Текст книги "Голубой жасмин"

Глава 12

Резиденция эмира снаружи не казалась роскошной. Это было квадратное белое здание, возвышавшиеся над Сиди-Кебиром. Когда распахнулись большие арочные двери, путники въехали в просторный, обсаженный пальмами двор, в который выходили оба дворцовых крыла.

У левого крыла они сошли с усталых лошадей, которых тут же отвели в конюшню. Шейх повел Лорну вверх по лестнице, и они прошли еще через одни арочные двери. Свита шейха отправилась в другую сторону. Это крыло, как догадалась Лорна, принадлежало лично сыну эмира.

Едва они вошли в зал приемов, как появились слуги с прохладительными напитками. Касим отрывисто сказал им что-то по-арабски, и те немедленно разбежались, торопясь выполнить приказание. Потом, закурив, он повернулся к Лорне, которая сидела на диване и во все глаза смотрела по сторонам.

Зал украшали ширмы из ливанского кедра, сплошь покрытые кружевной резьбой, люстры, разнообразные светильники, мозаичный пол и стены с шелковыми гобеленами. В центре рассеивал брызги и прохладу фонтан, бивший в бассейн, выложенный голубыми изразцами. Вокруг витал аромат сандалового дерева и царила восхитительная тишина.

– Все это похоже на сказку из «Тысячи и одной ночи», – прошептала Лорна, и тут до нее окончательно дошло, что она находится во дворце отца Касима и положение ее несколько двусмысленное.

– Ты чувствуешь себя не в своей тарелке? – Он огляделся. – А знаешь, когда я возвращаюсь из своего лагеря под эту крышу, мне также бывает не по себе. Я скучаю по бездонному небу над необозримыми пространствами пустыни.

Девушка подняла на него растерянный взгляд. Все здесь ей было чужим, и даже в человеке, привезшем ее сюда, она была не уверена. Расхаживая перед нею мерной поступью, он казался тоже чужим, далеким, даже диковатым.

– Мне нужно повидать отца, – сказал Касим, – а ты останешься на попечение Кейши, за которой сходит кто-нибудь из слуг. Кейша – домоправительница в моих апартаментах, по-арабски ее называют «кьяйя». Она, кстати, была личной горничной моей матери.

Эта малая толика сведений помогла Лорне чуточку освоиться, и, поднимаясь на ноги, она даже улыбнулась.

– Надеюсь, твоему отцу уже лучше, – произнесла она. – Как ты думаешь, когда… – Девушка умолкла, прикусив губу: при мысли, что нужно будет встречаться с эмиром, ей сразу становилось неуютно.

– Не могу сказать. – Касим взял ее за похолодевшую от волнения руку и нахмурился. – Да не съест же он тебя, дитя мое. Как и большинству отцов, ему нравится принимать участие в делах своего сына, и когда до его ушей дошли слухи о моей пустынной жемчужине…

– Перестань, прошу тебя! – Лорна вырвала у него руку, и как раз в тот момент в зал вошла женщина. То была маленькая старушка в наброшенном на голову хаикеnote 57Note57
  Хаик – большой головной платок (араб.).


[Закрыть], наполовину скрывавшем лицо. Она поклонилась Касиму и посмотрела на девушку глазами, глубоко посаженными и такими черными, что в них, казалось, должно было скрываться множество тайн.

– Пожалуйста, отведи леллу в ее комнаты и смотри, чтобы она ни в чем не нуждалась. – Он обратился к Кейше по-французски, давая понять этим, что Лорна и сама легко сможет общаться с нею. Потом, погасив сигарету, взволнованно спросил:

– Кейша, а как отец?

Та развела руками.

– Доктора говорят, что сердечный приступ не нанес большого ущерба его здоровью. Остальное – в воле Аллаха.

– Говорить он может? – В низком голосе Касима слышалось глубокое участие. – Ведь он был таким сильным, а сейчас? Не превратился ли он в беспомощного калеку?

