Текст книги "Записки заключенного"
Автор книги: Василий Винный
Жанр: Приключения: прочее, Приключения
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)
Глава XLVI
"Запретная" тема
В зонах запрещают многое. Причем, несмотря на то, что все исправительные учреждения находятся в одной системе, списки «запретов» в колониях разнятся.
Собираясь переезжать в другую зону, тюрьму или «химию», заключенный всегда пытается узнать, чем можно пользоваться на новом месте, а чем нельзя. Это абсолютно не означает, что зек собирается оставить или выкинуть запрещенные вещи, это означает лишь то, что он попытается их спрятать получше. При переезде зека могут обыскивать по несколько раз, но, сделав тайники, он будет во время обысков использовать все свое обаяние и красноречие, чтобы отвлечь милиционеров и немного притупить их бдительность.
Кто ищет, тот всегда найдет
Когда я ехал на «химию» (исправительное учреждение открытого типа, практически – полусвобода), из зоны, где отсидел несколько лет, меня обыскали три раза. Первый и самый лёгкий «шмон» (обыск на тюремном жаргоне) провели зоновские милиционеры. Поскольку они знали меня довольно долго и помнили, что я еду почти на свободу, то слегка осмотрели мои вещи, поговорили со мной, пожелали удачи и оставили ждать конвойных, которые должны были отвезти меня в СИЗО.
Потом приехали конвоиры и провели второй обыск. Поскольку со мной они были абсолютно не знакомы, то «шмонали» тщательно, полностью перевернув мои вещи, раздев догола и заставив приседать. Не обнаружив никаких «запретов» (запрещенных вещей), мне разрешили одеться, посоветовав не сильно складывать вещи, поскольку в СИЗО меня будут обыскивать еще раз.
В СИЗО меня «шмонали» так, будто местные милиционеры не доверяли не только мне, но и своим коллегам. Все мои пожитки вывернули наизнанку, прощупали везде швы, заглянули во все щели и, наконец, найдя щипчики для ногтей, которыми я официально пользовался весь срок, и еще какую-то бытовую мелочь, сказали, что это «запрет», отобрали и выкинули.
Вообще, зека «шмонают» в каждом перевалочном пункте, причем, так, будто до этого его никто не обыскивал, и поэтому опытные заключенные во время переезда не складывают вещи: все равно бесполезно.
Куда бы ни приехал зек, местная милиция всегда отыщет что-то запрещенное. А найдя, старается это отобрать и выбросить, поскольку всем лень заморачиваться и оформлять вещи на склад. Я говорю не о таких «запретах», как мобильники, оружие или наркотики, а об абсолютно невинных бытовых предметах. У одного моего знакомого при переезде из зоны на «химию» отобрали и выкинули очки, поскольку он не взял справку в санчасти о том, что близорук. У него даже мысли не возникло, что подобная бумага может понадобиться, ведь он весь срок отходил в этих очках, и никогда ни у кого не было вопросов по их поводу. А сейчас милиционерам из СИЗО они показались грозным оружием!
Нитки, иголки, ножницы, цветные ручки, пена для бритья – вот не полный список предметов, запрещенных в СИЗО, но которыми можно было спокойно пользоваться в зоне. И все это приходилось либо хорошо прятать, либо оставлять при переезде из одной колонии в другую, потому что в пути эти вещи все равно были бы отобраны, несмотря на то, что и в одном, и в другом лагере они были разрешены. Поэтому можно сказать, что у всех зеков были запрещенные предметы, главное, – хорошо поискать.
«Шмон» – это немного «фарта»
Когда зека обыскивают, он всегда надеется на удачу или «фарт», как её называют. Ведь прекрасно подвешенный язык – это не панацея, а всего лишь инструмент способный немного увеличить везение.
Но бывают случаи, когда приходится рассчитывать только на удачу, поскольку лично при таком «шмоне» заключенный присутствовать не может. Например, когда обыскивают помещение: спальню в зоне или камеру в СИЗО, или же комнату на "химии".
