Текст книги "Записки заключенного"
Автор книги: Василий Винный
Жанр: Приключения: прочее, Приключения
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)
Глава XXV
Каждому свой храм
Многие душегубы в зоне приходят к Богу и в церковь. Некоторым она действительно помогает найти душевный покой, и они даже после освобождения продолжают посещать храм. Ну, а кто-то ходит в церковь просто, чтобы походить.
Церковь в зоне помогает многим найти внутреннее успокоение и забыть о том, где они находятся. Ее тихое, прохладное и немного темное помещение выдергивает зека из суетного мира колонии, помогает успокоиться, подумать о жизни и решить какие-то важные душевные проблемы.
Что в батюшке тебе моем?
Удивительно двоякое отношение у заключенных к батюшкам, служащим в зонах и тюрьмах.
Ни один зек не пойдет исповедоваться в СИЗО к священнику. Когда мой сокамерник собирался в тюрьме креститься, его строго-настрого предупредили, чтобы он не рассказывал батюшке никаких подробностей, связанных с уголовным делом. Не знаю насколько это обоснованно, но зеки считают: "Все, что знает священник, знает и опер", – так моему сокамернику сказал смотрящий за хатой (камерой) зек, мотающий уже не первый срок.
Товарищ во время исповеди старался держать язык за зубами.
В зоне же отношение к священнослужителям меняется. Заключенные получили срок, им скрывать нечего, душа успокаивается, и подследственная паранойя уходит, сменяясь тоской, недоверием к другим заключенным и тягой к чему-то светлому и спокойному. Вот тут-то многие и приходят к священнику и в церковь.
Священнослужитель в нашей зоне был добрым дядькой под пятьдесят, совмещающим работу в нашей церкви и каком-то приходе на свободе. Он постоянно спешил, но с его слегка подпитого лица никогда не сходило благоговейное выражение.
Помню, как я, потеряв крестик, пошёл в церковь брать новый. Батюшку я словил уже убегающим по своим делам. Выслушав мою просьбу, он на ходу сказал прочитать мне "Отче наш". Я с запинками, в лёгком аллюре, дошел до середине молитвы, после чего священник, не сбиваясь с ноги, остановил мое чтение наизусть, достал из дипломата пакет с крестиками, отдал мне один, перекрестил и, обойдя меня на вираже, убежал в закат. Наказав на прощание выучить молитву.
Но, несмотря на всю спешку, службу в церкви он наладил прекрасную. Почти каждый вечер церковь была открыта. Туда можно было прийти, послушать, как зеки читают вслух библию, помолиться, подумать.
Сам же священник проводил воскресные и праздничные богослужения.
Немного католиков
Большинство заключенных были православными, поэтому в зоне стояла небольшая, но аккуратная церквушка. И поэтому же крупные православные праздники проходили с размахом и богослужениями.
Но были в зоне и католики. Чтобы они не чувствовали себя одиноко, через воскресенье приходил ксендз. Поскольку костел на территории колонии поместить было негде, да и заключенных исповедующих католицизм было немного, ксендз проводил встречи-богослужения в библиотеке.
У меня по соседству жил католик, бывший таможенник из Гродненской области. Он был уже в возрасте, очень добрый, его ждала семья, и сидел он «прицепом» по какому-то очень громкому делу. Так вот, он ходил на каждую встречу к ксендзу. Было видно, что эти службы действительно ему нужны. Священник давал ему книги, которые таможенник потом читал. Практически все католики зоны ходили на встречи к ксендзу. А в библиотеке был специальный уголок для книг по католицизму, которые мог прочитать каждый желающий.
Праздники
Но, если католики отмечали свои праздники в узком кругу и тихо, то православные, которых было большинство, праздновали всей зоной.
На крещение строили купель. Причем, начинали делать ее изо льда за несколько недель до купания. В сам праздник батюшка проводил богослужение, на которое собиралась уйма зеков, потом освещал воду и все пришедшие заключенные начинали по очереди купаться. Я обычно наблюдал за этим действом из окна, поскольку на улице было холодно, и даже вид горячего чая, которым поили только что окунувшихся, не грел.
Самым же крупным праздником и по подготовке, и по проведению, была Пасха.
Этот праздник чувствовался заранее, когда в «отоварке» (зоновском магазине) можно было заказать себе куличи. Кому-то их передавали родственники. Зеки готовили какие-то блюда, не то, чтобы сильно праздничные, но все-таки выделяющиеся из серых будней.