– Нет, эмир речь не потерял. – В глубине глаз старушки мерцала улыбка: она вспомнила, как когда-то нянчила на своих коленях этого высокого представительного мужчину. – И уж конечно хочет кое-что сказать своему сыну, который сделал своим домом пустыню, а сюда и глаз не кажет.

– Я собирался вернуться раньше. – Взгляд Касима споткнулся об изящную фигурку Лорны. – Но пустыня полна такого очарования, что я просто был не в силах сопротивляться. К тому же никогда не знаешь заранее, что можешь там обнаружить.

Улыбнувшись и слегка поклонившись, он повернулся на каблуках и направился к выходу. На какую-то секунду его силуэт застыл в рамке арочной двери, как в картине, и тут же исчез. Лорна, встретившись взглядом с верной служанкой, оробела. Старушка многое перевидала на своем веку; знала мать Касима, когда та еще невестой приехала сюда… Девушка попыталась овладеть собой.

– Надеюсь, мы подружимся, Кейша, – произнесла она, заставив себя улыбнуться.

Черные глаза внимательно рассматривали ее бриджи и шеш, все еще покрывавший волосы. Взгляд был любопытным и добрым.

– Если вы соблаговолите пойти со мной, лелла, то я покажу вам, где можно принять ванну и отдохнуть после такой долгой поездки.

Они поднялись по винтовой лестнице и пошли по крытой галерее, навстречу голосу муэдзинаnote 58Note58
  Муэдзин – специальный служитель при мечети, 6 раз в день поднимавшийся на минарет и призывавший на молитву (араб.).


[Закрыть], летящему над крышами домов и призывающему правоверных на молитву. Этот голос вызвал в Лорне легкую печаль, напомнив, что она уже не в пустыне, а в городе Сиди-Кебир.

Пройдя еще одну арочную дверь, они вошли в покои, отведенные Лорне. Стены украшали резные цветы и листья, а над дверью вилась бело-золотая арабская надпись, и девушка остановилась, чтобы рассмотреть ее.

– Что означают эти слова? – спросили она Кейшу. Та многозначительно посмотрела на нее.

– Там говорится, что любовь – это врата в гранатовый сад. Чтобы вкусить сладость граната, его нужно сорвать.

Лорна слегка покраснела, ибо в словах Кейши уловила скрытый смысл.

– Соизволит ли моя госпожа войти в гаремлыкnote 59Note59
  Гаремлык – женская половина дома (араб.).


[Закрыть]?

– прошептала старушка. Девушка утвердительно кивнула.

Покои представляли собой анфиладу из трех комнат, отделенных друг от друга деревянными дверями, украшенными резьбой. В первой комнате, самой большой, стояли диваны на ножках, а с расписного потолка свисали на цепях причудливые светильники. На полу, подобно драгоценностям, мерцали ковры, а узкие окна были забраны коваными ставнями, изяществом и затейливостью напоминавшие кружево.

В спальне стояла мебель в мавританском стиле, отделанная перламутром. Занавески из тонких кружев образовывали над золоченой кроватью полог, а на туалетном столике, инкрустированном жемчугом, лежала разнообразнейшая косметика и стояли бутылочки с благовониями.

Ванная комната радовала глаз! В ней царила огромная, вделанная в пол ванна из нефритово-зеленых изразцов; вокруг нее на специальной аркаде помещались большие медные горшки, в которых цвело множество золотистых акаций. Везде стояли шкафчики, украшенные лепными завитками. Один из них оказался заполненным таким количеством разнообразных банных эссенций и туалетных принадлежностей, которых хватило бы на дюжину девушек.

Огромная ванна уже наполнилась теплой прозрачной водой, и Кейша капнула туда розовой эссенции. Лорна в мгновение ока скинула пропыленную одежду и погрузилась в душистую воду. Пока она плескалась, как рыбка, Кейша рылась в шкафчике, подыскивая для новой хозяйки одежду, и выбрала наконец прелестное шелковое платье синего цвета с широкими рукавами, щедро расшитыми по краю серебром.

