Текст книги "Доверься, он твой"

17

Да, он нашел, так что первый этап плана развивается как надо. Конечно, она задала ему сто вопросов и дала сто указаний. Она точно помнит. Да-да, помнит, несмотря на всякие сенильные бляшки в мозгу.

– Ты в нем уверен? – спросила она, выслушав выходные данные Вадима Журавлева.

– Не просто уверен, он хорошо проверен. – Краткость ответов всегда импонировала Ксении.

– Сведи ненавязчиво. Если не сойдутся, ищи новый вариант.

– Как скажешь, командир. – Он усмехнулся. – Но они подойдут друг другу еще лучше, чем мы с тобой.

– Что ты имеешь в виду?

– Не только в постели, но и вне ее, – ответил он.

Она засмеялась.

– Мы с тобой подходим и в деле тоже, я надеюсь, – предупредила она его.

– Не сомневайся, Ксюр. – Он назвал ее старым студенческим именем. Тогда охотно болтали о сюрреализме, а Ксения Улановская больше всех. Она и вела себя как «полный сюр».

– Надо же, помнишь, – заметила она. – Начинаем. Но чтобы полный реализм, без сюра.

– Ничего сверхреалистического, – пообещал он. – Молодые люди встретятся, понравятся друг другу. Обещаю.

Ксения улыбнулась. После этого она внимательно всматривалась в Катерину. Она уже знала от Вечного Друга, что Катерина с Вадимом встретились и не разошлись. Она заметила какую-то мягкость в дочери, улыбчивость вместо прежней суровости.

– Подвигается дело? – спросила мать, когда в прошлый раз вышли гулять в поле. Оно цвело, ромашки и колокольчики – хоть на картину Пластова и его современников.

– Да, – сказала она.

– Я вижу в тебе что-то новое, какую-то плавность, – заметила мать.

Катерина улыбнулась:

– Плавность? Но не все же время бежать без оглядки. Да, результаты есть. Хотя бы на тебя посмотреть. Я вижу, тебе лучше.

– И всем, кто тебе обязан, Катерина. Всем лучше. Я вижу твое будущее. – Мать сощурилась. – Каким видела его всегда.

– Всегда? Что же ты видела всегда?

– О-о, успех! Тебя ждет неслыханный, блестящий успех, Катерина. Ради такого успеха и пострадать не грешно, – добавила она.

– Ты о чем? Кто должен страдать?

– Да и ты тоже, – уклончиво ответила Ксения Демьяновна. – Знаешь, я была рада, что ты выбрала химию. Хорошо, что поменяла профиль: лекарственные препараты не чета всякой парфюмерии. – Она скривилась.

– Мама, если бы не твоя болезнь, я бы никогда не вошла в эту сферу.

Мать кивнула:

– Все сошлось так, как надо. Я рада. – Она усмехнулась. Потом быстро переменила тему: – Видишь, среди какой красоты я живу? Цветы, воздух, свобода от всего и никаких забот.

Катерина искоса посмотрела на мать:

– Но болезнь, мама?

– Я ее не чувствую. – Она пожала плечами. – Когда провал, то это уже не я. А после провала – ясность мысли ну просто, просто хрустальная. – Она снова засмеялась.

Она хотела спросить Катерину о личной жизни, но не решилась. Она ничего не знает и не должна знать. Кроме главного: они понравились друг другу. Вечный Друг сообщил.

Катерина уехала в приподнятом настроении, это ясно. Прежде, когда Вадима не было в ее жизни, печаль в глазах стояла такая густая, что Ксения Демьяновна готова была предложить ей закапать хотя бы то лекарство, которое она капала себе – от сухости глаз.

– Не волнуйся обо мне, Катерина. Со мной будет все в порядке.

Теперь пора переходить ко второму этапу.

Она вдохнула густой кисло-сладкий аромат цветов калины, посмотрела на дисплей мобильного телефона. Ранний час, но придется Вечного Друга разбудить. Она не может рисковать: сейчас она в порядке, а кто знает, что будет дальше.

Ксения Демьяновна занесла палец над первой цифрой и вздрогнула. Телефон зазвонил.

– Ты медлишь, – услышала она ясный голос Вечного Друга. – Что-то случилось?