Утром, в день Пасхи, завтрак задерживался примерно на час: в это время батюшка освящал еду в столовой. Потом зеков запускали, а там их ждали, кроме классической каши, крашеное яйцо и кусок кулича (когда грянул кризис, его заменили на кусок очень белого хлеба).
После завтрака проходило праздничное служение и освящение куличей. А потом зеки ходили, ели куличи, бились крашеными яйцами и поздравляли друг друга с праздником.
Но, несмотря на купания и праздничное настроение на Пасху, зеки как бы верили не до конца, хотя и очень сильно. Набожность и суеверия у них сочетались с цинизмом, выросшим на негативном жизненном опыте. Поэтому они как бы верили и в церковь, и в Бога, но не верили ни в чистые помыслы людей, представляющих божественные институты, ни в не менее чистые помыслы прихожан. Об этом особенно любил вспоминать батюшка у нас на "химии".
Свой путь
За нашим ИУОТ (исправительное учреждение открытого типа) был закреплен священник, до этого отсидевший около десяти лет. Причем досиживал срок он как раз на нашей «химии».
Периодически он собирал нас в актовом зале и рассказывал о своей жизни и о том, что сидеть нужно спокойно и аккуратно, иначе можно поехать обратно в зону. В принципе, все, что он говорил, было понятно и так, но некоторые зеки почему-то считали его "милицейским батюшкой": якобы он говорил, то, что было выгодно администрации.
Отец Пит, назовем его так, уже в зоне понял, что станет священником. Когда же он попал на «химию», то поступил в семинарию и учился, пока досиживал срок. Тогда многие зеки считали, что он, таким образом, хочет быстрее уйти на УДО (условно-досрочное освобождение), подкалывали его, но Отец Пит никого не слушал. Выйдя на свободу, он "взял шефство" над «химиями» в нашем городе. Постоянно привозил туда коллективы с концертами, устраивал для всех желающих бесплатные походы в театр, покупал нуждающимся еду. Он помогал зекам, как мог, и пытался объяснить им, что у каждого человека свой путь к Богу. Конечно, он это делал не всегда правильно и психологически тонко, поэтому многие Отца Пита воспринимали в штыки. Но сейчас я понимаю, что батюшка старался от чистого сердца, и до всех, кому это было нужно, он смог достучаться.
Вообще, церковь – вещь сугубо индивидуальная, и каждый находит в ней что-то свое: кто-то – простое успокоение и отдых от окружающего мира, кто-то – возможность быстрее уйти на УДО, а некоторые действительно приходят к понимаю Бога. Ведь вера, по сути, происходит не от переносимых трудностей, а от зрелости души.
Глава XXVI
Дружба и переезды в зоне
Нет более тягостного бытового переживания для зека, чем переезд. Это предприятие связано со стрессом, поскольку приходится рушить налаженное хозяйство и прекращать отношения, которые у некоторых складывались годами.
Найти близкого по духу человека нелегко даже на свободе. В зоне же эта задача порой становится практически невыполнимой. Контингент, из которого приходится выбирать, ограничен не только количественно, но и качественно. Поэтому довольно часто приходится подстраивать свои требования под "складывающуюся конъюнктуру рынка" и особенно не выпендриваться. Но бывают моменты озарения, когда среди сотен зеков, с которыми нет точек соприкосновения, и с которыми общаешься лишь из-за того, что вас вместе свела судьба, находишь действительно близкого человека, с которым и стараешься проводить все свободное время…
Что нас объединяет
Поскольку уголовный кодекс разнообразен, а характер у наших граждан неуемный, в зону может попасть всякий. Конечно, в большинстве случаев сидят люди определенного склада из не менее определенной социальной среды, которые шли к колонии годами. Но иногда попадаются действительно случайные индивидуумы.
Зона, где я сидел, выгодно отличалась от остальных лагерей составом осужденных. Как-то повелось, что к нам в большом количестве завозили предпринимателей, чиновников, бывших милиционеров и просто людей, которые относились к лагерю не как к единственно правильному образу жизни, а как к проблеме, которую нужно преодолеть и идти дальше. Их было меньшинство, но это было довольно ощутимое и влиятельное меньшинство. Эти люди не давали просесть общему культурному уровню ниже определённой отметки. Конечно, без лагерных понятий не обошлось, они, как и везде, были общим руководством по жизни. Но у нас они были не так ярко выражены, как в других лагерях.
И, естественно, люди объединялись по интересам и взглядам на жизнь. Несмотря на то, что все друг с другом общались, группы были достаточно замкнуты и чужаков к себе не пускали.