Платье это понравилось Лорне с первого же взгляда. С сияющими золотом волосами и темно-синими глазами девушка была похожа в нем на средневековую принцессу. Шелк был таким красивым, что она не удержалась и погладила его.

– В соседней комнате для госпожи приготовлен кофе, – сказала Кейша, и Лорне опять показалось, что черные глаза изучают ее с любопытством и сожалением. Именно после одного такого взгляда ей захотелось задать вопрос, мучивший ее с самого появления во дворце эмира.

– Да, лелла? – Кейша вопросительно смотрела на девушку, стоявшую в нерешительности перед дверью, ведущей в соседнюю комнату.

– Принц Касим говорил мне, что вы были горничной у его матери. – Щеки Лорны слегка порозовели и тут же снова побледнели. – Какой она была, Кейша? Мне очень хотелось бы знать.

– Госпожа Елена была очень красива.

– Я имею в виду… ее интересы, склонности. – Лорна уселась и налила себе кофе. – Она была… счастлива?

Лицо старушки стало неподвижным.

– Она была любимой женой эмира, лелла.

– Как, разве у него была не одна жена? – Пораженная, Лорна подняла глаза от чашечки с кофе.

– Ну, разумеется. – Кейша развела руками в типично восточной манере; в глазах ее появилась тень улыбки. – Разве вы не знали, что у господина Хусейна было две жены? После рождения сиди Касима у госпожи Елены больше не могло быть детей, и тогда эмир взял вторую жену, которая и является матерью сестры сиди. У нас это принято и совершенно не означает, что мужчина при этом разлюбил свою первую жену.

Лорна замерла, в очередной раз осознав, что находится в чужой стране, среди чужих людей, обычаи которых экзотичны ей и чужды. Здесь мужчины могли иметь несколько жен, если хотели… Они не берегли свою любовь лишь для одной – единственной женщины!

Ее охватила дрожь. Отхлебнув кофе, она попыталась согреться, а Кейша в этот момент исчезла, оставив ее одну.

Однако долго пребывать в одиночестве Лорне не пришлось. В комнате неожиданно, словно соткавшись из воздуха, появилась девушка. Она стояла между колоннами, рассматривая Лорну ярко-карими миндалевидными глазами. Эти глаза, опушенные густыми темными ресницами, сияли детским любопытством на золотисто-смуглом личике. Мягкая улыбка открывала безупречные жемчужно-белые зубки, а на скуле темнела маленькая мушка. Складки шелковой одежды лишь подчеркивали стройность ее фигурки.

– Так значит, – девушка рассмеялась тихим серебристым смехом, – вы и есть тот соколок, которого брат принес домой на запястье? – Французские слова она выговаривала с милым легким акцентом. – Слух о ваших волосах цвета меда уже дошел до нас.

– А вы – Тюркейя! – Лорна в свою очередь уставилась на нее, разглядывая ее непривычную внешность. Брови девушки и без того черные, были еще насурьмлены так, что сходились в одну линию над тонким, изящным носиком, а ногти покрыты хной. Она была прелестна, эта юная чаровница!

– Прошу вас, присоединяйтесь, – пригласила Лорна. – Кофе великолепен и еще не остыл.

Тюркейя не заставила себя уговаривать и тут же уселась на диван напротив Лорны, поджав под себя ноги.

– Как же я рада познакомиться с вами! Мне было ужасно любопытно узнать, какая вы в самом деле, но теперь-то я и сама вижу: очень милая.

От такого искреннего дружелюбия Лорна несколько успокоилась и заулыбалась, протягивая девушке чашечку кофе и придвигая печенье.

– Я тоже очень рада познакомится с вами, Тюркейя, – ответила она.

– А правда, что вы проехали с Касимом всю пустыню на его коне? Ведь она такая огромная, неужели вам было ни чуточки не страшно?

– Я люблю пустыню. – Лорна отхлебнула кофе. – И потом, со мною был ваш брат, поэтому я и не боялась. Вот несколько дней назад мы с ним попали в песчаную бурю – тогда было немного страшно, да и то уже после того, как опасность миновала.