– Нет. – Она улыбнулась. – Я готовилась…

– С каких пор ты к чему-то готовишься? Спонтанность – твоя стихия. Пора начинать второй этап, тебе не кажется?

– Ты считаешь, с первым будет все в порядке? Ты уверен?

– Абсолютно. Наш избранник тоже торопится, он готовится к долгой экспедиции. Он хочет, чтобы его дома ждала жена, понимаешь? Это очень важно для психологического состояния мужчины, для его успеха, черт побери! Ты никогда этого не хотела понять.

Она улыбнулась:

– Мужчины очень, знаешь ли, разные…

– Ты считаешь, мне это никогда не было нужно?

– При том количестве жен, которое у тебя было? Интересно, какую из них ты хотел бы увидеть, вернувшись, мой дорогой Колумб?

– Только одну. – Голос Вечного Друга стал низким, бархатным.

– Ага, потому что она не… Но мы не о том, Вечный Друг. Меня волнует дочь.

– Понимаю.

– И еще – я знаю, что ты придумал, но не опасно ли для больных?

– Нисколько. Они слегка развеются. – Он засмеялся. – Все будет подготовлено в лучшем виде. Твоя Катерина увидит тако-ого Вадима! Ух!

– У него есть веер, как у меня?

– А как же?

– Прощаемся, – сказала она.

– Нет, погоди. Теперь ты должна озаботиться еще кое-чем. Нашей общей темой. Ты понимаешь, о чем я?

– Еще бы нет, – хмыкнула Ксения.

– У меня есть один план…

– Только один? Неужели? – насмешливо бросила она.

– Это у тебя два, но, между прочим, я выполняю оба.

– Но созрели они у меня, – заспорила Ксения.

– Ты помнишь, как я учил тебя играть в подкидного дурака?

– И что?

– Чтобы победить, надо выманить козырного туза.

– Понимаю. Я выманила тебя, поэтому выиграю две партии. Ты скромен, как обычно.

– Разрешаю использовать в новой статье о тонкостях многокровной натуры. В общем, я напомнил тебе о нашей общей проблеме. Думай.

– Хорошо, – согласилась она. – Буду. А теперь пока.

Ксения Демьяновна опустила аппарат в карман халата. За ним, как хвостик, нырнул веер. Вечный Друг хитрый – даже через него поселился в ее жизни.

Она встала, уже слышались голоса в доме. Обитатели просыпались, доктор Верхотин приедет к обеду, он в городе. Сейчас она примет Катеринин порошок, запьет его водой из пластиковой бутылочки. Это вода из местного родника. Кто-то из Москвы, говорил доктор Верхотин, уже интересовался, не хочет ли он запустить линию для разлива этой воды. Профилактической, от болезни Альцгеймера.

Она отправила в рот порошок, вынула из кармана двухсотграммовую пластиковую бутылочку, глотнула. Мысленно проводила внутрь то и другое. Горько во рту. Она поморщилась и глотнула еще. Она спрашивала Катерину, как она додумалась, из чего составить препарат.

– Это вышло с подачи Ольги Петровны.

Ксения Демьяновна усмехнулась. Сама не зная почему, но она ревновала дочь к этой женщине. А когда переселилась сюда по совету Ольги Петровны, то в первое время, пока не привыкла к себе новой и к новому месту, была в ярости. Ну конечно, эта женщина решила устранить ее, чтобы еще больше сблизиться с Катериной!

Позднее доктор Верхотин, с которым она была так же откровенна, как прихожанин со своим духовником, объяснил, что на той стадии болезни, которая у нее была, непременно возникнет враг, на него больной направляет гнев. А на самом деле это гнев против болезни.

Не далее как вчера Ксения Демьяновна сама позвонила Ольге Петровне, поблагодарила ее за доктора Верхотина, за Дом на Каме. Искренне.

18

Катерина, вернувшись от матери, чувствовала себя странно. Мать рассматривала ее как никогда пристально. Прежде она вообще мало ею интересовалась, а на этот раз спросила, как она набрела на соединение, которое стало лекарством.

Набрела, усмехнулась Катерина. Неизвестно, сколько времени билась бы над препаратом, если бы не тот необыкновенный рассвет. Для нее необыкновенный, для других – обычный. Никаких природных явлений официально отмечено не было.

