Текст книги "Записки заключенного"
Автор книги: Василий Винный
Жанр: Приключения: прочее, Приключения
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)
Глава XXXIV
Библио за колючкой
Анекдот, с которым согласится каждый зек: «Александр, вы такой начитанный, вы случайно не сидели?»
Книги – неотъемлемая часть человека. И их уровень зависит от степени развития личности. Зона – это возможность, благодаря чтению, хорошенько себя «прокачать» в образовательном и культурном планах. Не знаю, насколько возможно перейти на качественно новую ступень развития, но улучшить то, что уже есть, – реально.
Читают все!
Чтение в зоне было популярнее телевизора и даже игр. Читали практически все и всё. Библиотека в колонии, следует отдать должное, была неплохой. Иногда там попадались очень интересные книги, хотя хватало и средненького советского…
Практически все серьезно читающие заключенные «загоняли» (просили прислать или как-то сами протаскивали) в зону книги. Естественно, прочитав и передав знакомым, они, если книги не терялись где-то на руках, несли их в библиотеку. Потом их читал библиотекарь и решал, выкладывать книги для общего доступа или же только для "своих".
Я был в хороших отношениях со всеми библиотекарями, и поэтому у меня собралась целая сумка интересных, современных (и не очень) книг по абсолютно разным тематикам: от лингвистики до магии и философии. Кроме того, я «загонял» книги из собственной библиотеки. Поэтому многие зеки шли не в библиотеку, а сразу ко мне. Некоторые издания не возвращались, но я тоже не спешил отдавать интересные книги хозяевам в надежде на то, что те о них забудут. В итоге, я пришел к выводу, что нужно записывать, кому я давал чтиво, и у кого его брал.
Рассказывали, что один из кандидатов, вроде, Козулин, «загнал» очень хорошую библиотеку в зону, но, к сожалению, в первый отряд, где сидел сам (отряд хозобслуги, всегда немного отделеный от других). Конечно, зеки протоптали и туда дорогу, но это было связано с большими трудностями.
Немного сала книгам не повредит…
Несмотря на всеобщую любовь, многие смотрели на книги легко. В основном, это были мужики попроще, предпочитавшие Донцову или любовные романы. Они не понимали пиетета, с которым относились к книгам зеки, любящие серьезную литературу. Беря издания в библиотеке, можно было увидеть на них следы от кружек с чаем или ножа и жирные пятна от сала и колбасы. Становилось понятно, что для некоторых книги – это не источник мудрости человеческой, а предмет быта, такой, например, как доска для резки или крышечка для кружки. Причем Донцовой не накрывали, а брали для этих целей более серьезную литературу, которую не понимали.
Это была еще одна причина, по которой мы старались не отдавать книги в библиотеку: знали, – велика вероятность того, что их могут "убить".
Сермяжный философ
Почему они поступали так с научно-популярными, философскими книгами и изданиями по психологии? Скорее всего, по той же причине, по которой «недалекие» люди не могут спокойно воспринимать то, что им непонятно, и потому же, почему многие пытаются заниматься вещами, в которых абсолютно ничего не смыслят.
В обоих случаях человек хочет завладеть непонятным, чтобы стать его хозяином, но, не сумев вникнув в суть, уничтожает, чтобы хоть таким примитивным способом доказать свою силу.
Когда резали сало на трудных для себя книгах, то и не скрывали своего неприятия их смысла. Однако писать на темы, в которых абсолютно не разбираешься, – это нечто другое, это желание «подмять под себя» проблему, не изучив ее основ, и показать, что поверхностного знания вполне достаточно для освоения глубин.
Я в зоне знал человека, который перечитав Ошо, Кастанеду и прочую популярно-сложную литературу решил, что овладел знанием, и написал книгу по философии.