– Мужчины, вроде моего брата, обычно не путешествуют в компании женщин. – Тюркейя задумчиво разглядывала Лорну, такую женственную и хрупкую в тонком синем шелке. – Должно быть, он без ума от вас. Брат всегда обожал синий жасмин, а у вас глаза точно такого же оттенка, темно-синие с примесью фиолетового.

– Благодарю вас за эти слова. – Лорна все больше осваивалась и в этой комнате, похожей на шкатулку с драгоценностями, и в обществе этой юной прелестницы.

– А Касим хорошо с вами обращается?

– Да, когда в хорошем настроении. – Ставя чашку на столик, Лорна прикрыла глаза ресницами. – Какой большой у вас дворец! Мне очень хочется осмотреть его, особенно сады; в них, наверное, полным-полно всяких изумительных цветов и чудесных старых фонтанов.

– Пожалуй, уже слишком темно, чтоб рассматривать синий жасмин, а вот понюхать можно. Пойдем те! – Тюркейя вскочила с софы, схватила Лорну за руку и потянула к стеклянным дверям балкона, забранного золоченой сеткой.

В холодеющем вечернем воздухе разливался аромат жасмина. Цветы покрывали стены дома и свешивались с беседок. Лорна, вцепившись в железную решетку, полной грудью вдыхала этот аромат – пьянящий, нежно зовущий. Где-то среди роз и миндаля пела птичка; в чернеющем небе серебряной ладьей плыл молодой месяц, бледным сиянием заливая минареты и купола Сиди-Кебира. Колдовские чары лунной ночи сделали город сказочным…

К радости Лорны примешивалась и легкая тоска, и тайное волнение от того, что ее глаза напоминали Касиму его любимые цветы. И при всем том она не могла не понимать, что ее пребывание здесь, как и этих цветов, не вечно.

– Надеюсь, ваш отец скоро поправится, – обратилась она к Тюркейе. Девушка вздохнула.

– И за него я тревожусь, и за Касима. Брат всегда был ястребом пустыни, а теперь судьба подрезает ему крылья. Боюсь, отец не сможет полностью восстановить свои силы, и Касиму, как единственному сыну, придется принять от него алый плащ.

Лорна непонимающе посмотрела на девушку.

– Алый плащ означает власть над каким-нибудь арабским племенем, – пояснила Тюркейя. – Люди племени саади обожают Касима за красоту и мужество. Он склоняет голову только перед самим эмиром, да и ему не боится в глаза говорить то, что думает.

– У вас очень строгий отец? – нервно спросила Лорна.

– Не всегда. В детстве я пугалась, когда он приходил к матери, убегала и пряталась от него в одном из шкафов. Иногда, в хорошем настроении, он даже искал меня и совал в рот сласти. Отец всегда хотел иметь еще сына, хоть и радовался моей красоте. Будь у Касима брат, все проблемы решились бы и Касим мог бы вести ту жизнь, какую любит. А так… – Тюркейя красноречиво пожала плечами и направилась обратно в комнату, позванивая ножными браслетами. Лорна последовала за ней и, почувствовав прохладу, подошла к жаровне, чтобы погреть руки.

– Как вам нравятся эти покои? – спросила Тюркейя, снова свернувшись в клубок среди вышитых подушек и беря со стола медовое печенье. Обольстительная, и нежная, словно кошечка, она прекрасно дополняла своего блистательного и энергичного сводного брата. Скорее всего, Касиму и в самом деле придется оставить столь любимую им жизнь в пустыне.

Лорна рассматривала инкрустированную мебель, изразцы, покрытые замысловатым узором, изящные светильники.

– Эти покои принадлежали матери Касима? – спросила она, чтобы как-то рассеять легкую грусть, возникшую, несмотря на окружавшее их великолепие, от неизвестно откуда взявшегося ощущения, что госпожа Елена была здесь все-таки не вполне счастлива. Вряд ли ей, европейской женщине, пришлась по вкусу та затворническая жизнь, которую ведут все женщины-мусульманки. Судя по тому, что рассказала об отце Тюркейя, он был весьма властным человеком.