Катерина раскрыла глаза, поморгала, не понимая, снится ей фиолетовое утро или видит его наяву. Она старалась удержать в памяти призрачную картину. Цветочное поле из астр простиралось так далеко, насколько хватало глаз. Катерина шла к нему, но… под ногами внезапно захрустел снег. Цветы на проталинах? Значит, они не астры. Подснежники? Фиолетовые подснежники, уверяла себя она, все быстрее переставляя ноги и слушая хруст льда, затянувшего лужицы.

Она не дошла до них, но открыла глаза. Хруст остался…

Ну конечно, это дворники, шесть часов утра.

Катерина лежала, открыв глаза. Что это были за цветы? Астры весенние, хмыкнула она. Такое может только присниться. Но почему-то приснилось.

Она повернулась на бок, уткнулась носом в подушку, словно опасалась, что мысль ускользнет. «Выдохнется через нос?» – насмешливо спросила себя. Натянула одеяло на голову. А это для того, чтобы не уползла через уши?

Катерина давно не играла с собой, так давно, что почувствовала неловкость. Но это не просто игра, убеждала она себя, это желание отгадать что-то важное, что не дастся на полном серьезе.

В жаркой духоте с ароматом лимона – так пахнет порошок, которым она стирала белье, – Катерина пыталась истолковать сон, который всегда – она в это верила – послание. В нем есть ответ на что-то, о чем неотрывно думала в последнее время.

А она думала только об одном: из чего должна состоять растительная основа для препарата. Она думала об этом за компьютером, читая материалы конференций по своей теме, переливая из пробирок в пробирки лабораторные препараты.

Давно, когда Катерина собиралась работать в парфюмерии, она отмечала все, что может увести ее от чистой синтетики, от химии. Занявшись лекарствами, не сомневалась: ее препарат будет растительным. Не все знают, но она-то не сомневается, что цифра верна: каждый год в мире умирает миллион человек от синтетических лекарств.

В природе есть то, что полезно страдающим болезнью Альцгеймера, думала Катерина. Иначе не лечили бы травами люди друг друга многие тысячи лет.

Катерине стало жарко под теплым одеялом, она отбросила его. Легла на спину, положила ногу на ногу, закинула руки за голову. Она спала в белой пижаме, по штанишкам разбросаны редкие васильки. Цветы. Ну конечно, надо искать цветы. Сон – указание.

Катерина вскочила с кровати, отдернула оранжевую тяжелую занавеску.

– Я всегда чувствую, когда весны становится больше… – сказала вчера Ольга Петровна, когда они болтали с ней по телефону. Она спрашивала про мать, хорошо ли ей. – На Ксению, я думаю, тоже действует весна. Она позвонила, благодарила за доктора Верхотина и Дом на Каме. Такая неожиданность.

Ольга Петровна. Вот кто ей нужен. Прямо сейчас. «Младшая» подруга бабушки, ботаник. Как же она раньше не додумалась?

Катерина быстро пошла к телефону. Часы над столом предупреждали – неприлично рано.

Значит, надо подождать.

Катерина долго стояла под душем, мучительно вспоминая все известные ей весенние цветы. О свойствах многих она знала, но в них нет ничего, что годилось бы для ее препарата.

Она намеренно долго вытиралась оранжевым полотенцем, потом готовила завтрак, тянула время, ковыряла вилкой яркий желток яйца, который поджарила с беконом. Этот запах всегда успокаивал ее, хотя мать говорила, что такая еда вредна для сосудов. Долго и старательно терла тарелку пенистой губкой. Потом трижды ополаскивала ее.

Однажды она пробовала жить в медленном ритме, когда почувствовала, что окончательно загнала себя. Решила отказаться от суеты и беготни. На листе бумаги расписала: стирать белье – в четверг вечером, пылесосить квартиру – вечером в понедельник.

Катерина запрещала себе то и дело смотреть на часы по воскресеньям, а пыталась прислушиваться к своему организму, устремляясь навстречу его желаниям.

Но она не справилась. Честно призналась самой себе, откровенно и быстро. Правильно говорят, самое трудное – это соединить желания и возможности.

