не слушай, а лгать не мешай». У другого автора – П.А. Катенина, в известной уже нам комедии «Сплетни», одно из главных действующих лиц – калужский помещик Лидин, двадцати лет. Вот его характеристика, вложенная в уста одного из персонажей: «…ни статский, ни военный, / Ни умной, ни дурак, пресыщен сам собой Кокетка из мущин…».

В отличие от Катенина, Пушкин не дал соседу Натальи Павловны никакой характеристики, кроме той, что содержится в самой фамилии. Но для читателя, воспитанного на греческих авторах, этого было вполне достаточно. Любой, кто хотя бы начинал читать Геродота, мог разгадать несложную символику фамилии Лидин. Первая книга его «Истории» начинается с описания Лидии – самого могущественного государства Малой Азии начала VI века до н. э., и жизни лидийского царя Креза, по преданиям, самого богатого человека на земле. В 547 г. до н. э. персидский царь Кир захватил Лидию и пленил Креза.

К чему читателю эти, казалось бы, совершенно посторонние сведения? А к тому, что «История» Геродота входила в круг обязательного школьного чтения, и даже самый ленивый ученик, скорее всего, добирался до того места, где описывалось восстание покоренных лидийцев в городе Сарде, намерение разгневанного Кира обратить их всех в рабов и совет, данный ему Крезом: «самим лидянам даруй прощение, а чтобы они не бунтовали против тебя… запрети им носить оружие, прикажи надеть хитоны под верхнее платье и подвязывать высокие башмаки [элементы женского одеяния. – Авт.], вели им также обучать своих детей игре на кифаре и на арфе, и торговать, и ты царь, скоро увидишь их женщинами…» (Геродот, 82). Через некоторое время после исполнения этого совета сильный и воинственный народ обратился в людей слабых, изнеженных и избалованных – женственных.

Лидин в поэме – молодой человек, не служащий и живущий в деревенской праздности. «Говорящая» фамилия дополняет его образ указанием на воспитание, образование, привычки и даже характер.

Возможно, впрочем, что имя Лидин должно было напомнить читателю о другой истории, взятой также у Геродота и обыгранной в маленькой поэме А.И. Бухарского «Наказанное хвастовство» (1793), имеющей подзаголовок «Сказка, взятая из истории». В этом рассказе (и, соответственно, поэме) царь Лидии Кандол, хвастаясь перед своим другом Гигесом красотой своей жены, пожелал, наконец, чтобы тот увидел ее обнаженной. Он провел Гигеса в спальню царицы и спрятал там. Обнаружив у себя Гигеса и узнав, что тот подсматривал за нею по настоянию Кандела, возмущенная царица в поэме Бухарского произносит:

 
«Когда все так, я говорю,
То гнев свой весь я усмирю;
Но чувства им мои пылают —
Я гнев к супругу обращу;
Он винен, так ему отмщу,
Как женщины мужьям отмщают».
Что же касается Гигеса, то:
«Царев любимец сей расстроен,
Вспален, испуган, восхищен,
В различны страсти погружен,
Не знал, как с делом развязаться;
Но должен был царице сдаться».
 

Возможно, Пушкин и не вспоминал о поэме Бухарского, когда писал «Нулина», но, тем не менее, существует еще одно пересечение между этими двумя поэмами. Нулин, прежде чем отправиться в спальню Натальи Павловны, «Воображает очень живо» ее черты: стан, румянец, ножку. Гигес, находясь в спальне царицы, видит: «Смешенны с розами лилеи, / Упругость груди, негу шеи, / Стан, ножку…» В результате и тот и другой загораются желанием: Гигес «горел и трепетал», а Нулина объял «несносный жар».

…их сосед,

Помещик двадцати трех лет. – Прозрачный (особенно при сопоставлении с историей царя Кандела) намек на домашние обстоятельства Натальи Павловны, вследствие которых граф Нулин не добился ее благосклонности. Более откровенно по поводу такого рода «семейных отношений» Александр Сергеевич выразился в послании «К Родзянке» (май 1824 г.):

 
«(…), замечу я,
Благопристойные мужья
Для умных жен необходимы:
При них домашние друзья
Иль чуть заметны, иль незримы.
Поверьте, милые мои:
Одно другому помогает,
И солнце брака затмевает
Звезду стыдливую любви». (II – 266)
 