– Да, здесь жила мать Касима. – Тюркейя облизнула сладкие от меда губы. – А моя мать была турчанкой. Похоже, все мужчины нашего рода предпочитают чужеземных женщин.

Встретившись взглядом с лукавыми карими глазами, Лорна с несколько натянутым спокойствием произнесла:

– Надеюсь, вы понимаете, что для вашего брата я – не более чем гостья.

Тюркейя с недоверием и замешательством посмотрела на Лорну:

– Вы так красивы! Неужели он довольствовался лишь вашими совместными прогулками по пустыне? Разве англичанки менее чувствительны, чем другие женщины, к такой красоте и обаянию, как у Касима? На вашем месте многие попытались бы завоевать его сердце.

– Думаю, Тюркейя, его сердце принадлежит одной пустыне.

– А может, Лорна, ваше сердце уже принадлежит Касиму?

– Не скрою, моя британская холодность не устояла перед его обаянием, – призналась Лорна. – Поначалу я считала его деспотом, но потом обнаружила, что он может быть до странности добрым. Всего лишь несколько дней назад Касим бросил вызов песчаной буре, чтобы найти меня, когда я сбежала от него.

– Иногда женщина пытается убежать от своего сердца, от своей любви. – Тюркейя прикрыла глаза длинными ресницами. – А мужчина иногда отступает от того, что кажется ему недоступным.

Пока Лорна обдумывала услышанное, Тюркейя завесила личико полупрозрачной чадрой, словно ей было что скрывать. Неожиданно прелестница, зазвенев ножными браслетами, вскочила с софы и пулей полетела навстречу высокому человеку, как раз входившему в комнату.

Он обнял ее и нежно поцеловал в обе щеки.

– С каждым моим приездом ты становишься все обольстительнее, малышка.

– Касим, какой ты загорелый, красивый! А сильный какой – боюсь, ты меня просто переломаешь!

– Боже мой, дитя, кажется, еще вчера ты играла в прятки в пальмовой роще, и вот уже насурьмила глазки. – Он покачал головой, глядя на нее. – У тебя такая чистая, юная кожа, что косметика лишь портит ее. Лучше смой всю эту краску.

Тюркейя надула губы.

– Ты, братец, слишком долго торчишь в своей пустыне и отстаешь от моды. А здесь, в городе, девушки предпочитают выглядеть шикарно.

– Шикарно? – Касим насмешливо улыбнулся. – Сурьмой, белилами и румянами пользовалась Клеопатра. – Он стер пальцем мушку со скулы Тюркейи. – Сестричка моя, чтобы стать привлекательной, тебе совсем не нужны уловки нильской танцовщицы.

– Как ты жесток, Касим! – Девушка легонько шлепнула его по загорелой щеке. – На месте Лорны я бы тоже сбежала от тебя!

Его глаза, вспыхнувшие было гневом, засияли восторгом при виде Лорны: мерцавшая ткань, в тон глаз, оттеняла светлую матовую кожу и золотые волосы.

– Как там твой отец? – спросила Лорна.

– Похоже, силы к нему возвращаются; он смог поговорить о том, что его беспокоило.

– Ах, Касим, как он хотел, чтобы ты вернулся домой! – Тюркейя погладила брата по широкому плечу. – Ты должен пообещать, что никогда больше не уедешь.

Он смотрел вдаль поверх головы сестры, и Лорна одна заметила тень, набежавшую на его лицо и омрачившую желтоватые глаза. Ее поразило, что Касим мог быть таким грустным. Да, утолить его тоску по пустыне ей вряд ли удастся; именно пустыня его главная любовь, а она, Лорна, – так, всего лишь эпизод в его жизни…

Тюркейя еще около часа развлекала их милым щебетом, а потом ушла, и обедали они вдвоем. Как и в шатре, обед подавал Хасан, вернувшийся в Сиди-Кебир вместе с хозяином.

– Ты уже немного осмотрела дворец? Он тебе понравился? – Касим произносил слова с видимым усилием.