Обычно заключенные из таких групп общались лишь друг с другом, у них постоянно были темы для обсуждения, игры, какие-то дела. И, что самое интересное, многие в практически закрытых компаниях общались годами и им это не надоедало. Кое-кто строил планы на совместный бизнес после освобождения. У некоторых это даже получилось. Но часто, когда люди выходили за забор, то забывали своих лагерных товарищей.
Ближе, чем семья
Более близкие отношения, чем в группах по интересам, были у «семейников».
Уже из названия ясно, что «семейники» в зоне – это практически семья, только без интима. Эти люди ведут общее хозяйство, решают проблемы друг друга и, если у кого-то есть долг, когда он освобождается, то долг за него отдают "семейники".
Мне кажется, что по тому, как человек «семейничает» в зоне, можно понять его отношение и к настоящей семейной жизни. Люди в лагере четко делятся на две группы: тех, кто начинает «семейничать» с человеком и остается с ним до самого освобождения, и тех, кто меняет «семейников», как перчатки.
Найти в зоне для себя «семейника» – проблема, поскольку здесь начинаются уже не просто совместные беседы и чаепития, а обязательства, причём, материальные по отношению друг к другу. Начинается дележ продуктов, вещей и, вообще, всего, к чему так трепетно относятся зеки. В «семейнике» нужно быть уверенным, как в самом себе. Поэтому зеки воспринимают болезненно, когда приходится прекращать подобные отношения не по своей воле, а в силу обстоятельств.
Келешь
А обстоятельства бывают разные. Могут просто устроить келешь (келешевать – перетасовывать, менять местами, переливать чай из кружки в кружку) в зоне и раскидать людей по разным отрядам. Могут по каким-то своим милицейским соображениям расселить, так сказать, разрушить «устоявшуюся связь». А бывает, что «семейники» доставляют настолько сильную головную боль администрации своим поведением, что после неудачных попыток их утихомирить, решают, что пора бы их развести по разным концам колонии.
Но в любом случае это довольно тяжёлое переживание, поскольку весь налаженный быт, все, что нажито, приходится как-то делить. Кроме того, нужно полностью менять устоявшийся уклад жизни и, самое главное, расходиться с человеком, которому доверял.
Вообще, зеки относительно легко умеют расставаться с людьми, этому они учатся в зоне. Человек, с которым чувствуешь духовное родство, в зоне редкость, на вес золота, и поэтому его освобождение воспринимается как безвозвратная потеря чего-то очень близкого. И первое время зек, у которого освободили близкого товарища, остаётся с ощущением того, что он необратимо одинок. Потом подобные переживания становятся все реже.
Точно так же зеки, которых часто келешуют, учатся легко переносить переезды.
В СИЗО, например, могут перебрасывать из камеры в камеру человека, которому родственники передали телевизор. Это делается, чтобы, к примеру, наказать «хату», которая провинилась перед милицией, а другую, которая "хорошо себя вела", поощрить. При этом чувства человека, которого гоняют по камерам, абсолютно никого не волнуют.
Более того, милиция, зная о том, как действует переезд с насиженного места, может им просто запугивать. Хотя есть люди, которых переезды уже практически не смущают.
У меня в зоне были знакомые, постоянно писавшие жалобы на неправильный приговор суда. Потом их затягивала страсть к сутяжничеству, и они начинали жаловаться на все подряд, в том числе и на администрацию колонии. Поскольку писать было о чем, своими бумагами они здорово портили кровь милиционерам. И хотя, естественно, проверки ничего не находили, от таких осужденных старались побыстрее избавиться, перебросив их в другую колонию. А, учитывая, что с милицией они ругались постоянно, эти заключенные меняли не одну и не две зоны за время отсидки.
Друзья
В зоне у меня появилось несколько хороших друзей.
Мы начинали общаться, поскольку больше было не с кем, потом находили общие темы, оказывалось, что наши взгляды на жизнь во многом совпадают, и, в итоге, мы продолжили общаться даже после освобождения.
Многие зеки уверены, что в зоне невозможно найти настоящих друзей, а есть только товарищи. Да, к вопросу знакомств в лагере нужно подходить с большой осторожностью, поскольку ошибки в выборе человека для общения в колонии могут стоить гораздо дороже, чем на свободе. Но тем ценнее друзья, которых приобретаешь "за решеткой": эти люди проверены не только совместным сроком, но и освобождением, после которого часто рушатся самые крепкие дружбы.
Глава XXVII
Зеки и единицы
Попадая в зону, человек не просто теряет свободы и права, он во многом теряет и себя, становясь «отчетной единицей».