Выше мы отмечали, что появление «друга» хозяйки было ожидаемо в свете традиций литературной сказки. Другое дело, что им оказался не Нулин, а сосед. Но и это вполне предсказуемо. Более того, можно предположить существование литературного прототипа Лидина. Это Милов из сказки А.И. Клушина «Лунатик поневоле» (1793). В этой фривольной поэме события развиваются в деревне, куда сорокалетний отставной офицер увез воспитанную в столице молоденькую жену. А рядом живет «модный дворянин». Вот его описание:

 
«Имел деревни, деньги, чин,
Умел пришаркнуть, изгибаться,
По моде быть одет, чесаться,
На языке залет, резец,
Из франтов мудрый молодец!
Ума он не имел – и стало,
В нем ничего недоставало
Чтоб женщину собой пленить».
 

«Вчера вечернею зарею / Приехал Милов, наш сосед», – сообщает жена своему мужу в поэме Клушина. Согласимся, что строчка: «Смеялся Лидин, их сосед», – чрезвычайно напоминает это сообщение и заставляет читателя восстановить в памяти сюжет старой поэмы.

Глава 24
(Граф Нулин)

(текст)

 
Теперь мы можем справедливо
Сказать, что в наши времена
Супругу верная жена,
Друзья мои, совсем не диво.
 

(комментарий)

Якобы нравоучительный тон рассказчика в заключительной части поэмы приводит литературную игру к ее логическому концу. С одной стороны, мораль завершает ироническую параллель античности и современности. С другой – этим финалом поэма как бы превращается в подобие басни или сказки, как понимали этот жанр в литературе классицизма второй половины XVIII – начала XIX в. Оборот: «мы можем справедливо / Сказать» – обращает читателя к традиционной басенной концовке в духе Лафонтена и его русских последователей середины XVIII века. Еще в 1762 г. А. П. Сумароков завершил свою изящную миниатюру «Коловратность» подобной конструкцией: «И видно нам неоднократно, / Что все на свете коловратно».

Так же завершалась басня М.М. Хераскова «Две щепки»:

 
«Мы видим в наши веки
Сияющих умом и славой в темноте:
Сиянье пропадет, лучи погаснут те,
Когда увидят их разумны человеки». (1764)
 

Этот шаблон сохранился и в первой четверти XIX в. По крайней мере, две басни Крылова заканчиваются тем же речевым оборотом:

 
«Про нынешних друзей льзя молвить не греша,
Что в дружбе все они едва ль не одиноки.
Послушать, кажется одна у них душа, —
А только кинь им кость, так что твои собаки!»
 

(«Собачья дружба», 1815)

и

 
«Примолвить к речи здесь годится,
Но ничьего не трогая лица,
Что делом, не сведя конца
Не надобно хвалиться».
 

(«Синица», 1811)

Тут следует, видимо, еще раз вернуться к И.И. Хемницеру, поскольку тон и содержание заключительной главки чрезвычайно напоминают целых две басни этого писателя. Одна из них – «Счастливое супружество» (1782) – начинается так:

 
«Вот говорят, примеров нет,
Чтоб муж в ладу с женою жили
И даже и по смерть друг друга бы любили.
(…)
Я сам свидетелем тому,
Что и согласие в супружествах бывает,
И тот, кто этому не верит, согрешает.
А вас, клеветников, чтоб навек устыдить,
Я буду вам пример живой здесь говорить».
В конце же ироническая «мораль»:
«А сколько лет их веку было?
Да сколько лет? С неделю и всего; А без того
На сказку б походило».
 

У второй басни – «Вдова» (1799) – такое же патетическое начало:

 
«Нет, полно больше согрешать
И говорить, что жен таких нельзя сыскать,
Которые б мужей сердечно не любили
И после смерти бы их тотчас не забыли».
И такой же «разоблачительный» финал:
«Ужли б и впрям зарыть себя она дала? —
Нет, так бы замужем чрез месяц не была».
 

Финал поэмы «Граф Нулин», таким образом, характеризует только одного героя – самого рассказчика, предстающего перед читателем (слушателем) в образе новейшего Стародума. Этому способствует и оборот «совсем не диво», явным образом отсылающий читателя к еще одной сказке с тем же названием и содержанием, что и у Хемницера – «Счастливое супружество» (оба автора переводили басню Геллерта). Автор этой сказки, изданной в 1812 г., Н. В. Неведомский. Начиналась она так:

 
«Какой уж ныне свет!
В нем правды ныне нет».
– Зачем судить так ложно? —
Что в век наш золотой
Нигде, никак найти не можно,
Чтоб не был муж какой
С рогатой головою!
И в добром мире жил с любезною женою!»
 