По закону во время обыска в помещении должен присутствовать кто-нибудь из зеков, который, если милиция найдёт «запрет», сможет подтвердить, что его не подкинули, – это с одной стороны. А, с другой, указать обыскивающим, на чьем спальном месте они нашли запрещенный предмет. Если у зеков есть выбор, то они всегда стараются оставить человека который сможет интересными историями немного ослабить бдительность администрации. Ему даже могут специально указать тайники, от которых он должен отвлекать внимание любой ценой.
Остальные заключенные, если есть такая возможность, стараются подсмотреть за тем, как идёт обыск.
Мой знакомый рассказывал, как поставил две бутылки с брагой в сумке прямо у себя под нарой. Поскольку в «кешарке» (комнате, где хранят сумки или «кешара», другим словом) был ремонт, зеки держали свои баулы под кроватями. На бутылки он нацепил по презервативу, которые уже прилично надулись и не давали закрыть замок, поэтому знакомый просто накрыл их полотенцем. Полотенце сразу же предательски уперлось в нару. И тут в сектор "пришел шмон".
Всех выгнали в коридор и моему знакомому (назовём его Саша) пришлось с замиранием сердца смотреть в дверную щель, как обыскивают его спальню.
Сначала к нему в хаток (две нары, проход между ними и тумбочка) зашла одна группа контролёров. Они перевернули вверх дном тумбочку, пораскидали тетради, но нары и сумки под ними не тронули. "Получается, что хаток и не обыскивали, раз нары застелены", – вспоминает Саша. Потом туда пошла вторая «стайка» контролёров, которые конкретно нацелились «прошмонать» спальные места. Тут мой знакомый и обмер. Контролёры медленно приближались к хатку. "Делать нечего, я приготовился к тому, что меня посадят на полгода в БУР (барак усиленного режима), и побежал искать «торпеды», – вспоминает Саша.
Когда он вернулся, готовый понести справедливое наказание за брагу, оказалось, что контролёры перевернули матрас, разбросав постельное белье, а под нару даже не заглянули.
Так, под носом у милиционеров во время обыска и простояли две бутылки с алкоголем в открытой сумке. Это был «фарт» в чистом виде.
Чем лучше работают опера, тем слабее обыски
Я заселялся в свой отряд как раз после очередного обыска. Когда зашёл в барак, у меня сложилось ощущение, будто здание пережило серьёзный бой: напольные листы ДСП были оторваны и поломаны («взорваны», – говорили зеки, и этот термин подходил, как нельзя, лучше), нары сдвинуты к середине спален, вещи свалены в кучи или разбросаны по коридорам. Во время того обыска, только в одном из тайников нашли тринадцать(!) мобильных телефонов.
"Шмоны" проходили подобным образом еще некоторое время, а потом начали ослабевать: полы уже не «взрывали», нары почти не передвигались, вещи раскидывали, но гораздо меньше.
Плановые обыски в секторах проводили примерно раз в полгода: один – в середине лета, второй – перед Новым годом. Хотя эти «шмоны» должны были происходить неожиданно, многие зеки знали о них заранее, поскольку всех завхозов и бригадиров предупреждали милиционеры. Те, в свою очередь, рассказывали о приближающейся беде своим знакомым, а те – своим. В итоге, к обыску все были готовы. Да если бы никто и не предупреждал, ничего бы не изменилось, – эти «шмоны» проводили каждый год, примерно в одно и то же время…
В день "большого шмона" (как называли его мужики) после утренней проверки зеков не распускали, как обычно, а заставляли стоять и ждать. Потом во все «локалки» заходили милиционеры, сначала обыскивали заключённых, а потом шли в здание, где проводили около двух-трех часов. Все это время народ топтался на улице, волнуясь и ожидая окончания «шмона», а зимой еще и замерзая. В здании же из заключенных оставались только завхозы.
Так вот, если вначале, когда я приехал в зону, милиционеры обыскивали помещения все то время, которое там находились, то под конец моего срока они просто три часа слонялись из угла в угол, поскольку «шмон» должен длиться определённое время.