Ну, как написал… Писать он мог только с ошибками, поскольку окончил девять классов, и то плохо. А то, что он мог и хотел сказать миру, не тянуло на интеллектуальные откровения даже местечкового характера. Но он очень долго отсидел, много прочитал, что-то у него в голове щелкнуло, и Витя (назовем его так) выдал написанную с ошибками компиляцию из цитат Ошо и прочих популяризаторов философии за авторский текст. Несмотря на то, что он относился к своему произведению с нежностью и в лагере его просматривали несколько человек, Витя успел отправить книгу в какое-то издательство и на полном серьезе собирался после освобождения добиться публикации своего бессмертного опуса. У меня язык не повернулся сказать, что этого делать не следует. И ни у кого не повернулся…
Поделись Кантом с ближним своим
Были парни, которые не стремились писать, но очень хотели читать что-то умное. Однажды, когда я очень медленно и с уважением читал Иммануила Канта, к нам в спальню зашел молодой парень и попросил на пару недель почитать великого философа.
Усомнившись, я напомнил о том, что у него были проблемы с окончанием средней школы. Но он ответил, что прочел уже пару книг по психологии и не видет особых трудностей в постижении классической немецкой философии.
Несколько раз, заходя к нему в спальню, я видел, как этот парнишка спит в обнимку с Кантом. А через неделю хлопец вернул мне книгу со словами, что Иммануил писал всякую непонятную ересь. Я спросил, а сколько же он прочитал, чтобы прийти к столь замечательному выводу? И он на полном серьезе ответил: много! Только через десять минут допроса с пристрастием выяснилось, что прочел он десять страниц, из которых ничего не понял.
Потом я слышал от нескольких человек, что Витя рассказывал: прочел Канта, но ничего сверхординарного в нем не нашел!
Маркиз де'Верталет
Попалась мне книга Маркиза де Сада, которую читали, в основном, как эротическое произведение. Она ходила по рукам именно у читающей «элиты» нашей зоны.
Я тоже отметил ее прекрасное сексуальное содержание. Но в книге была, как мне показалось, еще одна мысль, которую Маркиз обыгрывал именно на противопоставлении жесткому эротическому контексту. Это были проходящие красной нитью через все произведение разговоры о Боге, и прочие теософские размышления – основа многих теорий миропонимания времен де Сада.
Находясь под впечатлением от прочитанного и своих открытий, я дал книгу Толе Вертолету… Он прочел.
Естественно, никаких рассуждений о Боге Вертолет не заметил, но зато в разговоре с нашими общими знакомыми рассказал, что я дал ему книгу про гомосексуалистов, где все занимаются нездоровыми видами секса. После этого случая я зарекся давать ему вообще какие-либо книги.
Побывав в зоне, я пришел к выводу: никто из книголюбов, сколько бы они ни читали, не смог выйти за те рамки мышления, в которых жил, и к которым привык. Все книги, которые они встречали, ложились в фундамент их мировоззрения, укрепляя и расширяя его, но не изменяя. Видимо, для пересмотра своих взглядов нужен был серьезный «плацдарм», опираясь на который, книги смогли бы укрепить и завершить процесс духовного совершенствования человека. И этот «плацдарм» – внутреннее желание меняться. Желание, к сожалению, отсутствующие у многих людей…
Глава XXXV
Любовная лихорадка
Многие зеки, от нечего делать, любят модифицировать свои тела всеми доступными способами. В основном, все улучшения касаются одного органа, зато подходят к ним с выдумкой и азартом.
"Капли", «штанги», "шары", «шпалы» – разнообразны формы и размеры имплантатов, которые заключенные готовы себе устанавливать, надеясь, таким образом, стать более успешными любовниками. А ведь многим сидеть после подобных операций еще не один год, а некоторым и не одно десятилетие и смысл этих занятий в данном случае не совсем понятен. Единственное объяснение – это известная пословица, которую можно перефразировать так: когда заключенному делать нечего, он себе имплантат вставляет.