От тягучей неспешности она уставала еще больше. Мысли о том, что надо сделать, убегали вперед, накапливались, толпились, возникало чувство вины, которое не могло радовать. Поэтому она снова побежала вперед.

Да почему она должна ждать десяти утра? Кто сказал? Наверняка Ольга Петровна выходит из дома в половине девятого, чтобы с запада Москвы добраться до работы.

В двадцать пять минут девятого Катерина набрала ее номер.

– Ольга Петровна, – протараторила она, поздоровавшись, – я приеду к вам в десять?

– Приезжай, буду рада, – коротко ответила она, ничуть не удивившись.

«Итак, сосредоточься, – приказала она себе, собирая портфель. – Что ты ищешь в растениях? Галантамин. Белый мелкокристаллический порошок, горький на вкус. Он труднорастворим в воде, практически нерастворим в спирте. Но способен сделать то, что нужно больным, – повысить чувствительность организма к ацетилхолину».

Катерина ехала в Ботанический сад через всю Москву, с юго-запада на северо-восток. Она приготовилась к пробкам, и они не разочаровали ее. Но ее зеленый «матиз» так ловко нырял в любой просвет, что крупные джипы терялись от наглости и притормаживали. Они вели себя, как крупные псы на собачьей площадке. Когда под брюхо мастиффа подныривал какой-нибудь японский хин, он долго смотрел ему вслед, не понимая, что это.

В Ботаническом саду она бывала бессчетное число раз. В детстве он казался ей необитаемым лесом, в юности – местом для волнующих прогулок. Но теперь он нужен для самого важного дела. Можно сказать, для дела всей жизни. Она улыбнулась: надо же, сколько пафоса! Но разве это не правда?

Катерина поставила машину перед главным входом и пошла по аллее. Здесь пахло весной так сильно, что закололо ноздри и слегка закружилась голова.

– Профессор Платонова на месте, – сообщил охранник с добродушным лицом. Наверное, оно такое мягкое потому, что перед ним проходит слишком много женщин, подумала Катерина.

Ольга Петровна раскинула руки, привлекла к груди и поцеловала в щеку.

– Рада, рада. Так что ты ищешь? Говори, наведу.

– Галантамин.

– Так-так-так… – Ольга Петровна барабанила по столу розовыми ногтями. – Проверь-ка подснежник Воронова, – сказала она. – Попробуй белоцветник летний. В моей картотеке есть все, ищи. – Ольга Петровна внимательно посмотрела на Катерину и вздохнула: – В общем-то хорошо, что с матерью это случилось уже без Вареньки. – И добавила: – Да, для твоей бабушки это хорошо. Зато тебе, девочка, достается… – Вздохнула и махнула рукой.

Катерина улыбнулась.

– Да я ничего. – Она пожала плечами. – Привыкла.

– Вот именно, – подхватила Ольга Петровна. – Привыкла. Мать, брат Федор. Муж сбежал…

– Я сама ушла, – перебила ее Катерина.

– Если бы он мысленно не сбежал, то… Ладно. – Она прервала себя. – Мужчины редко выносят, когда они не единственный свет в окошке. Каждый хочет быть не лампочкой на столбе, а солнцем, которое способно затмить женщине все.

Катерина засмеялась:

– Как-то вы очень… жарко о них.

– Есть причины. – Ольга Петровна махнула рукой. – Смотрю на внука и удивляюсь. Какая замечательная девочка была его подружка. Но он так начудил, что она почла за благо выйти замуж за сирийца и уехать с ним в Дамаск.

– Ого! – изумилась Катерина.

– В другой мир, на край света, только подальше от нашего красавца. – Ольга Петровна вздохнула. – В общем, ну их. Между прочим, твоя матушка могла бы разложить, что за кровь в нем гуляет. Польская, русская или татарская. – Она улыбнулась. – Приведешь ее в норму – спросим. Ладно, займись цветами. – Указала на стеллаж: он высился от пола до потолка. – Все твое.

Катерина смотрела на старообразные ящики с карточками, скоро таких не останется даже в главной публичной библиотеке. Вместо них – электронный каталог.

– А по какому принципу они… – начала Катерина, но Ольга Петровна ее перебила:

– Не по твоему, это точно. Придется потрудиться. Нужное растение может оказаться в последнем ящике на предпоследнем месте.