Дело в том, что кроме небольшого количества самодельных ножиков, пригодных только для нарезки продуктов, и «мурзилок» (самодельных журналов эротического содержания), ничего запрещенного у зеков не осталось. За свой срок я видел, как администрация не спеша отбила все желание у заключенных связываться с «запретами». Оперативники создали прекрасную сеть из стукачей и провокаторов, которые своей деятельностью поддерживали у зеков недоверие друг к другу. Кроме этого, в зоне повесили таксофоны, и от мобильников постепенно отказались. Когда же я освобождался, многие зеки избавлялись и от самодельных ножей (неизменного атрибута тюремного хозяйства), поскольку гораздо легче было взять нож официально, чем прятать от всех заточку.
Глава XLVII
Полусвобода или полузаключение?
На «химию» хотят попасть многие зеки, поскольку это уже наполовину свобода. Но далеко не всем это удается. И далеко не всегда то, с чем сталкиваются заключенные в ИУОТ, оправдывает их ожидания…
«Химия» или официально ИУОТ (Исправительное учреждение открытого типа) считается ограничением, а не лишением свободы, а это «две большие разницы», как говорят в Одессе! У зеков появляется больше прав, но и больше ответственности. В идеале этот социальный институт должен постепенно вводить заключенного в общество. Кроме того, есть «химии», куда «закрывают» по приговору суда за мелкие преступления.
Большая разница
Любимым развлечением зеков на «химии» было «виснуть в Таборе». Вообще они пользовались всеми сайтами знакомств, но Табор почему-то был самым популярным. Подолгу отсидев без женщин и телефонов, они пытались максимально быстро наверстать упущенное.
«Химики» хорошо «наследили» на сайтах знакомств. Один раз мой сосед по комнате написал девушке совершенно другой адрес в качестве домашнего – за несколько остановок от нашей богадельни, и даже указал другую улицу, на что она ответила: «Химик? Не знакомлюсь!» Хотя попадались и девушки, которые начинали встречаться с зеками. Но эти отношения почти всегда были мимолетными, хотя и наполненными страстью и переживаниями. Были даже дамы, которые встречались с несколькими зеками по очереди, – видимо, входили во вкус.
Поэтому большинство «химиков» ложилось спать часа в два-три ночи, при том, что подъём был в шесть утра. Распорядок дня на «химии» походил на лагерный: подъём, отбой, проверки, по выходным лекции для заключённых. По составу милиционеров ИУОТ тоже было зоной в миниатюре: опера, режимники, отрядники, замполиты, зампоноры и прочие милиционеры.
Но «химия» – это не колония! Здесь зеки ходят на работу, могут по подписанному заявлению выйти на три часа в город, и даже взять паспорт из спецчасти, если чётко объяснят, для чего он нужен.
На «химии» у зека намного больше прав, чем в зоне, но и обязанностей прибавляется. Самые главные из них – полностью обеспечить себя и заплатить за комендатуру. В отличие от зоны, в ИУОТ заключенных ничем, кроме постельного белья, не обеспечивают.
Помню, как-то раз, уже будучи химиком, я сказал одному офицеру: «Мы здесь ресоциализируемся». На что он, улыбнувшись, ответил: «Вы здесь продолжаете отбывать наказание». В этом диалоге полностью отразилось фундаментальное различие между нашим и милицейским пониманием «химии». Для нас ИУОТ было «полусвободой», а для администрации – «полузоной».
Бывший зек – хороший зек
«Химии» делятся на два типа. На одни попадают по замене режима содержания из зон за хорошее поведение. На других же, так называемых «вольнячих», сидят те, кто получил «химию» за мелкие преступления, и поехал отбывать наказание в ИУОТ из зала суда.