За любовь пострадал
Насколько я знаю, тяга к совершенствованию себя, как любовника, при помощи различных инородных вставок была распространена и в советских зонах. Среди зеков бытует поверье, что при помощи нехитрых дополнений они смогут доводить своих дам до экстаза: мол, каждый раз задействуются новые нервные окончания (поскольку имплантат подвижен) и мужчина, почти не напрягаясь, сможет выглядеть в глазах своей женщины Казановой. У меня есть знакомый, который еще в восьмидесятые в зоне поставил себе две «капли», сейчас ему за пятьдесят, и он уверен, что эти дополнения очень сильно помогали ему на любовном фронте.
Все эти примочки обычно ставились безо всякой анестезии, поэтому некоторые из ловеласов падали в обморок.
Хотя операция по вживлению «шаров», "штанг" и прочего была непродолжительной, подготовка к ней занимала долгое время.
Для начала нужно было найти подходящий по размеру кусок прозрачного пластика (самым лучшим вариантом была зубная щётка), оргстекла или обычного стекла (в этом случае время обработки увеличивалось в несколько раз). Затем этому куску предавали форму. Здесь выбор был небольшим: либо «шар», либо «шпала» или «штанга». Название девайса объясняет форму – это продолговатая палочка с шариками на концах либо «капля». После того, как заключённый определялся с тем, что он хочет, начинался процесс изготовления. Заключался он в постоянной шлифовке изделия: сначала грубой наждачкой придавали форму, а потом все более мелкими абразивами доводили до совершенства. Последними этапами были: полировка тканью и ношение в течение нескольких дней во рту.
Полировка языком убирала самые мелкие шероховатости, к которым могло прирасти мясо после того, как имплантат установят. Бывало, что девайс врастал, тогда его удаляли. Это была вообще секундная операция: просто оттягивалась кожа и слегка разрезалась.
И вот, после многодневной шлифовки заготовка полностью сделана и прекрасно отполирована. Наступает день Х.
Специально для этого случая готовится пробойник: остро заточенная зубная щётка либо ложка из нержавеющей стали. Все инструменты, по возможности, дезинфицируются. Клиент оттягивает себе кожу, второй зек приставляет к ней пробойник и резким ударом по нему каблуком ботинка или каким-нибудь другим тяжёлым предметом старается с одного раза сделать дырку в коже. Потом в отверстие вставляют имплантат, присыпают фурацилином и на несколько дней забинтовывают. Пока рана заживает, заключенный периодически крутит под кожей свежеприобретенный девайс, чтобы он не врос и свободно "ходил".
В принципе, все. Процедура достаточно болезненная и кровавая, но не смертельная. Её вполне можно вытерпеть, тем более, что делается это ради любви.
Любовь не знает границ
В своём стремлении стать прекрасными любовниками некоторые зеки доходили до абсурда: они «совершенствовали» себя, пока было куда «совершенствовать». То, что у них в итоге получалось, в шутку называли «кукурузным початком» из-за схожести со злаковым. Помню, ещё в тюрьме один пожилой строгач (зек, отсидевший более одного срока) рассказывал, как во время второй ходки, наслушавшись других заключённых, загнал себе двенадцать «шаров». Очень хотел обрадовать жену. Супруга юмор не оценила. Более того, после его страстной попытки продемонстрировать свои умения жена с криком выпрыгнула из постели и умчалась жить к маме, откуда позвонила и сказала, что не вернётся, пока супруг не сделает все, как было. И, насколько я помню, этот строгач рассказывал, что он даже что-то слегка травмировал жене.
На этой почве у многих заключённых возникала проблема непонимания с девушками. Сидя подолгу без женщин, они забывали, что тем на самом деле нужно, и пытались сделать из себя прекрасных любовников так, как понимали это они своими простыми и суровыми мозгами. Реальность же абсолютно не оправдывала их ожидания, поэтому на свободе приходилось удалять большую часть своих "улучшений".
Не совсем по масти
В нашей зоне открытым стоял вопрос о том, кто должен пробивать кожу зекам, желающим себя улучшить.