– Не важно! – с неожиданным внутренним восторгом отмахнулась Катерина. Да о чем печаль? Здесь… где-то здесь «наполнитель» схемы препарата. Они уже обсудили ее с профессором Назаровым. Он согласился, что главное – найти способ ускорить синтез основного фермента – ацетилхолиэстеразы, который участвует в метаболизме ацетилхолина. Лекарство, которое синтезировали американцы – такрин, – разработано по сходному принципу.

– Галантамин, – говорил он Катерине, – сделает свое дело в профилактике болезни Альцгеймера. Я думаю, от него будет польза для лечения болезни в начальной стадии. Что для нас главное? Сохранить как можно больше нейронов головного мозга. Так что ищем галантамин растительного происхождения…

Катерина бросила на стул портфель, сняла куртку и достала с полки первый картотечный ящик.

Она не поднималась из-за стола, пока наконец Ольга Петровна, которая входила и выходила из кабинета, не встала перед ней.

– Мне все это не нравится, – заявила она.

Катерина вздрогнула от неожиданности.

– Я говорю тебе это как названая бабушка. – Ольга Петровна едва заметно улыбнулась. Катерина подняла голову, но по глазам было ясно: она не здесь, она мысленно перебирает то, что нашла в картотеке.

– Вы что-то сказали? – Катерина заморгала.

– Повторяю: мне это все не нравится. Твоей родной бабушке тоже не понравилось бы.

– А что – все? – не поняла Катерина.

– Как ты живешь, чем живешь, как выглядишь. Ты помнишь, сколько тебе лет?

– Не всегда, – призналась Катерина.

Реальность в облике Ольги Петровны, которая пеклась о ней с не меньшей энергией, чем о своем внуке, явилась перед ней.

– Так вот, дорогая, запомни: чтобы тебе сопутствовал успех, ты не должна забывать, сколько тебе лет. Надо жить в соответствии с возрастом.

– Я живу иначе? – удивилась Катерина, невольно отодвигаясь от стола, словно в нем причина открытого Ольгой Петровной печального несоответствия.

– Она еще спрашивает! – Ольга Петровна всплеснула руками. Серебряные кольца клацнули друг о друга, а браслеты поддержали их глухим стуком. Ольга Петровна любила висюльки, как она называла многочисленные украшения. – Ты давно живешь не по возрасту, – продолжала она. – Из отрочества – во взрослую жизнь. Ты воспитывала Федора. Сама-то понимаешь, что стала ему матерью, а не сестрой?

– Матерью? – удивилась Катерина. – Пожалуй. – Она вспомнила, как отвечала сокурсникам, которые пытались ухаживать за ней: «А ты знаешь, у меня ребенок…» Смеялась, когда они отскакивали как ужаленные. – Пожалуй, – повторила Катерина. Она за Игоря вышла замуж, может быть, еще и потому, что он не испугался. На самом деле, поняла она после, он не поверил, что Федор станет и его ребенком тоже. Он думал, Катерина кокетничает. Она не сказала ему о начинавшейся болезни матери. Нет, она не скрывала, не обманывала, просто не верила, что с матерью слишком серьезно.

– Тебе надо выйти замуж, вот что, – продолжала Ольга Петровна.

– Уже была, – резко перебила ее Катерина и смутилась.

Но Ольга Петровна не обратила внимания на тон. Она привыкла к непочтительной манере внука.

– Тебе надо родить ребенка, – продолжала она.

– Уже воспитала. Сами сказали, я стала Федору матерью, а не сестрой. А сейчас у меня на руках двое.

– О том и речь. Ты состарилась раньше срока. – Ольга Петровна рассердилась.

– Но куда я их дену? – Катерина недоуменно развела руками. Она задала вопрос растерянно, Ольга Петровна подошла совсем близко и взяла ее за плечо.

– Федор – взрослый парень, Катерина. Скажи, он на самом деле хочет в армию или это шутка?

– Сам. Хочет служить на море. Дайвинг, рыбки, а теперь подавайте ему океан.