Несмотря на то, что по всем логическим понятиям бывшие зеки должны отличаться большей суровостью и тягой к лагерным понятиям, у нас все было с точностью, но наоборот…
Попадая в ИУОТ после зоны, человек, чаще всего, старался забыть уголовные понятия и законы, быстрее от них отряхнуться и пойти дальше (не всегда и не всем это удавалось, поскольку для многих колония была единственным «развлечением» в жизни). На «вольнячей» же «химии» дела обстояли сложнее. Там нашлись «смотрящие» (в основном из тех, кто сидел раньше), которые пытались собирать общак, определили «петухов», убиравших туалеты, и попытались воссоздать все атрибуты зоны, которых, по недосмотру суда, были лишены. Об этом знали и наши милиционеры, и зеки, поскольку у всех там были знакомые. Пили на другой «химии» тоже намного больше. Да и нарушения они совершали чаще.
Единственное, что приходило на ум, когда мы думали о странном поведении сидящих там, это то, что они были не «пугаными» и не уставшими от зоны людьми.
Стоит или не стоит?
Досиживая последние недели в зоне, и готовясь ехать на «химию», я испытывал огромное облегчение от того, что больше не буду мыть ноги и стирать носки в ледяной воде. Но не тут-то было! Весь срок, который я отсидел в ИУОТ, я продолжал пользоваться холодной водой, потому что горячей не было, она даже не была предусмотрена. Зеки некоторое время предлагали поставить бойлер и сделать нормальный душ, но администрация решила, что не стоит рисковать, и спустила этот вопрос на тормозах.
«Химия» – это практически общежитие. Зеки живут в комнатах, где помещается от четырёх до бесконечности человек, в каждой из которых свой холодильник, чайник и все, что нужно для ведения хозяйства. Микроволновки запрещены, потому что они, якобы, как-то влияют на проводку. Мультиварками можно пользоваться только на общей кухне.
На входе в комендатуру вместо стола с вахтершей стояла дежурная часть и стальная решётка, которую милиционеры открывали, нажимая на кнопку. Окна тоже были зарешечены. В принципе, снаружи только решётки и вывеска могли сказать постороннему человеку, что здесь ИУОТ, а так – никаких заборов, ни вышек, ничего подобного. Хотя, судя по рассказам, некоторые «химии» все же были обнесены заборами.
В комендатуре всегда очень остро стоял вопрос оплаты за жильё. Вроде бы с зеков требовали относительно небольшие суммы (летом что-то около 10 рублей, зимой под 20 до перерасчета), но за что их платить, мы не понимали. Горячей воды нет, в комнатах и коридорах не жарко, живём по много человек в комнате, на каждом этаже только по одной электрической плите. Кроме того, у многих «химиков» были проблемы с работой, многим задерживали зарплаты. Когда милиционеры на собраниях поднимали должников и спрашивали, где деньги, минимум, половина отвечала, что либо нет работы, либо за неё не платят. Поначалу администрация пыталась как-то выбивать зарплату для зеков, по крайней мере, обещала разобраться, потом общий тон собраний изменился, и «химикам» стали говорить, что, если вы не можете оплатить комендатуру, чего вы вообще сюда приехали, сидели бы в зоне. Это притом, что зеки в своих отношениях с работодателем более бесправны, чем обычные работяги, и именно милиция должна представлять их интересы.
Недавно мне позвонил товарищ с «химии» и рассказал, что им сделали перерасчет по оплате за комендатуру за три последних месяца прошлого года, и все резко стали должниками. Правда, гасить задолженность разрешили до конца февраля, но все же…
«Ходят слухи, – сказал он мне в трубку – что ДИНовцы хотят сделать перерасчет чуть ли не за весь прошлый год. По крайней мере, одни милиционеры это опровергают, другие подтверждают». После этого мой товарищ грязно выругался.
В тесноте…
Ещё одна причина, по которой зеки не видели необходимости много платить за комендатуру – это ее сильнейшая перенаселённость.
Когда я попал на «химию», там с комфортом сидело человек восемьдесят, всем хватало мест в комнатах, и даже пара помещений была отведена под склады.