Здесь отчетливо читаются параллели: «в наш век» – «в наши времена»; «любезная жена» – «верная жена». А в конце – совпадение почти дословное: «– Какое диво! / Да полно, правда ли, чтоб был пример такой? / – Уверить вас могу, что говорю нелживо».

К сказанному добавим, что, возможно, рассказчик последний раз перевоплощается в одного из персонажей поэмы. Правда, в данном случае трудно определить в кого из двух: эту фразу мог сказать остывший от гнева муж Натальи Павловны, но и отсмеявшийся Лидин, приняв благопристойный вид, мог, попадая в тон мужу, вовремя ему поддакнуть.

Приложение
Поэма «Граф Нулин» в оценке современников. По публикациям в прессе, письмам, дневникам и воспоминаниям

Из записных книжек П. А. Вяземского:

«Граф Нулин» – сказка Боккаччо XIX в. А, пожалуй, наши классики станут писать и тут про романтизм, байронизм, когда тут просто приапизм воображения.

Примечания:

Князь П. А. Вяземский (1792–1878) – поэт и близкий друг А. С. Пушкина. Запись не датирована, но, судя по содержанию, она сделана до появления рецензий на «Графа Нулина», следовательно, между сентябрем 1826 г., когда Пушкин приехал в Москву и познакомил друзей и литературных единомышленников со своими последними произведениями, и январем 1828 г., когда появились первые рецензии.

Боккаччо Джованни (1313–1375) – итальянский писатель и один из первых гуманистов. Сравнивая «Графа Нулина» с творчеством этого писателя раннего Возрождения, П. А Вяземский имел в виду скорее всего сюжетное сходство с некоторыми новеллами самого известного произведения Боккаччо – «Декамерон».

Приап – в античной Греции и Древнем Риме божество, связанное с культом зарождения всего живого. Зачатый Афродитой от двух отцов (Диониса и Адониса, либо Зевса и Гермеса), он имел два фаллоса и покровительствовал всем «телесным» наслаждениям, в особенности же сексуальным утехам. Приап – самый колоритный персонаж в окружении Диониса, подающий пример пол ной невоздержанности в еде, питье и любовных утехах.

Московский телеграф. 1826. Ч. Х. № 16.

Литературные известия.

… А. С. Пушкин, находящийся нынче в Москве, вскоре издаст Вторую Главу Евгения Онегина и стихотворение Граф Нулин. Мы не будем предупреждать суждения читателей касательно сих новых прелестных произведений.

Примечания:

Московский телеграф – литературно-критический журнал, издаваемый в Москве с 1825 г. по 24 номера в год. Издателем и редактором журнала был историк и писатель Н.А. Полевой (1796–1846).

Из письма С. П. Шевырева – М. П. Погодину. Январь 1827:

… Что Пушкин… Зачем Нулина выкинули.

Примечания:

С. П. Шевырев (1806–1864) – литератор, критик, филолог и историк, один из создателей и самых активных литературных сотрудников журнала «Московский вестник». Приведем здесь комментарий публикатора письма – М. А. Цявловского: «Отрывок из "Графа Нулина" был напечатан в № 4 "Московского вестника" за 1827 г., вышедшем в свет в феврале 1827 г. Судя по этой записке Шевырева, можно думать, что отрывок этот был намечен к напечатанию в каком-то из предыдущих номеров журнала» (ЛН, 688).

Из письма П. А. Плетнева – А. С. Пушкину от 27 августа 1827 г.

… «Графа Нулина» государь император изволил прочесть с большим удовольствием и отметить своеручно два места, кои его величество желает видеть измененными, а именно два стиха: «Порою с барином шалит» и «Коснуться хочет одеяла»; впрочем, прелестная пиеса сия позволяется напечатать.

Примечания:

Плетнев П.А. (1792–1865) – поэт, член Вольного общества любителей российской словесности, издатель ряда произведений А. С. Пушкина. Цит. по: Переписка А. С. Пушкина. Т. 2. М., 1982. С. 117.

А. П. Вульф. Дневник. 16 сентября 1827 г.