С одной стороны, в этом занятии нет ничего стремного (постыдного, страшного, того, что может перевести в касту «опущенных»), ведь человек ни до чего руками не дотрагивается, а, наоборот, помогает страждущим.
Но, с другой стороны, даже не дотрагиваясь руками, пусть и через пробойник, но все же это достаточно близкий добровольный контакт. У заключенных складывалось подспудное ощущение чего-то нездорового в этом занятии, поэтому у нас в отряде с человеком, который пробивал в коже дырки для шаров, серьёзные зеки старались близко не общаться.
Вообще, подобные операции могли нанести огромный вред социальному положению заключённого. Они были довольно специфическими, и проводить их нужно было аккуратно, ведь рисковали, как одна, так и другая сторона. Помню, мне рассказывали случай про парня, который вставил себе недополированный шар. Тот начал врастать, болеть и опухать. Ну, парень быстренько вырезал себе девайс, обмыл с мылом и закинул в рот, чтобы за день-два дополировать его до нужной кондиции. Естественно, это увидели другие заключенные и сделали бедолагу «опущенным» (низшая каста в тюремном обществе).
Опережая время
И вот что удивительно: операция, которая стоит в зоне пару пачек сигарет и немного чая, и которую зеки делают практически на коленке со времён Советского Союза, причём, на всей территории постсоветского пространства, операция, на которую пойдет далеко не каждый заключенный, сейчас стала очень популярна на свободе!
Разные проколы, пирсинги, вставки – все это делается в профессиональных салонах и стоит больших денег.
Но если зеков, дуреющих от нехватки женского тепла, понять еще можно, – на мой взгляд, это своеобразная сублимация, то для чего занимаются люди подобным на свободе, – ни я, ни многие мои знакомые в зоне не понимали.
Глава XXXVI
К вопросу о "мастях"
Нигде я не видел такого количества татуированных людей, как в зоне. Причем, в отличие от свободы, где люди предпочитают цветные рисунки, зеки, в основном, «забивали» себя в одном тоне.
В зоне человек без татуировок – большая редкость. Многие, заехав в колонию с чистой кожей, в течение срока «синятся» (делают татуировки), некоторые же «забиваются» (то же самое, что и "синятся") с ног до головы. О таких людях в лагерях говорят: "синий, как изолента".
Чернила ничто. «Жженка» – все!
Выбор материала для татуировки скуден, точнее, его практически нет – «бьют», в основном, чернилами из гелиевых ручек, поэтому, например, в СИЗО они запрещены. Прекрасным вариантом считается канцелярская тушь. Шариковые ручки не подходят, поскольку в них паста, а не чернила, где нет самого главного ингредиента – жженой резины, она-то и придает цвет, стойкость, насыщенность и прочие характеристики, необходимые для качественной татуировки. Поэтому, в идеале, для лучшего результата желательно использовать жженую резину безо всяких примесей. Вот зеки и делают так называемую «жженку», которую и загоняют себе под кожу.
Как рассказывал мне один мастибоец (татуировщик): "Тут все дело в концентрации – «жженка» оставляет более жирный след, и если чернилами мне нужно сделать пять точек, то здесь достаточно поставить одну".
Про «жженку» ходило много легенд, самая стойкая, из которых гласила, что в нее добавляют мочу. Естественно, это было неправдой. В краске всего два ингредиента: горячая вода и паленая резина. Готовилась она относительно незамысловато, но и здесь нужен был опыт.
Сначала искали подходящий материал. Лучше всего подходила резина от покрышек, камер или каблуков положняковых (тех, которые выдают зекам бесплатно, положенных) ботинок старого образца. Именно старого, поскольку новые делали из какого-то пористого материала, который, сгорая, становился твердым как пластмасса.
Резину поджигали, и она капала в банку, которую потом заливали горячей водой и размешивали ложкой до состояния кашицы. Здесь главное было угадать с количеством воды.