– Странно слышать, – заметила Ольга Петровна. – При половине якутской крови его должно тянуть в тайгу. Но не важно. На море так на море. Освободит тебя по крайней мере от каждодневных забот. В общем, я сказала то, что думаю о твоей молодой, но немолодой, – она усмехнулась, – жизни. Не обижайся, считай, я исполняю роль твоей бабушки. Она очень огорчилась бы, если бы узнала, что семейные дела портят твою личную жизнь.

– Я… я боюсь… Я должна… Вы понимаете – мама, брат… Я должна все дела довести до конца. Тогда… может быть… – бормотала Катерина.

– А все дела – это что, можно узнать? Хорошо, признание препарата лекарством. Это произойдет скоро при твоем усердии, мозгах и личной заинтересованности. А остальное? Мать, что ли, похоронить? Федора женить? Каковы пределы? – Ноздри Ольги Петровны раздулись. Похоже, вот так она «снимает стружку» с внука.

Катерина вздохнула, сложила руки на груди, потом разняла их, сложила на коленях.

– Пределы, говорите. Они где-то внутри. – Правая рука взлетела, пальцы, сложенные в щепотку, постучали в солнечное сплетение.

– Если ты про душу, – проворчала Ольга Петровна, – то она выше. Вот здесь. – Протянула руку и указательным пальцем ткнула Катерину чуть ниже груди.

– Ой! – Катерина согнулась пополам.

– Там душа. Но если ее закрыть, она тебе ничего не подскажет. Как мысль проникает только в открытый разум, так и чувствам нужна открытая душа. В общем… – Она посмотрела на часы. Маятник неспешно разметал пыль в деревянном ящике, поставленном здесь в далекие советские времена. – Пора закрывать кабинет. Но мы не договорили. А поскольку я исполняю роль твоей бабушки, мы продолжим. Не отвертишься. – Она надела пальто. Катерина смотрела, как она застегивает большие черные пуговицы.

– Какое модное, какое шерстяное! – сказала она восхищенно.

– Нравится пальтишко? – подмигнула Ольга Петровна.

– Оч-чень.

– Мне тоже.

– Бабушка всегда говорила, что вами можно восхищаться.

– Мною?

– Да.

– Это почему же?

– Потому что вы не просто профессор, а вы женщина-профессор.

– Не мужчина, это точно, – засмеялась она. – Недавно остановил гаишник. Посмотрел на документы, потом на меня.

– Вы что-то нарушили? – удивилась Катерина.

– Ага. Не пристегнула ремень. Было жаль вот это пальто мять. Спешила, не сняла за рулем.

– Так что он?

– Отдал обратно, порозовел и сказал: «Поезжайте, фрау».

– Кто?

– А вот то! Фрау, и все тут.

– Если бы он сказал «мадам», я бы еще поняла, – засмеялась Катерина. – Может, он в школе учил немецкий.

– Но даже он оценил – возраст в документах и… на мне! – Ольга Петровна засмеялась. – Я давно вывела для себя формулу: цена одежды должна быть пропорциональна возрасту. Понимаешь? – Катерина подумала, потом кивнула. – Для тебя это пока неактуально. Но для таких, как я, уже закон.

– Трудно выполнить. – Катрина покачала головой.

– А все законы трудно выполнить. Ты подвезешь меня до метро? Мою машину захватил внук.

– Как он в нее влезает? У вас же «микра». Или вы поменяли?

– Все та же. Муж купил такую маленькую специально, чтобы внук не зарился. Но видишь, не помогло. Думаешь, он на ней ездит? Ничего подобного. Он ее расписывает. Новая страсть – аэрография. Что он на ней нарисует, как он ее зарегистрирует в ГИБДД – его проблемы. Но я сегодня снова – пешком.

– Я довезу вас до самого подъезда. – Катерина вскочила, в одно движение натянула куртку.

Ольга Петровна улыбнулась:

– У меня есть еще одна формула, Катерина. Тебе тоже подойдет: никогда не отказывайся от удовольствия. – Подмигнула.

– Не буду, – запоздало пообещала Катерина. Ей и себе. Нет, себе и ей.

Вернувшись домой, то и дело возвращалась к разговору с Ольгой Петровной. Допустим, она согласна с ней, но где тот человек, где тот мужчина, который мог бы стать ее?

Тогда она еще не знала Вадима.