Потом прежний начальник «химии», получив звание подполковника, ушел на пенсию, и комендатуру начали постепенно заселять. «Заселять» немного не то слово, – в неё начали «трамбовать» людей. За год число живущих в ИУОТ зеков выросло с восьмидесяти человек до ста шестидесяти, при этом количество комнат увеличилось всего на две (освободили склады), и в них смогли разместить человек около сорока. Остальных заселяли в спальни, сдвигая нары плотнее и ставя новые. Милиционеры сами говорили, что «химия» уже «трещит по швам». На собраниях по выходным часть зеков не помещалась в актовом зале и вынуждена была топтаться в коридоре.
Когда я освобождался, «химиков» было уже около двухсот и, как утверждали некоторые представители администрации, – это был не предел, поскольку официально комендатура была рассчитана на триста человек. Откуда взялась эта цифра, когда и двести заключенных некуда было расселять? Как рассказывали некоторые милиционеры в частных беседах, прежний начальник «химии», чтобы уйти на пенсию подполковником, при подаче документов в ДИН о том, на какое количество мест рассчитано ИУОТ, вписал в фонд жилых помещений все комнаты, в том числе, и кабинеты администрации. По метражу вышло, что поместится триста человек. Начальник ушёл на пенсию, а на «химию» повезли зеков. Не знаю, насколько это было правдой, но помня старого начальника, я готов был в это поверить.
Второй причиной перенаселённости было то, что с нашей «химии» практически невозможно было освободиться досрочно. Раньше положенного срока уходили единицы. Чтобы уйти на УДО (условное досрочное освобождение) или «домашнюю химию» (более мягкое наказание, чем обычная «химия») нужно было пройти комиссию в ИУОТ, а потом – суд, который утверждал либо браковал результат комиссии. Окончательное решение принимал председатель районного суда, к которому относилась наша комендатура. Так вот, судя по рассказам милиционеров, именно эта председатель назвала перечень уголовных статей, по которым «химия» могла даже не предоставлять заключённых к рассмотрению на УДО. И так вышло, что по этим статьям у нас сидело процентов восемьдесят человек, и им пришлось досиживать срок до конца. Из остальных двадцати процентов уйти раньше времени могли тоже не все.
И получилось, что завозить начали намного больше людей, чем отпускать. Перенаселение, в свою очередь, вызвало постоянные очереди на кухне, в туалете и вообще везде, что тоже не способствовало желанию зеков расставаться с кровно заработанными копейками в счёт погашения задолженностей за жильё.
Несмотря ни на что
Но, несмотря ни на что, никто из зеков не хотел возвращаться в лагерь, хотя многие любили говорить о том, что лучше бы остались в колонии – была такая дурная привычка: ходить и ныть, что все не так. Однако жаловаться, в принципе, было практически не на что, потому что самое главное для заключенного – психологический комфорт, который во многом даёт отношение администрации. А милиция, несмотря на то, что мы были для неё наполовину зеками, каким-то краем ума понимала, что мы уже почти люди.
Глава XLVIII
Предпоследний шаг к свободе
Основной вопрос, встающий перед «химиком», – это работа! На втором месте по важности идет отпуск. Об условно-досрочном освобождении я не говорю, поскольку эту проблему многим решить невозможно.
В колониях зеки находятся на полном соцобеспечении: их кормят, поят, одевают, моют и стригут. На качестве предоставляемых услуг акцентировать внимания не будем – главное, что они есть. На «химии» же (ИУОТ, исправительном учреждении открытого типа) ничего подобного нет – полное самообслуживание. От «химиков» иногда требуют даже то, чем они, по идее, не должны заниматься.
Не нашёл работу? Не работай!
В ИУОТ приезжают зеки, отсидевшие разные сроки. Некоторые получили лет пять-шесть и меньше, а кое-кто «отдыхал» в лагере довольно долго. За десять и более лет, проведенных в колонии, заключенные полностью теряют связи на свободе. Везёт тем, у кого есть родители или семья, поскольку о друзьях за столь продолжительное время можно забыть. Конечно, бывают верные товарищи, дожидающиеся зека, но это исключение. Чаще всего, заключенные именно на «химии» понемногу восстанавливают потерянные знакомства.