… Смешно рассказывал Пушкин, как в Москве цензурировали его «Графа Нулина»: нашли, что неблагопристойно его сиятельство видеть в халате! На вопрос сочинителя, как же одеть, предложили сюртук. Кофта барыни показалась тоже соблазнительною: просили, чтобы он дал ей хотя салоп.

Примечания:

Вульф А. Н. (1805–1881) – сын от первого брака соседки Пушкина по Михайловскому, владелицы села Тригорского П.А. Осиповой. Тесно общаясь с Пушкиным в декабре 1834 – январе 1825 г., он, вероятно, был одним из первых, кто познакомился с поэмой «Граф Нулин» еще до ее издания. Цит. по: Пушкин в воспоминаниях современников. Л., 1950. С. 325.

Сюртук – элемент мужской одежды, предназначенной, в то время, для официальных визитов. Салоп – верхняя теплая одежда, напоминающая широкий плащ. Вряд ли можно придумать более нелепую одежду для спальни.

Северная пчела. 1828. № 4. 10 января

Рассмотрение русских альманахов на 1828 г. Продолжение.

Воля ваша: я не имею ни духа, ни терпения разбирать все пиесы348, напечатанные в Альманахе, хотя уверен, что каждая из них дорога Автору. Скажу о главном, и начну маленькой диссертациею о большом предмете, а именно о нравственности. Что значит нравственное и что значит безнравственное сочинение? Нравственное сочинение есть то, где герой представлен в таком виде, что вызывает к себе омерзение, или где действующее лицо представлено в столь неприглядном виде, что ни один из читателей не хотел бы быть на его месте; наконец, где действующее лицо изображено таким, что вымышленное имя оного становится упреком, и каждый читатель, видя ничтожность или смешное положение сего лица, радуется, что он не похож на него, и вследствие того намеревается поступать так, чтоб и впредь не быть на него похожим.

Безнравственное сочинение, где под самыми благородными формами Автор скрывает пороки и, хотя избегает нескромных сцен и речей, но одними положениями своего героя в свете доказывает, что и порочный может избежать общего презрения и укрыться от наказания. Легковерный читатель или юноша видит одни розы на пути порока и думает, что в свете можно избежать шипов, т. е. избежать презренья и наказанья за дурное поведение.

Если смотреть на предметы с этой точки зрения, Граф Нулин, Повесть в стихах соч. А. С. Пушкина, есть Пиеса нравственная, в полном смысле слова. Граф Нулин изображен в таком виде, что ни один юноша не захочет быть на него похожим. Барич, воспитанный по моде, щеголь и фанфарон, едет за границу, проматывается, возвращается в отечество с кипою новых фраков, помады и духов, воображая, что он великий человек, мудрец. Он бранит свое Отечество, выхваливает одну Францию и в полноте своего невежества и глупости думает, что ему только следует открыться в любви, чтобы получить взаимное признание (когда я пишу сии строки, у меня так и мерещится перед глазами толпы Нулиных, в которых у нас нет недостатка). – На пути у Графа Нулина ломается экипаж; он заезжает в дом к помещику, который в это время на охоте, открывается в любви жене его, – и получает пощечину, за дерзость и самонадеянность. Это не повесть, а картина нравов. Жизнь помещика, дом его, охота и романтическая супруга описаны прелестно и с натуры. Быстрота в слоге, блеск в изображениях переменяющихся на сцене лиц и картин, веселость, легкость рассказа, плавность и гладкозвучие стихов поставляют сию пиесу в число первоклассных произведений поэзии… Ф. Б.

Примечания:

Северная пчела – политическая газета, издаваемая с 1825 г. три раза в неделю. Подпись Ф. Б. принадлежит издателю газеты – Ф. В. Булгарину (1789–1859), в газете которого А. С. Пушкин печатался в 1825 г.

…разбирать все пиесы – пьеса (пиеса) – здесь и в других рецензиях – небольшое поэтическое сочинение, по аналогии с французским piece – небольшое лирическое музыкальное произведение.

…можно избежать шипов – отсылка к немецкой поговорке: «Keine Rose ohne Dornen» – нет розы без шипов.

Барич – не только сын барина, но и «человек, привыкший жить праздно, роскошно» (Даль, I, 49).

Фанфарон – от фр. fanfaron – бахвал, хвастун, восходящего к ит. fanfara – медный духовой инструмент и трубный звук, возвещающий о начале празднества, торжества.

Московский телеграф. 1828. Ч. 1. No. 1.