Наказание и страх – прекрасные стимулы для того, чтобы заставить человека приспособиться и делать все так, как ты захочешь, – это я в зоне выучил, как «Отче наш». Если же что-то пошло не так, – нужно увеличить наказания с запретами и усилить чувство страха. Но кто будет следить за работой системы?
Хорошего поведения мало! Мало, я сказал!!
Долог и тернист путь зека, желающего получить награду за хорошее поведение, потому что отношение к этому у заключённых и милиции абсолютно противоположное. Зеки часто требуют от администрации то, что, вроде бы, заслужили, а милиция считает, что лишний раз поощрять не педагогично, – лучше наказать!
Вообще, взгляды на то, за что можно и нужно поощрять, у заключённых и администрации не просто противоположные, – они иногда находятся на разных полюсах. Заключенные хотят, чтобы их награждали уже за хорошее поведение, а администрация, понимая, что это мощный рычаг давления, не спешит «разбазаривать» поощрения направо и налево. Поэтому милиция периодически придумывает разные уловки, чтобы заставить зеков работать на себя ещё упорнее.
Кроме того, – и это немаловажно, – есть, я бы сказал, универсальный закон Вселенной, который действует и в МЛС: чем лучше ведёт себя подчиненный, тем больше ему на шею садится начальство! В зоне это выглядит так: пока зеки нарушают, дебоширят и хулиганят, милиция не мешает жить «спокойным» заключенным, даёт им поощрения за хорошее поведение, и все довольны. Как только большинство «становится на путь исправления» и количество нарушителей уменьшается, милиция начинает безостановочно «закручивать гайки», постоянно вводя новые запреты (не спеша, проверяя реакцию), усложняя возможность получить поощрение, упрощая систему наказаний.
Заключенные давно знают: чтобы администрация дала спокойно жить, ни в коем случае нельзя выполнять все её требования, милицию надо постоянно держать в тонусе, допуская нарушения. Почему представители закона не могут успокоиться на достигнутом, и постоянно проводят никому не нужные усиления и различные эксперименты, можно только догадываться. Скорее всего, хотят выслужиться перед начальством, а своих подопечных милиция воспринимает лишь как статистические единицы в отчётах.
Поэтому, если ещё до 2009-10 годов, пока из зоны окончательно не убрали блатных (которые не давали окончательно расслабиться администрации), чтобы получить поощрение, нужно было просто быть спокойным зеком и хорошо себя вести, то со временем стало необходимо как-то отличиться. Самый простой способ – попросить родственников передать краску на ремонт или ещё какие-нибудь абсолютно необходимые вещи для отряда.
Точно такая же ситуация была и на «химии» – ИУОТ, в Исправительном учреждении открытого типа, куда либо отправляют досиживать срок из зон за хорошее поведение, либо сажают за мелкие преступления. Когда я туда заехал, поощрения зекам давали просто за то, что они вели себя хорошо. Когда я освобождался, прекрасного поведения было уже недостаточно, потому что все потихоньку стали исправляться, и от «химиков» требовали участия в каких-то соревнованиях и прочей жизни учреждения. Причём, если вначале скромно предлагали разок подтянуться на каких-нибудь соревнованиях, то со временем начали требовать «систематического участия в жизни отряда».
Приезжайте, проверяйте лагеря
Отношение к зекам, как «отчетным единицам», а не людям, угадывалось не только в системе поощрений, но и практически во всех сферах жизни. Особенно ярко оно проявлялось во время приездов в зону, да и на «химию», проверяющих из ДИНа (Департамента исполнения наказаний) и еженедельных обходов начальника колонии.
Проверяющие делятся на две категории: на тех, кто, отработав в зоне, пошёл на повышение, и тех, кто никогда в ИК не работал, а зеков видел издали. Приезды ни тех, ни других ничего хорошего заключенным не сулят, поскольку, чаще всего, после подобных визитов жизнь в зоне обязательно меняется в худшую сторону. Хотя самые дурные запреты идут как раз от второй категории проверяющих, поскольку они представляют жизнь в лагерях исключительно по книгам, и по ним же пытаются выслужиться. Те же, кто «вышел» из зоны, опасны иным. Всю жизнь отработав в колонии, они знают в ней каждый уголок, поэтому, приезжая, бьют по «больным» точкам, и, кстати, проверяют бывших коллег ничуть не меньше, чем это делают «не родные» ДИНовцы.
Обычно к серьёзной проверке готовятся заранее, за пару дней до нее. Отрядники начинают обыскивать тумбочки и выбрасывать или забирать оттуда все, что им покажется лишним. Плац, отряды, спальни, туалеты, и, вообще, всё драят круглосуточно. Везде, где возможно, и, самое главное, видно, подкрашивают. Короче, подготовка идет очень серьёзная.