Освобождаясь, зеки полностью дезориентированы в обществе. В себя они более-менее приходят только месяца через два. Но, если уходя на свободу “подчистую”, они вольны распоряжаться своей жизнью, как хотят, то на “химии” у них есть масса запретов. Один из них – выход в город только с разрешения, и не более трех часов. Это ограничение очень мешает найти нормальную работу, поскольку за столь маленький промежуток времени много потенциальных работодателей не объедешь. А ездить нужно, поскольку те вакансии, которые предлагает милиция (если она хоть что-нибудь предлагает), как правило, низкооплачиваемые.
Я приехал на “химию” в так называемые “сытые времена”: работы кругом хватало, кое-где даже хорошо платили – некоторые зеки умудрялись получать по тысяче долларов. Но такие прибыльные места находили сами заключенные, поскольку милиция предлагала не самые завидные варианты. На “химии” я увидел ярко выраженное разделение на тех, кто зарабатывал хорошие деньги, и тех, кто трудился там, куда устроила милиция. Во втором случае не только платили копейки (средняя зарплата в 13–14 годах была полтора-два миллиона), но еще и задерживали зарплату. Доходило до того, что зеки слегка колотили работодателей, те вызывали наших милиционеров, которые забирали стремящихся к справедливости “химиков”, «вешали» на них нарушения и сажали в штрафной изолятор. Понять заключённых можно: мало того, что они работали по несколько месяцев без зарплаты, так еще и начальство предъявляло высокие требования, будто платило огромные деньги.
Глядя на то, какие рабочие места им предлагают, многие “химики” начинали сомневаться: уж не получают ли милиционеры за это бонусы, поскольку администрация не нашла ни одного предприятия, где бы хорошо или вовремя платили. Везде заключённые работали на рабских условиях. Поэтому те, у кого была такая возможность, старались устроиться самостоятельно. Если им это удавалось, милиционеры сразу же пытались пристроить туда побольше заключённых.
Работа в кризис прекрасна
Потом неожиданно, как снег в декабре, грянул кризис, и с работой вообще все стало очень грустно.
На «химии» появился специальный офицер, молодой парень, отвечающий за трудоустройство. Честно говоря, я не видел ни одного нового предприятия, куда бы он определил заключенных. Зато во время каждого дежурства он играл с зеками в настольный футбол, стоявший в холле, и у тех, кто каким-то образом нашёл работу, клянчил, чтобы они взяли с собой еще «химиков».
Один раз дошло до абсурда. Приехал парень из зоны и устроился к своему не очень близкому родственнику. Город, где находится «химия, небольшой, и поэтому все милиционеры знали, у кого работает этот зек. Администрация немного повозмущалась, но людей устраивать надо, а работы нет, и поэтому все успокоилось. А через пару месяцев этого парня вызывает к себе офицер, отвечающий за трудоустройство, и ненавязчиво предлагает взять на работу к родственнику еще «химиков». Работодатель, естественно, отказывается: во-первых, фирма у него небольшая, а, во-вторых, он не хочет лишний раз связываться ни с зеками, ни с милицией. После отказа администрация вдруг «вспомнила», у кого работает парень, и заставила его уволиться, не предложив взамен нормальной работы.
«Химик»? – Вы нам не подходите!
Со мной в ИУОТ сидел уже взрослый дядька, у которого действительно были «золотые руки». Он разбирался во всех механизмах и имел соответствующие разряды, образование и прочее. До нашей богадельни он отбывал наказание на «химии» в другом городе, где работал автослесарем. Когда его начали готовить на этап в нашу комендатуру, директор СТО лично ездил просить, чтобы такого ценного работника никуда не увозили. Естественно, «ценного работника» увезли.
В нашем городе он так и не смог найти нормальную работу. Его готовы были принять везде, куда бы он ни приходил на собеседование, но как только узнавали, что он «химик» энтузиазм сразу же пропадал.