Новые Книги Северные цветы на 1828 год.

СПб. В Тип. Деп. Нар. Просв. In 16, III, 314 и 107 стран.

… Из пятидесяти стихотворений, составляющих отдел поэзии, первою пьесою по предмету, где вдохновенная поэзия сливается с философическою идеею, и по выражению поэтическому кажется нам Последняя смерть, отрывок из поэмы Баратынского. Другая пьеса неменьшего достоинства: Ангел, соч. А. С. Пушкина. Небольшая, мило рассказанная Пушкиным, быль не быль, однакоже и не сказка. Граф Нулин и отрывок из трагедии: Борис Годунов, отрывок из поэмы Баратынского: Бальный вечер и стихи Вяземского: Море: вот, по нашему мнению, прекраснейшие из новых цветов русской поэзии…

Примечания:

Поскольку рецензия не подписана, то ее автором, видимо, следует считать редактора журнала Н. А. Полевого. «Второе место», отведенное произведениям А. С. Пушкина в этой рецензии (как и отсутствие сколько-нибудь заметного отклика на «Графа Нулина» через год, по выходе отдельной книги), можно объяснить двояко. Первое объяснение: в 1827 г. отношения между Пушкиным и Полевым если не испортились, то стали прохладными. Связано это с тем, что Пушкин практически перестал сотрудничать в «Московском телеграфе», отдавая предпочтение «Московскому вестнику» М. П. Погодина. Объяснение второе: у Н. А. Полевого раз и навсегда сложилось представление о «Графе Нулине», как о не стоящей серьезного внимания «забавной шутке» (ПолевойН., ПолевойК., 238).

Дамский журнал. 1828. № 2.

Об альманахах на 1828 год…

Ежели бы Северные цветы как-нибудь и пострадали от северных морозов; то наше красное солнышко оживотворило их: Пушкин явился в сем Альманахе и своею особою, и с своими стихами – в портрете, чрезвычайно сходном, и с Поэмою, чрезвычайно забавною – но только для мущины (не говоря о других стихотворениях сего благотворного светила нашей поэзии). Эта поэма – Граф Нулин – довольно.

Примечания:

Дамский журнал – литературный журнал, издаваемый в Москве с 1823 г. по 24 номера в год. Издатель журнала и наиболее вероятный автор рецензии – князь П. И. Шаликов (1768–1852) – журналист, переводчик Шатобриана и литератор «карамзинско-сентиментального» направления. Его издательский вкус («нежная чувствительность, сопряженная с моралью»), поэтическое творчество и бытовые привычки – предмет постоянных насмешек в литературной среде первой трети XIX в.

…наше красное солнышко – использование данного оборота по отношению к Пушкину должно подчеркнуть уникальность его поэтического дара, возвышающего его над всеми другими литераторами. Ср. русские пословицы: «Взойдет красно солнце – прощай ясный месяц!»; «Одно красно солнце на небе, один царь на Руси»; «И красно солнышко на всех не угождает» и др.

… Поэмою, чрезвычайно забавною – но только для мущины – критик отсылает читателя к строкам из поэмы «Граф Нулин»: «Неужто вправду я влюблен? / Что если можно?.. вот забавно; Однако ж это было б славно; / Я, кажется, хозяйке мил…»

Московский вестник. 1828. Ч. 7. № 1–4.

Критика. Северные цветы на 1828 год.

С.-Петерб. В типогр. Департ. народного просвещения. 1827. IV 314. 107.

Стихотворная часть сего Альманаха, за исключением имен Пушкина и немногих других, окажется не столь богатою, как прежние. Лучшие наперечет: Нулин, Череп, Отрывок из Бориса, Море, Ангел, Отрывок из Бального вечера… Нулин доказывает, что мастер Поэт и шутит поэтически. Предмет его картины не важен, но какая зрелая и легкая кисть! Какой верный глаз, зорко уловляющий малейшие подробности в описании. Строгие аристархи спрашивают о нравственной цели в этой пиэсе. Вот она, если им того хочется: нескромные желания людей – худо награждаются!

Примечания:

Московский вестник – литературный журнал, выходивший раз в две недели с 1827 г. Большинство авторов журнала (Д.В. Веневитинов, И.В. Кириевский, С.П. Шевырев и др.) ориентировались в тот период на эстетику немецкого романтизма. Редактор журнала и наиболее вероятный автор рецензии – М.П. Погодин (1800–1875) (Потапова, 199–201).