И вот настает день крупной проверки. На плац никого не выпускают, на улицу тоже, никого не выпускают даже в коридоры в отрядах. Всех зеков сгоняют в «ленинки» (комнаты, где обычно смотрят телевизор или проводят собрания) и заставляют сидеть там, пока проверяющие не пройдут по отрядам. В этот момент складывается впечатление, будто зона необитаема: на улице только милиция и завхозы, в спальнях абсолютно безликие, «по-белому» заправленные нары (т. е. простынь натянута поверх одеяла), в тумбочках минимальные следы обитания людей (кружка, если чистая, тетрадь, туалетная бумага – чем меньше вещей, тем лучше!). Становится понятно, что идеальным вариантом было бы полное отсутствие заключённых и пустые нары, но, к сожалению, мы были в зоне, чем, несомненно, раздражали и администрацию, и проверяющих.
Зеки периодически возмущались, говоря, что, в отличие от милиционеров, у них нет ни кухни, ни прихожей, ни шкафов, а есть только тумбочка, сумка и вешалка, где нужно разместить всё своё хозяйство, иногда рассчитанное не на один десяток лет. Милиционеры либо отвечали, что они не причём, во всем нужно винить проверяющих, у которых с головой проблемы, либо просто отбирали вещи, говоря, что им, в принципе, все проблемы зеков абсолютно «по барабану» – есть документы, извольте выполнять! И заключенные выполняли: перед крупными проверками мы сгребали большинство вещей из тумбочек в пакеты и прятали, где могли. Как только начальство уезжало, всё возвращалось на свои места до следующей беды. Примерно такая же ситуация, но в более лёгкой форме повторялась каждую неделю во время обходов начальника колонии.
У меня был знакомый, страстный книголюб, из-за чего у него постоянно возникали разногласия с отрядником, который грозился все книги с тумбочки выкинуть в мусорку. А книг действительно было много. И каждую неделю у моего приятеля возникала одна и та же проблема: куда на время обхода начальника зоны спрятать всю эту литературу? Товарищ нашёл выход – он раскладывал книги равномерным слоем на наре, а сверху аккуратно расправлял одеяло. Так он убивал двух зайцев, во-первых прятал свои «сокровища», а во-вторых, на книгах заправка постели выглядела гораздо ровнее, чем на обычном матрасе. Его один раз даже похвалили за неё.
О некоторых запретах
Как бы зона или «химия» не готовились к проверке, практически всегда находились недочеты, писались бумаги и сверху приходили директивы о том, что и где нужно исправить.
Все исправления заключались в том, что у зеков отбирали остатки свобод и ухудшали им жизнь.
Одним их самых громких запретов, который ввели после приезда очередной проверки, – был запрет пить чай на промзоне, чтобы зеки работали, а не распивали кофе с чаями. А то, что работы нет, зимой бытовки не отапливаются, а в цеху минусовая температура, и на «промке», в принципе, делать больше нечего, кроме как пить чай и читать газеты, никого не интересовало. Кружки и кипятильники, которые удалось найти, милиция выбросила, но заключённые продолжили пить чай, хотя уже втихаря.
Был случай, когда ненадолго запретили играть в футбол, поскольку проверяющему не понравилось, что зеки во время матча нецензурно ругались. Мы как раз шли в столовую, и я видел, как, выстроив две команды, ДИНовец громко материал их за то, что они до этого материли друг друга.
Бей своих, тогда и чужие бояться будут
Что бодрило больше всего, – так это то, что от проверок страдали не только зеки.
Когда я сидел на «химии», там, как огня, боялись одну проверяющую – заместителя начальника областного ДИНа. Эффектная женщина в высоком звании наводила ужас на местных милиционеров тем, что её безумное поведение невозможно было предугадать. Несмотря на свою привлекательность, она материлась, как сапожник. Причём, обкладывала матом, как зеков, так и милиционеров.
До сих пор помню, как она отчитывала замполита (один из заместителей начальника ИУОТ) за какой-то косяк с воротником. Причём, делала это, не стесняясь в выражениях, на глазах у зеков, чем последних очень порадовала.
Один раз она приехала и обыскала холодильник, где милиционеры хранили свои ссобойки, но что она там хотела найти, – никто так и не понял.
После всех этих приездов, «взбучек» и новых директив сверху у зеков оставалось одно «развлечение» – приспосабливаться к новым условиям и как-то выживать. А «исправляться»? На это просто не хватало времени.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.