Естественно, у некоторых были предрассудки против заключённых, вполне вероятно, что где-то и «химики» успели набедокурить, но многие просто не хотели связываться с постоянными проблемами, которые устраивали милиционеры.
Проблема раз, проблема два
Принимая «химика», работодатель сталкивается с огромным количеством трудностей. Ему постоянно нужно заполнять кучу бумаг, составлять на месяц вперёд графики работы, каждый день отмечать табели, указывая время прихода и ухода зека. Кроме того на «химии» периодически случаются «усиления», когда никого из заключённых не выпускают ни в город, ни на работу. И то, что в графике этот день отмечен как рабочий, и начальство рассчитывает на твой выход – милиционеров абсолютно не… интересует.
Чтобы «химик» вышел на работу в выходной, нужно писать дополнительный приказ, и еще неизвестно, подпишет ли его начальник. Кроме того, примерно раз в полтора-два месяца зека оставляют дневальным по комендатуре, откуда он тоже не может никуда отлучиться. Но и это еще не все: если на работе «химика» куда-то посылают с поручением или оставляют трудиться сверхурочно, то обязаны предупредить милиционеров, поскольку заключённому даётся определённое время на то, чтобы добраться с предприятия до комендатуры.
И вот что удивительно: администрация, не имея возможности нормально трудоустроить зеков, вела себя так, будто работы кругом было много, причем, разнообразной и высокооплачиваемой. Милиционеры утверждали, что главное, – это соблюдать распорядок комендатуры, и навстречу просьбам работодателей шли крайне неохотно.
Вот и оставалось «химикам» работать за копейки там, куда неохотно шли обычные граждане.
На недельку, до второго…
В одном ряду с проблемой трудоустройства стояла проблема отпусков – больная тема для заключённых.
Отпуска сродни длительным свиданиям в зоне и даже больше: это не только шанс психологически расслабиться и отдохнуть от МЛС, зеков и милиционеров, но и возможность почувствовать себя человеком, увидеть близких и, самое главное, после долгого отсутствия помочь им по хозяйству. В общем, для социализации отпуск – одна из важнейших вещей.
Когда я заехал на «химию», всем зекам был положен обязательный отпуск в течение первых двух недель пребывания в ИУОТ. Это делали для того, чтобы заключенный увидел родных, взял вещи, еду, деньги на первое время и, думаю, чтобы начинал осознавать себя свободным человеком.
В ИУОТ продолжительность отпуска зависит от расстояния до дома: если оно меньше ста километров, отпускают максимум на три дня, если больше, то отдохнуть можно до пяти дней, поскольку начальство понимает, что часть времени человек тратит на дорогу.
Не скажу, что в последующем ухудшении ситуации с поездками домой виноваты лишь милиционеры или зеки – произошёл обоюдонаправленный процесс. С одной стороны, некоторые заключенные в отпуске напивались, сбегали, совершали преступления, т. е. давали повод «закрутить гайки». С другой, – милиционеры с радостью этим пользовались, и усложняли ситуацию с отпусками во всех ИУОТ. Кроме того, как рассказал мне один офицер, в ДИНе (Департамент исполнения наказаний) кто-то додумался, что заключенных надо заставить заслужить отпуск, то разрешая его, то запрещая, чтобы посмотреть, как при этом он будет себя вести. И только потом, если заслужит, разрешить ему съездить домой. Не знаю, насколько это верно, но учитывая, что каждому «химику» хотя бы раз ставили препоны на пути к заветной поездке, причем, такие, что трудно было сдержаться, чтобы не послать всех и вся, – я склонен этому верить.
Когда я освобождался, отпуск на «химии» сократили до трёх дней в любую точку Беларуси, «положняковую» (которая положена) поездку домой сразу после зоны убрали, и постепенно начинали вводить новые правила контроля за «химиками, чтобы те не расслаблялись.
И зеки не расслаблялись: вместо того, чтобы готовиться к освобождению, они постоянно ждали каких-то новых проблем от милиции. И милиция их не разочаровывала.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