Затем один из заключенных натягивал простынь, сложенную в два-три раза, а второй выкладывал на нее полученную массу и растирал ложкой. Снизу уже выходила готовая «жженка», напоминающая по консистенции пюре.
Татуировки, сделанные «жженкой», были темными, насыщенными и не блек, а тушь или чернила грешили тем, что, со временем, рисунок слегка выцветал. Поэтому зеки старались найти подходящую резину заранее, бывали моменты, когда желающий «набить» себе что-нибудь, срезал каблуки на обуви своих соседей по отряду.
Они устали…
Многие любят оставлять на себе на «вечную память» разные умные цитаты на неизвестных языках. Зеки не исключение, но с некоторой поправкой на местность. Так, среди заключенных была очень популярна надпись на английском «Sinful», что переводится, как «грешный». Кроме этого, некоторые делали татуировку на шее, изображающую линию, и надпись к ней: «Режь по линии». Правда, здесь арестантское сообщество делилось на тех, кто носил такую надпись, и тех, кто над этими людьми откровенно стебался. Вторых, слава Богу, было большинство. Рассказывали про зеков, которые «били» себе на веках: «не будить!». Кто-то даже выбривал затылок, на котором рисовал мишень и призыв, чтобы охрана стреляла туда.
Но самой популярной, просто хитом из всех надписей была татуировка, сделанная на подъемах обеих стоп. На первом писали "они устали", а на втором: "топтать зону". Я за свой срок перевидал много "уставших топтать зону". Бывало, общаешься с человеком, вроде, толковый, не дурак, а как наденет тапки, – там надпись: "они устали…" и т. д… И сразу становится как-то грустно.
Но, помню, мне рассказывали случай, который, якобы, случился в одной из зон. Сидел там безграмотный цыган, вообще не умевший ни читать, ни писать. И захотел он увековечить свои тюремные страдания, для чего пошёл к мастибойцу и попросил того сделать тату "они устали топтать зону", но так, "чтобы красиво было".
Татуировщик был с юмором, поэтому «набил» цыгану: "Яны устали хадзиць у школу" и отправил клиента в народ. Потом цыган долго умолял мастибойца переделать татуировку, но стал ли тот исправлять надпись, я не знаю.
Не все коню масть
Типы татуировок четко разделены. Есть обычные рисунки, которые «бьют», кому угодно, кроме «опущенных», естественно, а есть масти, которые нужно заслужить.
Мастью в зоне называют не только касту, к которой принадлежит зек, но и особые татуировки, иногда показывающие весь жизненный путь арестанта. Масти – своеобразный паспорт в тюремном мире. Особенно они были нужны во времена СССР, когда лагеря были раскинуты по огромной территории Союза. Так, встречаясь во время этапа, зеки могли сразу определить, кто перед ними: вор, блатной, мужик или какая-нибудь «нечисть», и какой образ жизни человек выбрал, – тихо сидеть, ожидая окончания срока, или же постоянную борьбу против ненавистных милиционеров.
Каждый серьезный этап в судьбе зека отражается в какой-либо татуировке, многие масти достаются действительно кровью и страданием, за многие же приходится отдавать годы жизни. Поэтому к вопросу "набивания мастей" заключенные относятся очень серьезно.
Мой знакомый мастибоец рассказывал, что ни в коем случае не будет бить масти, например, «коню» (слуге в зоне). Обычную художественную татуировку – пожалуйста, только плати, а масть нет!
"Татуировщик несет ответственность за то, что «набил», не меньшую, чем его клиент, поэтому должен знать, что и кому рисует", – рассказывал он.
По словам Саши, назовем мастера так, когда он только начал «бить» татуировки в зоне, то усиленно изучал масти и их значения, но, со временем, в этом отпала необходимость, поскольку постепенно все в зоне перепуталось и зеки начали «набивать» себе масти просто так.