– Дворец словно из «Тысячи и одной ночи», – ответила девушка. – Будь он моим домом, я бы как зеницу ока берегла все эти старинные прелестные вещицы.

Касим бросил быстрый взгляд, но ничего не сказал, и Лорна даже обрадовалась, когда трапеза, наконец, подошла к концу.

– Хочешь подняться на террасу и полюбоваться городом при лунном свете? – Он помог ей встать, и снова Лорне было мучительно-сладко ощутить его близость после целого дня разлуки.

– Очень хочу, – откликнулась она. Продолжая обнимать девушку, он вопросительно глядел в ее глаза.

– Я принесу тебе плащ. Под нашим солнцем очень жарко, а вот при луне холодно.

Затем прошел в соседнюю комнату, а Лорна осталась ждать, полная неуверенности относительно собственной участи. Там, в пустыне, она познала с ним и ад и рай… Но те страдания не могли идти ни в какое сравнение с нынешним мучительным пребыванием в его отчем доме. Лорна огляделась, словно старалась найти стройную женщину, тень которой продолжала витать в этих комнатах, и увидела Касима, подходившего к ней. Он набросил на ее плечи плащ из плотного глянцевитого шелка такого же серебристого оттенка, как и лунный свет, полюбоваться которым и хотел вместе с Лорной.

Через дверь со статуями по бокам они вышли из покоев и по крытой галерее прошли на узкую винтовую лестницу, которая вела на крышу и с которой были видны все тайные закоулки Сиди-Кебира.

Бледный свет молодого месяца, казалось, усиливал ночное безмолвие. Далеко внизу лежали обнесенные стенами садики, и узкие улочки, петляя, спешили к центру города. Воздух был насыщен какими-то пряными ароматами… Откуда-то доносилась арабская мелодия, тоскливая, как, наверное, и тысячу лет назад, и этой своей вневременностью еще более усиливала колдовские чары лунной ночи.

– Небо похоже на черный с серебром гобелен, – прошептала Лорна, под воздействием ночных ароматов и чего-то запретного окончательно утрачивая остатки желания куда-либо убегать от своей любви.

– В твоих волосах запутался лунный свет, – тихо произнес Касим. – Ты тоже часть этого гобелена и этой тайны.

Его дыхание шевелило ей волосы; хотелось положить голову ему на плечо и умолять о взаимной любви.

Если б только он любил ее!.. Какой чудной тогда стала бы ночь, каким безопасным – будущее.

– Завтра я отведу тебя к эмиру. – Рука Касима коснулась ее плеча. – Он пожелал видеть тебя.

Лорна затрепетала от страха. А что если эмир станет высказываться против ее присутствия во дворце? Если все-таки велит Касиму отослать ее? Касим ведь намекал, что этот человек обладает абсолютной властью, да и Тюркейя говорила о нем скорее с преклонением, чем с дочерней любовью.

Взглянув еще раз на залитый лунным светом город, она вспомнила, как сама любила отца. Тот был бы в восторге от такого города, как Сиди-Кебир, и с радостью писал бы его минареты и купала.

Девушка повернулась к Касиму и обратила внимание, что лицо его приняло суровое выражение. На уме у него явно было что-то такое, чего он не хотел говорить.

– Наверное, мне следовало все-таки выбрать возвращение в Ираа, – произнесла она. – Не хочу осложнять тебе жизнь, Касим. Особенно теперь, когда твой отец болен.

– У тебя нежное сердечко, Лорна. – Он обнял ее и прижал к зубчатой стене. – Но я не настолько бессердечен, чтобы отпустить тебя, не возместив убытка за твое похищение и не искупив этот грех.

– Возместить?.. Грех?.. – прошептала Лорна, не понимая, чье сердце так яростно бьется. Даже лучик не мог бы проскользнуть между ними, когда они стояли, тесно прижавшись друг к другу, и ночной ветерок вздымал ее волосы легким облачком.

– Завтра… – Касим не отрываясь смотрел ей в глаза. Завтра ты все узнаешь, малышка.