Аристархи – Аристарх из Самофракии – комментатор и издатель Гомера, Гесиода и других античных авторов. Жил в Александрии, во второй половине II века нашей эры. В дальнейшем его имя стало нарицательным, при обозначении безжалостного критика.

… спрашивают о нравственной цели в этой пиэсе – см. приведенное выше рассуждение о нравственности из «Северной пчелы».

Письмо П. А. Катенина А. С. Пушкину от 27 марта 1828 г.

… Я читал недавно третью часть «Онегина» и «Графа Нулина»: оба прелестны, хотя без сомнения, «Онегин» выше достоинством.

Примечания:

Катенин П.А. (1792–1853) – полковник в отставке, поэт, переводчик, драматург. Цит по: Переписка А. С. Пушкина. Т. 2. М., 1982. С. 219.

Вестник Европы. 1828. № 22

Литературные опасения за будущий год. (Окончание)

… Все наши доморощенные стиходеи, стяжавшие себе лубочный диплом на имя поэтов дюжиною звонких и богато обрифмованных строчек, помещенных в Альманахах и расхваленных Журналами, загудели a la Byron

 
Затянули молодцы: кто в лес, кто по дрова
И у кого что силы стало!
 

… Все их герои суть или ожесточенные изверги; или заматеревшие в бездельничествах повесы. Главнейшими из причин, приводящих в движение весь пиитический машинизм их, обыкновенно бывает пунш, аи, бордо, дамские ножки, будуарное удальство. Самую любимую сцену составляют Муромские леса, подвижные бессарабские наметы, магическое уединение овинов и бань, спальные закоулки и фермопилы… Коротко сказать – главный и почти единственный фонд, безжалостно изживаемый нашими Байронистами, составляет все, что можно выдумать самого чудовищного, отвратительного и грязного – все изгарины и поддонки Природы.

… Как для гения не должно существовать никакой узды, никаких мерил, никакого правила действования?… Все явления жизни имеют для него равную цену? Удивительно ли после того, что мастерское изображение влюбленного кота, в пылу неистового воспылания страсти цап-царапающего свою любимицу, могло составить занимательную эпизодическую картину в одном из пресловутейших пиитических наших произведений? – и между тем виновата опять матушка природа!.. «Мы соревнуем Природе!» вопиют удалые: «Природа – единственный образец наш!» – Нет, милостивые государи! Вы не соревнуете природе, а ее передразниваете…

Примечания:

Вестник Европы – литературно-политический журнал, основанный Н.М. Карамзиным в 1802 г. В рассматриваемый период его редактором был историк и литературный критик М.Т. Каченовский (1775–1842), ярый сторонник классицизма в литературе, чем, в частности, объясняется пафос этой и других статей, посвященных творчеству А. С. Пушкина и его единомышленников. Автор рецензии – молодой и пытавшийся самоутвердиться в литературе критик Н.И. Надеждин (1804–1856), в то время – апологет философии Шеллинга и эстетического направления, отстаиваемого Каченовским, а также журналом М. Г. Павлова «Атеней».

Статья построена на диалоге двух персонажей: поклонника рмантической поэзии Тленского и «экс-студента» Никодима Надоумко, представлявшего alter ego автора. Публикуемые здесь слова вложены в уста Никодима Надоумко. Это первый критический отзыв Надеждина о поэме «Граф Нулин», полный намеков, но пока еще не прямых инвектив.

…стяжавшие лубочный диплом – «стяжать» – приобретать. «Лубочный диплом» можно трактовать двояко. С одной стороны – это отсылка к лубочным картинам, то есть народным картинкам с незамысловатым сюжетом и в безыскусном оформлении. В этом смысле «лубочный» означает – самодельный, невзаправдашний. С другой стороны – одно из значений слова «лубочный» означает «бесстыжий» и «бессмысленный» (Даль. II, 270).

Затянули молодцы – цитата из басни И.А. Крылова (1769–1844) «Музыканты».

… пиитический машинизм – поэтический механизм.

… пунш, аи, бордо… – пунш – напиток на основе рома, виски или коньяка с использованием сахара, лимонного сока и фруктов. Аи – сорт шампанского. Бордо – сухое вино из одноименной французской провинции. Упоминание двух последних напитков – явная отсылка к XLVI строфе четвертой главы «Евгения Онегина», полностью посвященной сопоставлению аи и бордо.