Оскалы, волки, черепа, перстни, аббревиатуры, церкви с куполами и многие другие татуировки, показывающие не только принадлежность к арестантскому миру, но к его элите, начали наносить себе все подряд. В зоны прямо со свободы стала заезжать молодежь, «забитая» мастями под завязку. Естественно, в такой ситуации начала возникать путаница.
Например, у нас в колонии, как, в принципе, и в СИЗО, сидело очень много людей с так называемыми "отрицаловскими звездами". Одно из толкований этой татуировки гласит: "Звезды разнообразных форм являются отличительными знаками преступников высоких рангов ("отрицал", паханов, авторитетов, воров в законе)". Звезды «бьются» спереди под ключицами и на коленях, где они обозначают, что владелец ни перед кем не прогнется.
Ни одного человека, которого можно было бы отнести к авторитетам преступного мира с набитыми "отрицаловскими звездами", я не встретил. Зато были среди них несколько завхозов и много стукачей.
Над грозными аббревиатурами, которые «колят» себе зеки, милиция откровенно смеется. Так, ЛХВС, в которой довольно грубо говорится о милиционерах, сами зеки переиначили и стали расшифровывать так: "люблю халву, варенье, сало". Они это сделали, чтобы милиция не била, когда увидит гордо «наколотую» аббревиатуру на руке у заключенного. Помню, как на одном из обысков охранник увидел у парня эту татуировку и издевательски спросил: "Что, любишь халву, варенье, сало?" Заключенный обрадовался, что смог обмануть контролера и, счастливый, подтвердил, что очень любит. Он даже не заметил издевки в глазах у обыскивающего. Наблюдавший вместе со мной эту картину старый зек заметил сквозь зубы: "Зачем «бить» то, за что не сможешь ответить?! Лучше бы «кололи» себе красивых птичек".
Забвение обозначения «мастей» и ответа за них – вопрос болезненный для заключенных, поскольку так рушится один из основных столпов, на котором держался воровской мир. Это все равно, как если бы в армии любой солдат вешал на себя медали и носил погоны те, которые захотел. И здесь, конечно, огромную роль сыграла милиция, во-первых, разделив зоны по режимам содержания (первоходов посадили отдельно от строгачей), чем нарушила преемственность поколений. А во-вторых, подсаживая в камеры к зекам, попавшим за решетку впервые, «своих» строгачей, которые, вроде, и рассказывают о жизни в зоне, но так, как это нужно именно милиционерам.
Люди-изоленты
Ещё, как мне кажется, немаловажным фактором пренебрежения мастями стало время: техника художественной татуировки шагнула далеко вперёд и люди хотят, в первую очередь, выглядеть красиво. Поэтому некоторые стараются раздобыть разных чернил, чтобы сделать цветную татуировку, а кое-кто высматривает интересные рисунки в журналах, которые потом просит повторить на своём теле. Конечно, в основном, это синие, если повезёт, то чёрные рисунки, но даже в одном цвете хороший мастер может сделать шедевр.
Как мне рассказывали сильно «забитые» зеки, когда делаешь первую татуировку, а за ней вторую, то потом тяжело остановиться.
Несмотря на то, что милиция за это сажает в ШИЗО (штрафной изолятор), несмотря на риск чем-нибудь заразиться (конечно, «кольщики» стараются дезинфицировать инструмент, но это происходит на очень любительском уровне), несмотря на то, что тату не дешевое удовольствие даже в зоне, – многие зеки ухитряются «забить» своё тело рисунками с ног до головы. И, в основном, от этих татуировок за километр «тянет» зоной, что бы на них ни было изображено. Но в лагере об этом не думаешь, а просто делаешь.
И вот выходят люди-изоленты, осматриваются, и либо идут в салоны переделывать свои рисунки, либо стесняются ходить в майке даже в жару, либо спокойно воспринимают свои художества и продолжают жить дальше. Ведь татуировка – это в первую очередь состояние души, а она у всех разная.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
